CC BY
44
К. Ф. Завершинский
ПОЛИТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРА ОБЩЕСТВА: ОТ «ЗАВИСИМЫХ ПЕРЕМЕННЫХ» К «СИЛЬНОЙ ПРОГРАММЕ»
Автор обосновывает новый теоретический подход к изучению политической культуры с позиций «сильной программы» культурных исследований. В статье рассматриваются методологические возможности осмысления политической культуры посредством исследования структур социальных коммуникаций и социальной памяти. Автор утверждает, что «структуры политических ожиданий» политической памяти выполняют функцию символического конструирования политических коммуникаций для легитимации публичной власти в сложно-дифференцированном обществе. Исследователь обосновывает перспективность понимания «политической культуры» через артикуляцию темпоральных структур «политической памяти». Анализ темпоральной структуры «политических ожиданий» особенно значим для понимания процесса смыслового конструирования «политической культуры» и методологических проблем культурных исследований в предметной области политологии и социологии.
Ключевые слова: политическая культура, культурсоциология, политическая память, политическая коммуникация, политические ожидания, политическая легитимация, символические структуры.
Дискуссии о способах концептуализации феномена политической культуры периодически возникают в предметной области современных политологических исследований. Как правило, подобные теоретические дебаты свидетельствуют об утрате эвристического потенциала приоритетных ранее стратегий изучения идеальных компонентов политики или об актуализации идеологической риторики по поводу ценностных преференций при прогнозировании политической эволюции общества. Достаточно часто эти когнитивные процессы совпадают по времени.
В связи с первым обстоятельством весьма показательна ирония одного из американских исследователей, заметивших, что обращение к концепту политической культуры сродни отливке «серебряной пули», позволяющей успешно бороться с «оборотнями», когда другие средства уже не действуют. Иное дело, что весьма часто «научного чуда» при этом не происходит, а предлагаемое методологическое оружие оказывается весьма несовершенным, как и обоснование природы символических «новообразований». Что же касается представлений о «политической культуре» политических элит или
© К. Ф. Завершинский, 2012
обслуживающих их политтехнологов, то единственное, что можно здесь обнаружить, — это ярмарку идеологических симулякров, призванных демонстрировать наличие «ценностей» и «принципов» в основании партийных программ социальных преобразований. На практике подобные «принципы» обладают коммуникативной значимостью только во время выборов, после чего, пользуясь метафорой Марка Твена, их «можно развесить на веревке, чтобы они как следует, проветрились и просушились» (см.: Твен, 2011).
В отечественной политологии, как и в теоретических построениях политологов постсоветских обществ, кроме этих обстоятельств действует фактор естественного интеллектуального запаздывания по сравнению с методологическими приоритетами эволюции современной политической науки. Использование моделей и выводов в политической реальности транзитивных обществ, полученных при описании более сложных политических коммуникаций, неизбежно порождает различного рода «концептуальные натяжки».
Критическая рефлексия на этот счет в научной литературе весьма пространна и сопровождается выводами о том, что понятие «политическая культура» в семантическом плане весьма размыто и не может претендовать на статус научного концепта, а его использование в политической науке должно ограничиваться инструментальными контекстами, допускающими его операционализацию при эмпирических исследованиях политических установок. Однако статья не ставит перед собой задачу обзора методологических возможностей многообразных концептуализаций феномена политической культуры1, их «многоголосия», как метафорически выразился по этому поводу один из сторонников разработки «теории политической культуры» Ричард Вильсон (Wilson, 2000, p. 264-273). К тому же мы отдали дань критическому анализу и классификации способов исследования политической культуры, признав приоритет коммуникативного подхода (см.: Завершинский, 2002, с. 19-30; 2006, с. 7-30). Цель этой статьи в ином — артикулировать специфику и возможности новых научных подходов к исследованию феномена, номинируемого политической культурой, и на этой основе обозначить методологические контуры становления современной теории
1 Среди публикаций отечественных политологов последних лет можно отметить обстоятельный обзор зарубежных и отечественных исследований политической культуры, представленный в сборнике научных трудов ИНИОН РАН (Политическая наука, 2006). Весьма аргументированный анализ «бытования» концепта «политическая культура» в политологии и социологии на основе отечественных и зарубежных источников представлен в работе А. В. Дуки (2006, с. 7-30).
