CC BY
21
А.Г. Волкова
АНТИНОМИЯ КАК ПОЭТИКО-БОГОСЛОВСКИЙ ПРИНЦИП ВИЗАНТИЙСКОЙ ГИМНОГРАФИИ
Священное Писание Ветхого и Нового Заветов и основанное на нем христианство строятся на противопоставлении и одновременно соединении земного и небесного, т.е. на принципе двоемирия, порождающем особую поэтику христианских текстов. Именно поэтому появление оппозиций, противопоставлений, метафор, построенных на соединении несоединимого в религиозной поэзии вообще и, в частности, в гимнографическом творчестве, закономерно и оправданно. Дихотомическая поэтика, поэтика оксюморона и антиномии - это одна из форм функционирования библейского текста в тексте поэтическом.
Бинарные оппозиции христианской поэтики основываются не только на онтологическом принципе двоемирия - существования земного и небесного миров. Другой основой является сам текст Евангелия и его смысл. Евангельская история насквозь парадоксальна: она состоит из антиномий, которые отмечались уже в первые века христианства: «Сын Божий распят - это не стыдно, ибо достойно стыда; и умер Сын Божий - это совершенно достоверно, ибо нелепо; и, погребенный, воскрес - это несомненно, ибо невозможно»1. Евангельские антиномии подразумевают «одновременную истинность противостоящих идей: страдания Христа - наше исцеление; Его смерть -наша жизнь; Его унижение вместе с тем - Его слава; терновый венец -та же корона и т.п.»2. Перечисленные оппозиции являются скорее
1 Тертуллиан. Избранные сочинения. - М.: Прогресс: Культура, 1994. - С. 33.
2
Махов А.Е. Música Literaria: Идея словесной музыки в европейской поэтике. -М.: Intrada, 2005. - С. 108-109. 130
догматическими или богословскими: Жертва Христа интерпретируется с двух противоположных позиций - как страдание и как спасение, как боль и как радость.
Помимо оппозиций богословских в текстах также выделяются этические оппозиции. О них в «Истории византийской литературы» говорит А.П. Каждан применительно к творчеству преп. Андрея Критского: «Бинарная оппозиция понятий смерти и воскресения он-тологична, и то и другое касается бытия, как его понимали византийцы; в творчестве Андрея у этого противопоставления есть этическая параллель - грех и покаяние - грех понимается как нравственная смерть, а покаяние как нравственное воскресение»1. Таким образом, вся жизнь христианина рассматривается как антиномичная по своей сути.
Дихотомический принцип поэтики христианских песнопений, кроме того, обусловлен также историческим контекстом и особенностями мировосприятия: «Классический принцип ясности в век патристики утратил свою привлекательность и концепция затемненности содержания стала одним из ведущих принципов выражения. С философской точки зрения темнота выражения связывалась с идеей невыразимости божественного: мир рассматривался как загадка, обнаруживающая себя парадоксальными способами.
Подобное восприятие мироздания до некоторой степени определяет выбор стилистических средств. Неясность (скорее риторическая, чем грамматическая) проявлялась в загадочности слога: соответственно, часто использовалась ainigma (или загадочное иносказание). Ainigma близка к парадоксу: поскольку строй вселенной непостижим и причинно-следственные связи сокрыты от глаз человечества, а неискушенному взору они представляются даже произвольными, мир выступает как набор противоположностей: день - ночь, море - суша, следовательно, в системе выражения (или "стиле") важное место занимают антитеза и оксюморон... оксюморон - парадоксальное единство противоположностей - выступает средством характеристики и в конечном счете восходит к теологической или
1 Каждан. А.П. История византийской литературы. - СПб.: Алетейя, 2002. -С. 76.
скорее философской оппозиции божественного и человеческого в личности Самого Христа»1.
Здесь мы видим, что одной из главных антиномий христианства называется Богочеловечество Христа. При этом в дихотомической поэтике христианства проводится разделение между такими «несли-янно-нераздельными» оппозициями, как «Бог Единый в Трех Лицах» или «Христос - истинный Бог и человек», и такими «этическими» дихотомическими концептами, как жизнь - смерть, покаяние - грех и прочие.
В первом случае обе части оппозиции одинаково важны и, что самое главное, абсолютно равны: они не обладают никакими коннотациями - в догмате о Пресвятой Троице Один приравнивается к Трем и наоборот, без оценки того, «что лучше - один или три». В догмате о единстве двух природ во Христе также не может быть и речи о том, что какая-то природа в Нем - Божественная или человеческая - лучше и выше. То есть догматическая, богословская антиномия является способом выражения по сути невыразимых Божественных истин через языковые средства.
