CC BY
169
УДК 327.5 ББК 66.4(5).302
ПОЛИТИЧЕСКИЕ МОДЕЛИ ИСЛАМА И ИСЛАМСКИЙ РАДИКАЛИЗМ
НА БЛИЖНЕМ ВОСТОКЕ
Курюкин Андрей Николаевич,
кандидат политических наук, старший научный сотрудник
Института социологии РАН (Россия, г. Москва) kuriukin@mail.ru
Аннотация. В статье, на широком и разностороннем материале, автор поднимает вопрос исламского радикализма на современном Ближнем Востоке. На основе анализа исторического пути развития моделей религиозно-политической организации ближневосточных обществ, в составе Иранского, Саудовского и Турецкого, делается вывод о том, что их взаимодействие, в пределах региона и далее, имеет характер конкуренции за первенство в продвижении собственного политического варианта ислама. Ещё одной силой выступает ИГИЛ, которая сегодня силой оружия пытается доказать правоту своего видения будущего исламского мира в целом и парадигмы его политического развития в частности. В итоге сделан вывод о том, что именно соотношение борьбы и союзов указанных политических сил будет определять социально-политическую ситуацию в регионе Ближнего Востока - Северной Африки и, возможно, всего мира в целом.
Ключевые слова: ислам, исламская цивилизация, исламский фундаментализм, исламский радикализм, Иран, Саудовская Аравия, Турция, ИГИЛ, Исламское государство.
POLITICAL MODELS OF ISLAM AND ISLAMIC RADICALISM
IN THE MIDDLE EAST
Kuryukin A.N., Candidate of Political Science, Senior Researcher, Institute of Sociology, Russian Academy of Science, Moscow, Russia
Abstract. In the article based on a wide and versatile material, the author raises the question of Islamic radicalism in the modern Middle East. Based on the analysis of the historical path of development models of religious-political organization of Middle Eastern societies, as a part of Iranian, Saudi and Turkish, he makes a conclusion, that their interaction within the region and beyond, is creation of the nature of competition for supremacy in the promotion of their own political version of Islam. Another force is the ISIS, which today, by force of arms, trying to prove the correctness of his vision for the future of the Islamic world in general, and its political development paradigm in particular. As a result, it was concluded that it is the ratio of the struggle, and the unions of these political forces will determine the socio-political situation in the Middle East - North Africa and possibly of the whole World.
Key words: Islam, Islamic civilization, Islamic fundamentalism, Islamic radicalism, Iran, Saudi Arabia, Turkey, ISIS, Islamic State.
В наши дни политические процессы на Ближнем Востоке характеризуются конкуренцией, борьбой и столкновением течений, образовавшихся внутри исламской политической идеологии, что весьма ярко показала «арабская весна». Учитывая социокультурную специфику этого региона, следует констатировать, что влияние того или иного течения, господствующего на определенной территории, является определяющим для модели организации политической жизни, способа принятия и исполнения политических решений, формирования межгосударственных отношений, а также политической борьбы между ними.
Исламская Республика Иран и Саудовская Аравия были в состоянии конкуренции друг с другом в вопросе экспорта присущих им моделей религиозно-политической организации общества (суннизма, шиизма и ваххабизма) задолго до арабских восстаний 2011 г. В то время, однако, политические характеристики стран и субнациональных групп Ближневосточного региона и Северной Африки были сформированы не только религиозно-политическими различиями, но и их политической позицией на мировой арене, включая длящийся израильско-палестинский конфликт. В то время некоторые аналитики даже отмечали начало «Новой арабской холодной войны» между ведомым Ираном региональным политическим объединением, включающим так называемый «Лагерь Сопротивления», в составе Сирии, ХАМАС, Хезболлы и Катара, а также - возглавляемым Саудовской Аравией «Прозападным Лагерем», активно ведущим политическое взаимодействие с США и составленным из Египта, Иордании и государств Персидского Залива [1].
Отдельным вопросом, в этих условиях, встаёт вопрос о Турции. Когда ею правило светское и западно-ориентированное правительство, то эта страна была эффективным региональным независимым игроком и никогда, прямо и непосредственно, не участвовала во внутрирегиональной конкуренции между Саудовской Аравией и Ираном. Однако после прихода в 2002 г. к власти Партии справедливости и развития, имеющей сильные ислам-
ские корни, ориентации Турции и участие в региональном политическом процессе начали меняться. Поддерживая внешнюю политику, основанную на принципе «нулевых проблем с соседями», Турция стремилась нормализовать, а затем и улучшить отношения со странами Ближнего Востока и Северной Африки. Кроме того, в течении, которое некоторые аналитики определили как «нео-Оттоманство», Анкара стремилась возвратить свое влияние в регионе, которое она потеряла более века назад. Эта новая политика автоматически вовлекла Турцию во внутрирегиональную конкуренцию между конкурирующими религиозно-политическими моделями ислама и, в то же время, подняла глубокие вопросы о положении Турции на мировой арене в контексте определения её места в интенсивно изменяющемся региональном миропорядке.
Отдельным вопросом сегодня выступает так называемый «четвертый путь» - путь формирования всемирного халифата, активно реализуемый самопровозглашенным Исламским государством Ирака и Леванта. Возникнув не так давно, сначала как ответвление Аль-Каиды, уже с 2006 г. ИГИЛ стало проводить целиком и полностью самостоятельную политику, заключающуюся в радикальных установках исламского фундаментализма и построении шариатского государства с оружием в руках.
В этих условиях следует констатировать, что перспективы развития политического процесса в этом регионе отразятся на положении всего остального мира существенно шире, чем это себе можно представить на данный момент. Поэтому требуется достаточно четкое и ясное понимание того, что же собой в действительности представляют политические модели современного ислама и, как следствие, какое воздействие они могут оказать на развитие общемирового политического процесса в обозримой перспективе. Учитывая специфику современной расстановки политических сил в регионе, статья поделена на две части. В первой будут рассмотрены традиционные для современного ислама иранская, саудовская и турецкая модели, а вся вторая часть будет посвящена политическому анализу ИГИЛ.
