Политические партии перед новыми вызовами: Опыт Западной Европы и России
Методический семинар Центра научно-информационных исследований глобальных и региональных проблем ИНИОН РАН
Пархалина Т.Г., Андреева Т.Н., Белинский А.В.,
Гордон А.В., Зонова Т.В., Карпова К.А., Коргунюк Ю.Г., Лапина Н.Ю., Тимофеев П.П., Трунов Ф.О., Шаншиева Л.Н.
Аннотация. Рассматриваются проблемы, с которыми в современном мире сталкиваются политические партии Западной Европы и России. Особое внимание уделяется социальным и политическим вызовам глобализации. Анализируются причины популярности праворадикальных и леворадикальных партий; трансформация политического пространства и новый расклад политических сил в странах Европы. Показано, что в России подлинные политические партии до сих пор не возникли, а доминирующие позиции на политической сцене занимает административно-бюрократическая структура - «партия власти» «Единая Россия».
Abstract. The article considers the problems, which become challenges for the political parties in Western Europe and Russia. The paper pays key attention to the social and political challenges of the globalization. The article analyzed the reasons of popularity of right-wing and left-wing radical parties and also the transformation of the political landscape and the new alignment of political forces in European countries. The material also shows that in Russia genuine political parties in the Western sense have not yet arisen, and the dominant position belongs to the bureaucratic structure, so called «ruling power» - «Edinaya Rossia».
Ключевые слова: политическая партия, глобализация, правый радикализм, левый радикализм, популизм, Италия, ФРГ, Франция, Великобритания, Швеция, Россия, НАТО.
Keywords: political party, globalization, right radicalism, left radicalism, populism, Italy, Germany, France, Britain, Sweden, Russia, NATO.
Сведения об авторах
Пархалина Татьяна Глебовна - кандидат исторических наук, зам. директора ИНИОН РАН, руководитель Центра научно-информационных исследований глобальных и региональных проблем ИНИОН РАН. ([email protected])
Parkhalina T.G. - Ph.D. in history, deputy director of INION RAS, director of the Center of scientific information studies on global and regional issues, INION RAS.
Андреева Татьяна Николаевна - кандидат исторических наук, старший научный сотрудник ИМЭМО им. Е.М. Примакова РАН. ([email protected])
Andreeva T.N. - Ph.D. in history, senior researcher, Primakov National research institute of world economy and international relations, IMEMO RAS.
Белинский Андрей Викторович - кандидат политических наук, научный сотрудник ИНИОН РАН. ([email protected])
Belinskii A.V. - Ph.D. in political sciences, researcher, INION RAS.
Гордон Александр Владимирович - доктор исторических наук, главный научный сотрудник ИНИОН РАН. (gordon_ [email protected])
Gordon A.V. - Sc.D. in history, principal researcher, INION RAS.
Зонова Татьяна Владимировна - доктор политических наук, профессор МГИМО МИД России. ([email protected])
Zonova T.V. - Sc.D. in political sciences, professor, MGIMO university.
Карпова Ксения Александровна - магистр второго года обучения Института иностранных языков Российского университета дружбы народов. ([email protected])
Karpova K.A. - master of the 2 nd year, Department of foreign languages, Peoples' friendship university of Russia.
Коргунюк Юрий Григорьевич - доктор политических наук, ведущий научный сотрудник ИНИОН РАН, зав. отделом политологии Фонда развития исследовательских программ «Информатика для демократии». ([email protected])
Korgunyuk Y.G. - Sc.D. in political sciences, leading researcher, INION RAS; head of Political science department, INDEM foundation.
Лапина Наталия Юрьевна - доктор политических наук, главный научный сотрудник ИНИОН РАН. ([email protected])
Lapina N. Yu. - Sc.D. in political sciences, principal researcher, INION RAS.
Тимофеев Павел Петрович - кандидат политических наук, научный сотрудник ИМЭМО им. Е.М. Примакова РАН. ([email protected])
Timofeyev P.P. - Ph.D. in political sciences, researcher, Primakov National research institute of world economy and international relations, IMEMO RAS.
Трунов Филипп Олегович - кандидат политических наук, старший научный сотрудник Отдела Европы и Америки ИНИОН РАН. (1 [email protected])
Trunov Ph.O. - Ph.D. in political sciences, senior researcher, Department of Europe and America, INION RAS.
Шаншиева Лариса Николаевна - кандидат философских наук, зав. сектором Восточной Европы Отдела Европы и Америки ИНИОН РАН. ([email protected])
Shanshieva Larisa Nikolaevna - Ph.D. in philosophical sciences, head of the Eastern Europe division, Department of Europe and America, INION RAS.
Политические партии - ведущие политические институты современности. В демократическом обществе они призваны выражать интересы общественных классов и групп и представляют их на политической арене, участвуют в борьбе за власть и придают стихийным выступлениям граждан институционализированные формы [Иоккап, 2009].
В последние десятилетия в западноевропейских странах традиционные партии утрачивают влияние, их место в политическом пространстве занимают несистемные партии и движения; растет отторжение гражданами старой гвардии политиков, остро ощущается потребность в смене правящих элит. Исследователи всё чаще обращают внимание на то, что система политического представительства переживает кризис [Ретпеаи, 2007], что партии перестали выражать интересы граждан, а решения в них принимаются узким кругом лиц, входящих в партийное руководство [Лапина, 2014]. Но главное состоит в том, что традиционные политические партии оказались не готовы к тем масштабным переменам, которые происходят в мире.
Перед вызовами глобализации
Современный мир - это мир глобальный. Глобализация -сложный и многомерный процесс взаимопроникновения экономик различных стран, их политического и культурного сближения. Она меняет привычный экономический и социальный ландшафт, прямо или косвенно воздействует на политические процессы в обществе.
В экономическом плане глобализация, как отмечали выступавшие, порождает новую конфигурацию мирового экономического пространства. Изменения мирового хозяйства генерируются двумя мощными трендами: 1) включением в международное разделение труда новых динамично развивающихся стран, которые, оттесняя «старые» экономики, начинают играть всё более значимую роль в формировании глобального хозяйственного пространства; 2) обострением конкуренции за рынки в результате проводимой на международном уровне политики либерализации внешнеэкономических отношений [Глобализация рынков.., 2010, с. 4].
В условиях растущей межстрановой конкуренции проигравшими от глобализации по многим параметрам оказались развитые страны: отдельные производства и производственные операции переводятся из стран «центра» в страны «периферии»; радикально меняется структура занятости; получили распространение новые формы занятости - гибкая и частичная занятость, временная работа, надомный труд.
Перед политическими партиями стоит задача выработать стратегию в отношении глобализации, которая была бы нацелена не на торможение процесса, но на придание ему новых характеристик - своего рода развитие «глобализации с человеческим лицом». На сегодняшний день, если представить картину схематично, либеральные партии, сторонники глобализации, выступают за открытие границ и адаптацию общества к требованиям новой цифровой экономики. Праворадикальные и некоторые леворадикальные популистские партии и движения придерживаются стратегии контрглобализации, делают ставку на «закрытие» национальной экономики и социальной системы.
В социальном отношении глобализация сопровождается сломом традиционной социальной структуры, для которой было характерно деление на рабочий класс, буржуазию и средние классы; возникновением новых форм социального размежевания; фрагментацией и размыванием средних классов. Конечно, было бы неверно думать, что глобализация - единственная причина масштабных социальных сдвигов, но ее роль недооценивать нельзя. Первыми социальными жертвами глобализации в развитых странах стали работники, занятые в промышленном производстве, на которых опирались левые и левоцентристские партии и массовые профсоюзы. На сегодняшний день список «проигравших» от глобализации включает представителей средних классов, интеллигенции, буржуазии, индивидуальных предпринимателей. Кто-то из них утратил работу, другие - прежний социальный статус. По своему социальному профилю «проигравшие» - люди разные, но их всех объединяет одно: на сегодняшний день места в новой глобальной цифровой экономике им не нашлось.
