CC BY
12А.Н. Кулик
ПОЛИТИЧЕСКИЕ РЕФОРМЫ В ЛИБЕРАЛЬНОМ МОДЕРНИЗАЦИОННОМ ДИСКУРСЕ СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ
Тема модернизации и роли в ней политических реформ на протяжении многих лет прочно занимает ведущее место в отечественном академическом и экспертно-аналитическом дискурсе.
Еще в годы горбачевских ускорения и перестройки 1980-х -начала 1990-х годов глубокие изменения в социально-политической, экономической и культурной жизни страны актуализировали интерес академического сообщества к проблемам модернизации. Как справедливо отметила Юлия Дунаева, автор обзора научных публикаций, посвященных этой проблематике, характерным моментом модернизационного дискурса того времени в отечественной науке стала «жесткая взаимосвязь между интерпретациями термина модернизация и состоянием российского общества» [Дунаева, 2003].
С течением времени на смену многовариантности в определении содержания понятия, обозначаемого этим термином, и попыткам вписать его в различные «цивилизационные», «экономические», «культурологические» контексты пришло восприятие модернизации как процесса, охватывающего все сферы общественной жизни -экономическую, социальную, правовую, политическую, культурную; любые значимые изменения в этих сферах взаимозависимы. Так авторы коллективного исследования Центра политологии и политической социологии Института социологии РАН определяют модернизацию как «многомерную трансформацию общества и государства, вызываемую потребностью их адаптации к меняющимся условиям пространства и времени» [Модернизация и политика в XXI веке, 2011].
Такая интерпретация понятия модернизации имплицитно основывается на системном подходе к исследованию общества, разработанном отечественной научной школой «Философия и методология системных исследований» еще в советские 1960-е годы [Блауберг, Юдин, 1973]. В нем общество рассматривается как открытая саморегулируемая социальная система, способная функционировать и развиваться благодаря приспособительному взаимодействию со своим окружением на основе обратной связи1. С позиций системного подхода модернизация предстает как естественное движение динамической системы под воздействием возмущающих эндогенных факторов и факторов внешней среды, направленное на сохранение ею интегральной целостности и устойчивости, а политические реформы в России - как составляющая комплекса проблем российского проекта модернизации.
В современных исследованиях проблемы политической модернизации в России часто напрямую связываются с представлениями о стратегии развития государства и общества в целом, о его целях, определяемых национальной повесткой дня. Как указывают авторы доклада «Стратегия - XXI: версия для обсуждения», подготовленного в январе 2014 г. Советом по внешней и оборонной политике, в России наметилось восемь основных тенденций, в рамках которых осуществляется поиск идентичности и стратегии развития [Стратегия - XXI, 2014, с. 11]. Однако, с известной долей условности, в российском либеральном модернизационном дискурсе можно выделить два доминирующих принципиальных подхода к политическим реформам2 - ценностно-ориентированный, в
1 В системном представлении общество как большая система существует в единстве множества элементов (подсистем) и упорядоченной совокупности относительно устойчивых связей между ними (формы), интегрирующей их в целостное образование. Часть и целое в системе едины, что означает, что свойства и отношения каждого элемента (включая политическую подсистему) определяются его местом в обществе, а элементы в совокупности своих свойств и отношений определяют свойства общества как целого. Система - функциональна, она стремится к определенной цели, своему будущему состоянию. Для социальной системы этот признак является доминирующим, цель в значительной степени предопределяет ее поведение [Блауберг, 1973]. Применение системного подхода в анализе объектов различной природы, включая социальные системы, рассматривается, в частности, в [Малин, 2002]. Попытка использования системного подхода в исследовании проблем российской политики представлена в [Кулик, 1998].
2 В конкретных исследованиях, как правило, можно обнаружить присутствие того и другого, но акцент в них ставится по-разному, в зависимости от предпочтений и часто от профессиональной принадлежности экспертов.
котором демократизация выступает прежде всего как самоочевидная, самодостаточная ценность, и «рациональный» целеориенти-рованный, где демократизация рассматривается скорее как условие и средство экономической и технологической модернизации.
Метафорой первого, к которому тяготеет гуманитарное экс-пертно-академическое сообщество, может служить получившая широкую известность декларация Дмитрия Медведева «Свобода лучше несвободы»1. Институт современного развития (ИНСОР), созданный под президентство Д. Медведева, опубликовал в 2008 г. доклад «Демократия: развитие российской модели», подготовленный авторитетной группой экспертов института и Центра политических технологий [Демократия... 2008]. В нем демократизация представлена как императив модернизации.
Мощный импульс либеральному дискурсу политической модернизации дала статья «Россия вперед!». В ней Д. Медведев раскритиковал за низкое качество демократических институтов систему правления, созданную Владимиром Путиным, чьим преемником он стал на посту президента, и, высказав убеждение, что «Россия может развиваться по демократическому пути», а ее политическая система - стать «предельно открытой, гибкой и внутренне сложной», призвал общество к участию в широкой дискуссии и к сотрудничеству по стратегическим задачам развития страны [Медведев, 2009].
В 2007 г. политолог Андрей Окара назвал «отсутствие большого системного проекта модернизации страны, а также "непрого-воренность" и "недоговоренность" "курса Путина" - недостаточную зафиксированность в словах, идеологемах и образах его целей и сокровенного смысла» едва ли не самыми большими проблемами России [Окара, 2007]. Появление в 2009 г. статьи Д. Медведева и обещание президента, что высказанные оценки и предложения будут учтены при разработке «практических планов развития нашего государства» экспертно-аналитические сообщества восприняли как запрос на модернизационный проект. У них появилось ощущение, что они востребованы властью в качестве субъекта модернизации, ее интеллектуального обеспечения [Перенджиев, 2011].
