CC BY
219
Вестник Пермского университета 2002 История Вып.3
ПОЛИТИЧЕСКАЯ НАПРЯЖЕННОСТЬ В МИРЕ НАКАНУНЕ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ (НАЧАЛО 1939 Г.)
Д.В.Офицеров
По материалам мировой печати воссоздана атмосфера предвоенного времени, что позволило пересмотреть ряд вопросов, связанных с подготовкой Германии ко второй мировой войне. Также раскрываются позиции ведущих держав в условиях возможного глобального конфликта и определяется специфика послемюнхенской мировой политики.
Интерес исследователей к истории второй мировой войны, как величайшей катастрофе в истории человечества, не уменьшается с годами. Последовавшее за войной глобальное противостояние во многом предопределило оценки событий прошлого и акценты исследователей. Обе стороны уличали друг друга в наследовании грехов и ошибок предшественников. В фазу сравнительно объективного рассмотрения проблема предпосылок второй мировой войны вступила сравнительно недавно, с завершением открытого противостояния и публикации секретного приложения к пакту Риббентропа-Молотова.
Общей проблемой большинства исследований, в том числе и современных, является однолинейная ретроспекция - изучение ситуации как безальтернативной и жестко детерминированной. Исследователи слишком крепко привязаны к тому событию, которое принято считать начальной вехой войны - к нападению Германии на Польшу 1 сентября 1939 г. Особенно характерно это для работ Гросфельда, Гроша, Кундюбы1, где сомнительный подход обретает некоторые черты полоноцентризма. Так возможность второй мировой войны ставится в зависимость от действий польской дипломатии, которая, пожалуй, могла бы ее предотвратить путем присоединения Польши к Восточному пакту, противодействия мюнхенскому соглашению, а также допустить прохождение советских войск через территорию своей страны и т.д.
Причины второй мировой войны, а равно «сентябрьской катастрофы Польши», как правило, ищут вне германской политики. К Гитлеру и к фашизму в целом традиционно относятся как к природному явлению, а виновных ищут среди тех, кто не сделал ничего для предотвращения или минимизации последствий этого стихийного бедствия. Таким образом, в советской историографии основными виновниками представлены Чемберлен и Даладье, в западной - Сталин, пошедший на сговор с германским фашизмом. Нередко к списку виновных добавляют и польского министра иностранных дел Ю.Бека. Поиск виновных без соответствующей аргументации является попросту попыткой персонификации зла или глупости.
Изучение преддверия второй мировой войны зачастую лишено попыток увидеть ту эпоху глазами современников и с этой позиции попытаться объяснить действия. Недостатком традиционной однолинейной ретроспекции является то, что под уже случившееся событие подводится максимум аргументации, но и у альтернатив были посылки к осуществлению, только менее значимые. Это является корнем другой исследовательской проблемы - из рассмотрения исключается все, что не является необходимым для концептуальной
© Д.В.Офицеров, 2002
схемы, объясняющей явление. Исследователи навязывают сопротивляющемуся историческому прошлому именно ту объясняющую модель, которая отвечает их тяге к законченной рационализации.
Особенностью человеческого мышления является то, что прошлое мы воспринимаем как инвариантное, а сегодняшнюю действительность - наоборот, как реальность, сотканную из альтернатив. Любое событие или альтернативная ситуация, реальные или мнимые, обычно воспринимаются с некоторой долей неопределенности, заключающейся уже в самой способности человека по-разному оценивать даже одно явление. Эта неопределенность может относиться к целому комплексу проблем и охватывать не только сферу индивидуального разума, но и целые общества. Мы попытались очертить границы неопределенности для ключевых держав мира, которые в начале 1939 г. испытывали угрозу войны:
1. Война не рассматривалась как безусловная перспектива.
2. До расторжения польско-германского соглашения о ненападении не был известен вектор будущей агрессии стран оси.
3. Трудноопределимы меры, использование которых способно удержать страны оси от агрессии.
4. Неизвестна степень союзнической поддержки стране - жертве агрессии, из-за отсутствия выработанного механизма оказания помощи и неясности позиций ключевых держав.
В поле неопределенности существовало неисчислимое множество предположений, стремящихся его заполнить. Именно исходя из предположений делается любая политика, и через них она определима. Субъективный след в наибольшей мере присутствует в современной событиям политике, в ней он усреднен и деиндивидуализирован в отличие от таких источников, как мемуары, дневники, переписки. Это позволяет иметь в результате анализа данные о политике власти, интересах элит и общественном мнении. Периодика - ключ к стереотипам власти и масс. Исходя из ее анализа, мы предлагаем следующую классификацию ожиданий угроз в 1939 г., действительную до начала апреля. Напомним, что подобные ожидания не всегда близки к действительности.
Конфигурация угроз и опасений в начале 1939 г.2
Характер угроз Страны - реципиенты угроз
Реальные и предполагаемые
1. Японская интервенция в Китае СССР, Британия, британские доминионы, США, Германия, Франция
2. Итало-германская интервенция в Испании Франция
3. Требования Италии к Франции Франция
4. Колониальные претензии Германии Франция, Британия, британские доминионы, США
Маловероятные или незначительные
1. Германская экспансия в Восточной Европе СССР, Франция
2. Угроза нападения Германии на СССР СССР
3. Тайная итало-германская политика в Латинской Америке. США
4. Германская угроза США США
Количество воспринимаемых ключевыми державами угроз: Франция - 5
США - 4 (ни одна из угроз не является жизненной) СССР- 3 Британия - 2
Британские доминионы - 2
Из великих держав в начале 1939 г. в наиболее уязвимом положении оказалась Франция. Пределы уступок Германии и Италии после Мюнхена были практически исчерпаны. Собственные возможности Франции хотя и были велики, но их нельзя переоценивать, учитывая опыт германского блицкрига 1940 г. Континентальные союзники Франции, не исключая и СССР, были в военном отношении слабы. Кроме того, они не имели стремления к консолидации: Польша находилась в состоянии рабочего конфликта с СССР и участвовала в разделе Чехословакии; Советскому Союзу так и не удалось урегулировать свои отношения с Румынией. Последняя была настолько слаба, что не смогла бы защитить свои границы от Венгрии и Болгарии. Югославское правительство Стоядиновича и вовсе ориентировалось на ось Рим-Берлин. Рассчитывать на своевременную и эффективную помощь США и Британии также не приходилось. Баланс интересов в отношениях Франции с союзниками был асимметричным - французская сторона играла подчиненную роль, нуждаясь в союзниках в большей степени, нежели ее партнеры. Это особенно заметно в отношениях с Великобританией - французы горько шутили, что британцам нет нужды в посольстве в Париже, так как у них уже есть одно на Кэ д' Орсэ, во французском министерстве иностранных дел. Внутри самой Франции согласия по вопросам внешней политики не было - раскол имел характер несогласия элиты и масс. Острота определялась как сильной политизированностью французского общества, так и актуальностью проблемы безопасности страны.