В свою очередь победителями становятся лица, удачно вписавшиеся в глобальный рынок. Группа победителей в социальном плане неоднородна: в нее входят мегазвезды шоу-бизнеса, спортсмены, писатели, журналисты, теле- и радиоведущие, благодаря глобализации информации ставшие мировыми брендами. Есть в ней и менее заметные, отнюдь не звездные персоны: производители программного обеспечения, молодые инженеры, продающие свои новейшие разработки по всему миру. Этих людей объединяет то, что результаты их труда востребованы на мировом рынке.
Социальное деление проходит не между классами, а внутри классов по линии адаптированности / неадаптированности к глобальным переменам. В каждой стране социальный разлом приобретает свою особую конфигурацию. Президент ФРГ Ф.-В. Штайн-майер, говоря о воссоединения Германии, отмечает, что 27 лет спустя невидимые стены продолжают разделять западных и восточных немцев. Разрыв между двумя частями страны отражается не только на уровне доходов. Восточные немцы тяжело воспринимают «элитный трансфер», когда после воссоединения ФРГ элитные кадры на востоке страны заменялись выходцами с запада [Хоффманн-Ланге, 2017, с. 68]. В своей стране они ощущают себя «второсортными» гражданами, жертвами «культурного колониализма» [Любин, 2018].
Во Франции линия социального размежевания проходит между верхними слоями среднего класса, которых французский географ К. Гиллюи относит к «новой буржуазии», и обитателями «периферийной Франции». «Новая буржуазия» - это герои нашего времени, победители «глобального соревнования». Они удачно вписались в современную жизнь, проживают, как правило, в крупнейших городах, ставших открытыми дверями в глобальную экономику. Внешне этих людей непросто идентифицировать. Они не подчеркивают свою особость, позиционируют себя как средний класс, демократичны, на выборах голосуют за центристские и левоцентристские партии. На другом социальном полюсе - жители «периферийной Франции» - рабочие, служащие, ремесленники, живущие в бывших индустриальных центрах, в средних и малых городах и за их пределами, в зонах, где занятость сокращается, но-
вые рабочие места не создаются, а социальная инфраструктура деградирует. Официальной статистикой многие из них продолжают рассматриваться как представители среднего класса. В реальности, как полагает ученый, средним классом они быть перестали, превратившись в социальные низы. Их материальное положение ухудшилось, доходы сократились, а главное - у них отсутствуют социальные перспективы. «Периферийную Францию» Гиллюи называет «невидимой», подчеркивая, что ее представители всё потеряли в процессе глобализации, хотя эти потери и не признаются теми, кто находится у власти и отстаивает модель либеральной глобальной экономики [СиШиу, 2016, р. 33-34].
Участники мероприятия отмечали, что основы социальной солидарности, вырабатывавшиеся в странах Европы на протяжении многих десятилетий, разрушаются. Подлинную трагедию переживают традиционные левые и левоцентристские партии. На протяжении последних двух-трех десятилетий многие из них попытались расширить свою социальную базу, переориентировавшись с рабочего класса на городские средние слои. Одними из первых на этот путь вступили английские лейбористы во главе с Тони Блэром и немецкие социал-демократы во главе с Герхардом Шрёдером. В начале XXI в. к ним присоединились французские социалисты. Однако эта стратегия не оправдалась, поскольку в глобализирующемся обществе средний класс, в прошлом составлявший до двух третей экономически активного населения развитых стран, фрагментируется и размывается. Существовать вне четких представлений о своей социальной базе партии не могут. На сегодняшний день складывается парадоксальная ситуация: традиционные политические партии «держатся» за средний класс, делая вид, что социальная структура осталась неизменной, а новой стратегии, ориентированной на «периферийных» людей, у них не существует. Впрочем, выработать такую стратегию нелегко, поскольку социальная периферия крайне неоднородна.
Серьезные общественные изменения, как отмечалось в ходе обсуждения, происходят под влиянием миграционного бума. Трансграничная и трансконтинентальная миграция является неизбежным следствием возрастания мобильности населения. В свое
время она давала немалый эффект, когда требовалась малоквалифицированная рабочая сила для экономического рывка в тех странах, которые оказались в демографической «яме». Миграция последних лет превосходит экономические потребности стран-реципиентов. К тому же она развивается такими экстремально высокими темпами, что говорить о серьезной «аккультурации» приезжих не приходится. Это оборачивается растущим неприятием пришельцев со стороны коренного населения.
Глобализация, информационная революция, иммиграционные волны, особенно захлестнувшие европейский континент в последние годы, у широких слоев населения порождают чувство страха. Люди перестали узнавать мир, в котором жили до сих пор, и не находят своего места в том, который приходит ему на смену. У них, считает болгарский политолог Иван Крастев, социокультурная тревога выражена сильнее, чем даже тревога, связанная с социально-экономическим положением или боязнью потерять работу. Исчезновение привычного мира вызывает у людей «моральную панику», порождает чувство наступающей катастрофы [Krastev, 2017]. Опросы общественного мнения фиксируют, что глобализация воспринимается как опасность значительной частью европейцев: 70% греков, 63 - французов и бельгийцев, 62 - итальянцев, 47 - немцев и 46% англичан [Macron va-t-il.., 2017].
В современной Европе антиглобализм сочетается с антимодернизмом, восходящим к тому идейно-политическому явлению, которое Исайя Берлин называл «Контрпросвещением» [Берлин, 2001]. Вместе с ключевой категорией Просвещения - прогрессом -отвергается многое из того, что входит в понятие «проект Просвещения». Разуму противопоставляется вера, личности - корпоративизм, развитию - стабильность и т.д. Активизации традиционализма предшествовало утвердившееся после 1960-х годов на Западе господство постмодернизма, которое привело к размыванию наряду с традиционными ценностями того, что было принесено в европейскую цивилизацию Просвещением и эпохой Нового времени. Постмодернизм, с одной стороны, придал культурному развитию западных обществ радикалистский характер, а с другой -обезоружил их перед лицом традиционалистской реакции. Можно
говорить о явлениях дезориентации и даже деморализации больших слоев населения западного мира, что отчетливо просматривается в смене политических настроений.
Глобализация прямо или косвенно влияет на политические процессы в обществе. На неблагоприятном социально-экономическом фоне окрепли праворадикальные и леворадикальные популистские партии и движения, которые обещают возвращение в «золотой век». Для многих европейцев голосование за праворадикальные партии стало формой протеста, кто-то поддерживает их из идеологических соображений. Во Франции на президентских выборах (май 2017) кандидат праворадикального Национального фронта М. Ле Пен вышла во второй тур голосования, набрав 33,9% голосов. Праворадикальные партии и движения показали высокий результат на парламентских выборах в Германии, Австрии, Италии.
Феномен праворадикального популизма
Участники семинара особое внимание уделили феномену праворадикального популизма. В выступлениях отмечалось, что праворадикальный популизм представляет собой «восстание против элит», масштабный протест против складывающегося миропорядка той части общества, которая чувствует себя обделенной или испытывает чувство неуверенности перед будущим. Несмотря на ряд отличий, обусловленных национальной спецификой, у праворадикальных популистских движений имеются общие родовые черты, позволяющие исследователям говорить об одном феномене.
Первым тезисом современных праворадикальных популистов, вокруг которого выстраивается их концепция, является защита интересов «простого народа» перед лицом коррумпированной, оторванной от своих корней и некомпетентной элиты. Отчуждению политического класса от народа придаются черты заговора, а основным объектом критики становятся представители крупного капитала и ведущих СМИ. Критикуя политику правящих кругов, праворадикальные популисты, во всяком случае формально, не ставят под сомнение саму идею представительной демократии и выборов. Многие из них (Национальный фронт во Франции, «Альтернатива для Германии») выступают в поддержку прямой
демократии, за вынесение важных политических вопросов на референдум.
