Политические партии Великобритании: «кризис легитимности» и выборный процесс
Алексей Громыко
Политические партии играют значительную роль в обеспечении политического представительства и организации избирательного процесса. Они вовлекают гражданина в политический процесс, служат связующим звеном между гражданским обществом и властью. Однако современное состояние политических партий Великобритании вызывает тревогу у некоторых специалистов; все чаще можно слышать разговоры о «кризисе легитимности» политических партий. В данной статье автор глубоко анализирует суть проблемы, ее причины. Он убедительно показывает, какие проблемы являются во многом надуманными, а какие должны вызывать реальное опасение.
В последние десятилетия в политической системе Великобритании, при всей ее внешней стабильности, все отчетливее проявляются признаки кризиса, в том числе отмечается рост массового недоверия к политикам и политическому истеблишменту. О растущем «кризисе легитимности» в стране говорят уже не единицы, а большинство политологов, социологов и политических обозревателей. Усиление политической апатии, отчуждение граждан от политической сферы стали следствием падения авторитета партийных лидеров, депутатов Парламента, членов правительства. Распространение таких негативных настроений сказывается на политической активности граждан, ведет к уменьшению процента явки избирателей на выборах всех уровней. Результаты выборов и их интерпретация — важный инструмент в выяснении настроений гражданского общества относительно политической надстройки.
В первой половине 1990-х годов мнение населения о циничности и лицемерии политиков было подогрето чередой скандалов, связанных с политической нечистоплотностью ряда консерваторов, включая членов парламентской фракции и правительства. Во второй половине десятилетия энтузиазм, вызванный обновлением Лейбористской партии Великобритании (далее — ЛПВ), оживил политическую активность граждан, однако после выборов 2001 года недовольство политиками вновь возросло. Свою роль сыграла в этом неспособность правительства «новых лейбористов» выполнить ряд предвыборных обещаний, но особенно негативное отношение вызвала внешняя политика Тони Блэра на иракском направлении.
1. Политическое участие и проблема политической апатии
Одна из центральных функций политических партий — вовлечение граждан в политический процесс. Партии играют роль связующего звена между государством и обществом, имеют двухъярусную структуру, верхние этажи которой примыкают к политической надстройке, а нижние вплетены в ткань гражданского общества. Они структурируют электоральное пространство, мобилизуют граждан для участия в выборах и других процедурах, с
помощью которых институты представительной демократии продолжают сохранять свою легитимность и эффективность. Перед партиями стоит задача поддерживать интерес граждан к политическому процессу не только в периоды выборов, но и в промежутках между ними. Добиваться этой цели они могут разными способами: привлекать граждан в свои ряды, проводить агитационные кампании, выпускать печатную продукцию, сотрудничать с неправительственными организациями, лоббировать от имени граждан их интересы в государственных структурах и т. д. Протестные партии, в отличие от партий истеблишмента, играют не менее важную роль: критикуя политический «мейнстрим», они подключают к политическому процессу те слои населения, которые разочарованы в политике ведущих партий, и тем самым обеспечивают дополнительный канал обратной связи между политической надстройкой и обществом.
Великобритания традиционно отличалась достаточно высоким уровнем политической активности. В течение почти всего XX века на всеобщих выборах явка избирателей составляла от 70 до 80 %'. В ряде случаев она превышала и эти цифры: в 1906 году и дважды в 1910 году, а также в 1950 и 1951 годах. Ниже них она опустилась до недавнего времени только один раз — в 1918 году. Тогда выборы прошли сразу после окончания Первой мировой войны в разгар демобилизации. Максимальный результат за всю историю был достигнут в 1950 году — 84 %. Обычно падение и увеличение процента явки избирателей чередовались от выборов к выборам, однако в 1959 году эта тенденция была нарушена, и на четырех подряд выборах явка снижалась, пока в 1970 году не упала до 72 %. Затем ситуация вернулась в прежнее русло, и на выборах в феврале 1974 года активность избирателей достигла 78,7 %. Но с тех пор данный показатель ни разу не был превзойден. Обращает на себя внимание тот факт, что начиная с 1959 года каждый последующий пик явки уступал предыдущему. Так, в 1987 году он был ниже, чем в 1979 году, тот в свою очередь ниже, чем в феврале 1974 года и т.д. С 1983 по 1992 год, несмотря на то что у власти находилась одна и та же партия — консерваторы, явка выросла с 72,7 до 77,7 %. Однако произошло это не благодаря, а вопреки законам двухпартийной системы: в те годы последняя испытала сильную деформацию, вы-
званную перегруппировкой сил на левоцентристском фланге британской политики.
На всеобщих выборах 1997 года ожидался повышенный энтузиазм избирателей в свете возрождения Лейбористской партии и заката звезды тори. Однако после нескольких драматических лет модернизации ЛПВ к избирательным урнам пришли лишь 71,5 % электората. Хотя эта цифра укладывалась в диапазон 70—80 %, она едва превысила результат 1935 года. Настораживал и уровень падения процента явки по сравнению с предыдущими выборами — более 6 %. Такое снижение не было уникальным, подобное уже случалось в 1955 году и в октябре 1974 года. Но тогда в обоих случаях были ясны причины случившегося. В 1955 году победа правящей Консервативной партии считалась предрешенной, что удержало часть избирателей от участия в голосовании, а в октябре 1974 года на явке сказалась «усталость» электората, ведь это были уже вторые парламентские выборы за год. Однако к ситуации 1997 года ни то, ни другое объяснение не подходили.
