CC BY
47
«парализовать» отношения. Данная метафора также выполняет моделирующую функцию, с помощью которой становится понятна суть взаимоотношений и имеющихся в них сложностях.
Концептуальная сфера «Театр» включает 2 метафоры: Noting how others behave may ...broaden your repertoire [5, с. 192] - способы взаимодействия с людьми, по мнению авторов, подобны театральному репертуару, который может быть шире, если вы знаете собеседника; to develop a sense of my emotional and sensory repertoire [5, с. 49] - чтобы развить эмоциональный и чувственный репертуар с собеседниками, человеку нужно каждый день делать небольшие шаги. Функция данной метафоры - прагматическая, автор пытается побудить к расширению эмоционального репертуара.
Концептуальная сфера «Покупки» охватывает 4 метафоры, которые выполняют моделирующую функцию. Используя их, автор пытается сказать, что взаимоотношения между людьми принимают форму рыночных отношений: отношения можно «купить», либо в каких-то случаях они не продаются из принципа: they can «buy» a good relationship [5, с. 20], a good working relationship is not for sale [5, с. 20], to buy relationship rather than build them [5, с. 21], high moral content of the guidelines is a bonus [5, с. 38].
Антропоморфная метафора выполняет когнитивную функцию. С помощью антропоморфной метафоры автор говорит о значимости эмоций и коммуникации для человека: 1) To put ourselves into the emotional «skin» of another person [5, с. 59] - поместить себя в эмоциональную «кожу» другого человека; 2) communication is the lifeblood [5, с. 106] - коммуникация - это жизненно важная кровь; 3) bury my feelings [5, с. 54] - похоронить мои чувства.
Произведение «Переговоры без поражения. Гарвардский метод» (Р. Фишер, У. Юри, Б. Паттон, 2006) также изобилует случаями, в которых встречается метафора «война», выполняющая моделирующую функцию. Наиболее частотны концептуальная сфера «Война» и «Игра, спорт».
Концептуальная сфера «Война». Мы встречаем метафоры данной концептуальной сферы на протяжении всего произведения, где жесткие споры сравниваются с войной: мозговой штурм [6, с. 12, 15, 108, 116, 117, 119, 246, 299], не доводя дело до войны [6, с. 11], позиционная война может затруднить переговоры [6, с. 24], боевой клич ... превращает вполне мирные переговоры в священную войну за убеждения [6, с. 156].
При описании взаимоотношений между людьми мы встречаем такие военные понятия, как битва, тактика, угроза, стратегия, атака, щит, противник: стандартные стратегии изматывают участников [6, с. 17], ...чемяростнее защищаете ее от нападок другой стороны [6, с. 23], отстаивание своих позиций превращается в борьбу самолюбий [6, с. 26], задача... превращается в настоящую битву [6, с. 26], он почувствует исходящую от вас угрозу [6, с. 56], тактика спасения лица заключается в том, чтобы... [6, с. 60], стороны могут оказаться более готовыми к битвам [6, с. 61], не вызовете с их стороны
Библиографический список
оборонительной реакции [6, с. 72], воспринимают друг друга как личных врагов [6, с. 74], заложники являются живым щитом [6, с. 85], ваша атака на проблему покажется другой стороне угрожающей ее интересам [6, с. 99], основное правило подобной тактики [6, с. 109], одна идея стимулирует другую, подобно тому, как одна петарда взрывается от другой [6, с. 109], такая тактика помогает находить новые ходы [6, с. 141], постоянная борьба за доминирование угрожает отношениям между участниками [6, с. 146], он отверг возможность каких-либо угроз ей лично [6, с. 201], отражает атаку [6, с. 204], женщина займет оборонительную позицию [6, с. 206], расценив их как вербальную атаку [6, с. 207], приверженность человека к стратегии [6, с. 211], существует множество тактик и уловок [6, с. 217], психологическая война и позиционное давление [6, с. 222], своевременное распознавание тактики [6, с. 228], угрозы -одна из наиболее неприятных тактик [6, с. 230], каждая из сторон видит в противнике «врага» [6, с. 247], стратегия зависит от подготовки [6, с. 279], формулируйте то, чего вы хотите от противника [6, с. 306],
