CC BY
23
Иванов Г.Е. Вооружение и военное дело населения лесостепного Обь-Иртышья в эпоху поздней бронзы - раннем железном веке: Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Барнаул, 1995. 28 с.
Кирюшин Ю.Ф., Шамшин А.Б. Корчажкинская культура лесостепного Алтайского Приобья // Археологические исследования на Алтае. Барнаул, 1987. С. 137-158.
Ковалевский С.А. К вопросу о происхождении и территории распространения бронзовых ножей с монетовидными навершиями // Историко-культурное наследие Северной Азии: Итоги и перспективы изучения на рубеже тысячелетий. Барнаул, 2001. С. 268-270.
Кунгуров А.Л., Шамшин А.Б. Археологические памятники // Барнаул: Энциклопедия. Барнаул, 2000. С. 26-29.
Кунгурова Н.Ю., Удодов B.C. Орудия металлообработки эпохи бронзы // Социально-экономические структуры древних обществ Западной Сибири. Барнаул, 1997. С. 76-79.
Матвеев А.В. Ирменская культура в лесостепном Приобье. Новосибирск, 1993. 181 с.
Сидоров Е.А. Стратиграфия поселения Милованово-3 // Археологические памятники лесостепной полосы Западной Сибири. Новосибирск, 1983. С. 10-20.
Шамшин А.Б. Поселение Речкуново-Ш - новый памятник эпохи поздней бронзы Верхнего Приобья // Алтай в эпоху камня и раннего металла. Барнаул, 1985. С. 129-147.
Шамшин А.Б. Работы в Алтайском Приобье // АО 1984 года. М., 1986. С. 207.
Шамшин А.Б. Новые памятники эпохи поздней бронзы и переходного времени в Барнауль-ско-Бийском Приобье // Исследования памятников древних культур Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск, 1987. С. 38-40.
Шамшин А.Б. Заковряшино-1 - поселение эпохи поздней бронзы на Обском море // Проблемы хронологии в археологии и истории. Барнаул, 1991. С. 135-147.
Шамшин А.Б. Поселение Фирсово-XVII и проблемы формирования корчажкинской культуры на Верхней Оби // Аридная зона юга Западной Сибири в эпоху бронзы. Барнаул, 2004а. С. 155-169.
Шамшин А.Б. Микрорайоны эпохи поздней бронзы в лесостепном Барнаульском Приобье и Кулундинской степи // Археологические микрорайоны Северной Евразии. Омск, 20046. С. 101-108.
Шамшин А.Б., Изоткин C.JI. Керамика зольника поселения Фирсово-XVIII // Новое в археологии Сибири и Дальнего Востока. Томск, 1992. С. 26-28.
Шамшин А.Б., Цивцина О.А. Валиковая керамика с поселений ирменской культуры лесостепного Алтая // История, археология и этнография Павлодарского Прииртышья. Павлодар, 1999. С. 50-52.
Шамшин А.Б., Цивцина О.А. Взаимодействие носителей культур эпохи поздней бронзы в Алтайском Приобье (по материалам поселения Фирсово-XVIH) // Пространство культуры в архео-лого-этнографическом измерении. Западная Сибирь и сопредельные территории: Материалы XII Западно-Сибирской археолого-этнографической конференции. Томск, 2001. С. 213-217.
Л.А. Чиндина
Томский государственный университет, Томск ПОГРЕБЕНИЯ КОНЦА ПОЗДНЕЙ БРОНЗЫ ИЗ МОГИЛЬНИКА РЁЛКА*
Могильник Релка известен в археологической науке как памятник раннего средневековья, но мало кто знает, что он возник на месте погребений молчановской культуры финального этапа поздней бронзы в Нарымском Приобье, поскольку в литературе сведения на этот счет отрывочные и не всегда точные.
