Научная статья на тему 'ПОЭТИКА СТРАШНОГО КАК ЯЗЫК КОММУНИКАЦИИ В СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ'

ПОЭТИКА СТРАШНОГО КАК ЯЗЫК КОММУНИКАЦИИ В СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
225
47
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
СЕТЕВАЯ СЛОВЕСНОСТЬ / ИНТЕРНЕТ-ФОЛЬКЛОР / СЕТЕРАТУРА / ПОЭТИКА / СТРАШНОЕ / КРИПИ / КОММУНИКАЦИЯ / NETWORK LITERATURE / INTERNET FOLKLORE / NETERATURE / POETICS / FEARFUL / CREEPY / COMMUNICATION

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Алещенко Алина Андреевна, Гольденберг Аркадий Хаимович

Анализируется поэтика «страшных историй» сетевой словесности, входящих в жанровую парадигму крипи . Рассматриваются основные сюжетные ситуации, система пространственных образов, повествовательные приемы, типология персонажей, соотношение фольклорных и литературных традиций. Выявляются особенности коммуникации авторов и реципиентов текстов крипи .

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

POETICS OF FEARFUL AS THE LANGUAGE OF COMMUNICATION IN NETWORK LITERATURE

The article deals with the analysis of the poetics of “fearful stories” of the network literature including in the genre paradigm “creepy”. There are considered the basic plot situations, the system of spatial images, the narrative techniques, the typology of characters and the correlation of the folklore and literature traditions. There are revealed the specific features of the authors’ communication and the recipients of the texts “creepy”.

Текст научной работы на тему «ПОЭТИКА СТРАШНОГО КАК ЯЗЫК КОММУНИКАЦИИ В СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ»

adv-best-media-restrictions-on-use (дата обращения: 10.07.2018).

9. [Electronic resource]. URL: http://

image.baidu.com/search/index?tn=baiduimage&ct=20 1326592&lm=-1&cl=2&nc=1&ie=utf-8&word=%E5 %8C%96%E5%A6%86%E5%93%81%E5%B9%BF

%E5%91%8A (дата обращения: 12.09.2019). * * *

1. Kravcova A.V. Lingvosemioticheskie harak-teristiki kitajskoj sportivnoj mody v sovremennom mediadiskurse: dis. ... kand. filol. nauk. Volgograd, 2018.

2. Reklama kosmeticheskoj marki «Chistaya li-niya» [Elektronnyj resurs]. URL: https://yandex.ru/ima ges/touch/search?text=reklama%20chistayaliniya&red ircnt=1599039072.1 (data obrashcheniya: 19.01.2020).

3. Reklama medicinskih preparatov. [Elektron-nyj resurs] URL: https://yandex.ru/images/touch/se arch?text=reklama medicinskih preparatov&redircnt= 1599039365.1 (data obrashcheniya: 19.01.2020).

4. Russko-latinskij slovar' [Elektronnyj resurs] URL: http://www.ruslat.info/display.php?word=conv ersio&type=full&action=search (data obrashcheniya: 20.06.2018).

5. Shmeleva O.D. Specifika vozdejstviya medi-cinskoj i kosmeticheskoj mediareklamy v sovremen-nom kitajskom i russkom mediadiskurse: dis. . kand. filol. nauk. Volgograd, 2017.

Specific features of the functioning of the conversion signs in the Chinese and Russian cosmetic and medical media advertisement

The article deals with the definition of the conversion sign that is considered as one of the semiotic components revealing by the trichotomic model of signs (code, digital, reference) in the Chinese and Russian cosmetic and medical media advertisement. There is used the technique of the quantitative estimation that illustrates according to this model the frequency of the demonstration of the signs in the Chinese and Russian printed media advertisement of the cosmetic and medical goods and services.

Key words: cosmetic media advertisement, medical media advertisement, semiotic components, conversion types of signs, code signs, digital signs, reference signs.

(Статья поступила в редакцию 23.07.2020)

© Алещенко A.A., Гольденберг А.Х., 2020

ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ

A.A. алещенко, А.х. гольденберг

(волгоград)

поэтика страшного как язык коммуникации в сетевой словесности

Анализируется поэтика «страшных историй» сетевой словесности, входящих в жанровую парадигму крипи. Рассматриваются основные сюжетные ситуации, система пространственных образов, повествовательные приемы, типология персонажей, соотношение фольклорных и литературных традиций. Выявляются особенности коммуникации авторов и реципиентов текстов крипи.

Ключевые слова: сетевая словесность, интернет-фольклор, сетература, поэтика, страшное, крипи, коммуникация.

Сетевая словесность стала не только заметным культурным феноменом XXI в., но и предметом научного исследования литературоведов и фольклористов. Сетевой литературе и интернет-фольклору посвящены главы и разделы в учебниках и учебных пособиях по современной русской литературе и постфольклору, статьи и диссертации. Они, однако, не исчерпывают всего многообразия их видов и жанров.

В основе сетевой словесности лежит принцип гипертекста, который «представляет собой совокупность электронных текстов, объединенных посредством гиперссылок (лин-ков). Каждая гиперссылка приводит к углублению, расширению предыдущего текста, а один и тот же его фрагмент может иметь несколько гиперссылок, что приводит к разнообразным формам нелинейной организации текста. Кроме того, при создании гипертекста могут использоваться звуковые и графические файлы» [5, с. 9-10]. Исследователи уже обратили внимание, что культура эпохи постмодерна обладает повышенной степенью фольклориза-ции. Сетературе оказались присущи такие конституирующие признаки фольклора, как коллективность творчества, анонимность (точнее, замена реального автора виртуальным, имени - условным псевдонимом - ником), вариа-

ИЗВЕСТИЯ ВГПУ. ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ

тивность текста, его воспроизведение в измененных копиях, использование определенного набора клише.

