CC BY
68
УДК 947:323
А.Н. Мичурин
ПОЛИТИЧЕСКАЯ БОРЬБА В ГОСУДАРСТВЕННОМ СОВЕТЕ НАКАНУНЕ ФЕВРАЛЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 1917 ГОДА
В отечественной историографии, посвященной Февральской революции 1917 года, уделяется постоянное внимание попыткам царского правительства в России в конце 1916 — начале 1917 года изменить расклад политических сил в Государственной думе и Государственном совете в связи с попытками оппозиционных сил дискредитировать деятельность правительственной бюрократии. В ряде случаев выкладки и цифры, приводимые авторами в своих исследованиях, противоречат архивным источникам, сведениям из периодической печати и мемуарной литературы. Это создает неверную, а часто и тенденциозную картину политических процессов в верхних эшелонах власти Российской империи накануне Февральской революции 1917 года, мешает понять истинные мотивы, двигавшие теми или иными политическими силами.
К концу 1916 года в Государственном совете сложилось устойчивое большинство «прогрессивных групп», связанных с Прогрессивным блоком в Государственной думе. Левая группа, группа центра и кружок внепартийного объединения насчитывали в сумме 99 членов против 58 членов правой группы и 23 членов правого центра. Это практически не оставляло никаких шансов правым силам провести какое-либо приемлемое для них политическое решение, тем более что общее настроение Государственного совета оставалось негативным по отношению к существующему правительству. Но оно было крайне далеко от того негодования, которое охватило общественные круги. Примером такого негодования общественности служит речь заместителя Главноуполномоченного Всероссийского союза городов Н.М. Кишкина на частном совещании представителей общественных организаций 11 декабря 1916 года. То же отношение к власти продемонстрировала и речь члена Государственного совета П.П. Ря-бушинского (левый), с которой он обратился 27 января 1917 года в Купеческом обществе к представителям союзных держав: «Вы присут-
ствуете сейчас при великой трагедии русского народа, когда он душевно порвал со своей властью. Мы понимаем всю сложность вашего положения, мы понимаем ваши сомнения, но мне приходится лишь сказать: не бойтесь, верьте самому русскому народу» [1, л. 1].
Это было не первое антиправительственное выступление Рябушинского. М.В. Голицын пишет об одном из таких заседаний, на котором присутствовали профессура, прогрессистские члены Думы, земцы, писатели: «Вспоминается мне еще мое участие в один из описываемых годов в двух совещаниях на политические темы у известного богача П.П. Рябушинского в его роскошном доме на Пречистенском бульваре... Я точно не могу припомнить тему этих бесед: если я не ошибаюсь, они затрагивали животрепещущие вопросы того момента, но никто, конечно, не мог предвидеть, что мы близки к революции...» [2, с. 540].
Так далеко в своих заявлениях в Государственном совете остальные лидеры «прогрессивных групп» не шли. И все же наличие значительной оппозиционной группы в верхней палате не могли не учитывать правые, готовые изменить общее соотношение численности групп в свою пользу. Сам факт возможности антиправительственных заявлений Государственного совета призывал правительство к активным действиям. Еще 17 марта 1916 года императрица Александра Федоровна писала Николаю II: «Нельзя ли быть более осторожным при назначении членов Государственного совета? Макл. говорит, что многие преданные люди огорчены, что правительство сажает туда тех, кого не одобряет... Государственный совет должен быть лояльно правым» [3, с. 159]. Б.В. Штюрмер 7 июня 1916 года в своем докладе Николаю II отмечал, что все происки блока были бы не страшны, если бы можно было положиться на Государственный совет, но в самом Государственном совете действует группа, примыкавшая к Прогрессивному блоку: «Хотя лишь немногие из сих последних формаль-
но внесли свои имена в список блока, причем впоследствии, когда увидели, что такое их действие грозит им осложнениями, заявили о выходе их из блока, однако приходится признать, что в Совете имеется немалочисленная группа лиц из состава членов по назначению, которая общим направлением своей деятельности, и особенно голосованием в делах политической важности, решительно примыкает к Прогрессивному блоку. Эта группа не только готова своими голосами содействовать прохождению думских законопроектов в духе блока, но и усиленно побуждает к тому же всех сомневающихся и колеблющихся» [4, с. 123—124].
