CC BY
140
Раздел VIII. Политическая и правовая культура
6 Церковь и государство: лекции по социальной концепции РПЦ канд. богослов. наук, прот. Геннадия Фаста. М.: Начало, 2009. 1 электрон. опт. диск (CD-ROM).
7 Бердяев Н. А. Судьба России: опыты по психологии войны и национальности // Судьба России: сочинения. М.: Эксмо Пресс, 2000. С. 283.
8 Власть и народ в России: обновление повседневных практик и варианты универсализации институционального порядка. М.: ИСП РАН, 2003. С. 60.
9 Глебова И. И. Политическая культура России: образы прошлого и современность. М.: Наука, 2006. С. 68.
10 Урнов М. Ниспровергнуть авторитарное большинство: непростая задача // Демократия и модернизация: к дискуссии о вызовах XXI в. / под ред. В. Л. Иноземцева. М.: Европа, 2010. С. 84.
11 Даниэль А. Ю. Возможно ли принуждение к демократии // Публичная политика-2007: сб. ст. / под ред. М. Б. Горного, А. Ю. Сунгурова. СПб.: Норма, 2007. С. 126.
12 Петухов В. В. Демократия участия и политическая трансформация России. М.: Academia, 2007. С. 80-81.
13 Ахиезер А. Специфика российской политической культуры и предмета политологии: ист.-культ. исслед. // Pro et Contra. 2002. № 3; Мирошниченко И. В. Политическая культура социально-профессиональных групп: дис. ... канд. полит. наук. Краснодар, 2006. С. 80-99; Петухов В. В. Демократия участия и политическая трансформация России. М.: Academia, 2007. С. 9-38; Пикалов Г. А. Теория политической культуры. СПб.: БГТУ, 2004. С. 148-149.
14 Галкин А. А., Красин Ю. А. Россия: Quo vadis? М.: Изд-во Ин-та социологии РАН, 2003. С. 237-238.
15 Ахиезер А. Указ. соч. С. 74.
16 Розанов В. В. Уединенное. М.: Эксмо Пресс, 1998. С. 117.
17 Ясин Е. Г. Приживется ли демократия в России? М.: Новое изд-во, 2006. С. 337.
• Том 208 • Социология культуры: опыт и новые парадигмы • Часть 2 •
213
УДК 316.73:323(470)
А. М. Баженов, Т. М. Мартынова
Политический режим в контексте социокультурной динамики современного российского общества
Анализируется зависимость политического режима от социокультурной динамики современного российского общества.
Ключевые слова: политический режим, социокультурная динамика современного российского общества, легитимация, власть, выборы
Anatoly M. Bajenov, Taiana M. Martynova Political regime in context sociocultural dynamic contemporary Russian society
The article analyses dependency political regime from sociocultural dynamic contemporary Russian society.
Keywords: political regime, sociocultural dynamic contemporary Russian society, legitimacy, power, choices
С особенностями политической культуры общества, с динамикой его ценностной системы связано одобрение и принятие гражданами политического режима. В этом находит выражение один из аспектов взаимодействия и взаимовлияния политической и культурной сфер жизни общества. Тем не менее, политическая область обладает относительной самостоятельностью и особым статусом. Сфера политики представляет собой важнейший структурный элемент общественной жизни. Роль этой сферы определяется, прежде всего, тем, что в ней создается основное «организационное» начало общества, направляющее жизнь людей, социальных общностей в то или иное русло. В политической сфере принимаются решения и осуществляются действия, оказывающие подчас решающее влияние на общество в целом и его отдельные структуры. В ней формируются особые отношения, называемые политическими. Их специфика состоит в том, что они универсальны, всеохватны, отражают в себе, так или иначе, деятельность социальных общностей в самых различных сферах жизни общества. Именно поэтому политика выступает как особый, а часто и определяющий вид социального регулирования.
