CC BY
196
УДК 911.3:32
Вестник СПбГУ. Сер. 7. 2012. Вып. 2
А.Б. Елацков
ПОЛИТИЧЕСКОЕ ГЕОПРОСТРАНСТВО КАК ОБЪЕКТ ИССЛЕДОВАНИЯ. I. ВИДЫ И ПРЕДЕЛЫ ПРОСТРАНСТВ
Категория пространства. Географическое пространство — одно из важнейших понятий географии. И, вместе с тем, одно из самых дискуссионных. Оно было объектом пристального внимания в отечественной литературе в советское время, продолжает обсуждаться и теперь [1-4]. Политическую географию и геополитику особо интересует политическое геопространство и его связь с другими пространствами, но для этого требуется ясное понимание географического пространства как такового. Для начала определимся с содержанием категории «пространство», которая также вызывает определенные дискуссии. Далее выясним особенности геопространства и его структуру, обращая внимание на те характеристики, которые значимы для политической географии и геополитики.
Наиболее фундаментальным из реально существующих можно считать физическое пространство. Но и оно понимается по-разному. Если обобщить различные подходы, то можно выделить: 1) пространство как пустой «контейнер» для материи, объектов и процессов. Такой взгляд часто именуют «ньютоновским»; 2) пространство как бытие материи или совокупность материальных объектов; 3) пространство как отношения между объектами. При этом обычно противопоставляют какую-либо одну из этих позиций двум другим вместе взятым. В советской географии [5] существовала тенденция выделять два подхода, применяемых разными отраслями географии: а) пространство как бытие саморазвивающихся объектов (что близко второй позиции), изучаемых естественной географией, и б) как математико-геометрическая формализация отношений, изучаемых экономической географией (что близко к третьей позиции, возможно вместе с первой). Противопоставление приводило иногда к удивительным выводам. Так, В. А. Анучин, исходя из положения, что реальна лишь материя, считал, что само «пространство... не может быть предметом науки как нечто несуществующее (курсив мой. — А. Е.)» [6, с. 17]. Но, очевидно, и материи без пространственных отношений не существует.
Далее, при внимательном и обобщенном рассмотрении понятий оказывается, что привычные для определения пространства и времени свойства протяженности и длительности не являются универсальными. В их основе лежат более фундаментальные признаки — устойчивость и изменчивость отношений и состояний [7, с. 189-200]. «Необходимость понятия пространства в физике была продиктована относительной устойчивостью твердых тел, необходимость всеобщей категории пространства диктуется наличием отношений устойчивых величин в объектах любой природы» [7, с. 197]. Действительно, было бы бессмысленно говорить о времени в случае абсолютной устойчивости мира так же, как при абсолютной изменчивости нельзя что-либо сказать о пространстве (невозможны даже единицы измерения). Безусловно, под устойчивостью здесь понимается не только механическая устойчивость, но и устойчивость отношений, связей, процессов. Из этого следует, что реальные пространство и время качественно различны, но существуют только в единстве. Более того, они могут мыслить-
ся только относительными. «Мгновенье (нуль времени) в одном отношении, в одном множестве событий оказывается тысячелетиями в другом. Но только не вообще, а по отношению к вращению Земли вокруг Солнца» [7, с. 195]. В. Н. Сагатовский предлагал рассматривать пространство и время как совокупность множества «элементарных структур», состоящих, в свою очередь, из трех объектов на каждое измерение (один из которых выступает в качестве эталона) [7, с. 197]. Такие пространственные отношения как дальше/ближе и левый/правый возможны только между тройками объектов. Вместе с тем, соподчиненность объектов и процессов означает иерархичность устойчивости и изменчивости, а также объектов-эталонов и «элементарных структур».
Пространство и время Земли. Представленные варианты интерпретации вполне приемлемы для дискуссии о пространстве вообще. Однако геопространство обладает и специфическими свойствами. Для его рассмотрения можно отталкиваться от любой из трёх приведенных позиций. При последовательном их применении они сводятся к почти одинаковому результату. Если мы рассматриваем пространство как «пустой контейнер», то из-за движения Земли оно не может именоваться географическим. Потому для геопространства используется собственная геоцентрическая система отсчета, привязанная к физическому телу планеты. При этом любые части планеты только в совокупности, связанные особыми отношениями, составляют Землю. И здесь уже не важно, является ли космическое пространство лишь «контейнером» для планет.
