CC BY
163
Леонид ГЛУХАРЕВ
ПОЛИТИЧЕСКИЕ КОМПОНЕНТЫ РАЗВИТИЯ ЕВРОСОЮЗА
На современном этапе развития Европейского Союза, уже ставшего однородным хозяйственным пространством со сложившейся экономической системой и единой валютой, качественно новой особенностью интеграционных процессов является его превращение в политическую силу. Идет активный поиск новых форм и механизмов создания общего политического пространства Евросоюза. Идет и дискуссия - в какой форме организуется это европейское политическое пространство: федерация, конфедерация или новоизобретенные формы. Но очевидным становится факт ускоренного движения к политической интеграции Европейского Союза. Стоит вопрос об идентификации Евросоюза как экономического и политического центра мирового сообщества. Лозунг "отца Европы" Жана Моннэ о Соединенных Штатах Европы, казавшийся мифом и химерой, обретает реальные черты.
Политическая интеграция - естественно-исторический процесс
Новейший феномен XX века интеграция, выражаясь языком Ф. Броделя, это -
"множество потоков". Экономические, политические и культурные компоненты как "стороны одной медали" (А. Маршаль), "близнецы-братья". Региональная экономическая интеграция не может эффективно развиваться без соответствующей политической системы регулирования и наднациональной Власти.
Крупномасштабные акции на постоянно расширяющемся пространстве Европейского сообщества нельзя реализовать без политической воли национальных государств, политических механизмов и согласованной политической стратегии. Евростроительство было не только "Европой трестов", но и "Европой государств", и если их акции были экономическими, то логика изначально была политической. Главная цель "согласованной стратегии" ЕС - политическая, а именно: создание Европы как самостоятельной экономической и политической силы мирового масштаба.
Видными исследователями истории новейшего времени В. Ключевским, Ф. Броделем, А. Тойнби, которые анализировали генезис развития государственности, показано, что экономические интересы трансформируются в более широкие общественные
Глухарев Леонид Иванович, профессор МГУ им. М.В. Ломоносова, директор Центра проблем европейской интеграции
© 2003
связи, а из них вырастает политический союз. В наши дни этот процесс выходит на более высокий уровень формирования политического союза государств и наднациональной
Власти.
Разорванный во времени и пространстве, процесс политической интеграции идет неравномерно, скачкообразно, отстает от интеграции экономической, проходит этапы вызревания и фазности. Он идет от секториальной интеграции (ЕОУС) и формирования "однородного хозяйственного пространства" (ЕЭС) к Сообществу как экономически структурированной системе и затем к политическому Союзу. Европейской интеграции свойственен параллелизм, хотя и не ярко выраженный.
Активные импульсы связаны с историческими поворотными моментами европейской истории, например итогами Второй мировой войны, "Великой рецессией" 70-х годов, наконец, с геополитическими сдвигами и крушением биполярной системы, развалом социалистического лагеря. Превращение США в единственную супердержаву стимулирует внешнеполитическую активность ЕС. Неогегомонизм США, отводя Евросоюзу роль второго порядка, имеет, как писал бывший премьер-министр Италии Дж. Амато, "соблазн играть роль единственной супердержавы, действующей в одностороннем порядке". Стратегия ЕС ориентирована на многополюсный мир, на роль равноценного субъекта мировой политики. "Европа, сильная в политическом плане, играющая роль первого порядка на мировой арене" - так выразил положение ЕС в новой, "пространственной эре" премьер-министр Бельгии Ги Верховстадт. Расширение Евросоюза на восток, рассматриваемое как "исторический шанс и императив", есть не только передел хозяйственного пространства бывшего социалистического лагеря, но и формирование будущего политического пространства, занимающего половину европейского континента, на основе собственных цивилизационных ценностей.
Выход на приоритетные позиции политических компонентов развития Евросоюза диктуется и внутренними проблемами. Размах национализма в последнем десятилетии, сепаратизм и так называемый национальный эгоизм среди правительств и элит, радикальные выступления Ле Пена и его сторонников в Европе (популистов, выступающих как против глобализации, так и против Европейского Союза и его институтов) - знаковое явление современности, переплетение классовых, социальных, этнических противоречий, которые ни национальные правительства, ни Еврокомиссия не могут ни стушевать, ни сгладить. Ле Пен и его сторонники выступают с альтернативной программой денонсации договоров "Европы технократов" и перестройки системы на националистической основе. Социально-политическая неустойчивость, угроза гражданской безопасности, всплеск терроризма явились стимулом формирования "территориального пространства, основанного на безопасности, свободе и правосудии" - таково мнение Комиссара ЕС Пьера Московичи1.
