CC BY-NC-ND
63
Риторика
А.В. Топорова
ПОЛИТИКА В ИТАЛЬЯНСКОЙ ПРОПОВЕДИ XIV-XV вв.
В статье анализируется итальянская средневековая проповедь XIV-XV вв. с точки зрения отражения в ней политической действительности. Постепенное проникновение в проповедь жизни эпохи в ее конкретных общественных проявлениях соответствует эволюции самого литературного жанра от регламентированной средневековой «ученой» проповеди, построенной по определенным образцам, к более свободной предренессансной проповеди, рассчитанной на широкую аудиторию. Этот процесс показан на примере творчества трех наиболее крупных итальянских проповедников - Джордано да Пиза, Бернардино да Сиена и Джиро-ламо Савонаролы.
Ключевые слова: Средние века, литература Италии, жанр проповеди, религиозная литература, средневековая поэтика, Джордано да Пиза, Бер-нардино да Сиена, Джироламо Савонарола.
На ранних этапах своего развития средневековая проповедь представляла собой толкование отрывка из Священного Писания, чаще всего читаемых за Литургией Евангелия или Посланий. Она могла быть основана и на ветхозаветных текстах; в любом случае, ее экзегетический характер был определяющим. Первоначально в проповеди рассматривался весь отрывок целиком, интерпретировалась каждая фраза. Этот тип проповеди позже стал называться «древним» (sermo antiquus) в противопоставление «современной» проповеди (sermo modernus), выделявшей один стих из отрывка, так называемую тему, и интерпретировавшей только его; такие проповеди назывались также тематическими, время их расцвета приходится на XII-XIV вв. В Священном Писании рекомендовалось выявлять буквальный и духовный смыслы; последний подразделялся, в свою
© Топорова А.В., 2011
очередь, на аллегорический, нравственный, анагогический смыслы. Кроме того, существовал целый набор указаний относительно приемов построения проповеди, часто весьма детально разработанных и зафиксированных в многочисленных Artes praedicandi, пособиях по искусству сочинения проповедей. Нередко построение проповеди по этим правилам превращалось в самоцель, становилось едва ли не формальным упражнением в ущерб содержательной стороне, что неоднократно отмечали и сами авторы Artes praedicandi (Алан Лилльский, Томас Уэлльский и другие)1, вспоминая прежние проповеди, следовавшие не внешним предписаниям, а внушениям Святого Духа.
Выявление нравственного смысла текста Священного Писания предполагало анализ грехов, в первую очередь наиболее характерных для собравшейся аудитории. Проповедники обращались к рассмотрению современной им жизни, и здесь политика была одной из сфер, поставлявшей немалое количество примеров греховных склонностей и стремлений. Но, как мы увидим, лишь очень постепенно политика как таковая войдет в проповедь, а обличение общечеловеческих грехов перерастет в политическую инвективу. Отметим, что во Франции ситуация была иной: там существовало немало придворных проповедников, политически ангажированных в силу своего положения (ср. Лорана де ла Фэ, страстного приверженца Карла V, или Пьерра О-Беф, убежденного сторонника Иоанна Бесстрашного и духовника Изабеллы Баварской). Известно, что французские короли нередко использовали проповедников как рупор своих идей: так, Иоанн Добрый распространял свои постановления в народе через проповедников, а Филипп Красивый использовал их в своей борьбе против папы Бонифация VIII2. В Италии процесс проникновения политики в проповедь был связан с эволюцией средневековой проповеди от «ученой», произносимой для богословски подготовленных слушателей - клириков и студентов богословских факультетов, к «народной», ориентированной на широкую аудиторию, как правило, городскую.
Начало проповеди на итальянском, народном языке (вольга-ре) связано с именем доминиканского монаха Джордано да Пиза (1260-1311). До него проповеди читались в основном на латыни и уже по этой причине были доступны далеко не всем. Те же странствующие проповедники, доминиканцы и францисканцы в первую очередь, которые обращались к своим слушателям на родном языке, произносили импровизированные проповеди (их описание мы находим, к примеру, в «Цветочках св. Франциска Ассизского»), которые не записывались и, соответственно, не дошли до нас. Удивительным образом не сохранилось ни одной проповеди Доминика,
а от Франциска, помимо нескольких латинских образцов, остались лишь описания его проповедей на вольгаре. Таким образом, Джордано да Пиза считается первым, кто приобщил широкую аудиторию к богатству средневековой богословской мысли и христианской нравственности, преподанной в доступном для восприятия виде и на родном языке.