1 Выступая на пятом экономическом форуме в Красноярске в феврале 2008 г., он заявил, что этот принцип должен лежать в основе российской политики [Медведев, 2008]. Уже в качестве Президента РФ Д. Медведев повторил свое программное заявление на расширенном заседании Государственного совета в апреле 2012 г. [Злобин, 2012].
В дискуссию включились ведущие экспертно-аналитические структуры, в числе которых - Институт национальной стратегии, Институт проблем глобализации и другие. Они представили свои проекты модернизации. ИНСОР вынес на общественное обсуждение независимый экспертный доклад «Модернизация России как построение нового государства» [Модернизация России... 2009].
Однако если Д. Медведев в своей программной статье на первое место поставил экономическую и технологическую модернизацию, которые должны стать катализатором изменений в политической сфере, то в докладе ИНСОР модернизация рассматривается, прежде всего, как политическая реформация страны. В начале 2010 г. ИНСОР в развитие этого доклада подготовил свой следующий текст «Россия XXI века: образ желаемого завтра», в котором попытался восполнить недостаток стратегического целе-полагания в модернизационном дискурсе и задать ориентиры для выбора направления развития страны. В докладе постулируется: обязательной составляющей модернизации становится обновление политической системы [Россия XIX века. 2010]. Один из авторов доклада Борис Макаренко1, представляя его на научном семинаре Фонда Либеральная миссия, сослался как на аксиому на то, что «модернизация - это вообще не про экономику и не про технологии, они лишь средства модернизации. Она представляет собой политический процесс» [Макаренко, 2010].
Научно-образовательное сообщество откликнулось на призыв президента к участию в дискуссии и сотрудничеству многочисленными публикациями в научных журналах и выступлениями публичных интеллектуалов, проведением множества конференций, посвященных различным аспектам модернизации2.
В «Открытом письме» группы экспертов Президенту Д. Медведеву, опубликованном на портале социальной сети иБЕЯТУКи/СВОБОДНЫЙ МИР (проект Фонда эффективной политики), утверждается, что «Никакая модернизация в России не будет успешной, если она не затронет политические институты и сферу принятия государственных решений. Более того, модерни-
1 Председатель Правления Центра политических технологий, директор общественно-политических программ развития ИНСОР.
2 Так, в сообщениях только одной конференции, Политические институты в современном мире, состоявшейся в декабре 2010 г. в Санкт-Петербургском государственном университете, модернизация в качестве предмета исследования фигурирует 226 раз [Политические институты. 2010].
зация политической системы является решающим условием для стабильности государства в ближайшем будущем» [Как нам модернизировать. 2010].
В аналитическом докладе «Цели развития тысячелетия в России: взгляд в будущее», подготовленном группой авторитетных независимых российских экспертов по инициативе «Программы развития ООН», указывается на необходимость перестройки механизмов и институтов государства. Постиндустриальная модернизация в России, чтобы быть успешной, должна одновременно охватывать экономическую, политическую и социальную сферы. Одним из главных приоритетов государства для ее осуществления должно стать повышение эффективности функционирования институтов политической демократии и правоприменения. «Экономическая политика не даст должного результата, и даже самое лучшее экономическое законодательство останется пустым звуком, если не будет сильных и уважаемых судов, принимающих справедливые решения; пользующихся доверием общества органов правопорядка, обеспечивающих реализацию принятых законов и судебных решений; средств массовой информации, обеспечивающих общественный контроль за деятельностью институтов государственной власти», - говорится в докладе [Цели развития. 2010].
В преддверии президентских выборов, за девять месяцев до рокировки тандема ИНСОР проводит презентацию еще одного аналитического доклада - «Обретение будущего: стратегия 2012», который представляет в качестве наказа будущему президенту от общества «как сделать модернизацию страны необратимой и, главное, успешной». В нем модернизация рассматривается как «проект национального спасения»1, а ценности свободы и достоинства - как «единственный рецепт сохранения России, обеспечения перспектив ее развития». Ключевую задачу реконструкции политических институтов авторы доклада видят в приведении политической системы в соответствие с духом и буквой Конституции, что в их представлении означает: «отказ от неконституционных практик "управления" демократией; тотальное возвращение
1 Евгений Гонтмахер, заместитель директора по научной работе Института мировой экономики и международных отношений РАН, член Правления Института современного развития), выступая на обсуждении доклада, заявил: «Основная мысль нашего доклада - если мы не будем проводить модернизацию, то мы, к сожалению, можем потерять страну» [Конференция «Обретение будущего.», 2011].
института выборов на всех этажах политической системы; отделение представительной и судебной власти от исполнительной; установление режима политической и коммуникативной свободы с помощью интенсивного развития институтов прямой демократии и гражданского общества» [Обретение будущего. 2011]1.
Возможно, данное направление модернизационного дискурса получило бы дальнейшее развитие в случае переизбрания Д. Медведева на пост президента РФ на второй срок, но с объявлением 24 сентября 2011 г. кандидатом от «Единой России» В. Путина стало ясно, что он возвращается, как минимум на шесть лет. В апостериорной оценке экспертно-аналитического сообщества тандем оказался политтехнологическим приемом, использованным для того, чтобы В. Путин оставался наверху на время президентства Медведева, а публичная модернизационная риторика последнего обернулось политическим фейком. Оценивая итоги правления Д. Медведева, президент Национального союза политологов приходит к выводу, что тот принципиально ничего не хотел менять [Медведев, 2011]. Некоторые либеральные новации в законодательстве о партиях и выборах не затронули сущности моноцентрического политического режима.
