CC BY
72
O.JI. Довгий (Москва) ПОЭТИКА ВОДЫ И ТАЙНЫ (СЛУЧАЙ БАРРИ КОРНУОЛЛА)
Аннотация. Статья представляет собой попытку посмотреть на поэзию «последнего литературного собеседника Пушкина» Барри Корнуолла как на самостоятельное художественное явление. Его творчество трактуется как поэзия воды и тайны. Предлагаются разные взгляды на поэзию Корнуолла, в том числе астро-филологический.
Ключевые слова: A.C. Пушкин; Барри Корнуолл; водная стихия; тайна; романтизм.
O.L. Dovgy (Moscow) Water and Mystery Poetics (the Case of Barry Cornwall)
Abstract. The article is an attempt to view Barry Cornwall's ("Pushkin's last literary interlocutor") poetry as an independent artistic phenomenon. His works are interpreted as an example of water and mystery poetics. Different views on Cornwall's poetry, including astrophilological, are represented.
Key words: A. Pushkin; Barry Cornwall; water; mystery; romanticism.
To, что Барри Корнуолл оказался «последним литературным собеседником Пушкина» (Н.В. Яковлев), с одной стороны, обеспечило ему прочное место в пушкинистике; но с другой стороны, фактически лишило его выхода за границы науки о Пушкине; в русском литературоведении он существует исключительно как сателлит Пушкина, причем слегка курьезный.
Безусловно, вопрос о том, почему этот малоизвестный английский поэт стал так дорог Пушкину, остается главной загадкой, связанной с Корнуоллом. Особую притягательность этой тайне, безусловно, придает ее близкое соседство со смертью. В преддуэльном письме от 27 января 1837 г. Пушкин обращается к А.О. Ишимовой с просьбой перевести на русский язык несколько драматических сцен Корнуолла1 и посылает ей книгу четырех английских поэтов2. Были даже попытки расшифровать события последних месяцев жизни Пушкина через эти пьесы Корнуолла3.
Но познакомиться поближе с творчеством Корнуолла, вне его зависимости от Пушкина, желающих не нашлось. Причем не только в России, но и на родине, где он практически забыт. Вот еще одна загадка: почему поэт, оказавшийся таким близким Пушкину, не привлек более никого из русских поэтов? И как случилось, что авторитета Пушкина (даже усиленного «уходом в ночную тьму») оказалось недостаточно, чтобы поэзия Корнуолла обрела читателей и исследователей? Но это тоже загадка, где рядом с именем Корнуолла, стоит имя Пушкина.
А получится ли вообще абстрагироваться от Пушкина и поговорить только о Корнуолле?
Если познакомиться ближе с биографией и творчеством английского поэта, то окажется, что слово «тайна» будет ключевым к его жизни и
поэтике. Прежде всего - тайна имени. Барри Корнуолл - это хитросплетенный, долго выбиравшийся псевдоним - анаграмма настоящего имени. Брайан Уоллер Проктер (Bryan Waller Procter) родился 21 ноября 1787 г. Самый конец знака Скорпиона. Стихия воды. Мощная энергетика, тайна, смерть - все это о Скорпионе можно прочесть в любой бульварной газетке; но от того, что эти слова растиражировали, часто без понимания, они не становятся менее значимыми и менее верными. Скромный юрист, которому судьба отмерила 87 лет жизни и подарила знакомство со всеми известными английскими писателями XIX в. «Я был знаком, в большей или меньшей степени, практически со всеми английскими литераторами, жившими в одно время со мной. Мало кому на долю выпало лично знать большее число писателей... Перечисляя имена знакомых мне людей, которые так или иначе были связаны с литературой, я насчитал более сотни. Но у меня на знакомство с ними было более 60 лет» (перевод на русский язык наш. — О.Д. )4.