Во втором случае, когда речь идет о неких нравственных противопоставлениях, имеющих непосредственное отношение к внутренней жизни христианина, можно заметить некоторые коннотации, или дополнительные значения, сопутствующие этим оппозициям. Так, в оппозиции «жизнь (воскресение) - смерть» совершенно очевидно, что одно не может существовать без другого: если бы не было смерти, не было бы и воскресения. Однако в свете христианской догматики такая связь предстает невечной, так как картина Второго Пришествия упраздняет смерть, умирание как процесс, как данность, через которую надо пройти каждому человеку. «Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся вдруг, во мгновение ока, при последней трубе; ибо вострубит, и мертвые воскреснут нетленными, а мы изменимся. Ибо тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему облечься в бессмертие. Когда же тленное сие облечется в нетление и смертное сие облечется в бессмертие, тогда сбудется слово написанное: "поглощена смерть победою"» (1 Кор. 15:51-54). Через смерть и Воскресение Христа упразднились грех и смерть как порабощение греху; в «конце времен», по христианской эсхатологии, не
1 Каждан А.П. История византийской литературы. - СПб.: Алетейя, 2002. -С. 215-220. 132
будет ни смерти, ни рождения, а будет только два пути: в блаженство или в муку вечную. Тем самым второй компонент подобных нравственных оппозиций (смерть, грех, зло и другие) оказывается все же подчиненным первому компоненту, и оба они являются оценочно маркированными: концепт «жизнь» несет в себе положительную оценку, «смерть» - отрицательную. При отсутствии таких коннотаций необходимо было бы признать равноправие и равносущность добра и зла, что приводит к заблуждениям манихейского толка. Христианское же мировидение хотя и утверждает одинаковую важность указанных концептов, однако не уравнивает их, не показывает их абсолютного равенства.
Указанный дихотомический принцип, или принцип антиномий, нашел свое выражение в христианской - византийской - гимногра-фии, превратившись в текстообразующий принцип византийских церковных поэтических текстов. Выше говорилось, что библейский текст может заключать антиномии уже сам в себе, поэтому и поэтика гимнографического текста, за основу которого берется библейский сюжет, будет антиномичной. Одним из таких сюжетов является Благовещение Пресвятой Богородицы, описанное в Евангелии от Луки. Скрытые антиномии этого сюжета эксплицируются в текстах песнопений. Прежде всего необходимо вспомнить евангельский эпизод.
В шестый же месяц послан был Ангел Гавриил от Бога в город Галилейский, называемый Назарет, к Деве, обрученной мужу, из дома Давидова; имя же Деве: Мария. Ангел, вошед к Ней, сказал: Радуйся, Благодатная! Господь с Тобою; благословенна Ты между женами. Она же, увидевши его, смутилась от слов его и размышляла, что бы это было за приветствие. И сказал Ей Ангел: не бойся, Мария, ибо Ты обрела благодать у Бога; и вот, зачнешь во чреве, и родишь Сына, и наречешь Ему имя: Иисус; Он будет велик и наречется Сыном Всевышнего; и даст Ему Господь престол Давида, отца Его; и будет царствовать над домом Иакова вовеки, и Царству Его не будет конца. Мария же сказала Ангелу: как будет это, когда Я мужа не знаю? Ангел сказал Ей в ответ: Дух Святый найдет на Тебя, и сила Всевышнего осенит Тебя; посему и рождаемое Святое наречется Сыном Божиим; вот, и Елисавета, родственница Твоя, называемая неплодною, и она зачала сына в старости своей, и ей уже шестый месяц; ибо у Бога не останется бессильным никакое слово. Тогда Мария сказала: се, раба Господня; да будет Мне по слову твоему. И отошел от Нее Ангел (Лк 1 : 26-38).
В евангельской сцене эксплицитно дана только одна бинарная оппозиция, ставшая общим местом в христианском богословии: Дева родит Сына. В гимнографии эта антиномия выразится во множестве метафор, из которых наиболее известен рефрен Богородичного Акафиста - Невеста неневестная.
Однако помимо этого «соединения несоединимого» (Матерь -Дева), богословы, среди которых были и создатели церковных песнопений, усмотрели в событии Благовещения другие не менее значимые оппозиции. Сюжет Благовещения теряет свое значение как единовременное историческое событие и приобретает вневременное значение, в контексте которого Благовещение мыслится как начало искупления греховного человечества. Воплощение Бога представляет собой двойную антиномию. Первый аспект этой антиномии касается Божественных свойств: Бог бесконечен и не может пребывать в каком-либо ограниченном месте. Но лоно Богородицы явилось именно таким местом, «новым небом». Второй аспект касается самой Марии: Бог Творец является Создателем и Девы Марии, но через Нее происходит Воплощение, поэтому Она - «Создательница Создателя». Подобные антиномии являются попытками выразить принципиально невыразимые Божественные тайны средствами человеческого языка, поэтому бинарные оппозиции являются не просто экспликацией богословских смыслов, но образным, метафорическим способом выражения этих смыслов, не подлежащим буквальному пониманию.