С возвращением В. Путина на третий срок на пост президента на фоне протестных выступлений оппозиции конца 2011 - начала 2012 г. усилились консервативные тенденции в российской политике, и ориентация на стабильность как неизменность политического статус-кво сменила в дискурсе власти стремление к политическим переменам, продекларированное Д. Медведевым.
Любые реформы, включая политические, - это, прежде всего, инструмент достижения определенных целей, заявленных властью, понятных обществу и поддержанных им. Вне внятной стратегической цели / целей существования и развития страны, модернизация как политический проект не имеет шансов на успех.
1 Спустя несколько лет об этом же говорит Андрей Колесников: «Реформы при нынешнем политическом режиме в России невозможны, потому что базовая рамка преобразований - это работающие институты, а среда, способствующая реализации реформаторских начинаний, - политическая демократия. ... Политическая реформа означает фактическое возвращение политической системы России к конституционной рамке; избавление от репрессивных и рестриктивных, антиправовых по своей сути законодательства и правоприменения; обеспечение гарантий права собственности; формирование условий для свободного волеизъявления граждан и представительства всех социальных слоев, а не только тех, кто готов поддерживать власть» [Колесников, 2015 е.].
В 2011 г. участники исследования дискурса власти и оппозиции пришли к заключению, что российское общество не получило ответа на вопрос: каковы его политические цели и ценности [Политический дискурс власти и оппозиции, 2011]. Но и сейчас, как считает А. Колесников1, российская власть не имеет цели и образа желаемого будущего. Отсутствие у нее стратегии связано с тем, что практически все ее действия мотивированы почти исключительно стремлением сохранить нынешние элиты у власти и законсервировать ее сегодняшнюю модель - «авторитарной, имитирующей демократические процедуры, стимулирующей пропагандистскими методами агрессивные националистические настроения». Он считает, что никто - ни население, ни сам глава персоналистского режима, сформированного в России, - «не хочет никаких реформ - в том числе политических, от которых на самом деле зависит собственно реализуемость экономических преобразований» [Колесников, 2015 а].
Об отсутствии у власти и общества представления о будущем говорит директор аналитического «Левада-центра» Лев Гудков: «Реально в стране и обществе, и это следствие авторитарного режима, стерилизующего, кастрирующего политику, то, что исчезла идея будущего. Никто не знает. И никто даже не задумывается. В лучшем случае, говорят о катастрофизме»2 [Проект «Российская элита.», 2014]. К тому же выводу пришла Ежегодная конференция «Левада-центра»: «Россияне испытывают кризис восприятия реальности: представление о том, куда движется страна, утратили и элиты, и общество» [Мухаметшина, 2016].
Но критика режима за отсутствие образа желаемого будущего как цели реформ идет не только со стороны экспертов либеральной ориентации. Так, весьма категорично на этот счет выразился Степан Сулакшин - генеральный директор Центра научной политической мысли и идеологии, отрицающего либеральную мо-
1 Руководитель программы «Российская внутренняя политика и политические институты» Московского Центра Карнеги, колумнист газеты «Ведомости» и интернет-издания «Газета. Яи», член правления Фонда Егора Гайдара.
2 5 сентября 2016 года Министерство юстиции РФ внесло «Левада-центр» в реестр организаций, выполняющих функции иностранных агентов. Л. Гудков видит причину в том, что «Объективные и проверяемые данные о состоянии общества и общественного мнения в стране, особенно в ситуациях резких переломов и кризисов, вызывают острую и болезненную реакцию у ангажированных политиков, чиновников, идеологов, поскольку представляемый социологами диагноз и картина общества расходится с их ожиданиями и политическим интересами [Гудков, 2016].
дель развития для России: «Ну, на самом деле, задаешься вопросом: "А в чем смысл жизни современной России? В чем ее высшие ценности? В чем ее цели? В чем ее стратегии? Куда страна идет? Что впереди?". Ведь должно быть написано где-то в официальных документах, в Послании Президента должно быть сказано, куда страна идет. Так нет ее, цели» [Сулакшин, 2016].
Совет по внешней и оборонной политике, авторитетная неправительственная организация, стремящаяся выполнять функцию форума по жизненно важным проблемам России, включая и те, что выходят за рамки чисто внешнеполитической и оборонной проблематики, в январе 2014 г. разместил на своем сайте доклад «Стратегия XXI (Версия для обсуждения)» [Стратегия - XXI, 2014]. Доклад был подготовлен по результатам дискуссий, в которых приняли участие около двухсот интеллектуалов и политиков самой разной идейной ориентации, а также с учетом работ еще более широкого круга ученых и экспертов. Его можно считать продуктом консенсусного модернизационного дискурса российского экспертно-аналитического сообщества образца 2013 г.1
В преамбуле «Стратегии» констатируется, что уже несколько лет Россия пребывает в экономическом и главное - морально-интеллектуальном застое, способном переродиться в деградацию. При продолжении наметившихся тенденций страна обречена на стагнацию, отставание и утерю статуса одной из немногих великих суверенных держав. В отсутствие эффективной стратегии развития, «позитивной повестки дня, предлагаемой властью, или вообще кем бы то ни было», на которое указывают авторы проекта, они предлагают свою «реалистическую стратегию развития страны и общества», не являющуюся «ни правой, ни левой, ни провластной, ни оппозиционной».
