CC BY
44УДК 930.1:323
ХАЗИНА А.В., СИДОРОВ А.А. ПОЛИТИЧЕСКАЯ МИФОЛОГИЯ КАК ОБЪЕКТ МЕЖДИСЦИПЛИНАРНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ: К ПОСТАНОВКЕ ПРОБЛЕМЫ
Ключевые слова: миф, политическая мифология, междисциплинарные исследования, методология истории.
В статье предпринята попытка проанализировать возможные источники и причины некоего методологического парадокса: несмотря на растущий объем фундаментальных и специальных исследований, политическая мифология, как объект гуманитарного знания, по-прежнему не получает общепринятого определения в современных гуманитарных работах. С одной стороны, политическая мифология есть нечто, повседневно и повсеместно наблюдаемое. С другой, со второй половины ХХ века она становится точкой пересечения столь различных междисциплинарных исследований и школ, что ее внутренняя структура и целостность остаются проблематичными.
KHAZINA, A.V., SIDOROV, A.A.
THE POLITICAL MYTHOLOGY AS AN OBJECT OF THE INTERDISCIPLINARY RESEARCH: TO THE ARTICULATION OF THE PROBLEM
Keywords: myth, political mythology, interdisciplinary researches, history methodology.
In the article attempts to analyze the possible sources of the implicit methodological paradox: despite the growing range of fundamental and special researches, a political mythology as an object of humanitarian knowledge still does not receive a generally accepted definition in modern humanitarian work. On the one hand, political mythology is something that is observed daily and everywhere. On the other hand, since the second half of the XX century, it has become the intersection of such diverse interdisciplinary researches and schools that its own internal structure and integrity remain problematic.
Парадокс современных исследований политической мифологии состоит в том, что число работ, посвященных анализу этого феномена (в том числе и фундаментальных, ставших почти классическими) продолжает неуклонно расти, но при этом политическая мифология, как объект гуманитарного знания, по-прежнему не получает четкого, детально продуманного и общепринятого определения. Данная статья не претендует на то, чтобы сформулировать подобное «окончательное определение» или дать сколько-нибудь исчерпывающий обзор наиболее значимых работ и направлений в этой сфере [1, с. 17-25]. Здесь предпринимается попытка проанализировать и проблематизировать возможные причины своеобразного ускользающего магнетизма этого явления (и понятия). С одной стороны, политическая мифология есть нечто, повседневно и повсеместно наблюдаемое, а с другой - вот уже более полувека (со второй половины ХХ века) она становится центром внимания и точкой пересечения столь различных междисциплинарных исследований и школ, что ее внутренняя структура и целостность оказываются как бы разобранными по частям, «растасканными» по различным гуманитарным ведомствам. Можно сказать, что исследования политических мифологий, как в синхроническом, так и в диахроническом аспекте, характеризуются глубокой внутренней парадоксальностью.
Своеобразный взрыв исследовательского интереса к политической мифологии, наблюдавшийся в послевоенной Европе и породивший целый ряд обширных трудов, многие связывали с тяжелейшим культурологическим и интеллектуальным шоком, порожденным событиями «кровавого» ХХ века, с его мировыми войнами, революциями, взлетом и крахом тоталитарных режимов, постепенно открывавшимися ужасами Аушвица и ГУЛАГа.
Один из наиболее ярких и первых примеров - Эрнст Кассирер, посмертная книга которого «Миф государства» вышла в 1946 году и во многом была обусловлена как контекстом минувшей войны [2], так и влиянием политического процесса денацификации. Миф представлялся ученому страшной силой, значение которой до сих пор не осмыслено. Эта непознанная сила лишает личность индивидуальности, порождая подчинение народов политическим вождям. Но именно к ней обращаются в период тяжких испытаний, когда все усилия традиционной политики оказываются тщетными. Кассирер видел в политических мифах жестокую и враждебную человеку силу, которая внедряется в философию, порождая учения-предтечи тоталитарных режимов. «Мы были убеждены, что миф принадлежит такому этапу развития культуры, который нами пройден раз и навсегда. Мысль же о том, что эта «примитивная» форма духовности будет оживлена, что ей будет суждено сыграть решающую роль в современной политической жизни, полностью противоречила нашим фундаментальным теоретическим установкам. «Миф ХХ века» был
беспрецедентным и потому непредсказуемым, он знаменовал собой полное крушение всех наших принципов» [2, p. 282]. К предтечам тоталитаризма Кассирер относит Освальда Шпенглера, книгу которого «Закат Европы» он определяет, как одну из первых национал-социалистических работ.