Интересно открытое письмо В.Н. Снежко-ва (правый, в 1916 году покинул фракцию правых), посвященное блоку (после его создания), где говорилось, что нельзя выставлять политические требования во время войны: «Я нахожу возможным лишь один выход, представители блока должны заявить с трибуны Г. думы: „Мы стремились провести ряд либеральных законопроектов, но около трети Г. думы и около половины членов Г. совета отказались к нам присоединиться; оставаясь верными нашей программе, мы проведем ее по окончании войны, ныне же, не желая нарушать создавшееся единение всех фракций, обсуждение программы приостанавливаем"» [5, л. 2 об.]. То есть правые тоже не знали, сколько членов Государственного совета вошло в блок. Это понятно, так как этого не знали и сами члены блока. Например, откровенное признание члена правой группы А.Ф. Редигера, что в вопросе о подоходном налоге он голосовал против своей группы: «Члены Совета, не участвовавшие в Финансовой комиссии, только теперь стали знакомиться с законопроектом и обсуждать его в партиях; все партии отнеслись к нему с сочувствием, кроме правой, в которой против него было предъявлено множество возражений: против прогрессивности обложения, против исчисления размера дохода от имений и других частностей. Не возражая принципиально против введения подоходного налога, правая группа положила обстоятельно обсудить и переработать законопроект, а так как при этом введение нового налога было бы отложено по крайней мере на год, то предложить взамен его увеличить на год некоторые другие налоги» [6, с. 416]. После длительных дебатов, когда был поставлен вопрос, переходить
ли к постатейному обсуждению проекта, за переход высказалось 90 голосов против 53 голосов правой группы, и А.Ф. Редигер голосовал против своей группы, т. е. за переход. В результате закон был принят с поправками, на которые Государственная дума согласилась.
К тому же Б.В. Штюрмер настойчиво проводил в председатели Государственного совета С.В. Рухлова или И.Г. Щегловитова, а 9 октября 1916 года находил, что «при существующем настроении в Государственной думе представляется несомненным, что правительству нельзя будет опираться на Государственный совет; личный состав сего последнего должен подвергнуться коренным изменениям» [4, с. 162]. Уже с ноября 1916 года слухи о грядущих изменениях в Государственном совете просочились в печать, которая сначала не придавала им надлежащего значения, но в декабре они уже комментировались либеральными изданиями. «Утро России» от 6 декабря 1916 года находило возможным, что некоторые изменения будут произведены во время перерыва сессий законодательных палат. Это считалось тем более удобным, что перерыв законодательной сессии совпадает с моментом новых назначений к 1 января 1917 года.
А.Д. Протопопов 2—3 октября 1916 года высказал в Совете министров мнение, что в правом крыле Государственного совета не хватает 10—15 голосов. Затем эта цифра была перенесена на более поздний срок — после событий 22—26 ноября 1916 года в верхней палате парламента, когда были озвучены резкие антиправительственные заявления. Минимальная цифра (15 членов, требующих замены) могла возникнуть только до ноябрьской сессии на основании механического подсчета количественного состава правой группы (57 членов) и группы правого центра (23 члена) и до отказа группы правого центра вступить в какие-либо согласованные действия с правыми. После принятия формулы перехода в Государственном совете 26 ноября 1916 года говорить о достаточности увеличения правой группы на 15 членов не представляется обоснованным. П.Н. Милюков отмечал помощь члена Государственного совета Д.Д. Гримма в подсчете состава «прогрессивных групп»: «При помощи Давида Давидовича я высчитал, какое у нас большинство» [7, с. 364].
Таким образом, думская часть блока в тесном контакте с представителями «прогрессив-
ных групп» внимательно следила за численным соотношением групп в верхней палате. Этим же занималось и правительство. А.Ф. Трепов еще 26 ноября подготовил записку Николаю II, в которой констатировал, что «правая группа даже в соединении с ближайшей к ней группой так называемого правого центра не имеет уже большинства голосов в Совете» [7, с. 363]. Осознавала эту новую реальность и правая группа, которая, по словам И.Г. Щегловитова, «еще задолго до 1 января не раз останавливалась на этом вопросе, и вырабатывался список тех лиц, которых правая группа желала бы иметь в своей среде как членов Государственного совета» [8, с. 427]. Но между желаниями правых и действительностью лежала пропасть. Ни записка, подготовленная в кружке члена Государственного совета А.А. Римского-Корсакова и дополненная членом правой группы М.Я. Говорухо-Отроком, ни обращения Н.А. Маклакова к Николаю II особой роли в предполагаемых изменениях не играли [Там же; 9, с. 122-125, 141-143]. Сам И.Г. Щегловитов, от которого многое зависело при обсуждении списков, очень прохладно относился к попыткам Римского-Корсакова выработать какую-либо программу действий.
