CC BY
4
ТЕОРИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ
DOI: 10.23888/humJ20241218-22
ПОДХОДЫ К РЕШЕНИЮ ПРОБЛЕМЫ ДОСТОВЕРНОСТИ ВОСПОМИНАНИЙ О ПЕРЕЖИТОМ В ДЕТСКОМ ВОЗРАСТЕ ЖЕСТОКОМ ОБРАЩЕНИИ
APPROACHES TO THE PROBLEM OF RELIABILITY OF MEMORIES ABOUT ABUSE EXPERIENCED IN CHILDHOOD
Фаустова А. Г.
Рязанский государственный медицинский университет имени академика И. П. Павлова,
Рязань, Российская Федерация
Аннотация:
В статье представлен обзор теоретических оснований, позволяющих обоснованно подойти к оценке достоверности и точности воспоминаний о психотравмирующих событиях, в частности - о пережитом в детском возрасте жестоком обращении. Решение проблемы точности и достоверности воспоминаний о жестоком обращении, пережитом в детском возрасте, требует одновременно учитывать как закономерности функционирования автобиографической памяти, так и особенности формирования индивидуальной травматической памяти. Наиболее пластичными компонентами автобиографической памяти признаются временная локализация конкретных воспоминаний и сюжетная последовательность отдельных событий внутри целостного эпизода. Мало подвержены изменениям автобиографические воспоминания о действующих лицах в пределах определённой личностно значимой ситуации в прошлом. Пострадавшие в результате многократных насильственных действий могут не
Faustova A. G.
Ryazan State Medical University, Ryazan, Russian Federation
Abstract:
The article provides an overview of the theoretical foundations that allow a reasonable approach to assessing the reliability and accuracy of memories of traumatic events, in particular, abuse experienced in childhood. Solving the problem of accuracy and reliability of memories of abuse experienced in childhood requires simultaneous taking into account both the patterns of functioning of autobiographical memory and the peculiarities of the formation of individual traumatic memory. The most plastic components of autobiographical memory are the temporal localization of specific memories and the plot sequence of individual events within an entire episode. Autobiographical recollections of characters within a certain personally significant situation in the past are little subject to change. Victims of repeated violent acts may not remember the details of each specific episode, but they form a kind of 'scheme' or 'script' that includes characteristic elements of what happened to them. Such a 'script' has a high degree
помнить детали каждого конкретного эпизода, но формируют своего рода «схему» или «сценарий», куда включают характерные элементы того, что с ними происходило. Подобный «сценарий» обладает высокой степенью точности и мало подвергается изменениям с течением времени. Изучение оснований для оценки точности и достоверности воспоминаний о психотравмирующих событиях актуальна для различных областей науки и практики: от статистических оценок распространённости насилия над детьми и подростками до практики правоприменения в ситуациях совершения насильственных действий в отношении детей.
Ключевые слова:
автобиографическая память; травматическая память; достоверность воспоминаний; жестокое обращение; насилие; абьюз; воспоминания о детстве
of accuracy and is subject to little change over time. The study of the basis for assessing the accuracy and reliability of memories of traumatic events is relevant for various areas of science and practice: from statistical estimates of the prevalence of violence against children and adolescents to law enforcement practice in situations of violent acts against children.
Keywords:
autobiographical memory; traumatic memory; reliability of memories; child abuse; violence; abuse; childhood memories
Актуальность
Жестокое обращение с детьми является научно-практической проблемой, которая вызывает интерес у специалистов разных направлений — врачей, психологов, социальных работников, педагогов, правозащитников. Междисциплинарный статус обеспечивает ей не только всестороннее рассмотрение, но и способствует повышению осведомлённости, поддерживает необходимое внимание общественности, постоянно выводя в поле зрения те или иные факторы риска, поведенческие проявления, долгосрочные негативные эффекты.