Традиционный фольклор отличался в первую очередь своим устным характером. В сетевом фольклоре доминируют письменные тексты на электронном носителе. В устной форме их невозможно передать без смысловых потерь. Например, визуальный сетевой анекдот отличается от традиционного тем, что его сложно пересказать, т. к. текст в письменном виде изобилует знаками невербальной коммуникации. Таким образом, при его устном исполнении утрачивается комический эффект. Зачастую фабулу анекдота замещает изображение, а подпись к нему является пуантом, вызывающим смеховую реакцию. Такой анекдот «рассчитан не на аудиальное, а на визуальное восприятие, т.е. он должен быть не рассказан и услышан, а написан и прочитан» [17, с. 31] (ср.: [1]). Визуальный эффект во многом определяет структуру текста таких жанровых моделей иронической сетевой поэзии, как пирожки и порошки (см. подробнее: [12]).

На другом полюсе жанровой метасистемы сетевого словесного творчества находятся «страшные истории», призванные не рассмешить, а напугать своих реципиентов. Страх с древнейших времен является одним из важнейших психологических механизмов культуры [9]. Замечено, что в культуре нашего времени «прослеживается явная тенденция освобождения от страха», которая, по мнению современного исследователя, «грозит человечеству распадом и гибелью; нужно не избавляться от страха, а учиться ему» [7, с. 36, 42]. Эти «уроки страха» нашли своеобразное преломление в поэтике «страшных историй» - заметного явления современной сетевой словесности.

В Сети существуют различные тематические сайты, на которых публикуются разнообразные страшные тексты - от современных быличек и легенд до отечественных и зарубежных литературных текстов. На их основе сформировалось целое течение поклонников страшного и ужасного, называемое «крипи». Основу контента его сайтов составляют ужасающие видео и словесные тексты различного характера - от анонимных историй до авторских рассказов, наделенных общими признаками сетевой литературы ужаса. С некоторой долей условности будем рассматривать эти повествовательные тексты в общей жанровой парадигме крипи-историй. Сообщество участников и поклонников крипи в Интерне-

те зародилось в 2006 г. на зарубежных сайтах, которые были предназначены для анонимного общения (так называемых имиджбордах). Позже оно обрело популярность и на российских ресурсах, отделившись от фольклорной традиции, в которой «страшные» истории бытовали в несказочной прозе и школьном фольклоре.

Необходимо, на наш взгляд, отметить несколько ключевых особенностей имиджбор-дов. Взаимодействие пользователей происходит там в анонимном формате (что придает сходство с фольклором), регистрация не требуется. Помимо этого к публикуемым сообщениям можно добавлять графические и иные файлы, содержимое ресурса не архивируется и постоянно обновляется. Именно имиджборды дали нынешнее название особому жанру сетевой словесности - крипи, крипи-стори, крипи-паста (происходит от англ. creepy - «вызывающий дрожь, страшный»). Нередко соответствующим термином (крипи) обозначают и иной контент, который можно назвать жутким - игры, видеоролики, изображения.

На имиджбордах пользователи создавали так называемые крипи-треды, чтобы делиться разнообразными жуткими историями, которые якобы произошли с ними в жизни. С годами сформировалась база прецедентных текстов, относящихся к жанру, и те, что выдержали проверку временем, стали своего рода классикой крипи. Об актуальности и востребованности этого жанра сетевой словесности свидетельствует регулярное появление все новых и новых текстов на соответствующих тематических ресурсах.

Крипи, как уже указывалось, близки целому ряду жанров традиционного фольклора -быличкам, бывальщинам, легендам. Однако, в отличие от вариативности устных нарративов «страшного» фольклора, крипи-тексты после публикации в Сети обладают устойчивостью и практически не изменяются.

Если в процессе бытования сетевого фольклора зрительная составляющая направлена на восприятие текста / произведения, то в живом устном исполнении слушатель зрительно воспринимает действия автора / исполнителя [13, с. 263]. Так, приемы и способы напугать читателя в сетевых страшных текстах отличны от тех, что применяются в устной фольклорной форме.

Важно отметить урбанизированный характер пространства крипи-историй. Традиционные страшные байки рассказывались обычно в темноте, нередко у костра, их действие чаще всего локализовано в глухих природных ме-

стах (лесные чащи, болота, овраги и т. п.). Читатель крипи знакомится с жутким контентом дома, в городской квартире, с экрана компьютера или смартфона. Идеальной обстановкой для чтения считается ночное время, когда реципиент находится дома один с отключенным светом - таким читателям адресован тип историй, который обобщенно называется «Не оборачивайся!». Их действие происходит в знакомых читателю реальных городских местах, где зло и страх материализуются.

Крипи из-за масштабности самого понятия объединяет в себе широкий спектр страшных историй. Мы рассматриваем данный жанр с учетом двух точек зрения на природу сетевой словесности. Связано это с тем, что многим текстам крипи присущи ее основные специфические признаки. Крипи-истории гипер-текстуальны: примером могут служить страницы на сайте «Мракопедия - энциклопедия ужасов», где под текстом той или иной истории помещаются ссылки на похожие произведения, а в сам текст внедрены гиперссылки, ведущие на страницы других историй по ключевым словам. Помимо этого на сайтах с кри-пи есть возможность комментирования, что позволяет читателям высказывать свое мнение о публикациях. Целый ряд текстов жанра крипи приобретает черты устного повествования, связанные с ориентацией на «страшные» жанры традиционного фольклора, что свидетельствует об их неконвенциональности. Созданием текстов, попадающих под определение крипи, занимается множество пользователей сети Интернет, в том числе и авторы, профессионально никак не связанные с литературным творчеством.

Некоторые «страшные истории», размещаемые на крипи-сайтах, являются классическими литературными произведениями, принадлежащими всемирно известным писателям. они, по нашим наблюдениям, чаще всего выступают как прецедентные тексты для массового творчества. Сам факт их размещения в Сети не является достаточным основанием для однозначного отнесения к сетерату-ре как явлению - это «обычная» литература на новом носителе. Однако создатели крипи-историй активно используют художественный опыт творцов мирового литературного хорро-ра - готических романов А. Радклиф и Г. Уол-пола, повестей и рассказов Н. Гоголя и Э. По, Г. Лавкрафта и С. Кинга.