Почему Проктер не ставил свое настоящее имя, а выбрал хитрый псевдоним? «Барри Корнуолл - это прозвище, - писала Мэри Рассел Митфорд (Mary Rüssel Mitford) летом 1820 г. - Настоящее имя поэта - Проктер. Это молодой адвокат, который боится, что его "безделки " дурно повлияют на его практику... совсем не легко сочетать в одном человеке поэта Барри Корнуолла и юриста Проктера»5.
Юрист Проктер производил впечатление человека, которому «... чужды сильные страсти и <...> гораздо больше подходит его настоящее имя Проктер, чем поэтическое Барри Корнуолл»0; и сам Проктер с удовольствием поддерживал это общее мнение: «Я создан, чтобы сидеть и мечтать, пить и есть, ложиться спать и вставать по утрам - словом, чтобы день завтрашний повторял день вчерашний»7.
На самом деле перед нами искусно выстроенная интрига, длиной в жизнь, на какую способен представитель самого глубокого и таинственного знака Скорпиона. Получается, что все страсти были переданы поэзии Корнуолла, а на поверхности все было ровно и пристойно. Если прибегнуть к водной метафорике, столь близкой Скорпиону, то жизнь Проктера -долгое спокойное течение реки, а поэзия Корнуолла - бушующий океан.
Проктер никогда не был за границей, а у Корнуолла поражают широта и экзотичность географии: средневековая Италия, Испания, древний Рим, Индия, Китай... - воистину «то Рим его зовет, то гордый Илион...» (вот и первое отступление от принципа «без Пушкина»).
Поэтика Корнуолла может быть определена как поэтика тайны и воды. Оба слова ключевые для знака Скорпиона. Скорпион живет под знаком тайны, стремясь открыть чужую и скрыть свою. Именно этими целями и руководствуются все герои Корнуолла.
Тайны в поэзии Корнуолла можно в самом общем виде разделить на две большие группы: тайны мироздания; тайны человека. Для раскрытия всех без исключения тайн герои обращаются за помощью к сверхъестественным силам.
Раскрытие тайн мироздания дает героям власть над временем и пространством, над стихиями, позволяет проникать в преисподнюю, общаться с тенями давно живших людей; в отдельных случаях даже дарует бессмертие («Вернер» - «Werner»), Отметим, что Корнуолл не оставил без
внимания своего покровителя Плутона («Похищение Прозерпины» - «The Rape of Proserpine»)
Другой вопрос - какова цена за эти знания и дает ли это знание счастье. Ответ из сочинений Корнуолла чисто скорпионский: цена непомерно высока (как правило - своя или близких), а счастья это не приносит.
В случае с раскрытием/сокрытием людских тайн речь идет, как правило, об изменах и обманах. Многие герои драматических произведений Корнуолла совершенно определенно принадлежат к знаку Скорпиона. Их обуревают темные страсти, не дают покоя мечты о мести, мучает ревность; они совершают кровавые преступления, их настигает безумие. Сцены Корнуолла - это, по сути, пятый акт трагедии, где узнается имя преступника и следует наказание. Герой Корнуолла может годами выслеживать жертву, не выдавая себя; но в последнем действии драмы в ход идет аргумент «Не то - найду кинжал иль яд» (еще Пушкин!). Месть - движущая пружина большинства героев Корнуолла. «Poison given for poison... Blood for blood» («Яд за яд, кровь за кровь»), - эти чисто скорпионские слова произносит Изабелла в сцене «Людовико Сфорца» («Ludovico Sforza»), готовясь отравить убийцу своего мужа, и их можно поставить эпиграфом ко всем пьесам Корнуолла. Отметим, что очень часто в качестве орудия возмездия герои-Скорпионы выбирают именно яд, причем женщины по количеству коварных убийств не уступают мужчинам. Жаждой мести движимы все герои: и те, кто скрывает тайну, и те, кто стремится ее раскрыть. Герои Корнуолла легковерны и недоверчивы одновременно: они легко верят клевете и отказываются принять на веру слова оправдания тех, кого любят. Типичная схема драматических сцен Корнуолла: ревность, подозрения, подогреваемые клеветой коварных врагов, преследующих свои цели, -убийство невиновных - раскрытие их невинности - самоубийство прозревшего убийцы. Навязчивая идея раскрытия тайны часто соседствует с безумием. «Смерть» - одно из самых частых слов в словаре Корнуолла. С ним может соперничать, пожалуй, слово «любовь». Тайна любви и смерти - вот пружина, на которой держится поэтика Корнуолла.
