Поэтика христианских проповедей IV-V вв. С драматическим элементом: Рождественская гомилия Афанасия Александрийского

Волкова Анна Геннадьевна

ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2014. № 5

А.Г. Волкова

ПОЭТИКА ХРИСТИАНСКИХ ПРОПОВЕДЕЙ IV-V вв. С ДРАМАТИЧЕСКИМ ЭЛЕМЕНТОМ: РОЖДЕСТВЕНСКАЯ ГОМИЛИЯ АФАНАСИЯ АЛЕКСАНДРИЙСКОГО

Статья посвящена анализу одной из проповедей восточнохристианского богослова и проповедника IV в. Афанасия Александрийского с точки зрения ее структуры и поэтики. Устанавливается, что данная гомилия вписывается в древнюю литературную традицию особых драматических гомилий.

Ключевые слова: гомилия, диалог, Афанасий Александрийский, поэтика.

The article includes analysis, in terms of its composition and poetics, of one homily written by an early Christian author Athanasius of Alexandria (IV cent.). The main point is that this homily fully complies with the ancient tradition of dramatic homilies.

Key words: homily, dialogue, Athanasius of Alexandria, poetics.

В истории гомилетики как науки о церковной проповеди гомилии IV-V вв. занимают особое место, так как именно на это время приходится тот период христианства, который будет назван «золотым веком» христианской религии. Обозначение, содержащее столь высокую оценку, обусловлено тем, что это время было богато выдающимися проповедниками, чьи речи представляют интерес не только с мировоззренческой, богословской точки зрения, но и с филологических позиций: с точки зрения структуры, риторической организации, поэтических особенностей.

Особый пласт проповеднического искусства составляют византийские гомилии, которые содержат в себе драматический элемент, т. е. диалог, причем здесь имеется в виду диалог не проповедника с паствой, а художественный диалог персонажей в самой проповеди. Достаточное число таких проповедей имеют определенную сюжетную основу, взятую из текста, по определению прецедентного для любой христианской проповеди, - из Священного Писания. Для проповедей, включающих диалог как обмен репликами между двумя персонажами, достаточно популярным библейским сюжетом стал сюжет Благовещения, содержащийся в Евангелии от Луки (Лк. 1: 26-38). Событие Благовещения само по себе уже диалогично, так как оно изображается как разговор архангела Гавриила и Марии (цитируется по Синодальному переводу Нового Завета):

Ангел, вошед к Ней, сказал: Радуйся, Благодатная! Господь с Тобою; благословенна Ты между женами. Она же, увидевши его, смутилась от слов его и размышляла, что бы это было за приветствие. И сказал Ей Ангел: не бойся, Мария, ибо Ты обрела благодать у Бога; и вот, зачнешь во чреве, и родишь Сына, и наречешь Ему имя: Иисус; Он будет велик и наречется Сыном Всевышнего; и даст Ему Господь престол Давида, отца Его; и будет царствовать над домом Иакова вовеки, и Царству Его не буде конца. Мария же сказала Ангелу: как будет это, когда Я мужа не знаю? Ангел сказал Ей в ответ: Дух Святый найдет на Тебя, и сила Всевышнего осенит Тебя; посему и рождаемое Святое наречется Сыном Божиим; вот, и Елисавета, родственница Твоя, называемая неплодною, и она зачала сына в старости своей, и ей уже шестый месяц; ибо у Бога не останется бессильным никакое слово. Тогда Мария сказала: се, раба Господня; да будет Мне по слову твоему. И отошел от Нее Ангел.

На этот сюжет в заявленный выше период (IV-V) было написано несколько проповедей, в той или иной мере перерабатывающих приведенный евангельский диалог. К этим проповедям относятся:

- На перепись Пресвятой Марии и Иосифа, атрибутируется св. Афанасию (ум. 373) (PG XXVIII, col. 944);

- Святой Марии Богородице, атрибутируется Исихию Иерусалимскому (ум. 433) (PG XCIII, col. 1453);

- три гомилии, приписываемые Иоанну Златоусту (псевдоЗлатоуста) (PG, L, col. 791-796, LX, col. 755-760, LXII, col. 763-770), предположительно IV или V в.;

- энкомий (похвальная речь, по многим чертам близкая жанру гомилии) Богородице Марии Прокла Константинопольского (PG LXV, col. 721-757), V в.