От политических решений зависят развитие тех или иных общественных явлений, процессов, их перспективы и возможности. Об отношении в обществе ко многим из них часто судят по характеру политических действий. Если сегодня образование, наука, культура в России пребывают не в лучшем состоянии, то это, прежде всего, следствие соответствующей политической стратегии, не рассматривающей их в качестве приоритетных сфер общества. Хотя на словах и даже в президентских указах все может обстоять наоборот, но о политиках судят не по словам, а по делам.
214
• Труды Санкт-Петербургского государственного института культуры • 2015 •
Раздел VIII. Политическая и правовая культура
Однако с политикой как важной сферой общественной жизни связан один чрезвычайно любопытный парадокс. Чем более значимой представляется эта сфера с точки зрения социальной, тем менее привлекательной она оказывается для подавляющего большинства членов общества. Интересными в этом плане являются размышления А. И. Солженицына относительно места политики в жизни человека: «Политическая жизнь - совсем не главный вид жизни человека, политика - совсем не желанное занятие для большинства. Чем размашистей идет в стране политическая жизнь - тем более утрачивается душевная. Политика не должна поглощать духовные силы и творческий досуг народа. Кроме прав человек нуждается отстоять и душу, освободить ее для жизни ума и чувств»1.
Важно отметить, что осознание связи между политикой как «не главным видом жизни человека» и падением интереса к ней в нашем обществе (особенно в связи с процессами затяжного и глубокого политического кризиса в 1990-е гг.) четко зафиксировано социологами. К сожалению, само снижение интереса к политической жизни в обществе подтверждается данными электорального поведения - от парламентских, президентских выборов до избрания в местные органы власти.
И, тем не менее, нынешняя трансформация политической сферы российского общества осуществляется достаточно противоречиво. Поскольку спектр институциональных характеристик демократических политических систем весьма широк, обычно формулируется ряд критериев, представляющих собой общий знаменатель демократических режимов:
- наличие выборных представителей, контролирующих правительство;
- свободные выборы;
- всеобщее активное избирательное право;
- всеобщее пассивное избирательное право;
- свобода мнений;
- свобода информации;
- свобода коалиций и общественных организаций.
Как отмечает немецкий политолог Э. Шнайдер, в транзитологических теориях используются еще три понятия, выработанных в ходе исследований процесса перехода от военных диктатур к демократическим системам в Южной Америке, - «дик-табланда», «демократура» и «делегативная демократия»2.
Понятием «диктабланда» обозначается гибридная система, включающая в себя как демократические, так и автократические элементы. Этот режим, в котором произошла некоторая либерализация, но без демократизации. В рамках такой системы людям предоставлены определенные права, но они не стали еще членами гражданского общества.
«Демократура», согласно определению Ф. Шмиттера, есть неустоявшаяся демократия. В противоположность диктабланде в условиях демократуры уже существует демократия, но нет либерализации. Так, при демократуре проводятся выбо-
• Том 208 • Социология культуры: опыт и новые парадигмы • Часть 2 •
215
Раздел VIII. Политическая и правовая культура
ры, но таким образом, чтобы гарантировать победу правящей партии (например, путем исключения из участия в избирательном процессе каких-то социально-политических групп или лишения их возможности осуществлять управление в случае электоральной победы)3.
О «делегативной демократии» (термин Г. О'Доннела)4 можно говорить в ситуации, когда право на принятие правительственных решений делегируется избирателями не законодательному органу, а президенту. Делегативная демократия покоится на представлении о том, что победа на президентских выборах наделяет главу исполнительной власти прерогативой делать все, что он считает нужным, «будучи ограниченным лишь неопровержимостью существующих отношений власти и конституционно определенным сроком полномочий»5.