Поэтика страшного репрезентируется на разных уровнях структуры крипи-историй. И

прежде всего на уровне сюжетных ситуаций. Выделим наиболее типичные.

1. Герой (рассказчик) встречает сверхъестественное существо нематериального, бесплотного характера, например духа или привидение.

А. Существо только пугает героя и не наносит ему серьезного вреда. Нередко такие истории позиционируются как странный до жути случай из реальной жизни: В первую же ночь я испытала шок. Только стала засыпать, слышу - кто-то громко скребется в дверь. Затем она распахнулась, и в комнату ввалилась свора собак - разъяренные дворняги разной масти. <... > Ситуация настолько реальная -луна в окне, мрак в углах, запах псины, - что я сразу поняла - это не сон. Это... привидения... (Анонимный автор. Собаки-призраки не апельсинового окраса) [16].

Б. Существо оказывается опасным, вредит герою или даже убивает его, несмотря на собственную нематериальность.

2. Встреча героя или рассказчика со сверхъестественным, но материальным существом -вампиром, мутантом, живым мертвецом и др. Как и в первой ситуации, существо может оказаться безвредным и просто напугать рассказчика, а может навредить или убить самого рассказчика или кого-нибудь из его друзей и близких.

3. Истории, условно называемые «Что это было?». С героем происходит что-то непонятное, неестественное, настолько сюрреалистическое, что это событие невозможно отнести к какой-либо из конкретных категорий: Я думала, что поняла, что такое страх, когда увидела Риту, лежащую на полу. Оказалось, нет. Я стояла перед этим шкафом с телефоном, прижатым к уху, слушала звучащий откуда-то из Нарнии припев и не могла шевельнуться. Не могла вдохнуть. Пока я не открою дверцу, есть шанс, что за ней только телефон, который Саня забыл. Ведь так? Что за чушь. Не шанс, а факт. Так и есть. Единственное объяснение, которое может здесь быть. Я-то не больная. Я судорожно вдохнула, схватилась за ручку и дернула. Саня не забыл свой телефон. Он лежал у него в кармане - вон, я ясно видела сквозь ткань светящийся экран. <...> Он стоял на подгибающихся ногах, втиснутый между вешалок, с вяло упавшей на плечо головой, и смотрел сквозь меня глазами, похожими на мутные стеклянные пуговицы. Я выронила телефон и не услышала, как тот упал на мягкий ковер. Он был там (Натанариэль лиат. Кошка Шредингера) [16]. В этой истории есть отсыл-

ка на вдохновивший ее автора литературный источник - «Хроники Нарнии» К. Льюиса.

4. Герой странным образом попадает в другой мир - в прошлое, будущее, параллельную реальность или нечто иное:

Честно говоря, я не знаю, что случилось. Это все очень странно. Все работает - есть вода, электричество, интернет. Но людей нет. В подъезде лежит бомж - но это только манекен в тряпье. За окном слой снега в два человеческих роста. И этот снег никогда не растает. Он из пластмассы.

<...> Взломал пару дверей. Сразу за дверями - кирпичная стена. Ее так просто не пробить (Cthulhu_55. Дневник затворника) [16].

5. «Реальные» истории о событиях, в которых не замешаны сверхъестественные силы. Обычно речь идет об убийцах, маньяках, неизвестных болезнях, странных экспериментах и т. д. Часто такие истории перекликаются с городскими легендами и так называемыми bogus warnings, или письмами несчастья. Под bogus warning обычно понимают анонимные сообщения, в которых содержится предупреждение о якобы существующей опасности [8, с. 158].

6. К отдельной категории можно отнести истории о так называемых смертельных файлах - электронных документах, способных нанести человеку физический вред. Таковыми могут быть видео, влияющие на человеческую психику и заставляющие совершать какие-либо безумные действия, или, например, файлы, запуск которых может призвать сверхъестественные силы, наносящие запустившему файл человеку вред или даже убивающие его.

7. Истории об опасных предметах, способных нанести человеку вред или убить его (перекликаются с детскими «страшилками») -статуэтки, зеркала и др.

8. Истории-проклятия, будто бы навлекающие опасность на прочитавших, избавляя от нее автора истории. Часто такие истории сопровождаются каким-либо файлом (например, фотографией), несущим проклятие.

9. Тип историй «обернись» - урбанистические страшилки для читающих за компьютером. Призваны напугать читателя, заставить его увидеть в обычной домашней обстановке пугающее: Ни в коем случае не пытайтесь скрыться от них в отелях, мотелях. В крайнем случае съемные квартиры, важно, чтобы вы были хозяином помещения. В ванной небезопасно. Если вы прочитали это - у вас огромное преимущество, вы уже не добыча. Жаль,

не знал этого раньше (Анонимный автор. Каждого из нас ищут) [16].

10. Истории о странных людях - сумасшедших, медиумах или тех, кто, возможно, и не является человеком, а просто выглядит таковым.

11. Истории футуристичные - о жутких технологиях будущего, инопланетных вторжениях, загадочных концах света и т. д.

12. Истории-предсказания, в которых рассказчик сталкивается с каким-либо предупреждением о будущих событиях своей жизни, чьей-то смерти (например, «Тот, кто снится» анонимного автора).

13. Мало распространенный тип - истории-переписки, выдержки из переписок по электронной почте, в соцсетях, повествующие о страшных событиях.

14. Страшилки с неожиданной концовкой.

А. В конце происходит что-то неожиданно страшное.

Б. В конце выясняется, что все жуткое в истории было «ложной тревогой». Встречается не так часто, скорее, в порядке исключения: Сама история произошла на прошлой неделе. Вечером, когда смеркалось, меня привлек очень интенсивный стук в окно одной из комнат первого этажа. Спустился посмотреть. А из-за окна на меня смотрит лысое создание - маленькая голова, большие миндалевидные глаза... <... > И потом появляется она. Бабка с криком: «А ну пошел отсюда, окаянный!» - прогоняет от моего окна... страуса! <... > Оказывается, мясо у них диетическое и теперь многие их выращивают (Анонимный автор. Лысая голова) [Там же].