О предполагавшихся назначениях в Государственный совет С.Е. Крыжановский писал С.Д. Шереметеву 14 ноября 1916 года: «Всякие предложения в этой области вообще являются затруднительными, так как назначение к присутствию в Совете зависит всецело от благоусмотрения его Императорского Величества» [10, л. 111 об.]. Об этом же говорил после Февральской революции 1917 года и Б.В. Штюр-мер, считая, что желания правых - это одно, а реальный расклад политических сил, особенно мнение царя, - совсем другое: «Когда монарх вызывает новых лиц к управлению, то, конечно, программы нет... Я принадлежу к известной группе Гос. совета. В данное время данный вопрос обсуждается в группе, так или иначе говорят, переговариваются друг с другом, соглашаются или нет, но сказать, что по всем вопросам эта группа имеет определенный взгляд, определенную программу, нельзя. Я был в составе группы, но никогда не слышал, чтобы была общая программа по всем вопросам, которые ставились. Я никогда не видел у группы какой-нибудь определенной программы» [11, с. 458].
Сами правые считали по поводу назначений к присутствию 1 января 1917 года, что их списки не прошли.
Работа по уточнению списков вновь назначаемых членов велась вплоть до 27 декабря 1916 года, когда состоялась встреча И.Г. Щегловитова и Государственного секретаря С.Е. Кры-жановского. При этом речь шла о 12—14 новых членах, а не о 18, как было в действительности 1 января. Рассматривалась также замена председателя верхней палаты А.Н. Куломзина и вице-председателя И.Я. Голубева. Возможность перевода Голубева в неприсутствуюшие члены учитывалась «уже с 1 декабря, когда ему было объявлено высочайшее неудовлетворение за допущение им в заседании 26 ноября членов Совета графа Олсуфьева и барона Меллер-Закомельского высказывать суждения по таким предметам, которых касаться в Государственном совете никогда не разрешалось» [12, с. 8]. Примечательным является и то, что А.Д. Голицын считал, что причиной отставки И.Я. Голубева было его выступление: Голицын выступил с речью, встреченной рукоплесканиями, Голубев же (председательствующий в Государственном совете) не прервал эту речь и растерялся — поэтому и не был назначен 1 января 1917 года к присутствию в Государственном совете [13, с. 361].
А.Ф. Кони считал, что недовольство И.Я. Голубевым началось в конце ноября 1916 года. Это противоречит другим свидетельствам. Слухи о замене Голубева на посту вице-председателя Государственного совета появились уже в начале ноября, а 7 ноября Н.А. Наумов писал своему отцу в Самарскую губернию: «В Совете очень возмущены тем, что Голубеву придется уйти из вице-председателей. Его вызывала императрица в Царское, где в очень резких выражениях указала на недопустимость прений, имевших место в Совете по декларации. Голубев на это ответил, что Совет — верхняя палата и члены пользуются правом свободного голоса» [14, л. 951]. Это подтверждает и А.Ф. Редигер (правый): «Новый, 1917 год принес с собой значительные перемены в составе назначенных членов Совета; многие были уволены от присутствования и заменены другими; в числе уволенных был многолетний вице-председатель Совета Голубев, человек очень умный, ровный и беспристрастный, выдающийся юрист; его уволили
за то, что он, держась буквы закона, не стеснял свободы речей так, как это было бы желательно правительству. Куломзин, действительно больной, был уволен от председательства и заменен Щегловитовым, сторонником сильной власти и произвола, облеченного в законную форму» [6, с. 413]. А.Д. Протопопов считал, что блок большинства Государственной думы и Государственного совета фактически создает однопалатную систему. Поэтому часть членов Государственного совета удалялась по причине их неудобства, как Б.В. Штюрмер, остальные — из-за преклонного возраста (барон Р.Р. Розен, А.И. Зиновьев, Н.А. Зиновьев, С.А. Воеводский).