К наиболее значимым аспектам изучения последствий жестокого обращения с детьми относится валидная оценка распространенности данного социальнопсихологического явления. В научных исследованиях для регистрации факта совершенного насилия обычно прибегают к одному из двух способов: (1) со слов пострадавшего; (2) со слов наблюдателя (законного представителя, няни, педагога, социального работника и т. п.). Если свидетельства взрослого человека о том, что он/а наблюдал/а жестокое обращение с ребёнком, воспринимают всерьёз, то слова самого пострадавшего зачастую ставят под сомнение, прежде всего, из-за неуверенности в когнитивных способностях и/или в достоверности воспоминаний. Дополнительными факторами, подпитывающими неуверенность в правдивости воспоминаний о пережитом в детстве жестоком обращении, являются периодически возникающие сообщения о «ложных воспоминаниях» и, следовательно, ложных обвинениях, а также накопление эмпирических данных, свидетельствующих об особенностях функционирования так называемой «травматической памяти». Наиболее востребованным здесь
становится изучение пластичности автобиографической памяти и пределов искажения воспоминаний под влиянием различных переменных.
Актуальность исследования проблемы достоверности воспоминаний о психотравмирующих событиях, пережитых в детском возрасте, и поиска консенсуса по данному вопросу обуславливается необходимостью разработки валидных и надёжных инструментов для оценки фактической распространенности опыта жестокого обращения и его поведенческой специфики. Обоснованное признание фактов насилия и пренебрежения в каждом конкретном случае способствует предупреждению повторной психологической травматизации пострадавшего индивида, профилактике прогрессирования и распространения психопатологической симптоматики, своевременному оказанию психологической, юридической и социальной помощи. Решение проблемы достоверности воспоминаний о психотравмирующих событиях раннего детства вызовет также изменения на микро- и макросоциальном уровнях - в виде снижения толерантности к дисфункциональному родительству и повышения нетерпимости к жестокому обращению с детьми, а также в виде закономерного наказания виновных.
Цель
Обобщить и сопоставить подходы к пониманию факторов, обуславливающих достоверность и пластичность автобиографических воспоминаний о психологической травме, в частности, об опыте жестокого обращения, пережитого в детстве и подростковом возрасте.
Материалы и методы
Методом реализации заявленной цели является аналитический обзор научной литературы, посвященной изучению особенностей автобиографической памяти и пределов её искажения, параметров функционирования памяти о психотравмирующих событиях, подходов к оценке достоверности воспоминаний в психотерапии и судебноследственной практике.
Поиск научных материалов производился в отечественных и зарубежных базах данных по ключевым словам: жестокое обращение с детьми (child abuse); насилие над детьми (childhood violence); абьюз (abuse); пренебрежение, неглект (neglect); психотравмирующий опыт (traumatic experience); детский опыт (childhood experience); автобиографическая память (autobiographical memory); травматическая память (traumatic memory); достоверность воспоминаний (reliability of memories); точность воспоминаний (accuracy of memories).
Результаты и их обсуждение
Воспоминания о событиях, пережитых в детском возрасте, составляют один из блоков автобиографической памяти. Структура и функции автобиографической памяти подробно изучены в рамках культурно-деятельностного подхода, предлагаемого В. В. Нурковой и её учениками.
Автобиографическая память представляет собой высшую мнемическую функцию, которая формируется субъектом в совместной деятельности с социальным окружением, причём этот процесс необходимо опосредуется знаковыми системами [1]. Совместная деятельность по формированию автобиографической памяти состоит в намеренном создании автобиографических рассказов, что играет существенную роль в организации фундамента личности [2]. В частности, единицей анализа личности называют самоопределяющие автобиографические воспоминания [3]. Данная подсистема долговременной памяти является организованной по смысловому принципу и выполняет несколько основополагающих функций, в частности: «формирование субъективной истории личного прошлого и переживание себя как уникального, протяженного во времени субъекта жизненного пути» [1, с. 80]. Автобиографические воспоминания преимущественно предстают в вербальной форме, в отличие от эмоционально-обусловленных подструктур памяти, где воспоминания представлены образно.