Политика как таковая не интересует Джордано, его задача ка-техитическая - распространить христианское учение среди довольно невежественной в нравственном отношении публики, а также научить ее этике личного и общественного поведения. В своих проповедях Джордано упоминает самые разные профессиональные категории слушателей (и, как правило, не просто упоминает, а говорит о связи их профессиональной деятельности с христианской нравственностью): судей и адвокатов, врачей, ремесленников (например, представителей цеха шерстянщиков), купцов, ростовщиков, а также мошенников, жонглеров, проституток3. И всех их он стремится сделать единым христианским обществом, своеобразным «градом Божиим», одним телом, глава которого Христос. Христианская идея единства - «Да будут все едино: как Отец, и Сын, и Дух Святый едино суть» (Ин XVlI,21-22) - приобретает у Джордано общественный характер, трактуется в смысле взаимопомощи членов одной коммуны.
Come è bella cosa la cittade bene ordinata, ove sono le molte arti, e catuna per sé, e sono comuni tutte le arti; troppo è grande bellezza; perocché non ci ha arte nulla, che non sia utile; il calzolaio è utile a tutta la cittade, ch'egli calza; il fornaio è utile e necessario, che ti cuoce il pane; il sartore altresi; il cavaliere è utile a tutta la cittade, ché la difende; sicché il bene del calzolaio è del cavaliere, e quello del cavaliere è del calzolaio; ed ancora è più d'altrui l'opera e l'arte sua, che di sé4 (Сколь прекрасен хорошо устроенный город со множеством цехов, каждый из них сам по себе и все они вместе; большая в этом красота, потому что нет ни одного цеха, который не был бы полезным; сапожник полезен всему городу, который он обувает; булочник полезен и необходим, он печет тебе хлеб; так же и портной; рыцарь полезен всему городу, потому что он защищает его; поэтому благо сапожника есть и благо рыцаря, а благо рыцаря есть и благо сапожника; его дело и ремесло более принадлежит другим, чем ему самому).
В той же перспективе трактует Джордано и тему мести. Распространенная и едва ли не узаконенная практика мстить своим политическим врагам подвергается резкой критике проповедника, ратующего за единство, понимаемое и как христианский идеал, и как аристотелевско-томистское «общественное благо» (bene comune);
при этом конкретные политические обстоятельства его совсем не интересуют.
Or noi avemo trovati uomini, che sono di parte Guelfi e Ghibellini, che vorrebbe volentieri, se potesse, a un tratto uccidere tutti gli uomini dell'altra parte: tutti gli ucciderebbe a un tratto se potesse. Or che mente pessima è questa? Or è mente di nullo demonio più pessima? Più pessimi sono, che demonj. Che peccato è questo di costui? Quanti peccati avrà colui, che sarà stato talotta dieci anni e più in odio del nemici suo, che non ha pensato altro, né di né notte, se non com'egli l'uccida: e sarà stato in quest'odio molto tempo. Quanta colpa hae costui! Quanta pena hae meritato il cattivo! Tutta la vita sua è peccato5 (Мы встречали людей из партий гвельфов и гибеллинов, которые охотно убили бы, если бы имели возможность, людей из другой партии: всех бы разом убили, если бы могли. Что за ужасное намерение? Бывает ли бесовское намерение хуже? Сколько грехов у того, кто в течение десяти лет и более ненавидит своего врага, так что не думает ни о чем другом, ни днем ни ночью, как только бы убить его: и в такой ненависти он пребывает длительное время. Какова же его вина! Какое наказание заработал этот злой человек! Вся его жизнь - грех).