Концептуальная сфера «Игра, спорт» представлена в следующих случаях: деликатная переговорная игра [6, с. 29], ...делает вас уязвимым перед тем, кто ведет жесткую игру [6, с. 29], переговорная игра всегда ведется на двух уровнях [6, с. 34], . когда многое поставлено на кон [6, с. 34], . измените игру - обсудите сущность проблемы [6, с. 36], шахматы кажутся игрой с нулевой суммой [6, с. 126], ... вспомним для примера то, как делят пирог дети [6,с. 151], ... обаучастникаподобного«розыгрыша»находились вравныхусловиях [6, с. 152], ... использование переговорного джиу-джитсу [6, с. 181, 183], разговоры об интересах могут быть разумной игрой [6, с. 181], вы увидите, как можно изменить характер игры, просто начав играть по-новому [6, с. 198]; Миссис Джонс отвергает идею переговоров.называя ее шарадой [6, с. 204], ... он раскрывает свои карты [6, с. 204]; Тернбулл начал игру на сотрудничество [6, с. 209], . мы с тобой играем в игру «хороший парень - плохой парень» [6, с. 219].
Антропоморфная метафора выполняет когнитивную функцию в следующих контекстах: метод жесток по отношению к ... вопросам, но «деликатен» к людям [6, с. 18], подозрения становятся второй натурой [6, с. 53].
Таким образом, количественный анализ показал, что в научно-популярном дискурсе социальной психологии преобладают социоморфные метафоры, моделирующие отношения людей, что объясняется спецификой данной науки, которая находится на стыке психологии и социологии, и предметом ее изучения -деятельность человека в обществе. Взаимодействие между людьми воспринимается как война, болезнь, игра, спорт, театр, и в большинстве случаев данная метафора выполняет моделирующую функцию. Антропоморфная метафора, встречающаяся в этом типе дискурса, выполняет когнитивную функцию, с помощью которой передаются индивидуальные характеристики человека - перцепция, чувства и эмоции.
1. Чудинов А.П. Россия в метафорическом зеркале: когнитивное исследование политической метафоры: учебное пособие. Екатеринбург: Издательство УрГПУ 2001.
2. Lewis H. Body Language. A Guide for Professionals. Third Revised Edition. New Dehli, 2012.
3. Резанова З.И., Абрамова А.А. Антропоморфная метафорическая интерпретация концептуальной сферы «средства передвижения» (степень метафоричности концептуальной сферы и продуктивность метафорической модели). Вестник Томского государственного университета. Филология. 2014; № 3 (29): 60 - 73.
4. Аржанова И.А. Функции антропоморфной метафоры в англоязычном экономическом дискурсе. Известия ВГПУ. Филологические науки. Языкознание. 2019; № 6: 161 - 164. Available at: https://cyberleninka.rU/article/n/funktsii-antropomorfnoy-metafory-v-angloyazychnom-ekonomicheskom-diskurse
5. Fisher R., Brown S. Getting Together. Building a relationship that gets to YES. Boston, Massachusetts, 1988.
6. Фишер Р, Юри У, Паттон Б. Переговоры без поражения. Гарвардский метод. Москва: Издательство Эксмо, 2006.
References
1. Chudinov A.P. Rossiya v metaforicheskomzerkale: kognitivnoe issledovaniepoliticheskojmetafory: uchebnoe posobie. Ekaterinburg: Izdatel'stvo UrGPU, 2001.
2. Lewis H. Body Language. A Guide for Professionals. Third Revised Edition. New Dehli, 2012.
3. Rezanova Z.I., Abramova A.A. Antropomorfnaya metaforicheskaya interpretaciya konceptual'noj sfery «sredstva peredvizheniya» (stepen' metaforichnosti konceptual'noj sfery i produktivnost' metaforicheskoj modeli). Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Filologiya. 2014; № 3 (29): 60 - 73.