Из указанных гомилий в рамках данной статьи интерес представляет первая, атрибутируемая Афанасию Александрийскому, так как именно в ней диалог представлен как структурно-смысловая часть текста, окруженная нарративом, гомилетической риторикой (восхвалением Девы и Христа). Это значит, что диалог не составляет здесь всего текста, как, например, в гомилиях псевдо-Златоуста, где нет места «словам автора», а есть только обмен репликами двух персонажей.

Гомилия «На перепись Пресвятой Марии и Иосифа» (Eiq алоурафг^ T^q áyíaq Mapiaq, ка! siq tov '1шапф, Лоуо^), приписываемая св. Афанасию, не относится к корпусу собственно благовещенских гомилий, однако содержит одну из характерных черт текстов этого корпуса - диалог, включенный в текст проповеди, причем диалог касается именно зачатия и рождения Божественного Младенца.

В данном случае тематика гомилии - скорее рождественская (что видно уже из самого названия проповеди), чем благовещенская,

поэтому в тексте содержится диалог Марии и Иосифа, а не Марии и ангела. Но содержание этого диалога отсылает к подобным диалогам из текстов авторов приблизительно У-У1 вв.: Романа Сладкопевца, Прокла Константинопольского и псевдо-Златоуста. Возможно, такая контаминация двух событий является очередным доказательством связи этих праздников: изначально Благовещение входило в цикл рождественских праздников и праздновалось на четвертый день Богоявления, которое в свою очередь связано непосредственно с Рождеством [СопуЪеаге, 1905: 517; La Р1апа, 1912: 313]. В обзоре благовещенских проповедей об этом упоминает один из исследователей драматической гомилии Ла Пьяна: «память о самом событии, конечно, гораздо древнее [первых упоминаний о празднике Благовещения, относящихся к VI в.]: это событие было помещено в цикл рождественских праздников. Объединение Благовещения и Рождества в одном литургическом действе повлекло за собой объединение аргументов в гомилиях. В самом деле, гомилии на Благовещение включают рождественский нарратив, так же как гомилии на Рождество начинаются с нарратива благовещенского» ^а Р1апа, 1912: 313].

Гомилия, атрибутируемая св. Афанасию, не полностью диалогична: диалог Марии и Иосифа представляет собой только небольшой фрагмент всей гомилии. В целом вся проповедь распадается на две большие части:

- серия антиномий о Богочеловечестве (Божественном достоинстве) Христа;

- полемика с теми, кто отрицал девство Марии после рождения Христа.

Первая строфа проповеди представляет собой вступление, в котором как раз и обозначается тема проповеди и важность того, о чем будет сказано:

Е1 кш Ц1кра ¿V лроо1цюк; та ргщата, аХХ' оцш; Ц£7а\а т^с хара; та циата7«7Г|Цата (Если и малы [недостаточны для описания происходящего] слова в начале, то тем не менее велика тайна радостная) [PG, 1858: 944-957]1.

Здесь имеет место типичный прием византийской гимнографии -самоумаление на фоне того великого события Священной истории, которое совершается. Приведенная строка станет рефреном гомилии, сближая тем самым гомилетический текст с текстом гимнографи-ческим, в котором припев (рефрен) не только имеет определенную семантику (является сильным, т. е. запоминающимся и значимым смысловым моментом текста) и играет роль в композиции (организует текст), но и выполняет ритмическую функцию, т. е. из чисто прозаического делает текст поэтическим.

1 Здесь и далее подстрочный перевод мой. - А. В.

Евангельская основа гомилии обозначена далее, во второй строфе, причем дается отсылка к Евангелию от Луки, единственному Евангелию, содержащему и событие Благовещения Марии, и упоминание о переписи населения по повелению кесаря Августа. Именно на это второе событие и ссылается автор проповеди, предположительно Афанасий, в своем тексте, таким образом обозначая рождественскую направленность проповеди.