_ 31
политической культуры. Признавая правомерность критики отечественной политологии за построение абстрактных доктрин и неразвитость эмпирических исследований политической культуры, не следует спешить с вынесением «за скобки» вопроса о возможности разработки научной теории политической культуры.
Принято подчеркивать, что Г. Алмонд, разработавший методологические основания для программ эмпирических исследований политической культуры как социально-психологических ориентаций, не рассматривал свои операционализации понятия политической культуры в качестве научной теории, считая их «набором переменных». В то же время американский ученый не отвергал возможности создания на основе подобных переменных теории политической культуры (Almond, 1989, p. 26). Что же касается наблюдаемой многими исследователями «остаточности» понятия «политическая культура» или, наоборот, превращения концепта в «зонтик» для разнородных политических проблем, то и это нельзя считать достаточным аргументом против разработки теории политической культуры. Подобная семантическая динамикой естественна для любой политологической концептуализации, связанной с перманентным взаимодействием дискурсов политической повседневности, политических идеологий и академических дебатов об «истине» и «методе» при исследовании политики. При этом возникает серьезная методологическая проблема — как сделать эти «зависимые переменные» (dependent variable) и ценностные преференции «чувствительными» к описанию пространства политических смыслов, которое никогда целиком не редуцируется к содержанию ценностных установок относительно политической системы или политической власти. Другая серьезная проблема — выявление смыслового ядра подобных концептуализаций, специфики политической культуры по отношению к иным культурным процессам. Когнитивная инерция аксиологических интерпретаций культурного процесса нацелена на поиски «присутствия культуры» в политике, а не на выявление ее внутренних смысловых структур.
По нашему мнению, теоретические апории в выборе более адекватной стратегии исследования политической культуры связаны с доминированием редукционистских программ изучения идеального содержания политики. Сложившиеся стратегии исследования политической культуры в политической науки обременены доминированием позитивистских установок и ценностными клише идеологического свойства, которые начали оформляться в 60-годы прошлого столетия, но в латентной форме присутствуют и в современных исследованиях. Наметившийся в 1980-1990-е годы интерес политической науки к исследованию символических структур политики, не
привел к качественному обновлению способов концептуализации политической культуры. Теоретические реконструкции политической идентичности и символических оснований политического согласия преобладали над вопросами о «культурной природе» политического принуждения и специфике содержания символов господства2. Сохраняющийся и эпизодически проявляющийся интерес политической науки к исследованиям политической культуры в русле сложившихся методологических стратегий не дает существенного прироста знаний в понимании динамики современных политических коммуникаций. Выход из сложившейся ситуации видится в обращении к методологическим наработкам современной теоретической социологии, поскольку именно её развитие в свое время стимулировало появление научных программ исследования политической культуры в политической науке.
Такой методологической основой могут стать теоретические наработки социологии «социального конструктивизма», выходящие за рамки более традиционной социологии культуры. Несмотря на близость концептуального аппарата социально-конструктивистских моделей культуры и терминологии более традиционной социологии культуры, понятийный, методологический инструментарий которой использует и политическая наука, социальный конструктивизм существенно расширяет возможности научной интерпретации культуры как символических структур смысла, обладающих автономией по отношению к социальным институтам. Как заметил Н. Луман, «непостижимая онтологически» культура, как способ описания социальной эволюции, позволяет приспособить научные конструкции к условиям нарастающих «различений» стабильности и вариативности, а поэтому «является оправданным и обоснованным сохранение уже введенного словоупотребления и обозначения общественной эволюции как "социокультурной эволюции"» (Луман, 2005а, с. 209-210).
2 Показательна в этом отношении ситуация с исследованиями политической культуры в этот период в США, где стало утверждаться понимание политической культуры как «ценностной легитимации социальных практик» (А. Вильдавски). Отталкиваясь от подобной установки, ряд исследователей (М. Дуглас, М. Томпсон, Р. Эллис, Х. Экстейн, В. Остром и др.) стремились обнаружить базовые когнитивные и ценностно-нормативные «схемы» конструирования социального порядка и социальной природы человека, лежащие в основании вариативности политико-культурных форм (см., например: Culture matters..., 1997). Качественный анализ феномена политической легитимации как содержательного компонента политической культуры представлен в работе М. Bukovansky (Bukovansky, 2002). Акцент на поиски оснований для ценностного консенсуса преобладал над анализом практик и символов легитимации насилия и принуждения, весьма характерных для политики.
