CC BY
510
УДК 94(47+574)«1923/1936»:323.1
С.Ш. Казиев
Политика коренизации и проблемы межэтнического доверия
в Казахстане (1923-1936 гг.)
В статье речь идет о политике коренизации в Казахстане и ее влиянии на урегулирование межэтнических отношений. Автор придерживается мнения, что коренизация была частью интегративной стратегии национального строительства, направленной на выравнивание социального и культурного уровня развития советских народов и формирования на основе классовой солидарности сообщества социалистических наций.
This article is devoted to the policy of indigenization in Kazakhstan and its influence on the settlement of inter-ethnic relations. The author takes the view that indigenization was a part of an integrative strategy of nation-building, aimed at leveling social and cultural levels of development of the Soviet people and the formation of the community of socialist nations on the basis of class solidarity.
Ключевые слова: коренизация, национальное строительство, Советское государство, Сталин, шовинизм, национализм, русские, казахи.
Key words: indigenization, nation-building, the Soviet state, Stalin, chauvinism, nationalism, the Russians, the Kazakh.
Проблемы формирования межэтнического доверия занимают значительное место в обеспечении стабильного развития демократических обществ. Для современного Казахстана весьма важно восстановить доверие в межэтнических отношениях и к национальному государству в общегражданском его понимании. В этой связи актуально изучение опыта политики коренизации в Казахстане (19231936), в ходе осуществления которой были проведены мероприятия, обеспечившие интеграцию казахов в создаваемое советское сообщество наций, и созданы предпосылки для развития межэтнического доверия между казахским и русским населением.
В дореволюционном Казахстане широкомасштабное крестьянское переселение и практика земельных изъятий у казахского населения вызывала острые межэтнические конфликты, вела к росту отчуждения и враждебности к официальной власти, попирающей прежний социальный порядок, и русским переселенцам, отнимающим отцовскую землю. Победившие в ходе Гражданской войны большевики предложили национальным меньшинствам новую политику, основанную на доверии и классовой солидарности. М.Н. Губогло обращает внимание на решение Х съезда РКП(б), под-
© Казиев С.Ш., 2014
нявшее проблему завоевания доверия трудящихся разных наций как важную составляющую часть национальной политики [2, с. 7-8]. Борьба за доверие народов страны предполагала ликвидацию фактического и юридического неравенства через помощь отсталым народам бывших окраин империи, которые по мере их социального и культурного прогресса должны были интегрироваться в сообщество советских этнических наций. В этом заключалось фундаментальное отличие советской национальной политики от колониальной политики европейских держав. А. Моррисоном подмечено, что в европейских колониальных империях интегративная стратегия, предполагавшая введение правового и политического равенства жителей метрополии, европейских поселенцев и коренных жителей колониальных владений, считалась химерой. Возможность интеграции допускалась только в отношении европейских переселенцев и жителей «материнской» метрополии, как в случае с алжирскими французами или белыми Южной Африки и Австралии [20, р. 332-333].
В исторической науке существуют различные трактовки национальной политики Советского государства в целом и политики коре-низации в частности. В зарубежной историографии коренизация представляется преимущественно инструментом завоевания доверия национальных меньшинств и зачастую сводится к нативизации или индигенизации управленческого аппарата [13, с. 274; 22, р. 206]. Отождествив коренизацию с индигенизацией (нативизацией) можно говорить о создании большевиками основ современных этнократий. На наш взгляд, подобные отождествления, как и сведение исторического прошлого страны к истории тоталитаризма, не учитывают особенностей исторической ситуации того времени. Д. Хоскинг, исследовав национальную политику Советского государства, характеризует коренизацию как покровительственную программу действий по отношению к нерусским народам: «Советский Союз стал первой империей, построенной на принципиально новом отношении государственной власти к национальным меньшинствам. Политика ко-ренизации, систематически проводившаяся в 1920-е годы и чуть менее последовательно осуществлявшаяся до самого завершения советского этапа истории России, не имела аналогов в мире того времени. Эта политическая практика предполагала, что каждая народность обладает правом развивать себя в культурном, экономическом, управленческом смысле» [17].