Для удобства анализа из известного евангельского текста можно выделить сам разговор архангела с Марией. Если записать этот разговор в диалогической форме, то получится следующий текст:
- Радуйся, Благодатная! Господь с Тобою; благословенна Ты между женами.
[Она же, увидев его, смутилась от слов его и размышляла, что бы это было за приветствие].
- Не бойся, Мария, ибо Ты обрела благодать у Бога; и вот, зачнешь во чреве, и родишь Сына, и наречешь Ему имя: Иисус. Он будет велик и наречется Сыном Всевышнего, и даст Ему Господь престол Давида, отца Его; и будет царствовать над домом Иакова вовеки, и царству Его не будет конца.
- Как будет это, когда Я мужа не знаю?
- Дух Святой найдет на Тебя, и сила Всевышнего осенит Тебя; посему и рождаемое Святое наречется Сыном Божиим. Вот и Елиса-вета, родственница Твоя, называемая неплодною, и она зачала сына в
старости своей, и ей уже шестой месяц, ибо у Бога не останется бессильным никакое слово.
- Се, Раба Господня; да будет Мне по слову твоему (Лк 1 : 2638).
Евангельский текст предельно лаконичен - в нем нет психологического или какого-то еще объяснения словам и поступкам героев, в то время как гимнография в этом плане представляет собой развернутую интерпретацию события священной истории.
Канон Благовещению Пресвятой Богородицы, до сих пор читаемый на утрене в день праздника, датируется У11-У111 вв. и подписан именем Иоанна Монаха. Однако подробное рассмотрение греческого текста дает основания полагать, что канон является компиляцией различных источников. Канон праздника содержит алфавитный акростих, в котором первое слово каждого тропаря начинается с определенной буквы греческого алфавита. Это справедливо для песен первой и с третьей по седьмую; восьмая и девятая песни не имеют формы акростиха.
Если рассматривать Благовещенский канон с точки зрения не исторической, а герменевтической, то некоторые параллели гимногра-фического и евангельского текстов можно представить в следующей таблице (перевод канона мой. - А. В.):
Евангелие
Радуйся, Благодатная! Господь с Тобою; благословенна Ты между женами.
Она же, увидев его, смутилась от слов его и размышляла, что бы это было за приветствие
Канон
Взываю к Тебе, радуясь, приклони ухо Твое и внимай мне, возвещающему Бо-жие бессеменное зачатие (1).
Разумею же, Ангел, слов твоих силу, но как же будет то, что говоришь? Скажи яснее, как зачну, будучи Девой и Отроковицей? Как стану Матерью Творца моего? (1)
.иное настало время, когда явится надежда народов Христос. Как же Его рожу, будучи Девой, скажи? (3) Моя праматерь, приняв слова змея, была отлучена от пищи Божественной. Из-за этого и я боюсь приветствия твоего странного. (3).
Не бойся, Мария, ибо Ты обрела благодать у Бога; и вот, зачнешь во чреве, и родишь Сына, и наречешь Ему имя: Иисус. Он будет велик и наречется Сыном Всевышнего, и даст Ему Господь престол Давида, отца Его; и будет царствовать над домом Иакова вовеки, и царству Его не будет конца.
Я послан Богом, чтобы поведать Тебе Божественное соизволение: что же ты боишься меня, Всенепорочная, меня, Тебя больше боящегося? Что же Ты благоговеешь передо мной, который сам перед Тобой честно благоговеет? (3) Удивляет, Всенепорочная, и странно чудо Твое, ибо Ты одна приемлешь Царя всех, Который воплощается в утробе; Тебя же предвозвещают пророческие изречения, и образы Закона (5).
Твоему праотцу Давиду обещал [Господь] посадить от плода чрева Твоего, на престоле Царства его, избрав Тебя, красоту Иакова, как селение Слова (5).