_ 33
В связи с этим представляется весьма перспективной методологическая установка теоретической интерпретации культуры, обозначенная в работах авторитетного представителя современной «культурсоциологии» (cultural sociology) Дж. Александера. Он подчеркнул, что большинство моделей в традиционной социологии культуры страдают фундаментальными изъянами в силу того, что в них культура не выступает независимой переменной, а является производной от более «жестких» переменных социальных структур (Alexander, 2003, p. 11-26). При таком подходе при всех оговорках об относительной автономии культуры концепт «культура» рассматривается как «мягкая», «малозначимая» или «амбивалентная» переменная, что не позволяет осуществить аналитическое различение когнитивного содержания и реальной детерминации, необходимое для «сильной программы» (strong program) социологических исследований культуры, позволяющей выявить многоаспектность воздействия культуры на формирование социальной жизни. В случае «сильной программы» приоритетной стратегией изучения культуры и создания ее теоретических моделей можно считать когнитивный анализ, позволяющий осуществить описание кодов, нарра-тивов и символов, формирующих сети культурных смыслов, в отличие от «слабых программ», где описания ценностей, норм, идеологий в социологии культуры производны от институционального строя.
Акценты, расставленные Дж. Александером по поводу теоретических возможностей современной социологии культуры, представляются актуальными для исследований политической культуры в современной политической науке. С этих позиций многие существующие программы этих исследований следует признать «слабыми» и редукционистскими. Потребность в «сильной программе» теории политической культуры предполагает смену приоритетов в исследовательских стратегиях: переход от поиска объективных или субъективных оснований культурного процесса к пониманию коммуникативной природы политико-культурных феноменов, снимающей дихотомию объективного и субъективного в политико-культурных исследованиях3.
3 В трактовке специфики методологии «коммуникативного подхода» к исследованию социальных феноменов автор руководствуется интеллектуальными интенциями, представленными в концептуальных разработках Т. Парсонса, Ю. Хабермаса, Э. Гидденса, П. Бур-дье, при приоритете понятийного инструментария Н. Лумана (из отечественных авторов — А. Ф. Филиппова) (Луман, 2007; Бурдье, 2007; Филиппов, 2008). «Коммуникация» рассматривается как взаимосвязь трех процессов («информация», «сообщения» и «понимания»). Этот процесс порождает «коммуникативные события» (смысловые комплексы) при локализации смысла в предметном, пространственном и временном измерениях его наблюдате-34 _
Если исходить из методологической установки на создание «сильной программы» исследования культурных феноменов, политическую культуру общества можно представить как специфическую коммуникативную структуру (историческую форму социальной памяти), которая посредством символических практик политической легитимации обеспечивает пространственное и темпоральное конструирование политических идентичностей в индивидуализирующемся обществе. Подобное социальное конструирование происходит посредством оформления политических ожиданий в настоящем на основе прошедших политических ожиданий. Область сохранившихся структурированных горизонтов ожиданий (структур «политической памяти») является источником трансформации политических ожиданий в «политические события», стимулируя или блокируя неизбежность нового выбора в настоящем.