Аналогичны рассуждения и для двух других позиций: чтобы из пространства вообще выделить геопространство, оно должно быть явно привязано к Земле. Геопространство при любом подходе выступает некоей совокупностью планетарно локализованных сущностей и отношений между ними. Как справедливо отмечал Э. Б. Алаев, «для географа географическое пространство — в отличие от восприятия философом понятия пространства — всегда есть форма, неразрывно связанная с содержанием» [8, с. 104]. Конкретных же определений может быть много, причем акцентирующих внимание на разных аспектах геопространства. Например, такое: «Географическое пространство — это совокупность физических отношений между географическими объектами или их формальными аналогами — географическими системами» [9, с. 12]. Однако, как отмечает Ю. Н. Гладкий, в подавляющем числе дефиниций не удается избежать логического круга — определения геопространства через геообъекты и т. п. [2, с. 236].
Задание неинерциальной (вращающейся) системы отсчета также означает, что любые явления, соотносимые с ней, неизбежно имеют временную характеристику (даже если мы от нее абстрагируемся). Так, ритмичность и сила Кориолиса — одни из фундаментальных свойств геопространства. Общепризнанное положение о пространственно-временном единстве не сразу было принято географами, следовавшими представлениям о раздельности изучения пространства и времени, сформированные еще И. Кантом. В современной науке исключение времени из «моментальных географических снимков» является осознанной абстракцией и удобным упрощением с целью дискретизации временной координаты. Однако попытки отвлечься от разнока-чественности пространства и времени в «слитной» категории вызывают возражения. Существует мнение о «неправомерности» использования категории пространства-времени в географии, так как последняя не имеет дела с околосветовыми скоростями. Отмечается, что морфология многих географических объектов якобы не зависит от течения времени [10, с. 132-134].
Как уже говорилось выше, фундаментальными признаками пространства и времени являются устойчивость и изменчивость. В геопространстве они приобретают конкретный характер. Первичным эталоном времени выступает вращение Земли вокруг своей оси [7, с. 192]. В. Н. Солнцев считал, что внешние (космические) инсоляци-онные и гравитационные периодические изменения (суточные и годовые) упорядочивают и синхронизируют географические явления [11, с. 47]. Вместе с тем, базовыми характеристиками устойчивости геопространства (его эталонами) выступают, очевидно, размер, форма и масса Земли. В четырехмерном пространстве-времени точка на поверхности Земли является линией, все объемные фигуры становятся трехмерными сечениями четырехмерных объектов. «Строительным материалом» пространства-времени являются события (они обладают как временной, так и пространственной определенностью) [12, с. 48]. Соответственно, как показал Т. Хегерстранд [13], весь путь перемещения человека (как и любого геообъекта) в течение жизни можно представить как одну кривую линию.
Для исследовательских задач мы вынуждены время дискретизировать — разбивать на моменты и ситуации (в этом нам помогает неравномерность изменений). Так же мы дискретизируем и пространство (обычно ориентируясь на его неравномерность). Таким образом, «момент» и «место» (как и объединяющее их «событие») — это особые отношения внутри геопространства, выявленные или вымышленные наблюдателем (или же часть геопространства, находящаяся в этих особых отношениях). Каждому географическому объекту или процессу присуще свое индивидуальное (собственное) геопространство. Собственное пространство и время всех явлений являются частями единого планетарного геопространства как высшей иерархической целостности в данной системе отсчета.
По нашему убеждению, можно согласиться с определением, данным М. М. Ермолаевым, что геопространство «представляет собой часть Космоса, в которой Земля создает специальные поля, обусловленные ее присутствием и индивидуальными свойствами как конкретной планеты» [14, с. 100]. Оно состоит из множества сосуществующих в этих пределах иерархически организованных отношений, объектов и процессов различной природы, чье бытие неразрывно связано друг с другом как частями планеты Земля.