Общим моментом подавляющего большинства работ, посвященных сущности политического мифа, являлась их ориентированность на современность. Хронологические рамки существования и реализации политического мифа ограничиваются, как правило, Новым временем, но в особенности историей ХХ века [3, p. 121-133]. В этом случае (преимущественно в политологических исследованиях) миф обычно связывался со средствами пропаганды, с манипуляцией общественным мнением, с политическим популизмом, с политическим лидерством или деятельностью конкретных «вождей» и т.д. Причем миф, наподобие фрагментов пазла, вставлялся в рамку этих явлений. Сущность политической мифологии нередко оставалась за бортом научного поиска: исследовалось скорее многообразие форм использования мифа в политике (причем даже не обязательно политического мифа), или же деятельность конкретного политика, использующего мифы (которые при этом понимаются произвольно). Сам миф при этом либо не получал определения вообще [4, с. 15], либо его определение было проблематично и спорно [5, с. 39]. Возможно, именно поэтому и Джозеф Кэмпбелл в своих известных работах («Тысячеликий герой», 1948; «Маски бога» 1959-1970) также избегал рассмотрения социальных проекций древних мифологий [6, 7].
Далее, в послевоенной Европе 50-70-х годов переосмысление мифологии, вообще, и политической мифологии - в частности, развивалось по различным руслам и с различных исходных теоретических позиций, но, можно сказать, под «общими знаменами» вскрытия затемненных сущностей, разоблачения, «демистификации», демифологизации, деконструкции. Несомненное влияние на эти исследования оказывали и процессы резких изменений научных парадигм, которые позднее получили устоявшиеся в гуманитарном знании понятия «культурного», «прагматического», «лингвистического», «мемориального»,
«пространственного», «визуального» и других «поворотов исторической науки» [8, с. 557, 9, с. 29]. При этом в некоторых работах, посвященных анализу политической мифологии, фактически закладывались предпосылки таких «поворотов» в будущем.
Достаточно назвать лишь наиболее выдающиеся примеры.
В 1956 г. выходит книга Ролана Барта «Мифологии» [10] - сборник журнальных статей, которые первоначально были опубликованы на страницах периодической прессы, главным образом, в газете Les Lettres nouvelles. «Мифологии» стали одной из основополагающих работ для Cultural Studies, а также наиболее популярным образцом структуралистского вскрытия политических мифов, как форм массовой коммуникации в эпоху потребления. Миф рассматривался с семиологической точки зрения - как знаковая система, структурно подобная естественному языку. Книга представила семиотическую программу на основе формализма, в рамках которой любые продукты человеческой деятельности (включая политическую и коммерческую рекламу) рассматривались в качестве «языков».
Огромную роль сыграли и фундаментальные труды Клода Леви-Стросса «Структурная антропология», «Неприрученная мысль», четыре тома «Мифологики» (в других вариантах переводов - «Мифологические») [11], опубликованные примерно в то же время и обозначившие новый поворот в развитии социальных и политических наук, антропологии и этнологии. Леви-Стросс вывел модели, позволяющие анализировать специфические логические формы мифологического мышления («наука конкретного», бриколаж, тотализирующее мышление) и прослеживать их сознательное или подсознательное использование в политических коммуникациях.
Парадокс же российского исследовательского поля в этом отношении состоял еще и в том, что, как минимум, два фундаментальных труда, созданных почти одновременно и - что важно - до начала Второй мировой войны, были практически недоступны широким гуманитарным кругам в России.
Это работа основоположника школы «Анналов» Марка Блока «Короли- чудотворцы» 1924 г., а также «Диалектика мифа» 1930 г. выдающегося русского мыслителя и историка Античности А.Ф. Лосева. «Опоздание» в обоих случаях, но по разным причинам, составило более чем половину столетия.
В данном случае дополнительный (и печальный) парадокс состоял еще и в том, что обоим авторам еще только предстояли трагические встречи с тоталитарными режимами - нацистским и сталинским. Марк Блок - участник Французского Сопротивления - был по доносу отправлен в гестапо и расстрелян летом 1944 года. А. Лосев, так же по доносу, арестован в 1930 г., приговорён к 10 годам «концлагеря» (именно так в приговоре), освобожден в 1933 г. и до конца жизни творил в «интеллектуальном подполье» (реабилитирован 22 марта 1994 г.) [12, с. 918]. Ни тот, ни другой не занимались исследованиями современной им «политической мифологии», но оба заложили основные междисциплинарные векторы таких исследований в будущем. Для обоих - правда, с совершенно различных позиций - ключевым, струкутурообразующим анализируемым понятием было «чудо».
«Короли-чудотворцы» были полностью переведены на русский лишь в 1998 году [13]. В рецензии к книге Сергей Зенкин писал: «... В "Королях-чудотворцах" история осуществляет дерзкую методологическую экспансию, головокружительную вылазку за пределы своей привычной территории. Такая фокусировка внимания обусловлена фундаментальной научной стратегией: не пытаться проникнуть в мистическую глубину сакрального феномена, но описывать его извне, показывать его место в обществе» [14, с. 76].