Вспомним, что и Данте помещает сеятелей гражданских раздоров в девятую щель восьмого круга ада, то есть довольно глубоко. Месть, согласно Джордано, нужно передать в руки властей или в Божии, так как человек может ошибаться, а в ярости ответить на слово ударом ножа. Джордано клеймит пороки, препятствующие мирному сосуществованию людей, вносящие разлад и разделение в общество: таковы гордость, жажда власти и обогащения, стремление к почестям и славе. Он неустанно призывает к прощению врагов и примирению, одновременно указывая на пользу для души враждующих и на общественное благо.
E pero amando il nemico è segno di somma perfezione e di grande amore. L'altro prode e merito si è ch'aiuta la comunitade e 'l bene comune. Più è da amare il bene ch'è comune a tutti, che quello ch'è pur speziale d'alcuno. Questo coman-damento è un bene comune di tutti: in su la nave sono le genti tutte concordate e non ci ha discordia, pero ch'è mistieri che catuno aiuti, che se la nave andasse male, tutti perirebbono6 (Любовь к врагам - это знак высшего совершенства и великой любви. Другая польза и заслуга заключается в том, что она помогает коммуне и общественному благу. Следует более любить благо, общее для всех, чем то, которое касается кого-то одного. Эта заповедь является благом, общим для всех: на корабле все люди пребывают в согласии и нет там разногласий, ибо подобает, чтобы каждый помогал, ведь если с кораблем случится беда, погибнут все).
Словом, политика входит в проповеди Джордано да Пиза весьма опосредованно, общественные нестроения слабым отголоском звучат в его выступлениях.
С течением времени политические проблемы начинают все более настойчиво проникать в проповедь, а проповедников призывают на помощь в качестве миротворцев. Так, в 1427 г. папа римский Мартин V, бывший епископ Сиены кардинал Антонио Казини и правительство Сиены приглашают известного проповедника Бер-нардино да Сиена прочитать цикл проповедей в родном городе с целью примирения враждующих горожан. Надо сказать, что история Сиены представляет собой вереницу непрекращающихся столкновений между разными партиями («monti»), которых в Сиене насчитывалось пять и которые были абсолютно неспособны к мирному сосуществованию. Это периодически приводило к смене городского совета и изгнанию части горожан. Порой враждующие стороны использовали в своих интересах внешние силы, что сопровождалось восстанием в городе и гражданскими распрями. И во многих других городах ситуация была не лучше. Бернардино да Сиена незамедлительно прибыл на помощь и в течение сорока пяти дней увещевал своих сограждан в проповедях, а также отдельно выступил перед членами правительства. Результатом его деятельности стало решение правительства установить «мир и единство» («pacem et unio-nem»). В 1444 г. собрат Бернардино по ордену Джакомо делле Марке помог установить гражданский мир в Терни. Своими проповедями он подготовил горожан к примирению, одновременно он участвовал в заседаниях городского совета, где обсуждались конкретные шаги по примирению враждующих сторон; кроме того, он создал широкую сеть так называемых «миротворцев» («patieri»), которые должны были вести агитацию среди разных слоев населения. Известно также, что ранее он сам выступал в роли такого «миротворца» в Риети. Другой францисканский проповедник Альберто да Сартеано в1438 г. был призван для установления мира в Брешию, где в 1422 г. уже примирял горожан Бернардино. Известно, что францисканец Роберто Караччоло да Лечче прибегал в своей миротворческой деятельности не только к проповедям, переговорам, избранию «миротворцев» из числа горожан, но и к наглядным способам воздействия на слушателей: проповедуя мир, он выставлял перед аудиторией распятие, и люди, зажженные пламенными призывами проповедника, оглашали площадь воплями к Богу о милосердии и помощи7.
Однако, несмотря на прямое участие проповедников в миротворческом процессе, в самих проповедях политика, хоть и становится частой темой, трактуется весьма осторожно и абстрактно. Ярким примером служат проповеди Бернардино да Сиена. Талант-
ливый проповедник, уже современниками воспринимаемый как новатор, Бернардино существенно трансформировал традиционную проповедь, еще более приспособив ее к нуждам слушателей. Он значительно упростил ее формальную структуру (не отказываясь при этом от схоластических образцов, предлагаемых в Artes praedi-candi), а также расширил ее содержательные рамки: если ранее проповедь ориентировалась, как правило, на евангельскую «тему», то Бернардино заявил, что проповедовать Евангелие значит говорить о насущных проблемах, о том, что может принести пользу душе; он сам выбирал те цитаты из Священного Писания, которые подходили к рассматриваемой им проблеме.
