CC BY
19
I. СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ ПРАКТИКА
А.А. Громыко
Английские лейбористы после выборов 2005 г.
В XX в. лейбористы ни разу не смогли удержать статус правящей партии два полных парламентских срока, что по британским меркам означает пробыть у власти не менее восьми лет. В мае 2005 г. им это не только удалось, но они одержали победу в третий раз подряд. Достижение лейбористов не было случайным, ведь в стране уже 14 лет продолжается экономический подъем -лучший результат за 300 лет. Инфляция не превышает 2% - самый низкий показатель за три десятилетия. Прирост ВВП в 2004 г. составил 3%, что значительно выше среднего показателя по Евросоюзу, а безработица была ниже 5%, тогда как в ЕС расширенного состава - почти в два раза выше. Исход голосования в 2005 г. не был столь определенным, как в 2001 г. После иракского фиаско в стране не было недостатка в прогнозах, что Блэр может сложить с себя полномочия лидера лейбористов и премьер-министра в пользу Брауна. Отношения между ними уже давно были напряженными. Когда-то друзья, а затем политические соперники, они образуют дуумвират на вершине британской партийной и государственной
13
пирамиды. В 1994 г. Браун претендовал на пост лидера Лейбористской партии, но снял свою кандидатуру в пользу Блэра, который пообещал, что сделает его своим наследником. Однако Браун никак не предполагал, что его коллега так затянет с выполнением этого обещания.
В мае 2005 г. лейбористам удача улыбнулась не в последнюю очередь потому, что консерваторы так и не смогли оправиться от разгромных поражений в 1997 и 2001 гг. Продолжилась чехарда в руководстве, сменилось три лидера, по-прежнему партия была расколота на евроскептиков и евроэнтузиастов. Неудивительно, что в ходе предвыборной кампании лейбористы пренебрежительно отзывались о критике консерваторов в свой адрес. Наиболее оптимистично настроенные члены оппозиции Её Величества лелеяли надежду, что повторится ситуация 1970 г. Тогда все прочили победу правящим лейбористам, но к власти пришли консерваторы.
Устойчивый подъем британской экономики поставил консерваторов в сложное положение. В ходе предвыборной кампании они были вынуждены противопоставлять себя лейбористам по второстепенным вопросам или обращаться к внешнеполитической тематике. Тори выступили за сокращение штата госчиновников, ослабление бюрократического пресса на бизнес, расширение свободы выбора в государственном секторе, ужесточение иммиграционной политики. Наиболее активно они критиковали лейбористов по вопросам европейской политики, ведь консерваторы - непримиримые противники Европейской конституции и присоединения Британии к еврозоне.
В погоне за голосами избирателей тори по ряду вопросов оказались даже левее лейбористов. Так, они выступили за индексацию пенсий в соответствии с ростом заработной платы, а не инфляции, призвали сделать Палату лордов избираемой, а не назначаемой. Если перед выборами 1997 г. лейбористы вслед за консерваторами обещали сохранить на прежнем уровне долю государственных расходов в ВВП страны, то теперь уже консерваторы обещали придерживаться планов правительства по щедрым расходам на образование и здравоохранение.
Тори находились не только в положении догоняющих, но и догоняемых. В 1990-е годы Либерально-демократическая партия,
14
наиболее проевропейская и антивоенная британская партия из числа ведущих, стала претендовать на то, чтобы вытеснить консерваторов с позиций главной оппозиционной силы. Это уже произошло в региональных парламентах Шотландии и Уэльса, где партнерами лейбористов в правящих коалициях стали либерал-демократы, а не консерваторы. На выборах 2005 г. либерал-демократы выступили под лозунгом «Реальная альтернатива». В долгосрочном плане они рассчитывали на то, что со временем лейбористы выполнят давнее обещание и проведут референдум о переходе на пропорциональную систему голосования на всеобщих выборах. В случае успеха такого референдума лейбористы рано или поздно не избегут формирования коалиции с либерал-демократами в Палате общин. Однако пока этого не произошло, их лидер Чарльз Кеннеди продолжает придерживаться независимой политической линии.