Слабой стороной Великобритании было ее внутреннее устройство - начало войны грозило ей не поддержкой доминионов, а, следовательно, распадом империи. Это и вынуждало Чемберлена вести политику уступок в обмен на мир, причем сама Британия от этой политики не страдала - в Мюнхене, например, своего союзника лишилась Франция. Британские уступки - это уступки в позиции по тому или иному вопросу, но не жертвы своим достоянием или положением. В этом смысле в начале 1939 г. Британия обладала еще очень большим запасом уступок, ограниченным лишь чертой, за которой стоял вопрос о дальнейшем существовании империи. Так же ограничивались и возможности Британии по консолидации с другими государствами для отпора агрессору - состояние Британской империи заставляло искать мира, а не союзников для будущей войны. В европейских отношениях Британия традиционно выполняла роль арбитра, в межвоенный период - роль балансира во франко-германских отношениях, в полной мере сохраняя свободу действий и не впадая в зависимость от союзных держав.
В вопросах внешней политики в Великобритании, как и во Франции, наблюдался раскол, но менее глубокий и носивший иную форму. Он охватывал массы, правящую элиту и даже консервативную партию, находившуюся у власти.
Соединенные Штаты в годы правления Рузвельта вновь вернулись к участию в европейских делах, однако географическое положение вынуждало действовать опосредованно, через другие государства. Необходимо обратить внимание на тот факт, что американская дипломатическая система в Европе пользовалась известной автономией, особенно это касается посла в Великобритании Кеннеди. Военные возможности США хоть и были велики, но не настолько, чтобы превратиться в фактор европейской политики. Инерция политики изоляционизма имела следствием отсутствие у США широкого спектра интересов в Европе. Будучи заинтересованными в мире, США осенью 1938 г. активно содействовали Мюнхенскому соглашению, а уже в начале 1939 г. заняли едва ли не самую жесткую позицию в отношении Германии и Италии. Об уступках этим странам не могло быть и речи, поскольку любые угрозы, создававшиеся ими, не были витальными для США. Гораздо более осторожную политику США вели в отношении Японии. По вопросам внешней политики несогласие наблюдалось в среде элиты, продолжавшей спор об изоляционизме, однако большая часть общества поддерживала линию Рузвельта.
Изоляция СССР хотя и была формально преодолена еще в начале 1920-х гг., тем не менее имела место и в последующие годы, приобретя новую форму решения ключевых европейских вопросов без участия СССР, как это было в Мюнхене. Это вполне можно обозначить как изоляционную угрозу, так как интересы СССР в подобных случаях неизменно страдали. Слабой стороной СССР была необеспеченность армии техникой и кадровым составом и экономика, где индустриализация еще не была завершена. Несмотря на наличие антикоминтерновского пакта и тенденции к расширению количества его участников, СССР в начале 1939 г. не испытывал серьезных угроз, а значит, сохранял свободу выбора стратегии, не будучи вынужденным к действиям ad hoc. С другой стороны, несмотря на все возрастающую угрозу войны, СССР не имел возможности объединить усилия ни с одной из сторон, хотя однозначно заявлял о своей позиции сотрудничества с западными державами. Усилия Литвинова по созданию в Европе системы коллективной безопасности не имели успеха. Впоследствии, рискуя своей государственностью, Польша отказала в проходе советских войск через свою территорию. В отличие от прочих держав в СССР господствовало обусловленное тоталитаризмом согласие по внешнеполитическим вопросам.
В конце 1930-х гг. существовали две точки зрения на угрозу стабильности на Дальнем Востоке. Сторонники первой рассматривали в качестве наиболее вероятного источника войны Японию, сторонники второй - Советский Союз. В первом случае подчеркивались агрессивность японской политики, продемонстрированная действиями в Китае, и то, что именно Япония является самой сильной державой региона. Во втором случае внимание было обращено на опасность коммунистической экспансии. Сторонники этого мнения ссылались на рост советского присутствия в Монголии и китайской провинции Синьцзян, а также на пристальное внимание СССР к положению в Манчжурии. В зависимости от специфики собственных интересов в регионе каждая из великих держав ориентировалась на одну из этих двух точек зрения.
Япония первой встала на путь ревизии послевоенных основоположений, хотя именно ей изначально отводилась роль гаранта вашингтонского порядка на Дальнем Востоке. Он был нарушен 18 сентября 1931 г., когда по инициативе командования Квантунской армии были начаты военные действия в Ман-
чжурии, хотя японское правительство их не санкционировало. В силу специфики функционирования государственной власти в Японии, правительство в Токио далеко не всегда могло контролировать действия военных. Вскоре на севере Китая было образовано контролируемое Японией государство Ман-чжоу-Го.
Летом 1937 г. началась японо-китайская война, продолжавшаяся 8 лет, причем ни Япония, ни Китай войны друг другу не объявляли. Такая ситуация сохранялась до декабря 1941 г. Все это время стороны поддерживали дипломатические отношения и предпринимали неудачные попытки заключения мира. Япония именовала происходящее в Китае просто «китайским инцидентом», стараясь принизить значение китайских событий в глазах мирового сообщества.