Вторым тезисом праворадикалов является критика Европейского союза, принципы которого, по их мнению, противоречат национальным интересам. Относительно путей решения проблемы мнения различаются. Если М. Ле Пен в ходе президентской кампании выступала за полный выход из ЕС и отказ от евро1, то «Альтернатива для Германии» пока ограничивается лишь требованиями выхода из зоны евро и предоставления большей свободы членам ЕС.
Третьим пунктом программы праворадикальных популистов является антиисламизм и требование радикального ограничения миграции в европейские страны. При этом они делают акцент на несовместимости ислама с нормами демократии, необходимости сохранения рабочих мест для местного населения и т.д.
Большое внимание в программных документах «новых правых» уделяется социальным вопросам (ликвидация безработицы, поддержка социально незащищенных слоев населения). В условиях, когда левые партии - коммунистические и социал-демократические - переживают кризис, праворадикальные популисты стремятся привлечь на свою сторону рабочий класс и социальные низы.
Можно выделить четыре социальные группы, которые составляют основу праворадикальных популистских партий и движений. Их поддерживает бывший электорат левых партий: промышленные рабочие, фермеры, сельскохозяйственные рабочие, безработные, оказавшиеся восприимчивыми к лозунгам евроскеп-тиков и националистов.
Вторая социальная группа поддержки правопопулистских партий представлена частью среднего класса. По сравнению с первой категорией материальное положение этих людей более благополучно, но они опасаются за свое будущее, остро ощущают, что их положение ухудшается, а эпоха стабильности ушла в прошлое.
1 На сегодняшний день позиция Национального фронта по этим вопросам несколько смягчилась.
244
Третья группа, пусть численно и незначительная, но достаточно заметная, представлена ультраправыми и неонацистами, чьи взгляды более радикальны, чем официальные программы праворадикальных партий. Отношения между ними и руководством партий складываются непросто.
Четвертую группу, поддерживающую праворадикальные популистские партии, составляют представители истеблишмента (Я. Качиньский, А. Бабищ, А. Гауланд, В. Орбан).
В настоящее время существуют три возможных варианта взаимодействия политической элиты с праворадикальным популизмом: игнорирование, демонизация, конструктивная критика. Игнорирование и демонизация праворадикального популизма оказались неэффективными. Остается конструктивная критика, которая предполагает, с одной стороны, осуждение заведомо невыполнимых и опасных требований праворадикальных популистов (выход из НАТО, ЕС, отказ от евро), а с другой - трезвую оценку тех реальных проблем, которые присутствуют в их программах (безработица, защита национального производителя и т.д.).
Современные праворадикальные партии Великобритании
Особое внимание участников обсуждения привлек британский опыт. В отличие от стран континентальной Европы, в Великобритании партии крайнего толка не пользуются популярностью. Отсутствие сколько-нибудь значительной поддержки у британцев право- и леворадикальных идей зарубежные исследователи объясняют феноменом «англосаксонской островной психологии». Суть его в том, что в течение десятилетий костяк британского общества состоял из обширного, однородного и многочисленного слоя рабочего класса, отличавшегося добропорядочностью, законопослушностью и патриархальным отношением к институту семьи. Британские рабочие традиционно не стремились открыто бунтовать против элит. Партии крайнего толка ассоциировались и продолжают ассоциироваться у них с бандитизмом, правонарушителями, скинхедами.
Первой британской партией правого толка стала созданная в 1932 г. фашистская партия Британский союз фашистов Освальда Мосли. Она не была столь популярна и влиятельна в Британии, как аналогичные партии в других европейских странах этого периода, и с началом Второй мировой войны была распущена (1940). После окончания войны во второй половине XX в. появилось множество партий крайне правого толка, однако они не пользовались популярностью, а их существование не было продолжительным.
В настоящее время в Великобритании существуют несколько праворадикальных партий. Среди них не пользующиеся популярностью избирателей и практически мертвые радикально-националистические, неофашистские партии: Британский национальный фронт (1967) и выросшая из него Британская национальная партия (БНП) (1982). Известны также набирающие популярность благодаря антиисламским настроениям в обществе еще несколько малочисленных групп. Среди них выделяются молодежная неформальная организация Лига английской обороны (English Defence League) (2009) и неонацистская крайне правая партия «Британия прежде всего» (Britain first) (2013). После убийства в июне 2016 г. члена парламента от лейбористской партии и сторонницы членства страны в ЕС Джо Кокс членом набиравшего популярность еще одного неонацистского молодежного движения «Национальное действие» (National Action) (2013) деятельность этой организации в феврале 2017 г. была запрещена.
Самой популярной и многочисленной партией правого толка в настоящее время является Партия независимости Соединенного Королевства (ПНСК) (The UK Independence party, UKIP) (1993). Рост ее популярности в британском обществе пришелся на 2004-2014 гг. Он объяснялся тем, что партия умело воспользовалась просчетами в миграционной и межнациональной политике кабинетов двух ведущих партий (лейбористской и консервативной) и недовольством населения затянувшейся политикой жесткой экономии правительства Д. Кэмерона - Н. Клегга (2010-2015). Апеллируя к истории и традициям королевства, партия критиковала политику Евросоюза и выступила за ужесточение иммиграционной политики в Великобритании и ЕС, за расширение внешнетор-
говых связей страны и за обязательное проведение референдума сначала по вопросу о присоединении к Лиссабонскому договору, а потом и о членстве страны в ЕС.
Пик популярности ПНКС пришелся на 2015-2016 гг. и был связан с решением правительства Д. Кэмерона провести 23 июня 2016 г. референдум о членстве страны в ЕС. Взлет политической популярности ПНСК произошел в тот момент, когда крайне правая партия во главе с Н. Фараджем сменила ультраправый радикализм на евроскептический национал-популизм, апеллирующий к «борьбе с исламом» и «защите христианских ценностей». Успех партии объяснялся тем, что она, будучи популистской по своей сути, энергично реагировала на проблемы британского общества и транслировала их без налета расизма, национализма и ксенофобии. Центральной проблемой, вокруг которой выстраивался партийный дискурс, стал переизбыток иммигрантов из ЕС, конкурирующих за рабочие места с коренным населением и создающих напряжение для социальной сферы и службы здравоохранения. Другими словами, ПНСК «собирала» жалобы различных слоев британского общества, переводила их на язык, приемлемый и понятный для законопослушных, добропорядочных британцев из различных слоев общества, и затем предлагала на первый взгляд простые способы решения острых проблем.
Выход Великобритании из Евросоюза (Брекзит) популяризировался ПНСК как «панацея от всех бед»: как самый действенный способ защиты британского рынка труда от неконтролируемого притока мигрантов из ЕС, как способ эффективной защиты британского суверенитета и обеспечения экономического развития страны. В свете растущей террористической угрозы для Европы и Великобритании со стороны т.н. «Исламского государства» (запрещено в России) Брекзит рассматривался ПНСК как надежный способ обеспечения безопасности страны.
Победа идеи Брекзита на референдуме 2016 г. ознаменовала собой реализацию основной цели партии. В этой связи 4 июля 2016 г. тогдашний лидер партии Н. Фарадж объявил о своей отставке, объясняя этот шаг достижением поставленной цели. До настоящего времени партия не смогла определить перспективную цель сво-
его существования. Ее сотрясают политические скандалы, сопровождающиеся сменой лидеров. Произошел отток электората от ПНСК к консервативной и лейбористской партиям, а сама партия постепенно приходит в упадок.
Италия после парламентских выборов 2018 года
Сложная политическая ситуация складывается в Италии. Здесь традиционно считалось, что демократическая система требует чередования у власти правоцентристов и левоцентристов. Но с 2011 г. правый центр оказался в ситуации кризиса, влияние входящих в него партий ослабело. В 2017 г. в кризисе оказался и левый центр. В этих условиях по итогам выборов 4 марта 2018 г. на первый план вышли настроенные на слом существующей системы праворадикальные политические партии. Это «Движение 5 звезд», возглавляемое Л. Ди Майо, и националистическая «Лига» (бывшая «Лига Севера») во главе с М. Сальвини. Арифметически наибольшее число голосов по результатам голосования получил правый центр (альянс С. Берлускони с М. Сальвини) - более 37%. Но сам Берлускони проиграл. Претендовать на должность премьера он не может ввиду судимости, а союзники по коалиции пытаются оттеснить его партию «Вперед, Италия». Фактически на первый план выходит Сальвини, претендовавший на пост премьера.