Все эти понятия в той или иной степени нашли отражение в политической жизни России. Но функциональной характеристикой всякого политического режима является легитимность власти. Легитимность утверждает политику и власть, объясняет и оправдывает политические решения, создание политических структур, их изменение, обновление и т. д. Она призвана обеспечивать повиновение, согласие, политическое участие без принуждения, а если все это не получается, - оправдание такого принуждения, использование силы и всех других средств, которыми располагает власть. В то же время эффективность осуществления политических решений во многом зависит от социкультурной составляющей в жизни общества.
Страна, живущая в ситуации осажденной крепости, не расположена поощрять народный суверенитет и гражданские права. В таком государстве не приживается федерализм с его децентрализацией власти и широкими полномочиями региональных центров в сфере самоуправления. «Имперский тип государственности, -отмечает А. Захаров, - оказывается естественным оформлением режима, построенного на экспорте сырьевых ресурсов»6. Здесь же следует вывод и о том, как не было в России общества, способного контролировать государственный аппарат и осознавать свою ведущую роль в политической системе, так его и нет сейчас. Некоторые аналитики склонны утверждать, что в этом отношении наблюдается даже регресс, связанный с утратой традиционных институтов социального контроля. Отсюда и гигантские качели инверсии ценностей в нашем обществе.
Легитимность политики обязательна и распространяется на все ее аспекты и факторы - власть, ее цели, средства, методы, формы и действия, решения, документы и прочее. Разумеется, не все без исключения конкретные политические акты сопровождаются легитимирующей аргументацией, особенно такие, как законы, приказы, инструкции, распоряжения и т. д. Их легитимность достигается общим контекстом объяснения политики, которую осуществляет соответствующая власть, пропагандой ее верности и привлекательности. Пренебрегать легитимностью может до известных, весьма ограниченных пределов лишь чрезмерно уверенная
216
• Труды Санкт-Петербургского государственного института культуры • 2015 •
Раздел VIII. Политическая и правовая культура
в себе, обычно деспотическая, тираническая власть авторитарного или тоталитарного типа либо власть обреченная, временная и слабая.
В этой связи нельзя не сослаться на практику советской власти. При всей своей уверенности в непогрешимости действий она всегда пыталась облачить себя в тогу законности. Правда, все это сопровождалось солидной дозой демагогии. Но сущность преступлений власти от этого нисколько не менялась.
Конечно, в этом преуспела не только советская власть. Как теперь стало всем известно, что подобная практика осуществлялась и в нацистской Германии. М. Во-сленский в своей знаменитой книге «Номенклатура», вспоминая об участии в Нюрнберге на процессе немецких военных преступников, подмечает много общего, что было у немцев при Гитлере и у нас при Сталине. Это гениальный вождь; его ближайшие соратники; монолитная единая партия; партийные бонзы - вершители человеческих судеб; псевдопарламент; узаконенное неравенство; жесткая иерархия; свирепая политическая полиция; концентрационные лагеря. В этот круг входили назойливая, лживая пропаганда; слежка и доносы; пытки и казни; напыщенная военщина; до духоты нагнетенный национализм; принудительная идеология; социалистические и антикапиталистические лозунги; болтовня о народности, - в общем, очень многое7.
Теперь, когда после краха коммунизма прошло более двадцати лет и упомянутые выше тенденции развития политических режимов устоялись, можно прийти к некоторым согласованным выводам. Видимо, надо признать, что теории, предсказывавшие быстрый переход посткоммунистического мира к демократии в результате кропотливой работы элит над конституциями, оказались просто неверными. Направление научной мысли, которое делало упор на институциональное наследие и географическую среду в качестве факторов, определяющих пределы возможных трансформаций режимов, подтвердило свою состоятельность8. Те аналитики, которые подчеркивали важность создания на посткоммунистическом пространстве эффективных политических институтов как предпосылки надежного обеспечения прав собственности и исправно функционирующих финансово-экономических систем, оказались правы.