4. Arzhanova I.A. Funkcii antropomorfnoj metafory v angloyazychnom 'ekonomicheskom diskurse. Izvestiya VGPU. Filologicheskie nauki. Yazykoznanie. 2019; № 6: 161 - 164. Available at: https://cyberleninka.ru/article/n/funktsii-antropomorfnoy-metafory-v-angloyazychnom-ekonomicheskom-diskurse
5. Fisher R., Brown S. Getting Together. Building a relationship that gets to YES. Boston, Massachusetts, 1988.
6. Fisher R., Yuri U., Patton B. Peregovory bezporazheniya. Garvardskijmetod. Moskva: Izdatel'stvo 'Eksmo, 2006.
Статья поступила в редакцию 05.08.20
УДК 82
Abieva N.M., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Altai State Medical University (Barnaul, Russia), E-mail: aceloti@yandex.ru
POETICS OF COSTUME IN THE TEXTS OF A.P. CHEKHOV AND S.D. DOVLATOV. The article is based on the material of early prose by A.P. Chekhov ("In the car", 1881) and S.D. Dovlatov ("Nomenclature half-boots", 1986). The work examines some aspects of the poetics of writers, in particularly the costume code. The choice of this aspect of poetics is due to the relatively small number of existing works in literary studies on the poetics of costume. The author of the article, analyzing costume details, comes to the conclusion that the basis of the comic in the prose of early Chekhov and in the stories of the collection "Suitcase" by Sergei Dovlatov is a detail of the costume, which becomes the basis of anecdotal plot, and also performs a leitmotif function. Motivational analysis of the text of stories helps to identify similarities in the principles of construction of the prose text of the authors, reflects the aesthetic preferences of each author. The mythopoetic approach reveals similarities in the aesthetic views of the two authors.
Key words: poetics, costume code, detail, leitmotif, motive, plot.
Н.М. Абиева, доц., Алтайский государственный медицинский университет, г. Барнаул, E-mail: aceloti@yandex.ru
ПОЭТИКА КОСТЮМА В ТЕКСТАХ А.П. ЧЕХОВА И С.Д. ДОВЛАТОВА
В статье на материале ранней прозы А.П. Чехова («В вагоне», 1881) и С.Д. Довлатова («Номенклатурные полуботинки», 1986) рассматриваются некоторые аспекты поэтики писателей, а именно - костюмный код. Выбор данного аспекта поэтики обусловлен сравнительно небольшим количеством существующих работ в литературоведении по поэтике костюма. Автор статьи, анализируя костюмные эпизоды (детали одежды, головные уборы, обувь и т.п.), приходит к выводу, что основой комического в прозе раннего Чехова и в рассказах сборника «Чемодан» Сергея Довлатова является деталь костюма, которая становится основой анекдотического сюжета, а также выполняет лейтмотивную функцию. Мотивный анализ текста рассказов помогает выявить сходства в принципах построения прозаического текста авторов, отражает эстетические пристрастия каждого автора. Ключевые слова: поэтика, костюмный код, деталь, мотив, лейтмотив, сюжет.
Что может объединять таких, на первых взгляд, разных авторов, как С.Д. Довлатов и А.П. Чехов? Это писатели эпох с совершенно непохожими особенностями художественной культуры, каждого из них окружала особенная историческая обстановка.
С.Д. Довлатова часто называют Чеховым XX века. Принято считать, что Довлатов является основоположником жанра «нового автобиографизма», где автобиография становится основным материалом художественного текста автора. Истории, ситуации, отдельные мотивы встраиваются в текст, события варьируются, тем самым намечая основные тематические линии: семья, служба в армии, учеба, работа, эмиграция, Родина. Подобное «литературное поведение» укладывается в концепцию жизнетворческих стратегий, когда жизнетворчество художника - это не только существование личности как таковой, но и всегда присутствие эстетического ракурса.
В современном литературоведении существует немало работ и исследований, посвященных взаимодействию, влиянию творчества А.П. Чехова на художественную концепцию Довлатова. Одним из важных трудов является книга Игоря Сухих «Сергей Довлатов: время, место, судьба», дающая понимание творчества и личности Сергея Довлатова, где ученый выявляет феномен Чехова и видит сходства в особенностях прозы.