На левоцентристском фланге правящая Демократическая партия (ДП) оказалась в непростой ситуации. За пять лет пребывания у власти демократам удалось повысить ВВП, резко сократить поток мигрантов, договориться о смягчении ряда требований к Италии со стороны Европейского союза. Член ДП премьер П. Джен-тилони пользуется уважением у итальянцев, к демократам принадлежит и президент страны С. Маттарелла. Несмотря на это, Демократическая партия потеряла доверие избирателей. В результате поражения на выборах ее глава М. Ренци подал в отставку с поста секретаря партии.
В известном смысле после выборов Италия оказалась в тупике. Ни одна политическая сила в парламенте не располагала необходимым для формирования правительства 40%-ным большинством. После парламентских выборов начались переговоры о том,
кто возглавит палаты парламента. Выдвигаются проекты различных правительственных коалиций. Наибольшую угрозу для демократов и Берлускони представляет альянс «Лиги» с «Движением 5 звезд». Именно о таком альянсе мечтал стратег предвыборной кампании Д. Трампа С. Бэннон. Он приехал в Италию наблюдать за выборами и призвал итальянцев поддержать «интернационал популистов, призванных распространить идеи экономического национализма и нанести решительный удар в самое сердце Брюсселя». Если бы подобное правительство было сформировано, Саль-вини стал бы премьером. В этом случае, пригрозил Берлускони, его партия «Вперед, Италия» откажется поддерживать коалиционные правоцентристские правительства в регионах.
Возможно, Берлускони предпримет попытку договориться о создании совместного коалиционного правительства с Демократической партией. Поговаривают, правда, что президент Маттарелла не исключает возможности прихода в правительство представителей «Движения 5 звезд» при условии, однако, что ряд министерских постов будут зарезервированы за демократами. В этом его якобы поддерживает Джентилони и некоторые весьма влиятельные члены ДП.
Как отмечают эксперты, отныне основой для правительственных коалиций станет не деление на правый и левый центр, а отношение к Европейскому союзу. Действительно, как Берлускони, так и Демократическая партия выступали за дальнейшее развитие европейского интеграционного процесса. «Движение 5 звезд» и особенно «Лига» заявляли о себе как о евроскептиках. Многие считают, что, придя к власти, эти партии поставят под сомнение сам процесс евроинтеграции. Подобная перспектива не может не беспокоить Брюссель.
Правда, Ди Майо всячески старается заверить европейских комиссаров, что его партия не будет выступать против евро; он решительно отмежевался от экстремистских партий Европы. Бывший глава, а теперь «гарант» партии комик Беппе Грилло говорит: «Внутри мы немного демохристиане, немного правые, немного центристы, немного левые - мы можем приспособиться ко всему».
Партийно-политическая обстановка во Франции после выборов
Обсуждая результаты президентских и парламентских выборов (май-июнь 2017 г.) во Франции, участники семинара подчеркивали, что они открыли новый политической цикл в истории Пятой республики. Свой первый год работы президент Э. Макрон пока завершает более уверенно, чем два его предшественника: к марту 2018 г. его политику одобряли 42% французов (у Ф. Олланда через десять месяцев работы в активе был 31%, у Саркози - 27%). Запущен ряд реформ в самых разных сферах общественно-политической жизни: принят закон «О восстановлении доверия к политической деятельности»; подписаны ордонансы о либерализации трудового кодекса; «налог солидарности» на богатство заменен налогом на недвижимое имущество; начаты реформы в сфере образования и здравоохранения и т.д.
Новации, прежде всего реформа трудового кодекса, вызвали противоречивую реакцию в обществе. Больше всего политикой президента доволен правый электорат, предприниматели, государственные чиновники (45% из них одобряют действия Макрона, 28% критикуют), тогда как традиционная социальная база левых сил - сотрудники госсектора, рабочие, служащие, пенсионеры настроены критично (46% осуждают политику президента, 28% ее поддерживают) [Les indices.., 2018, p. 6-7]. Макрон, по мнению французов, проводит политику правых (так считают 39% избирателей), а вовсе не центристскую (27%) и тем более не левую (7%) [Bauduin, 2018].
Наблюдатели отмечают стремление главы государства «омолодить» политику, его отказ от казенного языка, попытки сделать более эффектной систему государственную управления, желание повысить престиж власти не то в голлистском, не то вовсе в квазимонархическом духе [Nay, 2017]. По мнению П. Ольнаса, Макрон не относится к президентам-выходцам из партийной элиты, управлявшим Францией на протяжении последних 36 лет (Ф. Миттеран, Ж. Ширак, Н. Саркози, Ф. Олланд). Он близок к лидерам типа Ш. де Голля и В. Жискар д'Эстена, которые сами создавали политические партии [Aulnas, 2017]. Так ли это, покажет время.
Во Франции 2017 год четко обозначил кризис традиционных массовых партий - наследников индустриального общества XX в. Главными бенефициарами выборной гонки стали пропрезидентская центристская партия «Вперед, Республика!» (REM), а также антисистемные партии: ультраправый Национальный фронт (FN) М. Ле Пен, вышедшей во второй тур президентских выборов, и крайне левая «Непокоренная Франция» (FI) Ж.-Л. Меланшона. Несмотря на разность идеологий, у них есть общие черты. Во-первых, их отличает нескрываемый вождизм. Даже названия партий ассоциируются с именами лидеров: аббревиатура EM - En Marche! -«Вперед!» намекает на имя Эммануэля Макрона, а «Объединение темно-синих» (Rassemblement Bleu Marine), связанное с FN, отсылает к имени Марин Ле Пен. Во-вторых, упрощенное членство, включая виртуальное, а также акцент на работу с соцсетями. В-третьих, все три партии очевидно популистские. Они предлагают идеологически разные, но одинаково упрощенные пути к успеху Франции: еврооптимизм и глобализационный проект у «Вперед, Республика!»; евроскептизм и антиглобализм в интернациональных («Непокоренная Франция») и национал-патриотических цветах (Национальный фронт). Показательно, что все три движения имеют солидную поддержку внутри своих сегментов электората: 88% у «Вперед, Республика!», 84 - у «Непокоренной Франции», 82% - у Национального фронта [Rivière, 2018].
Разумеется, это не дает им права почивать на лаврах: перед ними стоят непростые задачи. Раньше всего это осознала М. Ле Пен, в 2011 г. начавшая трансформацию унаследованной от отца партии в сторону превращения ее в более респектабельную и «ру-копожатную» структуру. После поражения на выборах 2017 г. и ухода из партии ряда значимых фигур (Ф. Филиппо, М. Марешаль-Ле Пен) процесс трансформации продолжился: М. Ле Пен объявила, что название партии будет изменено. Последуют ли изменения в идеологии партии, пока сказать сложно. Но М. Ле Пен уверенно лидирует в антирейтинге французских политиков (55% и первое место в марте 2018 г.).
На левом фланге непростую игру ведет Ж.-Л. Меланшон. Порвав с Соцпартией в 2008 г., он основал сначала Левую партию
(2009), затем сформировал вокруг нее Левый фронт, а в 2016 г. -движение «Непокоренная Франция». В условиях провала социалистов именно Меланшон осенью 2017 г. стал главным олицетворением левой оппозиции Макрону, в частности, организуя протесты против реформы трудового кодекса. По данным мартовского соц-опроса компании «Odoxa», Меланшон занимает третье место в рейтинге наиболее популярных политиков, а среди левого электората он очевидный лидер (65%, для сравнения у социалиста Б. Амона 49%) [Baromètre.., 2018]. Очевидно, что М. Ле Пен и Ж.-Л. Меланшон станут двумя полюсами протестного электората на европейских выборах 2019 г.