В перестроечной и постсоветской историографии коренизацию зачастую отождествляли с практикой этнизации управленческого аппарата и наиболее престижных социальных «ниш» более поздне-
го периода последних двух десятилетий существования Советского Союза [3, 1998, с. 211, 338; 16, с. 22; 18, с. 216].
На наш взгляд, сведение коренизации только к созданию местных управленческих кадров и расширение временных рамок ее проведения на весь послевоенный период несколько некорректно с позиций историзма. Коренизация, по нашему мнению, не выходила за рамки советской национальной политики 1920-1930-х гг., направленной на ликвидацию фактического и правового неравенства народов СССР. Политика коренизации предполагала не только создание национальных кадров, но и продвижение языков титульных наций в официальное делопроизводство, коренизацию производства и образования. Коренизация способствовала реализации конечных целей советской национальной политики, заключавшихся в окончательном решении национального вопроса и интеграции всех народов страны на новом качественном уровне.
Политические цели политики коренизации были определены на Х11 съезде партии в 1923 г., на котором широко обсуждались национальные проблемы. Поставленная на съезде задача фактического выравнивания уровней развития народов и устранение их хозяйственного, культурного и политического неравенства потребовала «создания дешевого и действительного нового, действительно социалистического аппарата» [7, с. 86]. Тем самым на начальной стадии коренизация действительно начиналась как кадровая политика, преследующая цель индигенизации управленческого аппарата. По мере развертывания коренизации аппарата возникали проблемы коренизации производства и системы образования. В целом решения Х и Х11 съездов партии определили общую направленность национальной политики Советского государства в 1920-е гг., предполагавшей компромиссы с национальными элитами. Дж. Смит считает, что 1920-е гг. были временем максимального учета Москвой интересов национальных меньшинств и высокого уровня полномочий республиканских властей [15, с. 317-318].
Отсчет коренизации в Казахстане начинается с принятия 22 ноября 1923 г. декрета КазЦИК о введении делопроизводства на казахском языке. Согласно графику с января по июль 1924 г. все официальное делопроизводство в казахских волостях должно было быть переведено на родной язык. С целью контроля над проведением коренизации был создан специальный орган - Комиссия при КазЦИК по коренизации. С конца 1923 г. начали деятельность губернские и уездные подразделения республиканской Комиссии по коренизации.
Политика коренизации предусматривала проведение в жизнь комплекса мер, предназначенных для привлечения казахов в госу-
дарственное управление, модернизации социальной структуры этноса через формирование кадров индустриальных работников. На первом этапе (1923-1926) главной задачей ставилась коренизация управленческого аппарата, проводившаяся методом процентной нормы, предполагавшим проведение практики позитивной дискриминации русского населения.
Краевое руководство столкнулось с отсутствием в республике значительной прослойки европейски образованных и идеологически устойчивых кадров, с массовой неграмотностью казахского населения. Подготовка кадров велась в профессиональных учебных заведениях. В 1925 г. в республике насчитывалось 42 средних учебных заведения, в которых обучалось 1790 казахов [8, с. 263-264]. Ускоренными темпами рекрутировались казахи в ряды республиканской партийной организации. В 1922 г. численность казахских коммунистов составляла 1481 чел. (8,9 % от общей численности партийцев), с 1924 по 1 января 1926 г. численность казахских коммунистов выросла в семь раз, с 1 539 до 11 634 чел. Большая часть новых коммунистов была малообразованной. На 1 января 1926 г. из 11 634 казахов - членов партии 4 432 были азбучно неграмотны (38 %), из 6 225 партийцев из числа национальных меньшинств азбучно неграмотны были 1 471 человек. Из 15.399 русских коммунистов неграмотны были только 631 чел. (4 %) [14. Д. 3. Л. 13-14].
Работникам европейских национальностей не вменялось в обязанность знание казахского языка. Юридический «пробел» позволял многим руководителям обходить грозные директивы «сверху». Политика позитивной дискриминации вызывала недоумение и сопротивление не только «европейских» ответработников, но и широких слоев русского населения, переносивших неприязнь и обиды на титульное население. На местах имело место игнорирование требований республиканского руководства. В Семипалатинске местный
и и ^ \ / и и
районный руководитель открыто объявил: «У нас русский район, поэтому на решения Казакской конференции не заостряли внимание» [14. Д. 17. Л. 30].