15. Страшилки-пародии, своего рода «анекдоты», осмеивающие самые популярные сюжеты крипи [10].

одним из самых эффективных способов испугать читателя является выбор места, в котором развиваются события крипи-истории. При всем обилии вариаций можно выделить некоторые закономерности.

Если мы обратимся к поэтике классической литературы хоррора, то обнаружим, что выбор писателем места действия чаще всего обусловлен стремлением поместить и без того напуганного человека в небольшое пространство [6, с. 58]. Это справедливо и для подавляющего большинства текстов крипи.

Их действие обычно происходит в замкнутом пространстве - квартире, подвале, в иных замкнутых помещениях. Часто именно ограниченное пространство становится основным фактором, вызывающим страх у читателя: Ген-

ка оглушительно захохотал, затопал ногами и начал колотиться в стенку ванны с той стороны, где не было кафельной стены. Стенка завибрировала от пола до потолка, ванна наполнилась эхом его бешеного смеха. Стенка ванны не была миражом или галлюцинацией. Просто совершенно обычная стенка необычной высоты. Снаружи раздался крик. Генка отшатнулся к противоположной стенке и прислонился к ней спиной, не обращая внимания на холодный металл. Крик был вроде бы даже человеческим, не мужской и не женский, заунывный и протяжный. Генка запоздало понял: он вообще зря предполагает, что обстановка за краем ванны так же похожа на его квартиру, как лампочка на потолке. Нет никаких гарантий, что там есть коридор. Или люди. Или вообще что-то похожее на привычный ему мир. Шуметь расхотелось. Генка опустился на влажное дно ванны. Все еще втайне надеясь, что вот-вот проснется, начал негромко читать вслух молитву, на всякий случай еще раз закрыв глаза (Шуоко. Высокая ванна) [11].

Малое замкнутое пространство воспринимается человеком как опасное, невозможность выхода из него вызывает чувства страха и обреченности. При этом действие большинства текстов крипи происходит в знакомой и привычной читателю обстановке, однако в ней или с ней могут происходить самые разнообразные жуткие необъяснимые метаморфозы. Так, в процитированном выше тексте герой не попадает в изначально враждебное пространство - его квартиру делает таковым некое передавшееся ему проклятие.

Коммуникативная роль пространства кри-пи заключается в стремлении погрузить читателя в ситуацию саспенса - «особого психологического состояния, связанного с неотвратимой, но при этом неопределенной угрозой, мучительной неизвестностью относительно сущности, размера и формы нависшей над человеком опасности. <...> Наглядное, неотвратимое, буквальное изображение ужасного никогда не сравнится по своему воздействию с ужасами воображаемыми или подразумеваемыми» [14, с. 44-45] (ср.: [2]).

Отметим, что размеры пространств, в которых развивается действие, могут варьироваться от крохотной комнаты в подвале до целого зловещего города. Однако важно ощущение замкнутости и ограниченности - даже если герой может перемещаться, нечто пугающее продолжает его преследовать. В подобных текстах само окружающее пространство

таит в себе опасность, герой не может убежать или спрятаться:

Второй этаж! Двустворчатая дверь заперта изнутри. Вот заразы! Третий - на лестницах никого. Ручки массивных створок перетянуты цепью с сарайным замком. Мало беспокоясь о последствиях прыжка с четвертого этажа, пусть и в кусты, Паша влетел туда, чуть не расколол лоб о косяк низкого проема - открыто! - и, дико и коротко возликовав, в злом недоумении сгорбился. Прислушался - обычный ребячий гомон. Мелкота. Как и сам коридор, стены которого едва поднимались выше полутора метров. Желтенькие, картинки на них. Неважно, завалиться в первый попавшийся класс, а там... За углом открылся обычный, не считая давящего в плечи потолка, зал с десятком дверей. Пол покрывали расчерченные цветными красками дорожки со сплошными и пунктирными полосами, «кармашками» и «зебрами». <...> Помещение кишело детьми начальной школы - шумными, мелкими, частью в знакомом синем, частью просто в виде «белый верх, темный низ». <... > Одна вереница энергично пела:

- Будем шагом мы ходить! Кто не хочет -тех убить! (Novomestskii. Гимназия) [11].

В крипи, в отличие от традиционных страшных нарративов, нет четко выраженной оппозиции между «своим» и «чужим» пространством - зло может таиться в привычной обстановке, нередко его навлекают на себя сами герои. Характерные для классической литературы хоррора пространства «страшного», например темные подземелья, нередко становятся тоннелями метро или подвалами зданий, а руины замков - заброшенными строениями. Авторы выбирают место действия, которое современный читатель хорошо себе представляет, и наделяют его качествами «чужого» опасного пространства. Ему может быть придан и «неестественный» характер:

А потом земля вдруг выскользнула из-под ног, и Тая во весь рост растянулась на гладком белом полу. Она заморгала, как будто просыпаясь, и поняла, что вокруг светло.

Она оказалась в тоннеле, но уже в другом. Этот был низким - она могла бы достать руками до потолка, - белым и ослепительно чистым, словно в больнице. Сидя на пятках, Тая оглянулась: по безупречному полу неряшливой цепочкой тянулись за угол ее собственные следы. Она поскользнулась на луже воды, которая натекла с ее юбки.

Тая встала, морщась от боли в разбитой коленке (Натанариэль Лиат. Быть гладу и мору) [11].

«Чужое» в буквальном смысле пространство крипи-историй выделяется в отдельную «туристическую» категорию. Жуткие события происходят с героями, уехавшими в незнакомую им местность (например, другую страну), где они по незнанию сталкиваются с чем-то страшным:

Искать что-нибудь еще у нее не было ни сил, ни желания. В ответ на ее предложение Леша лишь кивнул. Прежде чем выдвинуться, Аня вскинула голову и посмотрела на Черную башню. На миг строение показалось ей действительно черным - обугленным; на расположенных у самого верха часах почему-то не было стрелок.