Реализуя первую часть статьи, необходимо обратить внимание на тот факт, что в иранской модели исламской политики государство обретает легитимность путем реализации исламских принципов и правлением Высшего Религиозного лидера (Вали-е Факих), являющегося последней и окончательной инстанцией в вопросе того - в чем суть этих исламских принципов и как они должны быть непосредственно осуществлены [2]. Поэтому в понимании хо-мейнистского исламского правительства, граждане вынуждены подчиниться превосходящей власти духовенства, возглавляемого духовным лидером. Роль граждан в формировании органов власти заключается в выборе членов Меджлиса - Исламского консультативного совета (перс. Меджлж-е шура-йе ислами), кандидаты в который, после предварительной проверки, одобрены Советом стражей конституции. Идентично избирается и президент, кандидатура которого рассматривается и утверждается Советом стражей по согласованию с Советом экспертов. Полномочия президента, избираемого всенародно мужчинами в возрасте старше 15 лет, ограничиваются, в рамках господствующей иранской религиозно-политической доктрины «Велаят-е Факих» - дословно «Госу -дарство просвещённых», рахбаром - Высшим руководителем [3].
Конституция исламской республики дает Факиху неограниченные полномочия. Она уполномочивает его командовать вооруженными силами и Корпусом стражей, увольнять любое выборное должностное лицо, противостоять определенному парламентскому законодательству и объявлять войну и мир. Он не подвергается ни выборам, ни проверке или утверждению со стороны выборных учреждений или общественности, тем не менее он наблюдает за всеми национальными делами как внутри страны, так и вне её [4]. Иранский народ, таким образом, полностью делегировал свой суверенитет Факиху и Совету стражей конституции, что, в свою очередь, позволяет Совету экспертов принимать исключительно законы, которые не противоречат исламу [5].
Начиная с революции 1979 г., организация внутренней и внешней политики Ирана основывалась на революционном видении аятоллы Хомейни. Он полагал, что страны Запада тайно замышляли подорвать единство ислама и му-
сульманского мира, посредством ликвидации Османской империи и последующей эскалации религиозно-политической конкуренции между суннитскими государствами и Ираном. Сионистское движение и Государство Израиль были, по его мнению, ключевыми инструментами этого международного плана. В видении Хомейни, существующие границы этнических государств - стран Ближнего Востока и Северной Африки, были созданы врагами ислама. Он приписал принятие мусульманскими странами этих границ корыстному поведению их руководства и тяготением к «американскому исламу», которым стремятся подменить приверженность истинному исламу, воплощенной в исламском правительстве Ирана и обоснованной доктриной «Вилаят аль-факих» [6].
Основываясь на таких представлениях, в Иране сформировалась хомейнистская революционная концепция, которая предполагала реорганизацию глобального миропорядка по образу и духу их собственной революции. Правители исламской республики, таким образом, назначили себя защитниками мусульманских прав и ответственными за освобождение всех угнетаемых мусульман, посредством экспорта их революционных идеалов, что на определенном этапе стало их главной целью [7]. Свое развитие эта концепция получила в формировании доктрины создания нового, исламоцентриче-ского порядка на Ближнем Востоке, авторство которой принадлежит Али Сариати, который стремился придать исламу с революционным духом теоретическое обоснование из трудов различных мыслителей третьего мира [8].
С 1979 г. такая иранская риторика приобрела значительную притягательность и влияние в регионе, получив наибольшее распространение среди шиитов. А учитывая тот факт, что Иран сумел представить свои претензии на лидерство в исламском мире и пропагандистскую деятельность в отношении своих религиозно-политических идеалов как действительно панисламистскую, а не шиитскую экспансию или персидский национализм, эти взгляды также приобрели влияние и среди суннитского населения, даже при том, что шииты представляют собой меньшинство в пределах исламского мира. Исламская республика Иран, таким образом, проявила себя в качестве серьезного претендента на место лидера глобального ис-
ламского движения. В ответ на это страны-лидеры суннитской части исламского мира, такие как Саудовская Аравия, стремились подчеркнуть шиитскую и персидскую составляющую иранской экспансии и той поддержки, которую Иран оказывал мусульманам по всему миру. Эта религиозно-политическая конкуренция между Ираном и Саудовской Аравией началась в Персидском заливе, а позже - явно проявилась в Пакистане и Афганистане. С тех пор она расширилась практически до объёма всего исламского мира [9].
В свою очередь, политическая система Саудовской Аравии объединяет монархию с уль -траконсервативным общественным порядком, в основе которого законы шариата, внедряемого посредством ваххабитского обучения. В рамках такого политического режима любой акт протеста против монархии греховен, так как ваххабитская доктрина требует, чтобы мусульмане подчинились своим правителям [10]. Как доминирующее течение ислама в Саудовской Аравии, ваххабитское учение настаивает на возрождении методов общественной организации и государственного управления, свойственных раннему периоду ислама, и признаёт Мухаммеда Абд аль-Ваххаба как единственного компетентного толкователя исламского Священного Писания. Приверженцы учения выступают против того, что они ощущают в качестве исторических и «местных» отклонений от истинного ислама, в том виде, как он первоначально сформировался [11]. Ваххабиты утверждают, что именно они - правоверные носители истинного ислама, при этом ортодоксальных мусульман-суннитов, включая представленных четырьмя мазхабами - школами исламской юриспруденции (Ханафи, Шафи'и, Малики и Ханбали), живущими в состоянии предисламского язычества (араб. джахилийя) [12]. В этих условиях последователи ваххабизма издавна обвиняют ортодоксальных суннитов, которые жили под османским халифатом в инновациях ислама (араб. Бид'а) и неверии (араб. куфр). Идентичными терминами клеймились и шииты, но их Абд аль-Ваххаб назвал ещё и противниками (араб. рафида) [13]. Саудовская монархия, таким образом, выдерживает свою внутреннюю законность в изложенных рамках, стремясь представить себя как лидера верующих мусульман всего мира.
Стабильность Саудовского королевского дома, или «Аль-Сауда», таким образом, зависит от успешного балансирования в сложной системе конкурирующих исламских сил в пределах страны, а также возможностей предвосхитить и вовремя сориентироваться в изменениях исламских тенденций в регионе [14].