Раньше в периоды накала политической борьбы, в моменты, когда страна оказывалась на перепутье, интерес избирателей к политике возрастал, и явка повышалась. Так было на выборах 1929 года, выигранных лейбористами (существовала хроническая проблема безработицы, наблюдалось усиление классовой борьбы), на выборах 1945 года, выигранных ими же (после тягот войны и межвоенного периода британцы проголосовали за партию, обещавшую коренные перемены в социально-экономической сфере). В 1950 году был мобилизован электорат обеих ведущих партий для вынесения своего рода вердикта по историческим реформам лейбористов (последние выборы выиграли, но смогли продержаться у власти только год). На выборах в феврале 1974 года высокая явка избирателей объяснялась наиболее сильным с 20-х годов всплеском классовой борьбы, и это сыграло роль в пользу лейбористов. В 1979 году активность избирателей была стимулирована межпартийными разногласиями по коренным вопросам послевоенного развития страны.
Однако, несмотря на то что перед выборами 1997 года страна оказалась на очередном историческом распутье (завершение эпохи тэтчеризма), граждане не проявили прежней заинтересованности в посещении избирательных участков. Более того, статистика свидетельствовала, что вопреки устоявшимся законам электорального поведения наибольшее падение политической активности наблюдалось не в благополучных, а в бедных районах. Такое положение дел шло вразрез с представлением о том, что политическая апатия — это в основном проявление удовлетворенности граждан своей жизнью.
На выборах 1997 года самая низкая явка избирателей была зафиксирована во внутренних городских районах Ливерпуля, Манчестера, Шеффилда, Лидса (от 50 до 54 %), то есть в местах, где социально-экономические проблемы стояли особенно остро. Абсолютный «рекорд» был установлен в 1999 году, когда на парламентских довыборах в округе Центральный Лидс проголосовало 19,6 % избирателей. По логике, именно жители бедных
районов должны стремиться выразить свое недовольство, однако на практике происходило обратное. То обстоятельство, что протестные настроения не находили себе выхода на электоральном поле, вело к снижению влияния партий и их контроля над поведением групп населения, недовольных своим положением. В результате политическая система переставала выполнять функцию «компенсатора» социального протеста, социальное недовольство становилось менее управляемым и прогнозируемым.
Изменение законов электорального поведения будет заметнее, если взять для примера более длительный отрезок времени. В 1970—1997 годах по сравнению с предшествующим послевоенным периодом средняя кривая явки избирателей шла вниз, что было одним из признаков начавшейся деформации партийно-политической системы страны. По мере падения популярности двух главных партий их электорат фрагментировался и перетекал к третьим партиям. Однако все это не объясняет сужения общей электоральной базы политических партий. Все чаще аналитикам приходилось говорить о закреплении политической апатии и ослаблении связи между обществом, с одной стороны, и политической надстройкой в целом и партиями в частности — с другой.
Такая точка зрения получила подтверждение в 2001 году, когда явка избирателей составила 59,4 %. В XX веке ниже показатель был зафиксирован лишь на всеобщих выборах 1918 года. С тех пор падение явки по сравнению с предыдущими выборами никогда не превышало 6 %, однако на этот раз оно составило 12 %.
Поскольку на парламентских выборах действовала мажоритарная система простого большинства, то у власти оказывалась партия, опиравшаяся на незначительное меньшинство населения. Подобная негативная тенденция прослеживалась не только на всеобщих выборах, но и на выборах всех уровней (хотя на них стали применяться различные системы голосования с пропорциональным элементом), с той лишь разницей, что на них избиратели вели себя еще пассивнее. На региональных выборах 2003 года в Шотландии явка составила 49 %, в Уэльсе — 38 %. В следующем году на евровыборах на избирательные участки пришли 38,8 % электората, а на выборы мэра Лондона — 37 %. Ситуация принципиально не изменилась на всеобщих выборах 2005 года. Как и ожидалось, процент явки вырос по сравнению с 2001 годом, составив 62 %, но остался значительно ниже показателя 1997 года.
Самые удручающие результаты продемонстрировали местные выборы, которые в Великобритании часто называют «забытыми». Явка на них редко достигала 40 %, но чаще была ниже 30 %. Местные выборы никогда не пользовались популярностью; на них также прослеживалась тенденция к снижению активности избирателей, однако этот отсчет начинался от еще более низких показателей. Так, в 1973 году на выборах в английские городские советы явка составила 33 %, а в 1999 году — 26 %.
Несмотря на то что муниципальные образования обладают широкими полномочиями и располагают крупны-
ми бюджетами, местные выборы в политической культуре страны рассматриваются в первую очередь как показатель популярности правящей партии. По статусу местной власти в 80-е годы сильный удар нанесли реформы консервативного правительства: они лишили ее многих рычагов влияния, особенно в финансовой сфере. При лейбористах ситуация изменилась незначительно. Так, местные органы образования потеряли контроль над бюджетами школьных учебных заведений, местные органы социального обслуживания — над бюджетами «социальных трастов», продолжается перевод жилищного фонда в ведение Министерства регионального развития (или в его аналоги). По всей видимости, меры, предпринимаемые к повышению явки избирателей на местные выборы, будут аналогичны мерам, предназначенным увеличить популярность выборов иных уровней: упрощение процедуры голосования и введение пропорциональной избирательной системы или ее элементов. В то же время многие британские специалисты считают, что решить проблему может только существенная децентрализация власти в пользу местного самоуправления.