Не стоило сюда ехать. Слишком много неудач за такой короткий промежуток времени... Дома вдоль улицы больше не казались фигурками с торта - они теснились, словно сдавливали мостовую. Аня заметила, что на фасадах большинства из них есть рамки замысловатой формы - и в основном они заполнены странными символами (Louisian. Блудный камень) [Там же].

Однако не теряют актуальности для авторов крипи-текстов и традиционно враждебные для человека пространства - так, на «Мрако-педии» существует отдельная категория историй, действие которых происходит в лесу, и к ней относится 509 историй.

Совершенно новой пространственной моделью «страшного» становится в поэтике сетевой словесности Интернет. Именно там обитает некое сверхъестественное зло, которое связывается с героем и проникает в реальный мир, каким-либо образом вредя человеку:

Однажды мне было скучно, и я решил поискать свое имя в Google. У меня довольно редкое имя, так что я не ожидал найти много результатов. Представьте, как я был удивлен, когда наткнулся на сайт, который полностью повторял мое имя в домене. ШШШ.(мое имя).СОМ Когда я нажал на ссылку, она привела меня на гостевую страницу. Я посмотрел на профиль владельца сайта и выяснил, что этому человеку столько же лет, сколько и мне, и него те же увлечения, что и у меня. Никаких постов на главной странице не было, но я был заинтригован и сохранил сайт в избранном.

Я снова зашел на этот сайт примерно через месяц. На этот раз контента в нем прибавилось. Это были дневниковые записи, в основ-

ном описание, что происходило днем, например: «сегодня была хорошая погода», или «Я уже скучаю по работе». И тому подобное.

Тем не менее, по прошествии времени, я стал замечать все больше и больше совпадений. Человек жил в том же городе, что и я. Мне показалось довольно странным, что два человека, у которых такое редкое имя, могут жить в одном городе в одно и то же время (Анонимный автор. Не гуглите себя) [11].

Так, Сеть приобретает свойства «чужого», враждебного пространства, становится неконтролируемым источником зла.

Пространственная организация текста кри-пи - не единственный способ испугать читателя. Не менее важен выбор главного действующего лица истории. Герои крипи-текстов имеют свои неповторимые особенности. На наш взгляд, между характерами персонажей и обстоятельствами, в которые они попадают, существует определенная связь.

Чаще всего основное действующее лицо -жертва пугающих обстоятельств, зачастую мистического толка. объясняется это основной целью крипи - напугать читателя, вызвать у него психологический дискомфорт и страх. Ведь читатель с наибольшей вероятностью будет отождествлять себя с главным героем, благодаря чему усилится пугающий эффект текста. Впрочем, не всегда персонажи крипи - хорошие люди, которым хочется сопереживать: главным героем вполне может стать негодяй (в таком случае в истории ведущим часто становится мотив отмщения) или просто неприятный человек. В таких случаях пугающего эффекта автор будет добиваться иными средствами. Что касается новаций в изображении героев, следует отметить, на наш взгляд, несколько нарративных приемов, связанных с образом рассказчика. один из них - перераспределение ролей между жертвой и мистическим существом, которое считает опасным монстром девочку, живущую в комнате за дверью. Повествование ведется от лица этого иномирного существа: Больше нет сил ждать, монстр лег спать, а я чутко слежу за ним через щель под дверью. Я уже давно не открывал ее, не знаю, что за ней происходит, но в комнате тихо, надеюсь, стражник заснул. Прощай, моя тюрьма, сумрак темницы, тюремщики и скудная пища, я не вернусь, пусть меня лучше убьют, а еще лучше я сам попытаюсь прикончить монстра, столько лет стерегущего меня за дверью, моя раненая душа требует отмщения! (Pirania_kate. Я тебя вижу) [16]. По ходу повествования страх нарастает, и лишь в финале

раскрывается истинное положение вещей. Это придает крипи-истории полуанекдотический характер, напоминающий комические развязки антистрашилок школьного фольклора.

Еще один тип повествования - истории, написанные от лица второстепенных персонажей (например, опасающихся жуткого существа и потому отказывающихся помочь его жертвам):

- Приезжим здесь не место, - грубо бросаю я, демонстративно опустив задвижку.

- Нам нужна помощь! Вы разве не понимаете?! - снова колотят в стекло. Того и гляди, треснет. - Пожалуйста!

- Собаку спущу, - предупреждаю я. Вот уж глупости - Германа я туда ни за что не выпущу.

<...> Девчонка уже просто рыдает, размазывает остатки косметики по серому личику. Бесцветному - через недельку такие же бесцветные плакаты с бессменным «Пропала» и неуместной улыбкой на фотографии будут украшать автобусную станцию.

Помочь им нельзя. Даже думать о том, чтобы кому-то из них помогать, - мысль опасная. <...> Здесь то же самое - только сделаешь себе больно своей беспомощностью. Или даже «заразишься» - говорят, бывали случаи, когда Он убивал местных (Черный Дракон. Кошатница) [16].

Одним из популярных сюжетных мотивов крипи является метаморфоза главного героя, становящегося опасным чудовищем. Этот мотив восходит к богатой фольклорной и литературной традиции (ср. превращения нечистой силы в фольклоре, героев М. Шелли, Н. Гоголя, Ф. Кафки и др.): До утра Марина ползала по стенам. Утренний солнечный свет зудел на коже, она спаслась от него в углу спальни между двумя стенами и потолком, занавесившись волосами. К полудню солнце добралось и туда. Через стену от Марины был ее чулан. За другой стеной - соседняя квартира. Дверка приоткрылась, и белесая рука снова потянулась наружу. <...> Внутри стена была пористой, губчатой и смутно пахла мышами. Пятно все же оказалось мало, и тазовые кости хрустнули, выворачивая правую ногу коленом назад. Впрочем, отталкиваться ей стало удобнее (Анонимный автор. Щепка) [Там же].