Причиной ускоренного продвижения к политической интеграции и усиления наднациональной Власти институтов ЕС становится и еще один феномен конца XX века. Западные ученые называют его "вакуумом власти". Он связан с кризисом государственности, с эрозией регулирующих функций государства, ростом среди населения недоверия к властным структурам. В ходе глобализации и новой технологической эры национальные государства, как это отмечают западные исследователи (3. Бауман, П. Вагнер, X. Арндт и др.), зачастую демонстрируют "рыхлость", "фрагментарность государственного контроля", "иррациональность поведения", "поведенческий паралич", как в экономической сфере, так и вопросах безопасности граждан. Английский социолог и философ З. Бауман пишет: "Современный политический суверенитет государств есть лишь слабая тень многогранной политической, экономической, военной и культурной автономии держав прошлого"2. Аналитики ЕС при разработке программы "Европа - 2010" отмечают, что национальные правительства и государства передают часть своих функций частным и общественным организациям, церкви и т.
1 Le Monde, 10 decembre 2000.
2 3. Бауман, Индивидуализированное общество, М., 2002, L III.
д. Этот "вакуум власти" национальных правительств стремится заполнить наднациональная Власть, институты Сообщества путем все более тесной политической унификации.
Эволюция доктрин: от однородного хозяйственного к политическому пространству
Каждому этапу евростроительства предшествует теоретическая разработка путей, форм и методов развития, которые впоследствии трансформируются в определенную политическую стратегию и оформляются в соответствующих договорах. Исторический контекст позволяет проследить конфликтно-компромиссную динамику политической интеграции, логику ее вдохновителей и проводников, столкновение противоположных доктрин. Идея объединенной Европы как "политической силы" (Ж. Моннэ) витала у истоков интеграции в рамках дискуссии о том, что сначала: экономическая интеграция или политическая; с содержательной стороны - "Европа наций" или "Нация Европа". Ее объективной основой были: экономическая разруха после войны, усиление влияния США, опасение восстановления Германии как экономического конкурента и очага милитаризма и набирающая ход "холодная война".
Идеологом политической интеграции, Федеральной Европы как единого целого выступил Жан Моннэ. Он выдвигал новаторскую идею делегирования суверенитета национальных государств наднациональной Власти и создания европейского правительства, что противоречило всем канонам двухсотлетнего развития в Европе национальных государств. Европа "должна осознать свою идентичность и свой суверенитет", - писал Ж. Моннэ. Его философия предусматривала взаимодействие экономических, политических и морально-нравственных факторов. Он выдвигал тезисы "фактической солидарности", "политической ответственности", "европейского духа", однородной экономики и цивилизационного пути к Западной Федерации1. Неравномерность экономического и политического развития, противоречия между Англией и Францией, опасения малых государств и скептицизм США не создавали благоприятной почвы для федералистских идей. Выдвинув на первый план концепцию "Нация Европа", Жан Моннэ в то время не получил поддержки. Теоретик западной интеграции профессор Андре Маршаль впоследствии писал: "Федеральная Европа не химера, но она еще не созрела"2.
В послевоенной Европе обсуждались две доктрины: а) "либеральная Европа без границ" и б) региональная "солидарная Европа". Первая предусматривала таможенное разоружение, вторая - таможенный, экономический и как отдаленную перспек-тиву политический союз. Сторонники либеральной Европы (М. Алле, К. Виннер, Я. Тинберген) ориентировались на автоматический механизм рынка, свободную конкуренцию при незыблемости национального суверенитета и национальных экономических политик. Суть этой концепции была "только торговая, но не экономическая, и рынок рассматривался не как причина, а следствие интеграции", - писал А. Маршаль. С этой концепцией либеральной Европы была созвучна и космополитическая концепция "мондиализма" - своеобразный предшественник современной теории глобализации.
Другая группа ученых (А. Маршаль, П. Юри, Ж. Денио и др.) выдвинули концепцию "солидарной Европы", создание автаркического и экономического "пространства солидарности" в масштабах Малой Европы. В отличие от рыночников они предлагали интеграцию структурную, интеграцию экономических политик, а не только рынка, активную интервен-
1 Жан Моннэ, Реальность и политика, М., 2001 г.
2 A. Marchai, L'Europe solidaire, Paris., 1964, p. 262.
цию государства, координацию национальных политик и защиту интересов Сообщества. Закладывались теоретические основы региональной интеграции, которая открывала перспективу, через координацию политик, формирования общей политики в сфере хозяйства и рынка. Этот метод региональной интеграции был назван "коммунитарным", и его существо состояло в постепенной передаче части функций национальных государств институтам Сообщества. Фактически это был переходный период к более тесному политическому сотрудничеству, к политической системе государств".