В зависимости от источника В. В. Нуркова [4] выделяет следующие типы детских воспоминаний:
- «натуральные» воспоминания, которые сохранились в детской памяти ввиду их новизны и эмоциональной насыщенности.
- «социальные» воспоминания сформировались на основе «натуральных», где опосредующая роль принадлежит диалогам со взрослыми, которые предлагают культурно приемлемые интерпретации опыту ребенка.
- «фантазийные» воспоминания о событиях, которые никогда не происходили, но воспринимаемые ребёнком по какой-то причине в качестве реальных.
- «артефактные» воспоминания «сконструированы» впоследствии взрослыми с воспитательными целями.
В терминах предложенной классификации воспоминания о пережитом в детстве жестоком обращении должны рассматриваться в качестве натуральных, поскольку соответствующие события, без сомнения, являются эмоционально насыщенными. Однако эмпирические исследования и опыт практической деятельности показывают, что воспоминания о жестоком обращении зачастую «выгодно» обыгрываются в социальные воспоминания либо и вовсе переиначиваются в фантазийные, заставляя потерпевшего сомневаться в собственных переживаниях [5]. М. О. Бондарева указывает, что между объективным уровнем благополучия ситуации в детском возрасте и оценкой взрослыми своего детства не существует однозначной связи, кроме случаев выраженных отклонений от оптимальных детско-родительских отношений и качества жизни [6].
В работах В. В. Нурковой и её учеников обозначены как механизмы, обеспечивающие уверенность индивида в достоверности автобиографических воспоминаний, так и факторы, провоцирующие пластичность автобиографической памяти. В контексте изучаемой темы особого внимания заслуживает постулат о том, что доверие к содержанию автобиографической памяти не должно отождествляться с истинностью воспоминаний. Тот эмпирический факт, что автобиографическая память представляет собой результат совместной деятельности ребёнка и его взрослого
окружения, как раз задаёт своего рода «сделанность» воспоминаний о собственной жизни, определяет их изменчивость. Пластичность автобиографических воспоминаний коррелирует с мотивационными запросами самого индивида к ним. Автобиографическое самосознание трансформируется под влиянием совокупности тех изменений, которым подвергаются насыщенные личностными смыслами единичные воспоминания [2]. Логично предположить, что наличие психопатологии, в том числе обусловленной пережитым в детстве насилием, способно вместе с искажениями мотивационно-волевой сферы личности оказать влияние на качество автобиографических воспоминаний и доступ к ним.
Так, согласно закону ретроспективного снижения негативного аффекта, негативные автобиографические воспоминания прогрессивно теряют свою эмоциональную насыщенность, в то время как автобиографические воспоминания о позитивных событиях не только сохраняют её, но и при определённых условиях даже увеличивают [7-9]. Интересно, что в практике оказания психологической помощи пострадавшим от насильственных действий и в экстремальных ситуациях данный эффект наблюдается сравнительно редко - воспоминания о психотравмирующих событиях не теряют своей аффективной насыщенности на протяжении долгого времени, создавая тем самым условия для хронической травматизации [10-12].
К наиболее пластичным компонентам автобиографических воспоминаний относятся их временная локализация (положение на временной перспективе прошлого) и сюжетная последовательность отдельных событий внутри целостного эпизода [13]. Исходя из этого, наибольшим сомнениям следует подвергать высказывания пострадавших о том, в каком возрасте им довелось пережить жестокое обращение, и какова конкретная последовательность насильственных действий. Неуверенность в точном порядке случившихся событий внутри психотравмирующей ситуации может быть обусловлена и закономерностями функционирования пострадавшего мозгового субстрата, обеспечивающего автобиографическую память. При этом необходимо принимать во внимание, что уверенность в точности отдельных аспектов воспоминания может распространяться на другие его элементы, которые на самом деле припоминаются не так отчётливо [13]. Так, одними из наиболее стабильных являются автобиографические воспоминания о том, кто был главным действующим лицом в конкретной ситуации в прошлом, а также где она разворачивалась [13]. На основании данных закономерностей автобиографические воспоминания индивида о том человеке, который совершал над ним в детстве некоторые насильственные действия, могут быть признаны достоверными.