Война в Ираке, где вооруженные силы Великобритании участвуют в совместных действиях с вооруженными силами США, а также другие претензии к правительству, накопившиеся за последние годы, в полной мере сказались на результатах выборов в мае 2005 г. Лейбористы завоевали 356 мандатов из 646, однако по сравнению с 2001 г. их большинство в Палате общин сократилось с 165 до 66 мандатов. Конечно, и такое преимущество не малое. Так, Маргарет Тэтчер пришла к власти в 1979 г. с перевесом в 43 места. И все же масштаб снижения большинства лейбористов наглядно подтвердил, что «фактор Блэра» негативно сказался на настроении избирателей.
Казалось бы, действующий премьер добился многого - трижды привел лейбористов к победе. Однако, по мнению тех, кто хорошо знает Блэра, ему недостаточно войти в историю только как «трижды премьер-министр». До ухода в отставку, которая не за горами, ему надо также избавиться от репутации человека, под надуманным предлогом втянувшего Британию в иракскую войну. Блэр стремится прославиться не только своими электоральными успехами. Сделать это тем труднее, что он уже пообещал уйти с поста главы правительства до следующих парламентских выборов. В прошлом среди лидеров лейбористов на досрочное сложение с себя полномочий премьера пошел лишь Гарольд Вильсон. В 1976 г.
15
он уступил место Джеймсу Каллагэну, хотя был по-прежнему популярен и считался козырем партии в ее борьбе за власть. Блэр такими «картами» не располагает. Выборы в мае 2005 г. лейбористы выиграли не благодаря, а вопреки своему лидеру. По персональному рейтингу он опережал консерватора Майкла Ховарда, но уступал либерал-демократу Чарльзу Кеннеди.
Консерваторы - главная оппозиционная сила страны - так и не смогли убедить британцев в том, что они достойны возвращения к власти. Тори завоевали 197 мандатов, увеличив численность своей парламентской фракции на 33 депутата. Этого достаточно, чтобы говорить об укреплении их положения, но мало для серьезной претензии на власть. Так, консерваторы хотя и вернули себе представительство в Палате общин от Шотландии и Уэльса, но получили в этих регионах незначительное число мандатов (1 из 59 -в Шотландии и 3 из 40 - в Уэльсе).
Подтверждая мнение экспертов о слишком медленном возрождении Консервативной партии, Майкл Ховард сразу после выборов объявил о своем уходе с поста лидера. Несмотря на достаточно эффективную предвыборную кампанию, Ховард провел ее под невыразительным лозунгом: «Думаете ли вы, что думаем мы?» -и не удержался от заранее проигрышного в Великобритании перехода на личности, присвоив Блэру ярлык «лжеца» в связи с иракскими событиями. Но британцы хорошо помнили о том, что тори не менее лейбористов ратовали за войну. Однако главная причина слабого выступления партии в том, что она по-прежнему дезориентирована захватом «новыми лейбористами» центра британской политики и не может найти адекватного идеологического ответа.
Наибольшее удовлетворение прошедшие выборы принесли либерал-демократам, которые по сравнению с 2001 г. увеличили свое представительство в Палате общин с 52 до 62 депутатов - лучший результат с 1924 г. В отличие от лейбористов и консерваторов, либерал-демократы последовательно выступали против ввода войск в Ирак без резолюции Совета Безопасности ООН. По ряду вопросов социально-экономического развития страны они заняли позиции левее лейбористов, а также выступали за более последовательное проведение конституционных реформ. О качестве совершенного ими в последнее десятилетие рывка говорит тот факт, что
16
по результатам всеобщих выборов 1992 г. их парламентская фракция составляла лишь 20 человек.
Если задача-максимум либерал-демократов состоит в вытеснении тори с позиций второй по значению партии страны, то задача-минимум уже практически решена - превращение британской двухпартийной системы в трехпартийную, пусть пока на региональном уровне. В последние годы они приобрели опыт работы с лейбористами в правящих коалициях в Шотландии и Уэльсе, где используется система голосования с пропорциональным элементом. Если похожая система сменит мажоритарную на национальном уровне, то формирования коалиционного правительства лейбористов и либерал-демократов в Вестминстере со временем не избежать.
Несмотря на все сохраняющиеся различия между партиями, выборы 2005 г. подтвердили тенденции, проявившиеся в 1997 г. Лейбористская партия, заметно переместившись вправо, отказалась от классового подхода в политической борьбе, дистанцировалась от тред-юнионов и изменила свой устав, из которого была изъята установка на национализацию средств производства, распределения и обмена, формально признала равноценность государственной и частной форм собственности. Она во многом утратила социал-демократический характер, перейдя на позиции социального либерализма. Тони Блэр не раз выражал сожаление по поводу того, что в свое время пути либеральной и социалистической мысли разошлись. Он выступает за необходимость воссоздать коалицию «прогрессивных сил», примером которой считает взаимодействие либералов и лейбористов в начале XX в.