Падение явки избирателей в 1997 году и особенно в 2001 году объяснялось и слабостью оппозиции, однако дело все же в другом. Несмотря на внешний драматизм противостояния лейбористов и консерваторов, идеологические различия между ними, благодаря сдвигу в 90-е годы ЛПВ вправо, были менее значительными, чем во времена послевоенного межпартийного консенсуса. Выборы в значительной степени потеряли элемент соревновательности и альтернативности, голосование за ту или иную партию перестало иметь принципиальный характер в старом понимании. Побочным эффектом идеологического консенсуса стало снижение процента явки избирателей. В противоречие пришли две стратегические цели политиков: увеличить шансы своей партии на победу путем отказа от четких идеологических ориентиров и стимулировать интерес избирателей к выборам. Одно исключает другое.
Вероятно, в будущем ведущие британские партии, чтобы стимулировать политическую активность избирателей, усилят идеологическую составляющую своих программ, проведут между собой более четкие разделительные линии. Убедительные победы, одержанные лейбористами в 1945 и 1997 годах и консерваторами в 1970 и 1979 годах, говорят о том, что увеличение идеологических различий (глубоких или поверхностных) способствует успеху той политической силы, которая правильно оценивает изменение общественных настроений. Но ведущие партии не рискнут выйти за рамки жизненных ориентиров «среднего британца». Для многих лейбористов еще свежи в памяти воспоминания о том, как в 1983 году избиратель жестоко наказал ЛПВ за излишнюю радикальность.
Ни одна из крупных партий Великобритании не собирается возвращаться на почву классовой идентичности и возрождать модель политической конкуренции, стержнем которой были вопросы собственности и способа производства. Центральными пунктами нового межпартийного
противостояния, вероятно, станут пункты «новой повестки дня»: роль Великобритании в процессах европейской интеграции, в первую очередь присоединение к еврозо-не, вопросы внешней политики, федерализация государственного устройства, проведение иных конституционных реформ и т. д. Положительный опыт выдвижения на первый план этой повестки уже имеется. Так, например, заметное увеличение явки избирателей на европейских выборах 2004 года произошло благодаря очередному всплеску дискуссий о будущем Великобритании в ЕС. В то же время нет сомнения в том, что в обозримой перспективе партии сохранят элементы своей традиционной «прописки» и будут по-прежнему широко использовать «левые» и «правые» шаблоны. Проблема сочетания частных и общественных интересов не потеряет злободневности в условиях постиндустриальной экономики и модернизированного «государства благосостояния».
Однако курс на усиление различий между партиями в качестве способа борьбы с политической апатией на общенациональном уровне не принесет существенных плодов, если Парламент страны будет по-прежнему избираться на основе мажоритарной системы голосования. Если эта система уступит место пропорциональной или смешанной (как это уже произошло на региональных и евровыборах и происходит на местных выборах), партии будут вынуждены следовать новому алгоритму поведения — не строить отношения между собой на принципе конфронтации, а приспосабливаться к коалиционному механизму принятия решений. И именно это может привести к увеличению явки избирателей.
Во-первых, пропорциональная система голосования редко позволяет одной партии претендовать на единоличное правление, и модель «партии для всех» теряет смысл. У партий появится возможность занять более четкие идейные позиции, что может импонировать определенным группам электората. Во-вторых, двухпартийная система (точнее, система двух с половиной партий, утверждавшаяся в Великобритании в 70—90-е годы) неизбежно трансформируется в многопартийную. В результате на политической сцене идейное разнообразие будет сочетаться с коалиционным способом управления, культура политической конфронтации будет вытесняться культурой политического плюрализма. Что касается избирателей, то, во-первых, они получат возможность выбирать между реальными альтернативами и, во-вторых, для многих, чей голос в условиях мажоритарной системы считался «потраченным впустую», голосование обретет смысл.
Снижение явки избирателей — одно из проявлений политической апатии. Другой красноречивый показатель — сокращение количества членов партий. Подавляющее большинство британцев уже не состоят в политических организациях. Часть из них принимают участие в деятельности различных групп давления, время от времени присоединяются к акциям гражданского протеста, демонстрациям, забастовкам, но не более того. Особенно распространена аполитичность среди молодежи.
Политическая апатия подтачивает демократическую опору государственного устройства. На ситуацию в этой
области должны были повлиять солидный пакет конституциональных реформ и реформирование организационных структур и механизмов принятия решений в Консервативной, Лейбористской и других партиях. Также были использованы новые методы работы с избирателями. В 1999 году в Лейбористской партии был запущен эксперимент по созданию базы данных электронных адресов избирателей для персональной рассылки предвыборных посланий. На всеобщих выборах 2001 и 2005 годов правительство пошло на ряд нововведений для упрощения процедуры голосования. Так, теперь для участия в голосовании по почте требовался лишь письменный запрос (раньше голосовать таким образом могли только лица, проживающие за рубежом, инвалиды, работники ночных смен и т. п.). Кроме того, впервые к голосованию были допущены бездомные. Символическое значение имело наделение правом голоса наследственных пэров, исключенных из Палаты лордов в ходе ее реформирования.