Любовь живых к живым; любовь живых к мертвым; любовь мертвых к живым - у Корнуолла здесь нет четкой границы. Несколько раз у него встречается чисто скорпионское выражение «усмешка мертвых» («mockery of the dead»). Тема больной, увядающей красоты, красоты и любви на грани между жизнью и смертью останется одной из важнейших у Корнуолла.
Любовь счастливая очень мало занимает поэта. Ей нет места в драматургии Корнуолла - разве что в качестве воспоминания, антитезы для еще большего сгущения мрака. Водный герой Корнуолла, ведомый своим покровителем Плутоном, не может вынести гармонии чьего бы то ни было союза. Если счастлив с молодой женой юный родственник героя, то он обязательно этого счастливца отравит, чтобы завладеть и его женой, и его властью («Людовико Сфорца»). Если самому герою судьба послала счастливый брак и любимую жену, то начнет терзать и мучить и себя, и жену подозрениями, ревностью, очень часто беспочвенной (например, к брату жены, как в сцене «Хуан»), и в конце концов, потеряв рассудок, убьет любимую и любящую жену. Герои Корнуолла ревнивы все без исключения - но особо страшные формы принимает это чувство, когда рев-
нуют к мертвому. Вот здесь особенно сказывается и принадлежность к знаку Скорпиона, ревнивому, мстительному до садизма (в жизни Проктер этих качеств не проявлял, но, может быть, он потому и поражал всех своей гуманностью и полным отсутствием зависти, что сумел освободиться от темных качеств, астрологически присущих всем Скорпионам, передав их своим героям?), и опыт работы Корнуолла инспектором комиссии по делам умалишенных. Безумие, возникшее на почве ревности, и часто ревности к мертвым - здесь Корнуолл не знает равных.
Потрясает у Корнуолла обилие статуй, участвующих роковым образом в жизни живых, умение мертвых увести за собой живых и какое-то болезненное стремление героев видеть в своих возлюбленных черты статуи, черты смерти: им нужно довести свою жертву до пограничного состояния между жизнью и смертью (а очень часто заставить ее перейти эту грань) -и с наслаждением любоваться ею. Чтобы поклоняться женщине, герою Корнуолла нужно ее потерять. Женщины Корнуолла могут быть описаны двумя основными мифологемами: Прозерпина и Клеопатра8.
Для того чтобы открыть человеческие тайны, есть в поэзии Корнуолла и чисто человеческие средства - подслушивание, подглядывание, обман.
Но гораздо больше герои доверяют методам сверхъестественным - «и снам, и карточным гаданьям, и предсказаниям луны» (снова Пушкин! ).
Один из главных источников знаний о мире и о судьбе - звездная книга. Герои Корнуолла - ее усердные читатели; и это делает оправданным применение нами астрофилологического ключа.
Жизнь человека определяет положение звезд в момент рождения. Герои Корнуолла знают, под какой звездой они родились.
«Ибо я изучал высокое искусство дивинации и могу читать по звездам, и мог предсказать свою судьбу...» («For I have studied deeply the high art Of Divination, and can read the stars - And now, I can divine my fate...»), -говорит Юлиан в сцене «Юлиан Отступник» («Julian the Apostate») и рассказывает, как прошлой ночью Марс, звезда его рождения, сошел со своей орбиты и умер («Last night I saw my tutelary star (I is Mars)... left his orb, <.. .> Methought he went To meet the mom and died»). Вывод, который делает Юлиан, - «меня покинул бог моей планеты» («I am now Deserted by my planetary God»). И действительно он умирает.