Возвращаясь к типологии героев крипи, следует обратить внимание на их возрастные характеристики. Наиболее распространен следующий тип героя крипипаст: молодой горожанин, зачастую небогатый и одинокий - у него мало или вовсе нет друзей, пары, семья

осталась далеко. Он обычно живет на съемной квартире, довольно замкнут.

Вероятно, подобный образ персонажа связан с типичным представлением о посетителе имиджборда - сайта, где, как упоминалось ранее, зародились крипи. Такого рода герой предрасположен к контактам с паранормальным. Поскольку он одинок, ему легче заметить какие-либо странности в жилище или другом месте, где он оказывается.

Некоторые герои даже сами ищут встречи со сверхъестественным. Столкнувшись с чем-то странным, такие персонажи начинают исследовать это явление, стремятся войти с ним в контакт, а не сбежать. Иногда им могут помогать друзья. Нередко они попросту не осознают всей опасности, с которой им предстоит столкнуться из-за своего любопытства:

Раздевшись и приняв горячий душ, я уселся за книгу. <...> Когда до меня дошло, что в том окне солнце, не знаю. Полчаса? Час? Я вскочил, будто ужаленный, и тупо уставился на залитый солнечным светом дворик снаружи. Неужели дождь так быстро кончился? Несколько обескураженный, я подошел к остальным окнам. Дождь и тучи. <...> Я судорожно обдумывал действия. Поделиться находкой? Но с кем? <...> Расхаживая по квартире, я взвешивал все за и против варианта рассказать знакомым. В конце концов, я решил, что лучше провести разведку самому, а потом уже решать, что делать дальше.

Следующая неделя ушла на подготовку. <...> Исследование я решил начать с самого простого - спуска. <...> Стол я отодвинул в сторону, тросы закрепил в нескольких местах, на случай, если хоть один узел не выдержит - остальные подстрахуют (Vivisector. Окно наружу) [11].

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Среди героев крипи весьма широко представлена такая возрастная категория, как дети. Чаще всего это образ маленькой девочки, восходящий к поэтике постфольклорного жанра детских страшилок:

Она вскочила с кровати, надела тапочки и в одной ночной рубашке подбежала к двери. Посмотрев в глазок, она увидела лицо своего отца.

- Подожди, сейчас открою, - сказала она, откинула засов и уже собиралась открыть дверь, но в последний момент остановилась и снова посмотрела в глазок. Что-то в выражении лица ее отца было не так. <...>

Она вернула засов на место. Звонок продолжал издавать трель. <... >

Девочка осторожно открыла дверь и закричала. Отрубленная голова ее отца была прибита к двери гвоздем на уровне глазка.

На дверной звонок была прикреплена записка, в которой было всего два слова: «Умная девочка» (Анонимный автор. Умная девочка) [16].

Для таких рассказов характерна сюжетно-композиционная схема, присущая фольклорным и литературным детским страшилкам [3]. Подобные тексты считаются классикой крипи, хотя уже не пугают по-настоящему повзрослевших читателей современных крипи-исто-рий, жаждущих новых, более «острых» приемов и форм воздействия страшного.

Часто крипипасты, в которых действующим лицом выступает ребенок, подаются как детские воспоминания. однако рассказчик не вполне уверен, что точно помнит события многолетней давности, в его повествовании грань между реальностью и сном может быть размыта.

Если персонаж-взрослый в определенных текстах может противостоять злой силе (хотя так происходит и не всегда), то герой-ребенок беспомощен в значительном количестве сюжетов. Так, дети не могут сопротивляться реальным опасностям и часто остаются со сверхъестественным явлением один на один. они не пытаются рассказать о происходящем взрослым, ибо те им заведомо не поверят. Благодаря этому повествование приобретает особую тревожность, обозначенную нами как «саспенс». Читателям, вероятно, легче ассоциировать себя со взрослым героем, но при этом герой-ребенок кажется им более уязвимым, из-за чего увеличивается напряжение: персонаж не может сражаться с опасностью в полную силу.

Сверхъестественная опасность может настигнуть любого персонажа - и искателя острых ощущений, и рядового обывателя. Некоторые тексты «записываются с чужих слов» со ссылкой на свидетеля: в таких случаях рассказчик представлен опосредованно. Подобные истории повествуют о событиях прошлого, случившихся с родственниками и знакомыми повествователя, живущими в деревнях, небольших провинциальных городках, других отдаленных местах. Этим они напоминают былички и бывальщины.

Однако крипи как жанр сетевой словесности принципиально отличаются от них способом коммуникации между рассказчиком и его читательской аудиторией. Желая повысить рейтинг своих историй на сайте, который

определяется количеством обращений читателей к определенному тексту, их комментариев и рецензий, автор «волей-неволей включается в активный процесс литературного общения, взаимного чтения, взаимного рецензирования и так далее, и так далее» [15]. Диалогический характер отношений между автором и читателем в Сети типологически родственен процессу текстопорождения в фольклоре.

Стоит отметить, что на популярность тех или иных историй определенным образом влияет участие автора в активности сообщества (так происходит на портале «Мракопедия - энциклопедия ужасов»). На сайте проходят литературные турниры, призванные пополнить его архив новыми «страшными» историями и стимулировать активность читателей и комментаторов. Благодаря участию в конкурсах авторы могут обратить на себя внимание дополнительной аудитории и в случае победы приобрести известность и популярность.

Специфика «фольклорности» сетевых произведений резюмируется в научной литературе следующим образом: «Изначально создателем текста в Сети может быть один человек или группа людей, но оседает и развивается в сетевой культуре то, что важно для всего сообщества или то, что имеет "понятную основу", каковой являются традиционные жанры (пословица, поговорка, частушка, анекдот и т. д.). "Фольклорным" в Интернете становится то, что выражает общие интересы сообщества. Авторское произведение, пропущенное через коллективное сознание... начинает жить и развиваться в обществе по законам фольклорных жанров» [4, с. 300].