Касаясь в своих проповедях политики, Бернардино продолжает оставаться проповедником и не становится политиком. Он никогда не дает конкретных политических советов, все его рекомендации, касающиеся политических ситуаций, лежат в сфере нравственности. Участвуя в процессе примирения враждующих партий, он добивается, прежде всего, умирения сердец, водворения мира в душах горожан, а уже как следствие этого - в самом городе. Кроме того, несмотря на видимый успех своей миротворческой деятельности, Бернардино не обольщается относительно долговечности этого мира и своих возможностей решительным образом повлиять на закоренелых политических врагов.
Pazzarone, che per tal pazzia egli rompe il capo a sé e anco a tutti i suoi! Che per certo se io fussi imperadore... Doh! 1о so' bene ... ma elli mi manca la bacchetta. Oh! Io li farei da questo peccato levare8 (Безумец тот, кто из-за такого безумия готов расшибить голову себя, а также всем своим! Если бы я был императором. Ух! я бы хорошо. но у меня нет волшебной палочки. О, я заставил бы их отвернуться от этого греха).
В другом месте он говорит о необходимости постепенного и продолжительного воздействия на слушателей.
E pero dico, che uno che subito comincia con uno fervore grandissimo a far bene, e mettesi a ogni gran fatto per amor di Cristo; e un altro comincia a fare bene, a poco a poco va crescendo di bene in meglio; io ho più fede in costui che va a poco a poco, a passo a passo di bene in meglio, che in colui che subito salto in ogni gran fatto9 (Говорю вам, что один начинает делать доброе дело сразу же и с великим рвением, и из любви к Христу вмешивается в любое большое дело; а другой начинает делать доброе дело, потихоньку возрастая от хорошего к лучшему; я больше доверяю тому, кто действует постепенно, шаг за шагом переходя от хорошего к лучшему, чем тому, кто сразу же взялся за большое дело).
Бернардино пытается убедить сиенцев в преимуществах мира, дарующего горожанам покой, материальное благополучие, а также Царство Небесное («se cosi sarete rapacificati insieme, voi arete la pace qui in terra, e di la l'arete poi in gloria»10), и не скупится на угрозы в случае упорства во вражде: сиенцы утратят материальные блага, их город будет разорен, жены и дочери подвергнуты насилию, дети убиты, отец станет врагом сыну, сын - отцу, брат брату11. В целом спокойный и уравновешенный в своих суждениях, Бернардино становится резким и бескомпромиссным, когда речь заходит о приверженцах разных партий. Он пытается внушить своей аудитории, что раздоры ведут к погибели.
Chi consente d'essere di parte o ghibellino o guelfo, s'elli muore con quella parte, perduto e. Sicondo. Chi confessa colla bocca d'essere o guelfo o ghibellino, e con essa parte muore, dannato e. Terzo. Chi con operazione ha tenuto e tiene parte o guelfa o ghibellina, a casa del diavolo va, se cosi muore12 (Кто принадлежит к партии гибеллинов или гвельфов, и умрет, находясь в этой партии, он погиб. Второе. Кто исповедует устами свою принадлежность к гвельфам или гибеллинам, и умрет, принадлежа этой партии, тот осужден. Третье. Кто делом принадлежал или принадлежит гвельфской или гибеллинской партии, отправится к дьяволу, если умрет в таком состоянии).
Он буквально заклинает прекратить распри, простить друг друга, научиться любить, а не ненавидеть ближнего.