Проблема японской агрессии обсуждалась Консультативным комитетом Лиги Наций (так называемый «комитет 23-х», созданный в 1933 г.), но призыв китайской делегации к оказанию Китаю конкретной помощи нашел поддержку только у представителя СССР. Британия и Франция вели более осторожную политику в отношении Японии, опасаясь за свои азиатские владения - соответственно Гонконг и Индокитай. Ненужное напряжение в отношениях с Японией только усилило бы надежды азиатских туземных элит на обретение независимости в результате войны - в конце 1930-х они склонялись к замене британского или французского владычества японским патернализмом. США стремились сохранить в японо-китайском конфликте нейтральную позицию, хотя общественное мнение Соединенных Штатов было определенно на стороне Китая. Жесткую позицию в отношении Японии США заняли только летом 1939 г., в то время как Британия наоборот пошла на сближение с Японией, заключив 22 июля 1939 г. соглашение «Арита-Крейги». Фактически Лондон оставлял Японии свободу рук во всем Китае, взамен получая гарантии сохранения там своих интересов.
Германия в китайском вопросе заняла наиболее заинтересованную позицию. С самого начала она неодобрительно отнеслась к выступлению Японии, так как опасалась ущемления своих (довольно существенных) экономических интересов в Китае. С конца 1920-х гг. между Берлином и Нанкином развивалось военное сотрудничество - Китай закупал в Германии вооружение и снаряжение; несколько десятков немецких военных специалистов находились на службе в гоминьдановской армии в качестве советников. Германия была заинтересована в прекращении конфликта и неоднократно в 1937 г. и в первой половине 1938 г. предлагала посредничество в его урегулировании - всякий раз эти попытки оказывались неудачными. Со своей стороны Япония пыталась заставить Германию отказаться от поддержки Китая. При этом японская сторона ссылалась на антикоминтерновский пакт, дух которого должен был бы исключить возможность сотрудничества Берлина с правительством враждебным Японии. Тем не менее немецкие фирмы продолжали поставлять вооружение в Китай до середины 1938 г., когда заинтересованность Германии в привлечении Японии к тройственному пакту вынудила Берлин свернуть военное сотрудничество с Чан Кайши. К тому времени отзыва немецких военных советников стал добиваться и Советский Союз, ставя в зависимость от разрешения этого вопроса свою помощь Китаю. Всего в 1937-1941 гг. СССР поставил Китаю около 1300 самолетов, 82 танка, примерно 1550 артиллерийских орудий и прочего - в целом на сумму 175 млн. долларов. К началу 1939 г. количество
советских военных специалистов в Китае составляло 3665 человек. Конфликт интересов СССР и Японии вылился в непосредственное столкновение у озера Хасан 29 июля - 10 августа 1938 г.; 11 августа конфликт был урегулирован на условиях советского контроля над обеими спорными сопками. Это столкновение не могло перерасти в крупномасштабный конфликт - обе стороны имели целью демонстрацию сил противнику и потенциальным союзникам.
Испанская война вызывала гораздо большие опасения, нежели китайские инциденты, хотя и ее мало кто рассматривал в качестве прелюдии к новой мировой войне. Угрозой для Франции являлся не франкистский переворот и не гражданская война, а итало-германская интервенция, создававшая эффект окружения Франции. Впрочем, во Франции было немало политиков, поддерживавших франкистский путч: Петен, Фланден, де Бринон, Арнио, Ибарнегарэ и др. В группу, поддерживавшую Франко, согласно заявлению Фландена от 1 февраля 1939 г., входило 123 депутата, против 318 депутатов, выражавших свои симпатии республиканцам.
Итальянские военные базы на Балеарских островах ограничивали возможности французского флота в Средиземном море и являлись частью оси, протягивавшейся от Апеннин до Канарских островов, где у Германии имелись военные базы. Предназначением оси было отрезать Францию от ее африканских колоний. К концу февраля 1939 г. Германия и Италия имели 12 больших авиационных баз на севере Испании, тогда же строилось 5 баз для подводных лодок на северо-востоке и юге Испании. Германия также имела военные базы в Рио де Оро и Сеуте (Африка).
Однако французское правительство в течение всего периода гражданской войны проводило политику невмешательства в испанские дела, фактически предоставляя свободу рук франкистам, а затем в кратчайшие сроки признало правительство мятежников.
Другим источником опасений для Франции служили итальянские требования. Они заключались в необходимости передачи итальянской стороне ряда французских территорий - Туниса, Джибути, Ниццы, Савойи, Корсики. Официальный характер эти требования приобрели в конце января 1939 г. после заявления в Мюнхене итальянского министра без портфеля Фариначчи. Это и другие подобные заявления не имели бы достаточного веса, если бы не поддержка Германии. Незадолго до заявления Фариначчи, 26 января 1939 г., Германия перебрасывает войска к французской границе, а также в Ливию. Ранее, 6 декабря 1938 г. Германия обязалась не нападать на французские границы в Европе, но декларировавшиеся обязательства не относились к французским колониальным владениям.
Вскоре после мюнхенской встречи-консультации с итальянскими представителями и заявления Фариначчи, 30 января 1939 г., Гитлер в своей речи в Рейхстаге заявил, что к Британии и Франции он не имеет никаких претензий, кроме колониальных. Но, по его словам, Германия поможет Италии независимо от того, где бы Италия ни вела войну.
Сразу же после речи Гитлера в Рейхстаге последовало заявление президента США Рузвельта, в котором утверждалось, что Франция является первой линией обороны США и что при необходимости помощь Великобритании и Франции будет оказана. Отмечая, что положение в мире серьезное, Рузвельт также заявил, что уже сейчас США должны продавать оружие Франции и Великобритании как странам демократическим.
Существенную тревогу во Франции вызывала позиция Великобритании в отношениях со странами оси. С германской элитой были связаны преимущественно представители британского финансового капитала, они же оказывали поддержку Чемберлену. С другой стороны, британские производители жестоко страдали от германской конкуренции, особенно на восточноевропейских рынках. Показателем связей британской и германской элит является факт приезда в январе 1939 г.3 директора Английского банка Монтегю Нормана в Берлин, чтобы стать крестным отцом второго внука председателя Рейхсбанка Шахта Нормана - Яльмара Шержнберга, получившего имя в честь директора Английского банка. Известно, что вооружение фашистских держав шло в том числе и на средства британского капитала. Согласно материалам английского журнала «Колонел информэйшн бюллетин» от 6 февраля 1939 г. германское проникновение в Африку также происходило не без содействия некоторых близко стоящих к британскому правительству консервативных кругов.