Книга А. Лосева имела более драматическую судьбу [12, с. 914], при том, что многие теории и концепции мифа Лосев предвосхитил и опроверг задолго до их появления и широкого обсуждения в интеллектуальных кругах Европы. Книга прошла предварительную цензуру, однако была издана автором с некоторыми добавлениями. Во время подготовки издания, 18 апреля 1930 г. автор был арестован, в том числе и по обвинению в распространении не прошедших цензуру сочинений. Издание было конфисковано. Первое переиздание книги в СССР появилось только в 1990 году. Отдельные фрагменты из так называемых «Добавлений к „Диалектике мифа"» стали публиковаться с 1992 года. Сам автор называл книгу «злосчастной», и, по первоначальному замыслу, работы «Диалектика мифа» и «Вещи и имя» составляли одну книгу - после возникновения проблем с советской цензурой, Лосев разделил их на две [12, с. 910-914].
На «Диалектике мифа» [15], в контексте данной статьи, стоит остановиться чуть подробнее
- по нескольким причинам.
Во-первых, в многоступенчатую архитектонику этой глубокой книги входит множество различных теорий мифа, определяется их ценность для изучения данного явления, в соответствии с чем они либо отбрасываются, либо используются в дальнейших поисках. Во-вторых, данная работа является по-прежнему плохо изученным наследием в теории мифа. «Можно сказать, что выпадение работ Лосева из теоретического дискурса обусловило необузданный рационализм и психологизм в изучении мифа, а также затруднило обсуждение социальных проекций мифа» [4, с. 257]. В-третьих, работа А.Ф. Лосева, в известной мере, пусть и непреднамеренно, задала некоторые жанровые и содержательные образцы, которым спустя десятилетия будут следовать (независимо друг от друга) многие исследователи политической мифологии на рубеже ХХ-ХХ1 веков. Об этом - чуть ниже.
О том, что малоизвестная книга Лосева, закапсулированная обстоятельствами времени и места на родине автора, оказалась своеобразным генератором исследовательских смыслов и направлений, говорили многие ученые, в том числе и Е.М. Мелетинский в своей работе 1976 г. «Поэтика мифа» - то есть еще в те времена, когда имя Лосева было «нежелательным» и даже «опасным» в академических кругах [4, с. 257; 12, с. 914; 16, с. 130].
В «результате длинного анализа весьма сложных понятий - символа, личности, истории, слова и проч.» А.Ф. Лосев приходит к «весьма странному и «подозрительному» [для того времени
- авт.] выводу о том, что осью, своеобразно организующей вокруг себя все эти понятия в мифе, является чудо. «Миф есть чудо» [15, с. 171] - заявляет после многократных упоминаний о том, что не является мифом, он. Сокрушаясь по поводу того, что в связи с этим понятием в науке и некритическом массовом сознании «накопилось много предрассудков, - больше даже, чем в других областях, связанных с мифом» [15, с. 173], философ дает чуду такое определение: чудо -это «совпадение случайно протекающей эмпирической истории личности с ее идеальным заданием» [15, с. 190], с ее «первообразом, парадигмой, «образцом», с ее идеальной выполненностью» [15, с. 185]. Заявляя, в итоге, что «весь мир и все его составные моменты, и все
живое и все неживое, одинаково суть миф и одинаково суть чудо» [15, с. 201], А.Ф. Лосев переходит к пересмотру основных, обозначенных ранее базовых отличий мифа.
Заключительная диалектическая формула мифа, по А.Ф. Лосеву, выглядит следующим образом: миф есть чудо; миф есть в словах данная чудесная личностная история, или миф есть развернутое магическое имя.
«Личность, история, слово - диалектическая триада в недрах самой мифологии. Это диалектическое строение самой мифологии, структура самого мифа. Вот почему всякая реальная мифология содержит в себе: 1) учение о первозданном светлом бытии, или просто первозданной сущности, 2) теогонический и вообще исторический процесс и, наконец, 3) дошедшую до степени сознания себя в инобытии первозданную сущность» [15, с. 211].
Таким образом, А.Ф. Лосев формулирует концепцию, согласно которой подлинная, живая реальность может быть названа только мифом, а абсолютный, полноценный миф может быть только один - мир антично-христианской эстетики. Лосев показывает принципиальное единство в своих основах мировоззрения Античности и Средних веков, противопоставляя его мировоззрению Возрождения и Нового времени. Конечная цель антично-средневекового мировоззрения, по мысли Лосева, - прославление Бога как единственной подлинной личности, миф о которой и есть подлинная реальность.
Глубокая и масштабная работа А. Лосева, иначе говоря, имплицитно содержит внутреннюю интенцию всероссийского (если не глобального) социального и духовного проекта, конструирования будущей государственно-религиозной реальности посреди совсем иной, как бы зеркально противоположной советской реальности 20-30-х годов, в основу которой (во всяком случае во внешнем политическом дискурсе) было лицемерно положено наследие мировоззрения Возрождения и Нового времени. По мысли Лосева, формула этого мировоззрения - «убить Бога и занять его место».