Г.В. Евдокимова (1973, с. 117-124) в статье о проблемах молчановской культуры опубликовала новые для того времени материалы по керамике поселений Остяцкая гора, Малгет и ранних погребений Релки из раскопок В.И. Матющенко (1964 г.) и моих (1966 г.). Обрядности позднебронзовых погребений она не коснулась. В.И. Матющенко Релку упоминает в числе прочих памятников, относимых им к еловско-ирменской культуре, но не берет во внимание материалы, собственных и моих раскопок указанных лет (Матющенко В.И., 1974, с. 26). М.Ф. Косарев (1981, с. 199; 1987, с. 301) позднее напишет: «Погребальный
‘Статья подготовлена при финансовой поддержке РГНФ (проект №04-01-00379а).
Рис. 1. 1966 г. Могильник Релка в с. Молчанове Томской области.
Курган №2. 15-минутный перерыв.
«Кто на лавочке сидел, кто на улицу глядел». Юра Кирюшин думал: «Может еще одно погребение с еловским горшком выскочит?..»
Рис. 2. 1966 г. Могильник Релка. Коллективный портрет прощания с Релкой. Впереди Малгет. Юра Кирюшин ехал закладывать краеугольный камень своей будущей кандидатской диссертации, еще не ведая о том; пока его манили археологические дали
обряд молчановского населения не изучен. Г.В. Евдокимова сообщает, что при раскопках средневекового могильника Релка в Молчаново были вскрыты две могилы с керамикой молчановского типа. К сожалению, никаких подробностей его устройства она не сообщает. В каждой из них стояло по горшку. Останков погребенных не обнаружено». В недавней работе Ю.Ф. Кирюшина (2004, с. 98-99) о погребениях также нет дополнительных сведений. В моей монографии о раннесредневековом могильнике Релка содержание погребений эпохи поздней бронзы не раскрывается, а лишь указывается их номер и местонахождение (Чиндина Л.А., 1977, с. 23-24). Однако при практически полном отсутствии знания погребального обряда молчановской культуры публикация материалов этих погребений, несомненно, необходима. Сегодня, благодаря юбилею Ю.Ф. Кирюшина, мне предоставляется возможность, хотя и с запозданием, ликвидировать пробел и внести необходимые коррективы в существующие публикации.
Пусть читатель не удивляется связи релкин-ских находок со знаменательным событием в жизни и научной деятельности Юрия Федоровича. Дело в том, что открытие нового вида памятника произошло в первой для него археологической экспедиции в 1966 г. Память уносит нас к событиям 40-летней давности: Юра Кирюшин, активный, энергичный, влюбленный в археологию мальчик, после I курса попал на археологическую практику в мой Нарымский отряд археологической экспедиции Томского государственного
университета. Мы должны были работать на могильнике Релка и поселении Малгет. Для меня 1966 год на Релке тоже был своеобразным дебютом: первые самостоятельные раскопки без В.И. Матющенко, желание реализовать опыт, приобретенный на памятнике под его руковод-ством, одновременно тревоги и опасения за собственные силы, знания. В этой ситуации меня не очень устраивало иметь в отряде ершистого, амбициозного студента: лишние хлопоты. Но... очень скоро стало ясно, что он коммуникабельный, добрый, лю-
бознательный, самостоятельный, выносливый, крепкий, несмотря на худобу (см. фото 1-3) юноша. Наш контакт состоялся. Долгие годы Юра, затем Юрий Федорович, был надежным помощником в моих северных скитаниях, нелегких поисках научных и житейских истин, благодарным учеником и соратником.
В итоге окрепло непрерывное творческое сотрудничество, теплые дружеские отношения, несмотря на все превратности стремительной жизни. Поэтому пусть предложенная заметка будет маленьким научным подарком юбиляру и коллегам.
Памятник Релка открыт в 1947 г. B.C. Синяе-вым. По находкам керамики был изначально отнесен к селищу поздней бронзы (Синяев B.C., 1950).
