CC BY
146
Вестник Челябинского государственного университета. 2010. № 22 (203). Филология. Искусствоведение. Вып. 46. С. 120-124.
Л. Е. Сурнина
ПОЭТИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ СТИХОТВОРЕНИЯ И. А. КУРАТОВА
«ГОЛЬ ЗОН.» (ПАРЕНЬ-БЕДНЯК)
В РАКУРСЕ СУБЪЕКТНОГО АНАЛИЗА1
Автор статьи анализирует стихотворение И. А. Куратова «Парень-бедняк» сквозь призму его субъектного строя. Стихотворение построено в форме характерологического монолога героя. Структура монолога персонажа включает сознание автора, выступающего в качестве репрезента общенациональной традиции коми.
Ключевые слова: субъектный строй, выражение авторской позиции, точка зрения, субъект речи.
Иван Алексеевич Куратов (А. И. Гугов, 1839-1875) - основоположник коми литературы, просветитель, ученый-лингвист, переводчик, литературный критик, собиратель и исследователь фольклора. Будучи первым из коми поэтов, выбравшим в качестве основы своей поэзии литературную эстетику, И. А. Куратов был вынужден сам искать творческое обоснование коми поэзии и наметить пути ее дальнейшего развития. При жизни и в течение нескольких десятилетий после смерти он был известен как поэт только узкому кругу людей. Поэтическое наследие И. А. Куратова стало доступным читателю в 1920-1930-е годы, когда его стихотворения нашли своего публикатора в лице известного коми ученого А. С. Сидорова2. Известно, что часть куратовских произведений была утеряна, дошедший до нас корпус текстов составляют более двух сотен стихотворений, отрывки из поэм «Пасъяс синтомлон» (Заметки слепого), «Нимтом поэма» (Поэма без названия), «Ягморт» (Лесной человек), «Пама», переводы, стихотворения детям, публицистические статьи и критические заметки, а также лингвистические работы - статьи и очерки.
«Голь зон» (Парень-бедняк) является одним из программных стихотворений И. А. Куратова и относится к литературоведчески «изученной» части его лирики; о жанровой поэтике и особенностях образа героя писали А. Н. Федорова, В. Н. Демин, Н. В. Вулих3. Анализ стихотворения сквозь призму его субъектного строя, предпринятый нами, имеет целью уточнить отдельные детали, оставшиеся за пределами внимания наших предшественников. «Голь зон» было написано И. Куратовым в 1864-65 годах в период его пребывания в Усть-Сысольске (в рукописях И. Куратова содержится указание на место
написания стихотворения - «Сыктылдш» -так называли зыряне свою столицу).
В стихотворении перед читателями возникает образ сельского бедняка, у которого пока нет ни своего дома, ни хозяйства, ни семьи. За кусок хлеба и миску горячего супа герой готов трудиться на более зажиточных односельчан. Бедность и бездомность воспринимаются им как закономерный промежуток жизни, который не может помешать юноше чувствовать себя счастливым: ведь именно он притягивает взгляд сельской красавицы. Кудри и веселый характер, которыми наделила его природа (о родителях в стихотворении нет речи), воспринимаются им как компенсация всех недостатков собственной бедности и бездомности. Да и бездомен ли он? Бедность ли одолевает его думы?
Стихотворение построено в форме характерологического монолога героя. Автор не отступает на второй план, хотя и остается за текстом: он где-то рядом с героем, поддерживает его, соглашается с ним, хотя формально не выражает себя, полностью уступая слово персонажу. Это слово одновременно лаконично и эмоционально: стихотворение состоит из тридцати шести коротких строк, среди которых одиннадцать - восклицательные конструкции:
Эно поло -Ме ног оло:
Менсьым керка, ылла Шонд1 ломтыллыло!4
Ен мем сетом.
Йор тыр петом Петшор... Оз кол койны.
Видзтогыс оз сёйны!
Не бойтесь -Живите как я:
Мой дом уличное (букв.) Солнце согревает!5
Бог мне вырастил. Целый огород наполнил Крапивой. Не надо поливать.
И без присмотра вырастет!
В дополнение к «дому», отапливаемому солнцем, и «огороду» с крапивой у парня полно домашнего скота («мос-вол» - коров и лошадей), только «содержатся» они в лесу; можно поймать, когда захочется. Особое преимущество парень находит в своей безденежности. «Мало серебра, больше скромности, - размышляет он, - разве счастлив тот, кто за деньги копает руду?!». Рабочие руки парня нужны всем, а значит, он всегда найдет себе кров и пищу, тем более что он готов жить и под небесной сенью, а веселье ему доставляет речная вода, пенистая и вкусная, как доброе пиво. В восьми строфах-четверостишиях постепенно обрисовывается целый мир, в котором счастливо живет парень-бедняк. Девятая, заключительная строфа, неожиданна. Она тоже построена в виде восклицания, но эмоциональный тон совсем другой, противоположный настроению всех предыдущих частей монолога героя:
Сьыланкылным Наша песня
Дженьыд сьылным: Недолго поется:
Гажгбмсб ог сьыло, О плохом мы не поем, Сшбс сьолом кыло! Его сердцем чувствуем!
