CC BY
17
Тотиева А.Н. ©
Кандидат педагогических наук, доцент Северо-Осетинский государственный педагогический институт
ПОЭТИКА РАССКАЗА ГЕРМАНА ГУДИЕВА «ЗАКАДЫЧНЫЙ»
Современной осетинскую литературу невозможно представить без творчества Германа Гудиева, талантливого поэта и писателя, известного как в Осетии, так и далеко за ее пределами. Его многогранное творчество выделяется своей индивидуальностью. Из жизненного опыта, богатого на утраты и приобретения, Герман Гудиев вынес веру в нетленную ценность нравственных постулатов, что и определило его взгляд на роль и назначение искусства.
Однако, несмотря на достаточно широкую известность в литературных кругах, творчество писателя практически не изучено. Можно отметить лишь малочисленные статьи в литературных журналах «Дарьял» и «Слово» (авторы Б. Хозиев и В. Тегкаева) да краткие обзоры творчества писателя, помещенные на местных сайтах к 70-летию со дня его рождения. Предметом анализа стала при этом книга очерков «Вершины», герои которой -известные люди родной писателю Осетии.
Однако в творчестве Гудиева особое место занимают рассказы, разнообразные по тематике и проблематике, несущие определенную систему ценностей и рассчитанные на активный диалог с читателем. И именно поэтика текста позволяет читателю глубже понять художественный текст.
Существенным параметром поэтики художественного текста является его жанровая оформленность. С точки зрения М.М. Бахтина, жанр как «устойчивый тип высказывания» характеризуется тремя неразрывно связанными друг с другом составляющими: «тематическим содержанием», «стилем» и «композиционным построением» [2, с. 428]. Жанрово-стилевые особенности текста подготавливают читателя к восприятию содержания, заключенного в нем.
Рассмотрим жанровые особенности рассказа Г. Гудиева «Закадычный» - именно так определяется автором жанр анализируемого эпического текста.
В основе сюжета рассказа - вполне обычная бытовая ситуация, которая неожиданно перерастает в конфликт: Беки посылает внука за своим закадычным другом Шардо, работающим на мясокомбинате убойщиком, чтобы тот заколол борова. Однако поединок между носившимся по двору боровом и размахивающим холодным оружием Шардо закончился курьезно: «Надо же было бабушке, оттеснив от двери меня и деда, понести на кухню полупустую сковородку, тарелки и прочее, что она сняла с недавно накрытого ею стола. Нести все это надо было наискосок, через двор... Не обращая внимания на Шардо и его борова, она проплыла к двери кухни, и, когда уже взялась за ручку, что-то толкнуло ее в ноги - это был взмыленный боров. Через мгновение что-то сверкнуло, рванув край ее платья. а сама она упала, пригвожденная оружием Шардо к двери кухни.К счастью, пикой Шардо пробил только ткань широкого сатинового платья бабушки, и все обошлось испугом, но это стало известно потом, через минуту.» [3, с. 73].
Больше месяца друзья не разговаривали, посылая проклятья в адрес друг друга. Но вот пришел праздник Уацилла, почитаемого осетинами святого (в русском пантеоне это святой Илья - грозовое божество, покровитель урожая), и друзья, встретившись на празднике, помирились.
«Содержание литературно-художественного произведения, особенности его сюжета, индивидуального стиля автора во многом определяют выбор речевых жанров и их комбинаторику в условиях литературно-художественной композиции» [2, с. 87].
© Тотиева А.Н., 2016 г.
Повествование ведется от лица автора-рассказчика, очевидца и участника описываемых событий, и представлено ретроспективно - это ностальгический экскурс в далекое детство. В авторской речи доминирует информативный речевой жанр в двух его разновидностях: речевой жанр повествования (сообщения) и описания. Уже в начале рассказа определяется его смысловая доминанта, отсылающая читателя к заглавию и представляющая собой сообщение: «Был у моего деда, Беки, друг Шардо. Я был тогда маленький и не знал, где и когда они познакомились, но судя по тому, как часто встречались мой дед и Шардо - друзья они были закадычные». И в этом же абзаце дается колоритное и довольно подробное описание внешности Шардо, содержащее экспрессивно-оценочную лексику: «Вот вам его портрет: коротышка, в дрянных коротких сапогах, в неимоверно широком галифе из темно-синего, замызганного жиром шевиота и зеленой гимнастерке с двумя карманами, перехваченной широченным поясом...без ягодиц, но с огромным животом и короткими култышками рук, заросших ржавой, крючковатой до безобразия щетиной.с круглой, как шар, лысой головой...без шеи, с покатыми узкими плечами...Портрет завершают мелкие, хитрющие, как буравчики, глаза и чувственный безобразный рот, набитый желтым ломом зубов. Вечно небритый, подобострастный льстец и мнимо-обидчивый собутыльник, он почему-то был незаменим на поминках и пирушках» [3, с.70]. (Курсив мой - А.Т.).