В 1955 г. А.П. Дульзон провел на Релке небольшие археологические раскопки и внес данный объект в археологическую карту как селище, «занимающее площадь 1800 кв.м, на котором имеются неровности, возможно, древние курганы (два). По керамике памятник должен быть отнесен к карасукскому времени» (Дульзон А.П., 1956, №350, с. 174-175). В ходе раскопок автора в 1966 г. выяснилось, что на Релке был не только раннесредневековый могильник, давший название релкинской культуре, но и могильник эпохи бронзы: два погребения с костяками и сосудом в одном из них (Чиндина ДА., 1966, 1977). Керамика позднебронзового периода встречалась и во время работ В.И. Матющенко на памятнике в 1964 г. (Матю-щенко В.И., 1964; Опись находок..., 1964, №173), один из сосудов из Релки, опубликованный Г.В. Евдокимовой (1973, рис. 3.-1), как раз взят из раскопок В.И. Матющенко. Однако паспортная информация - курган №4, могила 2 -дана ею неверно. Могила 2 с парным захоронением женщины и ребенка оставлена «релкин-цами» в VI-VII вв. н.э. (Матющенко В.П., 1964; Чиндина ДА., 1977, с. 15-16). Данный сосуд фигурирует в полевых документах и отчете как находка из насыпи (рис. 4). Никаких костей при сосуде не было (Архив МАЭС. №268; Опись находок..., №173).
Относительно содержания погребений раскопок 1966 г. следует сказать, что М.Ф. Косарев (1981, с. 199; 1987, с. 301), писавший о полном отсутствии в них костных останков, был неточен: в могилах сохранились костяки, содержавшие хотя и не исчерпывающую, но показательную информацию.
Погребение 2 из кургана №27 обнаружено на глубине 60 см от дневной поверхности, под погребенной почвой кургана, на глубине 15-20 см в светло-желтом грунте. Могильное пятно отсутствовало. Размеры погребения по максимальным параметрам расположения костей - 120x50 см. Умершая женщина положена головой на ЮЗЗ (рис. 5). От костяка сохранились фрагменты таза, конечностей (две бедренных, берцовая, кости стоп, обломки и тлен плечевых костей) и почти целый череп, около которого стоял сосуд устьем вверх (рис. 6; по ЕВ. Евдокимовой, это второй сосуд). Хотя погребение не производит впечатления переотложенного, часть костей и, возможно, предметов могла быть уничтожена при сооружении могилы релкинской культуры, врезавшейся северным углом в раннее погребение (Чиндина ДА., 1966; Архив МАЭС. №283, 268а, 322).
Погребение 1 из «кургана» №36* находилось на глубине 50 см от дневной поверхности, углубляясь в однородный желтый суглинок на 20-30 см. Признаков могильного
‘Курганом данный объект назван условно, так как в результате раскопок выяснилось, что это было естественное всхолмление; под дерном сразу же находились пред- и материковый слои и отсутствовала погребенная почва.
Рис. 3. 1966 г. Малгет, Нарымское Приобье. Староверы Малгет покинули, археологи вернулись, чтобы оставить о нем память навсегда. Портрет Юры Кирюшина: первобытные радости цивилизованного человека
Рис. 4. Редка. Сосуд из кургана №4
&
Рис. 5. Редка. Курган №27, погребение 2
Рис. 6. Редка. Курган №27. Сосуд из погребения 2
е
ч.
I_
Рис. 7. Редка. Курган №36. Погребение
пятна или каких-то стратиграфических нарушений окружающего слоя не отмечалось. Костяк сохранился очень плохо. Его положение определено по фрагментам черепа, истлевшего позвоночника, костей рук (плечевых, лучевой, трех фрагментов кисти), остатков таза, бедра, двух берцовых костей и двух ребер. Костяк размером 100x50 см лежал головой на ЮЮЗ, лицевой частью на запад, на левом боку, по-видимому, с сильно скорченными ногами: берцовые кости лежали частично под тазом и под бедром (рис. 7). Никаких вещей при погребении не найдено, их не было и в раскопанной части холма (Архив МАЭС. №283, 268а, 322).
Местонахождение погребений из Релки исследователи включают в ареал разных культур эпохи бронзы: молчановской (Евдокимова Е.В., 1973; Косарев М.Ф., 1981, 1987; Кирюшин Ю.Ф., 2004) и еловско-ирменской чулымско-молчановского локального варианта (Матющенко В.И., 1974). В настоящее время дискуссия между учеными заключается в различной трактовке культурных процессов в регионе относительно количества, куль-
турной атрибутики, исходных центров и путей проникновения компонентов культуры, форм и конечных результатов их интеграции.