После революции аятоллы Хомейни в Иране в 1979 г. ваххабитские священнослужители в Саудовской Аравии потребовали для себя расширения своей власти и законодательно обоснованного роста их влияния на внутренние дела королевства и его внешние связи. Монархия, в конечном счете, удовлетворила эти претензии, предоставив религиозным лидерам широкое влияние в каждом аспекте жизни саудовского общества. Кроме того, чтобы помешать распространению в регионе иранского влияния и революционного шиитского исламизма, саудовский король начал активную деятельность, экспортируя ваххабитский исламизм по всему исламскому миру через исламские колледжи, центры, мечети, школы и международные организации, такие как Лига мусульманского мира, Всемирная ассамблея мусульманской молодежи, Международная исламская организация помощи и различные королевские благотворительные учреждения, такие как Народный Комитет по помощи палестинским моджахедам
[15]. Фетвы, выпущенные просаудовскими и неосалафитскими учеными, обычно отражают известный пуританизм и нетерпимость ваххабизма, а также его оппозицию революции, народоправству и выборам. Они также отражают глубокую враждебность Ирану и шиизму. Обобщенно они показывают то, что является ядром религиозно-политической стратегии Аль-Сауда - защиту монархического правления и расширение сферы влияния в регионе в пику альтернативным исламским моделям.
Однако поддержанная жителями Саудовской Аравии ваххабитская идеология ислама служила идеологическим фоном, на котором появилось салафитское движение джихадистов
[16]. В результате этого саудовский режим попал в состояние большого напряжения, будучи вынужденным действовать одновременно в двух направлениях: реализуя потребность противостоять иранскому влиянию в регионе и необходимость противостоять угрозе джихада. Продвижение саудовским режимом вахха-
битского исламизма также породило конфликт между ним и Соединенными Штатами, которые являются основным партнером саудовской монархии. Кроме того, США также оказывали давление на Саудовскую Аравию, требуя, чтобы палестинские организации заключили мир с Израилем. Это вызвало у саудовской монархии серьёзные затруднения из-за сильной внутренней поддержки антиизраильской борьбы и, также, из-за сохранявшейся потребности монархии конкурировать с Ираном, который воспринимается в мире, и особенно в исламском мире, как поборник и главный источник поддержки палестинских устремлений [17].
Неосалафитское движение представляет угрозу не только в отношении Ирана и Запада, но также и в отношении господствующих исламских течений и конкурирующих суннитских исламистских движений, таких как «Братья-мусульмане». Неосалафитские ученые активно выступили против того, что они рассматривают как распространение «Западной демократии» в регионе Ближнего Востока и Северной Африки, оценивая именно в этом ключе приход к власти «Братьев-мусульман» в Египте и Тунисе посредством выборов. Такая ситуация, в свою очередь, создала огромные противоречия и в рамках самого движения, а также дала начало новой форме «политического салафизма», который стремился не только эффективно конкурировать с «Братьями-мусульманами», но, более того, салафизировать это течение и в итоге поглотить его.
Между тем длящиеся противоречия Братства с салафитами-джихадистами на сегодняшний день ещё более усилились [18]. «Братья-мусульмане» ими осуждаются как «коррупционеры, которые поставили временное нахождение у власти и связанный с этим комфорт как форму прославления Бога». В свою очередь, салафиты-джихадисты описаны теоретиками Братства как «экстремистские фанатики, которые вершат злодеяния против поддерживающих их мусульман и абсурдно осуждают окружающее их общество» [19].
Мустафа Кемаль Ататюрк, основатель Ту -рецкой Республики, преобразовал постосманскую Турцию в современное светское государство западного вида, которое отвергло то, что расценило как отсталое и жестокое исламское прошлое [20]. С отменой Халифата в Турции
в 1924 г. положение номинального духовного лидера целого суннитского мусульманского мира было устранено, а Ататюрк и его сторонники расценивали европеизацию как форму модернизации и самоукрепления. На эту точку зрения, вслед за ними, встали и алавиты. Они поддерживали атеистическую идеологию Ата-тюрка, поскольку полагали, что сектантская дискриминация в отношении них будет минимизирована в рамках светской политической системы, которая не установила суннизм как государственную религию [21].
Кемалистское государство объявило вне закона традиционные суфийские ордена, которые, тем не менее, выжили, перейдя на сетевую структуру организации. Более того, можно сказать, что такие тарикаты как Накшбандия и Кадирия, которые являются сегодня самыми активными, приобрели своё влияние через деловые и политические сети. Более того, первые исламские партии Турции - Национальная партия порядка (тур. Низам Милли Партизи) и Национальная партия спасения (тур. Милли Селамет Партизи) были основаны при поддержке лидера Накшбанди Халиди Тариката, шейха Мехмета Зэхита Котку. Множество нак-шбандистов также вступили в Партию Родины Тургута Озала. Во время администрации Оза-ла (1983-1989 гг.), различные накшбандист-ские религиозные ордена, посредством своих политических организаций, таких как Национальный взгляд (тур. МПЫ Оогй§) Некметтина Эрбакана и движение Н^шй, вдохновленное учением Фетуллаха Гюлена, открыли широкую политическую дискуссию о надлежащей роли ислама в обществе [22].
Во время этого периода (1983-1993 гг.) влияние реформистского движения Хизмет, корни которого находятся в движении Нурку-лук Саида Нерси (1873-1960 гг.), значительно выросло. Отец-основатель Хизмет, Фейтуллах Гюлен, утверждает, что время «джихада меча» закончилось. Ныне - эра «джихада слова», ко -торый призывает к объединению или, как минимум, к совмещению науки и рационализма с обучением исламу. Приверженцы такого взгляда придают большое значение мусульманскому участию в общественной жизни, в бизнесе, в использовании исламских коммуникационных сетей для способствования исключения противоречий внутри ислама и гармонизации его вза-
имодействия с христианством и иудаизмом [23]. Мировоззрение движения Хизмет, таким образом, резко контрастирует с ваххабизмом, который делит мир на дар аль-харб (обитель войны) - место проживания неверных и дар аль-ислам (обитель ислама). Вместо этого Гюлен учит, что нужно служить миру все время, потому что это - дар аль-Хизмет, или обитель служения человечеству ради Бога [24].
Две из приверженных традиции исламских партий Турции, Партия благосостояния и Партия национального взгляда (МПН Ооги§), были запрещены, соответственно, в 1998 и 2001 гг. После этого группа традиционалистов от этих партий, во главе с Некметтином Эр-баканом и Рекаи Кутаном, выступила против любого серьезного изменения в содержании или политике турецкого политического ислама [25]. В свою очередь, множество реформистов, включая Реджепа Тайипа Эрдогана и Абдуллу Гюля, утверждали, что страна должна заново выработать свой подход к демократии, правам человека и отношениям с Западом. Этот последний лагерь также выступил против авторитарного лидерства Эрбакана и призвал к большей внутренней партийной демократии. В этих условиях назрела потребность в формировании новой исламской партии с доминированием реформистов, которая объединит «приверженцев традиции» с «реформистами», что в конечном счете и привело к учреждению Партии справедливости и развития (тур. Adaletve Kalkmma Partisi) [26].