Обозначенная интенция на исследование «структур политических ожиданий» в методологическом плане связана с адаптацией понятийного инструментария феноменологии и социальной психологии к предметной области теоретической социологии и политической науки (см.: Rummel, 1975). Наиболее очевидна теоретическая связь социологического изучения «социальных ожиданий» с гусер-лианской феноменологией «сознания времени». В современной социологии она существенно переосмысляется и получает новый теоретической импульс в социологии Н. Лумана, культурной антропологии и новой социальной истории (Луман 2005а, с. 204-209; Ассман, 2004, с. 94-95). В трактовке немецкого социолога именно от специфики структурных образцов смыслового фокусирования зависят особенности социальных коммуникаций. Динамику таких структур можно рассматривать в качестве мобильной социальной памяти — соединения идентичностей прошлого с идентичностями настоящего для предвосхищения будущих коммуникаций. В интерпретациях сторонников исследования социальной памяти и ее легитимации, процедурного компонента коммуникаций именно семантические структуры «культурной» памяти («социальные ожидания из настоящего») являются катализаторами коммуникативного про-
лями и акторами. При этом исследование процесса «понимания», т. е. как происходит структурирование смысловых (временных, предметных и социальных) «горизонтов смысла», является ведущим звеном коммуникативного подхода, которое позволяет проследить оформление новых социальных идентичностей и наблюдать их институционализацию. Наблюдение социальных феноменов в таком методологическом фокусе позволяет интерпретировать эволюцию общества как процесс «конституирования смысла» (Н. Луман). Это позволяет прогнозировать перспективы социальной эволюции того или иного социума.
_ 35
цесса в современном обществе, стимулируют новые контексты и новое поведение (см.: Луман, 2005а, с. 195-209). Структурированные социальные ожидания («смысловые ожидания коммуникации») — это своего рода социальные гены эволюции общества, которые могут принимать форму того или иного слова или вербального выражения со всем множеством его «отнесений».
Попытки концептуализации культуры как формы «символических рамок» социальной памяти не новы, наиболее интенсивно подобные исследования представлены в различных вариантах современной «культурной», «интеллектуальной истории» (см.: Репина, 2005, с. 122-132). Как правило, анализ социальной памяти при этом ограничивается реконструкцией представлений о прошлом в настоящем. Трактовка роли социальной памяти в жизни социума в «конструктивистской» социологической интерпретации существенно усложняется. Механизм социальной памяти в этом случае проявляется не только в сохранении прошлых идентичностей, а предстает преимущественно как структурирование знаний, воплощающих опыт существования в прошлом для их использования в будущем. Подобного рода «заведомо известные "предположения" о реальности, которые не нужно специально вводить в коммуникацию и обосновывать в ней» (см.: Луман, 2005б, с. 104), обеспечивают устойчивость обобщений при мотивации поведения в настоящем. Постижение нового через реактуализацию «прошлого» и возможного будущего структурирует ожидания в предметном и социальном горизонте настоящего. Соответственно, «структуры ожидания» перестают быть «фактором» устойчивости коммуникативной системы, а выступают фактором ее самовоспроизводства и обновления, задавая систему координат восприятия окружающего мира. Функционирование семантических структур ожидания можно представить посредством описания символических объектов социальных идентификаций, в которых презентируются «предположения», «смысловые комплексы» социальной памяти и выявляются их символические схемы и коды.
Дополнить подобную исследовательскую стратегию применительно к политическому процессу можно описанием способов соотнесения семантического содержания «политических ожиданий» с институциональными нормами ограничения в использовании ресурсов насилия и принуждения (процесс политической легитимации). Завершающая фаза — исследование соотнесенности структур политических ожиданий и символического, темпорального маркирования базовых политических событий, позволяющих объяснять и прогнозировать политическую эволюцию общества. При этом политическая легитимации как «интернационализация» символически
оформленных структур политических ожиданий во властные коммуникации (см.: Habermas, 1976, p. 95; Hetherington, 2005, p. 9) является ведущим звеном при оформлении структур политической памяти.
Обращение к процедурам политической легитимации принципиально значимо для выявления специфики политической культуры. Легитимация порядка публичной власти посредством пространственного и темпорального структурирования «политических ожиданий» обеспечивает взаимосвязь базовых сегментов коммуникативных сфер жизнедеятельности в сложно-дифференцированном «цивилизованном» обществе. Мы отталкиваемся от социологической интенции, научно артикулированной еще Т. Парсонсом, который заметил, что в эволюции общества решающую роль играет культурная система, соотнесенность с которой придает значимость институциональному порядку общества. При этом «системы легитимации определяют основания для разрешений и запретов» в институциональном порядке общества, обеспечивают соотнесенность (непосредственную связь) социальной и культурных систем. В процессе легитимации культурные образцы посредством наличия специальной системы символов позволяют обосновать идентичность. Политическая легитимация, как «авторитетная интерпретация» нормативных предписаний, выполняет особую роль в системе легитимации всего общества (Парсонс, 1993, с. 94-122). Из этой теоретической установки вытекает возможность обоснования посылки о концепте «легитимность власти» как необходимом семантическом ресурсе процесса коммуникативной эволюции общества и его тесной семантической связи с концептом «политическая культура».