В разделе, посвященном развитию институтов политической системы2, сама эта система рассматривается как инструмент,
1 Главы доклада «Стратегии XXI» вырабатывались на основе серий обсуждений, ситанализов с вовлечением почти двухсот экспертов, ученых, общественных деятелей, ведущих практиков. Подготовке каждой главы доклада предшествовала работа по анализу всех основных публикаций, в том числе государственных документов по теме.
2 Подготовлен по результатам ситуационного анализа «Модернизация политической системы России», проведенного 17 апреля 2013 г. в Москве с участием экспертно-аналитического и научно-образовательного сообщества. Основной автор - Станислав Каспэ, профессор НГУ-ВШЭ, председатель Редакционного совета журнала «Полития».
функция и миссия которого - «способствовать развитию экономики, поддержанию политической стабильности, оптимальному балансу преемственности и обновления правящих элит, развитию политической нации». «Российская политическая система [оцениваемая с такой позиции. - А. Кулик] ущербна и плоха потому, что она просто-напросто нефункциональна», не обеспечивает достижения тех целей и решения тех задач, для которых предназначена, ее «не удалось соединить ни с какими нормальными ценностями, проверенными рациональным, моральным и историческим разумом. Вообще ни с какими - ни со свободой, ни со справедливостью, ни с патриотизмом, ни с моралью и верой, ни с личной и семейной безопасностью, ни с успехом, ни даже с личным богатством - его нельзя передать наследникам». И в массовом, и в элитном восприятии политическая система ассоциируется, как констатируют авторы «Стратегии», «с несвободой, воровством, несправедливостью, цинизмом, бюрократическим абсурдом и беспощадным (хотя пока и ограниченным) структурным насилием. Такая политическая система заведомо нелегитимна и должна быть приведена «в соответствие с требованиями здравого смысла и здоровой нравственности» [Стратегия - XXI, 2014, с. 217].
С началом в 2013 г. украинского кризиса, включением в состав России Крыма, не признанным Генеральной ассамблеей ООН [Резолюция... 2014], и последовавшим разрывом или серьезным ослаблением сложившихся достаточно тесных отношений со странами евро-атлантической цивилизации произошел фундаментальный сдвиг в политике. Президент В. Путин, еще недавно называвший в программной предвыборной статье США и страны Западной Европы образцами «цивилизованной, зрелой демократии» [Путин, 2012 а], в своей «Крымской речи» обвинил Запад в проведении еще с XVII в. и до настоящего времени «пресловутой политики сдерживания России», [Путин, 2014]. Власть воссоздала в стране атмосферу осажденной крепости, «на которую наступают внешние враги, в которую проникают "иностранные агенты" и "нежелательные организации". В ней "пятая колонна" и "национал-предатели" изнутри разрушают "духовные скрепы"» [Колесников, 2015 а]. Геополитика окончательно вытеснила модернизацию и политические реформы из официального и официозного дискурса и повестки дня власти на периферию публичной сферы1.
1 С 2015 г. Институт современных медиа совместно с порталом Politanalitika.ru ежемесячно публикует Индекс двадцати наиболее влиятельных
Либеральному модернизационному дискурсу сегодня не приходится рассчитывать на отклик общества. Б. Макаренко отмечает, что системная оппозиция воспитана на конформизме, а несистемная - маргинальна и раздроблена как по идейно-политическим основаниям, так и по степени радикальности [Макаренко, 2012 Ь]. «Независимая газета» в редакционной статье под характерным заголовком «Отречение от свободы» констатирует, ссылаясь на данные опросов общественного мнения, что в дилемме стабильность или свобода подавляющее большинство россиян (73%) выбирает стабильность. А больше половины согласны поменять свободу на материальное благополучие. В политических же протестах готовы участвовать лишь 8% граждан, при этом большинство даже не полагается на эффективность митингов [Отречение от свободы, 2015]. Как констатируется в выше упомянутом докладе СВОП, «и российские элиты, и российские массы в равной мере поражены болезнями безразличия к собственной стране, эгоизма, разобщенности, невежества, пассивности и раболепия» [Стратегия - XXI, 2014, с. 216]1. По данным опроса «Левада-центра», 73% граждан считают, что не могут повлиять на ситуацию в государстве. Отчужденные от политического участия россияне не чувствуют ответственности за происходящее в стране. Лишь 3% опрошенных заявили, что в полной мере ощущают свою ответственность [Журавлев, 2016]. При этом только 14% уверены, что им говорят правду о ситуации в России, а доля тех, кто считает, что может лично всегда свободно говорить о своем отношении к политике, проводимой руководством России, снизилось в 2016 г. до 30% [Горяшко, 2016].
российских аналитических и политологических центров. В функции большинства этих центров входит подготовка аналитических материалов и рекомендаций для принятия стратегических управленческих решений в сфере политики. Проблематика политических реформ в их исследованиях отсутствует [Индекс аналитических центров, 2016].
1 Подтверждением этого суждения может служить реакция на сам доклад СВОП, обращенный, по замыслу его создателей, не только к президенту и его ближайшему окружению как главным субъектам сегодняшней российской политики, но и ко всем «интеллектуальным и политическим силам любой направленности», и открытый для дальнейших дискуссий. С момента размещения Стратегии на сайте СВОП 21.01.2014 интернет-сообщество отреагировало на него весьма вяло - девятью комментариями, преимущественно бессодержательного или негативного характера.