Примерами таких исследований являются статьи Доброзраковой ГА. «Чехов в прозе Сергея Довлатова», где рассматриваются общие принципы художественности авторов, обнаруживаются взаимосвязи между чеховскими и довлатовскими эстетическими воззрениями; в книге Алексея Семкина «Чехов. Зощенко. Довлатов: В поисках героя» [1] предлагается интерпретация мировоззрения авторов с применением методов философии, теории литературы, социологии. Рассматривается жанр записных книжек Чехова и Довлатова (Круг-лова А.Н.) и др. В целом можно отметить, что исследований на тему связи творчества этих двух авторов имеется немалое количество. Причиной этому в большой степени послужили знаменитые слова самого писателя: «Похожим быть хочется только на Чехова...» [2, с. 870].
Сходство видели и в излюбленном чеховском принципе - объективного повествования, который достигался в первую очередь строгим лаконизмом в опи-сательности, объективности изображения действительности и самое главное - в чутком отношении к детали. Постановка в один ряд полярных принципов, например, «белое / черное», «доброе / злое», «смешное / грустное» и др. - это прием изображения неодномерной реальности, понимание которой требует от читателя интеллектуального усилия.
Как Чехов, так и Довлатов демонстрируют такие художественные произведения, где читателю всегда отводится активная позиция. Оба являлись писателями «короткого слова» - повестей и рассказов, также есть сходство в работе над материалом. И Чехов, и Довлатов вели записные книжки, куда собирали обширный жизненный материал: анекдоты, пассажи, случаи, которые впоследствии использовались в рассказах. Важным для глубокого понимания прозы обоих авторов является их отношение к юмору, иронии. Как известно, ранний Чехов писал в основном короткие юмористически-анекдотические рассказы.
В нашем исследовании мы попытаемся сосредоточить внимание на определенном аспекте поэтики А.П. Чехова и С. Довлатова, а именно на поэтике костюма.
Материалами для исследования становятся рассказы ранней прозы А.П. Чехова «В вагоне» (1881) и «Номенклатурные полуботинки» из сборника «Чемодан» (1986) С. Довлатова. В осмыслении мотива мы опираемся на определение В.И. Тюпы: «Мотив - один из наиболее существенных факторов художественного впечатления, единица художественной семантики, органическая «клеточка» художественного смысла» [3, с. 70].
А.П. Чехов - один из наиболее читаемых авторов как в России, так и за рубежом. Обращаясь к ранней прозе А.П. Чехова, видим, что в рассказе «В вагоне» (1881), где дана зарисовка поездки героя-обывателя в вагоне почтового поезда, безымянные персонажи по-гоголевски замещаются вещами: «У одного из вагонов первого класса стоит господин с кокардой и указывает публике на свои ноги. С несчастного, в то время, когда он спал, стащили сапоги и чулки...» (4, I, с. 85). Сюжет держится на приеме повтора. Так, неудачная вначале кража (рассказчик поймал вора с поличным: «Кто-то лезет в мой задний карман... Я оборачива-
юсь. Предо мной незнакомец. На нем соломенная шляпа и темно-серая блуза» (4, I, с. 84)) позже все-таки свершается: во время ожидания починки поломанного локомотива рассказчик видит убегающего вора, в руках которого чемодан: «Чемодан этот мой ... Боже мой!» (4, I, с. 84). «Соломенная шляпа» и «темно-серая блуза» становятся опознавательными знаками, по которым рассказчик узнает вора в финальной сцене: так срабатывает повтор. Правя текст, Чехов вводит в сюжет еще одного персонажа в соломенной шляпе: «Крестьянин, в соломенной шляпе, сопит, пыхтит, переворачивается на все бока...» (4, I, с. 84). Не совсем понятно, тот же это персонаж - вор в соломенной шляпе - или другой. Старается ли Чехов завуалировать столь обнаженный прием повтора или просто переключает внимание на похожую деталь - смысл ее остается неизменным.