Например, С.А. Воеводский был правым, но болел весь 1916 год и появился в Государственном совете только один раз. То, что член Государственного совета Воеводский (правый) был серьезно болен в конце 1915 — начале 1916 года, подтверждает и А.Ф. Редигер: «От его брата я по телефону узнал, что у него был удар, но ему уже лучше» [Там же].
При этом «зачистить» Государственный совет от больных и недееспособных членов Государственного совета хотел еще А.Н. Ку-ломзин (сам оказавшийся жертвой «чистки» 1 января 1917 года), а совсем не Б.В. Штюрмер, А.Д. Протопопов или И.Г. Щегловитов: «Несколько иначе взглянул на этот вопрос мой приятель Воеводский; он болел с начала года и за все это время только раз показался в заседании Совета; тем не менее ему хотелось (из самолюбия) оставаться присутствующим на следующий, 1917 год. В середине декабря он меня вызвал к себе; я его застал в кровати, больного ревматизмом; он просил меня передать председателю Совета Куломзину его просьбу об оставлении его в числе присутствующих; я не счел возможным отказать больному и переговорил с Куломзиным, который мне сказал, что это невозможно, так как надо призвать в Совет дееспособных людей» [Там же. С. 435]. В 1916 году С.А. Воеводский (правый) всего один раз был в Государственном совете: он появился там в мае и затем уехал в отпуск. Вследствие болезни Воеводского А.Ф. Редигеру в течение всего года пришлось быть докладчиком Финансовой комиссии по всем делам морского ведомства.
Таким образом, тезис о какой-то массовой «чистке» представляется все-таки необоснованным, хотя он продолжает отстаиваться отече-
ственными историографами, опирающимися на письмо Ф.Ф. Юсупова к З.Н. Юсуповой от 8 декабря 1916 года, где сообщалось о предполагаемых действиях Николая II: «Дядя сказал, что 1 января он сделает генеральную чистку Гос. совета, против которого он глубоко возмущен» [15, с. 235; см. также: 16, с. 191]. А.Г. Слонимский пишет по поводу назначений 1 января 1917 года: «Кроме того, были произведены изменения в составе Государственного совета, чтобы укрепить эту пробку законодательной деятельности Государственной думы. Крайние правые деятели заменили 16 прежних членов Государственного совета по назначению, а во главе его был поставлен И.Г. Щегловитов, подходящий для этой должности потому, что, будучи министром юстиции, показал, что готов последовательно пренебрегать законами, когда это нужно реакции» [17, с. 123]. Цифры в 16 назначенных членов придерживался и В.С. Дякин. Примерно так же оценивает эти изменения В.И. Старцев [18, с. 227]. Е.Д. Чер-менский склоняется к тому же мнению: «Одновременно с креном правительства вправо происходила чистка членов Государственного совета по назначению. К 1 января 1917 года из списка присутствующих сразу было исключено 17 членов...» [19, с. 259]. Как видно из приведенных высказываний, разногласие вызывает только число назначенных правых членов Государственного совета. Не совсем ясно, каким образом эти 16 или 17 членов могли повлиять на обстановку в Государственном совете, если за «министерство доверия» в нем голосовало 94 члена из 128 присутствовавших, а против только 34. При таком раскладе политических сил назначение 18 членов Государственного совета никакого существенного значения иметь не могло, хотя правые, конечно же, рассчитывали именно на психологическое воздействие на членов «прогрессивных групп» по назначению и на то, что эта группа вместе с нейдгар-довцами (правый центр) получит большинство голосов. Кара переводом в неприсутствующие члены была хорошим средством наказания членов Государственного совета: «Возможность такой capitis deminutio обыкновенно очень взвол-новывала некоторых из выдающихся членов Совета перед наступлением нового года, на здоровье и нравственном настроении тех, кого она постигла, отражалась крайне вредно» [12, с. 8].
А.П. Бородин [20] пишет в главе «Чистка Госсовета», что не стоит считать назначение новых 18 членов Государственного совета чисткой. Это справедливо лишь отчасти. Он ошибается, когда относит к результатам чистки устранение члена центра 79-летнего В.И. Ге-рье, который не был членом блока (по крайней мере, он себя таковым не считал, а его личные отношения с Милюковым были враждебными), что доказывают его письма. А.П. Бородин вообще увлечен подсчетами, которые иногда выглядят бездоказательно, так как в его численных выкладках отсутствуют прямые ссылки на связь членов Государственного совета с Прогрессивным блоком.