Если первые восемь строф строятся от первого лица единственного числа, т. е. от лица самого персонажа, то в последней возникает форма множественного числа. Это вовсе не значит, что «произносит» ее не парень-бедняк. Можно догадаться, что именно он остается главным субъектом речи, но очень важно, что присоединяет к себе еще кого-то, такого же, как сам, предпочитающего не петь песен о тяжелой доле бедняка, бездомной и бесхлебной жизни, т. е. не говорить об этом вслух, а может быть, и не думать.
Кто же этот «кто-то»; кем он может быть? Обратим внимание, что герой одинок лишь до поры: в шести начальных строфах стихотворения он говорит исключительно о себе и от своего имени, предлагая всем жить его «счастливой» жизнью (не бойтесь, как я живите). Тем самым парень-бедняк отделяет себя от всех остальных, увеличивает расстояние между собой и сельским обществом, имеющим щи в печах и живущим в настоящих домах. Далее, в седьмой строфе, героем словно обронена фраза ‘ми вок’ - ‘наш брат’ (букв. ‘мы братья’), свойственная народной речи. ‘Ми вок’ в коми языке, так же, как и русский адекват, является устойчивым сочетанием и, следовательно, в восприятии читателя стихотворения, т. е. фактически слушателя
парня-бедняка, может восприниматься как языковая единица, придающая литературной речи оттенок просторечной живости, но не имеющая индивидуального, преднамеренно вкладываемого поэтом смысла. В нашем случае ситуация представляется другой: оброненная парнем-бедняком фраза ‘ми вок’, конечно же, не случайна. Лишенный обстоятельствами семьи, отсутствие реальных братьев он восполняет подобными себе бедняками, желая видеть в них родных людей.
В завершающей строфе, т. е. в сильной для выражения авторского смысла позиции, вновь возникает форма множественного числа первого лица, на которую указывают категория притяжательности, выраженная суффиксом -ным (‘сьыланкылным’ - наша песня, ‘сьылным’ - нам петь) и с использованием глагола в соответствующей форме (‘ог сьыло’ - не поем). Благодаря выше сказанному, монолог парня-бедняка о своей личной судьбе перерастет в песню о жизни его братьев - таких же бедняков, как он сам, а его собственный образ приобретает обобщающее значение.
В завершающей части стихотворения есть еще один фрагмент, заслуживающий внимания с точки зрения субъектного строя. Прежде чем монолог героя назван песней, в пределах двух стихов (восьмая строфа) меняется субъектная форма:
Абу эзысь, Нет серебра -
Рамджык йозысь. Скромнее люди.
Юрси гогляссвома, Волосы завились,
Нывлы мусаммома! Девушке полюбился!
До этого момента, как уже отмечалось, стихотворение строго выдержано в манере монолога от первого лица. Приведенный отрывок содержит глаголы в форме неочевидного прошедшего времени (‘гогляссьома’ - на русский можно перевести как ‘завились’, ‘говорят, что завились’; ‘мусаммома’ - ‘полюбился’, ‘говорят, что полюбился’), создающие эффект взгляда со стороны. Эта краткая «характеристика» героя может принадлежать и ему самому, и сельскому коллективу, который умеет ценить оптимизм бедного, но работящего парня, и самому поэту, который в этих словах присоединяется к народному мнению. Закономерно, что монолог героя приобретает статус песни - произведения, которое в коллективном слове выражает чувства и чаяния каждого отдельного человека, к этой песне приобщенного. Таким образом, вместе с парнем-бедняком, перечисляя недостающие в
его жизни звенья, поэт обнаруживает всенародные представления о том, чем обязательно должен обладать человек - это семья, любимый человек, родной кров. Парень пока одинок, но по-народному перенося превратности судьбы, умея быть терпеливым в несчастье, он сумеет быть счастливым в счастье. Вот почему, не имея ничего, кроме веселого характера и работящих рук, он и «полюбился девушке».