Консервативная партия, со своей стороны, отошла от прямолинейной трактовки рыночных реформ, свойственной периоду «тэтчеризма», признала ряд важных социальных нововведений лейбористов, включая минимальную оплату труда, отказалась от однозначно негативного отношения к повышению социальных расходов государства, смирилась с реформой Палаты лордов и с деволюцией. Была развита идея «заботливого консерватизма», в партии усилилась оппозиция социальному авторитаризму. Открытым остается вопрос, идут ли тори по пути превращения в партию английского национализма.
17
Предвыборная кампания 2005 г. продемонстрировала, что у консерваторов до сих пор отсутствует обновленная идеологическая программа. Если в прошлом они традиционно называли себя партией, выражающей интересы всей нации, то теперь они проводят популистскую политику, ориентируясь на отдельные группы избирателей, недовольных по тем или иным причинам политикой лейбористского правительства: фермеров, охотников, водителей, сторонников ужесточения иммиграционного законодательства и т.п. Лишь в одном электоральном сегменте консерваторы претендуют на представление интересов большинства населения - противников присоединения Британии к еврозоне и Европейской конституции. Однако и в этом случае их преследуют проблемы. Если для лейбористов яблоком раздора стали «особые отношения» с США, спровоцировавшие самое крупное в истории партии восстание заднескамеечников в 2003 г., то для консерваторов - европейский вопрос.
Партия либеральных демократов, вобрав в себя богатые традиции английского либерализма и правой части британской социал-демократии, представители которой в свое время ушли из ЛПВ в Партию либеральных демократов, столкнулась, как и консерваторы, с трудностями при формировании своего идеологического кредо в условиях, когда многие ее инициативы и лозунги в 1990-е годы были перехвачены лейбористами. Либерал-демократы, как и ряд более мелких левых организаций, воспользовались значительным поправением Лейбористской партии, в результате которого оголился левый фланг британской политики. Они заняли принципиальную позицию по вопросу о повышении верхней ставки подоходного налога для финансирования социального сектора, в первую очередь сферы образования. Другие отличительные особенности партии - последовательный европеизм, включающий скорейшее присоединение страны к зоне евро и отказ от особых отношений с США, требование проведения всеобщих выборов по пропорциональной системе голосования, защита окружающей среды, промышленная демократия. Из трех ведущих партий страны либерал-демократы наиболее активно поддерживают переход страны от унитарного устройства к федеральному.
18
Однако либерал-демократы оказались перед дилеммой. Поскольку они стремятся оттеснить консерваторов с позиций главной оппозиции Ее Величества, им необходимо перетянуть на свою сторону часть электората тори и, следовательно, в идеологическом плане им придется сместиться вправо. Но при выборе этого варианта им грозит потеря левоцентристского электората, приобретенного за счет поправения лейбористов. Кроме того, электоральный разрыв между либерал-демократами и консерваторами пока слишком значителен, чтобы либерал-демократы могли рассчитывать на замещение консерваторов. Второй вариант заключается в продолжении стратегии Пэдди Эшдауна, предшественника Чарльза Кеннеди на посту лидера партии, на взаимодействие с лейбористами с позиций конструктивной оппозиции в терпеливом ожидании того времени, когда пропорциональная система голосования заменит мажоритарную на выборах в Палату общин. Текущая политическая линия Кеннеди заключается в том, чтобы использовать ошибки и слабые места двух крупнейших партий для продвижения электоральных интересов либерал-демократов и блокироваться с лейбористами там, где это предоставляет доступ к власти, особенно на региональном уровне.