Некоторую неопределенность в интерпретации геопространства вызвало введение понятия «единое географическое поле» [15]. С рассматриваемых нами позиций можно утверждать, что геопространство пронизано множеством полей разной природы. Но смешивать их природу вряд ли возможно, как и говорить о «едином» географическом поле. Однако ряд авторов противопоставляют «единое геополе» геопространству как более узкому понятию, не включающему ни динамику, ни время. «Понятие географического поля соединяет в себе понятия географического пространства и географического времени. Поэтому географическое поле как понятие богаче и «сильнее», нежели географическое пространство» [16, с. 14]. Но географическое пространство без времени — это какое угодно пространство, но только не географическое (то, что от времени можно сознательно абстрагироваться — вопрос другой). При этом геополе рассматривается как «абстрактный географический объект, формализованный «срез» географической оболочки» [16, с. 13]. Получается, что абстрактная формализация «богаче» исходной реальности. Географическое поле — крайне важное понятие. Но определять его в таком соотношении с геопространством — значит лишать его всякого
смысла. «Концепция географического поля в ее нынешнем виде проливает слишком мало света на сущность географической науки» [2, с. 190].
Пределы и уровни геопространства. Для определения верхней и нижней границ геопространства можно отталкиваться от понятия географической оболочки [1, с. 12]. Однако разными авторами ее размеры понимаются по-разному. Так, В. А. Ану-чин ставил знак равенства между пределами географической оболочки и современной биосферы [6, с. 17]. Сегодня большинство авторов проводят верхнюю границу по тропопаузе, озоновому слою или стратопаузе (то есть от 10 до 50 км над поверхностью). Геопространство же включает в себя любые варианты делимитации географической оболочки как свои подпространства. Но достаточно ли этого? По нашему мнению — нет, если не ограничиваться только естественно-географическим пространством. «Географическая оболочка вряд ли простирается дальше границ атмосферы. Геопространство же просто обязано быть связано с магнитным и гравитационным полями планеты.» [3, с. 128]. М. М. Ермолаев считал, что географическое пространство должно охватывать нижнюю экзосферу и все неоднородности гравитационного поля Земли (по его предположению — до 25 тыс. км над поверхностью), то есть включать всё, что может как влиять на географические явления, так и зависеть от них [14, с. 100]. Правда, как правильно отмечает Г. Д. Костинский, поиск четких формальных границ может приводить к тому, что «пространство и место сводятся всего лишь к объему, к площади, т. е. к тривиальному вместилищу» [17, с. 22]. Потому геопространство определяется не столько по размерам, сколько по содержанию. «Географическое пространство и время, — пишет Ю. Н. Гладкий, — характеризуют специфические пространственно-временные свойства корреляционных отношений в специфическом сегменте объективного мира — слое концентрации жизни (включая, прежде всего, очеловеченную природу)» [2, с. 238].
В современном мире стало очевидно, что геопространство не может быть связано лишь с географической оболочкой в традиционном понимании. Причина тому — расширение сферы человеческой деятельности за ее пределы. Важно отметить, что эта деятельность протекает в таких фрагментах пространства, где географические особенности Земли продолжают как оказывать существенное влияние, так и являться целью и условием самой деятельности. Границы «гуманитарного пространства», по Ю. Н. Гладкому, совпадают с границами очеловеченной природы [2, с. 242], но она уже не ограничивается приповерхностным слоем. Особое значение это имеет для современной политической географии и геополитики, обзаведшейся астрополитическим разделом. Так, «следуя примерам сэра Хэлфорда Маккиндера и Николаса Спайкмена, неоклассическая астрополитика утверждает: Кто контролирует низкую околоземную орбиту, тот командует ближним космосом; Кто командует ближним космосом, тот доминирует на Земле; Кто доминирует на Земле, тот определяет судьбу человечества» [18, р. 6-7]. И далее: «околоземный космос, подобно Восточной Европе в проекте Маккиндера, это наиболее критическая арена астрополитики» [18, р. 61]. Современная военная география наряду с Мировым океаном и атмосферой рассматривает и околоземное космическое пространство [19, р. 137-150].
В предельном варианте имеет смысл говорить о сфере Хилла (область радиусом 1,5 млн км, в которой Земля способна удерживать спутники), однако здесь играют роль лишь астрономические, но не географические особенности планеты (в таком масштабе не имеют значения ни размер, ни форма Земли). Более обоснованно использовать пояс
Кларка (геостационарная орбита, 35 786 км над уровнем моря в плоскости экватора) — весьма уникальную, стратегически важную и географически привязанную часть пространства. Именно здесь предлагается проводить внешнюю границу как околоземного космоса [18, p. 60], так и географического технопространства [4, с. 11]. Однако абсолютизировать эту границу не следует. Спутники на высоких эллиптических орбитах, выгодные для обслуживания приполярных районов Земли, имеют в апогее высоту до 50 тыс. км. Причем «сплюснутая» форма планеты — явно географический фактор — вынуждает предпочитать определенный наклон орбит (ок. 63°) для их стабилизации. Следует также отметить, что англоязычный термин geospace, в отличие от geographic(al) space, часто означает именно околоземный космос (дословно — «геокосмос»), во многих исследованиях сопоставляемый с магнитосферой Земли.