Костюм как феномен культуры присутствует и в текстах Сергея Довлатова. В этой связи хочется упомянуть множество статей Линор Горалик, посвященных моде, костюму, культуре, (например, «Антресоли памяти: воспоминания о костюме 1990-го года»), где описана знаковая природа костюма времен перестройки.
Сборник рассказов Сергея Довлатова, объединенных общим названием «Чемодан» (1986), содержит обширную галерею костюмного материала и представляет собой истории, связанные между собой житейскими нелепыми ситуациями. В названии каждого рассказа имеется деталь или часть костюма: «Креповые финские носки», «Номенклатурные полуботинки», «Приличный двубортный костюм», «Офицерский ремень», «Куртка Фернана Леже», «Поплиновая рубашка», «Зимняя шапка», «Шоферские перчатки».
Так, рассказ «Номенклатурные полуботинки» сразу начинается с фразы: «Я должен начать с откровенного признания. Ботинки эти я практически украл...» [5, с. 58], что и придает истории, с одной стороны, анекдотический характер, а с другой стороны, указывает на реалии времени: «Я украл добротные советские ботинки, предназначенные на экспорт. Причем украл я их не в магазине, разумеется. В советском магазине нет таких ботинок. Стащил я их у председателя ленинградского горисполкома» [5, с. 58].
Автор-рассказчик говорит об опыте работы на Комбинате декоративно-прикладного искусства, а история с ботинками - это еще один эпизод, связанный с его трудовой деятельностью. Приглашенные на банкет по случаю завершения работы над рельефом камнерезы принимают участие в торжестве вместе с мэром города. Далее развертывается абсурдная картина: «Мэр резко придвинулся к столу. <...> Тогда я незаметно приподнял скатерть. Заглянул под стол и тотчас выпрямился. То, что я увидел, поразило меня и вынудило затаить дыхание. Я сжался от причастности к тайне. А увидел я крупные ступни мэра города, туго обтянутые зелеными шелковыми носками. Пальцы ног мэра города шевелились. Как будто мэр импровизировал на рояле. Ботинки стояли рядом. И тут - не знаю, что со мной произошло. То ли сказалось мое подавленное диссидентство. То ли заговорила во мне криминальная сущность. То ли воздействовали на меня загадочные разрушительные силы. <...> Я передвинулся на край сиденья. Вытянул ногу. Нащупал ботинки мэра города и осторожно притянул к себе» [5, с. 58].
Кража ботинок - поступок, вполне рифмующийся с логикой главного скульптора с говорящей фамилией Чудновский: «В каждой работе необходима минимальная доля абсурда.» [5, с. 58], но какова степень минимальности абсурда остается под вопросом.
Более того, в очень коротком рассказе умещается еще один, сюжет которого также отмечен и обыгран с помощью детали - кепка. Описывается курьезный случай открытия памятника Ленину: «Памятник был накрыт серой тканью <...> Ленин был изображен в знакомой позе - туриста, голосующего на шоссе. Правая его рука указывала дорогу в будущее. Левую он держал в кармане распахнутого пальто. <...> Музыка стихла. В наступившей тишине кто-то засмеялся. Через минуту хохотала вся площадь. Лишь один человек не смеялся. Это был ленинградский скульптор Виктор Дрыжаков. Выражение ужаса на его лице постепенно сменилось гримасой равнодушия и безысходности. Что же произошло? Несчастный скульптор изваял две кепки. Одна покрывала голову вождя. Другую Ленин сжимал в кулаке. Чиновники поспешно укутали бракованный монумент серой тканью. Наутро памятник был вновь обнародован. За ночь лишнюю кепку убрали...» [5, с. 59]. Деталь - кепка - обыгрывает сюжет, в удвоении детали есть стремление к усилению комического и переходу к сатирическому тону. Кепка в
квадрате - знак времени. Эффект удвоения - сюжет в сюжете, анекдот в анекдоте - перекликается с удвоением детали.
Оба эти сюжета объединяет изображение главных государственных лиц. Чиновника, мэра города во плоти и вождя русской революции, но уже в виде скульптуры.
Ситуация с ботинками метонимична в своей основе. Приближение к высокопоставленной персоне в случае с мэром происходит метонимически - кража полуботинок прокладывает невидимую связь между вором и пострадавшим.