И хотя, по утверждению Екатерины Казаковой, эффективно функционирующие экспертные сообщества в России все же есть, «власть и общество их как бы не видят» [Казакова, 2011].
Но даже в этой ситуации невостребованности властью неанга-жированных экспертных сообществ и падения значимости демократических ценностей в системе приоритетов широкого общественного мнения не утратил своей актуальности целеориентированный «рациональный» подход к проблемам политических реформ в модер-низационном дискурсе. В основе аргументации его приверженцев лежит прагматическая посылка, согласно которой никакая экономическая и технологическая модернизация в России невозможна без радикальных реформ в социально-политической сфере и государственном управлении.
Эта подход сформировался в экспертной среде еще в конце 1990-х годов. В «Стратегии развития Российской Федерации до 2010 года» (Программа Грефа), подготовленной по поручению Владимира Путина (в связи с президентскими выборами 2000 года) специально созданным Центром стратегических разработок (ЦСР), были предусмотрены три наиболее важных направления реформ: реформа власти - законодательной, судебной, исполнительной, правоохранительной систем; реформы в социальной сфере - пенсионная, здравоохранения, образования, жилищная, трудовых отношений; экономическая реформа - дерегулирование экономики. По экспертным оценкам ЦСР, уровень выполнения «Стратегии» составил примерно 36%. В оценке одного из ее ведущих разработчиков Евгения Ясина (научный руководитель НИУ-ВШЭ) - максимум 1015%. По его свидетельству, после сдачи программы заказчику из нее был полностью изъят первый раздел - реформа власти. За прошедшие 10 лет «По реформе власти не то чтобы ничего не было сделано. Сделано много, особенно начиная с 2004 года, но в направлении, противоположном развитию демократических институтов» [Научный семинар. 2010].
Рассматривая политическое измерение модернизации российской экономики, он заявил в своем публичном выступлении того же времени: «. я считаю, что в настоящее время в России наиболее актуальная проблема - политическая система. Сейчас, когда вы обращаетесь к тому, что можно сделать в совершенствовании экономики, я утверждаю как экономист, что в рамках самой экономической системы не то что нечего делать, но вы каждый раз наталкиваетесь на одни и те же проблемы, которые стоят за пределами экономики. Мы должны понимать, что страна находится перед
очень серьезным вызовом. Я полагаю, что более серьезного вызова в истории России вообще не было» [Научный семинар. 2010].
О необходимости проведения реформы политической системы как условии успеха экономической и технологической модернизации говорили не только представители либеральной оппозиции, но и политики, далекие от либеральных убеждений. Так, тяжеловес на российской политической сцене, убежденный государственник и политический прагматик, академик РАН Евгений Примаков в одном из выступлений в январе 2010 года следующим образом обозначил главную проблему модернизации: «Успех модернизации экономики России во многом зависит от создания такой партийно-политической системы, которая помогала бы властям избегать ошибочных решений. Характерная черта такой системы - партийный плюрализм»1.
В 2011 г. ведущими экономистами страны по заказу правительства была разработана «Стратегия-2020» - план долгосрочного развития России2. По свидетельству Александра Аузана, принимавшего участие в разработке «Стратегии», в экспертных группах существовали «очень широкие консенсусы» в оценке существующей ситуации: «ощущение, что корабль медленно, но тонет» [Обретение будущего. 2011, с. 9]. В момент обнародования «Стратегии» ее критики многократно заявляли, что нынешнее руководство страны не сможет реализовать ее основные положения. В 2012 г. об этом стратегическом документе и показателях, которые в нем ставились, уже мало кто вспоминал3. «Стратегия», как написала «Финансовая газета», «потихоньку выходит из моды» [Андрианов, 2012].
Переход в мировом технико-экономическом развитии к новому технологическому укладу стал дополнительным стимулом
1 Цитируется по: [Макаренко, 2010].
2 Стратегия 2020 - это краткое общепринятое наименование обновленного варианта Концепции долгосрочного социально-экономического развития РФ до 2020 года (КДР), подготовленного по заказу российского правительства. В ее разработке приняли участие более 1000 экспертов под руководством Национального исследовательского университета - Высшей школы экономики и Российской академии народного хозяйства и госслужбы.
3 Стратегия предусматривала рост ВВП - на 37%, рост производительности труда - на 40%, увеличение реальных основных доходов населения - на 53%, рост инвестиций в основной капитал - на 80-85% и пр., что должно обеспечить «достижение уровня экономического и социального развития, соответствующего статусу России как ведущей мировой державы XXI века».
активизации модернизационного дискурса. Сергей Глазьев, помощник президента и участник «Столыпинского клуба»1, прогнозируя перспективы движения России в глобальной экономической и политической динамике, указывает, что 2015-2018 гг. - это период выхода нового технологического уклада в фазу роста, когда начинается модернизация экономики. Если России за 3-5 лет не удастся осуществить прорыв в освоении базовых производств нового технологического уклада, то ее технологическое отставание от передовых стран станет быстро возрастать, а экономика окажется запертой в ловушке догоняющего развития, сырьевой специализации и неэквивалентного внешнеэкономического обмена еще на 20-30 лет [Глазьев, 2014].