Еще одна сюжетно-образная черта, позволяющая включить эту гомилию в корпус благовещенских текстов, - это сравнение рождения Иоанна Крестителя от Елисаветы и рождения Иисуса от Марии:

В этом сравнении, синтаксически построенном на параллелизме частей, обстоятельства рождения Иисуса показываются как беднейшие по сравнению с теми условиями, в которых родился Иоанн Креститель. Параллель «Христос - Иоанн Креститель» и соответственно «Мария - Елисавета (мать Иоанна)» встречается и в благовещенских текстах других авторов, упомянутых выше. Так, в энкомии Прокла Константинопольского говорится о Захарии и Елисавете [PG, 1858: 721-757]:

Видно, что в энкомии Прокла Мария и Елисавета некоторым образом противопоставляются, как общее и частное (всеобщее собрание, Церковь - собрание иудеев, синагога), но и являют собой образец преемственности (через синагогу - к Церкви). Прокл также имплицитно противопоставляет два рождения: одно рождение (Иоанна Крестителя, «смертного человека») совершилось при неверии Захарии, которого Гавриил поразил немотой именно за неверие Божественной вести. Другое рождение - Рождество «бессмертного Бога» случилось в том числе - и главным образом - по вере.

В четвертой строфе гомилии Афанасия появляется не совсем привычный для рождественско-благовещенских текстов сюжет, который можно обозначить как последние дни земной жизни Христа: упоминается Понтий Пилат, Варрава, римляне и иудеи, распявшие Христа. В этой же строфе цитируется прямая речь иудеев и Пилата из Евангелий Матфея и Иоанна. Таким образом, проповедник (пред-

положительно, сам Афанасий), говоря в рождественской проповеди о последних днях и крестной смерти Христа, соединяет жизнь и смерть, точнее, начало и завершение жизни Христа для того, чтобы показать, как в тайне Благовещения и Рождества уже было заложено грядущее страдание и смерть с последующим Воскресением.

Собственно диалог начинается только в шестой строфе и связан с тематикой гомилии, так как Мария родила Сына именно по пути на перепись населения, сделанную по повелению Августа. Последние строки пятой строфы, являющиеся своеобразным прологом к диалогу, как раз говорят о том, насколько чудесным было это рождение, которое было не столько утомляющим, сколько облегчающим (oü toooütov Konou^sv^, ooov KoU9iZo^svn).

Интересно, что при такой совершенно рождественской тематике гомилетического текста диалог является благовещенским: он имеет черты, характерные именно для диалогов на Благовещение, например, мотив сомнения Иосифа, обвинение Иосифом Марии, ответ Марии о том, что Она будет прославлена. Таким образом, получается, что в проповеди Афанасия этот диалог происходит уже после того, как Мария и Иосиф отправились в Вифлеем на перепись, и по тексту проповеди - после того, как Мария родила (обо всем этом упоминается в пятой строфе, предшествующей собственно диалогу).

Именно это смысловое и сюжетное несоответствие дает возможность говорить о нарушении целостности текста проповеди, в частности, о том, что диалог является драматической вставкой в текст гомилии, причем эта вставка могла быть сделана позже и происходить из какого-либо текста, написанного на благовещенский сюжет (отсюда и тематика диалога, не вполне соответствующая тематике проповеди). По сути, подобная вставка диалога, содержащего сомнения Иосифа по поводу беременности Марии, в данном контексте необязательна. Подобная неоднородность текста также может указывать на разное авторство фрагментов: текст проповеди принадлежит, например, Афанасию, а текст диалога - анонимному переписчику либо какому-то другому автору. Примечательно, что текст этой гомилии и относится в трудах Афанасия к разряду Dubia.