Несмотря на стремительное довооружение Германии и Италии, британцы сохраняли скепсис по поводу военных возможностей этих стран. Даже основной и наиболее принципиальный критик чемберленовской политики Ллойд Джордж опубликовал 2 января 1939 г. статью в «Сандей Экспресс»4, в которой писал, что державы оси Рим-Берлин, если они только вступят в войну с демократическими странами, будут неизбежно раздавлены; это, якобы, понимают и руководители рейхсвера, обеспокоенные по поводу тех авантюр, на которые идет Гитлер. Надежды Германии и Италии на молниеносную войну беспочвенны, как считал Ллойд Джордж, - подобные расчеты находятся в полном противоречии с уроками войны в Испании. С одной стороны, Ллойд Джордж, как следует из его статьи, в достаточной мере осознавал возможность войны, с другой - явно недооценивал военный потенциал Германии.
Противоположное мнение высказал обозреватель «Таймс»: «Восстановление германской мощи задолго до того, как оно приняло серьезные формы, было признано в Англии не только неизбежным, но также, если оно будет направлено в нужную сторону (в сторону СССР, надо полагать. - Д О.), необходимым в качестве фактора, содействующего устойчивости положения на континенте» - и далее, уже касаясь положения Франции: «Дипломатическое положение Франции очень укрепилось в результате того, что она добровольно пожертвовала своей политикой окружения Германии... Теперь никакая пропаганда не сможет воссоздать в германских глазах Францию такой, какой она изображена в книге "Моя борьба", то есть в качестве традиционного врага и неизменного противника законных германских устремлений.»5.
В целом, исходя из анализа британской прессы, можно сделать вывод о серьезном расколе по вопросам внешней политики не только между консерваторами и лейбористами, но и внутри самой консервативной партии, что следует из полемики консервативных газет «Таймс», «Йоркшир Пост» и др. Наивысшей точки несогласие достигло 28 февраля 1939 г., когда лидер парламентской фракции лейбористов Эттли вынес от имени оппозиции вотум недоверия правительству в связи с признанием генерала Франко, о котором даже не было сообщено парламенту.
В конце января 1939 г. в Великобритании было отмечено рекордное падение ценных бумаг до самого низкого уровня со времен «мюнхенского кризиса». Финансовые обозреватели лондонских газет объясняли это мрачными перспективами европейского мира. Еще один показательный факт - с декабря
1938 г. неуклонно снижалась стоимость недвижимости в Лондоне и одновременно возрастала за городом вследствие ожидания войны и страха бомбардировок.
В отличие от Великобритании, во Франции господствовало однозначное восприятие германской угрозы и полное осознание ее серьезности, но не было консенсуса по вопросам внешнеполитической стратегии. Опасения усиливала неопределенная позиция Великобритании - 31 января 1939 г. Чемберлен выступил в палате общин, и обозреватель «Эвр» дает следующий комментарий этому выступлению: «Иностранные наблюдатели поражены: хотя Чемберлен весьма горячо отозвался о франко-английском согласии, он воздержался в то же время от всяких заявлений, обязывающих его защищать французские колонии и позиции Франции в Средиземном море»6. Эти две проблемы во Франции считали наиболее вероятными источниками угроз. В «Таймс» от 16 января
1939 г. проблема Средиземного моря названа «возможно, самым главным вопросом 1939 г.»7. Если в Британии продолжали ставить знак вопроса, то во Франции со всей определенностью и нарастающей частотой говорили о «средиземноморском Мюнхене». Возвратимся к упомянутой речи Чемберлена -французская газета «Эпок» констатирует, что открытые им «перспективы передела колоний радуют Германию и Италию»8.
Страны оси Рим-Берлин предпочитали обсуждать с Великобританией свои колониальные претензии, в том числе и относящиеся к Франции. Ответные предложения Франции нередко проделывали сложнейший путь: через Великобританию в Германию, и оттуда достигали Италии, если немецкая дипломатия считала предложения подходящими для Рима9.
Можно с уверенностью утверждать, что в начале 1939 г. война за передел колоний считалась наиболее вероятной угрозой. Британские доминионы, в основном не сторонники антигерманской политики, именно по причине усиления колониального реваншизма повернули в сторону более жесткой позиции в отношении Германии. Наибольшие симпатии к Германии изначально проявлял Южно-Африканский союз, выступивший против участия Британии в новой мировой войне. Однако при этом власти доминиона опасались возвращения Германии в ее бывшие африканские колонии - Юго-Западную Африку и Танганьику. В 1920 г. мандат Лиги Наций на временное управление ЮЗА был передан южноафриканскому правительству, которое начало распространять на эту территорию свои законы. Таким образом, претензии Германии на возвращение колоний, утраченных после первой мировой войны, вызывали обоснованное беспокойство ЮАС. Аналогично угрозой для Австралии и Новой Зеландии была возможность реставрации германской власти на Соломоновых островах, Самоа, Науру и в Новой Гвинее.
Не меньшие опасения вызывала Япония, особенно у Австралии и Новой Зеландии, но также и у ЮАС. Южноафриканское правительство опасалось японских амбиций в Мозамбике и Эфиопии и полагало, что в случае захвата Японией Сингапура следующей целью может оказаться ЮАС.
Перечисленные угрозы все же не были достаточными для поддержки британской политики доминионами. Начиная с 1938 г. они стали предостерегать британское правительство от участия в новой войне. Британская политика оценивалась доминионами как профранцузская и игнорирующая возможности компромисса с Германией, они полагали наиболее целесообразным удовлетворение немецкой стороны за счет малых европейских государств.
Активные политические связи с Германией поддерживали правительства Канады и ЮАС. Очевидно, что на автоматическую поддержку Британии членами Содружества в случае войны невозможно было рассчитывать. Доминионы открыто заявили, что будут исходить прежде всего из собственных национальных интересов. Следуя этой линии, они отказались принять оборонную схему для Содружества, которую предложил Лондон в 1937 г. Однако с декабря 1938 г., когда становится ясным, что удовлетворение германских претензий не уменьшает их количества, доминионы активно приступили к военным приготовлениям. С этого времени Австралия и Новая Зеландия, для которых японская опасность приобретала наиболее реальные очертания, уже определенно повернули к политике метрополии. На позицию прочих доминионов повлиял резкий рост колониального реваншизма Германии в начале 1939 г., но только в мае стало ясно, что все доминионы вступят в войну на стороне Британии.