В эмпирических исследованиях обозначен «парадокс спонтанной пластичности автобиографических воспоминаний при сохранении их несомненной субъективной достоверности» [14-16]. Содержание автобиографической памяти может корректироваться в целях конструирования наиболее индивидуально желательной, социально приемлемой, согласованной и вероятной версии событий прошлого. В. В. Нуркова отмечает, что такой процесс трансформации автобиографических воспоминаний является непроизвольным и неосознанным [14]. Во взрослом возрасте
индивид сам становится источником преобразования своей автобиографической памяти, распоряжаясь тем содержанием, которое сконструировали окружавшие его в детстве взрослые [5]. Таким образом поддерживается непротиворечивый образ собственного Я. В контексте рассматриваемой тематики особенно остро встаёт вопрос о возможных пределах трансформации автобиографических воспоминаний о пережитых психотравмирующих событиях с целью создания оптимальных представлений о себе и значимых взрослых. Иными словами, насколько доминирующей является потребность иметь приемлемые автобиографические воспоминания за счёт трансформации травматической памяти?
Среди автобиографических воспоминаний особая роль принадлежит именно ранним детским воспоминаниям. Учёные обращают особое внимание на то, что фактическое содержание того, что случилось в детстве, малозначимо в отличие от связанных с этим переживаний [17-21]. А. Р. Брюн вовсе предлагает рассматривать ранние детские воспоминания в качестве метафор актуальных событий, содержащих информацию о мировоззрении индивида [20]. Таким образом, акцент смещается с припоминания объективных параметров некоторых обстоятельств на то, какие эмоциональные реакции они спровоцировали. При этом ранние детские воспоминания обладают диагностическим и прогностическим потенциалом, поскольку включаются в формирование мотивационного ядра личности, детерминируют психодинамику личности, а в некоторых случаях — распространение и прогрессирование психопатологии [18, 21]. Доступ к ранним детским воспоминаниям возможен через анализ ранних дезадаптивных схем, диагностика которых позволяет специалистам более прицельно подойти к изъятию информации из автобиографической памяти.
Выявленные закономерности функционирования автобиографической памяти трансформируются в контексте изучения и понимания опыта переживания психотравмирующих событий в детстве и подростковом возрасте.
Пострадавшие от жестокого обращения в детском возрасте отличаются друг от друга по критерию сохранности воспоминаний о пережитом насилии. Формальное отсутствие воспоминаний на протяжении долгого времени не должно расцениваться в качестве доказательства того, что психотравмирующее событие не имело места [22]. При этом с той же долей осторожности необходимо относится к такой процедуре, как «восстановление подавленных воспоминаний». Диссоциация вследствие травматического стресса и подавление (вытеснение) воспоминаний о пережитой психологической травме позволяют пострадавшему ребёнку до определённой степени защититься от воздействия психотравмирующих обстоятельств, являются для него неадаптивным, но действенным способом саморегуляции [23]. Подавление воспоминаний, а также фрагментарность автобиографической памяти на события, связанные с жестоким обращением, могут быть детерминированы и структурнофункциональными изменениями в головном мозге, произошедшими ввиду травматического воздействия [24]. Именно они определяют возникновение таких симптомов посттравматического стрессового расстройства, как интрузии в различных
формах. Вторжение в сознание автобиографических воспоминаний ассоциировано с их интенсивной аффективной насыщенностью. Установлено, что причинами повторяющихся навязчивых воспоминаний о психологической травме являются дисфункция гиппокампа, обусловленная гиперкортизолемией в момент переживания психотравмирующего воздействия [25], нарушения проводящих путей, связывающих участки префронтальной коры больших полушарий и лимбическую систему [26]. Заслуживает внимания интерпретация наплывов автобиографических воспоминаний с позиций культурно-деятельностного подхода. Непроизвольная актуализация, «вброс», содержания автобиографической памяти объясняется значимостью конкретных воспоминаний для продолжения деятельности при наличии каких-либо затруднений
[1]. В свою очередь, произвольное воспроизведение автобиографических воспоминаний признаётся компонентом цели социально ориентированных действий или действий, направленных на саморегуляцию. В качестве примера здесь можно привести попытки индивида актуализировать автобиографические воспоминания, связанные с пережитым насилием в субъективно значимой социальной ситуации — дачи показаний или выступления в суде, в процессе клинико-психологического вмешательства [1].