По формам текстопорождения, жанровому генезису и способам коммуникации авторов и реципиентов «страшных историй» крипи можно рассматривать как явление, пограничное между фольклором и литературой.

Таким образом, специфический набор сюжетных ситуаций, пространственных образов, типология персонажей определяют поэтику страшного в крипи-текстах. Она, в свою очередь, обусловливает специфику коммуникации авторов крипи с читателем. Последний может не только испугаться, но и оставить свой комментарий к тексту или рассказать свою крипи-историю на сходный сюжет. Авторы и читатели словно пытаются превзойти друг друга в степени «страшности» своих историй. Этот своеобразный батл и определяет, по нашему мнению, коммуникативный дискурс жанра.

список литературы

1. Алексеевский М.Д. Интернет в фольклоре или фольклор в Интернете? (Современная фольклористика и виртуальная реальность) // От конгресса к конгрессу. Навстречу Второму Всероссийскому конгрессу фольклористов: сб. материалов. М.: ГРЦРФ, 2010. С. 151-166.

2. Алещенко А.А. Рациональный и эмоциональный аспекты «страшных историй» сетевой словесности // Рациональное и иррациональное в литературе и фольклоре: сб. науч. ст. по итогам X Международной научной конференции «Рациональное и иррациональное в литературе и фольклоре» (Волгоград, 30-31 окт. 2019 г.). Волгоград: Фортесс, 2019. С. 385-393.

3. Гольденберг А.Х., Петренко С.Н. Поэтика страшного в детском фольклоре и современной литературе // III Всероссийский конгресс фольклористов (Москва, 3-7 февраля 2014 г.): сб. науч. ст.: в 5 т. Т. 4: Российская фольклористика в XXI веке. Перспективы развития / сост. В.Е. Добровольская, А.Б. Ипполитова; ред. А.В. Лобанова. М., 2019. С. 369-376.

4. джалилова Н.А. Виртуально-фольклорные формы презентации идентичности в Интернете // Интернет и фольклор: сб. ст. М.: ГРЦРФ, 2009. С. 294-301.

5. Зубченко Ирина. Литература и сетература в Рулинете [Электронный ресурс] // Полярный Вестник. 2007. N° 10. URL: https://docplayer.ru/34024140-Literatura-i-seteratura-v-rulinete.html (дата обращения: 20.06.2020).

6. Колесниченко К.А. Особенности пространственной организации в текстах дискурса страха (на примере рассказов Э. По) [Электронный ресурс] // СтРИЖ. 2018. № 1(18). URL: http://strizh-vspu.ru/files/publics/1518452847.pdf (дата обращения: 20.06.2020).

7. Курганов Е. О необходимости страха // Семиотика страха / сост. Н. Букс, Ф. Конт. М.: Рус. ин-т; Париж: Европа, 2005. С. 36-43.

8. Ланская Ю.С. Американские «Bogus Warnings» («ложные предупреждения об опасности») и российские «письма несчастья» // Интернет и фольклор: сб. ст. М.: ГРЦРФ, 2009. С. 158-169.

9. Лотман Ю.М. О семиотике понятий «стыд» и «страх» в механизме культуры // Его же. Семиосфе-ра. СПб.: Искусство-СПБ, 2004. С. 664-666.

10. Мирвода Т.А. Пародии на крипипасту как составляющая страшного сетевого фольклора // Вестн. Перм. ун-та. Российская и зарубежная филология. 2018. Т. 10. Вып. 3. C. 138-148.

11. Мракопедия - энциклопедия ужасов [Электронный ресурс]. URL: https://mrakopedia.net (дата обращения: 20.06.2020).

12. Петренко С.Н. Пирожки и порошки: сетевая поэзия между фольклором и литературой // Изв.

Волгогр. гос. пед. ун-та. Сер.: Филологические науки. 2014. № 7(92). С. 129-135.

13. Поздеев В.А., Козлов Е.В. Психологическая идентификация автора / исполнителя в фольклорном творчестве: от архаики до фолькнета // Интернет и фольклор: сб. ст. М.: ГРЦРФ, 2009. С. 260-269.

14. Разумовская О. По. Лавкрафт. Кинг: Четыре лекции по литературе ужасов. М.: Группа компаний «РИПОЛ классик» / «Панглосс», 2019.

15. Ракита Ю. «Кремниевый век» сетевой поэзии [Электронный ресурс] // Октябрь, 2003. № 4. URL: https://magazines.gorky.media/october/2003/4/ kremnievyj-vek-setevoj-poezii.html (дата обращения: 20.06.2020).

16. Страшные истории [Электронный ресурс]. URL: http://kriper.net (дата обращения: 20.06.2020).

17. Фролова О.В. Визуальная специфика сетевого анекдота // Традиционная культура. 2007. № 3. С. 30-36.

* * *

1. Alekseevskij M.D. Internet v fol'klore ili fol'k-lor v Internete? (Sovremennaya fol'kloristika i virtual'-naya real'nost') // Ot kongressa k kongressu. Navstre-chu Vtoromu Vserossijskomu kongressu fol'kloris-tov: sb. materialov. M.: GRCRF, 2010. S. 151-166.

2. Aleshchenko A.A. Racional'nyj i emocional'-nyj aspekty «strashnyh istorij» setevoj slovesnosti // Racional'noe i irracional'noe v literature i fol'klore: sb. nauch. st. po itogam X Mezhdunarodnoj nauchnoj konferencii «Racional'noe i irracional'noe v literature i fol'klore» (Volgograd, 30-31 okt. 2019 g.). Volgograd: Fortess, 2019. S. 385-393.

3. Gol'denberg A.H., Petrenko S.N. Poetika strash-nogo v detskom fol'klore i sovremennoj literature // III Vserossijskij kongress fol'kloristov (Moskva, 37 fevralya 2014 g.): sb. nauch. st.: v 5 t. T. 4: Rossij-skaya fol'kloristika v XXI veke. Perspektivy razvitiya / sost. V.E. Dobrovol'skaya, A.B. Ippolitova; red. A.V. Lobanova. M., 2019. S. 369-376.