Звезды появляются и в вещих снах. Адреанне («Два сна» - «The two Dreams») снится, как над головой ее возлюбленного постепенно гаснут все звезды; последним гаснет Сатурн, его натальная звезда («Satum... natal star... Не died with the rest, at last»). Отметим, что к звездам постоянно применяется глагол «умирать» - один из ключевых скорпионских глаголов. Умирание звезд (особенно натальных) - верный знак скорой смерти героя. Пророчества звезд у Корнуолла, естественно, всегда сбываются.
Если человек относится к числу «рожденных под несчастливой звездой» («ill-starred souls»), его жизнь будет полна бед и невзгод. Марциан (поэма «Марциан Колонна» - «Marcian Colonna»), как и прочие герои Корнуолла, искусен в астрологии: он читал по звездам, как по книге, свою судьбу («and he did look At times amongst the stars, as on a book Where he might read his destiny...») и знал о существовании опасной и зловещей красной звезды («а dangerous ...red rolling star»), управляющей его жизнью. Эта звезда до срока таится, но когда Судьба отмечает последний час
человека, она неминуемо загорается перед его глазами, неумолимо напоминая, что его удел - убийство («Like Colonna's star, Though hidden for a while or banislvd far, The time will come... And thou shalt then remember that thy fate Is - murder»). Повинуясь влиянию своей звезды, Марциан отравляет возлюбленную.
Знаком высокого уровня колдовства является способность управлять звездами. Колдун Вернер («Werner»), благодаря своему искусству, становится бессмертен и всемогущ: он может заставить «ослепнуть Орион, когда он смотрит на моря» («сап blind The red Orion when he eyes the seas...»).
Звезды и планеты у Корнуолла настолько активно участвуют в жизни людей, что наделены характерами, одушевлены: герой сцены «Разбитое сердце» («Broken Heart») клянется «шумным Юпитером, красным Марсом и бородатым Сатурном» («By noisy Jove, Red Mars, and bearded Saturn»),
В произведениях встречаем многочисленные пространные описания звездного неба, перечисления созвездий. Не забыл Корнуолл упомянуть и свое. Два коварных водных знака поставлены рядом: «The present and the past were there, - the Signs / Scorpion and Cancer ...» («Прошлое и настоящее были там - среди знаков Скорпиона и Рака... »).
Использование звездной метафорики - любимый прием Корнуолла. «Я обожал ее, как звезду» («Oh! Her Whom like a star I worshipped»); «Она постоянна, как звезды... («She is as constant as the stars»); я останусь в памяти, как гигантский метеор («Г11 be remembered as huge meteors are») - вот лишь несколько примеров, взятых только из поэмы «Марциан Колонна».
Кроме чтения звездной книги, в арсенале корнуолловских героев сны и видения, гадание по магическому зеркалу, вызывание духов, обращение к нечистой силе.
«Романтическое подобно "истинной сказке"», в которой «все должно быть чудесно - таинственно и бессвязно - все живо... Вся природа должна быть неким чудесным образом смешана со всем миром духов»9, - писал Новалис. Именно так и обстоит дело в поэзии Барри Корнуолла, где «лес и дол видений полны» (снова Пушкин!): «Oh! ye delicious fables, where the wave / And woods were peopled and the air with things So lovely» - («0 вы сладкие волшебные сказки, где волны и лес, и воздух были населены существами столь приятными... »).
Мифологический пласт в поэзии Корнуолла очень обширен. Античные боги, волшебные существа, населяющие стихии (наяды-дриады-нереиды-русалки) встречаются постоянно; их жизнь часто причудливым образом переплетается с жизнью людей: Ева в поэме «Девушка из Прованса» («The Girl of Provence») влюблена в бога Аполлона; нереида Иона - в человека («Лисандр и Иона» - «Lysander and lone»).