Практически до последней трети XX века федералистские идеи были приглуше- ны -господствовала идея Де Голля "Европа государств", "Европа наций". Но проблема политической Европы не ушла в небытие. Она трансформировалась в концепцию функционализма, которую ее теоретик Э. Хаас формулировал как переход "от политически инспирированного общего рынка к экономическому, а затем автоматически и к политическому союзу". Эта концепция была созвучна теории фазности, изложенной в работах Ф. Махлупа: таможенный союз, общий рынок, экономический союз, общая интеграция с элементами политической системы1. Теория функционализма, фазности и "коммунитарный метод" А. Маршаля предполагали поэтапное действенное формирование экономической системы путем интеграции экономических политик, вызревания в политическую интеграцию.
"Великая рецессия" 70-х годов вместе с кризисом кейнсианских идей "управляемого капитализма" привела к вторжению в Западную Европу неолиберальных идей Ф. фон Хайе-ка и других теоретиков рыночного абсолютизма, "полностью открытого рынка". Кейнсиан-ские идеи "экономики спроса" сменяются либеральными взглядами "экономики предложения". Тетчеризм и рейганомика все более активно обсуждаются в Сообществе. Глобализация и международный капитал диктуют свои законы, и стратегия ЕС не может их игнорировать. Но ЕС стремится приспособиться к новым условиям. Как пишет профессор Н. Ябко, рынок рассматривается как "существенная реальность, нормативная модель, пространство развития", "общий горизонт"2. Но при этом в ЕС следуют концепции "коммунитарного метода", т. е. согласованного политического регулирования в масштабах Сообщества.
В условиях экспансии заокеанского капитала американские теоретики рассматривают Сообщество как некую второстепенную величину. Так, профессор Р. Триффин писал о неэффективности национального суверенитета Сообщества и о более организованном суверенитете США, о растворении ЕЭС в зоне доллара, об автоматическом создании Атлантического сообщества. Западноевропейские ученые отвечают концепцией "блоковой экономики" и формирования ЕЭС как самостоятельного центра силы. Академик Луи Арман и профессор Мишель Дранкур в монографии "Европейское пари" писали, что "экономическая действительность отвлекла Европу от политического созревания, но ставит политический императив - создание Федерации, отличной от США и СССР, которая заполнит вакуум между ними3. Теоретик "блоковой экономики", "третьей силы", инициатор европейской валютной системы, экс-президент Франции Валери Жискар д'Эстен в своей книге "Французская демократия" видел развитие интеграции на базе создания Европейского Союза на конфедеративной осно-
ве4.
Рубеж ХХ-ХХ1 веков оживляет федералистскую теорию. Профессор Д. Сибзински в
1 Euroforum 68. L'Europe dans le monde de demain. Saarbruck, 1968. P. 123-124.
2 Problème economique, P., № 276, 22 mai 2002.
3 L. Armand, M. Drancourt, Le Pari Européen, Paris, 1968. P. 17-19.
4 V. Giscar d'Estaing, Democratie française, Paris, 1976.
своей монографии "Будущее федерализма в Европе" пишет о наступающей "эре федерализма", о "федералистской революции", о том, что "федералистская революция" и федерализм - "интегральная часть европейской культуры, основанной на ее различии и единстве"1. Профессор Ж. Рубан, критикуя "национальный эгоизм", сепаратистские устремления некоторых правительств, писал, что национальный суверенитет - "убывающая малая величина", а национальную независимость следует рассматривать в системе европейской независимости. В условиях предстоящей реформы институциональной структуры Евросоюза идеология и философия доктрины "Европа-держава" дополняется новыми понятиями: европейский народ, формирующий общественное и политическое пространство, европейское гражданство, рассматриваемое не только как правовая форма, но и как элемент политического пространства, как фактор самосознания, европейская идентичность, которая видится как принадлежность к определенной цивилизации с ее культурой, религией, бытом и исторически сложившимися традициями. Региональная интеграция рассматривается как цивилизационный процесс, уникальный и самодостаточный.