В критической ситуации становится видно, что чиновник не теряет лицо и мужественно проявляет все свои положительные качества, заложенные в этом метонимическом сравнении: «Затем нагнулся и сунул ботинки мэра в портфель. Я ощутил их благородную, тяжеловатую прочность...» [5, с. 65]. Благородство и прочность, ум и находчивость характеризуют мэра, хитро избежавшего казуса, притворившись больным: «- Что-то мне нехорошо. Я на минуточку прилягу. Мэр быстро снял пиджак, ослабил галстук и взгромоздился на диванчик у телефона. Его ступни в зеленых шелковых носках утомленно раздвинулись. Руки были сложены на животе. Глаза прикрыты» [5, с. 58].
Любопытно обыгрывается низ и верх.
Пространство, ограниченное верхом и низом, являет собой упорядоченное пространство, другими словами, космос. Смена этих полюсов ведет к разрушению порядка, превращению в хаос. В тексте это выражено особым образом.
В случае с чиновником банкетный стол делит это пространство пополам (до пояса и ниже пояса). Сверху лицо мэра, которое он не должен потерять, но все внимание приковывает скрытый скатертью (покровом) низ - пространство профанное: «...ступни мэра города, туго обтянутые зелеными шелковыми носками. Пальцы ног мэра города шевелились. Как будто мэр импровизировал на рояле» [5, с. 58]. Снятие покрова обнажает вопиющую тайну: ботинки стояли рядом. Ситуация «потерять лицо» оборачивается ситуацией «потерять ботинки».
В ситуации с памятником Ленину покров (серая ткань, которой был накрыт памятник) также скрывает страшную тайну, а именно - две кепки, которые по ошибке изваял скульптор. Потеря лица происходит двойная: хохот всей площади
Библиографический список
относился и к «бракованному монументу», и к «несчастному скульптору», но ситуация разрешается быстро, скульптор испытывает позор недолго («Выражение ужаса на его лице постепенно сменилось гримасой равнодушия и безысходности» [5, с. 62]), а монумент прибывает в исправленном виде («Наутро памятник был вновь обнародован. За ночь лишнюю кепку убрали.» [5, с. 61]), поскольку заказы на памятники Ленину неистощимы («Опытный скульптор может вылепить Ленина вслепую. То есть с завязанными глазами» [5, с. 58]), а в работе скульптора массового производства такое случается, что явно перекликается с фразой скульптора: «- Ничего удивительного, - пояснил скульптор, - мы же реалисты. Сначала лепим анатомию. Потом одежду.» [5, с. 58]. Таким образом, градус абсурда повышается в значительной степени.
Неслучаен, на наш взгляд, и выбор объектов костюма. У Чехова: сапоги, чулки, кокарда, шляпа, чемодан, карман. У Довлатова: полуботинки, зеленые носки, кепка, портфель, карман. Эти объекты имеют мифопоэтический подтекст, они маркируют низ и верх - пространства, имеющие обыкновение переворачиваться и становиться профанными.
Намеренная игра с логикой лежит в основе абсурда. Так, мы видим, что принцип абсурдности становится эстетическим приемом, вариантом осмысления действительности. Тема абсурда не является новой. Это старое литературное явление, которое именуется «абсурдизмом», тесно связанное с мотивом бессмысленности существования. Считается, что окончательно оформилось это явление к XX веку (театр абсурда), но существуют и исследователи, указывающие на зачатки этого принципа у Н.В. Гоголя. Так, в повести «Нос» происходит «распад личности на почве разрыва между телесным и духовным» [6, с. 15].
Как видим, головные уборы в гоголевской традиции - метанимические «заменители» головы или лица. Потеря головного убора указывает на потерю головы, а значит, разрушение всего образа в целом.
Таким образом, основой комического в прозе раннего Чехова и в рассказах сборника «Чемодан» Довлатова является деталь костюма, которая становится основой сюжета, обыгрывая ситуацию. По ходу развертывания сюжета деталь приобретает дополнительные смысловые значения, выполняет лейтмотивную функцию, становясь частью анекдотического текста.