Среди участвующих в действии стихий на первом месте по значению, безусловно, родная стихия Корнуолла-Проктера - вода.
Прежде всего, вода во всех проявлениях - от играющего фонтана до разъяренного океана - непременная составляющая пейзажа. Практически ни одно произведение не обходится без упоминания воды. Символично, что самое первое опубликованное стихотворение Корнуолла называлось «Шторм» («The Storm») и содержало описание кораблекрушения - в этом весь будущий Корнуолл: водная стихия, смерть и тайна. Самое популярное сочинение Корнуолла - песня «The sea. The Sea, The open Sea». Пуш-
кин (опять!) начинал переводить отрывок «О ты великий океан»10 (О thou vast ocean!) из поэмы «Марциан Колонна».
Водная стихия - самая глубокая, таинственная, тесно связанная с памятью и временем - полноправный герой романтической поэзии Корнуолла. Вода не знает жалости: «Had the waters wild /No pity on the boy you loved so well («Дикие волны не знали жалости к мальчику, столь любимому тобой»),
У Корнуолла вода часто - метонимия смерти; причем смерти коварной, подстерегающей внезапно (вполне в духе Скорпиона). Впечатляет образ зевающих водных могил из трагедии «Мирандола»: «His pleasure barque was gliding pleasantly, / When sudden winds arose, and mighty waves/Were put in motion, and deep yawning graves / Opened on every side with hideous roar...(«Его счастливое судно плыло счастливо, когда внезапно поднялся ветер и мощные волны пришли в движение, и глубокие зевающие могилы открывались на каждом шагу со страшным шумом...»).
Кстати, зевающие могилы встречаются у Корнуолла не раз (и их упоминание неизбежно снова приводит нас к Пушкину: «Могилы склизкие, которы также тут / Зеваючи жильцов к себе под утро ждут»).
Часто упоминаемые реки подземного царства (Лета, Стикс, Ахерон) -тоже скорпионская сигнатура.
С помощью воды можно наказать. В сцене «Похищение Прозерпины» («The Rape of Proserpine») Плутон превращает нимфу Циану в фонтан.
Вода необходима поэту и как источник вдохновения, и как механизм культурной памяти. Как правило, поэтические видения приходят к героям вблизи рек и фонтанов («Видение» - «А Vision»). «Источник, населенный духами» (A haunted Stream) - очень показательное название стихотворения. Корнуолл активно использует метафору «жизнь-плавание»: «Why, we must sink before these sickly dreams /Until the morning comes, and sterner themes / Do fit us through this stormy world to sail» («Sicillian story»).
Поэтологические темы также часто даются в водной метафорике: «But, for the octave measure / it should slip / Like running water o'er its pebbled bed, / Making sweet music ...» («что до октавы, то она должна скользить, как бегущая вода по камешкам..», «Диего де Монтилла» / «Diego de Montilla»).
Как видим, зодиакальная принадлежность Корнуолла проявляется в многочисленных сигнатурах (вода, царство Плутона, смерть, яд, тайна и т.д.). Поэзия Корнуолла может изучаться как образец скорпионской, давая богатый материал астрофилологу.
А может изучаться и в другом ключе, без всякой примеси астрофило-логии.
«Я прочел всех английских поэтов - от Чосера до Бернса, прочел все хроники»11, - признавался Корнуолл уже в юности. И это чувствуется в каждой его строке. Он и не скрывал своей связи с традицией, щедро снабжая свои сочинения эпиграфами из Шекспира, Чосера, Боккаччо, Байрона; отмечая, на основе каких произведений создана та или иная сцена, постоянно упоминая имена поэтов. Вот, например, пассаж об октаве из поэмы «Диего де Монтилла»: «Г11 even keep Lord Byron out of sight. / By the bye, Lod B. and I were schoold together/At Harrow, where, as here, h has a name: /1 I'm not even on the list of fame...» («Я даже выпущу лорда Байрона из виду. Кстати, лорд Байорон и я учились вместе в школе Харроу, и там у него
было имя, а меня даже не включили в список»).