К сожалению, описанный выше материал погребений не может предоставить объемной сравнительной информации, кроме отдельных реплик.
Керамика могильника (рис. 4, 6) как часть всей молчановской керамики с подробной типологической характеристикой, генезисом и дальнейшим развитием рассматривалась исследователями неоднократно (Васильев Е.А., 1982; Евдокимова Е.В., 1973; Кирюшин Ю.Ф., 2004; Косарев М.Ф., 1981; Чемякин Ю.П., 1981; и др.).
Анализ погребальных особенностей молчановской культуры затруднен из-за почти полного отсутствия могильников этого времени в Нарымском Приобье. В. И. Матющенко отнес к еловско-ирменской культуре выделенную А.П. Дульзоном группу погребений эпохи бронзы на соседнем с Релкой позднесредневековом могильнике Пачанга (Матющенко В.И., 1974, с. 117; Дульзон А.П., 1955, с. 132-136). Однако использовать эти материалы приходится с осторожностью: при сравнении керамики из погребений в Релке и Пачанге заметны различия в форме и орнаментации, горшки из Пачанги архаичнее релкинских.
Два описанных погребения указывают на наличие между ними общих и индивидуальных признаков. Их объединяет:
1. Расположение захоронений на естественных всхолмлениях. Трудно сказать, был ли данный признак, как считает В.М. Матющенко, ритуальным явлением, связанным с идеей курганной обрядности, возникшей именно в еловско-ирменское время (Матющенко В.И., 1974, с. 117). Может быть, для юга это так и было, но погребение в холмах в районе Молчанова могли быть продиктованы и природной необходимостью: местность здесь холмистая и практически не оставляла иной площадки при выборе захоронения.
2. Оба погребения находились неглубоко в грунте, не намного ниже дернового слоя. То же самое отмечено и на Пачанге (Матющенко В.И., 1974, с. 118).
3. Захоронение в скорченном состоянии на боку. В Пачанге все костяки лежали вытянуто на спине (Дульзон А.П., 1955, с. 132-136).
К индивидуальным особенностям следует отнести плавающую ориентацию (но в ЮЗ секторе), положение погребенных на разных боках, наличие или отсутствие сосуда. Аналогии данным признакам есть в южных могильниках (Томском, ЕК-П и др.). Однако какие-то закономерности из-за скудости информации проследить пока нельзя.
Очевидно, что индивидуальность объяснялась различиями в традиции, так как мол-чановская культура формировалась из двух или даже трех компонентов, удельный вес которых при становлении и развитии культуры постоянно менялся. Восстановить эти процессы будет возможно с накоплением материалов и решением ключевого вопроса - установления узкой хронологии внутренних изменений в культуре.
Библиографический список
Васильев Е.А. Северотаежное Приобье в эпоху поздней бронзы (хронология и культурная принадлежность памятников) // Археология и этнография Приобья. Томск, 1982. С. 3-14.
Дульзон А.П. Археологические памятники Томской области // Труды Томского областного краеведческого музея. Т. V. Томск, 1956. С. 89-316.
Дульзон А.П. Остяцкие могильники XVI и XVII веков у села Молчанова на Оби // Ученые записки ТГПИ. Т. XIII. Томск, 1955. С. 97-154.
Евдокимова Г.В. К вопросу о молчановской культуре // Из истории Сибири. Томск, 1973. Вып. 7. С. 117-124.
Кирюшин Ю.Ф. Энеолит и бронзовый век южно-таёжной зоны западной Сибири. Барнаул, 2004. 295 с., ил.
Косарев М.Ф. Бронзовый век Западной Сибири. М., 1981. 278 с
Косарев М.Ф. Эпоха бронзы Западной Сибири // Эпоха бронзы лесной полосы СССР. М., 1987. С. 289-304.
Матющенко В.И. Отчет о полевых исследованиях кафедры археологии и этнографии Томского государственного университета летом 1964 г. / Архив МАЭС. №281.