Однако отсутствие существенных результатов нововведений свидетельствовало, что избиратели игнорировали выборы по причине принципиального, а не технического характера, имя которой — недоверие к политикам. На серьезность проблемы указывал очередной доклад, выпущенный в сентябре 2004 года парламентским Комитетом по стандартам публичной сферы2. Он был основан на опросах общественного мнения, проведенных в 2003— 2004 годах. Выяснилось, что члены правительства пользовались у населения незавидной славой, опередив по степени недоверия агентов по продаже недвижимости и журналистов бульварной прессы. Лишь 24 % опрошенных заявили, что доверяют им. Авторы доклада пришли к неутешительному выводу: «Широко распространилось мнение, что сложившаяся политическая культура помогает политикам скрывать свои ошибки... Многие считают, что политика партий приходит в противоречие с общественным интересом».
В Великобритании разброс мнений по поводу участия населения в политической жизни велик, так как отношение к этому вопросу во многом зависит от понимания сути демократического процесса. Сторонники партиципарной модели демократии обычно указывают на три главных недостатка британской партийной системы. Во-первых, косвенная и эпизодическая вовлеченность подавляющего большинства граждан в политический процесс дискредитирует саму идею гражданской ответственности, мешает развитию политической культуры, приводит к отчуждению широких слоев населения от институтов власти, создает впечатление, что «власть далека от народа». Во-вторых, легитимность такой системы ввиду перечисленных обстоятельств невысока. В-третьих, общение с народом «на расстоянии вытянутой руки» снижает эффективность работы представительных органов власти, демократически избранные чиновники имеют довольно слабое представление об общественных нуждах и настроениях, вследствие чего принимают неверные решения.
Применение партиципарных форм демократии разной степени легитимности не чуждо политической культуре Великобритании. На уровне приходов до сих пор распро-
странена практика общих собраний. Не раз в истории страны различные слои населения напрямую обращались к власти с помощью петиций. Нередко на решения власти оказывали влияние массовые народные выступления в форме забастовок, митингов и шествий. Один из последних примеров — проведение в британской столице в марте 2003 года миллионной демонстрации против войны в Ираке.
В 70-е годы появилась практика проведения общенациональных референдумов. Впервые это произошло в 1975 году, когда лейбористское правительство Гарольда Вильсона обратилось к мнению избирателей по вопросу об участии Великобритании в ЕЭС. До этого референдумы уже проводились на региональном и местном уровнях. Например, вопрос о работе по воскресеньям лицензированных заведений выносился на референдум жителей Уэльса в 1961, 1968, 1975 и 1982 годах. В 1979 году правительство Джеймса Каллагэна предоставило жителям Шотландии и Уэльса возможность решить судьбу законов о деволюции, принятых Парламентом. Законы провалились, но в 1997 году состоялись повторные референдумы, принесшие победу сторонникам деволюции.
Перед возвращением к власти «новые лейбористы» обещали организовать референдум о введении в стране на всеобщих выборах пропорциональной системы голосования. Позже к этому обещанию добавились обязательства провести референдумы о вступлении Великобритании в еврозону и по одобрению конституции ЕС (надо сказать, что к концу 2007 года ни один из этих референдумов проведен не был). Консерваторы традиционно выступали непримиримыми противниками референдумов, но по вопросам евро и конституции ЕС изменили свою позицию, рассчитывая на то, что лейбористское правительство потерпит поражение. Либеральные демократы, напротив, всегда выступали за укрепление института референдума, особенно в сфере федерализации государственного устройства страны и замены системы голосования. Не остались в стороне и малые партии. В выборах 1997 года активное участие приняла Партия референдума во главе с Джеймсом Голдсмитом, выдвинувшая программное требование о проведении референдума по вопросу о замене фунта стерлингов на евро. В Великобритании имеются и прецеденты организации референдумов на низовом территориальном уровне. Так, в 2000 году жители трех приходов графства Лейсестершир провели голосование по вопросу о присоединении Великобритании к еврозоне.
Что касается сторонников представительной модели демократии, то они, как правило, выступают против распространения практики референдумов. С их точки зрения, партиципарная модель демократии — легкая добыча для популизма. Считается, что референдумы открывают путь манипулированию общественным сознанием (например, с помощью нужной постановки вопроса или времени проведения голосования), что прямые формы демократии плохо согласуются с защитой прав меньшинств, что обращение к мнению народа напрямую, в обход партийных и других «передаточных механизмов» политического уча-
стия, лишь способствует ослаблению политических институтов.
И все же опыт последних десятилетий показал, что прямые формы участия граждан в политическом процессе способствовали повышению эффективности представительной модели демократии и повышали легитимность действий правительства.
2. Политическое представительство
и организация избирательного процесса
Политические партии играют незаменимую роль в обеспечении политического представительства и в организации избирательного процесса. Независимым кандидатам в Великобритании чрезвычайно сложно пройти в местные органы власти, не говоря уже о Палате общин, без поддержки какой-либо партии. Так, в результате выборов в феврале 1974 года в Парламент пробились два независимых кандидата, а в следующий раз это удалось сделать лишь в 1997 году и только одному независимому кандидату — Мартину Беллу. В пользу известного журналиста, выступившего против дискредитировавшего себя консерватора, свои кандидатуры сняли лейбористы и либерал-демократы. На всеобщих выборах 2001 года Белл по-прежнему выступал как независимый депутат, но на этот раз, не получив поддержки ведущих партий, проиграл.