Но определяя такие пределы геопространства, остаемся ли мы в рамках географии? Для общественной географии и геополитики ответ на этот вопрос неоднозначен. В связи с этим мы должны выделить в понятии геопространства два различных, но соподчиненных уровня. Во-первых, это «земное» (гео) пространство в его максимальном объеме (в широком смысле, геопространство-I). Во-вторых — собственно «географическое» (в узком смысле, геопространство-II). Возможны две интерпретации их соотношения. С одной стороны, если первое понятие больше отражает онтологические, то второе — гносеологические аспекты географических явлений. С другой стороны, географическое пространство является подпространством геопространства-I. Конечно, при таком взгляде очевидно, что география — лишь одна из наук, изучающих геопространство. В частности, геопространство-I включает также геологическое и геодезическое подпространства. С нижней границей определиться теперь несколько проще: если геопространство-I охватывает планету на всю глубину, то географическое пространство (геопространство-II) достигает поверхности Мохо, то есть нижнего предела географической оболочки.
Итак, географическое пространство — часть земного пространства (геопро-странства-I), исследуемая географическими методами для решения географических задач. Но применимость географических методов к объектам, которые можно назвать географическими, в геопространстве распределяется неравномерно. По количеству географических объектов и интенсивности географических процессов на единицу объема можно выделить различную географическую плотность пространства. Этот показатель достигает максимума на поверхности и в пределах ландшафтной сферы (приповерхностного слоя географической оболочки), которая привлекает наибольшее внимание как естественной, так и общественной географии. Именно здесь концентрируются и почти все политико-географические и геополитические явления, располагаются стартовые площадки и центры управления орбитальными группировками. По мере удаления вверх и вниз от поверхности, географическая плотность пространства неравномерно уменьшается и сходит на нет к границам геопространства-I. Соответственно, снижается и интерес географии к этим подпространствам, причем на границах географической оболочки это снижение происходит скачкообразно. Но для разных дисциплин, для разных методов и задач скорость изменения географической плотности пространства, а, значит, и актуальные пределы географического пространства будут различны. Соответственно, можно выделять экономико-географическую, политико-географическую, физико-географическую и другие плотности геопространства. Верхним пределом политического геопространства мы предлагаем считать пояс
Кларка (но для других видов геоподпространств граница может быть иной). Географическое пространство имеет несколько уровней или страт, а его подпространства разной природы (геосферы) имеют свою собственную вертикальную стратификацию.
Концентрическая структура геопространства. С точки зрения Н. В. Каледина, геопространство, с которым имеет дело политическая география, — это «многогранное единство материального субстрата. ряда планетарных сфер — природной, экономической, социальной, этнической, политической, экологической, идеологической и др., — в условиях которого осуществляется разнообразная деятельность общества, в том числе политическая» [20, с. 81]. С этим, по-видимому, можно согласиться, за исключением обязательной привязки к человеческой деятельности, что отождествляет геопространство лишь со средой. Таким образом, геопространство состоит из геосфер разной природы, сложившихся вокруг центра масс Земли. Иногда их именуют «слоями» [1, с. 13], что, видимо, стимулируется широким использованием информационных слоев в ГИС. Однако геосферы могут взаимно проникать и включать части друг друга, тогда как слои такую способность не предполагают. Для каждой геосферы характерны особые параметры устойчивости и изменчивости и, следовательно, они могут рассматриваться как отдельные географические (под)пространства. Более того, соотношение устойчивости и изменчивости неравномерно внутри одной и той же геосферы. К. К. Марков рассматривал концепцию метахронности на примере физико-и биогеографических явлений. Ее суть заключается во взаимной зависимости течения географического времени и пространственных условий разных мест [21]. Безусловно, данная концепция имеет большое значение для политической географии и геополитики. В этом контексте можно упомянуть, например, разную скорость демографического перехода.
