CC BY
96
ФИЛОЛОГИЯ
Вестн. Ом. ун-та. 2014. № 1. С. 91-94.
УДК 800 О.С. Иссерс
ПОЛИТИЧЕСКАЯ ТОПОНИМИКА 2012:
ЗНАКИ ТЕКУЩЕГО МОМЕНТА
Анализируется современный «оппозиционный» дискурс, отражающий процессы формирования гражданского общества в России. Рассматриваются «ключевые топонимы» 2012 года - Болотная площадь, проспект Сахарова, Оккупай Абай. Выявляется прагматическое значение указанных единиц и функция идеологических знаков.
Ключевые слова: гражданское общество, политическая лингвистика, топоним.
В политическом дискурсе использование топонимов традиционно выполняет функцию идеологически нагруженных знаков [1, с. 53]. Потребность «связать язык со средой обитания» приводит к тому, что пространственные характеристики находятся в непосредственной зависимости от идеологического содержания [2, с. 315]. Вследствие этого топоним и его производные приобретают символическое значение, актуальное для понимания сущности политических событий и процессов.
В начале 1990-х гг. Т.В. Шмелева, анализируя общественно-политический дискурс, обратила внимание на лексические единицы, которые, господствуя в понятийно-лексическом поле текстов СМИ, выполняют роль ключа для целой группы связанных с ними идей и понятий. Они были названы ключевыми словами текущего момента [3]. Признаки данной группы слов: 1) высокая частотность, в том числе использование в заголовочных комплексах и рубриках; 2) словообразовательный потенциал (активное использование для образования новых слов); 3) языковая рефлексия; 4) текстогенность [4]. В число подобных единиц входят и топонимы.
В частности, говоря об этой лексической группе, исследователи не раз отмечали, что, не будучи задействованными в общественно-политических коллизиях, они не порождают производных, а вовлеченные в события и социальные катаклизмы, немедленно становятся продуктивными в словообразовательном плане [5-7].
В этом легко убедиться, анализируя события недавней истории политических акций в России. Так, лиц, укрывшихся в правительственном Белом доме во время мятежа 1993 г., называли белодомовцы, их вынужденное пребывание там называлось белодомовское сидение, а Белый дом, ранее не подлежащий сокращению в аббревиатуру ввиду высокого, символического смысла свободы и демократии, превратился в БД и даже в уничижительное каламбурное БиДэ [5, с. 104].
С точки зрения коммуникационных технологий интерес представляет исследование Д. Рашкоффа, который называет информационные единицы, спровоцированные какими-либо социальными событиями и с высокой скоростью распространяющиеся в медийном пространстве, медиавирусами. «Прикрепившись, медиавирус вводит в инфосферу скрытые в нем концепции в форме идеологического кода (выделение наше. -О.И.) - это не гены, но их концептуальный эквивалент, который мы сейчас называем “мемами”. Подобно настоящему генетическому материалу, эти мемы воздействуют на то, как мы строим бизнес, обучаемся, взаимодействуем друг с другом - даже на то, как мы воспринимаем реальность» [8, с. 9]. Для целей нашего исследования последний эффект наиболее значим, поскольку медиавирусы в политической сфере обладают несомненным идеологическим потенциалом.
© О. С. Иссерс, 2014
Митинговая активность конца 2011 -первой половины 2012 г., охватившая Москву и крупные города России в период думской и президентской выборных кампаний, сформировала не только основные информационные поводы, но и своеобразный способ говорения - «дискурс оппозиции», а также «разговоры об оппозиции» [9]. К числу значимых характеристик этого типа дискурса следует отнести и группу топонимов с высокой словообразовательной активностью.
Рассмотрим три основных топонима, выполняющих функцию идеологем рассматриваемого периода: Болотная пло-
щадь, проспект Сахарова и Оккупай Абай. Наша задача - определить, как в социуме на протяжении короткого периода сформировалось их прагматическое значение и идеологическая ценность. Это возможно путем наблюдения за дискурсивными практиками оппозиции и ее оппонентов, поддерживающих власть.