Выборы преподнесли ряд сюрпризов по результатам выступления некоторых малых партий, например коалиции «Респект» («Уважение»). Ее лидер Джордж Галловэй, исключенный из рядов лейбористов за жесткую критику иракской политики правительства, одержал громкую победу в одном из лондонских избирательных округов над ставленницей «новых лейбористов». В Северной Ирландии сенсационным стало поражение нобелевского лауреата Дэвида Тримбла, многолетнего лидера умеренной Юнионистской партии Ольстера и одного из архитекторов Соглашения Страстной пятницы, в пользу непримиримых лоялистов - Демократической юнионистской партии Иана Пэйсли. Свои позиции за счет умеренной националистической силы провинции - Социал-демократической лейбористской партии - упрочила и партия Шинн Фейн. Неубедительно выступили националистические партии Уэльса и Шотландии: Плайд Камри снизила свое представительство в Палате общин с четырех до трех депутатов, а Шотландская национальная партия увеличила его с четырех до шести, однако потеряла по
19
количеству полученных голосов. Ультраправая Британская национальная партия не получила мест в парламенте, однако набрала по стране свыше 200 тыс. голосов - сказался рост недовольства многих коренных жителей Британии усилением наплыва в страну иммигрантов.
Выборы в мае 2005 г. не стали исключением с точки зрения проблемы политической апатии. В то время как в XX в. в парламентских выборах традиционно участвовали 70-80% британцев с правом голоса, в 2001 г. явка избирателей скатилась до 59% - ниже показатель был зарегистрирован лишь в 1918 г. В мае 2005 г. явка несколько повысилась - до 62%. Этот прирост был достигнут в основном благодаря тому, что рекордное количество человек - более 6 млн. - проголосовало по почте. Политическая апатия усугубляет недостатки мажоритарной системы голосования. Так, лейбористов поддержали 36% пришедших на избирательные участки, но лишь 22% зарегистрированных.
Теперь перед лейбористами в полный рост стоят задачи, решение которых до выборов 2005 г. они предпочитали откладывать. Им придется завершать противоречивую реформу Палаты лордов, создавать Верховный суд, сосредоточить внимание на модернизации систем образования, здравоохранения, повысить эффективность работы полицейской и иммиграционной служб. Однако, как и в предыдущие несколько лет, Тони Блэру вряд ли удастся полностью сосредоточиться на внутриполитических проблемах. Террористические акты в Лондоне 7 июля 2005 г. с новой силой напомнили британскому премьеру, что последствия войны в Ираке будут преследовать его и дальше.
Обретет ли «Третий путь» второе дыхание?
Политика лейбористов в период 1997-2005 гг. представляла собой причудливую смесь прагматизма в одних вопросах (особенно в вопросе о преемственности по отношению к социально-экономической политике предшествующих консервативных правительств) и идейной новизны в других, проявившейся в нежелании подстраиваться под требования тех или иных слоев населения. С одной стороны, стремление лейбористов сохранить чрезвычайно
20
широкую коалицию избирателей, поддержавших их в 1997 г. (задача, которая, судя по результатам всеобщих выборов 2001 и 2005 гг., была ими выполнена успешно), предопределило крайнюю осторожность в их действиях, нежелание идти на реформы или осуществлять их такими темпами, которые могли бы отпугнуть от них часть электората, главным образом верхние слои среднего класса и представителей крупного бизнеса. Кроме пакета конституционных реформ, значение которых, бесспорно, велико, лейбористы не предприняли далеко идущих действий, благодаря которым они могли бы приобрести репутацию «смелых реформаторов», но из-за которых могла бы снизиться их популярность слева или справа.
Так, концепция «совладения» на практике получила лишь символическую поддержку правительства, и корпоративная культура, сложившаяся в Британии в 1980-1990-е годы при консерваторах, осталась практически неизменной. Лейбористы, как и консерваторы до них, продолжали выступать за максимально либерализованный рынок труда, за трансформацию континентального социального рынка на основе принципов англосаксонской модели развития. Лейбористы не произвели ощутимую переналадку механизма перераспределения национального богатства, как можно было ожидать от левоцентристского правительства с небывалым большинством в Палате общин. Не решились они и на обратное -на широкое внедрение рыночных принципов в функционирование «государства благосостояния».
С другой стороны, Тони Блэр продемонстрировал завидное упорство и неприятие компромиссов как в ряде вопросов внутренней политики - нетерпимость к оппозиции в своей партии, противодействие последствиям децентрализации власти в стране, которую правительство осуществило по собственной инициативе, - так и во внешней, что особенно наглядно проявилось в догматическом следовании концепции «особых отношений» с США. «Новые лейбористы» пытались манипулировать исходом выборов мэра Лондона в 2000 г., навязали своего кандидата на должность лидера Лейбористской партии Уэльса, что позже ударило по ним бумерангом, во многом выхолостили суть внутрипартийной демократии в Лейбористской партии, пошли на нарушение сути Соглашения Страстной пятницы и возобновили прямое управление
21
Ольстером, не желая поступаться принципом суверенитета парламента. Однако наибольшую политическую твердолобость Тони Блэр проявил в связи с кризисом вокруг Ирака, когда наперекор электоральным интересам своей партии и провозглашенной стратегии на лидерство в Европе стал соавтором самого глубокого кризиса в Евроатлантическом сообществе.