Коренизация проходила первоначально успешно лишь на уровне республиканского аппарата. К концу первого этапа корени-зации представительство казахов на всех уровнях партийно-государственного аппарата было значительно ниже, чем планировалось. На начало 1926 г. среди руководителей различного уровня республиканских организаций казахи составляли 40,2 %, губернских -22,6 % и уездных - 48,7 %. Среди служащих, имеющих высокий уровень образования и квалификации (инструкторов и инженеров), казахов было значительно меньше: в краевых организациях - 16,4 и 5,4 % соответственно; губернских - 16,2 и 4,4 %. Значительно выше
было представительство казахов среди служащих, имеющих низкий уровень квалификации - сторожей, уборщиц и кучеров. В краевых органах власти они занимали 25,8 % штата служащих, в губернских -11,8 % и уездных - 35,7 %. Желаемого уровня коренизации удалось достичь лишь в высшем руководящем звене. На 1 января 1926 г. в Президиуме КазЦИК работало 12 казахов, 2 русских, 1 каракалпак и
I узбек. В республиканском СНК на руководящих постах находились
II казахов и 5 представителей неказахского населения. В составе руководителей республиканских хозяйственных органов представительство было иным - 8 из 16 чел. руководителями были русскими по национальности. На 1 января 1925 г. по данным КазЦИК наибольшее представительство казахов было в Наркомате просвещения (28 %), социального обеспечения (27,7 %), Наркомате РКИ (20 %) и Наркомате юстиции (17,5 %). Меньше всего были коренизи-рованы Народный комиссариат труда (7 %), внутренних дел (6 %), Казцентрсовнархоз (6 %), Наркомат здравоохранения (4 %), Казво-енкомат (4 %), Уполнаркомвнутрторг (2,5 %), Казстатуправление (1,5 %) и Наркомат финансов (0 %) [1, с. 131].
В 1926 г. в политику коренизации были внесены изменения, заключавшиеся в переходе от процентной коренизации к функциональной. 20 мая 1926 г. Президиум КазЦИК осудил процентную коренизацию и ликвидировал комиссию по коренизации с передачей дел в Наркомат РКИ. Голощекин настаивал на коренизации только государственного и советского аппарата, считая, что подбор кадров в партаппарате является прерогативой союзного ЦК.
С 27 мая 1926 г. начинается этап функциональной коренизации, заключавшийся в выделении номенклатуры должностей, занимаемых в обязательном порядке либо казахами, либо представителями неказахского населения, свободно владеющими казахским языком. Следуя директивам КазЦИК и Казкрайкома ВКП(б) Наркомат РКИ выделил 42 наименования должностей и зарезервировал 13 тыс. мест, подлежащих коренизации в аппарате. Но и функциональный метод не привел к перелому. К марту 1927 г. в местном аппарате из 11.968 намеченных должностей коренизировано было только 2 567 (23,2 %), в краевом аппарате из 840 должностей коренизировано 195 (23,7 %) [9, с. 328]. В январе 1928 г. завершился второй этап коренизации. 17 января 1928 г. Вторая сессия КазЦИК VI созыва передала полномочия органа по коренизации Наркомата РКИ в ведение организационных отделов исполкомов Советов. Тем самым, коренизация была низведена с уровня общегосударственной политики до кадровой деятельности местного аппарата. Следует признать объективные трудности, возникшие в процессе привлечения казахов в партийно-государственный аппарат и внедрения ка-
захского языка среди русской части ответственных работников. Е.Н. Бурдина отмечала, что основная часть казахских работников слабо владела русским языком [1, с. 133].
Отзыв Ф.И. Голощекина из республики в 1933 г. привел к временному восстановлению прежней политической практики уступок национальным чувствам, действовавшей в первой половине 1920-х гг. По настоянию нового руководителя краевой партийной организации Л. Мирзояна в январе 1933 г. Пленум Казкрайкома ВКП(б) осудил подавление национальных кадров и вновь обратил внимание на необходимость борьбы с великодержавным шовинизмом. Л. Мирзоян связал появление казахского национализма с реакцией на шовинизм: «проявления великодержавного шовинизма усиливали и в значительной мере питали казахский национализм» [12, с. 4].