Перестройка существующей институциональной структуры ЕС становится объектом научной разработки и общей стратегии. Тезис об эре федерализма может быть спорным, но фактом является то, что доктрина Де Голля "Европа Наций" уже не имеет абсолютного приоритета, а фигурирует наряду с доктриной Жана Моннэ " Нация Европа". Доктрина "Европа -держава" находит свое проявление в формулах видных государственных деятелей. Так, экс-президент ФРГ Рихард фон Вайцзеккер ставил вопрос о необходимости политического Союза во избежание этнических конфликтов и "балканизации" Европы. Экс-президент Франции Франсуа Миттеран после объединения Германии выдвигает формулу "Конфедерации Запада и Востока", Председатель КЕС Жак Делор - формулу "Федерация государств Наций". В наше время Президент Франции Жак Ширак декларирует формулу "Европа народов на службе граждан", а министр иностранных дел ФРГ Йошка Фишер видит будущую Европу как "федерацию с парламентом, президентом и единым правительством". Из тени выходит концепция "Европа - держава" и берется на вооружение интеграционной стратегии как будущая содержательная модель политической Европы.
Эволюция стратегии
Процесс вызревания политического пространства - не стихийный, он - результат согласованной и в определенной степени вынужденной стратегии Евросоюза, обусловленной конкретно-историческими обстоятельствами и вызовами эпохи. Интеграционная стратегия ЕС от истоков была направлена на формирование таможенного, экономического, валютного, а также политического союза. Она исходит из принципа экономической и политической взаимозависимости, цивилизационной основы и идентичности части европейского континента. Эта стратегия строится на согласовании национального и наднационального регулирования, рыночной и конституциональной интеграции, экономических и политических рычагов управления в ходе евростроительства в масштабах сначала "Малой", а затем и расширяющейся Европы. Она вырабатывается как теоретиками Еврокомиссии, так и учеными стран ЕС, является компромиссом между национальной и наднациональной властью, проходит этапы экономической и политической интеграции, делая акценты то на экономизм, то на федерализм в соответствии с конкретными условиями, меняя тактику, не оставляя конечную цель -экономически и политически объединенную Европу, форма которой - конфедерация или федерация - еще не определена.
1 D. Sibjinsky, L'Avenir federaliste de l'Europe, Geneva, 1972. P. 9.
Но идеи "отцов Европы" Ж. Моннэ и Р. Шумана о строительстве Европы как политической силы и политического союза государств зашли в тупик. В 60-е годы проект формирования Соединенных Штатов Европы не был реализован. Попытки создания "европейской армии" (план Плевена 1952 г.) не увенчались успехом. План Фуше - создание европейского политического Сообщества с "европейским правительством" - также не нашел отклика. Идея политической Европы к концу 60-х годов утратила свой порыв. Председатель Европейской Комиссии В. Хальштейн отнес ее на XXI век. Однако зерно политической интеграции было брошено созданием Европейского объединения угля и стали (1951 г.), о котором Ж. Моннэ писал, что "это не только организм, способный разрешить экономические проблемы, но и зародыш федерации"1.
Начальные этапы развития ЕС основывались - используем формулу Жака Делора - на "стратегии экономического прагматизма", которая была направлена на реформу хозяйственной структуры, социально-экономическую стабилизацию, ликвидацию технологического отставания от США и на противостояние американскому стремлению создать "атлантическую зону свободной торговли". Курс на формирование однородного хозяйственного пространства при ликвидации устаревших промышленных баз, обеспечение контролируемой инфляции, ресурсосберегающего типа производства (аграрная, технологическая, социальная Европа), европейского программирования был по существу политически согласованной стратегией функционального продвижения ЕС к политической унификации. Это стало результатом политической кооперации, политического мышления и воли, "федеральной экономической политики".
Мировой экономический и финансовый кризис 70-х годов открывает новую фазу в политической интеграции - параллелелизм продвижения к валютно-экономическому и политическому союзу. Доклад Давиньона (1970 г.) призывал к политической унификации. План Вернера (1970 г.) о валютном союзе предполагал создание наднациональных структур: центра управления экономической политикой и системы центральных банков, что предусматривало переход части национального суверенитета институтам сообщества. Депутат французского Национального собрания Жан Пудевинь в статье "Шаг за шагом" писал: "Соглашаясь на создание единой валюты, европейские государства допускают отказ от владения одним из основных орудий национальной политики" .
Стратегия политической интеграции находит свое проявление в ряде документов и практических институциональных преобразований. Документ ЕЭС "Облик Европы" (1973 г.) предполагал преобразование межгосударственных отношений в надгосударственные. Появляется "Доклад Тиндеманса" (1975 г.) о превращении "девятки" в политический блок федерального или конфедерального типа с общей внешней политикой и политикой безопасности и соответствующим конституционным оформлением. Сообщество делает несколько шагов в этом направлении: три комиссии - ЕОУС, Евратом и ЕЭС - сливаются воедино, расширяются прерогативы Европарламента, который избирается прямым голосованием (1979 г.), создается первый политический орган - Европейский Совет. Единый европейский акт (1984 г.) содержал "замаскированные" тезисы политической интеграции.