В книге А. Лосева, таким образом, можно обнаружить множество провидчески брошенных «зерен» - прототипических тем и направлений, на которые будут ориентироваться самые разные исследователи второй половины XX - начала XXI века.
Конспективно комплекс этих тем и концепций (на которых Лосев не концентрировался, но предугадывал по касательной) выглядит следующим образом. В политической мифологии главным действующим лицом является государство. Государство, как органичное целое, не разложимое на отдельные элементы, как неизменное единство, которое, несмотря на то, что «плывет в океане истории», в процессе своего изменения не тонет в них, существуя вне всякого изменения и истории [16, 17, 18] - вот ядро, на котором сосредоточен политический миф. Язык политической мифологии предпочитает говорить о «лике» государства, как о едином множестве, сонме. При этом политическая мифология имеет в виду сложную, но целостную иерархию, подразумевающую, помимо прочего, наличие неистребимого неравенства, проявляющегося как неравенство влияния и власти [19, с. 23]. Политическая мифология говорит о происхождении, сущности, смысле, миссии власти, о глубинном, первозданном образе государства.
Отдельная актуальная тема - взаимодействие политического и личностного мифа, взаимоотношение между личным «спасением» и «спасением» всего государства. Например, в Египте граница между ними была подвижна, меняясь от Текстов Пирамид, где только царь мог надеяться на послесмертное существование к Книге Выхода Днем, где возможно личное бессмертие за личную праведную жизнь и т.п. [20, с. 4-7] Осуществление власти, кроме того, является способом приближения настоящего (в смысле нахождения в настоящем времени) государства к его вневременному праобразу. Когда это сближение в той или иной мере происходит, можно говорить о политическом чуде.
Мифическая политическая история - это история политических чудес. В этом смысле политические деятели предстают перед нами как чудотворцы, приближающие по средствам своей чудесной деятельности актуальное, историческое государство к его мифическому первообразу, который предстает перед ними в виде неких «политических откровений». Жрецы политических первообразов - это, собственно говоря, политики.
Здесь следует отдавать себе отчет в том, что мифополитика руководствуется собственной же мифической целесообразностью [15, с. 203]. В политическом мифе заложена своеобразная
мифическая цель, направляющая его актуальное функционирование, ориентируя политическую деятельность.
Политическая мифология - это и совпадение случайно протекающей эмпирической истории с ее идеальным заданием, то есть конкретные события мифа, мифической истории (конкретные политические чудеса), это и память об этих событиях, координирующая политическую деятельность, это и сама (упомянутая как политическая, а в действительности -мифополитическая) деятельность, целенаправленно приближающая настоящее состояние государства к его первообразу. Политический миф не ограничен словесной сферой, он включает в себя весьма обширную сферу конкретных действий, образов, атрибутики, перформансов и проч.
В этой связи показательно, что один из современных российских исследователей В. Полосин интерпретирует миф как одно из «средств массовой коммуникации», а «политическую мифологию» - как «совокупный, иносказательно выраженный коллективный опыт взаимодействия различных субъектов в их отношении к институтам власти и сохранения политического суверенитета» [1, с. 25-32].
Отголоски (пусть и огрубленные) лосевских концепций здесь очевидны.
Оставляя за скобками строгость и верифицируемость процитированных определений, в политической мифологии можно с осторожностью выделить несколько взаимосвязанных слоев:
1) Миф об изначальном первообразе государства (или, если говорить о современности, миф о будущем образе государства), о сущности, целях и «механизмах» властвования, о первообразах политического поведения.
2) Мифическая политическая история государства, история политических чудес, мифополитической борьбы, политическая теогония и т.п.
3) Постижение первого слоя, память о втором слое, как координирующий момент актуальной политики, - путем сопоставления современного случайного политического момента с заданным первообразом, использование «опыта» политических чудотворцев.
4) Политический ритуал или мифополитика - активная, целенаправленная, не всегда связанная с актуальной политикой, деятельность по приближению временного состояния государства к его первообразу, или к его конечной цели.
Оглядываясь сегодня на пример и судьбу «Диалектики мифа» Лосева сквозь призму различных «методологических поворотов» гуманитарного знания, можно говорить о том, что невольно заданный им жанровый образец состоял в том, что исследователь зачастую не только пытается сформулировать универсалистскую концепцию политической мифологии, которая теоретически исчерпывала бы тему, но и претендует на социально-политическое проектирование, на реализацию своей концепции в рамках тех или иных государственных или надгосударственных институтов.