Простое перенесение прежних формальных институциональных правил на новые электоральные режимы и рыночные экономики не способно в полной мере объяснить результаты эволюции режимов после крушения империи. Видимо, нельзя ожидать, что за время, равное одному поколению, будут выработаны и успешно институционализированы новые формы легитимного господства; постсоветский опыт показывает, что постимперская институциональная турбулентность может длиться десятилетиями. Тем не менее, двадцати с лишним лет достаточно, чтобы страны с благоприятным институциональным наследием и удачным географическим положением смогли успешно воспроизвести у себя формальные институты стабильных и консолидированных режимов соседних стран.
• Том 208 • Социология культуры: опыт и новые парадигмы • Часть 2 •
217
Раздел VIII. Политическая и правовая культура
Власть, функционирующая в демократическом режиме, напротив, уделяет легитимности своих действий самое пристальное внимание, которое определяется не ее доброй волей, а насущной политической и социальной необходимостью править с согласия народа. Современная процедура легитимности представляет собой обращение (апелляцию) к какой-либо идеальной или предметной области. То есть к абсолютным и высшим ценностям (справедливости, разумности, истинности и т. п.); всеобщим законам истории; чувствам и эмоциям; настроениям и представлениям общества или какой-либо его влиятельной части; к действительной или вымышленной воле народа; к практической полезности политики - общественной, экономической, экологической.
В истории политики использовался и используется сейчас двойной ряд апелляций, наряду с обращением к идеальным и практическим, утилитарным аргументам: к рациональным и иррациональным доводам. Все это дало основание М. Веберу предложить классификацию легитимности на три вида: 1) традиционный, т. е. основанный на неписаных законах традиций, обычаев, культуры, догосударственных политических отношениях; 2) харизматический, эмоционально-волевой и 3) рациональный, основанный на принятых в государстве порядках и законах, разумных суждениях. С этой классификацией М. Вебер связывает и типологию власти: государственной при ее рациональном обосновании и личной, когда она основана на традиционных и харизматических легитимирующих началах. Типология М. Вебера приобрела большую популярность, однако в ней нет указаний на содержание легитимирующих апелляций9.
К первому типу относится политическая аргументация: доводы об опасности или безопасности той или иной политики, ее целесообразности, необходимости, неизбежности, спасительности и т. п. Сильным аргументом такого рода служит, например, знаменитое разделение участников политических отношений на друзей и врагов, введенное в 20-х гг. XX в. К. Шмиттом10. К подобному аргументу широко прибегали тоталитарные режимы для доказательства необходимости и благотворности принуждения, насилия, репрессий. По этому поводу интересно заметила Анна Ахматова, чьи слова воспроизводит в книге воспоминаний Лидия Чуковская: «Того, что пережили мы, - говорила Анна Ахматова, - да, да, мы все, потому что застенок грозил каждому! - не запечатлела ни одна литература. Шекспировские драмы - все эти эффектные злодейства, страсти, дуэли - мелочь, детские игры по сравнению с жизнью каждого из нас. О том, что пережили казненные или лагерники, я говорить не смею. Это не называемо словом. Но и каждая наша благополучная жизнь - шекспировская драма в тысячекратном размере.
Немые разлуки, немые черные кровавые вести в каждой семье. Невидимый траур на матерях и женах. Теперь арестанты вернутся, и две России глянут друг другу в глаза: та, что сажала, и та, которую посадили. Началась новая эпоха. Мы с вами до нее дожили»11.
218
• Труды Санкт-Петербургского государственного института культуры • 2015 •
Раздел VIII. Политическая и правовая культура
Близка к политической аргументации апелляция к истории (историческим задачам страны, например, служить оплотом мира и демократии), воле народа, велением времени, императивам эпохи и т. д.; обращение к национальным традициям и идеалам. К этой группе аргументов примыкает и апелляция к экономической, технической, научной, созидательной практике: требованиям производства, решению экономических проблем, запросам научно-технического прогресса, культуры, а также апелляция к знанию, науке, т. е. обладанию истиной, хотя претензии на знание, особенно на истину привносят в легитимирующий процесс иррациональную аргументацию. Здесь на грани рационального и иррационального, знания и невежества, разума и предрассудков естественным и доказательным становится любое, внешне логически не противоречивое доказательство типа «закон требует», «государство ждет от нас» и т. д. с такого рода утверждениями старшие поколения россиян знакомы не понаслышке, они их воспринимали как правила жизни.