По Ю. Н. Гладкому, геопространство разделяется на две обобщенные (интегральные) геосферы — природную и гуманитарную. Под последней понимается «очеловеченная природа», включающая человека, материальные предметы его деятельности, саму материальную и духовную деятельность [2, с. 240]. Одной из частных геосфер выступает политическое пространство, представляющее собой «не пространство физических тел, в котором осуществляется политическая деятельность, а сама эта деятельность, взятая с атрибутивной точки зрения» [22, с. 64]. Надо отметить, что предпочтительнее говорить о политическом геопространстве, так как термин «политическое пространство» в политологии часто используется исключительно в функциональном смысле.
Общественно-географические пространства (политическое, экономическое, конфессиональное и т. п.) в свою очередь складываются из нескольких компонентов (подпространств), включающих: 1) субъекты, 2) функциональную инфраструктуру, 3) индивидуальное и массовое сознание, 4) специфические формы деятельности, 5) ресурсную среду данной деятельности. Одно из пяти указанных подпространств может быть ведущим, тогда как остальные объединяются с ним посредством специфических отношений. Так, для геополитики ведущим является геопространство политической деятельности, которое может рассматриваться как вместе с остальными четырьмя, связанными с ним геополитическими отношениями, так и самостоятельно. Кроме того, любое функциональное геопространство тесно связано с иными геосферами, причем от места к месту эта связь различна. Ю. Н. Гладкий рассматривает такие корреляционные отношения между общественными (гуманитарными) и природными геосферами как главный объект географии [2, с. 89].
Самыми быстрыми темпами качественно трансформируется техносфера. Некоторые авторы даже предлагают выделять геотехнопространство, противопоставляя его геопространству [4, с. 12] (последнее в данном случае понимается узко — как синоним территории или географической оболочки). С нашей точки зрения, геотехнопростран-ство — синоним техносферы. Данное понятие акцентирует внимание на внутренней структуре. Можно, например, говорить о региональном геотехнопространстве. Вместе с тем, выделение техногидрогенного и иных подобных подпространств [4, с. 13-15] по генетическим признакам загрязнения (а не по содержанию) представляется сомнительным.
Значительные дискуссии вызвало понятие «ноосфера», введенное в отечественную науку В. И. Вернадским. Одни авторы отождествляли ноосферу с антропосферой и социосферой, другие — с техносферой или преобразованной природой. Самым радикальным подходом стала интерпретация ноосферы как идеального или ментального пространства планеты. Следуя Тейяру де Шардену, с таким новаторским взглядом, вызвавшим отрицательную реакцию географов-марксистов [6, с. 40], в советской науке выступил, в частности, И. М. Забелин [23, с. 124]. И действительно, для этой геосферы ранее не имелось обоснованного наименования. Такой подход к настоящему времени получил широкое распространение. «Сознание человека... представляет собой особый вид пространства, заполненный мыслями, идеями и средствами их реализации» [3, с. 129]. Хотя отождествление такого пространства с «миром идей» Платона или «космическим сознанием», к которому индивид может «подключаться» [3, с. 129], вряд ли приемлемо. Последние не могут быть географическими, тогда как элементы ноосферы локализованы через людей и их сообщества.
Внутри ноосферы складываются виртуальные образные геопространства, представляющие собой отображение геопространства на индивидуальное и коллективное сознание в форме образов (в том числе политико-географических) [24]. Содержание географического образа является лишь упрощенной моделью геопространства (как и любая карта). Но сами образы, как локализованные через людей идеальные сущности, являются элементами ноосферы и частями реального геопространства. Оба этих аспекта в политической географии подлежат внимательному исследованию. Принятие решений в практической деятельности во многом опирается именно на образные, субъективные представления о географическом пространстве. Это значит, что представления о геопространстве вступают в объективные геополитические отношения с реальным пространством и являются существенным геополитическим фактором.
Всё чаще начинает использоваться понятие «виртуальное информационное пространство» (киберпространство), которое стягивает геопространство к виртуальной точке. Однако надо учитывать, что без реального геопространства нет и порожденного им виртуального, но не наоборот. Информационное пространство состоит из нескольких уровней: от техники пользовательского масштаба до единой информационной сети. Лишь на последнем уровне информационное пространство кажется оторванным от географического. Но и в виртуальном пространстве действуют акторы, идентифицирующие себя с определенными территориальными общностями.