У независимых кандидатов мало шансов победить даже тогда, когда на выборах используется пропорциональная система голосования. В 2004 году Мартин Белл выставил свою кандидатуру на выборах в Европарламент и получил более 90 тыс. голосов, опередив целый ряд малых партий, включая Шотландскую социалистическую партию. Однако этого оказалось недостаточно для победы, хотя, например, Ольстерская юнионистская партия, набрав меньшее количество голосов, получила один мандат. Примером успешного выступления независимого кандидата стала победа Кена Ливингстона на выборах мэра Лондона в 2000 году, хотя немалую роль в его успехе сыграли грубые просчеты, допущенные лейбористами в ходе предвыборной кампании.
Политические партии — главная движущая сила выборов всех уровней, они формируют коллективные идентификации и преференции с помощью своих программ и предлагают электорату альтернативы. Для Великобритании характерно проведение всеобщих и до недавнего времени местных выборов по мажоритарной системе простого большинства (или одномандатной плюральной системе, далее — ОПС). В течение почти всего XX века ведущие партии страны обеспечивали эффективную связь между выборным процессом и политическим представительством, однако начиная с 70-х годов ОПС все чаще стала давать сбои. К концу 90-х годов более половины избирателей поддерживали идею модернизации системы голосования, и в декабре 1997 года правительство лейбористов учредило независимую комиссию по этому вопросу во главе с лордом Дженкинсом.
Мажоритарная система голосования, несмотря на свою репутацию старинной английской традиции, впер-
вые была применена только в 1885 году. До этого в большинстве избирательных округов выбирались по два, а в некоторых по три-четыре депутата. Округа такого типа сохранялись в Англии и Уэльсе вплоть до 1950 года, а в Северной Ирландии — до 1965 года. В них выборы проводились по системе «единого переходного голоса». С 1973 года эта система вновь стала применяться в Северной Ирландии на выборах всех уровней, с 1999 года — на выборах в Европарламент.
Недостатки ОПС становились более очевидными по мере того, как подвергалась коррозии классическая британская двухпартийная система. От ОПС страдали третьи партии, в первую очередь либералы, а затем и социал-демократы: процент голосов, который они получали на выборах, не находил отражения в количестве выигранных депутатских мандатов. Почему так происходило? Электорат этих партий распределялся по стране «тонким слоем» и в большинстве округов не мог обеспечить кандидатам от своих партий первое место. Например, Альянс либералов и социал-демократов на парламентских выборах 1983 года получил 25,4 % голосов, но ему достались только 23 места в Парламенте. В то же время Лейбористская партия с 27,6 % голосов была награждена 209 мандатами. На всеобщих же выборах 2001 года Партия либеральных демократов, получив 18,3 % голосов (намного меньше показателя Альянса в 1983 году), выиграла 52 мандата. Таким образом, ОПС не обеспечивает четкой зависимости мест в Парламенте от количества полученных партиями голосов.
Долгое время от мажоритарной системы страдали малые партии, а выигрывали консерваторы и лейбористы. Однако на парламентских выборах 1997 и 2001 годов недостатки ОПС почувствовали на себе и тори. ОПС ведет к сильным искажениям в региональном представительстве партий. В 80-е годы Лейбористская партия почти не имела депутатов от южных и восточных регионов Англии. Та же судьба постигла в 90-е годы Консервативную партию в Северной Англии, Шотландии и Уэльсе. В 1997 году в Шотландии и Уэльсе консерваторы получили 17 и 20 % голосов соответственно, но не провели в Вестминстер ни одного представителя от этих регионов. Последствия применения ОПС усложняются еще одним обстоятельством. Благодаря фактору географической концентрации в выигрыше оказываются националистические партии. Например, в 1997 году в Уэльсе либерал-демократы получили 12 % голосов и два мандата, а Плайд Камри — 11 % голосов и четыре мандата.
Мажоритарная система голосования часто приводит к непропорционально большому представительству крупнейших партий в Парламенте по сравнению с долей полученных ими голосов. ЛПВ имела в Палате общин большинство свыше 100 человек в 1945, 1966 и 1997 годах, а тори — в 1959, 1983 и 1987 годах. В других же случаях эта система занижает результаты голосования: на выборах 1951 года лейбористы собрали на 250 тыс. голосов больше, чем консерваторы, получив максимальный для себя процент голосов — 48,8, но выборы проиграли. В феврале 1974 года ту же злую шутку ОПС сыграла с кон-
серваторами: они получили 37,8 % голосов против 37,1 % у лейбористов, но уступили им по количеству мандатов.
Еще одно негативное следствие применения мажоритарной системы — решающее значение для партий имеет исход борьбы в незначительном количестве округов. Остальные считаются «гарантированными» (safe seat), так как в них есть большой перевес сторонников одной партии над другой. В результате страдают интересы избирателей всех партий, за исключением партии-лидера, и многие граждане не видят смысла участвовать в голосовании.