Легитимацию особого типа образует правовая аргументация. Ее рациональность не очевидна. Апелляция к закону, т. е. легальности власти или политики, их законность (указание на то, что власть образована согласно конституции) сама по себе может не быть легитимной в глазах общества или его части. Как и в других типах легитимации, в правовой легитимации также существует заметный иррациональный момент. Закон может легализовать власть лица, которое общество не принимает, но вынужденно повиноваться; правительственный акт может узаконить политические санкции, правовые или экономические меры, которые страна не одобряет, но вынуждена терпеть и т. д. Таким образом, легитимация, как и легализация, может быть при определенных условиях формальной или неистинной. Во всяком случае, общество может разделиться в отношении легитимности какого-либо политического влияния, какой бы рациональной ни была ее аргументация.
Будучи инструментом власти, легитимность также служит и средством ее контроля со стороны электората и политической организации общества. Целостная, интегральная легитимность государства, политики, всех ее направлений - основа общественного единства, залог успешного функционирования политического режима страны12.
По мнению некоторых аналитиков, в России за время реформ произошли две революции. Сначала поменялся сам уклад жизни, и мы незаметно очутились в совершенно другой стране - с другими проблемами и возможностями, опасностями и перспективами, с другими правилами и инструментами выживания. Но в бытовой идеологии для многих все это еще долго оставалось чем-то случайным и временным, ошибочным или просто преступным. Страна изменялась в эмоциональном надрыве, под стенания о гибели, развале и близкой катастрофе. Новая реальность отвергалась ее противниками, но психологически не была вполне легитимной даже для ее сторонников. Но, в конце концов, с мифом о грядущей катастрофе рухнул и миф о скорой, неотвратимой смене режима и победе оппозиции.
• Том 208 • Социология культуры: опыт и новые парадигмы • Часть 2 •
219
Раздел VIII. Политическая и правовая культура
За прошедшие два десятилетия процесс укоренения легитимации власти происходил достаточно противоречиво. По этому поводу высказываются разные мнения. Так, известный юрист С. Алексеев отметил следующую особенность нынешней политической ситуации: «Не менее сложно положение дел в нашей стране, в России. Мы, кажется, все более удаляемся от исторически неизбежной правосудной и политической констатации преступлений большевизма перед народом. А без такой констатации наши демократические преобразования не могут состояться в принципе»13.
Тем не менее, за последние двадцать лет наше общество пережило бурные и судьбоносные события, связанные с реформами.
В 1991-1993 гг. маятник политических настроений российских граждан качнулся в сторону демократических институтов и принципов. Этот небольшой отрезок времени насыщен необычайно важными событиями для страны. Общество только стало приобщаться к демократическим ценностям. Утверждение института демократических выборов - важнейший аспект становления демократического политического режима. Выборы 12 декабря 1993 г. - поворотный пункт на пути России к демократии. Парламентские выборы 1993 г. стали первыми после окончательной ликвидации советских властных институтов. Введенное в действие 1 октября 1993 г. указом президента № 1557 «Положение о выборах депутатов Государственной Думы в 1993 г.» устанавливало, что нижняя палата будет комплектоваться на основе смешанной системы. Половина депутатов (225) будет избираться в заново очерченных избирательных округах в соответствии с мажоритарной системой, другая половина (225 депутатов) - по пропорциональной системе с порогом в 5 %. В верхней палате - Совете Федерации - места распределялись в соответствии с системой «пост получает первый». Знаменательно, что закон не предусматривал перебаллотировки в случае близости результатов или повторного голосования в одномандатных округах.