В числе наиболее ярких примеров таких исследований, на рубеже ХХ-ХХ1 века перетекающих в социально-гуманитарные проекты, можно упомянуть: в Европе - в той или иной мере, масштабное творчество и деятельность Мишеля Фуко (1926-1984) [21, 22, 23], отчасти Джорджио Агамбена (р. 1942) [24]. В России это, в частности, труды и активность упомянутого уже В. Полосина (р. 1956) или А. Дугина (р. 1962) [25], очень разноплановые, противоречивые и во многом - идеологически противонаправленные.
При этом ни появление в этой сфере фундаментальных, энциклопедических или поворотных работ [26, 27], ни ставшая общим местом «междисциплинарность» не избавили данное исследовательское поле от парадоксальности.
Известный культуролог Михаил Ямпольский (университет Нью-Йорка) в своем фундаментальном труде «Возвращение Левиафана» 2004 г., посвященном кризису «репрезентаций власти», соглашается с французским политологом Клодом Лефором: «символико-религиозный элемент в политике «неудалим», а политическая теория неизменна». Но при этом он принимает и позицию Макса Вебера, писавшем об увядании харизмы и о том, что последние харизматические лидеры ХХ века (Гитлер, Сталин, Мао, Кастро, Хомейни) были порождениями тоталитаризма и сопровождавшей его мифологии и символики. Демократические режимы, как и режимы склеротизированного деспотизма, не в состоянии мобилизовать харизму, символическое в его классическом понимании» [28, с. 16-17].
Кирилл Кобрин в своем эссе, посвященном выходу русского перевода книги Эрнста Канторовича «Два тела короля» [29] (не менее знаменитой, «модной» и фундаментальной, чем труды Марка Блока), пишет о своеобразной «одержимости темой власти», характерной для академической среды второй половины ХХ века и вообще для постструктурализма [30, с. 172-173].
Саму же книгу, так же «запоздавшую» к российскому читателю на полвека (английский оригинал книги был опубликован в 1957, русский перевод - в 2014), Кобрин характеризует так, что парадоксальность всей темы становится особенно выпуклой: «В каком-то смысле книга рассказывает несколько десятков сюжетов о том, как людьми конструируются некие идеологемы и юридические концепции («политическая теология»...), выдаваемые за сакральные и вечные. Самое любопытное, что сами авторы подобных конструкций искренне считали их действительно сакральными» [30, с. 148]. И далее, характеризуя внутренний «этос» Канторовича, как бы зеркально переворачивающий «этос» Лосева: «.Истории надо перестать быть историографией, превратившись в искусство и религию. Эрнст Канторович выполнил завет учителей - создал сложнейшее, отвлеченнейшее, самодостаточное произведение искусства о религии вечной власти, о политической теологии» [30, с. 171].
Эти слова могли бы стать эпиграфом данной статьи: нередко масштабное и амбициозное исследование феномена политической мифологии (даже локализованное во времени и пространстве) приводит автора к созданию «самодостаточного произведения искусства о политической теологии».
В завершение можно высказать несколько кратких гипотез о причинах такой парадоксальности названного исследовательского поля.
Дело не только в его неизбежной интердисциплинарности. И не только в том, что работы, имеющие целью создать завершающую теорию с максимальной объясняющей силой, нередко сами претендуют на конструирование «обновленных», «правильных» политических нарративов, социальных проектов и мифологий, которые впоследствии «онтологизируются» и сакрализуются посредством массовых коммуникаций. В данном случае объект и процесс его исследования зачастую содержат для исследователя соблазн (преодолеваемый с большим трудом) стать творцом новых мифов и непосредственным участником социально-политической прагматики.
Дело еще и в том, что само понятие «политическая мифология», несмотря на его расхожесть и обманчивую очевидность, представляет собой не просто метафору, но и далеко не очевидный оксюморон, составные части которого отправляют сознание в два противолежащих семантических поля, заполненных целыми констелляциями антиномий.
С одной стороны, «мифологическое» - это нечто вневременное, а-историческое, непроницаемое, отрезанное непроходимой границей, «вечное и подлинное», самодовлеющее, глубинно сокрытое и т.д., - нечто тотально «трансгредиентное», выражаясь в устаревших терминах М. Бахтина. С другой, «политическое» - нечто повседневно и повсеместно наблюдаемое, сиюминутное и конечное, прагматичное и циничное, лживое и переменчивое, демонстративно корыстное и забывчивое, театральное и т.д. Ряды этих внутренних антиномий (во всяком случае, характерных для современной гуманитаристики) можно множить.
Возможно, сама антиномичная природа этой метафоры или ее неотрефлексированная онтологизация образуют некую непроходимую ловушку для исследователя - каким бы философским, интеллектуальным и фактологическим арсеналом он ни был вооружен.
Это вселяет уверенность в том, что в данной сфере гуманитарные науки ожидает еще немало интересных и масштабных исследований. Но при этом едва ли можно надеяться на создание «непротиворечивой и всеобъемлющей теории» политической мифологии в обозримом будущем.
Литература и источники
1. Полосин В.С. Миф. Религия. Государство. - М.: «Ладомир», 1999. - 440 с.