Свои проблемы приходится решать и пропрезидентской партии «Вперед, Республика!» Партия власти, сформированная через Интернет во многом из представителей гражданского общества, представители которого не имели политического опыта, и разрекламированная как движение нового типа, в последнее время все больше подвергается критике за чрезмерную централизацию, отсутствие внутренней свободы («армия клонов») и разрыв между бюрократизирующимися верхами и рядовыми активистами [Mathoux, 2018]. Возникает вопрос: какова судьба этой структуры, пока не сумевшей выдвинуть ярких лидеров и роль которой до сих пор сводилась к одобрению политики президента?
Главные проигравшие на выборах 2017 г. - правоцентристская партия «Республиканцы» и Французская социалистическая партия (ФСП). Пока что они находятся в поиске новых лидеров и, главное, новых идей в преддверии европейских выборов 2019 г. Показательно, что обе партии проходят через внутренний раскол. У «Республиканцев» возникло либеральное крыло «Конструктивные» во главе с А. Жюппе, поддерживающее Э. Макрона и противостоящее правым суверенистам во главе с Л. Вокье. От ФСП откололось движение «Génération-s» во главе с Б. Амоном. Ряд лидеров «Республиканцев» и ФСП перешли в лагерь Макрона (Б. Ле Мэр от правых, Ж.-И. Ле Дриан у социалистов). В обеих партиях переизбрано руководство (Л. Вокье и О. Фор), формируются новые программы. Пока неясно, сможет ли ФСП сохранить свое историческое название.
Выборы в сенат 24 сентября 2017 г. благоприятствовали «Республиканцам», вместе с союзниками они получили на 11 мест больше, чем в прошлом созыве, тогда как социалисты потеряли 7 мандатов. Следующим важным политическим рубежом в жизни партий станут выборы в Европарламент (май 2019 г.), когда от Франции будут выбраны 74 депутата. Э. Макрон уже выдвинул идею сформировать транснациональные списки, что благоприятствовало бы системным силам, связанным с европейскими партиями. Новый политический цикл во Франции готовит новые сюрпризы и открытия.
Изменение партийно-политического ландшафта Швеции
Как отмечали выступавшие, динамичные внутриполитические изменения происходят и в наиболее стабильных европейских странах. Яркий тому пример - Швеция. Шведская политическая система обладает высокой степенью консервативности, в ней доминантной партией является Социал-демократическая партия Швеции (СДПШ). С начала 1960-х годов она 44 года находилась у власти и лишь 13 лет была в оппозиции. Абсолютное большинство шведских политических партий являются левыми или левоцентристскими. Вместе с тем вызовы нового времени не могли не затронуть эту североевропейскую страну.
Нелегальная миграция и угроза терроризма способствовали росту правого популизма в Швеции. В 2010 г. праворадикальная партия «Шведские демократы» впервые прошла в риксдаг, набрав 9,8%, в 2014 г. ее поддержали 14% избирателей [ВетокгаИ81аИ8ик.., 2014]. Успех «Шведских демократов» стал результатом протестного голосования, поскольку электорат недоволен политикой действующего правительства (коалиция СДПШ и «Зеленых») в миграционном вопросе. Для небольшой (10 млн жителей) Швеции, не участвовавший в двух мировых войнах, появление десятков тысяч мигрантов с иным социокультурным кодом стало подлинным шоком. К этому добавилась тревога, вызванная ростом терроризма в Европе. После террористических атак в Париже (2015) и Брюсселе (2016) нападению террористов подверглись мирные жители Стокгольма.
Популярность «Шведских демократов» носит латентный характер: в ходе соцопросов сторонники партии не заявляют о своих предпочтениях, боясь подвергнуться общественному осуждению [Е^етш, Rydgren, 2017, 8. 354]. Во многом поэтому результаты выборов и успех на них «Шведских демократов» стали неожиданностью для «классических» партий королевства. В ходе дискуссии отмечалось, что на сегодняшний день сложно прогнозировать результаты выборов 2018 г., хотя опросы показывают вероятный рост поддержки «Шведских демократов». Партия может стать третьей по числу депутатов в парламенте после СДПШ и Умеренной коалиционной партии.
Таблица
Опрос общественного мнения по вопросу партийных предпочтений (проведен 7 марта 2018 г.) [ЛЬИп, Бепх1ег, 2018]
Партия % поддержки
Шведская социал-демократическая партия 27,2
Умеренная коалиционная партия 21,8
«Шведские демократы» 18,6
Партия Зеленых 4,6
Партия Центра 7,9
Левая партия 8,5
Шведская народная партия 5,1
Христианско-демократическая партия 3,3
«Феминистская инициатива» 1,8
Другие партии 1,2
Опросы показывают, что сохранение у власти действующей коалиции (СДПШ и «Зеленых») маловероятно. С начала 2010-х годов партия «Зеленые» ослабла. Это стало результатом слабой внутренней структуры и отсутствия разветвленной сети организаций на местах. Но главное состояло в том, что часть электората «Зеленых» сдвинулась вправо и стала поддерживать праворадикальные партии, поскольку проблема миграции приобрела большую опасность по сравнению с экологическими проблемами. СДПШ с высокой долей вероятности придется искать союза с Умеренной коалиционной партией, чтобы совместно с ней блокиро-
вать активность «Шведских демократов». Однако заключению союза может препятствовать то, что СДПШ выступает против вступления Швеции в НАТО, тогда как Умеренная коалиционная партия эту инициативу поддерживает.
Влияние правого радикализма в странах Европы на Североатлантический альянс
В ходе обсуждения была проанализирована связь между правым радикализмом и перспективами сотрудничества европейских стран в рамках Североатлантического альянса. Отмечалось, что для большинства праворадикальных сил в Европе характерны общие черты в их подходе к решению внешнеполитических проблем:
- уменьшение степени и масштаба участия в интеграционных и в целом многосторонних форматах (как де-юре, так и де-факто) как средство укрепления национального суверенитета;
- дистанцирование от официального Вашингтона; применительно к военно-политической сфере особое внимание крайне правые уделяют вопросам вывода контингентов войск США из европейских стран - участниц НАТО; в частности, как и «Левые», они весьма негативно оценивают переброску масс единиц боевой техники (особенно танков) и личного состава для усиления группировки войск Соединенных Штатов Америки на территории ФРГ [Kleine Anfrage.., 2015];
- активное противодействие таким нетрадиционным угрозам безопасности, как нелегальная миграция и международный терроризм на территории своих государств при отказе от сколько-нибудь заметного использования внешнеполитических инструментов (особенно военно-силовых и экономических) за пределами конкретного государства.
На практике это означает переход к реактивной, оборонительной по своей характеру политике в области обеспечения безопасности вместо превентивной и наступательной. На первый взгляд, что особенно важно для популяризации данных идей крайне правыми, это позволяет существенно сократить ресурсные издержки на внешнюю политику. Однако в реальности затраты,
напротив, возрастут. В условиях глобализация дестабилизация в странах Азии и Африки неминуемо будет оказывать возрастающее давление на страны Европы. В этой ситуации борьба на дальних рубежах с относительно слабыми структурами международного терроризма представляется намного более эффективной, чем противодействие таковым в состоянии пиковых возможностей на собственных границах.
Выступавшими отмечалось, что проникновение в парламенты представителей праворадикальных правых партий может создать проблемы для правительств стран - участниц НАТО в сфере международной безопасности.