Метрические и топологические параметры разных геосфер (подпространств) неодинаковы. Для каждой из них могут использоваться множественные системы координат, которые, в единстве с географическими координатами, рассматриваются как многомерные. Но как минимум одно измерение должно выделяться на основе тополо-
гии физического геопространства. Метрика подпространства зависит от его типа. Так, расстояния и удаленность оцениваются не только в километрах, но и в терминах издержек, времени перемещения, общественных контактов и т. п. [25, с. 239]. Не будут совпадать и траектории кратчайших путей между двумя точками в разных подпространствах и в разных системах координат. Считается, что общественной (гуманитарной) географии в большей степени, чем физической присуще многомерное рассмотрение геопространства [2, с. 243; 25, с. 242]. Однако топология любой геосферы оказывается хотя бы в одном измерении привязанной к топологии физического геопространства (в противном случае это уже не геопространство). Сами «топологические свойства. характеризуются тем, что они сохраняются при любых взаимно-однозначных и взаим-нонепрерывных преобразованиях, и потому являются более фундаментальными, чем метрические» [12, с. 63]. Под топологическими отношениями понимают, в частности, соседство, связность, ориентацию, компактность и концентрацию.
Геопространство и другие виды пространств. С рассматриваемых позиций нас особо интересуют два вида иных пространств (трактуемых в широком смысле):
а) функциональное пространство. Одно из основных его отличий в том, что в нем не сохраняется геопространственная топология, а системы координат никак не связаны с планетарной (и в общем случае не могут быть к ней приведены). Так, в функциональном политическом пространстве система координат исключительно политическая: «В соответствии с уровнями политики и власти и их функциями. определяется размещение. фигур в пространстве и их сочетания, отношения центра и периферии, управление — самоуправление, лидерство и т. д.» [26, с. 65].
б) когнитивное пространство (лат. с^пШо — познание) — упорядоченная совокупность индивидуальных и коллективных знаний и представлений [27, с. 61], а также передача этих знаний в процессе коммуникации.
Топологическая связность пространства предполагает, что отдельные части можно соединить непрерывной линией, принадлежащей данному пространству [12, с. 64]. Для изолированных географических, функциональных и когнитивных пространств это условие не выполняется. Потому их единство должно «.выражаться в принудительных рамках географического пространства и времени» [25, с. 245].
При пересечении понятий возникает новое — когнитивное (ментальное) геопространство, то есть представляемое и отображаемое на сознание географическое пространство. Если следовать Д. Н. Замятину [24, с. 106], то сначала в когнитивное политическое пространство включаются географические маркеры (яркие элементы, локализуемые сознанием в геопространстве и создающие субъективную систему координат), на основе которых оформляются политико-географические образы. Немаркированные объекты могут «выпадать» из образного пространства (оно «искривляется», например, вдоль дорог). В контексте географии основой для выделения когнитивного геопространства стало и то, что исследователи поняли: они не только «открывают» географическую реальность, но и сами ее конструируют [17, с. 18].
К геопространству «привязано» также множество функциональных пространств. Их составляют не только материальные объекты, но и различные идеальные образования разной природы. Любая функциональная система, имеющая в качестве элементов геообъекты — геопространственна. Правда, от этого она еще не становится географической. Здесь сказывается одно немаловажное обстоятельство: «неустранимая специ-фика географии состоит в том, что пространство в ней ассоциируется
с неточечностью структуры собственных объектов... Гуманитарное пространство, изучаемое... экономикой и другими дисциплинами общественного цикла, связывается преимущественно с точечной структурой объектов.» [2, с. 240]. Географически привязанное функциональное пространство какой-либо своей гранью (подпространством, измерением) отражает физическую метрику и/или топологию геопространства. Само же геопространство интегрирует посредством себя все функциональные пространства, имеющие какое-либо отношение к Земле. Как писал Поль Клаваль, «пространственные взаимоотношения общества представляют собой проекцию его многочисленных измерений на конкретное пространство, но навязываемые таким образом ограничения отражаются на его структуре. Следовательно, география человека не является придатком общественных наук. Она не стоит в стороне от них, она составляет одну из граней их многочисленных сторон» [25, с. 246].
Заключение. Геопространство как объект политической географии и геополитики должно пониматься двояко — в широком и узком смыслах. Но взаимосвязи разных типов пространств и концентрическая структура геопространства — это лишь одна сторона рассматриваемой категории. Не менее важна территориальная структура и лежащие в ее основе географические отношения. Они будут рассмотрены нами в следующей статье.