E pero a tutti voi dico: non allargate le vostre mani a opera di sangue; non allargate, ma piü tosto perdonate, perdonate! O, a chi dico io, perdonate? Io dico a te - A chi? -A te. A chi dico io? A colui e a colui e a colui. A chi? - A quello e a quell'altro, e non voliate succhiare el sangue l'uno dell' altro. Non fate contra al comandamento, cioe ognuno ami el prossimo. E chi e il prossimo? Tutti siamo prossimi l'uno dell'altro13 (Всем вам говорю: не поднимайте рук ваших на кровавые дела; не поднимайте, но скорее прощайте, прощайте! О, кому говорю я «прощайте»? Я говорю тебе. - Кому? - Тебе. Кому говорю я это? Ему и ему, и ему. Кому? - Этому и тому, и еще тому. Кому? - Тому и другому, не пейте кровь друг у друга. Не нарушайте заповеди, т. е. чтобы каждый любил ближнего. А кто есть ближний? Мы все ближние друг другу).
Бернардино видит причину политических разделений в глупости («безумие» - так обозначает проповедник чаще всего это явление), злобе, взаимной ненависти. Он предостерегает сиенцев от мести и с ужасом рассказывает им, что слышал о матерях, влагающих в руки своих маленьких сыновей копья, чтобы те отомстили за отцов.
Он отдельно обращается к женщинам, призывая их помочь примирить своих мужей и удержать их от необдуманных действий. Он приводит в пример города, где нет политических разделений (Венеция) или где удалось установить мир (Крема); умоляет внять его словам. При этом главным остается душевный мир, чистота помыслов. В конкретные обстоятельства политических разногласий Бер-нардино принципиально не вникает, считая их несущественными по сравнению с заповедью о любви к ближнему. В этом отношении характерен пример, который он приводит в одной из своих миротворческих проповедей14: сиенские изгнанники встречают по дороге в Пизу почитавшегося святым сиенского францисканца Пьера Пет-тинайо и спрашивают его, когда они вновь вернутся в родной город, ожидая от него пророчества. Он же отвечает им, что они вернутся, когда очистятся от своих грехов, а грехи противоположной партии умножатся; но они вновь будут изгнаны, предостерегает их святой, если вернутся к своим грехам. Политический конфликт рассматривается в нравственной перспективе.
Такая позиция характерна не только для Бернардино. Его современник доминиканец Дж. Доминичи, хотя и позволяет себе более резкие обличения и прямые выпады в адрес правителей Флоренции, былую славу и величие которой он весьма ценит -
O riguarda, come sono fatti i principi tuoi, co loro che sono posti al govemo deg-li altri, poni mente come sono fedeli della república! E si sono accompagnati co' ladri a rubare; et non che guardi, ma dicie: va, ruba, none avere paura, ch'io me ne starô teco a parte e aiuterotti, per empiermi la borsa < . > E sono lupi et non principi! La loro intenzione è spargere sangue giusto! Ladri! Et none altrimenti fatto il popolo che principi"15 (Посмотри, каковы твои правители, те, кто поставлен править другими, подумай, верны ли они республике! Они окружены грабителями; и они не то что смотрят на это, но говорят: иди, кради, не бойся, я буду рядом с тобой и помогу тебе, чтобы и мне наполнить кошель <...> Это волки, а не правители! Их намерение - проливать праведную кровь! Грабители! И народ такой же, как и правители)
- тем не менее действует в том же ключе: главное - исправление пороков, искоренение грехов, душевный мир, когда это будет достигнуто, будут решены и политические проблемы. Как мы видим, в первой половине XV в. проповедничество становится, пользуясь выражением Эрве Мартена, «социально признанной профессией»16, однако сами проповедники предпочитают не углубляться в политику как таковую, ограничиваясь нравственной оценкой тех или иных событий. Только в конце века проповедник и политик максимально сближаются в фигуре Джироламо Савонаролы.