Материалом для анализа стали сообщения в блогах, поскольку в «новых» медиа нередко рождаются и шлифуются современные социальные и языковые феномены, разрушая государственную монополию на власть, информацию и дискурс.
В источниковую базу вошли примеры из современной российской блогосферы (портал радиостанции «Эхо Москвы», социальная сеть Махрагк (http://maxpark.com) и «Живой Журнал» (ЫуеЛоигпаЦ)1. Выбор блогов радиостанции «Эхо Москвы» и Махрагк объясняется тем, что проблематика гражданского общества и протестного движения является в них одной из ключевых, следовательно, частотность исследуемых языковых единиц там достаточно высока.
Как отмечает автор проекта «Слово года» Михаил Эпштейн, в последнее десятилетие большое количество имен собственных и неологизмов порождены конкретными событиями, имеющими хронотопические маркеры [10]. Так, в 2011-2012 гг. Болотная площадь, как и проспект Сахарова, стали знаками протестного движения. В списке слов 2012 года с большим отрывом лидирует Болотная.
Дело в том, что во многих городах России на площади и улицы с протестом выходит значительное число граждан. Условно назовем эту группу «проспект Сахарова и Болотная». И эти люди и правы и не правы одновременно (Артем Данилов, педагог).
Причиной того, что указанные топонимы вошли в список ключевых слов и стали основой для словообразовательных новаций, стала их актуальность для общественной жизни России. На Болотной площади оппозиционеры собрали свой первый санкционированный митинг, а на проспекте Сахарова прошла самая массовая акция после Болотной. Эти события явились своего рода
феноменом общественной активности потому, что за последние 10-15 лет в России не проходило протестных акций подобного масштаба. Участники митингов говорили о формировании гражданского общества, связанных с этими процессами социальных сдвигах в стране и символической значимости указанных топонимов:
Что бы ни происходило сегодня и что бы ни происходило в будущем, Болотная и Сахарова навсегда уже будут в учебниках истории, как момент высокого подъема гражданских чувств, высокого подъема патриотических и демократических чувств нашего народа (Владимир Рыжков, политик).
Болотная и все, что с ней связано, категорически не разовое явление, а проявление глубинных социальных сдвигов, случившихся в стране (Анатолий Чубайс, руководитель госкорпорации).
В связи с очевидной для носителей языка этимологией Болотной площади противники протестных акций и провластные ораторы активно использовали этот семантический потенциал в целях дискредитирующей языковой игры (см. об этом в [11]). Наиболее частотным был омоним имени собственного - прилагательное болотный, однозначно провоцирующее негативную оценку атрибутируемого объекта:
Та свободу, которую Вы и Ваши болотные либеральные сторонники предлагаете, народу просто не нужна... <...> От «болотных вождей» можно только услышать что-нибудь в духе: «Скоро нас выйдет миллион! И вот тогда...» (Ахмад Буро, политик).
Сначала было воздействие «<по низам». «Болотные либералы» - самые суетливые, наивно-глуповатые, слишком очевидно порочные с точки зрения традиционной российской (не только русской) культуры, не смогли поднять массы на бунт ввиду исходно неверной идентификации состава и чаяний современного российского общества (ЖЖ).
Атрибутивный признак легко разворачивается в дискредитирующую метафору:
Как это все-таки здорово случилось, что вся наша «болотная фауна»> в едином порыве вовлеклась в травлю церкви и Патриарха. Люди, на первый взгляд совсем разные, разных сословий, национальностей, политических окрасов, мановением чьей-то воли сбились в сплоченную стаю воинствующих сектантов, атеистов и педерастов неопределенной сексуально-политической ориентации (Михаил Леонтьев, главный редактор журнала «Однако»).