4. Dzhalilova N.A. Virtual'no-fol'klornye formy prezentacii identichnosti v Internete // Internet i fol'k-lor: sb. st. M.: GRCRF, 2009. S. 294-301.

5. Zubchenko Irina. Literatura i seteratura v Ru-linete [Elektronnyj resurs] // Polyarnyj Vestnik. 2007. № 10. URL: https://docplayer.ru/34024140-Literatu ra-i-seteratura-v-rulinete.html (data obrashcheniya: 20.06.2020).

6. Kolesnichenko K.A. Osobennosti prostranst-vennoj organizacii v tekstah diskursa straha (na pri-mere rasskazov E. Po) [Elektronnyj resurs] // StRIZH. 2018. № 1(18). URL: http://strizh-vspu.ru/files/pub lics/1518452847.pdf (data obrashcheniya: 20.06.2020).

7. Kurganov E. O neobhodimosti straha // Semio-tika straha / sost. N. Buks, F. Kont. M.: Rus. in-t; Parizh: Evropa, 2005. S. 36-43.

8. Lanskaya Yu.S. Amerikanskie «Bogus Warnings» («lozhnye preduprezhdeniya ob opasnosti») i rossijskie «pis'ma neschast'ya» // Internet i fol'klor: sb. st. M.: GRCRF, 2009. S. 158-169.

9. Lotman Yu.M. O semiotike ponyatij «styd» i «strahl) v mekhanizme kul'tury // Ego zhe. Semiosfera. SPb.: Iskusstvo-SPB, 2004. S. 664-666.

10. Mirvoda T.A. Parodii na kripipastu kak so-stavlyayushchaya strashnogo setevogo fol'klora // Vestn. Perm. un-ta. Rossijskaya i zarubezhnaya filo-logiya. 2018. T. 10. Vyp. 3. C. 138-148.

11. Mrakopediya - enciklopediya uzhasov [Elek-tronnyj resurs]. URL: https://mrakopedia.net (data obrashcheniya: 20.06.2020).

12. Petrenko S.N. Pirozhki i poroshki: setevaya poeziya mezhdu fol'klorom i literaturoj // Izv. Volgogr. gos. ped. un-ta. Ser.: Filologicheskie nauki. 2014. № 7(92). S. 129-135.

13. Pozdeev V.A., Kozlov E.V. Psihologicheskaya identifikaciya avtora / ispolnitelya v fol'klornom tvorchestve: ot arhaiki do fol'kneta // Internet i fol'klor: sb. st. M.: GRCRF, 2009. S. 260-269.

14. Razumovskaya O. Po. Lavkraft. King: Chety-re lekcii po literature uzhasov. M.: Gruppa kompanij «RIPOL klassik» / «Pangloss», 2019.

15. Rakita Yu. «Kremnievyj vek» setevoj poezii [Elektronnyj resurs] // Oktyabr', 2003. № 4. URL: https://magazines.gorky.media/october/2003/4/krem nievyj-vek-setevoj-poezii.html (data obrashcheniya: 20.06.2020).

16. Strashnye istorii [Elektronnyj resurs]. URL: http://kriper.net (data obrashcheniya: 20.06.2020).

17. Frolova O.V. Vizual'naya specifika setevogo anekdota // Tradicionnaya kul'tura. 2007. № 3. S. 3036.

Poetics of fearful as the language of communication in network literature

The article deals with the analysis of the poetics of "fearful stories" of the network literature including in the genre paradigm "creepy". There are considered the basic plot situations, the system of spatial images, the narrative techniques, the typology of characters and the correlation of the folklore and literature traditions. There are revealed the specific features of the authors' communication and the recipients of the texts "creepy".

Key words: network literature, Internet folklore, neterature, poetics, fearful, creepy, communication.

(Статья поступила в редакцию 23.07.2020)

а.с. смирнова

(Москва)

м.а. кузмин и его творческий метод на примере перевода поэмы дж.г. байрона «дон жуан»

Рассматриваются особенности переводческого метода М.А. Кузмина на примере поэмы Дж.Г. Байрона «Дон Жуан». Специалистам и квалифицированным читателям предлагается неизвестный перевод поэмы, который на сегодняшний день находится лишь в Российском государственном архиве литературы и искусства. Ставится задача выявить причину, по которой работа М.А. Кузмина не была оценена критиками и осталась неопубликованной.

Ключевые слова: М.А. Кузмин, «Дон Жуан», Дж.Г. Байрон, художественный перевод.

Поэму Дж.Г. Байрона «Дон Жуан» начали переводить с первых публикаций. Наиболее точных и полных поэтических переводов, которые подарил нам XIX в., два - Д.Д. Минаева и П.А. Козлова. Как правило, русский читатель той эпохи знаком с поэмой по переводу П.А. Козлова, имеющему ряд существенных недостатков. Как отметил Д.П. Мирский в рецензии за 15 сентября 1937 г., «перевод Козлова написан хорошими (для своего века) русскими стихами и совершенно понятен, но чудовищно не точен». По мнению Мирского, единственное, что осталось от оригинала, - естественность. Козлов «ослабил сатиру и оскопил политическую страсть», а также не передал ни диапазона стиля, ни его формальных особенностей, в том числе рифм [5].

В 1930 г. издательство Academia поручило перевод выдающемуся поэту, прозаику, критику, драматургу, переводчику и композитору. Таким разносторонним человеком был Михаил Алексеевич Кузмин (1872-1936), первый в России мастер свободного стиха. Его заслуги как литератора и влияние на молодых акмеистов неоспоримы, тогда как принципы перевода всегда вызывали противоречивые отзывы. Так, 12 августа 1934 г. в газете «Правда» появилась статья К.И. Чуковского «Искаженный Шекспир», где перевод «Короля Лира» подвергся резкой критике. По мнению Чуковского, «новый перевод замечателен тем, что в нем

© Смирнова А.С., 2020

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.