16 апреля 1933 г. на специально созванном бюро Казкрайкома ВКП(б) вновь был поставлен вопрос о внедрении казахского языка в официальное делопроизводство. По постановлению бюро Казкрайкома ВКП(б) было намечено в течение 1933 г. перевести на казахский язык полностью официальное делопроизводство в КазЦИК, в Наркомате просвещения, Наркомате здравоохранения, Рабоче-Крестьянской инспекции, Наркомземе и в аппарате СНК Казахской АССР. Всем остальным наркоматам строго вменялось в обязанность ведение деловой переписки на казахском и русском языках. На все заявления и письма, полученные на казахском языке, следовало давать ответы только на казахском языке. В последующем было рекомендовано перейти на казахский язык обучения в школах и в других учебных заведениях [14. Д. 76. Л. 94].
В директивном порядке были подвергнуты коренизации КазЦИК, СНК КАССР, Наркомат юстиции и Верховный суд КАССР. В аппарате этих ведомств доля казахских кадров возросла с 29,8 % в 1932 г. до 37,2 % в 1934 г. В 15 республиканских наркоматах численность казахских работников возросла с 227 чел. (18,5 %) до 330 чел. (25,5 %) [14. Д. 77. Л. 100].
Сопротивление коренизации жестко пресекалось. Осенью 1933 г. были сняты со своих должностей и привлечены к административной ответственности с формулировкой «за шовинистическое отношение к казахским кадрам» директор Казкомводуправления Свистунов и член коллегии Наркомсено Шакурин [14. Д. 71. Л. 100]. Тем не менее, на бытовом уровне в среднем и местном звене аппарата сохранялось критическое отношение европейских работников к продвижению казахских кадров.
Краевое руководство еще в конце 1920-х гг. в соответствии с установками союзных органов управления экономикой обратило внимание на коренизацию производства. В августе 1929 г. СТО
СССР обязал ВСНХ СССР вовлечь в районах с преобладанием национальных меньшинств коренное население в индустриальное производство путем подготовки рабочих кадров в школах ФЗУ на курсах повышения квалификации. Постепенно казахи вместе с русскими и украинцами стали составлять основу «производящего класса» в республике. Между 1 января 1927 г. и 1 января 1936 г. численность казахских рабочих и служащих выросла с 66,4 до 246,9 тыс. чел. [6, с. 188]. В начале 1936 г. казахские кадры составляли 43 % рабочих, занятых в промышленности, в строительстве -37,6 %, транспорте - 31,8 %, в сельском хозяйстве - 55,2 % [11, с. 197].
Коренизация производства, так же как и коренизация аппарата, вызвала серьезные трения между казахским и русским населением края. Т. Мартин отмечает, что после отмены преференций на землеустройство с 1927 г. основные конфликты на межнациональной основе происходили уже не в сельской местности, а в городах из-за рабочих мест в индустриальном секторе экономики [10, с. 209]. На VI Всеказахском съезде Советов (конец марта 1927 г.) в качестве примера приводилось железнодорожное депо станции Туркестан, где работало только 50 казахских рабочих из 1.800 чел. персонала. Казахские рабочие увольнялись администрацией в первую очередь. Даже сотрудники ОДТ ГПУ считали, что нельзя казахов заселять в казенных домах и доверять работу стрелочника [4, с. 275]. На флагманах индустриализации - Риддерском заводе и Карсакпайском комбинате, процветала этническая сегрегация, рабочих-казахов не пускали жить в одно общежитие с русскими, частыми были драки на межнациональной основе.
Ситуация с конкуренцией за рабочие места осложнялась с прибытием в республику безработных из центра страны. Приток безработных усилился в связи со строительством Турксиба. В Семипалатинск прибыло до 8 тыс. безработных, из них 2 тыс. скопились в Сергиополе. Основную часть безработных составляли неквалифицированные рабочие, конкурировавшие за рабочие места с местными казахами [11, с. 148]. 31 декабря 1928 г. в Сергиополь-ском укладочном городке Турксиба произошел погром казахских рабочих. Краевое руководство жестко подавило выступления погромщиков. Один из организаторов погрома был расстрелян, еще 14 чел. получили длительные сроки заключения. Семипалатинский окружной комитет партии жестко осудил не только погромщиков, но также партийных и комсомольских работников, потворствовавших избиению казахских рабочих. Один из руководителей Турксиба Гольдман, известный своим презрительным отношением к казахам, был осужден как контрреволюционер [13, с. 287].