Правда, первым свободным выборам предшествовал драматический период, насыщенный многими событиями. Это перестройка, ГКЧП, распад СССР, роспуск Верховного Совета РСФСР, октябрьский (1993 г.) мятеж, разработка разных вариантов конституции. Много было допущено ошибок, просчетов со стороны демократических сил и лично Б. Ельцина, о чем он рассказывает в своей второй книге «Записки президента»14. В настоящее время прошедшие, но близкие еще нашим соотечественникам вехи российской истории оцениваются разными аналитиками. Высказываются самые полярные суждения.
Но самым главным для укоренения нового политического режима и его перспектив было принятие Конституции РФ. Она отразила в своих статьях итоги развития правовой теории и практики в России и во всем мире. Правда, со времени утверждения Конституцию и по сей день критикуют, а то и просто требуют изменить. В ней, действительно, можно найти определенные недоработки и слабости.
220
• Труды Санкт-Петербургского государственного института культуры • 2015 •
Раздел VIII. Политическая и правовая культура
Но главные упреки в ее адрес исходят из того, что многие ее положения не выполняются, остаются на бумаге. Такие упреки, к сожалению, имеют свои основания. По словам профессора М Краснова, в статьях российской Конституции (их всего 137) можно насчитать 139 пунктов и положений, которые сегодня не выполняются, «искажены до неузнаваемости» или не имеют юридической силы.
Таким образом, политический режим и социокультурная динамика российского общества имеют тесную связь. По мнению многих экспертов, политическая ситуация в нашем Отечестве в настоящее время складывается трудная, противоречивая. Идет процесс «закручивания гаек». Особенно это проявляется в действиях власти по отношению к «узникам Болотной», в нагнетании в средствах массовой информации недоброжелательства в связи с событиями на Украине, в дискредитации и подавлении несистемной оппозиции, в возвращении ценностей советского прошлого. Дальнейшее поступательное развитие российского общества во многом будет зависеть как от политической элиты, так и от всех граждан.
Примечания
1 Солженицын А. И. Как нам обустроить Россию?: посильные соображения // Лит. газ.
1990. С. 7.
2 См.: Шнайдер Э. Политическая система Российской Федерации. М.: ИНИОН РАН, 2002.
3 Шмиттер Ф. Угрозы и дилеммы демократии. URL: http: // russ.ru (дата обращения:
14.09.2015) .
4 О'Доннел Г. Следует ли слушаться экономистов? URL: http: // old.russ.ru (дата обращения:
14.09.2015) .
5 См.: Шнайдер Э. Политическая трансформация в России // Полития. 1999/2000. № 4. С. 55-56.
6 Захаров А. Унитарная федерация: пять этюдов о рос. федерализме. М.: МШПИ, 2008. С. 41.
7 Восленский М. Феодальный социализм: место номенклатуры в истории // Новый мир.
1991. № 9. С. 197.
8 См.: Хэнсон С. Эволюция постсоветских режимов // Pro et Contra. 2011. № 5 (53). С. 106.
9 Вебер М. Политика как призвание и профессия // Избранные произведения. М.: Политиздат, 1990. С. 644-706.
10 Шмитт К. Понятие политического // Вопр. социологии. 1992. № 1. С. 37-67.
11 Чуковская Л. Записки об Анне Ахматовой. Т. 2. 1952-1962 // Нева. 1993. № 5/6. С. 130.
12 Подробную классификацию типов легитимации см.: Политология: энцикл. слов. / общ. ред. и сост. Ю. И. Аверьянов. М.: Изд-во Моск. коммерч. ун-та, 1993. С. 151-153.
13 Алексеев С. Это революция в мировой юридической системе // Моск. новости. 2001. № 28. С. 2.
14 Ельцин Б. Н. Записки президента. М.: Огонек, 1994.
• Том 208 • Социология культуры: опыт и новые парадигмы • Часть 2 •
221