Колониальные притязания Германии и расширение ее сферы присутствия в мире создавали угрозу и интересам Соединенных Штатов. Прежде всего это касается германского сотрудничества с Японией в тихоокеанском бассейне. Депутат-республиканец Масс, член комиссии по морским делам палаты представителей, 1 февраля 1939 г. заявил, что, по имеющимся у него сведениям, Германия с согласия Японии строит воздушную базу на Каролинских островах, принадлежавших Германии до 1920 г. Их стратегическое значение заключалось в том, что они расположены на пути между США и Филиппинами и в достаточной близости от Гавайских островов.
Беспокойство Соединенных Штатов вызывали колониальные притязания Германии на африканском побережье Атлантического океана. В Вашингтоне заявили, что если Франция и Великобритания намерены предоставить там базы Германии, то США потребуют перераспределения английских и французских островов в Карибском море, с тем чтобы США получили наиболее важные из них. Заявление было направлено преимущественно на то, чтобы стимулировать Францию и Великобританию к менее компромиссной политике с Германией; кроме того, оно означает, что в случае захвата баз США оставляют за собой право включить острова в число своих колоний, если этого потребуют национальные интересы.
Не меньшее напряжение вызывало в США давление, оказываемое Германией на Голландию и Португалию с целью захвата острова Арубы, островов Зеленого Мыса и Азорских островов. Германия уже захватила Канарские острова, где создала военно-морскую и воздушную базы, способные, по мнению американцев, угрожать судоходству вплоть до района Панамского канала.
В середине февраля 1939 г. на переговорах Рузвельт и министр иностранных дел Бразилии Арана обсуждали преимущественно вопросы защиты американского континента от возможной агрессии. Также американцы были обеспокоены все возрастающим проникновением Германии и Италии в страны Латинской Америки. Кризис рубежа 1920-1930-х гг. заложил основы диверсификации международных связей латиноамериканских стран. В этот период инвестиционная активность США в Латинской Америке уменьшилась почти в полтора раза, упав с 5.587 до 3.874 млн. долларов, в четыре раза снизилсь товарооборот со странами региона. Этим попытались воспользоваться (приблизительно с 1933-1934 гг.) европейские державы, прежде всего Германия, а также Япония. Доля Германии, заключившей в первой половине десятилетия
торговые соглашения с рядом государств региона к 1937 г., достигла 17,5 % импорта и 11,7 % экспорта. По объему экспорта в латиноамериканские страны Германия опередила Британию, в отношениях с Бразилией она оттеснила на второе место даже США, а в торговле с Чили позиции Германии и США стали примерно одинаковыми. К 1940 г. германские инвестиции в регионе составили 969 млн. долларов - главной сферой вложений были Аргентина, Чили, Гватемала, Бразилия, Мексика, Перу. Из этих стран Германия импортировала стратегическое сырье. В Бразилии концерны Круппа и Тиссена занимались разработкой железной руды, в Чили - добывали селитру, в Бразилии, Аргентине, Боливии - владели концессиями на нефтеносные участки.
Значимым фактором политики ряда латиноамериканских государств становился экспорт фашистских идей. Нацистам симпатизировали крупные политики и представители деловых кругов. Было создано немало фашистских или полуфашистских организаций. В Бразилии - «Бразильское интегралистское действие», в Мексике - «Национальный синаркистский союз» и «Национальная гвардия», в Перу - «Революционный союз» и др. Эти организации проявляли заметную политическую активность. В Бразилии в 1938 г. интегралисты даже предприняли попытку государственного переворота, а в Перу в 1939 г. после аналогичного события говорили о непосредственном участии в нем агентов Германии и Италии. Однако в целом подобные течения не определяли ситуацию. Традиционно сильное влияние США уравновешивало германское политико-идеологическое воздействие. Тем не менее нацисты сохраняли в Южной Америке обширную систему личных связей и деловых контактов, опираясь на потомков немецких эмигрантов среди политиков и предпринимателей. С учетом нарастания угрозы военного конфликта расширение германского присутствия в Латинской Америке могло в перспективе приобрести военно-политическое значение. Для постоянного обсуждения вопросов, связанных с безопасностью стран региона, и институализации идеи консультаций, по предложению США на VIII Панамериканской конференции в Лиме, проходившей 9-27 декабря 1938 г., был создан специальный орган - консультативное совещание министров иностранных дел. Так же, как Британия стремилась заручиться поддержкой доминионов, Соединенные Штаты пытались обеспечить себе помощь младших латиноамериканских партнеров в условиях угрозы войны.
В сравнении с прочими угрозами германская политика в Восточной Европе уже не вызывала жарких споров и дипломатических баталий. СССР фактически самоустранился от европейских дел, а хрупкий консенсус Мюнхена был сломан - надежда обеспечить мир для Европы путем дипломатического взаимодействия Великобритании, Франции, Германии и Италии была эфемерной.
В представлении мировой дипломатической элиты в начале 1939 г. Восточная Европа была регионом, уже исчерпавшим свой конфликтный потенциал. На первый план вышли угрозы иного рода, перечисленные ранее. Наиболее ожидаемым событием было уничтожение чехословацкого государства, рассматривавшееся не как угроза, а, скорее, как закономерное завершение мюнхенских начинаний. Первоначально Германия шла по пути постепенной фашизации Чехословакии, предъявляя ей требования, относившиеся к сфере внутренних дел государства. Газета «Правда» от 3 января 1939 г. уже пишет о начавшемся процессе фашизации, а впоследствии отношение советской прессы к
Чехословакии было гораздо более жестким, чем к любой другой стране. Впрочем, в начале января 1939 г. Чехословакия еще могла сопротивляться германским претензиям. Тогда чехословацким военным удалось отклонить требования военного сотрудничества, принятие которых означало бы полное подчинение чехословацкой армии планам германского командования. Одновременно чехословацкие промышленники отказались от предложенной экономической и монетарной унии с Германией.