Последнее обстоятельство значительно отодвигает куратовского парня-бедняка от своих возможных литературных предшественников, героев знаменитых песен А. В. Кольцова и И. С. Никитина - Лихача Кудрявича и Бобыля. Перекличка образов коми и русских поэтов очевидна, однако их связь, на наш взгляд, основана не на близости, а, наоборот, на сопоставлении жизненных ценностей разных героев. В «Песнях Лихача Кудрявича» А. Кольцов разворачивает сюжет русской народной пословицы: «В хорошей жизни кудри вьются, а в плохой - секутся»; его герой - легкомысленный гуляка, самоуверенный баловень, верующий в свои кудри и к концу жизни проживающий свое счастье и удачу. Как справедливо замечает Н. В. Вулих, «Лихача Кудрявича Кольцова счастливым и несчастным делает судьба, неподвластная человеку»6.
И. Куратов же, хотя и явно отталкивается от кольцовских песен (на это указывает общее для обоих героев качество - молодецкое удальство, знаком которого являются кудри), противопоставляет «золотой доле» Лихача Кудрявича построенное своими руками счастье парня-бедняка. А. Кольцов усиливает в своем герое черту, свойственную персонажам русских сказок - невероятную удачливость: «По щучьему веленью / Все тебе готово», «Чего душа хочет, / Из земли родится; / Со всех сторон прибыль / Ползет и валится». И. Куратов словно спорит с таким представлением о человеческом счастье, противопоставляя везению и молодецкой удали Лихача Кудрявича оптимизм человека, укорененного в труде и потому имеющего надежду поправить безрадостное положение собственными силами. В отличие от кольцовских «песен», в коми стихотворении нет завершающих жизнь героя картин; вторая песня Кудрявича, рассказывающая о том, как посекла горесть-печаль его русые кудри, и остался он «никому не нужен», у И. Куратова сюжетной ана-
логии не нашла, но и без ответа не осталась. «К старикам на сходку / Выйти приневолят, / - Старые лаптишки / Без онуч обуешь; / Кафтанишка рваный / На плечи натянешь. / Тихомолком станешь за чужие плечи.» - таков драматический итог удалой жизни Лихача Кудрявича. Будущее парня-бедняка остается за строками И. Куратова, герой сам должен выбрать его, но поэт не остается безучастным к судьбе достойного счастья молодого человека и сулит ему счастливую семейную перспективу: ‘нывлы мусаммома’ - ‘девушке полюбился’. Кудрявич тоже любим, но не одной-единственной девушкой, милой сердцу самого героя, а многими, «всеми»: его «речи-песни все девушки знают, и о кудрях зиму ночь не спят, гадают». За этой деталью жизни кольцовского героя прочитывается, скорее, народная фразеология, характерный для народной песни прием идеализации, а не реальная жизненная ситуация.
Сравнивая два стихотворения, бросается в глаза тяга А. Кольцова к народным поэтическим краскам: его текст изобилует просторечными выражениями, пословицами и поговорками, да и в целом его герой остается в рамках образа вольного удалого гуляки, воссозданного русской народной песней. Текст И. Куратова заметно строже. За редкими исключениями поэт осознанно избегает открытой фольклорности, т. е. речевых приемов, создающих ощущение народной речевой стихии. Примечательность этого стилевого отличия состоит в том, что «по-народному» у А. Кольцова говорит не столько сам герой, сколько повествователь. «Песни Кудрявича» написаны от третьего лица, текст которого включает и сознание героя. Таким образом, в общем для двух субъектов сознания монологе автор оказывается в положении, подчиненном речевой манере героя. Если быть точнее, речь автора и героя имеют общее фольклорнопоэтическое происхождение, сливаясь в «песне». У И. Куратова совместная, поэта и героя, песня строится по другому: в стихотворении «Голь зон» не автор принимает позицию героя, а наоборот, парень-бедняк становится вровень с автором. Такое «разногласие» в субъектном оформлении текста И. Куратовым и А. Кольцовым объясняется несовпадением задач, которые ставились перед собой поэтами. Лихач Кудрявич - тип воспетого в русском фольклоре бесшабашного молодца, содержание образа которого А. Кольцовым
расширено до типа социального. Этот переход ясно виден в окказиональных преобразованиях общенациональных пословиц в пословицы «крестьянские»: «Век прожить - не поле / Пройти за сохою», «От ее (злой беды) напасти / Не уйти на лыжах». Включенность героя в конкретную социальную среду усиливается описанием или называнием предметов крестьянского обихода: «То - скосило градом, То - сняло пожаром», «Старые лап-тишки без онуч обуешь», «Кафтанишка рваный», «Бороду вскосматишь, Шапку нахлобучишь».