Как будет это, когда Я мужа не знаю? Слышала, что некая священная Дева родит, слышала от пророка, в древности провозвестившего Эммануила, и хочу уразуметь, как человеческое естество претерпит соединение с Божеством? (4) Освещаемый сиянием Бога Вседержителя, проповедник истины, скажи, Гавриил, истину: как нетление будет сообщено чистоте Моей, как Слово рожу бесплотное во плоти? (4)
Не могу уразуметь вести Твоих слов; чудеса происходят во множестве, творимые Божественной силой, знамения и образы из Закона; но никогда неискусо-мужняя Дева не рождала (5). Никем невместимый и никому не видимый, как Он может вселиться в девичье чрево, которое Он Сам и создал? Как зачну Бога Слова, Собезначального Отцу и Духу? (5)
Дух Святой найдет на Тебя, и сила Всевышнего осенит Тебя; посему и рождаемое Святое наречется Сыном Божиим. Вот и Елисавета, родственница Твоя, называемая неплодною, и она зачала сына в старости своей, и ей уже шестой месяц, ибо у Бога не останется бессильным никакое слово.
Хочешь от меня узнать, Дева, образ зачатия Твоего, но он несказанный: Дух Святой, творческой силой осенив Тебя, совершит (3).
Купина, горевшая, но оставшаяся неопалимой, Обрадованная Всепетая, явила образ таинства преславного: и после Рождества останешься Чистой Приснодевой 0!
Се, Раба Господня; да будет Мне по слову твоему.
Принимая радость слов твоих, Гавриил, исполняюсь веселия Божественного, ведь ты радость и веселье возвещаешь бесконечное (6).
Ныне через Меня упразднится Евы осуждение, через меня сегодня воздастся долг, через Меня древнее пророчество исполнится (6).
Канон представляет собой попытку осмысления события Благовещения (Воплощения) в поэтической форме. Поэтому язык канона метафоричен. Основной принцип, на котором строится метафорика этого текста, как и почти всех гимнографических (а также гомилетических) текстов христианства, - это принцип concordia discors («согласие несогласного»). В песнях первой и с третьей по шестую этот принцип реализуется в варьировании одного противопоставления: воплощение невидимого и невместимого Бога в ограниченном пространстве - чреве земной женщины. Второй антиномией, важной с богословской точки зрения, является воплощение Сына от Девы, не знавшей мужа: в евангельском тексте на сомнения Девы архангел отвечает предельно кратко - «Дух Святой найдет на Тебя, и сила Всевышнего осенит Тебя». В благовещенском каноне и в других песнопениях на Благовещение Гавриил объясняет Марии непорочное зачатие через образы Ветхого Завета. Так, в каноне используется образ неопалимой купины как места особого присутствия Бога: как купина
горела, но не сгорала, так и Мария, принимающая в Себя огонь Божества, не опалится этим огнем, но зачнет Сына.
Интересно, что канон, основываясь на евангельском сюжете, берет не так много собственно евангельских образов. Вообще цитаты из Евангелия звучат в гимнографии Благовещения довольно редко, исключение составляет ангельское приветствие «Радуйся, Благодатная», вошедшее во многие песнопения. Авторы канонов, посвященных Благовещению, предпочитают сложные образы, которые можно назвать богословскими в силу именно сложности их интерпретации. Например, для понимания образа «одушевленный Храм» необходимо знать, что, скорее всего, имеется в виду ветхозаветный Храм. После его разрушения Дева Мария стала тем «новым», «одушевленным» Храмом, в котором «поселился» Бог. Получается, что почти все мат-риологические образы представляют собой метафоры-концепты, т.е. такие метафоры, которые сопрягают между собой далекие понятия и выявляют их связь, не видимую на первый взгляд.
Помимо того, что принцип антиномий отражается в образной системе песнопений, он также находит свое выражение в структуре текста: многие песнопения, посвященные Благовещению, построены в форме диалога - между Марией и архангелом Гавриилом, реже -между Марией и Иосифом. Кроме канона, читаемого на сам праздник, к таким диалогическим текстам относятся, например, текст Романа Сладкопевца (кондак V в.), энкомий, или похвальная речь Про-кла Константинопольского (V в.), проповедь Германа Константинопольского (VIII в.).
Указанные особенности (структурные, поэтические, смысловые) показывают также сложность осмысления византийскими авторами текста Нового Завета: в греческой гимнографии, так же как и в повлиявшей на нее сирийской, наблюдается особая форма представления многих евангельских сюжетов - диалогическая. Эта особенность встречается не только в благовещенских песнопениях, но и, например, в гимнографии Страстной седмицы. Диалог в этом случае можно рассматривать не только как специфическую литературную форму, но и как экзегетический опыт. Антиномия же, одной из форм которой является диалог, становится основой построения гимнографического текста, представляющего собой и поэзию, и богословие, и интерпретацию Священного Писания.