Описывая Шардо, автор прямо отсылает читателя к литературной аллюзии: «Шардо, при всем моем к нему уважении, как к другу деда, был потешным, если не комичным. Во всяком случае, живи он сейчас и будь хоть свинопасом, я бы пригласил его на роль Санчо Пансы без грима, драпировки и актерского мастерства» [3, с. 70]. Сравнение героя рассказа с известным персонажем романа Сервантеса «Дон Кихот» настраивает читателя на комическое продолжение событий. И, действительно, «поединок» Шардо с боровом описан с юмором, граничащим с иронией: «Боров выскочил во двор с прытью самого Шардо, остановился как вкопанный, опустил башку и, шевеля пятачком, уставился на незнакомца - чем-то они были похожи.Мгновение и жертва, и палач пристально изучали друг друга. Увидев в руках Шардо нечто похожее на короткую пику, боров понял, что пахнет керосином, и, когда Шардо с улыбкой доморощенного дьявола короткими шажками приблизился к нему, чтобы занять удобную позицию - боров стал носиться по двору, как неуправляемая торпеда.» [3, с. 72]. Комически и завершается «поединок»: Шардо промахнулся и едва не заколол жену своего друга.
Другое, довольно пространное описание дается в конце рассказа - Беки готовится к празднику Уацилла, и оно контрастирует с приведенным выше описанием Шардо: «Брился дед долго, с трудом выбривая те места, где бессилен даже «золинген», а места эти, острый кадык и впадины на шее; кожа в этих местах была у него дряблой, а щетина жестче, чем на щеках и щербленном подбородке.Побрившись и умывшись прямо под краном, он затребовал все свежее и, в конце концов, свой парадный костюм. Костюм, собственно, -сапоги, галифе, рубаха, пояс. Но сапоги - хромовые, с белой оторочкой на кромке подошвы, галифе из бостона, рубаха - из плотной тонкой шерсти...» [3, с. 74]. (Курсив мой - А.Т.). Оно не случайно подробно и пафосно, поскольку демонстрирует «значимость внешних манифестаций человеком своего identity. Для кавказца существенным является язык жестов, осанки, мимики, походки, одежды, поведения в целом. Он должен «выглядеть достойно», так как эта манифестация позволяет символизировать и узнавать, какому репертуару правильных отношений в данной ситуации надлежит обыгрываться. Внутренняя духовная высота, достоинство или состоятельность должны включать определенные параметры внешнего вида - от костюма до осанки. Внешний вид обозначает внутренний вид, подтверждает его содержание» [6]. И автор-рассказчик не столько стремится к достоверности изображаемого, характерной для данного рассказа (как и для автобиографической прозы в целом), сколько к оценке событий и выражению собственных эмоций. Средством их трансляции и являются колоритные и контрастные описания героев рассказа.
Есть в тексте и прямые оценки персонажей. Так, описание Шардо заканчивается словами: «Но в принципе это был добродушный малый и очень добрый ко мне.» [3, с. 70]. «Вид у него был потрясающий, во всяком случае, для нас с бабушкой - ведь он был нам родным!» [3, с. 74] - это слова повествователя о Беки. Как видим, Я повествователя выступает как субъект речи, повествование ведется от первого лица. Ему присуща «особая субъективность, основанная на актуализации тождества системы оценок повествователя и автора, четкая фиксация пространственно-временной позиции повествователя (рассказчика)» [5, с. 33].
Речевой жанр диалога, в отличие от информации и описания, представлен в рассказе всего лишь несколькими репликами, сопровождаемыми повествованием автора-рассказчика и имеющими чисто бытовой характер. Диалог представлен в вопросно-ответной форме - это разговор Беки с Шардо перед «поединком» с боровом. Немногочисленные реплики в форме прямой речи также включаются в повествование и играют связующую роль в фабуле рассказа.