В то же время один из авторов «Стратегии-2010», экс-министр экономического развития и торговли Г. Греф признает, что Россия впадает в долгосрочный негативный тренд, и источников роста, которые позволили бы из него выйти, пока не видно. Есть только один выход из ситуации - развернуть серьезные реформы всех отношений в экономике. Но «прежде чем начинать реформировать нечто, нужно сначала создать эффективную систему управления. С существующей сегодня опасно начинать серьезные, широкомасштабные реформы». Если не реформировать ее, другие реформы не получатся [Воронова, 2015]. Спустя несколько месяцев на Гайдаровском форуме-2016 он констатировал, что Россия проиграла конкуренцию и оказалась в числе стран «дауншиф-теров». Для того чтобы адаптироваться к новым условиям, Россия должна «изменить все государственные системы» [Шароян, 2016].
Бывший министр финансов, а ныне глава Комитета гражданских инициатив и с апреля 2016 года председатель совета Центра стратегических разработок Алексей Кудрин назвал выстроенную в России политическую систему тормозом ее модернизации по всем направлениям [Калюков, 2014].
Оценивая перспективы экономической модернизации Е. Ясин отмечает: «Россия сейчас балансирует на грани "дефектной демократии" и мягкого авторитаризма, и не видно каких-либо условий для восстановительного роста в ближайшие годы, поскольку нынешние экономические проблемы страны невозможно решить в рамках политической системы "дефектной демократии", сложив-
1 Столыпинский клуб - экспертная площадка, созданная по инициативе «Деловой России». Своих участников она характеризует как «рыночников-реалистов».
шейся с 2003 г. Для подлинного оживления российской экономики требуются серьезные политические и институциональные изменения, на которые современная элита, как мы наблюдаем, пока не способна решиться» [Ясин, 2015 а].
РБК («РосБизнесКонсалтинг») - крупнейший российский деловой медиахолдинг, представленный сразу на всех ключевых контентных платформах - в Интернете, на телевидении и в прессе, инициировал проект «Сценарии-2020», в котором известные экономисты и эксперты рисуют сценарии развития России в ближайшие годы [Прогнозы 2020, 2014].
Как считает большинство экспертов, участвовавших в проекте, в ближайшее время даже серьезные трудности, с которыми сталкивается сейчас режим В. Путина, не угрожают его выживанию1. Вызовы системе находятся за горизонтом 2020 года.
Директор Центра исследований постиндустриального общества Вячеслав Иноземцев констатирует: «В политике мы окончательно увидели путинский идеал: сочетание советской державности, административного стиля управления и несменяемости лидера». Проблема, как он полагает, заключается в том, что такая система нереформируема. Поэтому «общий прогноз выглядит очевидным: на каком-то этапе (вероятно, нескоро, не в ближайшей перспективе) режим рухнет, сменившись не либеральным раем и не националистическим кошмаром, а банальным в своей обыденности хаосом». Некой аналогией может быть крах СССР: тогда центральная власть, по сути, просто разошлась, спустив флаг и выключив свет. Если всего пять лет назад казалось, что Россия способна отрефлек-сировать внешние вызовы; перезагрузить отношения с Западом; провести хотя бы ограниченную модернизацию; сменить одно поколение лидеров на другое, то сейчас понятно, что перелома не случилось. Потому «дальнейший путь системы просматривается вполне четко: это путь, ведущий к ее коллапсу и хаосу». Однако после 2020 г. В. Иноземцеву видятся контуры «новых 1990-х», которыми, как он надеется, Россия воспользуется лучше, чем «настоящими» 1990-ми. «Хотя бы потому, что у страны уже будет пример очередного тупикового пути, по которому она прошла, возглавляемая человеком из авторитарного прошлого» [Иноземцев, 2014].
1 Это мнение разделяет и Г. Греф. В интервью газете «Ведомости» он заявил: «Система не рухнет, она будет медленно деградировать» [Воронова, 2015].
Предметом модернизационного дискурса является не только необходимость политических реформ, но и вероятность их осуществления, а также связанные с ними возможные издержки и риски. Авторы, обсуждающие эти темы, приходят к выводу, что хотя издержки и риски политических реформ весьма значительны как для власти, так и для населения, издержки и риски попыток сохранить статус-кво представляются еще более значимыми. Сохранение существующей политической системы не оставляет России шансов стать более привлекательной как для потенциальных союзников в глобальном мире, так и для внешних и внутренних инвесторов. Упрочение положения России как великой державы сегодня требует успешных экономических преобразований, а они принципиально невозможны без политической модернизации самого государства. Откладывая реформы, Россия не только несет существенные экономические потери уже сегодня, но и серьезно осложняет свое будущее, поскольку цена реформаторского проекта, т.е. его издержки и риски, неизбежно будет расти по мере дальнейшего откладывания политических реформ. Тем не менее никаких непосредственных серьезных угроз, которые могли бы вынудить существующий политический режим в России начать значимые политические реформы, сейчас (исследование завершено в 2012 году, до начала открытой фазы нынешнего кризиса) не существует [Бусыгина, Филиппов, 2012].
В рамках совместного проекта Фонда «Либеральная миссия» и Фонда ИНДЕМ рабочей группой в составе Юрия Благовещенского, Марии Кречетовой и Георгия Сатарова в мае 2016 г. был подготовлен очередной сценарный прогноз развития политической ситуации в стране [Благовещенский, Кречетова, Сатаров, 2016]. Как указывают авторы, «это стало необходимым после того, что произошло в стране после всплеска политической активности конца 2011 - начала 2012 г., после реакции власти на этот всплеск, символом которой стала провокация 6 мая 2012 г., которую власть эксплуатирует уже четыре года, после аннексии Крыма и разорения Востока Украины, после эскалации противостояния с Западом, их санкций против нас и "ответных" санкций наших властей, после неиссякающей волны репрессивного законодательства, после падения цен на нефть и собственного экономического кризиса, ставшего результатом краха "нефтяного рая" и беспомощности, губительности рентной экономики. Другими стали власть, ее политика, общество, экономика, наше место в мире» [там же].