Во-первых, сложно будет получить парламентское согласие на использование вооруженных сил за пределами зоны ответственности Североатлантического альянса особенно при проведении боевых операций. Так, усиление позиций «Альтернативы для Германии», и особенно в случае ее блокировки по точечным вопросам с «Левыми» и «Зелеными», может затруднить получение мандата Бундестага для проведения операций в Мали - в первую очередь МШИЭМА (Многопрофильная комплексная миссия ООН по стабилизации Мали) и Афганистане. На этих направлениях бундесвер активно участвует в небоевой деятельности по миротворчеству и поддержанию мира, однако не исключена вероятность втягивания военных в ограниченные боевые действия со структурами международного терроризма. Возможным вариантом для правительства является засекречивание ряда составляющих деятельности бундесвера в сферах вооруженных конфликтов (что действительно имеет место в Афганистане и Мали). Однако это может привести и к масштабному обратному эффекту - крайне правые, как и крайне левые весьма активны в проведении расследований и составлении запросов правительству. В случае если будут вскрыты факты выхода миссий бундесвера за рамки мандата, это может привести не только к свертыванию миссии, но и объявлению вотума недоверия правительству.
Во-вторых, возникнут трудности в финансировании разработок и закупок боевой роботизированной техники, особенно на фоне негативного восприятия широкими слоями общественности
в Европе «войны дронов»1. В этой связи представители праворадикальных, как и леворадикальных сил, могут стать «застрельщиками» общественных инициатив по блокированию решений правительств стран - участниц НАТО по оснащению вооруженных сил и особенно спецслужб боевыми дронами [Richter, 2014, p. 2-3].
В-третьих, сложно будет осуществить на практике решения Уэльского саммита НАТО (2014) о выведении расходов на военные нужды европейских стран - участниц Альянса на уровень 2% от ВВП к 2024 г. Главным тезисом крайне правых в этой связи является опасность роста расходов на оборону за счет сокращения расходов в социально-экономической сфере, что весьма болезненно для широких слоев населения. В этой связи перед правительствами европейских государств встанет дилемма: либо реализовать принятые обязательства и в этом случае дать возможность правым радикалам усилить свою электоральную базу за счет протестного электората, либо отказаться от шагов по масштабному наращиванию военного бюджета, тем самым косвенно признавая свою слабость перед лицом оппонентов. Выходом, в частности для Германии, может стать «срединный вариант»: увеличение расходов, но более медленными темпами и меньшего в итоге масштаба (1,61,7%, а не 2%), чем предполагалось в соответствии с обязательствами перед партнерами по НАТО [Kamp, 2016, S. 2-3]. При этом в 20232024 гг., за два года до очередных парламентских выборов, может быть осуществлен кратковременный скачок расходов до 2% с последующим снижением к началу новой избирательной кампании.
Отмеченные трудности становятся серьезным препятствием в процессе принятия решений в НАТО по широкому спектру вопросов. В частности, это может привести к новым и еще более масштабным, чем это было в ходе иракских событий 2003 г., кризисам атлантической солидарности, когда европейские партнеры не будут готовы оказывать военную помощь США при проведении как ограниченных, так и особенно масштабных операций.
1 Дроны использовались США в рамках борьбы с международным терроризмом, и это привело к большим потерям среди мирного населения [Richter, 2014, p. 4-5].
В этой связи возникает вопрос: как уменьшить негативный эффект для НАТО от усиления праворадикальных сил? Прежде всего, решением могло бы стать окончание «скандинавской эпохи» в высшем руководстве Североатлантического альянса (генеральным секретарем в 2009-2014 гг. был представитель Дании А. фог Расмуссен, а с 2014 г. - Й. Столтенберг) и назначение на данный пост представителя одного из ведущих европейских континентальных государств, в первую очередь Германии. Немаловажной объективной предпосылкой для данного решения является общее укрепление позиций данных стран в Альянсе - как с общеполитической, так и собственно военной точки зрения. Однако и в этом случае останется открытым вопрос: сумеет ли факт председательства государства в НАТО повлиять на поддержку его электоратом роста военных расходов (и в целом наращивания оборонной мощи) или генеральный секретарь использует свое положение, чтобы снизить критику со стороны партнеров в адрес своей страны за неготовность идти на данные шаги?
Партийная система России и новейшие тенденции в эволюции структуры размежеваний
В отличие от европейских стран, речь о которых шла на семинаре, партийная система России не переживает видимого кризиса. Напротив, после партийной реформы 2012 г. и контрреформы 2014 г. она, похоже, еще сильнее «окуклилась». Остались прежними и ее основные игроки. Основу системы составляет «Единая Россия», далеко обгоняющая своих конкурентов и по формальной численности, и по масштабам участия в выборах различных уровней, и по представленности в органах власти и самоуправления.
Вторым эшелоном следует т.н. парламентская оппозиция -КПРФ, ЛДПР и «Справедливая Россия». Эти партии существенно уступают ЕР по численности и количеству депутатов в региональных и муниципальных собраниях, однако имеют солидные фракции в Государственной думе, представительство в большинстве законодательных собраний субъектов Федерации и во многих муниципальных собраниях. Кроме того, они участвуют практически во всех региональных и муниципальных выборах.
В третий эшелон входят партии, которые не имеют (или почти не имеют) своих людей в Госдуме, но представлены одним-двумя депутатами (а иногда и компактными фракциями) в ряде региональных собраний, включают несколько десятков (а иногда сотен) депутатов муниципального уровня и по мере сил участвуют в выборах регионального и муниципального уровня. Кроме «Яблока», «Патриотов России» и «Партии роста» (до 2016 г. - «Правое дело»), имевших регистрацию еще «по-старому» (до 2012 г.) законодательству, к их числу можно отнести такие «воссозданные» или вновь образованные партии, как «Коммунисты России», Российская партия пенсионеров за социальную справедливость, Российская экологическая партия «Зеленые», Партия народной свободы (ПАРНАС), «Родина», «Гражданская платформа» (последние две имеют по одному представителю в Государственной думе). Отчасти к этой группе примыкают также леворадикальный Российский объединенный трудовой фронт (РОТ Фронт) и пропутинское «Великое Отечество» - они не имеют представительства в региональных и муниципальных собраниях, но пытаются участвовать в общенациональной политической дискуссии (пусть и с сокращенной повесткой дня) и выборах различного уровня.
Остальные 60 с лишним партий являют собой откровенный «мусор», не имея представительства в региональных и муниципальных собраниях, не участвуя в выборах и политической дискуссии и вообще не ведя никакой деятельности. Таким образом, несмотря на либерализацию законодательства, партийная система России не сильно изменилась по сравнению с «дореформенным» периодом. Это не означает, что в ее жизни не произошло вообще никаких изменений. Их просто трудно обнаружить невооруженным глазом.
Серьезные и даже кардинальные изменения пережила прежде всего структура размежеваний, лежащих в основе этой системы. Напомним, что в 1960-х годах С. Липсет и С. Роккан, проанализировав историю партий Северо-Западной Европы, пришли к выводу, что партийные системы данных стран базировались на четырех фундаментальных социетальных размежеваниях (cleavages): 1) между центром и регионами; 2) церковью и государством;
3) промышленниками и земельными собственниками (городом и деревней); 4) работодателями и наемными работниками. Согласно этой концепции, по мере расширения избирательного права данные размежевания последовательно сменяли друг друга в качестве доминирующих, пока наконец после 1917 г. ведущий статус не закрепился за противостоянием по линии «труд-капитал» и партийные системы Западной Европы не застыли в «замороженном» состоянии на долгие десятилетия.
На самом деле «формула Липсета-Роккана» носила весьма схематичный характер и не учитывала опыт близлежащих европейских стран, где основная политическая борьба шла по линии «власть-общественность» («авторитаризм-демократия»). Из концепции выпадали также США, из опыта которых следовало, что сохранение монопольных позиций за двумя соперничающими партиями вовсе не означает неизменности лежащих в основе партийной системы размежеваний: к середине ХХ в. противостояние между республиканцами и демократами проходило отнюдь не по тем же самым линиям, что и сто лет назад.