Бородин противоречит сам себе: «В результате „чистки" удельный вес правых среди назначенных поднялся до 57,14 %, что не только компенсировало потери правой группы среди выборных членов Гос. совета, но и обеспечило ей в союзе с правым центром явное преобладание в общем собрании. Вице-председателем Гос. совета на 1917 год был назначен член правого центра В.Ф. Дейтрих» [Там же. С. 165]. Известно, что правый центр 5 января 1917 года отказался примкнуть к правым. Это делает выводы А.П. Бородина о союзе правых сил в Государственном совете несостоятельными.
В то же время Бородин пишет: «Карательная тенденция проявилась (по отношению к Голубе-ву и Кауфману), но не так широко, как об этом шумели в либеральной среде, а потом повторяли историки. Не подтверждается и представление о всех вычеркнутых из списка присутствующих в 1916 году как о жертвах реакции» [Там же. С. 164]. Это тоже достаточно поверхностный вывод, так как к Н.С. Таганцеву, А.Ф. Кони и уж тем более к князю Б.А. Васильчикову «карательная тенденция» вообще не применялась, хотя они шли на явную конфронтацию с властью.
А.П. Бородин пишет о том, что Николай II принял решение о «чистке» на основании данных Щегловитова (но не до конца опираясь на них):
«1. Списка членов Гос. совета, назначенных к присутствию в 1916 году.
2. Справки о переменах в составе назначений половины совета с 1 января по 29 декабря 1916 году, где были отмечены умершие за это время (3), уволенные (1), призванные к присутствию (3), назначенные без призыва к присутствию (10).
3. Справки о соотношении сил в Гос. совете на 29 декабря 1916 года, где были указаны:
• численность и состав Прогрессивного блока: левая группа (20) + центр (59) + кружок внепартийного объединения (20) + часть внепартийных (двое: Голубев и Стахович) — „отсутствующие по болезни и иным причинам" (двое: Иваницкий и Трепов) = 99 человек;
• численность и состав Правого объединения: правый центр (23) + правая группа (58) + часть внепартийных (4) + министры (8) — „отсутствующие по болезни и иным причинам" (6) = 87.
Царь вычеркнул 18 человек в списке назначенных к присутствию в 1916 году. Из них 11 были сторонниками Прогрессивного блока (9 из 19 назначенных членов центра, член кружка внепартийного объединения и внепартийный) и 7 входили в Правое объединение (5 членов правой группы, внепартийный и Штюрмер, которого после увольнения с должности председателя Совета министров правые отказались принять в свою группу» [Там же. С. 163—164].
Заявление, что все члены Государственного совета из группы центра были сторонниками блока, достаточно опрометчивое и не находит фактического подтверждения. В группе центра не было солидарного голосования. Многие члены группы в своих мемуарах всячески дистанцируются от Прогрессивного блока. Например, выступавший с антиправительственными речами в Государственном совете А.Д. Голицын, входивший в группу центра, не только не пишет о создании блока, но и не упоминает о его деятельности в своих мемуарах, хотя считает, что Прогрессивный блок стал виновником Февральской революции 1917 года, а членов Государственного совета, вошедших в него, обвиняет в «явной аберрации ума» [13, с. 374]. В.И. Герье, член группы центра, давал блоку уничижающие характеристики, как и А.Н. Куломзин. Барон Р.Р. Розен (центр), сам жертва «чистки» и член группы центра Государственного совета, о П.Н. Милюкове был не лучшего мнения [21, с. 301]. Но ведь лидер кадетов Милюков — общепризнанный лидер Прогрессивного блока, и личное отношение к нему важно для понимания процессов, происходивших в блоке. Следовательно, считать всех членов Государственного совета от групп, формально входивших в Прогрессивный блок, его сторонниками нельзя, нужно выявить полити-
ческие взгляды каждого члена верхней палаты, подвергнутого «январской чистке» 1917 года.