Главным итогом интеграционной стратегии ЕЭС стало образование впервые в истории капитализма органической структуры - Сообщества, новой международной формы межгосударственного и наднационального сотрудничества, политической кооперации и создания наднациональной власти с собственными рычагами управления и финансовыми ресурсами.
1 Жан Монне, Реальность и политика, М.. 2001. С. 403.
2 Le Monde, 19-20 decembre, 1970.
Генеральный секретарь КЕС Э. Ноэль утверждал, что "Сообщество больше, чем межправительственная организация. Его институты имеют собственное лицо и широкие полномочия"1. Как бы то ни было, "система Моннэ", как ее назвали западные теоретики, дала ростки политической интеграции и к концу XX века сформировалась в определенную политическую систему. Это был своеобразный переходный период подготовки к созданию политического фундамента и политической надстройки будущего Европейского Союза.
Исторические перемены на рубеже ХХ-ХХ1 веков определили и поворотные моменты в интеграционной стратегии ЕС. Затушеванный параллелизм экономической и политической интеграции предшествующих этапов трансформируется в экономическую и политическую конвергенцию. Ставится задача реконструкции институтов Сообщества, превращения его в "политическую силу", "супергосударство", обновления институциональной системы на федеральной основе. Европейское пространство в масштабах Сообщества рассматривается не только как географическое, социально-экономическое, но и как политическое пространство.
Новая фаза активного вызревания политической интеграции дала свои реальные всходы. Европейское Сообщество трансформируется в Европейский Союз (1992 г.). Его политические компоненты образуют три опоры: общий рынок, общую внешнюю политику и политику безопасности, а также правосудие и юстицию. Расширяются компетенции Евро-парламента, отныне утверждающего состав Комиссии и важнейшие международные договоры. Намечено расширение ЕС и обновление его институциональной структуры. Амстердамский договор (1997 г.), Договор в Ницце (2000 г.) и ряд других документов ЕС предусматривают не только общую валюту и социальное измерение, но и военное измерение, европейскую идентичность в сфере обороны и безопасности. Вводится европейское гражданство. В 2002 году начал функционировать Конвент, включившийся в работу над проектом Конституции, которая должна объединить все существующие договоры.
Каково бы ни было название будущей обновленной структуры, элементы политической системы уже сложились. Созданный Маастрихтским договором Европейский Союз - это новое качество в интеграционном процессе, политическая реальность. Это элементы формирования политической системы с единой европейской валютой, европейским гражданством, символической европейской армией, европейской идеологией "идентичности" (европейской семьи, европейского народа и т. д.). И, очевидно, это необратимая тенденция к более четко структурированной политической системе, объединяющейся на собственных ци-вилизационных ценностях Западной и Восточной Европы. "Европейский Союз, не став супергосударством, все более и более влияет на жизнь людей", - писала французская "Монд"2.
Проблемы политической интеграции ЕС: дилемма Атлантического и Европейского пространств, вопрос о Власти
В условиях новой, геополитической эры современный этап политической интеграции ЕС - это взаимоотношение пространств: европейского, атлантического, евразийского. Распад биполярной системы и выход на свет пластов цивилизаций, занимающих эти пространства, создали проблему их сопричастности, разъединения, границ, духовной совместимости. Политические компоненты ЕС ставят задачи формирования нового европейского и мирового порядка, места и роли ЕС в глобализирующемся мире. Это проблемы равновесия и гегемонии, разделения и интеграции, изоляционизма и партнерства, однополюсного и
1 E. Noël, Les ruages de L'Europe, Paris, 1976.
2 Le Monde, 2 decembre, 2000.
многополюсного векторов развития. По оценке западных политологов, геополитические сдвиги конца XX века внесли в послевоенную систему международных отношений "хаос", "международную анархию", "трансатлантическую неустойчивость"1. Расширение ЕС, увеличивающее его население с 377 до 450 млн человек, - это "политический шедевр", по существу представляющий собой не только передел постсоветского пространства, но и трансформацию пространства атлантического.
Эволюция Атлантического пространства солидарности
Генезис атлантического пространства показывает его внутреннюю эволюцию в особенности под влиянием политических компонентов ЕС, и это не конъюнктурный, по терминологии Ф. Броделя, "не событийный", а "долговременный исторический ритм". Атлантическое пространство - это сложившаяся веками общность цивилизаций, неоднородных по ментальности, культуре, системе ценностей; поэтому им свойственна неустойчивость, хрупкость, "единство противоположностей". Продолжавшееся со времен Великих географических открытий до конца XIX века формирование двух различных цивилизаций во многом дошло и до наших дней. До конца XIX века происходила европеизация атлантического пространства (евроцентризм).