2. CassirerE. The myth of the state. - New Haven; London: Yale University Press, 2013. - 303 p.
3. Barash J.A. Political Mythologies of the Twentieth Century inthe Perspective of Hermann Heller, Ernst Cassirer and Karl Löwith // Bulletin du Centre de recherche français àJérusalem. - 2020. - № 6. - P. 121-133.
4. Кольев А. Политическая мифология. Ремифологизация социального опыта. - М.: Логос, 2003. - 384 с.
5. Флад К. Политический миф. Теоретическое исследование. - М.: Литагент, 2004. - 400 с.
6. КэмпбеллД. Тысячеликий герой. - М.: Ваклер, Рефл-бук, АСТ, 1997. - 230 с.
7. Кэмпбелл Д. Маски бога: созидательная мифология. Т.1. Кн. 1. - М.: «Золотой век», 1997. - 319 с.
8. Репина Л.П. Историческая наука на рубеже XX-XXI вв.: социальные теории и историографическая практика. - М.: Кругъ, 2011. - 560 с.
9. Николаи Ф.В., СофроноваЛ.В., ХазинаА.В. От образов власти к власти образов: актуальные проблемы междисциплинарных гуманитарных исследований // Вестник Мининского университета. - 2013. - № 2 (2). - С. 29.
10. Барт Р. Мифологии. - М.: Издательство М. и С. Сабашниковых, 2004. - 234 c.
11. Леви-Стросс К. Структурная антропология. - М.: Астрель, 2001. - 541 с.
12. Тахо-Годи А.А. Миф как стихия жизни, рождающая ее лик, или в словах данная чудесная личностная история // Лосев А.Ф. Мифология греков и римлян. - М.: Мысль, 1996. - С. 975.
13. Блок М. Короли-чудотворцы. Очерк представлений о сверхъестественном характере королевской власти, распространенных преимущественно во Франции и в Англии. - М.: Языки русской культуры, 1998. - 711 с.
14. Зенкин С. Историк и чудо // Знамя. - 1999. - № 3 - С.76.
15. ЛосевА.Ф. Диалектика мифа. - М.: Мысль, 2001. - 558 c.
16. Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. - М.: Наука, 1976. - 407 с.
17. ЭлиадеМ. Аспекты мифа. - М.: «Инвест - ППП», СТ «ППП», 1996. - 240 с.
18. Элиаде М. Избранные сочинения: Миф о вечном возвращении; Образы и символы; Священное и мирское. - М.: Ладомир, 2000. - 414 с.
19. Панарин А.С. Философия политики. - М., - 1996. - 424 c.
20. Баскакова Т.А. Модели религиозного развития древних ближневосточных обществ // ВДИ. - 1999. - №2. - С.3-31.
21. Фуко М. Интеллектуалы и власть: статьи и интервью, 1970-1984: В 3 ч.: Избранные политические статьи, выступления и интервью. - М.: Праксис, 2005. - 318 с.
22. ФукоМ. Слова и вещи. Археология гуманитарных. - СПб.: А-cad, 1994. - 408 с.
23. ФукоМ. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. Работы разных лет. - М.: Касталь, 1996. - 448 с.
24. Агамбен Дж. Homo Sacer: суверенная власть и голая жизнь. - М.: «Европа», 2011. - 256 с.
25. Дугин А. Геополитика постмодерна. - М.: Амфора, 2007. - 384 c.
26. Жирар Р. Насилие и священное. - М.: Новое литературное обозрение, 2010. - 448 с.
27. Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек - текст - семиосфера - история. - М.: «Языки русской культуры», 1999. - 464 c.
28. Ямпольский М. Физиология еимволического. Книга I. Возвращение Левиафана: Политическая теология, репрезентация власти и конец Старого режима. - М.: Новое литературное обозрение, 2004. - 800 c.
29. Канторович Э. Два тела короля. Исследования по средневековой политической теологии. - М.: Изд-во Института Гайдара, 2014. - 752 с.
30. Кобрин К. Средние века: очерки о границах, идентичности и рефлексии. - М.; СПб.: Центр гуманитарных инициатив, 2016. - 218 c.
References and Sources
1. Polosin V.S. Mif. Religiya. Gosudarstvo. - M.: «Ladomir», 1999. - 440 s.
2. Cassirer E. The myth of the state. - New Haven; London: Yale University Press, 2013. - 303 p.
3. Barash J.A. Political Mythologies of the Twentieth Century inthe Perspective of Hermann Heller, Ernst Cassirer and Karl Löwith // Bulletin du Centre de recherche français àJérusalem. - 2020. - № 6. - P. 121-133.