По данным опроса «Пресс-слово года 2012», словарное творчество журналистов и блогеров дало жизнь в 2012 г. многим новым оттопонимическим единицам. Среди них болотное дело (3674 упоминаний) и образованный по принципу паронимической
Политическая топонимика 2012: знаки текущего момента
93
аттракции глагол бОлОтироваться. События на проспекте Сахарова, где на митинги не единожды собиралась оппозиция, в дискурсе ее противников были обозначены по аналитической модели с усечением топонима как Сахар-шоу.
Кроме оскорбительно-уничижительных коннотаций, были выявлены также ассоциативные семы топонимов Болотная и Сахарова: «креативная прослойка», «бело-
ленточники», «московская интеллигенция». В большинстве случаев они также не лишены иронически-пренебрежительной окраски,
как и образованное от двух топонимов словосочетание болотно-сахарный бунт:
По сути «белоленточники» - тоже продукт всемогущей Москвы, ее «креативной» прослойки - владельцев IPad, блоггеров и читателей журнала «Афиша». Болотносахарный бунт, наверное, лучшей ее части, самых активных и гражданственных -это еще далеко не вся Россия, нравится это кому-то или нет (Андрей Песоцкий, экономист, политик).
Еще один знаковый топоним периода политической активности 2011-2012 гг. -место рядом с памятником Абаю Кунанбае-ву, ставшее популярным благодаря размещению оппозиционного лагеря.
Уже несколько дней Абай Кунанбаев -самый популярный поэт российской столицы. Вокруг памятника казахскому поэту, скромно стоявшему на Чистых прудах в тени каштанов, с прошлой среды проходят так называемые «оппозиционные народные гуляния». Акцию, которая похожа на бардовский слет, народное вече и пионерлагерь одновременно, остроумно прозвали «Окку-пай Абай» по аналогии с американской Occupy Wall Street. Говорят о ней с симпатией или раздражением - в зависимости от политических пристрастий (Е. Шахнов-ская, журналист).
По данным опроса «Пресс-слово года 2012», «окупайАббай» имеет 3332 упоминания в СМИ.
В «Твиттере» был запущен хэштег с названием протестной акции - «#Оккупай-Абай». Орфография Твиттера, не допускающая пробелов, определила форму имени собственного, ставшего и обозначением места проведения акций оппозиции, и названием движения, и основой для производства новых лексических единиц. По законам разговорной речи новое слово быстро обрело словоизменительную парадигму и вследствие компрессии сократилось до одного из двух структурных компонентов.
То, что лагерь ОкупайАбай при непосредственном участии полицейских, власти и абстрактных «местных жителей» в какой-то определенный момент сойдет на нет, было предсказуемо. Но опять же, это нисколько не говорит об упадке сопротивления, повода печалиться нет: протест
всего-навсего переходит в иную стадию, так как почва для народного недовольства по-прежнему остается. Почему же с Окупай случилось то, что случилось? (ЖЖ).
Движение "оккупай" за почти 3 недели гуляний по Москве потеряло в численности... Ряд протестующих на "оккупае" заявляют о необходимости поддержки еще одного лагеря протеста под открытым небом, разбитым выселяемыми из общежитий жителями во дворе московской мэрии (ЖЖ).
Приходишь на «Абай», там все в «Фейсбуке». Впрочем, некоторых всерьез затягивает реальность. Уже есть и Абай-аддик-ты: встретила там коллегу, которая
больше суток, обнимая спальник, не может выбраться, потому что сворачивает в ка-ж:дые кусты, где идет работа общественной мысли (Е. Шахновская, журналист).
По логике активных процессов словопроизводства, свойственным ключевым словам текущего момента, новое слово стремительно стало обрастать производными: участники акций на Чистых прудах получили обозначение оккупайцев и абай-аддик-тов, их сообщество было названо Абай-коммуна, а культурная жизнь оппозиционеров включала «Абайские чтения».