Либеральные правоведы считали, что статьи 9 и 11 Учреждения Государственного совета применяются неправильно и что из самого факта распубликования списков каждый год не вытекает смена членов Государственного совета по назначению. Юрист Н.И. Лазаревский считал, что практика эта должна быть безусловно отвергнута по соображениям не только политическим, но и чисто юридическим.
В.М. Андреевский (правый центр) пишет в своих воспоминаниях о царившем в Петербурге негодовании: «В Петербурге я, между прочим, был поражен волнением, царившим в Государственном совете. Общий голос обвинял вновь назначенного председателя Государственного совета Щегловитова в том, что он предложил Государю исключить из числа присутствующих членов на 1917 год десять человек, виновных в том, что они подписали обращение к Государю
0 недопустимости влияния на ход государственных дел темных сил. Это устранение активных и ценных работников произвело в Государственном совете удручающее впечатление. Имена, взамен исключенных, вновь назначенных членов Государственного совета были встречены старыми членами верхней палаты с нескрываемым неодобрением. Их называли щегловитов-скими ставленниками, и не ясно еще было, в какие формы выльется это враждебное отношение как к ним, так и к председателю Щеглови-тову» [22, л. 70-71].
Однако его 10 членов Государственного совета, исключенных к присутствию, являются явным мифом или очевидной забывчивостью обстоятельств дела, так как исключено было 16 членов Государственного совета, среди них и правые (С.А. Воеводский, С.Н. Гербель, И.А. Зиновьев, А.Н. Селиванов). Кроме того, В.М. Андреевский путает в своих воспоминаниях петицию к царю с формулой перехода к очередным делам, принятой 26 ноября 1916 года, где содержались требования «решительного устранения влияния на дела государственные скрытых безответственных сил». Но ее подписали 105 членов верхней палаты из 128 бывших на заседании. Против выступили только 23 члена верхней палаты парламента. Подавляющее большинство их продолжило работу и после
1 января 1917 года.
Вторую часть формулы перехода Государственного совета к делам 26 ноября 1916 года, где было сказано об образовании «работоспособного правительства, действительно сплоченного и объединенного определенною программою, опирающегося на доверие и сочувствие страны и тем самым способного к совместной с Законодательными Учреждениями деятельности», поддержало 94 члена, а против уже 34 члена из голосовавших на заседании 128 членов Государственного совета. Всего же на заседании 26 ноября 1916 года присутствовало 146 членов Государственного совета из 196 членов списочного состава, поэтому не совсем ясно отсутствие 18 голосов в списках голосовавших. Если учесть, что 5 членов правительства, в том числе и главноуправляющие (А.Ф. Трепов, А.С. Булыгин, А.А. Макаров, В.И. Мамантов, Н.Н. Покровский), все же присутствовали некоторое время в Мариин-ском дворце на заседании 26 ноября и не голосовали по формуле перехода, то невыясненными остаются 13 голосов из присутствовавших членов Государственного совета. На этом заседании правые располагали только 39 голосами из 57 своей группы, так как часть членов правой группы не пришла на заседание.
Напротив, в кружке внепартийного объединения отсутствовали только 3 члена (И.М. Тютрюмов, Ф.Ф. Трепов, С.Д. Сазонов) из 19 членов этой группы Государственного совета. Левая группа недосчиталась 3 членов из 19 (В.П. Энгельгардт, П.П. Рябушинский, Е.Л. Зубашев). Группа центра была представлена на заседании 26 ноября 47 членами из 59 членов списочного состава группы [23, л. 46—47]. Правый центр на этом заседании насчитывал 17 человек из 23 членов Государственного совета, входивших в группу. Не считая председательствовавшего И.Я. Голубева и 4 внепартийных (X.X. Рооп, Н.Н. Сухотин, М.А. Стахович, П.С. Шереметев 2-й), правая группа осталась в подавляющем меньшинстве в Государственном совете. «Прогрессивные группы» смогли обеспечить явку на заседание 83 своих членов, что уже само по себе давало большинство на заседании 26 ноября. Очевидно, что правый центр в полном составе голосовал за формулу перехода. Поддержали ее и внепартийные. Это дает в сумме те 105 голосов, отданных за первую часть формулы пе-
рехода, в которой говорилось об устранении влияния «скрытых безответственных сил». Но из присутствовавших 39 членов правой группы против этого пункта голосовало всего 23 ее члена (16 членов этой группы, видимо, просто уклонились от голосования по данному вопросу). Правые были разбиты на всех политических фронтах, они остались в абсолютном меньшинстве.