Расширение эмпирической базы изучения эволюции структуры размежеваний, в том числе за счет стран, ступивших на путь демократизации в последние десятилетия ХХ в., постепенно привело к выводу о необходимости изменения исследовательских подходов. Речь прежде всего шла об использовании математических методов при работе с электоральной статистикой и агитационными материалами. В частности, применение факторного анализа позволило выявлять политические и электоральные размежевания, находящиеся в тесной, но сложной связи друг с другом.
Политические размежевания легче всего обнаруживаются посредством работы с материалами партийной агитации: выявления точек политической дискуссии (issues), вызывающих наибольшую поляризацию между ее участниками; определения позиций разных участников (с помощью числовой шкалы: например, от -5 до +5); обработки полученных цифр посредством факторного анализа. Исследования в данной области показали, в частности, что политическое пространство постсоветской России определялось тремя основными размежеваниями: 1) социально-экономичес-
ким (между рыночниками и антирыночниками); 2) авторитарно-демократическим (между сторонниками политических свобод и адептами «сильной руки»); 3) системным (между сторонниками европейского пути развития страны и «самобытниками»).
Причем иерархия этих размежеваний постоянно менялась. На думских выборах 1993 г. первое место принадлежало системному размежеванию, за ним шли социально-экономическое и авторитарно-демократическое. На выборах 1995 г. на передний план вышло социально-экономическое размежевание, оттеснив системное на второе место, а авторитарно-демократическое - на третье, и такая структура сохранялась вплоть до 2011 г. События на Болотной выдвинули вперед авторитарно-демократическое размежевание, оттеснив социально-экономическое и системное соответственно на второе и третье места - данная иерархия была свойственна периоду 2012-2013 гг. Наконец, события вокруг Крыма и Украины (2014) снова резко изменили ситуацию: на первом месте, как и в 1993 г., оказалось системное размежевание (в форме противостояния «империалистов» и «антиимпериалистов»), оставив авторитарно-демократическое на втором, а социально-экономическое на третьем местах. Эта структура сохраняется вплоть до сегодняшнего дня.
Электоральные размежевания выявляются с помощью факторного анализа данных голосования за те или иные партии в различных территориальных единицах по пропорциональной системе (методику можно приспособить и к голосованию по одномандатным округам, но в результате процедура значительно усложнится). Их структура во многом совпадает со структурой политических размежеваний, но далеко не во всем. Политические акторы ведут свою дискуссию с оглядкой на электорат, но далеко не всегда могут предугадать колебания их настроений. К тому же на выбор избирателей оказывают влияние и другие факторы - в частности, административный ресурс. Поэтому электоральные размежевания во многом коррелируют с политическими, но далеко не всегда повторяют их структуру.
Так, например, в 1990-е годы первое по значимости электоральное размежевание определенно носило социально-экономический характер, однако не охватывало даже половины электо-
рального пространства. Многие из выявляемых факторным анализом «электоральных размежеваний» вообще не имели политической интерпретации; в 1999 г. ее было лишено даже первое по значимости электоральное размежевание, что объяснялось соревнованием двух «партий власти», программные позиции которых почти не отличались друг от друга. В 2000-е годы на первое место в электоральном пространстве вышло авторитарно-демократическое размежевание, тогда как в политическом пространстве оно по-прежнему занимало третье место. Ничуть не изменилась ситуация в электоральном пространстве и после того, как на первый план в политическом пространстве вышло системное размежевание: на думских выборах 2016 г. первое электоральное размежевание, как и раньше, имело авторитарно-демократическую природу. Причиной такого несовпадения следует считать прежде всего централизованное использование административного ресурса, что резко увеличивало разброс в голосовании за «партию власти» и повышало собственное значение (eigenvalue) соответствующего фактора.
Тем не менее можно констатировать, что структура размежеваний, лежащая в основе сегодняшней российской партийной системы, уже не та, что пять лет тому назад. Причиной ее изменения послужил перехват властью политической повестки левых и «патриотических» партий в области внешней политики: раньше ее позиция в этих вопросах была гораздо ближе к центру. Подобная рокировка резко увеличила рейтинги действующей власти (прежде всего Путина), но подложила под существующую партийную систему мину замедленного действия, которая рано или поздно придет в действие.
Любопытно, что выход на первый план в политическом пространстве России системного («империалистического») размежевания во многом перекликается с ситуацией в европейских странах. Судя по всему, прошли те времена, когда первое место в их структуре размежеваний принадлежало противостоянию по социально-экономическому признаку - между сторонниками низких налогов и широких социальных программ. На выборах в германский Бундестаг 2017 г. первым по значимости электоральным размежеванием оказалось противостояние между «Альтернативой для
Германии» и «Левыми», с одной стороны, и социал-демократами, свободными демократами, «Зелеными» и отчасти христианскими демократами - с другой. А это противостояние явно проходит по линии «антиглобалисты - сторонники интеграции», и главным вопросом повестки дня в нем является, судя по всему, миграционная политика. Данный вопрос вряд ли будет решен в ближайшие годы, а значит, первое место этому размежеванию гарантировано еще надолго. Причем если в Германии антиглобалисты все-таки находятся в меньшинстве, то в отдельных странах Восточной Европы (Польша, Венгрия) им уже принадлежит власть. Что касается России, то в нашей стране в положении ничтожного меньшинства, не имеющего даже представительства в федеральном пространстве, оказались именно «интеграторы» («глобалисты», «западники»). А это значит, что нам далеко даже до стартовой линии того пути, на который ступила Европа. Тем не менее дорога наша лежит именно в европейском направлении.
По результатам работы семинара были сделаны следующие выводы. Во-первых, появление новых акторов на политической арене меняет конфигурацию политического пространства, а растущая популярность праворадикальных партий способствует системному поправению правоцентристских партий. Во-вторых, в ряде стран Западной Европы, где до сих пор существовала двухпартийная система, происходит переход к многопартийности. Площадкой политического эксперимента стала Италия, где переход от однопартийности к многопартийности начался еще в 1980-е. В 2015 г. разрушилась традиционная двухпартийная система в Испании, в 2017 г. - во Франции. Станет ли эта тенденция доминирующей, покажет время, но угроза этого сценария, несомненно, существует. В-третьих, с переходом от двухпартийности к многопартийности политическая неопределенность в политической жизни европейских стран нарастает. В условиях многопартийности партиям-победителям всё сложнее формировать устойчивые правительственные коалиции. В ФРГ после парламентских выборов в ноябре 2017 г. на протяжении четырех месяцев не удавалось создать правящую коалицию. В-четвертых, в случае прихода пра-
ворадикальных партий к власти реальной станет угроза для экономической, политической и военной интеграции в Европе.
В России партийная проблематика носит свою специфику. В партийно-политической системе РФ, если использовать классификацию Дж. Сартори, сформировалась «доминантная партия» [Sartori, 1976, p. 285]. Эту функцию выполняет «партия власти» -«Единая Россия». Она не определяет государственный курс и не формирует правительство, являясь по сути административной структурой, которая «служит послушным орудием правящей бюрократии» [Коргунюк, 2007, с. 109].
Список литературы
Берлин И. Философия свободы: Европа. - М.: Новое литературное обозрение, 2001. - 448 с.
Глобализация рынков труда: Динамика, проблемы, перспективы / РАН. ИНИОН.; Отв. ред. С.Я. Веселовский. - М., 2010. - 250 с.
Коргунюк Ю.Г. Становление партийной системы в современной России / ИНДЕМ, МГПУ. - М., 2007. - 544 с.
Лапина Н.Ю. Политическая элита Франции: Мотивация, карьерные траектории, профессия политика в начале XXI в. // Власть и элиты / Гл. ред. А.В. Дука. - СПб.: Интерсоцис, 2014. - Т. 1. - С. 137-160.
Любин В.П. Решающий 2017 год: Политические партии и выборы в Германии // Актуальные проблемы Европы / РАН. ИНИОН. - М., 2018. -№ 2.