Среди «оккупайцев» экономические
проблемы оказались на втором плане и упоминались в два с половиной раза реже, чем необходимость институциональных реформ (ЖЖ).
Абай-коммуна тут с человеческим лицом - к столу приглашают (ЖЖ).
Запускаются культурологические «Абайские чтения» (ЖЖ).
Как показали наши наблюдения, «оппозиционный» дискурс отражает, с одной стороны, специфику общественного диалога в современной России, с его борьбой за значение и «конкуренцией коннотаций». С другой стороны, в дискурсивных практиках оппонентов обнаруживается креативный потенциал русского языка и его носителей.
Анализируя материалы, трудно не согласиться с оптимистическим мнением Михаила Эпштейна: «Начался процесс сознательного возвращения в родной язык, оживление вкуса к языкотворчеству, словотворчеству. Этот процесс можно назвать воязы-ковлением - по сходству с воцерковлением. <...> Мы возвращаемся уже взрослыми в тот язык, которому принадлежим по факту рождения в нем, и уже сознательно участвуем в его обрядах. Заново открываем смысл в тех словах, правилах и грамматических структурах, которые раньше употребляли автоматически, по привычке. Воязыковле-ние - это обратное вхождение в язык всех выходцев из него, готовность сомыслить и сотворить ему, выращивать новые, живые побеги на его заскорузлых корнях (цит. по: [10, с. 21]). Это в полной мере относится и к
функционированию топонимов в политической коммуникации.
На основе наблюдений за развитием новых прагматических значений, созданием новых единиц политического словаря мы отмечаем не только «борьбу дискурсов». Наравне с этим обнаруживается явная тенденция к включению в дискурсивные практики различных приемов языковой игры, отражающей базисные установки членов социума. Это подтверждает идею о том, что в речевых практиках активно формируются новые способы коммуникативного взаимодействия в обществе и на смену доминированию одного дискурса приходит понимание права всех его членов участвовать в формировании новых смыслов и идентичностей.
ПРИМЕЧАНИЕ
1 Источники примеров с порталов «Эхо Москвы» и Махрагк авторизированы. Поскольку многие авторы «Живого журнала» выступают анонимно (под никами), примеры в таких случаях документируются «ЖЖ».
ЛИТЕРАТУРА
[1] Купина Н. А. Тоталитарный язык: словарь и речевые реакции. Екатеринбург; Пермь : Изд-во Урал. ун-та, 1995.
[2] Арутюнова Н. Д. К проблеме функциональных знаков лексического значения // Проблемы семантических исследований. М., 1980.
[3] Шмелева Т. В. Ключевые слова текущего момента // СоНершт. 1993. № 1. С. 33-41.
[4] Шмелева Т. В. Кризис как ключевое слово текущего момента // Политическая лингвистика. Екатеринбург, 2009. Вып. 2 (28). С. 63-67.
[5] Земская Е. А. Активные процессы современного словопроизводства // Русский язык конца ХХ столетия (1985-1995). М. : Языки русской культуры, 1996. С. 90-141.
[6] Какорина Е. В. Стилистический облик оппозиционной прессы // Русский язык конца XX столетия (1985-1995). М., 1996. С. 409-426.
[7] Китайгородская М. В., Розанова Н. Н. Современная политическая коммуникация // Русский язык конца XX столетия (1985-1995). М., 1996. С. 151-240.
[8] Рашкофф Д. Медиавирус. Как поп-культура тайно воздействует на ваше сознание. М., 2003.
[9] Иссерс О. С. «Новое русское слово» в контексте политического дискурса: диалог, оппозиция, креативный класс // Политическая лингвистика. Екатеринбург, 2013. Вып. 3 (45). С. 37-48.
[10] Архангельский А. Язык политизируется там, где отсутствует политика // Огонек. 2012. № 51.
[11] Норман Б. Ю. Игра на гранях языка. М., 2006.