1. Семкин А.Д. Чехов. Зощенко. Довлатов: В поисках героя. Санкт-Петербург: Островитянин, 2014.
2. Ширяева С.Н. «Похожим быть хочется только на Чехова.». Актуальные вопросы филологических наук: материалы IV Международной научной конференции. Казань: Бук, 2016: 26 - 29.
3. Тюпа В.И. Тезисы к словарю мотивов. Дискурс. 1996; № 2.
4. Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: в 30 т. Москва: Наука, 1983 - 1988.
5. Довлатов С. Избранное: Повести, рассказы. Санкт-Петербург: Азбука, Азбука - Аттикус, 2013.
6. Ишанова Е.В. Абсурдный герой в абсурдном мире Гоголя и Кафки. Родственность и различие проблематики произведений. Вестник науки и образования. 2018; № 1 (37).
References
1. Semkin A.D. Chehov. Zoschenko. Dovlatov: Vpoiskah geroya. Sankt-Peterburg: Ostrovityanin, 2014.
2. Shiryaeva S.N. «Pohozhim byt' hochetsya tol'ko na Chehova.». Aktual'nye voprosy filologicheskih nauk: materialy IV Mezhdunarodnoj nauchnoj konferencii. Kazan': Buk, 2016: 26 - 29.
3. Tyupa V.I. Tezisy k slovaryu motivov. Diskurs. 1996; № 2.
4. Chehov A.P. Polnoe sobranie sochinenij ipisem: v 30 t. Moskva: Nauka, 1983 - 1988.
5. Dovlatov S. Izbrannoe: Povesti, rasskazy. Sankt-Peterburg: Azbuka, Azbuka - Attikus, 2013.
6. Ishanova E.V. Absurdnyj geroj v absurdnom mire Gogolya i Kafki. Rodstvennost' i razlichie problematiki proizvedenij. Vestnik nauki i obrazovaniya. 2018; № 1 (37).
Статья поступила в редакцию 29.08.20
УДК 81-2
Barahoyeva N.M., Doctor of Sciences (Philology), Professor, Department of Ingush Language Ingush Research Institute of the Humanities n.a. Ch.E. Akhriev (Magas, Russia), E-mail: b1arahoi@rambler.ru
Kievs Z.Kh., Doctor of Sciences (Philology), senior lecturer, Ingush State University (Magas, Russia), E-mail: z-kieva@mail.ru Dudarova L.M., Cand. of Sciences (Philology), Professor, Ingush State University (Magas, Russia), E-mail: lyuda.dudarova@mail.ru
REGIONAL ANTHROPONYMY IN THE PERSPECTIVE OF SOCIOLINGUISTIC METHOD. The article analyzes the anthroponic units of the peoples of the North Caucasus (Thakh and Dagestan languages). The aim of the study is to determine the peculiarities of the interaction of anthroponites in the system of traditional and modern names of peoples inhabiting Southeast Asia. The focus is on identifying common elements in the context of the inter-ethnic interaction between the Nakh and Dagestanian anthroponites. The perspective of this analysis is due to the study of language as a social phenomenon due to other social factors. Scientific novelty is determined by the study of the socio-historical processes of anthroponymy of Southeast Asia. As a result of the analysis it was revealed that the modern anthroponymy of the peoples inhabiting South Asia, losing traditional ethnic elements, produces a common anthroponimycon in the system of both The Nakh and Dagestan languages.
Key words: anthropony, Nakh languages, Dagestan languages, term, tunctional tendency, literary national language.
Н.М. Барахоева, д-р филол. наук, проф., ГБУ «Ингушский научно-исследовательский институт гуманитарных наук имени Ч.Э. Ахриева», г. Магас, Е-mail: b1arahoi@rambler.ru
З.Х. Киева, д-р филол. наук, доц., ФГБОУ ВО «Ингушский государственный университет», г. Магас, Е-mail: z-kieva@mail.ru Л.М. Дударова, канд. филол. наук, проф., ФГБОУ ВО «Ингушский государственный университет», г. Магас, Е-mail: lyuda.dudarova@mail.ru