Матющенко В.И. Древняя история лесного и лесостепного Приобья (неолит и бронзовый век). Ч. 4: Еловско-ирменская культура. Томск, 1974. 194 с., приложение: описание могильников и рисунки. (Из истории Сибири. Вып. 12).
Опись находок из раскопок Молчановского могильника Релка за 1964 год / Архив МАЭС ТГУ.
Полевые дневники раскопок могильника Релка за 1964 год / Архив МАЭС. №268.
Полевые дневники раскопок могильника Рёлка за 1966 год / Архив МАЭС. №283.
Сводный том полевых чертежей раскопок могильника Релка // Архив МАЭС. №268а.
Синяев B.C. Материалы к археологической карте нижнего Чулыма // СА. 1950. Т. XIII. С. 331-340.
Чиндина (Павленок) Л.А. Отчет об археологических исследованиях музея истории материальной культуры Томского государственного университета летом 1966 года / Архив МАЭС. №322.
Чиндина Л.А. Могильник Релка на Средней Оби. Томск, 1977. 192 с., илл.
М.А. Дэвлет Институт археологии РАН, Москва КУРГАНЫ СКИФСКОГО ВРЕМЕНИ «ТООРА-ХЕМ ВТОРАЯ ПОЛЯНА» В ТОДЖИНСКОМ ХОШУНЕ ТУВЫ
В течение шести полевых сезонов 1969-1973, 1975 гг. Тоджинская экспедиция Института археологии АН СССР проводила раскопки и разведки в труднодоступном горнотаежном Тоджинском районе на северо-востоке Тувы. Исследовались памятники периода финального неолита, эпохи бронзы, скифского, гуннского, тюрского времени, этнографической современности. Курганная группа, состоящая из семи курганов, была открыта в 1969 г. на правом берегу р. Тоора-Хем в местности, носящей название «Вторая поляна». Курганы с оплывшими подквадратными земляными насыпями, ориентированными углами по странам света, находились по обе стороны от дороги, ведущей из районного центра пос. Тоора-Хем в пос. Адыр-Кежиг. В 1970 г. в первый год раскопок на Второй поляне в заполнении могилы кургана №1 были на разных уровнях обнаружены кварцевый ромбовидный наконечник стрелы и кремневая ножевидная пластинка. Напрашивался вывод, что эти предметы попали в могильную яму случайно, при ее засыпке. С целью проверки этого предположения в разных пунктах Второй поляны были заложены шурфы, показавшие наличие на краю поляны вблизи курганов стоянки с культурным слоем, содержащим каменный инвентарь и керамику, подобные находкам на стоянке Тоора-Хем Первая поляна (Дэвлет М.А., 1973а-б). Так была открыта стоянка с каменным инвентарем Вторая поляна (Дэвлет М.А., 1973а-в). Теперь не вызывает сомнений, что каменный наконечник стрелы и ножевидная пластинка попали в могильную яму при засыпке ее землей, взятой на территории стоянки более раннего времени.
В 1970 г. на Второй поляне было раскопано два кургана - № 1 и 2. Материалы раскопок этих курганов были опубликованы (Дэвлет М.А., 1975). В кургане №1 единственная могила оказалась ограбленной. В кургане №2, ограбленном частично, были обнаружены следующие предметы: бронзовый кинжал с узким бабочковидным перекрестием-«усика-ми» (рис. 1.-1), три ножа, два из которых - с выделенной ручкой и головкой грифона в месте перехода ручки к лезвию, у одного из них навершие в виде фигурки стоящего кабана, у другого, вкладышевого, кольчатое навершие (рис. 1.-2-3), третий нож на конце ручки имеет круглое отверстие, его отличает «хвостатость» - слабая отогнутость конца лезвия (рис. 1.-4). Обнаружены также бляшки в виде фигурок стоящих кабанов, у более крупной на обратной стороне петелька (рис. 2.-1-2), бусины из талька, из глины с включениями минерала, из стекла, тальковые застежки, подвеска из клыка кабана, обрывки шерстяной ткани, а также мешочек из меха соболя со стрелами. На основании комплекса погребального инвентаря курган Тоора-Хем Вторая поляна №2 был датирован VI в. до н. э.