Тактические и стратегические просчеты в политике «новых лейбористов» привели к тому, что многие из тех, кто первоначально с энтузиазмом их поддерживал и внес весомый вклад в идейное обеспечение их возвращения к власти, затем испытали разочарование и отвернулись от них. Так, в 2004 г. с критической работой «Упадок общественного», направленной против искажения «новыми лейбористами» сути «третьего пути», выступил Дэвид Марку-энд, который в 1960-1980-е годы был одним из идеологов правого крыла Лейбористской партии1. Особое внимание он уделяет развитию темы «общественного домена», который считает пристанищем ценностей гражданства, справедливости и общественного служения. История с избранием Кена Ливингстона мэром Лондона заставляет автора полагать, что «новые лейбористы» действовали наперекор принципам общественного домена, т.е. в данном случае игнорировали волеизъявления граждан и, кроме того, продемонстрировали конъюнктурное отношение к принципам деволюции. Маркуэнд не ставит знака равенства между понятиями «общественный домен» и «государственный домен», указывает на то, что часто интересы общества и рынка пересекаются. Однако общественный домен зиждется не на отношениях собственности, а на этике, морали, когда людьми движет желание общественного служения, основанного на принципе доверия, а не меркантильного расчета. Государство в 1980-1990-е годы при консерваторах стало противником общественного домена, и хотя конституционные реформы, начатые «новыми лейбористами», способствовали его частичному укреплению, но не остановили его эрозии.
Неолиберальная политэкономия стала частью менталитета политической элиты, и «новые лейбористы», считает Маркуэнд,
1 Матциапй V. ВесИпе о/Иге РиЬИс .- Ь.\ РоЫу РтвББ, 2004.
22
вслед за тори продолжили маркетизацию общества, еще больше сужая границы общественного домена. «Когда лейбористы называют себя "новыми", - пишет он, - то отказываются от заветного желания "старой" социал-демократии взять под контроль или изменить капитализм»2. Судя по их действиям, новый глобальный экономический порядок предстает железной клеткой, неизбежно сковывающей действия правительства и общества, и не составляет альтернативы гипериндивидуалистической версии англо-американского капитализма. Изменились нюансы, сдвинулись приоритеты, но неолиберальная революция продолжилась.
Большое разочарование Маркуэнд испытывает в отношении Тони Блэра, который, по его мнению, пренебрежительно относится к своей собственной партии. Она ценна для него лишь как инструмент реализации личного «внеисторического, ничем не связанного секулярного экуменизма». Для своей «паствы» Блэр разбил «большой шатер», который вмещает всех добропорядочных людей, за исключением твердолобых оппонентов «перманентного ревизионизма». «Как все популисты, - пишет Маркуэнд, - Блэр создал для себя образ воображаемого народа, к которому он обращается и от имени которого он выступает. Ему кажется, что, если реальные люди спорят с ним и с его воображаемым народом, значит, они чего-то не понимают. Однако со временем, приложив дополнительные усилия, он убедит их в чистоте своих помыслов, и они встанут на путь истинный» 3.
На критические позиции в отношении практической формы реализации «третьего пути» стали переходить и те, кто еще недавно защищал «новых лейбористов» от их критиков. Красноречивым явился отход от их безусловной поддержки Энтони Гидденса, одного из главных архитекторов «официальной» версии концепции «Третьего пути». В 2003 г. в коллективной монографии «Прогрес-
2 Матциаий О. Ор. сИ. - Р. 118.
3 1Ый. - Р. 119-120.
23
сивный манифест» он выступил за переосмысление политики правительства за истекшие шесть лет4.