В XX веке развернулся мощный процесс атлантизации европейского пространства, порождаемый США как центром финансового могущества, технологического превосходства, подкрепленного ядерной мощью. Начало экспансии американского капитала в Европу было положено после Первой мировой войны Планом Дауэса, затем после Второй мировой последовал План Маршалла и, наконец, в наше время хлынули потоки транснационального капитала. Одновременно нарастала волна антиатлантизма и антиамериканских настроений, нашедшая отражение в известных книгах академика Л. Армана "Европейское пари" (1968 г.) и Ж. Ж. Серван-Шрайбера "Американский вызов" (1971 г.). Английский профессор С. Эвертс пишет, что "взаимоотношения Соединенных Штатов и Евросоюза по определению представляют собой область трений и напряженности"2. Американский историк У. Лейбори характеризует эти отношения как "атлантический парадокс", суть которого в том, что "Атлантический океан в одно и то же время - мост и пропасть между Старым и Новым светом"3.
Диалектика атлантического пространства (атлантический парадокс) в том, что Европейское сообщество рождалось в его недрах как составная часть в ходе "холодной войны" и идеологического противостояния двух систем. После распада социалистической системы Евросоюз начинает создавать собственное политическое пространство. Он бросает свой вызов в ходе политической интеграции, движется к супергосударству, автономному и самостоятельному. По существу, европейское политическое пространство отрицает атлантическое, но сохраняет преемственность с ним. Причем сами Соединенные Штаты становятся катализаторами этого процесса, они, как пишет С. Эвертс, "развязали мощные силы, которые в перспективе должны привести к образованию более сплоченной и более действенной Европы"4. В недрах атлантического пространства формируются два центра: НАТО, под эгидой США, и ЕС не только как "мягкая сила" мирового финансового центра, но и как "военно-политическая идентичность". И в этом политический императив Евросоюза.
Процесс западноевропейской интеграции, по существу, есть размывание атлантического пространства. Это сложный конфликно-компромиссный процесс перехода, по термино-
1 A. Zunker. - Weltordnung oder Chaos? Baden Baden, 1993. S. 251.
2 С. Эвертс, Евро и трансатлантические отношения, М., 2001. С. 5.
3 В/W. Labaree, The Atlantic Paradox, Middle town, 1975. С. 195.
4 С. Эвертс, Евро и трансатлантические отношения, М., 2001.
логии западных ученых, от "полной атлантизации" к "евроатлантической диффузии" и, наконец, к "атлантическому разрыву".
50-60-е годы XX века стали, по оценке профессора Кельнского университета Ханса От-то Кляйнемана, временем "полной атлантизации сообщества европейских государств как партнеров-юниоров, признающих гегемонию США"1. "Евродиффузия 70-80-х годов, формировавшаяся в условиях биполярной системы на основе тесного военно-политического сотрудничества под американским контролем, была и временем атлантизации сферы коммуникаций, знаний, культурных ценностей, стиля жизни, погоней за всемогущим долларом". Рубеж ХХ-ХХ1 веков - это время углубления эрозии трансатлантических отношений, "атлантического разрыва", который обусловлен амбициозной стратегией, агрессивными акциями США в Югославии, отказом ратифицировать договор "О всеобщем запрещении ядерного оружия", планом создания Национальной системы противоракетной обороны, войной в Ираке и др.
В XXI веке появляется концепция "неоатлантизма" как отражение хрупкости и неоднородности атлантического пространства и трансатлантических отношений. Она предусматривает их обновление по вопросам внешней политики и обороны, демонстрирует политический императив Евросоюза, становление его как самостоятельной военно-политической силы в условиях гегемонистских устремлений США. Основные компоненты концепции сводятся:
а) к созданию собственных политических инструментов в области внешней политики и обороны, независимых от НАТО;
б) к выработке самостоятельных решений и акций, касающихся региональных европейских конфликтов;
в) к поддержанию равновесия вклада США и Европы при решении этих конфликтов;
г) к партнерству с Россией, "которая остается фундаментальным фактором равновесия и безопасности в Европе" (Д. Амато).
Политическая интеграция Евросоюза и новая идеология "неоатлантизма" означают изменение вектора развития, ослабление влияния США и НАТО, но не служат свидетельством некоего взрыва атлантической солидарности или ее распада. "Конкуренты - возможно, но никогда противники" - так трактует трансатлантические отношения Джулиано Амато. С этим можно согласиться, но следует добавить, что конкуренция станет более жесткой, трансатлантические отношения усложнятся, атлантическое пространство солидарности станет более неоднородным и хрупким. Основанием для такого мнения служит проявляющаяся тенденция единства и противоположности стратегий: наступательной (США) и оборонительной (ЕС), которая в настоящее время меняет свое качество, трансформируясь в "европейский вызов".