Монах-доминиканец, настоятель флорентийского монастыря Сан-Марко, Савонарола сумел стать фактическим правителем Флоренции, человеком, определившим ее политическое устройство, духовным отцом Флорентийской республики, диктовавшим законы и контролировавшим образ жизни граждан. И добился он этого благодаря своим проповедям. Для Савонаролы проповедник -это пророк, возвещающий волю Божию и обличающий грехи современников. В Рождественской проповеди 1493 г. он уподобляет себя граду, побивающему всякого, кто находится на открытом месте, и именно в этом видит он свою задачу. Его инвективы направлены, прежде всего, против церковных иерархов, влекущих к погибели свою паству, против их лицемерия, развращенности, сребролюбия, нечестия, и, одновременно, против политики Медичи, приведшей Флоренцию к нравственному упадку - эти мотивы в полной мере звучат уже в великопостном цикле проповедей на книгу Бытия 1492 г., прочитанных в церкви Сан Лоренцо. Савонарола ощущает свое родство с ветхозаветными пророками (характерно, что он избирает для толкования именно ветхозаветные книги пророков) и, подобно им, грозит своим согражданам бедами и наказаниями, если они не одумаются: в одной из проповедей этого же цикла он говорит о своем видении «меча Господня», нависшего над Италией. В том же году последовало три смерти - Лоренцо Медичи, папы Римского и Неаполитанского короля (а в 1494 г. в Италию вторглись войска французского короля Карла VIII) - что современники Савонаролы оценили как исполнение его пророчества. Своим видениям и снам Савонарола, подобно пророкам, придавал исключительное значение и делал их содержанием проповедей.
Я видел черный крест, воздвигшийся над Вавилоном - Римом, на каковом кресте было написано: Гнев Господень. Дождем падали мечи, ножи, копья и другое оружие, шел град, летели камни с бурей и молнией удивительными и страшными. Стояла тьма и мрак. Затем увидел я другой крест, золотой, от неба достигавший даже до земли над Иерусалимом. На нем было написано: Милосердие Божие. На небе было ясно, светло, чисто. На основании этого видения я говорю тебе, что Церковь Божия должна обновиться и обновиться скоро, ибо Господь разгневан17.
Свои пророчества о судьбах Италии Савонарола считает выражением воли Божией, поэтому даже папский запрет на публичные выступления не способен заставить замолкнуть того, кто поставлен на это служение Богом: «...я заявляю, что я послан от Бога. Мы будем проповедовать, будем бороться со всем миром и, во что бы то ни стало, одержим победу»18.
Не случайно, что и свои политические взгляды Савонарола подробно излагает в проповедях. По сути дела, его проповеди представляют собой не столько толкование текста Священного Писания, сколько изложение собственных мыслей, подкрепление которым он находит в Священном Писании. При этом Савонарола пренебрегает формальными предписаниями Artes praedicandi, подчиняя структуру проповеди лишь развитию своей мысли. В отличие от своих предшественников он предельно конкретен. Обличая правителей Флоренции и тиранию в целом (девятая проповедь на книгу пророка Амоса), Савонарола не ограничивается общими замечаниями о необходимости очиститься от грехов, принести покаяние и изменить свою жизнь (хотя он и подчеркивает, что сохранить политическую свободу можно только освободившись от греха), он пункт за пунктом анализирует особенности тиранического режима. Политическая тирания является прямым следствием личной безнравственности правителя. Корни тирании Савонарола видит в гордости, стремлении к наслаждениям и материальным благам, сладострастии. Здесь он близок Бернардино да Сиена и Джованни Доминичи, но если те останавливались на этих общих заявлениях, то Савонарола раскрывает их: тиран, вместо того чтобы быть защитником вдов и сирот, обкрадывает их, он стремится к роскоши, к приобретению красивых домов и садов и для этого обворовывает общественные учреждения или путем политических интриг конфискует приглянувшиеся ему имения у их владельцев, а их самих подвергает изгнанию, заключению. Тиран воспитывает в своих подчиненных подобострастие, подозрительность, доносительство, играет на пороках своих подданных. Ему свойственно лицемерие: он может притворяться благодушным, вынашивая самые коварные планы. В начале этой проповеди Савонарола отмечает, что цель хорошего правительства - это мир и единство, прежде всего единство душ. Иногда, замечает он, хорошо иметь одного правителя, но если он порочен и его правление может перерасти в тиранию, то лучше избрать правительство, состоящее из нескольких достойных людей. А в заключение проповеди Савонарола призывает ответственно и в молитвенном духе подойти к приближающимся выборам и избрать достойных членов правительства. Трудно сказать, чем эта проповедь является в большей степени - политическим выступлением или действительно религиозной проповедью.