В этой работе Гидденс повторил ряд своих постулатов, например, что идеи «третьего пути» зародились в конце 80-х - начале 90-х годов, что «третий путь» не был программой конкретных действий «новых демократов» в США или «новых лейбористов» в Британии и не обозначал особенности англосаксонского подхода к политическому анализу и политической практике. В реальности он олицетворял усилия социал-демократических партий по всему миру пересмотреть свои программные положения после падения социалистической системы. С этой точки зрения Гидденс определяет «третий путь» как путь прогресса, который соответствует традиции социал-демократического ревизионизма, уходящего корнями в учения Эдуарда Бернштейна и Карла Каутского. «Третий путь» не является «средним путем», это не попытка найти золотую середину между «старыми левыми» и рыночным фундаментализмом. Он преодолевает оба эти явления, представляя собой левоцентристский проект по модернизации социал-демократии. Задача «третьего пути» заключалась в решении двух ключевых проблем: возвращение после долгого перерыва социал-демократических партий к власти и поиск выхода из кризиса, в котором оказалась социально-экономическая модель развития, основанная на идеях кейнсианства.
«Третий путь» развивался главным образом в форме критики неолиберализма, которая оказалась очень эффективной. В то же время, считает Гидденс, был сделан слишком большой акцент на том, против чего выступают сторонники «третьего пути», чем на том, за что они ратуют. «Социал-демократам необходим более существенный идеологический прорыв, - пишет он. - Я предлагаю идею неопрогрессивизма... Неопрогрессивисты должны разработать социал-демократическую повестку дня, которая по амбициоз-
4 Giddens A. Introduction. Neoprogressivism. A new Agenda for Social Democracy // Anthony Giddens (ed.). The Progressive Manifesto. - L.: Polity Press, 2003.
24
ности и охвату не уступала бы программе неоконсерваторов в США и других странах»5.
Гидденс признал и то, что в концепции «Третьего пути» недостаточное внимание уделялось общественным интересам, и призвал удвоить усилия по их защите. Он также поддержал тезис об общественном домене. Здоровая экономика, по его мнению, нуждается в надежно функционирующих рынках, однако она также нуждается в развитом общественном домене, в котором государство сохраняет значительную роль. Гидденс предложил свой собственный термин - «общественнизация»6. «Под общественнизацией, -поясняет он, - я понимаю отстаивание крайней важности общественной сферы для полноценной жизни общества, где граждане одновременно с возможностью достигать своих целей чувствуют себя защищенными и в безопасности. «Третий путь» в своем изначальном варианте способствовал осуществлению первого условия, однако мало преуспел в реализации второго»7.
В «Прогрессивном манифесте» также предлагается обогатить концепцию «Третьего пути» концепциями «встроенного рынка» (embedded market) и «государства-гаранта» (ensuring state)8. В каком смысле рынок должен быть «встроен»? Он должен быть встроен в культурную, правовую матрицу конкретного общества, функционировать на основе механизмов доверия. С точки зрения «встроенного рынка» нет необходимости руководствоваться идеей минимального государства. Не существует ни одной индустриально развитой страны, где доля государственных расходов в ВВП заметно снизилась бы в последние десятилетия. В развитых странах присутствие правительства и государства ощущается повсеместно.
5 Giddens A. Op. cit. — P. 6.
6 Publicisation.
7 Giddens A. Op. cit. - P. 7.
Kay J. The Embedded Market. Chapter 1 //Anthony Giddens (ed.). Op.cit. - P. 35-53. Идея «встроенного рынка» была впервые предложена американским ученым Марком Грано-веттером: Granovetter M. Economic Action and Social Structure: The Problem of Embeddedness // American Journ. of Sociology, N 91 (3), 1985; Schuppert F. The Ensuring State. Chapter 2 // Giddens A. Op.cit. - P. 54-72.
25
Действительно, рынки функционируют успешно только в условиях конкуренции, однако справедливо и то, что естественные монополии объективно ограничивают их деятельность. Нет оснований полагать, что частные компании имманентно превосходят государственные, особенно в условиях монополии. В сфере здравоохранения и образования услуги могут предоставляться на рыночных принципах, однако существуют убедительные доводы, связанные с понятиями социальной солидарности, справедливости и общественного благополучия, в пользу того, что такая деятельность должна быть сведена к минимуму.
Гидденс не только солидаризируется с этими тезисами, но заметно меняет свою позицию по вопросу приватизации, признавая, что в теории и на практике приватизации было «слишком много». Например, в Соединенном Королевстве и в Нидерландах приватизация естественной монополии - железных дорог - повлекла многочисленные проблемы. В результате в обеих странах железные дороги, хотя и не подверглись ренационализации, были переданы некоммерческим организациям. «Согласно традиционному социал-демократическому подходу, - пишет Гидденс, - государство вмешивается в функционирование рынка в случае его недееспособности. Однако государственное вмешательство часто необходимо и для того, чтобы повысить эффективность работы рынка...»9.