В XX веке единство стратегий ЕС и США состояло в ядерном сдерживании и идеологическом противостоянии социалистической системе. После ее крушения стратегия преобразуется в состояние активной борьбы против международного терроризма, за обеспечение устойчивости социально-политической системы рыночной демократии. Но сохранилась и противоположность американской и европейской стратегии. Это - наступательная стратегия с позиции "самонадеянной силы" (Дж. Фулбрайт) и гегемонистских устремлений "имперской супердержавы" (О. X. Кляйнеман). Это - сдержанное отношение США к расширению ЕС, которое, по словам Збигнева Бжезинского, "не должно привести к настолько интегрированной Европе, чтобы она смогла бросить вызов Соединенным Штатам в вопросах геополитической важности". Оборонительная стратегия Европейского Союза отвечала на
1 Бигора. Шагаа^'а, 2001, Тот 1, № 1, Б. 50.
это "системой Моннэ", технологической перестройкой, созданием евро, тем самым лишив доллар роли господствующей мировой валюты. В наше время это формирование общего политического пространства, реформы политических институтов ЕС, превращение Сообщества в супергосударство.
Глубинный смысл "европейского вызова" и обновления трансатлантических отношений состоит в начале конца односторонней доминанты США в Атлантическом альянсе. ЕС не желает оставаться второразрядным союзником в однополюсном мире. И в этом суть политического процесса интеграции Европы, складывающейся на основе собственной цивилизации и укрепления ее региональной силы. Самосознание народов Европы и стратегия ЕС не допускают видения ее цивилизации, культурно-исторического типа общества и его политической структуры как второразрядной величины. Система однополюсного мира, если она временно и существует, не может быть постоянной, поскольку противоречит объективной исторической тенденции баланса сил, равновесия союзов и государств. Политическая логика деклараций Жака Ширака и Герхарда Шрёдера в январе 2003 года о перспективе объединения стран в единое государство ведет к мысли об образовании европейского супергосударства. Также и политический вызов по вопросу о войне в Ираке означает новый этап противодействия США в их стремлении к глобальному лидерству. В любом случае это кризис и НАТО, и единства Атлантического союза в целом.
Идеология и стратегия неоатлантизма поднимают на новый уровень отношения в треугольнике США-ЕС-Россия. Россия как ядро евразийского пространства и неотъемлемая часть общеевропейского пространства рассматривает Европейский Союз как стратегического партнера, курс на расширение связей с которым - одно из ключевых направлений ее внешней политики. Очевидно, стратегия ЕС исходит из этого же. Без России никакой европейский порядок невозможен. В этой связи интересно высказывание английского дипломата Джона Ллойда в его брошюре "К новой помолвке с Россией", где он пишет: "Развитие связей с Россией для нас необходимость, а не вопрос выбора... И для Европы, и для России эти отношения слишком важны, чтобы ЕС мог по-прежнему выступать в роли уступчивого младшего партнера США"1. Сенсационное предложение Романо Проди о создании "общеевропейского экономического пространства" логично вытекает из геополитической стратегии ЕС, поисков новых форм сотрудничества с Россией, формирования европейского порядка.
Конфликтно-компромиссный процесс политической унификации ЕС
Итак, начало XXI века знаменуется рождением новой геополитической структуры. Европейский Союз трансформируется или в супергосударство, или во взаимосвязанную политическую систему государств, природу которой еще следует определить. Возможно, это будет федерация или конфедерация, или какая либо иная уникальная структура. В начавшем свою работу в мае 2002 года Конвенте по определению будущего Европы его председатель Жискар д' Эстен предложил четыре названия: Европейское Сообщество, Европейский Союз, Единая Европа, Соединенные Штаты Европы. Очевидно одно: с созданием новой модели ЕС формируется новый европейский порядок. Европейская интеграция вышла на уровень формирования однородной политической системы в масштабах 25 государств. Эта геостратегическая реорганизация "постсоветского" пространства является политическим императивом и парадигмой многополюсного мира. А будущая супердержава Соединенные Штаты Европы выступает как альтернатива другим мировым силовым центрам.
Ускоренное движение к политической интеграции - объективный и поступательный про-
1 Д. Ллойд, К новой помолвке с Россией, М., 2002. С. 35.