В октябре 1998 года комиссия лорда Дженкинса опубликовала доклад, в котором предложила заменить ОПС на комбинированную систему «альтернативного голоса плюс» (alternative vote plus). Согласно этой системе 80—85 % депутатов должны избираться, как и прежде, по одномандатным округам, но выигрывает кандидат, набравший не простое, а абсолютное большинство голосов (на парламентских выборах 1997 года абсолютное большинство набрали немногим более половины депутатов). Избирателю предлагается ранжировать кандидатов в порядке предпочтения. Если ни один из кандидатов не набирает более 50 % голосов, то голоса кандидата, занявшего последнее место, перераспределяются между остальными. Процедура повторяется, пока один из претендентов не наберет абсолютного большинства голосов. Остальные 15—20 % депутатов избираются в 80 регионах по 1—2 человека от каждого. Количество голосов, поданных за партию, делится на количество выигранных округов плюс 1, что позволяет скорректировать наиболее явные недостатки ОПС. Если бы такой механизм голосования применялся на практике, то в 1974—1979 годах и 1992— 1997 годах страной управляли бы коалиционные правительства. Предложения комиссии Дженкинса были приняты правительством к сведению, однако дальше этого дело не пошло.
В рекомендациях комиссии был учтен опыт избирательных систем, используемых в Великобритании на различных выборных уровнях. В первую очередь это относится к системе «единого переходного голоса» (ЕПГ), которая применяется в многомандатных округах Северной Ирландии. Каждая партия имеет право выдвинуть столько кандидатов, сколько мандатов разыгрывается в округе. Избиратель ранжирует кандидатов в избирательном бюллетене в соответствии со своими предпочтениями, которые могут быть отданы кандидатам как от одной, так и от нескольких партий. Количество необходимых голосов для победы вычисляется по квоте Друпа (Droop Quota)3. Кандидаты, занявшие первую строчку в рейтинге и получившие установленный минимум голосов, считаются избранными, а излишек голосов (при его наличии) перераспределяется в пользу вторых номеров в списках. В случае необходимости в пользу вторых номеров перераспределяются также голоса кандидатов, занявших первое место в рейтинге, но не набравших количества голосов, определенного квотой.
На выборах мэра Лондона с 2000 года используется система «замещающего голоса». Избиратели ранжируют
претендентов в порядке предпочтения. Выигрывает тот, кто получает больше половины поданных голосов. Если никому это не удается, из числа претендентов исключаются все кандидаты, кроме занявших два первых места, и между этими последними распределяются вторые предпочтения из списков исключенных кандидатов. Таким образом, второе предпочтение избирателя может решить исход голосования, если даже первый номер в его списке выбыл из борьбы.
Выборы в ассамблею Большого Лондона, как и региональные выборы в Шотландии и Уэльсе, проводятся по комбинированной системе «дополнительного голоса». Она схожа с системой «альтернативного голоса плюс», но здесь часть кандидатов избирается от парламентских округов по простой плюральной системе, а «дополнительные» кандидаты — в многомандатных округах по партийным спискам, когда избиратели голосуют за партии, а не за конкретных кандидатов. Количество голосов, отданных за «дополнительных» кандидатов, подсчитывается по методу д'Ондта (d'Hondt system). Партия, получившая больше всего голосов в регионе, получает первый мандат. Затем ее голоса делятся на два, и полученная сумма сравнивается с голосами других партий. Партия с наибольшим количеством голосов получает следующий мандат. Каждый раз, когда партия выигрывает мандат, ее голоса делятся на число уже полученных мандатов плюс один. Пропорциональная система голосования, основанная на методе д'Ондта, применяется с 1999 года также на выборах в Европарламент.
На местных выборах в некоторых округах Англии и Уэльса используется система «блокового голоса» — плюральная система голосования в многомандатных округах.
Сильная сторона большинства перечисленных вариантов состоит в том, что избиратель имеет возможность проголосовать и за партию, и за индивидуального кандидата.
Другой аспект избирательного процесса — реализация интересов различных групп населения. Так, Лейбористская партия в течение большей части XX века претендовала на роль защитницы интересов рабочего класса, а Консервативная партия — интересов среднего класса и самых богатых. В период 1945—1970 годов за консерваторов в среднем голосовали 66 %, а за лейбористов — лишь 24 % представителей среднего класса. Обратная картина наблюдалась по голосам рабочего класса — соответственно 30 и 62 %4. В период 1974—1992 годов положение несколько изменилось: поддержка консерваторов средним классом упала в среднем до 55 %, а лейбористов — до 22 %. По голосам рабочего класса консерваторы увеличили свою долю в среднем до 31,5 %, а у лейбористов она упала до 50 %.
Выборы 1997 года еще более усложнили ситуацию. Отток голосов среднего класса у консерваторов ускорился: они получили 38 % голосов по сравнению с 56 % в 1992 году, а популярность лейбористов среди среднего класса резко выросла с 24 до 40 % (предыдущий максимум составил в 1945 году 28 %). Растеряли тори и голоса рабочего класса, привлеченные в 80-е годы: в 1992 году
их поддержали 36 % рабочих, а в 1997 году — только 29 %, в то время как их основных конкурентов — соответственно 51 и 58 %. Таким образом, ЛПВ не только упрочила свою поддержку среди представителей рабочего класса, но впервые в истории обогнала консерваторов по количеству полученных голосов среднего класса.