Особого внимания в рассказе заслуживает речевой жанр ссоры, ибо в нем представлены выразительные речевые формулы, в которых зафиксирован специфический коммуникативный стиль как доминирующий компонент осетинского менталитета: «На следующий день дед послал меня к Шардо и сказал, чтобы он, Шардо, пришел к нам, но, когда я пришел к Шардо, он, взвизгнув, закричал, что ноги его не будет в нашем доме, что дед мой подлец и весь наш род проклятый и еще чего-то такое, чего я уже не слышал, - меня ветром унесло домой, и я, как мог, пересказал все деду. Дед слушал меня с высокомерием оскорбленной невинности, вздрагивал от каждого моего слова и вдруг разразился такой бранью в адрес Шардо и его близких, и дальних, что мне показалось, его хватит удар.» [3, с. 73 - 74] (Курсив мой - А.Т.). «Интересно заметить, что формулы речевого этикета -устойчивые проклятия - широко представлены в речедеятельности осетин» [4, с. 20 - 21]. Однако в этих речевых формулах заключена не столько личная неприязнь персонажей, сколько следование вековому адату (своеобразному кодексу, регламентирующему общение), ставшему культурной традицией родового уклада горцев, устойчивого и консервативного. И финал рассказа свидетельствует об этом: закадычные друзья возвращаются с праздника Уацилла в дом Беки, чтобы продолжить застолье. «Обрывки фраз, доносившиеся до меня, звучали приблизительно так: «Ну, что ты, дорогой Шардо.», «Конечно, Беки, ты прав.», «Садись, Шардо, садись.», «Сажусь, мой брат, сажусь.» [3, с. 75].
Говоря о поэтике рассказа, следует отметить особенности композиции: события сюжета линейно располагаются в прямой хронологической последовательности. Вместе с тем особую роль играет прием противопоставления в описании внешности персонажей, имеющий эмоционально-оценочную окраску, о чем подробно было сказано выше, и прием обрамления. В начале рассказа повествователь акцентирует внимание читателя на субъективности повествования, на том, что это рассказ - воспоминание: «Я тогда был маленький и не знал, где и когда они познакомились, но судя по тому, как часто встречались мой дед и Шардо - друзья они были закадычные» [3, с. 70]. И в конце текста: «Я уже спал. А друзья пили и смотрели друг другу в глаза так же прямо, как прямо сошлись дороги их сердец.Где и когда, я не знал, я был маленький.» [3, с. 75].
Ядро эмотивного содержания текста представляет собой переплетение диктально-эмотивных смыслов (уровень персонажей) и модально-эмотивных (уровень авторского сознания). Бинарная эмотивность содержания обусловлена и функционально, поскольку представляет собой интерпретацию мира человеческих эмоций и оценку этого мира с позиции автора. Эмоции персонажей изображаются как особая психическая реальность, изменяющаяся по мере развития сюжета и отражающая их внутренний мир.
Можно с уверенностью сказать, что в рассказе преобладает юмористический пафос, и сам рассказ по жанру - юмористический, а жанрово-стилевые особенности текста подготавливают читателя к восприятию содержания, заключенного в нем.
Литература
1. Бабенко Л.Г. Филологический анализ текста. Основы теории, принципы и аспекты анализа: Учебник для вузов. - М.: Академический проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2004, 464 с. -С.87.
2. Бахтин М.М. Литературно-критические статьи. - М., 1986. - С. 428.
3. Гудиев Г.Г.: Закадычный //Дарьял, № 3. 2000. - С. 73.
4. Дзусова Б.Т. Национальный речевой этикет - важный компонент духовной культуры осетин: Монография. - Владикавказ: Издательство СОГНИ, 2009. - 106 с. - С. 20-21.
5. Николина Н.А. Филологический анализ текста: Учеб. Пособие для студ. высш. пед.учеб.заведений. - М.: Издательский центр «Академия», 2003. - 256 с. - С. 33.
6. Цуциев А.А. Русские и кавказцы: очерк незеркальной неприязни. http://www.iriston.com/nogbon/ news.php?newsid=925 [Электронный ресурс. Дата обращения - 04.02.2015.]