Кемалисты наблюдали за всеми этими маневрами с глубоким подозрением, но члены Хизмет утверждали, что их движение не стремится разрушить светский общественный порядок в Турции. Вместо этого они подчеркивают то, что в основе их политической доктрины находится так называемая «османская модель», признающая плюрализм и важность развивающейся демократии и торговли. Многие утверждают, что движение Хизмет и АКР стремятся заменить модель кемалистского атеизма новым, который имел бы большее социально-политическое пространство для религии и демократии, не устанавливая исламское государство.
Такой подход помогает объяснить заявление премьер-министра Реджепа Тайипа Эрдо-гана в Каире, сделанное после восстаний: «Я
надеюсь, что в Египте будет светское государство», когда Эрдоган обратился к египтянам с просьбой принять светскую конституцию и светское государство, а вместе с ними и «исламский атеизм» [27]. Эрдоган отклоняет определение АКР в религиозных терминах и называет её «консервативной демократией». Успех АКР и её «консервативная демократия» являются, таким образом, результатом деятельности религиозной «мусульманской буржуазии» в Анатолии, которая «более обеспокоена увеличением прибыли, созданием доступа к международным валютным рынкам и обеспечением политической стабильности, чем вопросами мусульманского права или созданием теократии». По словам турецкого ученого Хакана Явуза, это продукт смеси исламского традиционализма и норм Европейского союза, включая демократию, основные свободы, права человека и власть закона [28].
По мере прихода АКР к власти в 2002 г. Турция стала развивать связи с исламскими фундаменталистско-радикальными группами, включая находящихся в Египте «Братьев-мусульман». Поначалу эти контакты носили гуманитарный характер. Например, турецкие бизнесмены, входящие в Ассоциацию независимых промышленников и предпринимателей (Ми81АО), оказывали существенную экономическую поддержку членам организации «Братья-мусульмане»; активно включилась в этот процесс и турецкая благотворительность - 1НН (Фонд прав и свобод человека и гуманитарной помощи) начал интенсивно оказывать финансовую помощь через представителей «Братьев-мусульман» [29].
Свое политическое оформление эти контакты получили в 2012 г., когда Эрдоган в речи, произнесенной на 16-м Форуме Международного бизнеса, который сопровождал Международную выставку МИ81АО, призвал к внутримусульманской солидарности. В этой части своей речи премьер-министр подчеркнул важность гуманитарной помощи, предоставляемой Турцией мусульманам всего мира. Он также заявил, что Турция должна учесть совет, который гласит, что мусульмане - камни здания, которые поддерживают друг друга. Этот совет указывает, что защита бедных мусульман по всему миру, а также установление солидарности среди мусульман во всех областях
и, прежде всего, в торговле - жизненно необходима [30]. Такая новая внешняя политика АКР включила установление и/или увеличение связей с мусульманскими странами через торговые соглашения и гуманитарную помощь. Кроме того, множество инициатив в этом направлении предприняли турецкие сети бизнеса и благотворительности, стали существенным дополнением к установленной госполитике Турции [31].
Активизация исламской внешней политики Турции на Ближнем Востоке и в Северной Африке привела к утверждениям, что АКР, по сути дела, втайне отказалась от приверженности идеалам демократии. В отличие от первых двух сроков правления АКР, сегодня правящая партия все более и более демонстрирует уменьшение интереса к продвижению прав и свобод человека. На данный момент всё более и более внутри Турции растут обвинения Эрдогана и партии АКР в том, что продвижение турецкого панисламизма используется ими во внутренней политике для авторитаризации власти. Международные организации, в частности, отмечают в это время в Турции рост числа заключенных в тюрьмы по политическим причинам и принятие ряда законов, которые посягают на личные права и гражданские свободы. Это привело к увеличению критики АКР. Действительно, ряд аналитиков констатировали, что «чем больше Эрдоган приобретает власти, тем меньше он заинтересован в шагах к свободе самовыражения и правам человека» [32]. Кроме того, тенденция к авторитаризму и концентрация всё большей власти в руках Эрдогана повышает разногласия в пределах самой АКР.
Переходя ко второй части данной статьи, нужно также отметить, что последняя крупная, не сводимая к другим, политическая модель современного исламского радикализма представлена самопровозглашенным Исламским государством Ирака и Леванта - ИГИЛ. Самопровозглашенное Исламское государство представляет собой воинствующее радикальное исламское движение, которое силой оружия захватило территорию в западном Ираке и восточной Сирии, где сделало попытку установить шариатское государство на территориях, которые охватывают приблизительно шесть с половиной миллионов жителей. Выйдя из недр иракского отделения Аль-Каиды, со временем
это движение разделилось с организацией Оса-мы бин Ладена и эволюционировало от формы террористическо-повстанческой организации в фактически организованное по армейскому образу и подобию ополчение.
В июне 2014 г., после захвата территорий в суннитском центре Ирака, включая города Мо-сул и Тикрит, Исламское государство объявило себя халифатом, требуя исключительной политической и теологической власти над мусульманами во всем мире. Его проект построения исламского шариатского государства, в части практической реализации, характеризуется чрезвычайным насилием, которое стремятся оправдать ссылками на ранних последователей Пророка Мохаммеда. Широко разрекламированные военные успехи привлекли в ИГИЛ тысячи новых членов практически со всего света, причем особое беспокойство вызывает то, что это в основном люди молодые и среди них множество новообращённых мусульман, перешедших в ислам из других религий.
Крупнейшие современные государства мира - США и страны НАТО, Российская Федерация проводят сегодня активную военно-воздушную кампанию, которая путем ударов по объектам военной и материально-технической инфраструктуры стремится подорвать экономическую и военно-техническую основу движения, нанеся также урон его живой силе. В ответ на это ИГИЛ предприняло ряд террористических атак за пределами Ирака и Сирии в конце 2015 г., что привело к эскалации международного вмешательства. Между тем группы повстанцев от Северной и Западной Африки до Южной Азии выразили сегодня преданность Исламскому государству, что позволяет констатировать тенденцию к расширению движения.
Рассматривая происхождение ИГИЛ, следует отметить, что его возникновение является в конечном итоге закономерным этапом развития исламского радикализма. Идеологической основой его возникновения считаются теоретические разработки членов движения «Братья-мусульмане». Рассмотрим его подробнее.