4. Kol'ev A. Politicheskaya mifologiya. Remifologizaciya social'nogo opyta. - M.: Logos, 2003. - 384 s.
5. Flad K. Politicheskij mif. Teoreticheskoe issledovanie. - M.: Litagent, 2004. - 400 s.
6. Kempbell D. Tysyachelikij geroj. - M.: Vakler, Refl-buk, AST, 1997. - 230 s.
7. Kempbell D. Maski boga: sozidatel'naya mifologiya. T.1. Kn. 1. - M.: «Zolotoj vek», 1997. - 319 s.
8. Repina L.P. Istoricheskaya nauka na rubezhe XX-XXI vv.: social'nye teorii i istoriograficheskaya praktika. - M.: Krug", 2011. - 560 s.
9. Nikolai F.V., Sofronova L.V., Hazina A.V. Ot obrazov vlasti k vlasti obrazov: aktual'nye problemy mezhdisciplinarnyh gumanitarnyh issledovanij // Vestnik Mininskogo universiteta. - 2013. - № 2 (2). - S. 29.
10. Bart R. Mifologii. - M.: Izdatel'stvo M. i S. Sabashnikovyh, 2004. - 234 c.
11. Levi-Stross K. Strukturnaya antropologiya. - M.: Astrel', 2001. - 541 s.
12. Taho-Godi A.A. Mif kak stihiya zhizni, rozhdayushchaya ee lik, ili v slovah dannaya chudesnaya lichnostnaya istoriya // Losev A.F. Mifologiya grekov i rimlyan. - M.: Mysl', 1996. - S. 975.
13. Blok M. Koroli-chudotvorcy. Ocherk predstavlenij o sverh"estestvennom haraktere korolevskoj vlasti, rasprostranennyh preimushchestvenno vo Francii i v Anglii. - M.: YAzyki russkoj kul'tury, 1998. - 711 s.
14. Zenkin S. Istorik i chudo // Znamya. - 1999. - № 3 - S.76.
15. Losev A.F. Dialektika mifa. - M.: Mysl', 2001. - 558 c.
16. Meletinskij E. M. Poetika mifa. - M.: Nauka, 1976. - 407 s.
17. Eliade M. Aspekty mifa. - M.: «Invest - PPP», ST «PPP», 1996. - 240 s.
18. Eliade M. Izbrannye sochineniya: Mif o vechnom vozvrashchenii; Obrazy i simvoly; Svyashchennoe i mirskoe. - M.: Ladomir, 2000. - 414 s.
19. Panarin A.S. Filosofiya politiki. - M., - 1996. - 424 c.
20. Baskakova T.A. Modeli religioznogo razvitiya drevnih blizhnevostochnyh obshchestv // VDI. - 1999. - №2. - S.3-31.
21. Fuko M. Intellektualy i vlast': stat'i i interv'yu, 1970-1984: V 3 ch.: Izbrannye politicheskie stat'i, vystupleniya i interv'yu. - M.: Praksis, 2005. -318 s.
22. Fuko M. Slova i veshchi. Arheologiya gumanitarnyh. - SPb.: A-cad, 1994. - 408 s.
23. Fuko M. Volya k istine: po tu storonu znaniya, vlasti i seksual'nosti. Raboty raznyh let. - M.: Kastal', 1996. - 448 s.
24. Agamben Dzh. Homo Sacer: suverennaya vlast' i golaya zhizn'. - M.: «Evropa», 2011. - 256 s.
25. Dugin A. Geopolitika postmoderna. - M.: Amfora, 2007. - 384 c.
26. Zhirar R. Nasilie i svyashchennoe. - M.: Novoe literaturnoe obozrenie, 2010. - 448 s.
27. Lotman Yu.M. Vnutri myslyashchih mirov. Chelovek - tekst - semiosfera - istoriya. - M.: «YAzyki russkoj kul'tury», 1999. - 464 c.
28. Yampol'skij M. Fiziologiya cimvolicheskogo. Kniga I. Vozvrashchenie Leviafana: Politicheskaya teologiya, reprezentaciya vlasti i konec Starogo rezhima. - M.: Novoe literaturnoe obozrenie, 2004. - 800 c.
29. Kantorovich E. Dva tela korolya. Issledovaniya po srednevekovoj politicheskoj teologii. - M.: Izd-vo Instituta Gajdara, 2014. - 752 s.
30. Kobrin K. Srednie veka: ocherki o granicah, identichnosti i refleksii. - M.; SPb.: Centr gumanitarnyh iniciativ, 2016. - 218 c.
ХАЗИНА АННА ВАСИЛЬЕВНА - кандидат исторических наук, доцент, зав. кафедрой всеобщей истории, классических дисциплин и права Нижегородского государственного педагогического университета им. К. Минина (annh1@yandex.ru). СИДОРОВ АРТЕМ АЛЕКСАНДРОВИЧ - магистрант Нижегородского государственного педагогического университета им. К. Минина (arsid1996@gmail.com)
KHAZINA, ANNA V. - Ph.D. in History, Chairperson, World History, Classical Disciplines and Law Department, Minin Nizhny Novgorod State Pedagogical University (annh1@yandex.ru )
SIDIROV, ARTEM A. - Master of Minin Nizhny Novgorod State Pedagogical University (arsid1996@gmail.com).