С точки зрения социальной классификации, достижения лейбористов становятся еще очевиднее. По данным социологического агентства МОРИ, к 1997 году ЛПВ имела над Консервативной партией абсолютное преимущество по голосам пенсионеров и «синих воротничков» — низкоквалифицированных и квалифицированных рабочих (группы населения DE и С2)5. Она также опередила тори по голосам «белых воротничков» (С1) и отставала лишь по голосам наиболее зажиточной части общества — управленцев, средних и крупных собственников (АВ)6. Выборы 2001 года почти в точности повторили этот расклад сил.
Со временем британские партии начали более дифференцированно относиться к требованиям национальных меньшинств, женщин, иммигрантов, защитников окружающей среды. Однако Парламенту страны никогда не удавалось стать зеркальным отражением социального, гендерного и этнического состава общества. Например, в 1997 году в Палате общин лишь 8 % депутатов были выходцами из рабочего класса, который составлял на тот момент 40 % населения страны7, причем это соотношение было хуже, чем ранее, и причина коренилась в трансформации Лейбористской партии: в 1918—1935 годах три четверти депутатов-лейбористов представляли интересы рабочих, в 1945—1950 годах — половина, в 1997 году - 13 %.
Если процент представительства рабочего класса в Парламенте в последние десятилетия стал непропорционально низок, то представительство других групп населения, напротив, увеличивалось. До 1983 года женщины составляли менее 5 % депутатов. После выборов 1997 года их количество в Парламенте заметно возросло. До этого консерваторы и лейбористы не занимались проблемой женского представительства, и хотя женщин-депутатов, избранных от Лейбористской партии, как правило, было больше, чем у консерваторов, за последних женская половина населения голосовала охотнее. Положение начало меняться после 1992 года. Тогда от лейбористов в Парламент было избрано 37 женщин (21 — в 1987 году), а от консерваторов — 20 (17)8. Настоящий прорыв произошел на следующих выборах, на которых ЛПВ провела в Палату общин рекордное количество женщин — 101, в то время как у Консервативной партии женское представительство снизилось до 13 человек. Всего на выборах 1997 года в Парламент попали 120 женщин. Но они составили лишь 18 % от общего числа депутатов (доля женщин на тот момент в стране — 52 %). И все же это было большим достижением.
Коренным образом изменилось положение по количеству голосов, поданных женщинами за две ведущие партии. Если в 1992 году 48 % женского населения проголосовали за консерваторов и только 34 % — за лейбористов,
то в 1997 году соотношение стало 31 к 51 %9. На выборах 2001 года картина почти не изменилась — количество женщин-депутатов сократилось на два человека. Количество женщин-кацдидатов увеличилось с 360 до 381, на этот раз благодаря изменению в политике отбора кандидатов в Консервативной партии10. За консерваторов проголосовало 33 % женщин, за лейбористов — 42 %11.
После выборов 1997 года интересы расовых и этнических меньшинств, которые на тот момент составляли около 7 % населения страны, представляли восемь парламентариев-лейбористов. В промежутке до следующих всеобщих выборов от ЛПВ было избрано еще два таких депутата. Лейбористская партия всегда пользовалась абсолютной поддержкой «цветных» избирателей, так как до недавнего времени в отличие от тори занимала традиционно либеральную позицию по вопросам иммиграции. За ЛПВ голоса отдавали не менее 80 % «цветных» жителей страны, а за консерваторов — редко где выше 10 %. Наибольшей поддержкой лейбористы пользовались среди «черного» населения, затем среди выходцев из Бангладеш и Индии.
На выборах 1997 года поддержка ЛПВ среди этих избирательных групп составила соответственно 93, 83 и 72 %. Лишь среди пакистанцев консерваторы получили цифры, сравнимые с результатами лейбористов: 39 против 55 %12. В период 1929—1987 годов этнические меньшинства вовсе не имели своих представителей в британском Парламенте. На выборах 1987 года от ЛПВ избрали четырех депутатов с черным цветом кожи. На выборах 1997 года три ведущие партии выставили 42 кандидата от этнических меньшинств (13 — от лейбористов, 10 — от консерваторов и 19 — от либерал-демократов), в 2001 году — 66 (соответственно 22, 16 и 28). Количество «цветных» депутатов выросло до 12 человек (то есть доля представителей этнических меньшинств в Парламенте повысилась до 2 %), однако вновь исключительно за счет фракции лейбористов. Лишь двое из них представляли интересы мусульманской общины страны. Ожидается, что с ростом «цветного» населения его представительство в Парламенте будет увеличиваться. Не исключено повышение «текучести» этого электората. Ужесточение позиции лейбористов по вопросам иммиграции после 1997 года, а также события в Ираке оттолкнули от правительства многих представителей этнических меньшинств, особенно мусульман. Поражения, которые правящая партия терпела на выборах начиная с 2004 года, в значительной степени объясняются этим фактором.
Как и в других развитых странах, в Великобритании политические партии не во всем успевали приспосабливаться к требованиям времени; в результате появлялись новые социальные движения, «однопроблемные группы» (single-issue groups). Однако они не превратились в конкурентов традиционных партий, которые сохраняют за собой роль главных политических акторов, представляющих сумму общественных интересов. В то же время «однопроблемные группы» доказали свою важность в деле корректировки политики классических партий, особенно в тех случаях, когда правительство вовремя не прислуши-
вается к общественному мнению. Яркие тому примеры — события, связанные с «подушным налогом» в конце 1980-х годов и с войной в Ираке в 2003 году.