В тот критический момент перед 1 января 1917 года, который признавался таковым всеми правыми деятелями, И.Г. Щегловитов, напротив, проявил поразительную мягкость и уступчивость. Во время встречи с С.Е. Крыжа-новским на вопрос об удалении Н.С. Таганцева (центр) Щегловитов ответил, что этого удаления не последует. На вопрос Крыжановского о причинах такой умеренности Щегловитов ответил: «Это мой учитель. На него у меня рука не поднимается. Я буду его отстаивать» [24, с. 438]. Косвенно эту умеренность правых подтвердили и «Биржевые ведомости» от 30 декабря 1916 года. 27 декабря А.Ф. Трепов был уволен с поста председателя Совета министров, а 29 декабря И.Г. Щегловитов посетил Н.Д. Голицына, назначенного новым председателем правительства. Голицын настаивал именно на умеренной замене в Государственном совете: «И.Г. Щегловитов согласился с мнением председателя Совета министров князя Н.Д. Голицына и указал, что в основание новых списков будет положен принцип освобождения от активной деятельности лиц, постоянно отсутствующих в Петрограде, а также лиц особо преклонного возраста» [25].
Хотелось бы обратить внимание на этот принципиальный момент. Правыми рисовалось какое-то чудовищное разрастание Прогрессивного блока в Государственном совете. Понятно, что численного преобладания без группы
центра, как и вообще членов по назначению в «прогрессивных группах», блок добиться не смог бы. Оставим в стороне вопрос о том, что 26 ноября 1916 года против правительства в Государственном совете фактически голосовали не только левая (академическая) группа, группа центра, кружок внепартийного объединения, внепартийные, правый центр, но и часть правых. Это голосование показало полный разгром правых сил в Государственном совете. После этого видна поверхностная подготовительная работа правых и правительства по изменению этого положения. Члены по выборам не были доступны влиянию правых и правительства, следовательно, им нужно было остановить свое внимание на членах по назначению, удалить наиболее скомпрометировавших себя сотрудничеством с Прогрессивным блоком или слишком либеральных политических деятелей. В группе центра, которая и создавала антиправительственный фон, являясь одной из крупнейших групп Государственного совета, ключевым было бюро группы. Его члены хорошо известны. Они не только выступали в печати, но и произносили, как Таганцев, антиправительственные речи с трибуны Мариинского дворца. Однако ни А.С. Ермолов (председатель бюро группы центра), ни Н.С. Таганцев (член бюро), ни С.С. Манухин не подверглись «чистке», хотя все являлись членами Государственного совета по назначению. Более того, они все были назначены к присутствию 1 января 1917 года.
Следовательно, можно говорить не об усилиях правых деятелей, а об их нерешительности в этом принципиальном вопросе. Скорее справедливыми выглядят слова участника событий начала января 1917 года С.Е. Крыжановского, утверждавшего, что причина будущих революционных событий не силе, а в слабости власти и ее боязни действовать решительно [26, с. 117].
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. РО РГБ. Ф. 260. К. 1. Д. 26.
2. Голицын, М.В. Мои воспоминания (1873—1917) [Текст] / кн. М.В. Голицын. — М.: Рус. миръ : Жизнь и мысли, 2007. — 768 с.
3. Переписка Николая и Александры Романовых [Текст]. Т. IV. - М.; Л., 1926.
4. Монархия перед крушением. 1914-1917. Бумаги Николая II и другие документы. Статьи В.П. Се-менникова [Текст]. — М.; Л.: Госиздат, 1927. — 311 с.
5. РГИА. Ф. 1090. Оп. 1. Д. 162.
6. Редигер, А.Ф. История моей жизни. Воспоминания военного министра [Текст]. В 2 т. Т. 2 / А.Ф. Редигер. — М.: Канон-пресс : Кучково поле, 1999. — 528 с.
7. Падение царского режима [Текст]. Т. 6. — Л., 1926.
8. Там же. Т. 2. — Л., 1925.
9. Блок, А. Последние дни императорской власти [Текст] / А. Блок. — Пг., 1921.
10. РГАДА. Ф. 1287. Оп. 1. Д. 5136.
11. Падение царского режима [Текст]. Т. 1. — Л., 1924.