Итак, движение «Братья-мусульмане» возникло в 1928 г. Его основал в Египте шейх Хасан аль-Банна. Наиболее бурное развитие эта организация получила в первое десятилетие своего существования, так что уже в 1940-х гг. ХХ века
количество её активных членов насчитывало около одного миллиона человек [33]. Остановимся на теоретических основах формирования этого движения. По мнению уже упоминавшегося выше Марка Дейча, его появление закономерно. К концу Х1Х века, считает он, практически все надежды на формирование всемирного исламского халифата мирными средствами распространения ислама - оказались тщетными. Поэтому со временем на арену мировой политики вышли движения, видевшие необходимость именно военного распространения исламской религии и насильственной исламской социализации всего мира [34].
Эта мысль основана на прямых высказываниях самого шейха Хасана аль-Банна, для которого весь мир есть единая родина и единая община мусульман: «Любая земля, где говорят: «Нет божества, кроме Аллаха, и Мухаммад -Пророк Его» - это часть нашей Родины, она неприкосновенна и священна, ради блага этой земли нужно сражаться». Также в своих посланиях шейх аль-Банна утверждал, что свои национальные чувства мусульмане не останавливают в границах своего государства, но распространяют их на всю территорию арабо-ис-ламского мира [35].
Такая позиция не случайна. Тогдашнее правительство Египта отличалось не столько панисламистскими экспансионистскими настроениями, сколько обладало так называемым «позитивным национализмом». В правление премьер-министра Египта Мухаммеда Махмуда египетское общество, также как и правительство, практически не интересовалось палестинской проблемой. Главное политическое кредо заключалось в том, что Египет - это не Палестина [36].
Таким образом, шейх аль-Банна ориентировал идеологию своего движения на диаметрально противоположные цели, которые комплексно выразил Марк Дейч. Их он видит в двух основных частях - политической и экономической. Политическая часть заключается в следующем:
1. Построение «всемирного халифата», в котором власть будет находиться в руках религиозных деятелей, приверженцев «истинного ислама».
2. «Истинный ислам» есть прерогатива участников движения «Братья Мусульмане», все остальные - «неверные».
3. Против «неверных» необходимо вести вооружённую борьбу, пока они не примут ислам или не будут уничтожены.
В свою очередь, экономическая составляющая программы сходна с марскистскими построениями:
Обобществление собственности: вся собственность является достоянием мусульманской общины в целом.
Недопущение эксплуатации «человека человеком»: мусульманин не может принуждать другого мусульманина (собрата по вере) трудиться на себя.
Национализация ведущих отраслей производства [37].
Именно в недрах этого движения были сформированы наиболее активные исламские террористические группировки, составлявшие ранее и сегодня основу мирового террористического фронта. Это «Группа Абу-Нидаля» (она же - «Революционные палестинцы» или «Черный сентябрь»), «Хезболлах», «Аль-Га-маа аль-Исламийа», «Аль-Каеда» и, собственно, ИГИЛ.
Фактически группа, которая назвала себя Исламским государством, возникла в 2003 г., когда иорданский боец Абу Мусаб аль-Зар-кави объединил свой в'ал-джихад ат-Таухид Джамаат с Аль-Каидой, сделав его фактически филиалом Аль-Каиды в Ираке (AQI). Организация Заркави нацелилась на американские силы (PDF), их международных союзников и местных сотрудников. Движение стремилось вовлечь Соединенные Штаты в сектантскую гражданскую войну, нападая на шиитов и их священные места, включая святыню имама аль-Аскари в 2006 г., чем побудить их предпринимать ответные меры против суннитов. В том же 2006 г. Заркави был убит в ходе американского удара с воздуха. Последовавшее появление поддерживаемых США движений: Советов по Пробуждению или Сыновей Ирака, ослабило положение AQI среди суннитских соплеменников, примиренных с руководимым шиитами правительством премьер-министра Нури аль-Малики.
Преемники Заркави переименовали AQI в Исламское государство Ирака и, позже, в Исламское государство Ирака и Леванта (ИГИЛ). Последнее название относится к территории, которая примерно соответствует Леванту, отра-
жая экспансионистские стремления, поскольку восстание 2011 г. в Сирии создало возможности для территориального расширения ИГИЛ. Сегодня организация называется ад-Дауля аль-Исламийя (араб. ^^ что в до-
словном переводе означает «Исламское государство» и отражает претензии не замыкаться в регионе Ирака-Леванта, а распространять свою территорию далее.
Действующий лидер Исламского государства, самозванный халиф Абу Бакр Аль-Багда-ди, пребывая в управляемых США тюрьмах в Ираке, смог установить связи с находившимися там же представителями светской националистической партии Баас бывшего иракского президента Саддама Хуссейна, которые позже пополнили ряды Исламского государства. Практически все они имеют военную подготовку и, большинство, серьёзный практический опыт ведения боевых действий в организации и осуществлении военно-политического режима на конкретных территориях. Своё положение они утеряли в рамках программы по де-ба-асизации иракского общества, что привело их в Исламское государство с целью его восстановления. По оценкам современных аналитиков, в рядах ИГИЛ сегодня может находиться от 500600 до 5000 баасистов. Первая цифра выглядит заниженно, а вторая, возможно, завышена, но отрицать наличие в рядах ИГ подготовленного и опытного ядра баасистов, численность которого идет на тысячи, - необъективно...
Центральным вопросом развития ИГ, практически на всем протяжении его существования, выступала территориальная экспансия и установление на занятых территориях шариатского порядка. В этих условиях движение сделало ставку на суннитов, ущемленных в правах. В Ираке суннитское меньшинство было отстранено от национальной политики после того, как Соединенные Штаты свергли суннита Саддама Хуссейна в 2003 г. В Сирии восстание 2011 г. повернуло правящее алавитское меньшинство, ответвление шиитов, против, прежде всего, суннитской оппозиции, порождая гражданскую войну, где борьба протекает, в основном, по линии сектантских противоречий.
В Ираке премьер-министр Малики усиливал свою собственную власть по мере ухода американских сил, вплоть до полного вывода войск в 2010 г., практикуя то, что получило ши-
рокое осуждение как аналитическая политика, исключившая суннитских политических конкурентов и принесшая шиитам непропорциональную пользу. Наряду с этим была свернута деятельность Советов Пробуждения, поскольку Малики изменил своему слову, не сдержав обещания объединить ополченцев в силы национальной безопасности и, более того, арестовал некоторых их лидеров. В 2013 г. силы безопасности подавляли антиправительственные протесты, способствуя повышению чувства тревожности и ощущения преследования у суннитского сообщества. Малики также произвел зачистку корпуса чиновников от потенциальных конкурентов. Этот процесс люстрации объединился с дезертирством и коррупцией, способствуя фактическому краху иракских вооруженных сил. Поэтому бойцы Исламского государства без боя заняли Мосул, второй по величине город Ирака, в июне 2014 г.