Откроем статью о романтической поэзии в энциклопедии:
«Герой романтизма - герой-странник, который утратил социальные и географические корни и свободно перемещается между областями земли, между сном и явью, ведомый скорее предчувствием и волшебными случайностями-совпадениями, чем ясно поставленной целью... ему свойственна принципиальная открытость, жажда "быть всем"... для романтизма далекое важнее, чем близкое; интерес романтизма к инобытию, к "миру духов", который перестает быть потусторонним: граница между небесным и земным либо преодолевается в акте поэтического прозрения, либо "иной мир" сам врывается в бытовую повседневность; с этим же связан интерес к географическому и историческому инобытию, овладение чужими культурами и эпохами... »12.
Не является ли описанная нами поэзия Корнуолла иллюстрацией всех этих положений?
Поэзия Корнуолла может изучаться как образец книжной поэзии, как свод романтических клише. Или не изучаться - по той же причине.
Русские поэты и литературоведы выбрали второй подход и второй вариант: Корнуолла никто не читает и не изучает.
Получается, что Пушкин оказался единственным, кто прочитал Корнуолла. Но зато так, что Корнуолл органично вошел в пушкинское творчество, растворился в нем13. Мы не смогли, как ни пытались, обойтись без пушкинских параллелей при разговоре о поэзии Корнуолла - и это еще одна иллюстрация действия астрофилологической системы взаимодействия знаков14.
И еще: как ни эффектно имя «последнего литературного собеседника Пушкина», но формально оно должно принадлежать А. О. Ишимовой как адресату последнего письма. Зато Барри Корнуолл может по праву называться личным английским поэтом Пушкина. И кстати, после 1837 г. он практически перестал писать - стало не для кого.
1 Пушкин A.C. Полное собрание сочинений. Т. 16. М.; Л., 1949. С. 226.
2 The Poetical Works of Milman, Bowles, Wilson, and Barry Cornwall. Paris, 1829.
3 ФилинM. Последнее письмо II Литературная Россия. 1986. № 6. 7 февраля.
4 The Literary Recollections of Barry Cornwall. Boston, 1936. P. 19.
5ArmourR.W. Barry Cornwall. Boston, 1935. P. 59.
6ArmourR.W. Barry Cornwall. Boston, 1935. P. 106.
7 Armour R.W. Barry Cornwall. Boston, 1935. P. 105.
8Довгий О.Л. Прозерпина и Клеопатра // Апокриф. 1992. № 3.
9 Novalis. Schriften. Vol. 3. Stuttgart, 1968. P. 281.
10 Неизданный Пушкин. Собрание А.Ф. Онегина. Труды Пушкинского Дома при Российской Академии Наук. Пг., 1922. С. 141-144.
11 AnnourR.W. Barry Cornwall. Boston, 1935. P. 38.
12 Махов A.E. Романтизм II Литературная энциклопедия терминов и понятий. М., 2001. Стлб. 897.
13 Рак В. Д. Корнуолл Барри //Пушкин и мировая литература. Материалы к Пушкинской энциклопедии. URL: http://hb.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=321 (дата обращения 2.04.2015); Довгий О.Л. Тема возмездия в «Маленьких трагедиях» Пушкина и сочинениях Барри Корнуолла // Новый филологический вестник. 2010. № 3 (14). С. 69-Ю, Довгий О.Л. К вопросу об источниках «Медного всад-
ника»: Пушкин и Барри Корнуолл // Вестник РГГУ 2011. № 7 (69). С. 125-132. (Филологические науки. Литературоведение и фольклористика).