12. Кони, А.Ф. Из недавнего прошлого (Ив. Як. Голубев) [Текст] / А.Ф. Кони // Прошлое и настоящее / под ред. М.К. Соколовского. — Вып. 1. — Л., 1924. — С. 3—11.
13. Голицын, А.Д. Воспоминания [Текст] / А.Д. Голицын; сост., послесл., указ. имен А.К. Голицына. — М.: Рус. путь, 2008. — 608 с.
14. ГАРФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 1059 (1).
15. Красный архив. — 1926. — Т. 14 (1).
16. Из дневника А.В. Романова [Текст] // Красн. арх. — 1928. — Т. 26 (1).
17. Слонимский, А.Г. Катастрофа русского либерализма: Прогрессивный блок накануне и во время Февральской революции 1917 г. [Текст] / А.Г. Слонимский. — Душанбе: Ирфон, 1975. — 320 с.
18. Старцев, В.И. Русская буржуазия и самодержавие в 1905—1917 гг.: борьба вокруг «Ответст-
венного министерства» и «Правительства доверия» [Текст] / В.И. Старцев. - Л.: Наука, 1977. - 272 с.
19. Черменский, Е.Д. IV Государственная дума и свержение царизма в России [Текст] / Е.Д. Черменский. - М.: Мысль, 1976. - 318 с.
20. Бородин, А.П. Государственный совет России (1906-1917) [Текст] / А.П. Бородин. - Киров, 1999. - 368 с.
21. Forty years of diplomacy by Baron Rosen [Text]. -L.: Georg Allen & Unwin Ltd. Ruskin house, 40 museum street; w.c.i. N. Y: Alfred A. Knopf, 1922. - 315 c.
22. Государственный архив Тамбовской области. Ф. Р-5328. Оп. 1. Д. 7(1 а).
23. РГИА. Ф. 1148. Оп. 10 (1914-1917). Д. 7.
24. Падение царского режима [Текст]. Т. 5. - М.; Л., 1926.
25. Биржевые ведомости. - 1916. - 30 декабря.
26. Крыжановский, С.Е. Заметки русского консерватора [Текст] / С.Е. Крыжановский // Вопр. истории. - 1997. - № 2. - С. 115-130.
УДК 94(470.1/2)«1950-1980»+329.78+316.346.32-053.67
Д.С. Козлов
ОСОБЕННОСТИ МОЛОДЕЖНОГО ПОТРЕБЛЕНИЯ В СОВЕТСКИХ ПОРТОВЫХ ГОРОДАХ В 1950-х - 1980-х ГОДАХ
Современная экономическая социология не рассматривает потребление только как поглощение товаров и услуг, но представляет его в виде совокупности практик, формирующих и поддерживающих общественное неравенство как на экономическом, так и на социокультурном уровне [7]. После описания М. Абрамсом в конце 1950-х годов особенностей «подросткового потребительства» принято говорить об отдельном секторе массовой культуры и рыночной экономики, направленном на удовлетворение особых молодежных запросов. Для молодых людей, активно включенных в процесс социальной дифференциации, потребление является средством самоопределения и самовыражения. Связь между потребительскими стратегиями и культурными практиками в советском обществе отмечали многие отечественные и западные исследователи (Е. Емельянцева, С. Жук, Х. Пил-кингтон, А. Юрчак). Однако родовые черты советской экономической системы (плановый характер хозяйствования, диспропорции в раз-
витии отраслей, товарный дефицит, развитие теневых экономических структур) отразились и на особенностях молодежного потребления. Одна из них — удовлетворение спроса на «дефицит» путем приобретения зарубежных товаров. Эволюцию данных нелегальных и полулегальных практик представляется возможным рассмотреть на материале портовых городов Северо-Запада РСФСР (Архангельск и Мурманск).
Отношение к приобретению заграничных товаров в СССР менялось с течением времени. Вплоть до конца 1950-х годов поведением, «недостойным советского студента», могла быть признана всего лишь покупка одежды у иностранного моряка [6, л. 14 об.]. Особенно строго сношения с иностранцами пресекались в период проведения идеологических кампаний. Ко времени борьбы с космополитизмом относится обнаруженный в Государственном архиве Архангельской области (ГААО) подробный отчет о связях жителей Архангельска с иностранными моряками. Автор документа