Программа политического устройства Флорентийской республики также изложена Савонаролой в проповедях на книгу пророка Аггея. Аггей, как известно, пророчески возвещал восстановление Иерусалима; Савонарола заботится о нравственном и политическом восстановлении Флоренции19. С одной стороны, заботясь о
душах флорентийцев, Савонарола способствует принятию законов против ростовщиков, содомитов, приверженцев азартных игр; он не безуспешно проповедует пост, молитву, посещение церкви. Следуя его внушениям, женщины воздерживаются от богатых нарядов и излишних украшений, горожане устраивают так называемые костры тщеславия («roghi di vanità»), где сжигаются некоторые светские книги, пышная одежда, игральные карты и т. п. С другой стороны, достигший необычайного влияния на народ проповедник добивается политических решений: принятия республиканской конституции по образцу венецианской, создания Большого Совета, наделенного широкими полномочиями, и Совета восьмидесяти, отмены закона о шести черных бобах, дававшего право казнить человека на основании шести голосов членов городского совета, поданных против него (мощный способ уничтожения оппозиции); замены поземельного налога подоходным, основания заемного банка.
Разумеется, Савонарола - фигура уникальная; проповедник и политик одновременно, он добился того, что редко удавалось и тем и другим - нравственного и государственного преобразования Флоренции. Его идея теократического государства, глава которого Христос, а он, Савонарола, Его пророк, хоть и очень ненадолго, но была воплощена в действительность. Конец Савонаролы - его гибель от рук политических врагов и при участии бывших приверженцев -вполне закономерен, но не отменяет достигнутых результатов.
Сопоставляя трех проповедников - Джордано да Пиза, Бернар-дино да Сиена и Джироламо Савонаролу - мы видим, что по мере приближения к Возрождению и формирования ренессансного мировосприятия политика (как и внешняя жизнь в целом) все более проникает в проповедь, проповедь секуляризируется, порой утрачивая свои характерные жанровые особенности, а статус проповедника и политика опасно сближаются.
Примечания
1 Roth D. Die mittelalterliche Predigttheorie und das Manuale Curatorum des Johann Ulrich Surgant. Basel; Stuttgart [Baseler Beiträge zur Geschichtswissenschaft. Bd. 58], 1956. 394 S.
2 Martin H. Le métier de prédicateur en France septentrionale à la fin du moyen âge (1350-1520). P.: Les Ed. du Cerf, 1988. P. 29, 537.
3 Iannella C. Giordano da Pisa. Etica urbana e forme della società. Pisa: ETS, 1999. 235 p.
4 Prediche del B. Giordano da Rivalto recitate in Firenze dal MCCCIII al MCCCVI. A cura di D. Moreni. Firenze, 1831. V. 2. P. 80.
5 Цит. по: Iannella C. Op. cit. P. 78.
6 Giordano da Pisa. Quaresimale fiorentino 1305-1306. Ed. critica a cura di C. Delcorno. Firenze: Sansoni, 1974. P. 73.
7 Polecritti C.L. Preaching Peace in Renaissance Italy. Bernardino of Siena and His Audience. Washington: The Catholic University of America Press, 2000. P. 103-108.
8 Bernardino da Siena. Prediche volgari sul Campo di Siena 1427. A cura di C. Delcorno. Milano: Rusconi, 1989. V. 1. P. 661.
9 Ibid. V. I. P. 416.
10 Ibid. V. II. P. 1270.
11 Ibid. V. I. P. 199-200, 216.
12 Ibid. V. I. P. 347.
13 Ibid. V. I. P. 272.
14 Ibid. V. I. P. 494-495.
15 Nirit Debby B.A. Renaissance Florence in the Rhetoric of two popular preachers: Giovanni Dominici (1356-1419) and Bernardino of Siena (13801444). Turnhout: Brepols, 2001. P. 241, 242.
16 Martin H. Op. cit. P. 37.
17 Виллари П. Джироламо Савонарола и его время. М.: Аст, 1995. Т. 2. С. 225.
18 Там же. С. 275.
19 OldH.O. The Reading and Preaching of the Scriptures. Grand Rapids: Ferdmans, 1998. V. 3. P. 575.