Позиция сопротивления сохранялась недолго. Правительство Чехословакии приняло программу фашизации страны, которая была озвучена 29 января 1939 г. в Брно премьер-министром Бераном. Программа состояла из трех пунктов: 1) еврейский вопрос, 2) вопрос немецкого национального меньшинства, 3) ликвидация всех демократических организаций и демократической печати. Касаясь внешней политики, Беран высказал готовность правительства окончательно включиться в орбиту германской внешней политики.
Постепенно в руки Германии почти полностью переходит чехословацкая промышленность, 10 февраля 1939 г. заводы «Шкода» переходят под контроль Круппа.
Тем не менее Великобритания продолжает кредитовать Чехословакию. Британский лейборист Веджвуд Бенн, выступая 8 февраля 1939 г. против предоставления займа Чехословакии на строительство дорог, указывал, что все эти дороги, идущие с запада на восток, имеют военное значение, так как непосредственно подходят к границам Румынии. «Наши деньги, - утверждал он, -будут использованы Германией с целью осуществления ее захватнических планов в странах Дунайского бассейна»10. Целью Гитлера, по мнению большинства политиков, являлась румынская нефть. Возможность германской агрессии против Польши, наоборот, практически не рассматривалась ни на западе, ни в СССР. Польшу воспринимали если не как союзника Германии, то, по крайней мере, как сообщника в уничтожении Чехословакии. В польской лояльности Германии практически не было сомнений, хотя Польша неоднократно отклоняла германские предложения о присоединении к антикоминтернов-скому пакту. Согласно авторитетному мнению В.Сиполса11, отказ Польши от германских инициатив был обусловлен нежелательностью прохода немецких войск через польскую территорию. Предпочтительнее было, чтобы он осуществлялся через Финляндию, Прибалтику и Румынию.
В контексте изложенного представляется интересным мнение обозревателя «Правды» от 3 января 1939 г., вскользь упоминающего о планах германского командования, направленных против Польши. Такого рода высказывание является единственным (! - Д. О) в советской печати периода от раздела Чехословакии до середины марта 1939 г.
Для Советского Союза главной угрозой на тот момент было продолжение мюнхенской политики с целью перенаправить германский экспансионизм на восток. Однако в советской печати не было упоминаний о возможности советско-германской войны. Американский публицист и политолог Бартлетт в начале 1939 г. следующим образом охарактеризовал новую послемюнхенскую позицию СССР: «Сейчас советское правительство, по-видимому, совершенно не намерено оказать какую-либо помощь Великобритании и Франции, если последние окажутся в конфликте с Германией и Италией (наиболее ожидаемая в мире перспектива. - Д.О.). СССР намерен достигнуть соглашения со своими соседями на том условии, что они оставят его в покое. С точки зрения совет-
ского правительства нет большой разницы между позицией английского и французского правительств, с одной стороны и германского и итальянского - с другой, чтобы оправдать серьезную жертву в защиту западных демократий»12. Далее Бартлетт утверждает, что было бы чрезвычайно неблагоразумно предполагать, что существующие ныне разногласия между Москвой и Берлином обязательно останутся неизменным фактором международной политики.
Традиционно польские политики считали согласие своих великих соседей крайне неблагоприятным фактором, угрожавшим существованию страны. Так было во времена разделов в конце XVIII в.; в 1920-е - начале 1930-х гг., Ю.Пилсудский считал раппальскую политику основой внешнеполитической слабости Польши. Приход к власти в Германии Гитлера польской санационной элитой расценивался как событие исключительно благоприятное, означавшее конец политики советско-германского сотрудничества. Кроме того, польские санационные политики считали, что фашистский режим представляет меньшую угрозу для Польши, нежели все предшествовавшие. Выразитель официальной точки зрения Мацкевич в 1933 г. писал: «Страшнейшим врагом Польши был покойник Штрезерман... Штрезерман хотел начать программу освобождения Германии с наиболее слабой стороны, то есть со стороны Польши. Иное дело Гитлер: у него аншлюс. Немецкий национализм - это капиталистический и юнкерский империализм, это старые пруссаки, это фронт антипольский. Гитлер представляет новую идеологию мелкой буржуазии, идеологию безработного и проститутки, которые хотят быть мелкими буржуа, иметь дом, детей и граммофон. Муссолини боится аншлюса и толкает Гитлера на Польшу, предлагая заключить пакт четырех. Приход Гитлера и сложившаяся ситуация очень выгодны для Польши»13. Представленное мнение о германском фашизме сохранялось неизменным вплоть до рейнского кризиса 1936 г., но и потом, даже после мюнхенского соглашения, его продолжали считать безопасным для Польши.
25 января 1939 г. в Варшаву прибыл Риббентроп. Проправительственная пресса пытается придать этому визиту характер демонстрации «неизменности дружбы между Польшей и Германией». Однако в большей степени интересен непредвзятый комментарий оппозиционных газет. Львовская право-оппозиционная газета «Слово народове» пишет в связи с приездом Риббентропа: «Мы знаем, какую цену имеет демонстрация дружбы Германии с Польшей. Эти демонстрации всегда являются предвестником крупных и рискованных политических выступлений Германии, во время которых ей нужен нейтралитет Польши»14. Журнал «Чарне на бялем»: «Германия, готовясь к большой игре с самыми крупными государствами Европы, ставит перед Польшей вопрос об ее позиции в этой игре. Поскольку это так, то нечего гадать на кофейной гуще, куда будет направлен ближайший удар гитлеровского фашизма - в восточном, западном или же сразу в обоих направлениях». Прервем цитату - становится очевидным, что в Польше рассматривали как угрозу возможность германской экспансии на восток. К востоку от Германии Польша. Однако, как выясняется, натиск на восток совсем не равнозначен натиску на Польшу. «Ни с одной из этих трех возможностей Польша не может связывать себя даже ценой весьма заманчивых обещаний, ибо при каждой из этих трех возможностей Польша будет не столько инструментом, сколько жертвой своего соблазнителя»15.
Итак, Польша может стать жертвой, но не в результате германской агрессии, а связав себя с авантюрами Гитлера, который, возможно, решится вы-
ступить против западных держав, возможно, против СССР (еще далее на восток от Польши), или же будет вести войну на два фронта, но никак не соберется уничтожить польское государство.