После Сергиопольского погрома проводилась целенаправленная борьба партийных и государственных органов с «шовинистами» и «байскими элементами». 30 января 1935 г. председатель Карагандинского облсовпрофа докладывал Комиссии партийного контроля об административном наказании заведующего шахтой № 1 Смертюка за увольнение без уважительных причин пяти казахских десятников, имеющих большой производственный стаж и прошедших подготовку на курсах горных мастеров. Бюро Карагандинского горкома партии потребовало осуждения заведующего шахтой и восстановления уволенных десятников на работу [5, с. 153]. С целью сблизить рабочих разных национальностей русских и казахских рабочих старались селить в одних бараках, но по религиозным соображениям сами рабочие воздвигали деревянные перегородки [10, с. 214].
Репрессии в отношении инициаторов дискриминации казахских рабочих и мероприятия по сближению рабочих разных национальностей являются логическим следствием политики советского интернационализма. Партийные инстанции стремились преодолеть бытовавшие этнические фобии и тем самым формировать основы нового общества. Следует сказать, что усилия партийных инстанций были поддержаны интернационально настроенной частью русских рабочих, преимущественно из числа коммунистов и комсомольцев. Они отслеживали соблюдение режима питания и оплаты казахских рабочих, старались передать им свои трудовые навыки и интегрировать казахов в индустриальное производство [13, с. 288].
Успехи в создании национальных кадров в управлении и на производстве привели в 1936 г. к постепенному сворачиванию коре-низации. А. Беннигсен увязывает свертывание коренизации аппарата с ликвидацией влияния национал-коммунистов, полагая, что коренизация «была прекращена якобы по практическим соображениям: быстрая индустриализация требовала армию обученных техников и специалистов, которую мог поставить русский народ, но не могли предоставить местные национальности... Ликвидация национал-коммунистов, как мусульман, так и не мусульман, прошла одновременно во всех частях Советского Союза» [19, р. 90].
Считалось, что коренизация достигла своей цели, обеспечив доступность управленческого аппарата для населения и представительство казахов в партийно-государственном аппарате. В 1936 г. казахи составляли 66,6 % КазЦИКа, в руководстве республиканских наркоматов - 64 %, в составе руководящих работников исполкомов -53 %, председателей областных исполкомов - 55,5 %. В составе райисполкомов казахи составляли 69 %, председателей аулсоветов -64,7 %. Вырос контингент казахских коммунистов. На 1 января 1937 г.
казахи составляли 46,8 % партийной организации республики, русские - 32,9 %, украинцы - 9,7 %, узбеки - 1,6 %, уйгуры - 1,1 % [6, с. 78, 81]. По внешней форме коренизация достигла своих целей и потому 23 октября 1936 г. Президиум КазЦИК ликвидировал Комитет по коренизации при Президиуме КазЦИК. По мнению К. О'Коннора, «Политика коренизации постепенно пришла к концу, когда советский режим начал продвигать русификацию политических институтов в нерусских республиках. Хотя Сталин содействовал политике русификации главной его целью было обеспечение советского господства в национальных окраинах» [21, р. 35].
В целом сущность политики коренизации не сводима только к практике этнизации партийно-государственного аппарата. В ходе коренизации предполагалось создание управленческого аппарата, максимально приближенного к населению, тем самым цели корени-зации заключались не во «взращивании» этнонационализма, а в преодолении отчуждения и завоевании доверия нерусского населения к советской власти и к русскому народу, достижению социального и культурного прогресса советских народов. Этой же цели служили коренизация производства, предполагавшая подготовку кадров индустриальных рабочих, и культурно-образовательная политика. В итоге это способствовало интеграции народов страны на основе интернационализма накануне грозных испытаний. Национальный вопрос, в таком виде, как это представлялось дореволюционной казахской интеллигенции, советское руководство решило, ликвидировав фактическое и правовое неравенство казахского народа, предоставив беспрецедентно широкие возможности для развития образования, культуры, здравоохранения. Казахское население реально видело происходящее улучшение жизни и вовлеченность своих представителей в управление. На протяжении последующих десятилетий казахи были одним из наиболее лояльных к Советскому государству этносов. М.Б. Олкотт признает: «Сталинский режим, кажется, был относительно успешным в формировании советского патриотизма среди казахов. Нет или почти нет доказательств нелояльности казахов во время Второй мировой войны. Кроме того, Сталин превратился в народного героя, и усилия по искоренению практики сталинского культа личности были менее успешными в национальных регионах, чем в России» [23, р. 208].