14 Корнуолл Барри // Довгий О., Махов А. Двенадцать зеркал Пушкина. М., 1999. С. 145-147.
References
1. Pushkin A.S. Polnoe sobranie sochineniy. Т. 16 [Complete Works. Vol. 16]. Moscow; Leningrad, 1949, p. 226.
2. The Poetical Works ofMilman, Bowles, Wilson, and Валу Cornwall. Paris, 1829.
3. Filin M. Poslednee pis'mo [The Last Letter], Literaturnaya Rossiya [Literary Russia], 1986, no. 6, February 7.
4. The Literary Recollections of Barry С omw all. Boston, 1936, p. 19.
5. Armour R.W. Валу Cornwall. Boston, 1935, p. 59.
6. Armour R.W. Валу Cornwall. Boston, 1935, p. 106.
7. Armour R.W. Валу Cornwall. Boston, 1935, p. 105.
8. Dovgy O.L. Prozerpina i Kleopatra [Proserpina and Cleopatra], Apokrif, 1992, no. 3.
9. Novalis. Schriften. Vol. 3. Stuttgart, 1968, p. 281.
10. Neizdannyy Pushkin. Sobranie A.F. Onegina. Trudy Pushkinskogo Doma pri Rossiyskoy Akademii Nauk [Pushkin Unpublished: A.F. Onegin's Collection. Works of the Pushkin House, Russian Academy of Sciences]. Petrograd, 1922, pp. 141-144.
11. Armour R.W. Валу Cornwall. Boston, 1935, p. 38.
12. Makhov A.E. Romantizm [Romanticism], Literaturnaya entsiklopediya tenninov i poiiyatiy [Literary Encyclopedia of Terms and Concepts], Moscow, 2001, column 897.
13. Rak V.D. Kornuoll Barri [Cornwall Barry], Pushkin i mirovaya literatura. Material}' к Pushkinskoy entsiklopedii [Pushkin and World Literature. Materials for Pushkin's Encyclopedia], Available at: URL: http://lib.pushkinskijdom.ru/Default. aspx?tabid=321 (accessed 2.04.2015).
14. Dovgy O.L. Tema vozmezdiya v "Malen'kikh tragediyakh" Pushkina i sochineniyakh Barri Kornuolla [Theme of Retribution in Pushkin's "Little Tragedies" andBarry Cornwall's Works], Novyyfilologicheskiyvestnik, 2010, no. 3 (14), pp. 69-89.
15. Dovgy O.L. К voprosu ob istochnikakh "Mednogo vsadnika": Pushkin i Barri Kornuoll [In Addition to "Bronze Horseman" 's Sources: Pushkin and Barry Cornwall]. Vestnik RGGU, Ser.: Filologicheskie nauki. Literaturovedenie i fol'kloristika [Series: Philology. Literature and Folklore Studies], 2011, no. 7 (69), pp. 125-132.
16. Kornuoll Barri [Cornwall Barry], in: Dovgiy O., Makhov A. Dvenadtsat. 'zerkal Pushkina [Pushkin's Twelve Mrrors], Moscow, 1999, pp. 145-147.
Довгий (Кулагина) Ольга Львовна - кандидат филологических наук, преподаватель кафедры литературно-художественной критики и публицистики Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова.
Область научных интересов - русская поэзия XVIII - первой трети XIX в.; техника диалога, комбинаторная игра А.С. Пушкина с русскими поэтами XVIII в. на микроуровне текста, бестиарный текст русской поэзии.
E-mail: intrada_2002(3mail.ru
Dovgy (Kulagina) Olga L. - Candidate of Philology, lecturer at the Literary Criticism and Political Journalism Department, Lomonosov Moscow State University. Research area: Russian poetry (18th - the beginning of 19th centuries); technique of A. Pushkin's dialogue and combinatory game with Russian poets of the 18th century at the micro-level of the text, bestiarian text of Russian poetry.
E-mail: intrada_2002(3mail.ru