УДК 94(420)« 1531/1534»:94(42)«15»(093)
СОФРОНОВА Л.В., СЕЛИХОВА Н.Н. УРОКИ ИСТОРИИ В ТРАКТАТЕ РОБЕРТА БАРНЗА «ЖАЛОБА... КОРОЛЮ ГЕНРИХУ VIII» (1534)
Ключевые слова: Роберт Барнз, Генрих VIII Тюдор, Реформация, лютеранство, англиканство, католическая церковь, папство.
Статья посвящена исследованию трактата английского реформатора лютеранского толка Роберта Барнза (1495-1540) «Жалоба ... королю Генриху VIII». Сочинение было призвано доказать королю лояльность осужденного за ересь Барнза и показать лютеранство в привлекательной для короны форме. Сравнение двух изданий теста (1531 и 1534 гг.) показывает значительное увеличение исторического материала в поздней версии. Анализ упомянутых в трактате исторических событий и процессов демонстрирует намерение Р. Барнза показать антагонизм церкви и королевской власти. Духовенство изображено как предатель национальных интересов, проводник враждебной политики иностранного государства - папства. В светской и церковной истории Р. Барнз отбирает те моменты, которые были актуальны в условиях нарастания Реформации. Трактат предоставлял королю аргументы для продолжения наступления на католическую церковь и содействовал возникновению антиклерикальных настроений в английском обществе.
SOFRONOVA, L.V., SELIHOVA, NN.
HISTORY LESSONS UNDER THE «SUPPLICATION UNTO ... KING HENRY THE VIII» TREATISE
BY ROBERT BARNES
Keywords: Robert Barnes, Henry VIII Tudor, Reformation, Luteranism, Anglicanism, catholic church, papacy.
The article is focused on the study of the English Lutheran reformer Robert Barnes' (1495-1540) writing «Supplication unto ... king Henry the VIII». The text was meant both to prove to the King the loyalty of Barnes convicted for the heresy and to demonstrate that Lutheranism could be suitable for the royalty. A comparison of two editions of the treatise (1531 and 1534) shows a significant increase in historical materials in the later version. Analysis of the historical events and processes mentioned in the writing demonstrates R. Barnes' intention to show the antagonism of the church and royalty. The clergy is portrayed as traitors of national interests and conductors of hostile policy of a foreign state - the Papacy. Barnes selects those moments in secular and ecclesiastical history, which have found the utmost urgency in the growing Tudor Reformation. The treatise provided the Crown with arguments to continue the offensive campaign against the Catholic Church and contributed to the rise of anticlerical attitudes in English society.
В последние десятилетия традиционные представления об англиканской Реформации Тюдоров подверглись серьезному пересмотру в рамках новейших направлений британской историографии - ревизионизма и постревизионизма [1]. Среди вопросов, вызвавших наиболее острую полемику ученых, был вопрос об антиклерикализме английского народа, как важнейшей предпосылке церковных преобразований [2, 3]. В трудах «новых историков» доказывается тезис о том, что антиклерикализм был не причиной, а результатом Реформации [4]. Настоящая статья нацелена на верификацию данного утверждения, которую мы намерены осуществить путем анализа трактата Роберта Барнза «Жалоба ... королю Генриху VIII». Сочинение содержит значительные по объему исторические экскурсы, включенные автором в ткань своего произведения. Ответ на вопрос о роли истории в исследуемом трактате составляет содержание данной статьи.
Роберт Барнз (1495-1540) - видный идеолог Тюдоровской Реформации - в момент написания данного сочинения находился в Германии, куда вынужден был в 1528 г. бежать из-под стражи [5]. Он был арестован в 1526 г. за чтение проповеди, которая была сочтена еретической, а также за распространение английской Библии в переводе У. Тиндела [6]. Пройдя через судебное разбирательство, публичное покаяние, он едва избежал костра. Находясь в изгнании, Р. Барнз посетил Виттенберг и близко сошелся с Мартином Лютером, Филиппом Меланхтоном, Юстусом Йонасом и другими лютеранскими деятелями, а также с их покровителем - герцогом Саксонским.
В 1531 г. в Антверпене, где существовала неофициальная колония англичан-протестантов [7], в типографии Саймона Кокка увидело свет сочинение Р. Барнза. Оно было написано на английском языке и представляло собой корпус из десяти очерков, от первого из которых -«Жалоба всемилостивейшему государю, королю Генриху VIII» - оно и получило свое название -«Жалоба Роберта Барнза, доктора теологии, высочайшему и почтеннейшему государю, королю Генриху VIII» [8; мы пользовались новым изданием - 9]. Автор-эмигрант адресовал свою книгу