Диалог в гомилии занимает почти всю шестую строфу и состоит всего из двух пространных реплик: сначала Иосифа, затем Марии. Мотив, который встречался в других текстах (например, в проповеди псевдо-Златоуста или в кондаке Романа Сладкопевца на Благовещение, хотя последний почти свосем не акцентирует этот момент), - это неведение Иосифа, следствием которого является разговор Иосифа с Марией, выяснение истины:

...6'1шст^ф, ш; s'iSsv aüt^v ката YaaTpo; sxouaav, tov svSöGsv 9r|ffaupöv aYvüv... (... Иосиф, видя, что Она [Мария] во чреве имеет, не знал при этом о сокровище, которое внутри.).

Обвинение Иосифом Марии строится как раз на том, что он не знает о «сокровище», хранящемся во чреве Девы. Такой же образ Иосифа, пребывающего в неведении относительно того, что произошло с Марией, содержится в энкомии Прокла Константинопольского. У Прокла неведение Иосифа подчеркивается «нанизыванием» слов со значением незнания Божественной тайны воплощения (aYV0la, оик ¿у^шок^, ойк ¿цу|окето, ойк ^бе1) [PG, 1858: 736-740]. Таким образом, Иосиф не обвиняется в неверии, что невозможно по отношению к праведному супругу Марии, но только в неведении: он не знал того, что Божественный Младенец родится от Марии.

Речь Иосифа в проповеди, приписываемой Афанасию, ритмически организована повторами, которых в его реплике несколько. Начальные шесть предложений построены как риторические вопросы, обращенные Иосифом к Марии. Их риторичность выражается в том, что ответ на свои вопросы Иосиф уже знает, так как, по его мнению, Мария не сохранила дара девственности. Рефрен этих первых фраз Иосифа - Не Ты ли... (Ой ой а):

Ой ой е! ^ ш; а1б£01цо; Пар9еуо; ¿V то!; [ерок; пер^оАок; аvaтрaфеíоa; Ой ой е! Мар1ац, ^ лр6ошлоv аv5р6с 9ешр^оа1 ц^ ката6ехоцеуг|; ... Ой ой е! Мар1ац, ^ т6 т^с лар9еvíас р65оv dцdрavтоv фи\а^а1 лрооеи^ацеу|.; (Не Ты ли та стыдливая Дева, священниками окруженная, вошла [в Храм]? Не Ты ли Мария, лицо мужа видеть не осмелившаяся? ... Не Ты ли Мария, которая розу девства чистой сохраняла?)

Следующие три фразы Иосифа начинаются с повторяющегося вопросительного слова - Где (Пои), и по форме опять же являются риторическими вопросами:

Пой оои т^с ошфроойуг|; о 9dАaцос;; Пой оои т^с аYvеíaс ^ аолЛо; лaотdс;; Пой оои т6 аЬ5еот1к^ лр6ошлоv; (Где Твоего целомудрия море? Где Твоей непорочности столп? Где Твоей стыдливости лик?)

Заканчивая свою речь, Иосиф просит Марию вернуться в дом свой и представить ему, Иосифу, того, кто обокрал брак [его, Иосифа], то есть по-прежнему не верит непорочности своей супруги, хотя и соглашается отпустить Марию, не разглашая Ее греха:

...оштй т^ dцaртíav оои. Ойх ора; т6v т^с ко|Л[а; оои. 'Ат91, Марюц. йл6отрефоv е1; т6v оlк6v оои. ¿mír|тr|Oоv т6v кXе^ÍYaцоv (.умолчу о грехе Твоем. что не видел увеличившегося чрева Твоего. Иди, Мария, спеши в дом свой; найди обокравшего мой брак).

В речи Марии наблюдаются те же приемы ритмической организации, что и в речи Иосифа (рефрены и глагольные формы одного и того же лица и числа с одинаковыми окончаниями):

Т1 <5иохера1Уе1с;, цуг|отер ецои; Т1 ш; атdктоu цои катаупфКец; Т1 ¿фиРр[ото1с офтаАцок; т6v бYкоv т^; 7аотр6; цои лер^Аелек;; Т1 ¿ри9р|.аУ це кaтavayкdZеLс; (Что сердишься, супруг мой? Что неверной Меня считаешь? Что надменными глазами на увеличившееся чрево Мое смотришь? Что краснеть Меня заставляешь?)