Экспертам1 было предложено оценить четыре сценария, составленных на основе анализа актуального политического дискурса: 1. «Загнивание» (Совокупность внешних условий - цены на нефть, динамика санкций и т.п. - в сочетании с вялой оппозицией и «охмуренным» населением оставляют возможность для плавного нарастания кризисных явлений без масштабных и многочисленных социальных взрывов. Это позволяет режиму держаться без резких шараханий в ту или иную стороны минимум на время, предусмотренное горизонтом прогноза). 2. «Осажденная крепость» (На фоне ухудшающейся финансово-экономической ситуации и провалов во внешней политике начинается резкое ужесточение режима; расширяются репрессии с целью обеспечить самосохранение элиты. Нарастает отгораживание от внешнего мира; раздуваются угрозы со стороны внешних и внутренних «врагов» и агрессивные действия в отношении ближайших соседей на грани прямых военных столкновений. В стране воцаряется мобилизационный режим). 3. «Перестройка-2» (Совокупность внутренних и внешних угроз для некоторой части элиты вместе с обвальным финансово-экономическим кризисом подталкивают ее к «дворцовому перевороту». Контроль над властью получает та часть элиты, которая катастрофические провалы в сфере финансово-экономической политики и неспособность выполнять социальные обязательства пытается аварийно компенсировать западной помощью в обмен на изменения во внутренней и внешней политике. Это приводит к попыткам проведения институциональных реформ). 4. «Взрыв» (Лавинообразное нарастание взаимосвязанных кризисных явлений приводит к конфликтам между различными сегментами властвующей элиты. Неспособность режима совладать с ситуацией приводит к расширяющемуся по стране как пожар, социальному протесту. Власть в центре и во многих регионах бежит или свергается различными слабо координированными группами, возглавляющими протест. Создаются условия для революции или (и) распада страны).
В оценке экспертов наибольшее количество шансов реализоваться (87,4 из 100) имеет инерционный сценарий. То, что Россия находится в кризисе, очевидно для любого непредвзятого взгляда. Но это кризис явно затяжной, о чем также говорят многие эксперты.
1 В качестве экспертов выступали: Леонид Гозман, Александр Гольц, Евгений Гонтмахер, Евсей Гурвич, Кирилл Рогов, Лилия Шевцова и Екатерина Шульман.
В таких условиях кризис становится modus vivendi страны и обретает черты инерционности базовых экономических и политических процессов. В результате растут шансы инерционного сценария, при котором речь может идти лишь о среднесрочном прогнозе с горизонтом полгода или чуть более.
Перспективы экономо-технологической модернизации и политических реформ не очевидны ввиду явного отсутствия у правящей элиты политической воли и представления о стратегических целях развития страны.
Сейчас у России никакой официальной стратегии и целей развития нет. Концепция долгосрочного развития-2020, утвержденная правительством осенью 2008 г., утратила актуальность сразу же после ее подписания: мировой кризис изменил все условия. В июле 2015 г. Д. Медведев дал поручение разработать план социально-экономического развития России на ближайшие 15 лет -«Стратегию-2030» [Поручения по итогам встречи. 2015]. Вместе с «Программой Грефа» это будет уже четвертая попытка за последние 15 лет сформировать образ будущего и сформулировать применимую к реализации программу социально-экономического развития.
Говоря о недостатках предыдущих стратегий, декан экономического факультета МГУ, член экспертного совета при правительстве А. Аузан подчеркнул, что выбора пути развития России так и не произошло; за 15 лет «стратегирования» не был даже поставлен вопрос, «куда мы плывем». Поэтому все написанные стратегии лишь про то, насколько быстро нужно двигать веслами, тогда как вопрос, «куда плывем», вопрос о приоритетах развития страны - для стратегии центральный [цит. по: Кувшинова, 2010].
О приоритетах развития страны можно судить по тому, в какие сферы она инвестирует. Сегодня представления власти и независимых экспертов о приоритетах развития сильно разнятся. Так, большинство опрошенных экспертов - 66% считают, что в первую очередь надо поддерживать здравоохранение и образование, 57% сочли необходимым увеличивать инвестиции в инфраструктуру и только 17% - в ОПК. А когда их спросили, какие сферы, по их мнению, в реальности получат увеличение бюджета, пропорции поменялись на прямо противоположные. 59% считают, что ОПК; в рост финансирования инфраструктуры верят 13%, а образования и здравоохранения - всего 6% [Кувшинова, 2010].
Стратегии, направления деятельности правительства, программы и планы, устанавливающие цели долгосрочной политики
государства и способы их достижения, оформляются в виде программно-стратегических документов. В мировой практике такие документы служат инструментами экономических реформ и модернизации. Обязательными атрибутами их подготовки являются публичность, гражданское участие.
В России разработка программно-стратегических документов практически актуализировалась с приходом В. Путина к руководству страной. По его поручению в 2000 г. была подготовлена «Стратегия 2010». В дальнейшем президентом и правительством был принят целый ряд стратегических документов. В январе 2014 г. правительство утвердило «Прогноз научно-технологического развития Российской Федерации на период до 2030 года» как единую платформу для разработки долгосрочных стратегий, целевых программ, прогнозных и плановых документов среднесрочного характера по модернизации экономики и инновационному развитию.