Восстание 2011 г. в Сирии дало Исламскому государству новые возможности к расширению влияния. Поговаривали даже о том, что, на начальных этапах, между бойцами Исламского государства и режимом президента Башара аль-Асада имел место молчаливый «пакт о ненападении», так как каждый был сосредоточен на борьбе с главными силами своих противников для обеспечения контроля над территорией. Однако со временем началась активная экспансия сил ИГ на север и восток Сирии, где они быстро стали устанавливать контроль над территорией и организовывать на ней шариатский порядок. В этих условиях основным противником экспансии ИГ в Сирию выступило правительство Б. Асада, который выступил с призывом ко всем оппозиционным силам дать объединенный отпор террористам.
Пока шли переговоры, которые завершились тем, что большинство оппозиционных сил в Сирии заняли по отношению к ИГ умеренные позиции, северосирийский сирийский город Ракка стал фактической столицей Исламского государства. Там движение организовало собственные учреждения: администрацию, собственные силы безопасности, шариатский суд и поглотило ряд других, например таких как: образование, здравоохранение и экономическую инфраструктуру, чтобы предоставлять жителям социально-экономические услуги, в размерах, определенных шариатом, в том чис-
ле - установить контроль над территорией и населением.
После быстрого расширения, в большой части, через Ирак, на протяжении 2014 г. Исламское государство, казалось, дошло до своих пределов, поскольку подошло вплотную к границам регионов проживания курдского большинства и шиитских арабских регионов, где столкнулось с большим сопротивлением иракских сил и местного населения, вкупе с осуществляемыми США ударами с воздуха. Поэтому силы движения так и не продвинулись в Багдаде или курдской столице Эрбиле.
Усложняет положение ИГ в регионе Ближнего Востока и Северной Африки его непростые отношения с Аль-Каидой. Будучи на ранних этапах своего существования филиалом Аль-Каиды в Ираке, уже в 2006 г. ИГ порвало с организацией бен Ладена и стало ее конкурентом. В основе этого разрыва лежали стратегические и идеологические разногласия. Аль-Каида сосредоточилась на нападениях на Соединенные Штаты и его западных союзников, которых считало ответственным за поддержку арабских режимов - вероотступников, как в Саудовской Аравии и Египте, вместо того, чтобы захватить территорию и установить шариатское государство. Бен Ладен также предусматривал учреждение халифата, но для него это была цель для будущих поколений, а не сегодняшней борьбы.
Первым шагом к разрыву стали события 2005 г., когда заместитель бен Ладена Айман аз-Завахири запретил Заркави и AQI нападать на гражданских лиц, особенно - шиитов. Завахири полагал, что бездумное насилие будет отчуждать суннитов от их религиозно-политического проекта, что действительно имело место, так как много суннитов объединилось с правительством во время деятельности Движения Пробуждения. Более полный разрыв произошел после начала восстания в Сирии. Завахири, который следовал за бен Ладеном как руководителем Аль-Каиды, конфиденциально постановил, что сирийский филиал Аль-Каиды на стадии становления, Джабхат-ан-Нусра, остается независимой организацией, деятельность Багдади и его организации ограничивается Ираком, а в продвижении в Сирию Багдади было публично отказано. С тех пор эти две группы время от времени борются друг с другом в Сирии.
Проводя политический анализ Исламского государства как явления, нельзя обойти вниманием такой вопрос, как его материально-финансовые источники. Крупнейшим из них и ключевым является добыча и продажа нефти. Используя ресурсы на захваченных территориях, ИГ добывает ежедневно около 50 тыс. баррелей, из которых 44 тыс. приходятся на нефтеносные районы сирийской территории и 4 тыс. - на иракскую нефть. Реализует полученную сырую нефть по широкой сети, в которую входят крупные и мелкие посредники, начиная от сына Реджепа Эрдогана - Билала и заканчивая водителями конкретных нефтевозов [38].
По оптимальным оценкам, ежедневный доход ИГ от реализации сырой нефти по всем направлениям составляет от 1 до 3 млн $ в день. Залогом хорошего сбыта нефти ИГ становится цена, которая ниже рыночной, при сохранении качества нефти, и широкие связи среди нефте-торговцев в регионе. По имеющимся данным, основным покупателем нефти ИГ является Турция, на втором месте стоят курды. Более того, утверждалось даже, что и режим Б. Аса-да, исчерпавший свои запасы нефти, при том, что наиболее нефтеносные районы захвачены оппозицией и ИГ, через многочисленных посредников также закупал у ИГ нефть для пополнения запасов ГСМ.
Иными источниками доходов ИГ выступают вымогательство и налогообложение населения на подконтрольных ему территориях, торговля предметами искусства, получение выкупов за захваченных заложников. Так, по оценкам экспертов, от компаний и фирм, расположенных в Мосуле, ежемесячный доход, получаемый ИГ, составляет 8 млн $. Несколько меньшую, но сопоставимую сумму, дает налогообложение местного населения, при этом остатки христианского населения Мосула платят налог более высокий, чем мусульмане. Доход от торговли предметами старины оценить в достаточной степени затруднительно, так как эти сделки проходят в секретном режиме. Наконец, за 2014 г. ИГ получило около 20 млн $ в качестве выкупных платежей.
Основными направлениями расходования полученных средств выступают закупки вооружений, боеприпасов, амуниции и инвентаря, медикаментов и продовольствия. Не менее важной статьёй расходов выступает заработная
плата бойцов, которая составляет около 400 $ в месяц, что существенно больше, чем могут обеспечить конкурирующие группы или иракское правительство, и в пять раз превышает доход обычного сирийца, проживающего на территории, которую контролирует Исламское государство.
Рассматривая его экспансионистские устремления, необходимо отметить, что халифатские претензии Исламского государства, как утверждают его лидеры, не имеют географических пределов. Серия нападений ноября 2015 г. выдвинула для мирового сообщества на передний план способность ИГ наносить удары на существенном удалении от своей основной территории. При этом это не только единичные теракты единичных смертников или групп, как в Париже 13 ноября 2015 г.