Кроме этого, важно, что в реплике Марии появляются евангельские цитаты - явные и скрытые, которых не было в речи Иосифа. Во-первых, в словах Марии содержатся рождественские образы (ло1ц£у£;, цауо1, аатг|р, аууеЛо - пастухи, волхвы, звезда, ангелы), хотя сюжет гомилии не столько рождественский, сколько благовещенский.

Кроме того, в своей речи Мария напрямую цитирует евангельский текст рождественского сюжета, вошедший и в богослужебные тексты христианской Церкви, а именно - песнь, воспетую ангелами при рождении Христа (Лк. 2:14):

До^а ¿V ипаток ©£ф, ка1 ¿т £'фЛуг1> ¿V аубршпок еибокш (Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение).

Таким образом, речь Марии содержит признаки рождественского дискурса (прямая цитата, использование образов рождественского сюжета), притом что слова Девы по смыслу и форме (лексическим, синтаксическим особенностям) совпадают с благовещенскими текстами, в которых имеется прямая речь Марии.

Интересно, что подобная контаминация двух сюжетов встречается в уже упоминавшемся энкомии Прокла Константинопольского, причем текст этого похвального слова имеет больше благовещенских образов и параллелей, нежели текст гомилии, атрибутируемый Афанасию. В частности, за диалогом Иосифа и Марии у Прокла следует диалог архангела Гавриила и Марии, прообразом которого является как раз приведенная в самом начале статьи сцена Благовещения в Евангелии от Луки. Эпизод уверения Иосифа в энкомии Прокла также содержит упоминания образов рождественского сюжета (ангелы, звезда, волхвы), а также события, которые непосредственно связываются с Рождеством (пение ангелов, явление звезды, «бесплотный» брак Иосифа и Марии, принесение волхвами даров с востока):

...т^ аууеХ|.к^ ¿9шаато хороатаа[аи ...т6v аатера кат^6г|а£. ... той; беааироис; та^ аvатоXlкйv ¿бе^ато (ангелов узрев пение;, звезду

заметив;, сокровища волхвов с востока приняв).

В целом содержание диалога в гомилии, атрибутируемой Афанасию, традиционно для диалогов Марии и Иосифа: сомнение Иосифа в девственности и верности Марии и ответ Марии на эти сомнения.

Данный диалог интересен с точки зрения его языковой и поэтической связи с диалогами Марии и Иосифа других авторов: Про-тоевангелия Иакова (предположительный первоисточник многих гимнографических и гомилетических текстов на Благовещение), кондака Романа Сладкопевца, гомилий псевдо-Златоуста, энкомия Прокла Константинопольского. Первое, на что здесь необходимо обратить внимание, - это система персонажей (тех, кто участвует в диалоге). Дело в том, что все указанные выше тексты - благовещенские по тематике, а в этом случае прецедентным для них текстом является фрагмент текста Евангелия от Луки, приведенный в начале статьи. В евангельском эпизоде Благовещения есть только два

героя - Мария и архангел Гавриил, в то время как авторы указанных текстов - неизвестный автор Протоевангелия, Роман Сладкопевец, Прокл Константинопольский - как бы расширяют рамки этого эпизода и включают в него еще и то, что «осталось за кадром» у евангелиста: как отреагировал Иосиф, когда открылась беременность Марии. Соответственно, все их гомилии на Благовещение содержат не только традиционный элемент - диалог Марии и Гавриила - но и не совсем типичный - диалог Марии и Иосифа, темой которого также является Божественное Воплощение. Все подобные тексты хронологически относятся к более раннему периоду: в позднейших текстах, относящихся к УП-УШ вв. (например, Андрея Критского), содержится только разговор Марии с архангелом.