В то же время концептуализация коммуникативной, смысловой взаимосвязи культуры, легитимации и власти в теории Т. Парсонса сохраняет признаки «слабой программы» исследования политической культуры. В его интерпретации общество функционирует на основе культурных ценностей, выступающих центральным звеном действий и социальных институтов. В рамках такого подхода обедняется культурная динамика и не проясняется амбивалентность практик политической легитимации. Более перспективным для «усиления» программы исследования представляется описание политической власти как символического посредника, легитимирующие схемы которого, основанные на «сравнении силы и насилия», проясняют характерные особенности его культурного кода (см.: Лу-ман, 2001, с. 102). С позицией Н. Лумана коррелируют исследования в рамках неоинституционализма, претендующего на комплексный анализ социальной эволюции. Представители неоинституционального анализа исходят из посылки, что контроль и управление
_ 37
ПОЯИШЭКС. 2012. Том 8. № 1
насилием на основе легитимации социального порядка, конструирования убеждений, институтов и организаций могут сделать более эффективными, однако ни одно общество не может устранить насилия, а способно только ограничить его или обуздать (см.: Норт и др., 2001, с. 56-63).
Процесс политической легитимации можно представить как символическое кодирование социального принуждения в индивидуализирующемся обществе. В контексте подобных методологических установок успех социального конструирования политической культурой новых «политических» образцов идентификации и более сложных политических институтов в значительной степени предопределяется символическим дизайном пространственно-временного континуума процедур легитимации политического господства. Легитимация политического господства как мотивация (оправдание, обоснование) принимаемых «общеобязывающих» политических решений является базовым коммуникативным компонентом политической культуры. При этом мотивация политических предпочтений происходит не благодаря некоему «согласию», искореняющему хаос произвола, а через процедуры «включения-исключения» принуждения, которое номинируется легитимным или нелегитимным (см.: Луман, 2005а, с. 23).
Таким образом, методологический переход от анализа политической культуры как «зависимой переменной» к разработке «сильной программы» ее коммуникативной автономии и специфики позволяет сконцентрировать внимание на изучении пространственно-темпоральных структур ожиданий политической памяти, где специфика (конфигурация) пространственной и временной символизации публичного принуждения определяет социальное конструирование политических событий и идентичностей. Симптоматично, что в основе событийных рядов любых политических культур находятся события, символизирующие практики обуздания насилия и принуждения. Обозначенные методологические установки концептуализации феномена политической культуры позволяют не только более отчетливо выявить ее темпоральные и пространственные измерения, но и более последовательно осуществить предметное структурирование политических коммуникаций.
Литература
Ассман Я. Культурная память: Письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности. М.: Языки славянской культуры, 2004. 368 c. (Assman J. Cultural Memory: the Writing, Past Memory and Political Identity in the High Cultures of Antiquity. Moscow: The Languages of Slavonic Culture, 2004. 368 p).
Бурдье П. Социальное пространство М., 2007. 575 с. (Burdieu P. The Social Space: Fields and Practices. Moscow: The Institute of Experimental Sociology; Saint-Petersburg: «Aleteia», 2005. 576 p).
Дука А. В. Политическая культура — поиски теоретических оснований // Политическая экс-
38 _
ПОЛИТЭКС. 2012. Том 8. № 1
пертиза: ПОЛИТЭКС. 2006. Т. 2. № 1. С. 7-30 (Duka A. Political Culture. The Search of Theoretical Foundations // POLITEX: Political Expertise. The Scientific Journal. Vol. 2. N 1. P. 7-30).
Завершинский К. Ф. Когнитивные основания политической культуры: Опыт методологической рефлексии // Полис. 2002. № 3. С. 19-30. (Zavershinski K. F. Cognitive Foundations of Political Culture: An Essay on Methodological Reflection // Polis, 2002. N 3. P. 19-30).