В то же время маневренная группа бойцов ИГ захватила часть территории Ливии, ко -торая охватывает более 150 миль (ок. 280 км) средиземноморского побережья между городами Триполи и Бенгази, активно превращая захваченную территорию в свою базу. Давление, предпринятое США на разделенные политические силы Ливии в целях ликвидации группировки ИГ на этой территории, успехом не увенчались. Договориться смогли только об информационном взаимодействии.
Экспансионистские успехи ИГ создали ему в рядах радикальных исламистских милитаризированных группировок в Египте, Нигерии, Пакистане, Афганистане, Индонезии и на Филиппинах ореол привлекательности, что привело к активному использованию атрибутики ИГ, а многие группы официально присоединились к ИГ и принесли Багдади клятву в верности. В то же время ИГ активно привлекает в ряды своих бойцов иностранцев, в том числе и выходцев из Европы, количество которых сегодня исчисляется тысячами.
По мнению, которое сегодня наиболее распространено в сообществе спецслужб мира, вербовка сторонников-иностранцев преследует более далеко идущие цели, нежели простое пополнение рядов ИГ. Со временем, по мнению специалистов, речь может пойти о создании полномасштабного повстанческого подполья ИГ на территории Евросоюза, которое будет составлено из европейцев, прошедших подготовку и получивших опыт ведения
боевых действий на Ближнем Востоке (Сирия, Ирак) и будет вести борьбу против местных правительств по принципу городской гери-льи. По оценкам американской разведки, озвученным Джеймсом Клэппером, уже в начале 2015 г. в рядах ИГ, воюющих в Сирии, около 3500 человек являлись представителями европейских национальностей, выходцами из стран Европы, США, Восточной Европы и России [39].
Реализуя свою милитаристскую экспансию, уже в ноябре 2015 г. Исламское государство взяло на себя ответственность за взрыв российского пассажирского самолета на Синайском полуострове, вскоре после того, как Россия начала проводить удары с воздуха в Сирии. За следующие две недели ИГ также взяло на себя ответственность за две террористические атаки в пригороде шиитского большинства Бейрута - самом крупном нападении в истории города, начиная с конца гражданской войны в 1990 г., а также скоординировало нападения в Париже, в которых были убиты, по крайней мере, 129 человек. Франция приняла ответные меры, бомбя Ракку и приняв главное участие в военной кампании против Исламского государства в Сирии. Хотя вопросы относительно того, были ли эти нападения централизованно организованы ИГ, сохранились. В марте 2016 г. группа взяла на себя ответственность за двойные террористические акты в Брюсселе, которые привели к смерти более чем 30 человек и ранениям сотен.
Другую точку заинтересованности представляет турецко-сирийская граница, протяженность которой составляет практически 800 км. Фактически Турция держит границу открытой, поскольку продолжает надеяться на свержение Асада. В этих условиях на турецкую территорию и обратно в Сирию свободно переходят группировки сирийской оппозиции. Этим воспользовались боевые группы ИГ в Сирии, которые вытеснили в Турцию подавляющее большинство оппозиционных отрядов, подойдя вплотную к границе. Перспектива начала войны с отрядами ИГ на своей территории привела Турцию к началу мероприятий по укреплению границы и, в июле 2015 г., к присоединению к международной антиигиловской коалиции. Это было сделано несмотря на явные политические угрозы, среди которых для Турции на передний план выдвигались активи-
зация курдов на южной границе и возможная эскалация конфликтов внутри самой Турции. Уже осенью 2015 г. большинство из этих угроз реализовались, включая октябрьский теракт в Анкаре, где погибли более ста человек, который стал самым кровавым нападением за всю историю страны.
В этих условиях необходимо отметить, что сегодня мировое сообщество всё ещё стоит перед вопросом - что делать с экспансией ИГ, как реагировать на вызовы, связанные с его деятельностью. Определяя возможные перспективы, в том числе и силового взаимодействия с ИГ, аналитики стараются привести его к уже известному образу радикального движения или группировки, сравнивая его, например, с ИРА. В то же время следует констатировать, что ИГ представляет собой комплексный феномен, состоящий из двух типов радикальных политических институтов. По сути дела, это движение джихадистов, ставящих на передний план методы городской герильи и, собственно, повстанческое движение, которое стремится к территориальным захватам и установлению шариатского порядка на занятых территориях.
Несомненно, что против этих двух несовпадающих типов радикальных движений, хоть и объединенных в едином ИГ, необходимы разные методы противодействия, включающие весьма широкий спектр от оперативной работы служб безопасности до применения тактических воинских группировок. И то и другое связано с определенными опасностями: с одной стороны, с возможностью эскалации напряжения в регионе, с другой стороны - с потерями личного состава и техники спецслужб и воинских контингентов противодействия. Авиационные операции, проводимые сегодня Россией и международной коалицией под руководством США, наносят серьёзный ущерб военно-экономической инфраструктуре повстанческого крыла ИГ, но весьма косвенно могут воздействовать на джихадистов, организованных по сетевому принципу. Да и по объективным оценкам, нанеся существенный урон инфраструктуре, воздушная операция не смогла нанести существенного ущерба живой силе ИГ, то есть разрушить её людской фундамент. В этих условиях, следует констатировать, что мировому сообществу придется вырабатывать модель эффективного противодействия сохра-
няющимся устремлениям ИГ, которая до сих пор не найдена.
Подводя итоги проведенному рассмотрению, следует констатировать, что исламизм, в его разных проявлениях, стал господствующей политической силой на Ближнем Востоке. В этой новой и стремительно исламизирующейся политической атмосфере национальные и сектантские различия стали сильными инструментами, у которых есть возможность изменить региональный политический ландшафт и переформатировать межгосударственные отношения. Традиционно конкурирующие государства региона стремятся эксплуатировать эти различия в геополитических целях, с пониманием того, что «враг моего врага - мой друг» [40].
В этих условиях формирующаяся картина стран Ближнего Востока и Северной Африки в эру после «Арабской Весны» указывает на то, что изменение идеологических ориентаций, которые формируют отдельные союзы в этом регионе, является главным образом результатом шиитско-суннитских различий.