Диалог в гомилии Афанасия слишком краток, в то время как подобные диалоги, содержащиеся в других авторских гимнографи-ческих и гомилетических упомянутых текстах, пространны, поэтому здесь не представляется возможным провести какие-то структурные параллели. Кроме того, несколько отличается структура диалогов в анализируемой гомилии и в текстах упомянутых авторов: в проповеди, приписываемой Афанасию, всего две реплики - Иосифа и Марии, в то время как в других гомилетических текстах (например, Прокла или псевдо-Златоуста) диалог между Марией и Иосифом представляет собой обмен несколькими репликами.

При этом между текстами Афанасия и Прокла наблюдаются некоторые содержательные и текстуальные сходные моменты:

Проповедь, атрибутируемая Афанасию Энкомий Богородице, атрибутируемый Проклу

Мотив обвинения и защиты (прощения)

Иосиф: ойх еир(ак£1; аяо\оу(ау яр6; т^ тфшр(ау (не находишь оправдания бесчестию) Мария: Д1ка(^ тр6яоv яорv£Íа;, ой 5(5«; T6Яоv аяо\оу(ас; (Судишь как беззаконную, не даешь оправдания)

Образ беременного («увеличенного») чрева Марии

Мария: Т ¿фирр(ато1с; офбаХцоТ; т6v бYкоv тг|; уаатро; |ои яерфХетас; (Что надменными глазами на увеличившееся чрево Мой смотришь?) Мария: ¿vvо£Í;, от1 шукш|£уг^ |£ 0£шр£(; (Оскверняешься мыслью, с увеличенным чревом Меня видя)

Мотив «невместимого Бога», «поселившегося» в чреве Марии

Мария: Кргуй |о1 Кирю; таитг^ т^ а|шрт(ау, о хшр^аа;, ш; о!5£^ е[; т^ коl\íаv (Судит Господь все Мои грехи, поселившийся, как видно, в Моем чреве) Мария: Ойб£(; 5(ка; ¿||£ 5и^г|а£та1 £1аяра^аа9ш . коlv6v уар Д£аяотг^ раата^ш (Никто не судит Меня властно - Я Господа всех ношу)

Мотив незнания, неведения Иосифа

ш; £1'б£У айт^ ката уаатрб; £хои-ааv, т6v £у5о9^ 9r|аauр6v аYVшv... (Иосиф, видя, что Она [Мария] во чреве имеет, не знал при этом о сокровище, которое внутри) Повторяющиеся слова, описывающие состояние Иосифа: aYV0la, оик ¿угушак£у, ойк ¿|УГ|ак£то, ойк (не зная, не узнал, не познал)

Мотив Рождества (рождественские образы и события)

Мария: ... яо1цёуе; ое яе(ооиогу . цауо1 ое я\г|рофор|аоиагу . аот|р ое 5иашя|ае1 . аууе\о( ое катауй^оит... (пастухи слушаются; волхвы дароносят; звезда возвещает; ангелы поклоняются) т^ аууеАш^ ¿9еаоато хороататаи ...т6v аотера катеv6r|ае. ... тои; 9еоаирой; т^ ауатоАж^ ¿бе^ато цау^... (ангелов узрев пение;. звезду заметив;. сокровища волхвов с востока приняв)

Подобные текстуальные и содержательные параллели можно свести в условную систему:

1) мотивы - мотив неведения Иосифа: Иосиф обличает Марию в неверности по незнанию о тайне Божественно воплощения, но не по неверию;

2) образы - рождественские (волхвы, пастухи, звезда);

3) некоторые текстуальные совпадения, т. е. использование одинаковых лексем (например, когда речь идет о беременности Марии).

Что касается нескольких мариологических образов, то в проповеди Афанасия эти образы традиционны: образ Марии как второй Евы, искупающей грех Евы первой; образ Девы, ставшей Матерью и носящей во чреве Спасителя. Подобные мариологические метафоры встречаются в наиболее ранних, часто анонимных текстах, в частности, в сирийских гимнах и являются «общими местами» различных текстов, посвященных Богородице.

Выше было указано на то, что текст гомилии неоднороден: это проявляется в наличии драматического элемента (диалога), который по содержанию является благовещенским, в то время как сама проповедь имеет скорее рождественский характер. Вопрос заключается в том, зачем именно нужна была эта драматическая вставка.