Для И. А. Куратова более актуально общенародное звучание образа парня-бедняка. В своем стихотворении коми поэт прибегает к форме самораскрытия молодого батрака, вовлекая в орбиту его рассказа детали сельского мира, и в то же время наделяет слово героя стилем, лишенным социальной привязанности. Вслед за словом точка зрения парня-бедняка на собственную судьбу воспринимается как свойственная не отдельному сословию, а в целом коми человеку. Автор и герой И. Куратова говорят на одном языке, живут под одним солнцем. Обращает на себя вселенский размах жизни коми бедняка («дом мой весь бескрайний свет», а «солнце - моя печка») - на эту особенность мыслей героя уже обращала внимание Н. В. Вулих, как и на то, что в целом у И. Куратова «поэтические образы природы крайне редки»6. Вкладывая в образ молодого бедняка черты общенациональные, этнические, поэт не мог игнорировать особую соритмичность жизни природы и коми человека с его включенностью в охотничье-земледельческую культуру.
С этой точки зрения парень-бедняк И. А. Куратова сродни бобылю И. С. Никитина, которому «ветер подпевает» и «рожь <...> отдает поклоны»7. Очевидно, И. Куратову была близка горькая самоирония никитинского персонажа - обездоленного скитальца, над могилой которого одна лишь «буря проголосит». Явственные следы прототипичности «Бобыля» И. С. Никитина по отношению к куратовскому стихотворению видны и на уровне субъектного строя произведений - оба стихотворения строятся в форме «веселого» рассказа героев о собственной бедности. Тем не менее, расхождения с И. Никитиным у И. Куратова принципиальны. В образе Бобыля воспроизведен тип человека, который целиком подвластен сложившимся социальным
обстоятельствам: не случайно автор наделяет его не только безрадостным настоящим, но и безрадостным будущим. Куратовский персонаж вырывается за пределы подчиненности человека несчастной судьбе (Кольцов) и социальному положению (Никитин). Парень-бедняк является носителем той же народной черты, которая воспета в стихотворениях русских поэтов: он способен возвыситься духом над обстоятельствами и принимает жизнь в любом ее обличье. В то же время он обладает качеством, которое не позволяет говорить о его бедности и одиночестве как непременной и непреодолимой участи. В отличие от своих литературных собратьев, ку-ратовский персонаж - хозяин и архитектор собственной судьбы, что переводит его образ из фольклорно-песенной условности, свойственной А. Кольцову, и распространенного в лирике И. Никитина «разговора-формулы»
0 бедняцкой доле в сугубо реалистический план, имеющий свою историческую и национальную почву. На протяжении всего творчества И. А. Куратовым была создана целая галерея народных типов, вольных охотников и землепашцев, деревенских стариков и старух, юношей и девушек, воплотивших представления поэта о нравственно-мировоззренческих чертах коми. Каждый из его героев, вне зависимости от социального положения, имеет достойное место в традиционном обществе: будь то молодой батрак или ослепший старик. Поэт выбирает ситуации, которые рисуют взаимную хозяйственную и нравственную заинтересованность сельского коллектива и отдельного человека, поэтому герой И. А. Куратова никогда не бывает окончательно одинок. Не одинок и парень-бедняк: субъектно его «монолог» устроен так, что к его слову-песне присоединяется автор, выступающий в качестве репрезента общенациональной традиции.
Примечания
1 Публикация подготовлена в рамках интеграционного проекта фундаментальных исследований УрО РАН «Пути развития пермских литератур в общероссийском историкокультурном контексте (XVIII - начало XX в.)».
2 Сидоров, А. С. Тодлытом коми гижысь И. А. Куратов (=Неизвестный коми поэт И. А. Куратов) // Парма ёль (=Лесной ручей).
1923. № 1-2. С. 18-20. Большие заслуги ученого в подготовке к публикации юбилейного двухтомника сочинений И. А. Куратова: Куратов, И. А. Художественные произведения. Сыктывкар : Коми Госиздат, 1939. Т. 1. 324 с.; Лингвистические работы. Сыктывкар : Коми Госиздат, 1939. Т. 2. 136 с.
3 См.: Федорова, А. Н. И. А. Куратов. Очерк жизни и творчества. Сыктывкар : Коми книж. изд-во, 1960. С. 74-75; Демин, В. Н. Рифмою крылатой свяжем строки. Сыктывкар : Коми книж. изд-во, 1999. С. 63-65; Вулих, Н. В.
Поэзия добра и света. Лирика И. А. Куратова и некрасовская школа. Сыктывкар : Коми книж. изд-во, 1994. С. 26-27.
4 Здесь и далее цит. по: Куратов, И. А. Художественные произведения. Сыктывкар. 1939. Т. 1. 324 с.
5 Здесь и далее подстрочный перевод автора статьи.
6 Вулих, Н. В. Поэзия добра и света. С. 27.
7 Никитин, И. С. Сочинения. М. : Худож. лит., 1980. С. 260.