Другой важной тенденцией, в перспективе, станут меняющиеся отношения Турции как с государствами региона, так и со странами мира. Её политика, которую можно назвать «исламским атеизмом» или «консервативной демократией», хоть и рассматривается сегодня в качестве привлекательной для многих исламских государств, тем не менее сталкивается с серьёзной конкуренцией со стороны са-лафитов и со стороны Ирана. В свою очередь, тактические союзы «Братьев-мусульман» с салафитами в Египте и в Тунисе, по ряду главных политических вопросов, приводят нас к мысли, что «Братья-мусульмане» интенсивно салафизируются. В то же время Иран продолжит свою поддержку в отношении шиитов и лагеря сопротивления, а также слабого правительства в Багдаде. Наконец, Исламское государство, несмотря на противодействие мирового сообщества, продолжит свою халифатскую экспансию, хотя и более медленными темпами, с тенденцией выхода на передний план джихадистского движения, в которое перетекут многие кадры из повстанческого движения.
Конкуренция между рассмотренными моделями радикального ислама будет сохраняться и при условии их активного продвижения в
регионе, в близкой перспективе, именно взаимоотношения между описанными моделями, а не национальными государствами, будут оказывать решающее влияние на политическую реальность в регионе.
Примечания:
1. См.: Kerr, M. The Arab Cold Wars. - 3rd ed. - London, 2011.
2. См.: Algar, H. Constitution of the Islamic Republic of Iran. - Berkeley, Calif., 1980. - P. 49.
3. См.: Mohsen, M. The Evolution of the Iranian Presidency: From Bani Sadr to Rafsanjani // British Journal of Middle Eastern Studies. - 1993. - № 2. - P. 82-89.
4. См.: Schirazi, A. The Constitution of Iran: Politics and the State in the Islamic Republic / Trans. J. O'Kane. -London/New York, 1997.
5. См.: Algar, H. Op. cit.
6. См.: Hunter, S.T. Iran's Foreign Policy in the Post-Soviet Era: Resisting the New International Order. - Santa Barbara, 2010. - P. 26-27.
7. См.: Ansari, A.M. Confronting Iran: The Failure of American Foreign Policy and the Next Great Crisis in the Middle East. - New York, 2006. - P. 71.
8. См.: Takeyh, R. Hidden Iran: Paradox and Power in the Islamic Republic // Iran and the World: Some Contemporary Developments / Ed. by B. Navazeni. - Newcastle, 2010. - P. 14.
9. См.: Hunter, S.T. Op. cit. - P. 191-192.
10. См.: House, K.E. On Saudi Arabia: Its People, Past, Religion, Fault Lines - and Future. - New York, 2012. - P. 27.
11. См.: Penaskovic, R. Gulen on Healing the Rift between Islam and the West // Islam and Peace-building: Gulen Movement Initiatives / Eds. by Jh.L. Esposito and I. Yil-maz. - New York, 2010. - P. 127-128.
12. См.: Terill, W.A. The Saudi-Iranian Rivalry and the Future of Middle East Security. - US SSI, 2011. - P. 13.
13. См.: Moussalli, A.W. Salafism and Islamism: Who Is the Enemy? (A Conflicts Forum Monograph). - Beirut
- London - Washington, January 2009. - P. 4.
14. См.: House, K.E. Op. cit. - P. 230.
15. Ibid. - P. 234.
16. См.: Stanley, T. Understanding the Origins of Wahha-bism and Salafism // Terrorism Monitor. - 2005. - Vol. 3, Issue 14.
17. См.: House, K.E. Op. cit. - P. 233.
18. См.: Moussalli, A.W. Op. cit. - P. 21.
19. См.: Lynch, M. The Arab Uprisings: The Unfinished Revolutions of the New Middle East. - New York, 2012.
- P. 211.
20. См.: Rabasa, A.; Larrabee, F.S. The Rise of Political Islam in Turkey. - Pittsburgh, 2008. - P. 32, 33.
21. См.: Fuller, G.E. The New Turkish Republic: Turkey as a Pivotal State in the Muslim World. - Washington DC,
2010. - P. 14, 21.
22. См.: Rabasa, A.; Larrabee, F.S. Op. cit. - P. 15.
23. Ibid. - P. 17.
24. См.: Esposito, Jh.; Yilmaz, I. Gulen's Ideas on Freedom of Thought, Pluralism, Secularism, State, Politics, Civil Society and Democracy // Islam and Peacebuilding: Gulen Movement Initiatives / Eds. by Jh.L. Esposito and I. Yilmaz. - New York, 2010. - P. 25-26.
25. См.: Rabasa, A.; Larrabee, F.S. Op. cit. - P. 46.
26. См.: Fuller, G.E. The Future of Political Islam. - New York, 2003. - P. 130.
27. См.: Sabah, «Basbakan Erdogan'dan Laiklik Acilimi». September 15, 2011. URL: http://www.sabah.com. tr/Gundem/2011/09/15/basbakan-erdogandan-laik-lik-acilimi.
28. См.: Yavuz, H.M. Secularism and Muslim Democracy in Turkey. - Cambridge, 2010. - P. 14.
29. См.: Atul, A. Iran and the Arab Spring // The Hindu. -
2011. - Jul, 6.
30. См.: Turkiye, Alan Eldik, Veren El Olduk, October 11,
2012. URL: http://www.turkiyegazetesi.com.tr/haberde-tay.aspx?newsid=24759.
31. См.: Yavuz, H.M. Op. cit. - P. 36.
32. См.: Ta§pinar, O. Turkey: The New Model? // The Islamists Are Coming: Who They Really Are / Ed. by R. Wright. - Washington, D.C., 2012. - P. 135.
33. См.: История Мусульманского братства в Египте (History of the Muslim Brotherhood in Egypt). URL: http://www.ikhwanweb.com/Article.asp?ID=799&Lev-elID=1&SectionID=115.
34. См. Дейч М. ук. соч.
35. См.: «ИдейныеосновыБратьевМусульман» (Ideological foundations of the Muslim Brotherhood in Egypt). URL: http://www.ikhwanweb.com/Article.as-p?ID=799&LevelID=1&SectionID=115.
36. См.: Салих М. Хасан аль-Банна и борьба за свободу Палестины. URL: http://www.islam.ru/pressclub/histo-ri/habusep/.
37. См. Дейч М. ук. соч.
38. См.: https://life.ru/t/%D0%BD%D0%BE%D0%B2%D 0%BE%D1%81%D1%82%D0%B8/171502.
39. См.: Clapper, J.R. Statement for the Record Worldwide Threat. Assessment of the US Intelligence Community Senate Armed Services Committee. - N.Y., 2016. - P. 23.
40. См.: Terill, W.A. The Saudi-Iranian Rivalry and the Future of Middle East Security. - US AWC, 2011. - P. 53.
15 января 2017 г.
168