С одной стороны, представление двух сюжетов - благовещенского и рождественского - в одной проповеди указывает на связь этих событий в сознании автора проповеди, а также христианина того времени. Литургически эти праздники также были связаны друг с другом. Значимость данной проповеди заключается в том, что в ней контаминируются различные евангельские сюжеты - прежде всего Благовещение и Рождество (а также события последних дней земной жизни Христа), однако из диалога Марии и Иосифа видно, что автор гомилии пользовался благовещенской схемой, предложенной евангелистом Матфеем, притом что в проповеди цитируется Лука (однако в случаях, не относящихся непосредственно к Благовещению). Таким образом, данный текст служит указанием на родство двух событий и на изначальную связь двух праздников.

С другой стороны, подобная вставка могла быть осуществлена другим автором (не автором проповеди, которым предположительно считают Афанасия). Мотивы, по которым анонимный автор/переписчик мог подставить диалог в уже имеющуюся гомилию, вполне

возможно, заключаются в уже существовавшей тогда традиции «священных драм», как это явление называет один из исследователей драматических гомилий, Ла Пьяна [La Piana, 1912: 345].

Особенность гомилий с драматическим элементом, о которой стоит упомянуть, - это наличие контекста: диалог Марии и ангела помещен в гомилетический нарратив, а не представлен как самостоятельный текст. Эта особенность присутствует в других гомилиях - в гомилии, приписываемой Исихию Иерусалимскому, а также в более поздних гомилиях Софрония Иерусалимского и Андрея Критского, включающих диалог евангельских персонажей. Однако необходимо отметить, что несколько текстов, часто обозначаемых как гомилии, не обладают такой особенностью и представляют собой скорее литературное произведение, изображающее разговор персонажей, нежели проповедь. К таким текстам относятся: кондак преп. Романа Сладкопевца (если считать кондак жанром, возникшим как переработка древних гомилий), две проповеди псевдо-Златоуста («На Благовещение Преславной Владычицы нашей Богородицы», начало: «Вновь радостные благовествования...»; «На Благовещение Пресвятой Богородицы», начало: «Воспразднуем сегодня праздник царственных тайн.»). В указанных текстах не содержится гомилетического элемента: проповедник не поучает, не наставляет, не восхваляет, например, добродетели Марии. Указанные тексты полностью представляют собой диалоги евангельских персонажей.

В этом смысле рассмотренная проповедь, приписываемая Афанасию Александрийскому, является именно проповедью, включающей необычный для гомилетического жанра элемент - диалог. Гомилия Афанасия синтезирует в себе те поэтические черты, которые затем перейдут в другие восточнохристианские проповеди: совмещение в структуре нарратива и диалога, использование традиционных евангельских сюжетов в необычной интерпретации, использование определенных ритмических и художественных средств для передачи богословских смыслов.

Список литературы

ConybeareF.C. Rituale Armenorum, being the Administration of the Sacraments

and the Breviary Rites of the Armenian Church. Oxford, 1905. La Piana G. Le rappresentazioni sacre nella letteratura bizantina dale origini al

secolo IX. Grottaferrata, 1912. Patrologia Graeca (PG). Excudebatur et venit apud J.-P. Migne Editorem, 1858. Vol. XXVIII; LXV.

Сведения об авторе: Волкова Анна Геннадьевна, аспирант кафедры церковно-практических наук Общецерковной аспирантуры и докторантуры им. святых равноапостольных Кирилла и Мефодия Московской Патриархии (г. Москва). E-mail: [email protected]

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Волкова Анна Геннадьевна

Похожие темы научных работ по языкознанию и литературоведению , автор научной работы — Волкова Анна Геннадьевна

Poetics of the IV-V Century Christian Homilies with a Dramatic Element: Athanasius of Alexandria’s Christmas Homily

Текст научной работы на тему «Поэтика христианских проповедей IV-V вв. С драматическим элементом: Рождественская гомилия Афанасия Александрийского»