Список литературы
1. Бурдина Е.Н. Факторы становления языкового законодательства и реализация права пользования родным языком в Советском Казахстане // Этнос, о-во, цивилизация: III Кузеевские чт. - Уфа, 2012. - С. 131-134.
2. Губогло М.Н. Страсти по доверию. Опыт этнополитического исследования референдума в Гагаузии. - М., 2014.
3. Губогло М.Н. Языки этнической мобилизации. - М., 1998.
4. Из истории депортаций. Казахстан 1930-1935 гг.: сб. док. - Алматы,
2012.
5. История индустриализации Казахской ССР (1926 - июнь 1941 гг.): сб. док. Т. 2 (1933-1941 гг.) / под ред. С.Б. Баишева. - Алма-Ата, 1967.
6. Кийкбаев Н. Торжество ленинской национальной политики в Казахстане. - Алма-Ата, 1957.
7. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. 9-е изд. - Т. 2. - М., 1983.
8. Культурное строительство в Казахстане (1918-1932 гг.): сб. док. и материалов. - Алма-Ата, 1965.
9. Кучкин А.П. Советизация казахского аула (1926-1929 гг.). - М., 1962.
10. Мартин Т. Империя «положительной деятельности». Нации и национализм в СССР, 1923-1939. - М., 2011.
11. Нусупбеков А.Н. Формирование и развитие советского рабочего класса в Казахстане (1917-1940 гг.). - Алма-Ата, 1966.
12. О коренизации (Сборник руководящих материалов) / сост. Х. Амрин, Е.И. Князев. - Алма-Ата, 1934.
13. Пэйн М. «Кузница» казахского пролетариата? Турксиб, нативизация и индустриализация в годы сталинского Первого пятилетнего плана // Гос-во наций: Империя и национальное строительство в эпоху Ленина и Сталина / под ред. Р.Г. Суни и Т. Мартина. - М., 2011. - С. 273-309.
14. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). - Ф. 17. - Оп. 25.
15. Смит Дж. Оценка советской национальной политики: к построению количественно модели // Новая имперская история постсоветского пространства: сб. ст. / под ред. И. Герасимова и др. - Казань, 2004. - С. 353-374.
16. Тишков В.А. Национальности и национализм в постсоветском пространстве (исторический аспект) // Этничность и власть в полиэтничном гос-ве: материалы междунар. конф. 1993 г. - М., 1994. - С. 9-34.
17. Хоскинг Д. Советский опыт был не так уж и плох // Неприкосновенный запас. - 2011. - № 4(78). - URL: http://www. magazines.russ.ru/nz/2011/4/i15.html (дата обращения: 17.04.2014).
18. Чешко С.В. Распад Советского Союза. - М., 2000.
19. Bennigsen A., Wimbush S.E. Muslim National Communism in the Soviet Union: A Revolutionary Strategy for the Colonial World. - Chicago, 1979.
20. Morrison A. Metropole, Colony, and Imperial Citizenship in the Russian Empire // Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History. Vol. 13. №. 2. (2012). -P. 15-26.
21. O'Connor K. Intellectuals and Apparatchiks: Russian Nationalism and the Gorbachev Revolution. - Lanham, 2006.
22. Olcott M. B. The Kazakhs. - Stanford, 1995.
23. Olcott M.B. The Fabrication of a Social Past: The Kazakhs of Central Asia // Political Anthropology Yearbook 1. Ideology and Interest: The Dialectics of Politics. -New Brunswick, 1980. - P. 285-300.