Однако, как отмечалось еще в 2010 г., создание основных целеполагающих документов федерального уровня не привело на практике ни к достижению запланированных результатов реформ, ни к повышению эффективности управления1. В целом они не смогли должным образом повлиять на политику, проводимую властью, и предотвратить накопление негативных явлений в экономике, что, в конечном счете, и привело ее к нынешнему кризису.
Александра Шубенкова, исследовавшая процесс разработки программно-стратегических документов как инструмента целепо-лагания в государственной политике современной России, пришла к выводу, что отсутствие их положительного влияния на развитие страны обусловлено особенностями политического режима в России, приоритетом которого является сохранение политического статус-кво, тогда как реализация политики развития для него вторична [Шубенкова, 2014].
1 Данные мониторинга качества правления Института Всемирного банка показывают, что Россия стабильно находится в негативной части мирового рейтинга в течение всего периода наблюдения, начиная с 1996 г. Сравнительный анализ значений индикаторов качества правления в России и в странах, занимающих ведущие позиции в рейтинге, показывает, что Россия уступает им, прежде всего, по показателям, характеризующим публичность политического процесса и участие гражданского общества в принятии решений, на расширение которых был сделан акцент при реформировании систем государственного управления в этих странах. Так, значение индикатора «Право голоса и подотчетность» постоянно снижалось с 1996 г. и в 2013 г. оказалось ниже, чем в 174 из 215 стран, проанализированных в проекте [World wide governance indicators 1996-2013].
Главные полномочия в определении целей и приоритетов развития страны принадлежат исключительно президенту и его ближайшему окружению. Федеральный закон от 28.06.2014 № 172-ФЗ «О стратегическом планировании в Российской Федерации» юридически закрепляет эту существовавшую де-факто модель формирования стратегической повестки дня. В соответствии с буквой закона президент является ключевым участником стратегического планирования на всех его стадиях; ежегодные послания президента, подготавливаемые в закрытом режиме его администрацией, получили официальный статус документов, разрабатываемых в рамках целеполагания, и поставлены на первое место в данной категории. В то же время гражданское общество не имеет институционализированных способов участия в процессе формирования повестки дня через разработку стратегических документов в качестве равноправного партнера государства1.
С катастрофичными алармистскими2 прогнозами выступают экономисты, исходя из анализа тенденций изменения в экономике, социологи (прежде всего, Левада-центра), отслеживающие состояние общества, политологи, исследующие происходящие в политическом режиме процессы3, публичные политики и общественные деятели.
Последователи прагматического подхода в либеральном мо-дернизационном дискурсе полагаются на возобладание рационального начала в системе принятия решений, на то, что «любые возможные решения автократов и элит по поводу того, куда двигаться дальше, отлиты не в граните, а в математических моделях и
1 В тексте Закона президент в качестве ключевого участника процесса стратегического планирования упоминается 49 раз. В то же время Закон крайне скупо и неопределенно говорит об участии гражданского общества: «К разработке документов стратегического планирования могут (курсив мой. - А.К.) привлекаться объединения профсоюзов и работодателей, общественные, научные и иные организации с учетом требований законодательства Российской Федерации о государственной, коммерческой, служебной и иной (курсив мой. - А.К.) охраняемой законом тайне» (Ст. 11, п. 7). То есть разработка программно-стратегических документов, определяющих желаемое будущее общества, закрывается от него завесой секретности, а решение об участии (или отказе в участии) в ней организаций гражданского общества отдано на откуп властным структурам.
2 Функция алармистских прогнозов - показать, каковой будет ситуация, если не принимать никаких решений.
3 Так, Глеб Павловский, делясь недавно своими соображениями о будущем, заявил: «Большая удача системы - дотянуть до 2018 года. Система тяжело ранена, она может пережить семнадцатый, а что и как будет в восемнадцатом -бессмысленно даже предполагать» [Павловский, 2016].
формулах». Политической элите для самосохранения и преодоления кризиса модернизации «дешевле» провести политические реформы, чем ужесточать репрессивные практики и увеличивать неопределенность исхода [Колесников, 2015 а]1.
Насколько реалистичны эти ожидания? Способна ли политическая элита, охваченная маниакальным стремлением удержать монополию на власть и контроль над собственностью, к самоограничению? Тот же А. Колесников считает, что серьезный кризис власти - это, прежде всего, кризис адекватного восприятия действительности [Колесников, 2015 а]. О кризисе восприятия говорит и глава Фонда эффективной политики Глеб Павловский: «Кремль живет, под собою не чуя страны. Положение трагично, ведь перед нами спящие наяву» [Галимова, 2015].
В категориях системного подхода политический процесс предстает как процесс саморегуляции общества через механизм гомеостазиса, посредством адаптации его элементов и структуры к внутренним изменениям и изменениям внешней среды. Рационально устроенная общественная система способна к развитию в результате саморегуляции, повышения уровня своей организации. Деструктивные процессы в общественной системе свидетельствуют о ее патологии. Когда нарастающее несоответствие изменившимся условиям делает структуру несовместимой с ними, происходит ее коренная ломка. Система выходит на новый качественный уровень или перестает существовать.
1 Об этом рассуждал также Б. Макаренко в попытке прогнозировать направление политического развития после президентских выборов 2012, прошедших на фоне уличных протестов [Макаренко, 2012 Ь].