Завершинский К. Ф. Политическая культура как способ семантического конституирования политических коммуникаций // Политическая наука: Исследования политической культуры: современное состояние. 2006. № 3. С. 38-43. (Zavershinski K. F. Political Culture as a Form of Semantic Constitution of Political Communications // Political Science: Studies of Political Culture: the Modern State. Moscow: INION, the Russian Academy of Science. 2006. N 3. P. 38-43).
Луман Н. Власть. М.: Праксис, 2001. 256 с. (Luhman N. Power. Moscow: Praxis, 2001. 256 p).
Луман Н. Эволюция. М.: Изд-во «Логос», 2005a. 256 с. (Luhman N. Evolution. Moscow: The Logos Edition, 2005a. 256 p).
Луман Н. Реальность массмедиа. М.: Праксис, 20056. 256 с. (Luhman N. The Reality of MassMedia. Moscow: Praxis, 2005b. 256 p).
Луман Н. Введение в системную теорию М., 2007. 360 с. (Luhman N. Introduction to System Theory. Moscow, 2007. 360 p).
Норт Д., Уоллис Д., Вайнгаст Б. Насилие и социальные порядки. Концептуальные рамки для интерпретации письменной истории человечества. М.: Изд. Института Гайдара, 2011. 480 с. (Nort J., Wollis D, Weingast B. Violence and Social Orders. Conceptual Frames for Interpretation of the Written History of Mankind. Moscow: The Edition of the Gaidar' Institute, 2011. 480 p).
Парсонс Т. Понятие общества: компоненты и их взаимоотношения // THESIS. 1993. Весна. Т. 1. Вып. 2. С. 94-122. (Parsons T. The Notion of Society: the Components and Their Relations // Parsons T. THESIS. Spring 1993. Vol. 1. Ser. 2. P. 94-122)
Политическая наука: Исследования политической культуры: Современное состояние / под ред. О. Ю. Малиновой, И. И. Глебовой // Политическая наука. 2006. № 3. (Political Science: Studies of Political Culture: the Modern State/ ed. by O. Y Malinova and I. I. Glebova. Moscow: INION, the Russian Academy of Science. 2006. N 3).
Репина Л. П. Концепции социальной памяти в современной историографии // Феномен прошлого. М.: Издательский дом ГУ ВШЭ, 2005. С. 122-132. (Repina L. P. Concepts of Social Memory in the Modern Historiography // Repina L. P. Phenomenon of the Past. Moscow: The Publishing House of the State University - High School of Economics, 2005. P. 122-132).
Твен М. Афоризмы. Aphorisms. М.: Анима, 2011. 320 с. (Twain M. Aphorisms. М.: Anima, 2011. 320 p).
Филиппов А. Ф. Социология пространства. СПб.: Владимир Даль, 2008. 285 с. (Philippov A. F. Sociology of Space. Saint-Petersburg: Vladimir Dal, 2008. 285 p).
Alexander J. C. The meanings of social life: a cultural sociology. New York: Oxford University Press, 2003. 312 p.
Almond G. A. The Intellectual History of the Civic Culture Concept // The Civic Culture Revisited / ed. by G. A. Almond, S. Verba. Newbury Park; London; New Delhi: Sage Publications, 1989. P. 1-36.
Bukovansky М. Legitimacy and power politics: the American and French. Revolutions in international political culture. New Jersey: Princeton University Press, 2002. 255 p.
Culture matters: Essays in Honor of Aaron Wildavsky / ed. by R. J. Ellis, M. Thompson. Boulder: Westview press, 1997. 256 p.
Rummel R. J. Understanding conflict and war. Vol. 1. The Dynamic Psychological Field. Beverly Hills, California: Sage Publications, 1975 // http://www.hawaii.edu/powerkills/UCW.HTM
Habermas J. Legitimation Crisis. London: Heinemann Educational Books, 1976. 163 p.
Hetherington M. J. Why Trust Matters: Declining Political Trust and the Demise of American Li-beralism.Princeton, New Jersey: Princeton University Press, 2005. 185 p.
Wilson R. W. The many voices of political culture: Assessing different approaches // World politics. 2000. Vol. 52. N 2. P. 264-273.
ПОЛИТЭКС. 2012. Том 8. № 1