Что касается мнения самого министра Бека, то он изложил его общественности сразу же после переговоров с Риббентропом 27 января 1939 г. «Газета Польска» публикует интервью, данное представителям американской и британской прессы. В нем Бек утверждает, что ведущий принцип его внешней политики - это поддержание хороших отношений со своими соседями, особенно с Германией и СССР. Второй принцип - лояльное соблюдение союзов, какие Польша имеет с Румынией и Францией. В том же интервью Ю.Бек выразил стремление Польши к приобретению колоний, что фактически означает поддержку колониальных претензий Германии взамен удовлетворения соответствующих потребностей Польши. В интересах Польши было направить германский реваншизм в сферу колониального торга, и это, вероятно, могло бы послужить сохранению status quo вблизи польских границ. Однако компромисс в переговорах с Риббентропом, очевидно, не был достигнут - Бек подтвердил лояльность Польши имеющимся союзам и тем самым дал понять, на чьей стороне окажется его страна в случае германской агрессии против Франции или Румынии.
В начале 1939 г. польское руководство было в наибольшей степени обеспокоено возможностью германской экспансии в страны дунайского бассейна. Связанные с этим вопросы обсуждались как первостепенные на переговорах в Варшаве 26-27 февраля 1939 г. между польскими представителями и министром иностранных дел Италии Чиано. О таком характере закрытых переговоров сообщают сразу два официоза - «Газета Польска»16 и «Джорнале де Италия»17. Польский министр иностранных дел Бек высказал разочарование провалом итальянского посредничества в деле создания общей польско-венгерской границы посредством передачи Карпатской Украины Венгрии. Также он выразил желание, чтобы Муссолини ясно заявил о позиции Италии по вопросу о германской экономической и политической экспансии на юго-восток Европы.
Готовил ли Гитлер нападение на Польшу в первые месяцы 1939 г., возможно, ему удалось ввести в заблуждение весь мир? Вероятно, нет. О том, что тогда планировалось нападение на Францию, говорят факты. В конце февраля 1939 г. по распоряжению из Берлина были приостановлены работы по строительству автострады Бреславль-Вена, а весь персонал был срочно отозван на строительство оборонительных сооружений, которые возводились ускоренными темпами вдоль германо-польской границы. Для ведения наступательной войны против Польши такие укрепления понадобиться не могли. Позже, 22 августа 1939 г., Гитлер сказал: «Я принял решение еще весной, но считал ... что сначала придется выступить против Запада»18.
В марте 1939 г. позиция Гитлера меняется на 180 градусов, он обращает свои взоры на Восточную Европу и начинает с оккупации Чехословакии. Чехия и Моравия вошли в состав Рейха, Словакия была формально признана независимым государством под защитой Германии, статус Закарпатской Украины не был окончательно определен. В политических кругах Польши вероятность полного уничтожения Чехословакии рассматривалась и ранее, но провозглашение государства Словакии нарушало все планы раздела этой территории с Венгрией. Германское сопротивление подобным планам породило среди польской правящей элиты опасения, так как заставляло предполагать, что у
Германии имеются собственные устремления в этом регионе. Венгрия участвовала в завершающем разделе Чехословакии наравне с Германией, и это была уже не та страна, к союзу и общей границе с которой Польша стремилась. Теперь Венгрия наряду с Германией угрожала основному союзнику Польши в регионе - Румынии.
В Лондоне 18 марта 1939 г. состоялось экстренное заседание британского кабинета, посвященное положению в Румынии, после чего прошли консультации с представителями ряда держав и доминионов. Во время консультаций Галифакса и представителей Франции, СССР и США преимущественно обсуждался вопрос безопасности Румынии, но также и вероятность аннексии польского коридора и Данцига. За стенами «Форин офиса» циркулируют различные слухи, в том числе и самые экзотические - например, бухарестский корреспондент британской газеты «Сандей Таймс» сообщает 18 марта 1939 г., что немцы, якобы, заверили Румынию, что войска, переброшенные к ее границам, пересекать их не станут и, таким образом, следует ожидать оккупации Венгрии. Польские газеты в те дни активно обсуждают германскую угрозу, но пишут в основном об опасной гегемонии, устанавливающейся в регионе, а не о возможности агрессии против Польши в ближайшей перспективе.
Польское руководство, заявлявшее постоянно о своей готовности к выполнению союзнических обязательств, проводило переговоры в эти дни с Румынией, странами Прибалтики и Венгрией. Войска последней тем временем выдвигались на границу с Румынией, немецкие силы - к границе с Литвой, а итальянские - к югославской границе. В этой обстановке политики, разумеется, ощущали угрозу для Польши, но говорить вслух об этом или писать в газетах было бы нелепо в контексте всех существовавших на тот момент угроз.
Немецкая дипломатия вплоть до принятия Румынией и Литвой германских требований предпринимала усилия по обеспечению нейтралитета Польши в случае вооруженного конфликта. Целью было пределить реакцию Польши и возможности склонить ее к сотрудничеству со странами антикоминтерновского пакта. 21 марта 1939 г. Риббентроп указал польскому послу в Германии Липскому, что единственной возможностью для Польши является союз с Германией, а также решение вопроса о Данциге и экстерриториальной дороге в Восточную Пруссию. Эти слова уже звучали как ультиматум, а принятие этих требований превратило бы Польшу в германского сателлита наподобие Венгрии. Несколько дней спустя Польша получает уже официальный ультиматум. «Но эти требования означают войну», - сказал Липский. Риббентроп ответил: «Да»19.
После фактической капитуляции Румынии Польша становится наиболее вероятным объектом будущей агрессии Германии. Известно, что 3 апреля 1939 г. была названа точная дата нападения на Польшу, а 11 апреля германский Генштаб представил на утверждение уже готовый план агрессии - «план Вайсс». Остается неопределенным точное время, когда Гитлером было принято решение о нападении на Польшу. Полагаем, что решение было принято вскоре после капитуляции Румынии.