Ведущие партии Великобитании сохраняют влияние на наиболее важные с общенациональной точки зрения лоббистские общественные структуры, как новые, так и старые. Лейбористы поддерживают, хотя и с меньшей интенсивностью, особые отношения с профсоюзами, связи со многими национальными, феминистскими, антивоенными и другими движениями. Консерваторы дорожат своими отношениями с организациями, представляющими интересы зажиточных слоев населения, предпринимателей, противников евро, сторонников ужесточения политики в области иммиграции и др.
Стремление партий учитывать в своих политических программах всю сумму общественных интересов имеет и свою оборотную сторону. Излишняя распыленность предвыборных приоритетов может лишить партию четких политических ориентиров, связать ее действия противоречивыми обязательствами, которые невозможно реализовать на практике. Неслучайно Лейбористская партия, трансформировавшаяся в 90-е годы в «партию для всех», после 1997 года не раз подвергалась критике за излишнюю многовекторность и компромиссность своей политики. В обществе, имеющем сложную социальную структуру, неизбежны столкновение интересов и противоречия, подчас непримиримые, между различными социальными слоями. Когда партия стремится отражать чрезвычайно широкую палитру интересов, она выполняет предвыборные обещания в лучшем случае лишь частично.
Таким образом, проведенный анализ свидетельствует, что в период модернизации партийно-политической системы Великобритании, начавшейся в 70-е годы, ведущие партии страны продемонстрировали достаточную гибкость, способность к адаптации и внутренней перестройке. В результате они сохранили за собой ключевую роль в функционировании демократического процесса, а британская партийно-политическая система избежала кризисов, поразивших в различное время партийно-политические системы Италии, Японии и ряда других стран. Важным обстоятельством стало увеличение количества политических акторов, развитие региональных и локальных партийных подсистем.
Вместе с тем наиболее серьезными проблемами в деятельности британских политических партий оказались рост аполитичности электората и хроническое падение процента явки избирателей. Протестные настроения все труднее находят себе выход в электоральном пространстве, увеличилась поддержка радикальных организаций. Способность политической системы Великобритании играть роль «компенсатора» социального недовольства снизилась.
Несмотря на это, управляемость британского государства по-прежнему достаточно высока, а социальная напряженность в обществе значительно ниже, чем в 70—
80-е годы. Падение явки избирателей на всеобщих выборах до 60 % и ниже — в целом объективное явление, отражающее долгосрочные тенденции политической стабилизации, снижения роли идеологического фактора и сближения позиций ведущих партий, уменьшения роли государства в общественном развитии.
Действительная опасность таится в другом. Британские политические партии удовлетворительно выполняют свои традиционные функции, но пока с трудом справляются с современными вызовами. Среди них: возрастание культурной неоднородности Великобритании, усиление процесса ее регионализации, ослабление общебританской идентичности, новые проблемы безопасности. Ясно, что задача эффективного управления британским обществом будет только усложняться, и чтобы ее решить, необходимы скоординированные действия всех политических сил. В свете этого роль партий в стабилизации политических процессов должна не уменьшаться, а увеличиваться, ведь партийно-политическая система в условиях развитой представительной демократии — безальтернативный передаточный механизм, посредством которого воля электората транслируется государству, а действия последнего обретают легитимность.
Алексей Громыко — заместитель директора Института Европы РАН, доктор политических наук.
1 См.: Butler D., Butler G. Twentieth-Century British Political Facts, 1900-2000. 8th ed. Palgrave Macmillan, 2000. P. 233239.
2 Committee on Standards in Public Life: New Research on Public Attitudes, Press Notice 158, 8 September 2004.
3 Квотя Лпупя = общее количество поданных голосов + 1
"" количество вакантных мест + 1
4 См.: Dearlove J., Saunders P. Introduction to British Politics. 3rd ed. Cambridge: Polity Press, 2000. P. 143.
5 См.: Butler D., Kavanagh D. The British General Elections of 2001. Basingstoke: Palgrave, 2002. P. 257.
6 Данные других ведущих социологических служб рисовали аналогичную картину. Значительная разница наблюдалась лишь в оценке настроений «белых воротничков» (С1). Так, если, по данным опросов МОРИ «на выходе», за лейбористов на выборах 1997 года голоса отдали 39 % представителей этой социальной группы, а за консерваторов — 37 %, то данные опросов «на выходе» не оставляли сомнений в лидерстве лейбористов — соответственно 47 и 26 %.
7 См.: Dearlove J., Saunders P. Op. cit. P. 85.
8 См.: Ibid. P. 84.
9 См.: Ibid. P. 152. Другие источники дают иные цифры, которые, однако, принципиально не меняют картину. Так, по данным МОРИ, на выборах 1997 года за консерваторов голоса отдали 32 % женщин, а за лейбористов — 44 %.
См. См. См.
Butler D., Kavanagh D. Op. cit. P. 196. Ibid. P. 257.
Cocker Ph., Jones A. Contemporary British Politics and
Government. 3rd ed. Liverpool: Academic Press, 2002. P. 324.
10
12