цесс, поскольку оно отвечает вызовам эпохи. В то же время это долговременный неравномерный во времени и пространстве процесс преодоления сложнейших противоречий и глубоких проблем, которые выступают как факторы торможения и эрозии политической унификации.
1) Вектор развития будущей модели ЕС - федеративный или конфедеративный. Проблема национальной или наднациональной Власти пришла из XX века и прочно остается в XXI. Национальный суверенитет как незыблемый атрибут государства, завоеванный в течение трехсотлетней и достаточно кровавой истории Европы, прочно вошел не только в основные принципы государственности, но и в общественное сознание. В течение всей истории Сообщества он был камнем преткновения и предметом дискуссий о недопустимости его "поглощения", затем о "взаимодополняемости". Наконец, часть его Маастрихтским договором была делегирована Сообществу, когда была создана европейская валюта (евро). Но в Евросоюзе до сих пор нет единого мнения в вопросах делегирования суверенитета и создания федеральной структуры. Активными сторонниками являются Франция, ФРГ, Бельгия, Голландия, более сдержанны Австрия, Греция, Ирландия. Как всегда, осторожна Великобритания, и ее министр иностранных дел Д. Стро предлагает определить будущую модель как "союз суверенных государств"1. Позицию скандинавских стран выразила министр иностранных дел Швеции Анна Линд, по мнению которой, "европейская демократия опирается на национальные правительства и парламенты"2. В Конвенте уже появилась группа "суве-ренистов", требующих возвращения странам национальных компетенций.
2) Проблема будущего гражданского общества - "дефицит демократии", вокруг чего развертываются дискуссии. "Европессимисты", которых представляют самые различные слои населения, говоря о дефиците демократии, утверждают, что федеральная Европа не сможет гарантировать права человека. Профессор Жак Жуйяг вводит понятие "неудовлетворенной демократии", относя ее к иностранным диаспорам, этническим группам, мигрантам. Известный английский политолог профессор Л. Зидентроп ставит вопрос: "Будет ли федерализм служить идеалам справедливости, гражданских свобод и человеческого достоинства более успешно, чем национальные государства?"3
3) Западная печать во время конференции в Ницце, когда решался вопрос о кардинальной реформе Сообщества, писала, что эта конференция "политическая" и главный вопрос -это "вопрос о Власти". В самом деле проблема Власти становится не только технической, но политической проблемой. Это не только конфликт между "коммунитарным методом" и "национальным эгоизмом", но и опасность "паралича" расширенного до 25 членов Сообщества. Борьба за власть перемещается в сами институты Сообщества, поскольку не ясно, кто будет определять вектор развития и контроль за происходящими в ЕС процессами. Комиссия претендует на роль европейского Правительства, Европарламент стремится усилить контроль над исполнительной властью, Европейский Совет намерен по-прежнему оставаться органом межгосударственного регулирования. Так, например, в "Большом политическом проекте" Председатель КЕС Романо Проди в мае 2002 года предложил вынести коммуни-тарный метод на более высокий уровень, а именно: слить три опоры (рынок, внешнюю политику и юстицию) в единую институциональную опору с собственным бюджетом. Комиссия же должна выступать не только с рекомендациями, но и с предложениями, а в перспективе и с решениями. Однако Жискар д'Эстен считает, что основные властные функции должны остаться за Европейским Советом4.
1 Европа, № 4, 2002. С. 11.
2 Le Figaro, 3 mai, 2002.
3 Л.Зидентроп, Демократия в Европе, М., 2001. С. 103.
4 Les Echos, 22 mai, 2002.
К проблеме, каков вектор и кто лидер, добавляется конфликтная ситуация в связи с расширением Сообщества. Она касается проблемы "франко-германского локомотива" и "директории грандов" (ФРГ, Франция, Великобритания, Италия, Испания). Польша со своим демографическим весом также претендует на особую роль. Среди малых стран есть опасения, что будущая Европа будет "державой для других", а они окажутся "полуевропейцами".
Перед Евросоюзом стоит сложная задача - сформировать новую институциональную структуру, призванную решить ряд важных проблем. Как структурировать новую институциональную Власть, способную обеспечить эффективное взаимодействие наднациональных, национальных и местных органов власти? Как привлечь политические элиты и граждан к реформе структуры ЕС с учетом роста национализма, ксенофобии и терроризма, неоднозначного психологического восприятия населением идей новой архитектуры Европы? Этот процесс, очевидно, будет развиваться в конфликтно-компромиссной форме, но это не сиюминутный феномен, а долговременная перспектива.
В геополитическом плане эта перспектива развивается в контексте формирования многополюсного мира. Она корреспондируется с интересами России, поэтому представляет для нас как теоретический, так и практический интерес.