В контексте данной проблемы представляется важным обратить внимание на речь Муссолини 26 марта 1939 г. Она была произнесена в обычной энергичной и экстравагантной манере, но практически все наблюдатели обратили внимание, что выдвинутые требования были чрезвычайно умеренны. Оценивая выступление, газета «Тан» утверждает: «Муссолини открывает двери для переговоров.»20; «Пари Суар»: речь «по существу спокойная и умеренная. Он не гово-
рил ни о Ницце, ни о Савойе, ни о Корсике. Он ограничился только тремя пунктами: Тунис, Джибути, Суэц»21. Именно эти три слова с ревом выкрикивала толпа. Объяснений существа неожиданной перемены было множество. Не останавливаясь на них, мы попытаемся дать свое. Полагаем, что Муссолини, располагавший достаточной информацией о германских планах, хотя она и не всегда доводилась до него по официальной союзнической линии, понял, что Германия, делавшая ранее упор в своем ревизионизме на возвращение колоний и конфронтацию с Западом, вдруг приняла решение идти на Восток. Причем речь идет не о дальнейшем расширении влияния в Восточной Европе, а о более серьезных агрессивных намерениях, осуществление которых не позволит Германии оказать Италии поддержку в ее требованиях к Франции. Таким образом, допустимо сделать вывод, что решение о нападении на Польшу было принято в период с 23 до 26 марта 1939 г., скорее всего, сразу же после румынской капитуляции. Тотчас же Германия опровергает предположения об ослаблении итало-немецких связей - берлинские газеты пишут о готовности Германии бороться за осуществление итальянских притязаний, заявляя, что попытка сохранить старые принципы и установления означает войну для западных демократий. В качестве ответа итальянские газеты поднимают тему Эльзаса, похищенного у Германии.
31 марта 1939 г. Британия и Франция дают односторонние гарантии Польше на случай германской агрессии. Однако и позже создается впечатление, что в мире угроза Польше не воспринималась с достаточной серьезностью. Эта проблема ушла в тень других - более актуальных, связанных с итальянской агрессией против Албании, которая породила следующие опасения, представленные, в частности, в британской печати. Дипломатический обозреватель «Сандей Таймс» 9 апреля 1939 г. отмечал: «Сейчас наиболее актуальный вопрос - сохранение независимости Греции и Турции»22, другой вариант предложил обозреватель газеты «Обсервер» Гарвин: «Не нужно заблуждаться - Румыния, а не какая-либо другая страна является ближайшим объектом германской экспансии»23. Кроме того, циркулировали мнения о планах Болгарии напасть на Румынию и Грецию. Схожую оценку обстановки представляла и советская печать - в «Известиях» от 11 апреля 1939 г. в статье «Новые агрессивные планы оси Рим-Берлин» шла речь исключительно об угрозе на Балканах.
Особый интерес представляет реакция советской прессы на расторжение польско-германского соглашения о ненападении 28 апреля 1939 г. Отсутствие реакции - тоже реакция, дающая повод к размышлениям.
В следующие месяцы, когда определенность была внесена и ни у кого не оставалось сомнений относительно ближайшей жертвы германского фашизма, судьбу Польши решали на переговорах в Москве. До сих пор эти переговоры являются предметом споров о заинтересованности сторон в предотвращении германской агрессии и даже о заинтересованности Польши в своем спасении. Фактом является инерция политики, основы которой были заложены в начале 1939 г. В целом ее можно охарактеризовать так:
- общее осознание угрозы одной стране, в данном случае Польше, как источника опасности для всех акторов системы;
- стремление создать видимость единого фронта и готовности к глобальному конфликту с агрессором;
- стремление основных держав Запада и СССР перенаправить германскую экспансию в сторону друг друга;
- расчет на то, что конфликтная ситуация разрешится по традиционной схеме, принятием всех требований Германии, как это уже было с Чехословакией, Венгрией, Румынией, Литвой.
Подобная политика имела место до августа 1939 г., когда у Великобритании и СССР в ходе московских переговоров вызрела идея сепаратного соглашения с гитлеровской Германией.
Итак, вплоть до 1 сентября 1939 г. перспективы уничтожения польской государственности либо не рассматривались в должной мере, либо к ним подходили как к данности будущего, с учетом которой необходимо как можно раньше заложить основы новых отношений с Германией.
Примечания
1 Гросфельд Л. Государство досентябрьской Польши на службе монополий. М., 1956; Грош В. У истоков сентября 1939 г. М., 1951; Кундюба И. Исторические предпосылки краха панской Польши. Киев, 1959.
2 Источники расчетов - анализ прессы: "Правда", "Известия" и др. (январь - апрель 1939 г.).
3 См.: Правда. 1939. 7 февр.
4 Там же. 3 янв.
5 Там же. 14 февр.
6 Там же. 2 февр.
7 Times. 1939. 16 янв.
8 См.: Правда. 1939. 2 февр.
9 Имеется в виду французский план урегулирования споров с Италией, разработанный в Бонне. В начале февраля 1939 г. британская дипломатия сообщила этот план в Берлин, но там было принято решение о недостаточности уступок, предлагаемых Францией. В ответе германских дипломатов значилось, что проект не заслуживает того, чтобы передавать его в Рим.
10 См. Правда. 1939. 9 февр.
11 Сиполс В. Дипломатическая борьба накануне второй мировой войны. М., 1989. С.216.
12 См.: Правда. 1939. 31 янв.
13 Slowo. 1933. 15 Maj.
14 Slowo narodowe. 1939. 26 Styczen
15 Czarne na bialem. 1939. 26 Styczen. St.4.
16 Gazeta Polska. 1939. 27 Luty.
17 См. Правда. 1939. 28 февр.
18 Трубайчук А.Ф. Пакт о ненападении: была ли альтернатива второй мировой войне. Киев, 1990. С.25.
19 Norman Davies. Boze igrzysko. Historia Polski. T.2. St.471.
20 См.: Известия. 1939. 27 марта.
21 Там же.
22 Там же. 10 апр.
23 Там же.
POLITICAL TENSION ON THE EVE OF THE SECOND WORLD WAR
D.V.Ofitserov
On the bases of the world's press materials the author restores the pre-war atmosphere and suggests a new view on the role of Germany in the preparation to World War
II, defines more precisely the characteristics of positions of the leading countries, reveals
the specifics of the post-Munich world policy.