Литература
1. Бакланов П.Я. Структуризация географического пространства — основа теоретической географии // Теория социально-экономической географии: современное состояние и перспективы развития / под ред. А. Г. Дружинина, В. Е. Шувалова: Матер. междунар. научн. конф. Ростов н/Д: Изд-во ЮФУ, 2010. С. 12-21.
2. Гладкий Ю. Н. Гуманитарная география: научная экспликация. СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2010. 664 с.
3. Осипов В. А. О структуре географического пространства // Вестн. Тюменского гос. ун-та. 2010. № 3. С. 126-133.
4. Розанов Л.Л. О границах и структуре геотехнопространства // Вестн. Московского го-родск. пед. ун-та. Серия Естественные науки. 2010. № 1(5). С. 9-21.
5. Лазуков Г. И., Лямин В. С. Методологические основы проблемы пространства и времени в географии // История и методология естественных наук. География. М., 1987. С. 28-39.
6. Анучин В. А. Географический фактор в развитии общества. М.: Мысль, 1982. 334 с.
7. Сагатовский В. Н. Основы систематизации всеобщих категорий. Томск: Изд-во ТГУ, 1973. 432 с.
8. Алаев Э. Б. Социально-экономическая география. Понятийно-терминологический словарь. М.: Мысль, 1983. 350 с.
9. Трофимов А. М., Чистобаев А. И., Шарыгин М. Д. Теория организации пространства. Сообщение I. Географическое пространство-время и структура геообразований // Известия РГО. 1993. Т. 125, вып. 2. С. 10-19.
10. Ласточкин А. Н. Системно-морфологическое основание наук о Земле (Геотопология, структурная география и общая теория геосистем). СПб.: НИИХ СПбГУ, 2002. 762 с.
11. Солнцев В. Н. Хроноорганизация географических явлений // Вопросы географии. Сб. 117: Геофизика ландшафта. М.: Мысль, 1981. С. 40-68.
12. Мостепаненко А. М. Пространство и время в макро-, мега- и микромире. М.: Политиздат, 1974. 240 с.
13. Hägerstrand T. Diorama, Path and Project // Tijdschrift voor Economische en Sociale Geografie. 1982. Vol. 73(6). С. 323-339.
14. Ермолаев М. М. Географическое пространство и его будущее // Изв. ВГО. 1967. Т. 99, вып. 2. С. 97-105.
15. Трофимов А. М., Солодухо Н. М. О единой теории географического поля // Изв. ВГО. 1985. Т. 117, вып. 1. С. 36-41.
16. Зырянов А. И. Регион: пространственные отношения природы и общества. Пермь: Изд-во Перм. ун-та, 2006. 372 с.
17. Костинский Г. Д. Географическая матрица пространственности // Известия РАН. Серия географическая. 1997. № 5. С. 16-31.
18. Dollman E. C. Astropolitik: Classical Geopolitics in the Space Age. London; Frank Cass, 2002. 208 p.
19. Collins J. M. Military Geography For Professionals and the Public. Washington; NDU Press. 1998. 462 p.
20. Каледин Н. В. Политическая география: истоки, проблемы, принципы научной концепции. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1996. 163 с.
21. Марков К. К. Пространство и время в географии // Природа. 1965. № 5. С. 56-61.
22. Аксенов К. Э. Пространство и политика. Концептуальные подходы к изучению особой предметной области // Региональная политика. 1993. № 3(5). С. 62-81.
23. Забелин И. М. Физическая география и наука будущего. М.: Мысль, 1970. 176 с.
24. Замятин Д. Н. Власть пространства и пространство власти: Географические образы в политике и международных отношениях. М.: РОССПЭН, 2004. 352 с.
25. Клаваль П. Пространство в географии человека // Новые идеи в географии. Вып. 1: Проблемы моделирования и информации / под ред. акад. И. П. Герасимова. М.: Прогресс, 1976. С. 234-250.
26. Кравченко И. И. Бытие политики. М.: ИФ РАН, 2001. 259 с.
27. Красных В. В. «Свой» среди «чужих»: миф или реальность? М.: Гнозис, 2003. 375 с.
Статья поступила в редакцию 23 декабря 2011 г.