Гидденс также останавливается на проблематике «экономики соучастия», к которой до недавнего времени относился скептически. Он отмечает, что происходит глубинный сдвиг в том, как люди воспринимают бизнес и его легитимность, в результате чего модель капитализма акционеров теряет свою привлекательность. Происходящее он сравнивает с изменением общественных настроений в 1970-е годы. Над бизнесом сгустились тучи не только из-за корпоративных скандалов и проблем в мировой экономике, но и потому что мотивация его действий оказалась под вопросом. Гидденс призывает к более последовательному внедрению механизмов «соучастия», которое в версии «новых лейбористов» оказалось неадекват-
9 аййвиз А. Ор. си. - Р. 9.
26
ным современным вызовам. Реализация принципов «соучастия» оказалась в сильной зависимости от желания корпораций собственноручно определять круг «соучастников» и границы ответственности между ними.
Для исправления положения неопрогрессивистам предлагается взять на вооружение идею «гражданской экономики»10, предложенной экономистом Стефеном Дэйвисом11. Гражданская экономика - это аналог гражданского общества и в определенном смысле его продолжение. Необходимо выстроить гражданскую экономику таким образом, чтобы бизнес вернул себе легитимность в глазах широких масс населения и расширил границы своей социальной ответственности. Гражданская экономика - сеть агентств и институтов, занимающихся мониторингом деловой активности. Гидденс, как в середине 1990-х годов Уилл Хаттон, резко высказывается в адрес культуры британского корпоративного бизнеса. «Фикцией является утверждение, - пишет он, - что огромные зарплаты топ-менеджеров частных компаний устанавливаются рыночными силами... интересы этих бизнесменов надежно защищены... весь риск они перекладывают на плечи наемных работников»12. Однако он находит определенное основание для оптимизма. Так, правительство лейбористов установило правило, согласно которому акционеры получили возможность ежегодно голосовать по вопросу о зарплате управляющих.
Гидденс считает, что «государство-гарант» больше подходит для социал-демократов, чем «вспомогательное государство»13. Последняя концепция была шагом вперед по сравнению с традиционными представлениями об этатистском государстве. Центральная идея «вспомогательного государства» - в замене патернализма на обеспечение граждан ресурсами, необходимыми для полноцен-
10
Oivil economy.
11 Davis S. The Civil Economy // Renewal. The Political Economy Issue. - Autumn,
2003.
12 Giddens A. Op. cit. - P. 11.
13 Еnabling state. - Прим. авт.
27
ной жизни. Однако по своей сути эта идея была не более чем ответной реакцией на неолиберальные подходы: государству предлагалось выйти за рамки «минимального государства» и не более того. Что касается граждан, то они, получив доступ к ресурсам, отправлялись в свободное плавание. Государство снимало с себя ответственность с того момента, когда граждане получали стартовые возможности для реализации своих планов.
Отличие концепции «государства-гаранта» в том, что государству вменяется обязанность заботиться о гражданах и защищать их, причем эта обязанность приобретает форму гарантии. «Государство-гарант» берет на себя ответственность не только за предоставление возможностей, но и за последствия этого, за координацию механизмов предоставления услуг, и имеет прямое отношение к организации их обеспечения. Оно не только обеспечивает граждан ресурсами - доступом к сфере образования, здравоохранения, социального обслуживания, но также гарантирует определенные стандарты предоставления этих услуг. В то же время регулирование в данном случае означает не прямой контроль, а установление стандартов поведения и стимулов, соответствующих общественным потребностям.
* * *
Социально-экономическая и политическая модернизация, опиравшаяся на идеологию свободного рынка, к середине 1990-х годов перестала отвечать требованиям времени. Эстафета реформ была продолжена лейбористами, которым представилась возможность учесть ошибки предшественников и продолжить модернизацию страны по скорректированному курсу. «Тэтчеризм» был переходным этапом от послевоенного консенсуса к межпартийному консенсусу нового качества, основанному на своеобразном сочетании консервативных, либеральных и коллективистских ценностей. Вопросы о том, считать ли «третий путь» частью этого переходного этапа или его результатом, имеет ли «третий путь» будущее или неизбежна его замена на более эффективные идейные построения, остаются открытыми.