Хоффманн-Ланге у. Элиты в Германии: Исторические изменения и актуальные вызовы // Актуальные проблемы Европы / РАН. ИНИОН. -М., 2017. - № 2. - C. 55-83.
Ahlin D., Benzler B. DN/IPSOS politisk barometr. - Stockholm, 2018. -22.03. - 10 s. - Mode of access: https://www.ipsos.com/sites/default/files/ ct/news/documents/2018-03/dn_ipsos_politisk_barometer_mars_2018_webb. pdf (Дата обращения - 09.04.2018).
Aulnas P. Macron a fait exploser les partis politiques // Contrepoints. -P., 2017. - 20.11. - Mode of access: https://www.contrepoints.org/2017/11/ 20/303573-macron-a-exploser-partis-politiques (Дата обращения -04.04.2018).
Baromètre politique: L'exécutif remonte, Wauquiez s'enfonce, et Faure suscite l'indifférence / / Odoxa. - P., 2018. - Mars. - Mode of access: http://www.odoxa.fr/sondage/barometre-politique-de-mars/ (Дата обращения - 04.04.2018).
Bauduin С. Emmanuel Macron: Les Français sont divisés sur ses 8 mois de présidence // RTL. - P., 2018. - 15.01. - Mode of access: http://www.rtl. fr/actu/ politique/emmanuel-macron-les-francais-sont-divises-sur-ses-8-mois-de-presidence-7791839174 (Дата обращения - 04.04.2018).
Demokratistatistik inför supervalâret 2014 / Statistics Sweden. -Stockholm, 2014. - 106 s. - Mode of access: http://www.scb.se/ Statistik/_Publikationer/ME0104_2014A01_BR_ME09BR1401.pdf (Дата обращения - 04.04.2018).
Elgenius G., Rydgren J. The Sweden democrats and the ethno-nationalist rhetoric of decay and betrayal / / Sociologisk Forskning. -Stockholm, 2017. - N 54 (4). - P. 353-358.
Guilluy Ch. Le crépuscule de la France d'en haut. - P.: Flammarion, 2016. - 272 p.
Kamp K.-H. von. Verpflichtungen in der NATO: Mehr Geld für die Bundeswehr / Bundesakademie für Sicherheitspolitik. - Berlin, 2016. - 4 S.
Kleine Anfrage der Abgeordneten Andrej Hunko, Eva Bulling-Schröter, Dr. Alexander S. Neu, Wolfgang Gehrcke, Christine Buchholz, Annette Groth, Ulla Jelpke, Niema Movassat, Jörn Wunderlich und der Fraktion die Linke: Verlegung von Ausrüstung, Fahrzeugen und Panzern für eine schwere US-Brigade nach Grafenwöhr und Mannheim: Deutscher Bundestag, 18. Wahlperiode. Drucksache 18/5604. - Berlin, 2015. - 14.07. - 8 S. - Mode of access: http://dip21.bundestag.de/dip21/btd/18/056/1805604.pdf (Дата обращения - 28.04.2018).
Krastev I. Pourquoi tout a changé // L'Obs. - P., 2017. - N 2745. - Р. 92.
Les indices de popularité: Mars 2018 / IFOP. - P., 2018. - 14 p. - Mode of access: http://www.ifop.com/media/poll/3994-1-study_file.pdf (Дата обращения - 01.04.2018).
Macron va-t-il réconcilier les Français avec la mondialisation // Le Figaro. - P., 2017. - 27.06.
Mathoux H. Militants éjectés et échanges ultra-verrouillés: LREM en pleine dérive autoritaire // Marianne. - P., 2018. - 25.03. - Mode of access: https://www.marianne.net/politique/militants-ejectes-et-echanges-ultra-ver rouilles-lrem-en-pleine-derive-autoritaire (Дата обращения - 04.04.2018).
Nay C. 2017, une année politique sans pareille // Europe 1. - P., 2017. -23.12. - Mode of access: http://www.europe1.fr/emissions/le-portrait-de-catherine-nay/2017-une-annee-politique-sans-pareille-3528719 (Дата обращения - 04.04.2018).
Perrineau P. La crise de la représentation politique // La politique en France et en Europe / Sous la dir. de P. Perrineau et L. Rouban. - P.: Presses des Sciences Po, 2007. - P. 11-34.
Richter W. Combat drones: Public international law and military uses. -Wash., D.C.: Heinrich Böll Stiftung, 2014. - 30 p.
Rivière E. Baromètre politique (mars 2018): Stabilité de la cote de confiance du couple exécutif / Kantar France Insights. - P., 2018. - 01.03. -Mode of access: https://fr.kantar.com/opinion-publique/politique/2018/baro metre-politique-mars-2018-stabilite-de-la-cote-de-confiance-du-couple-executif/ (Дата обращения - 04.04.2018).
Rokkan S. Citizens, elections, parties: Approaches to the comparative study of the processes of development. - Colchester: ECPR press, 2009. - 488 p.
Sartori G. Parties and party system: A framework for analysis. -Cambridge: Cambridge univ. press, 1976. - Vol. 1. - 384 p.
К сведению авторов
В ежеквартальном журнале «Актуальные проблемы Европы» публикуются научные статьи и аналитические обзоры (в качестве дополнения могут включаться другие научно-информационные материалы: статистические приложения, переводы документов, рефераты, интервью), отвечающие международным стандартам научных публикаций и оформленные в соответствии с установленными правилами. Все номера журнала являются тематическими; содержание рукописи должно соответствовать тематике номера.
Рукописи сдаются ответственному редактору-составителю в электронном виде в формате *doc или *docx. Статья должна быть оформлена строго в соответствии с изложенными ниже требованиями и тщательно вычитана автором, все цитаты и ссылки на источники и литературу должны быть выверены.
В статье следует указать: фамилию, полное имя и отчество автора, название статьи. Статья должна содержать: аннотацию на русском языке (объем - до 500 знаков) и ее перевод на английский язык, ключевые слова на русском языке (5-7 слов) и их перевод на английский, основной текст, список литературы. Материалы могут содержать подстраничные текстовые сноски.
Список литературы помещается в конце статьи в алфавитном порядке (сначала русские источники, потом иностранные). В тексте статьи после упоминания об источнике или после цитаты в квадратных скобках указывается фамилия автора, год издания статьи или книги и номер страницы. Если автора у материала нет, то указывается название (первые несколько слов, достаточных для однозначного определения источника, и многоточие), год издания и номер страницы (все через запятую).
Примеры на русском языке: [Смирнов, 2016], [Михайлов, Петров, 2015, с. 20; Смит, 2010, с. 68], [Совместное заявление.., 2014].
Пример на английском языке: [Smith, 2011, p. 143].
Объем принимаемых к рассмотрению статей: 30-40 тыс. знаков (с учетом пробелов), рецензий - 16-24 тыс. знаков. Формат страницы А4. Шрифт - Times New Roman, размер шрифта - 14.
Междустрочный интервал - полуторный. Поля страницы составляют: верхнее - 2 см, нижнее - 2,5 см, левое - 3 см, правое - 1 см. Текст выравнивается по ширине листа. Абзацный отступ равен 1 см. Таблицы и рисунки встраиваются в текст статьи (не допускается представление таблиц и рисунков в альбомном формате). При этом таблицы должны иметь заголовок, размещаемый над табличным полем, а рисунки - подрисуночные подписи. При использовании в статье нескольких таблиц и/или рисунков их нумерация обязательна. Используемые цвета в диаграммах и рисунках должны быть различимы в черно-белом изображении. Перенос слов не допускается.
В отдельном файле формата *дос необходимо предоставить следующую информацию:
- сведения об авторе на русском языке: имя, отчество и фамилия полностью, ученые степень и звание, место работы и должность, электронный адрес и номер телефона;
- перевод указанных выше сведений об авторе на английский язык.
Статьи публикуются по рекомендации редколлегии по итогам рецензирования. Плата за публикации рукописей аспирантов и докторантов не взимается. Редакция оставляет за собой право на научную и литературную правку.