Термин «травматическая память» в большей степени востребован в зарубежной научной литературе по рассматриваемой теме. В российской психологии данное понятие преимущественно распространяется в контексте изучения коллективной виктимизации.
Для описания особенностей функционирования травматической памяти J. G. Allen использует категории эмоционально-обусловленной памяти и нарративноавтобиографической памяти, обращаясь к их неравнозначному вкладу в процесс формирования воспоминаний о психотравмирующем событии [27]. В частности, он обращает внимание на то, что неконтролируемые наплывы воспоминаний о пережитой психологической травматизации не следует приравнивать к процессу припоминания как таковому. Похожей точки зрения придерживается и Б. ван дер Колк, указывая, что пострадавшие от воздействия психотравмирующих событий одновременно демонстрируют признаки и гипермнезии, и амнезии в отношении различных аспектов психотравмирующего опыта [10]. Логично предположить, что содержание наплывов воспоминаний, связанных с психологической травмой, не являясь сознательным процессом актуализации автобиографической памяти, следует рассматривать в качестве ориентира для анализа пережитой психологической травматизации.
J. G. Allen вво дит по ня тие континуум а точ но сти воспом ина ний о психотравмирующем событии [27].
(1) отчётливые воспоминания о психотравмирующем событии, с наличием подтверждений. В таком случае вопросов к достоверности содержания автобиографической памяти не возникает.
(2) отчётливые воспоминания о психотравмирующем событии, но без достаточных подтверждений. Руководствуясь высокой степенью субъективной уверенности в содержании автобиографической памяти, индивиды мало заинтересованы в поиске и обретении подтверждений случившемуся с ними.
(3) нечёткие, смутные воспоминания о психотравмирующем событии, с наличием подтверждений. Несмотря на то, что воспоминания не являются достаточно отчётливыми, индивид будет убеждён в том, что случившееся имело место, на основании имеющихся объективных доказательств.
(4) нечёткие, смутные воспоминания о психотравмирующем событии, без достаточных подтверждений. Именно при таком раскладе возникает проблема противопоставления внушительного объёма эмоционально-обусловленной памяти и незначительного содержания нарративно-автобиографической памяти, что приводит к формированию у пострадавшего индивида особой чувствительности и выраженной защитной позиции по отношению к ложным воспоминаниям.
(5) преувеличенные или искаженные воспоминания о психотравмирующем событии. Наиболее свойственны именно детям, которые в силу возраста склонны «украшать» фантазиями обстоятельства случившейся с ними психологической травматизации. В некоторых случаях взрослые прибегают к фантазированию и конфабуляциям для того, чтобы спровоцировать, вызвать воспоминания о том, что с ними произошло в реальности. Автобиографические воспоминания, наполненные элементами фантазирования, зачастую выполняют защитную функцию, скрывая психотравмирующую природу произошедших с индивидом событий.
(6) ложные воспоминания о психотравмирующем событии, внушенные окружающими людьми. Преимущественно наблюдаются у пациентов с психопатологической симптоматикой, которых в ходе психотерапевтической работы ошибочно убедили в том, что их симптомы являются последствиями пережитой ранее психологической травмы, хотя никаких объективных доказательств этому не присутствует. Другими источниками ложных воспоминаний могут быть сверстники, участники групп поддержки, родственники. Типичный психолого-поведенческий портрет индивидов, склонных к формированию у себя ложных автобиографических воспоминаний о пережитой психологической травме, включает склонность к фантазированию, живое воображение, доверчивость, внушаемость.
(7) ложные воспоминания о психотравмирующем событии, сконструированные самим индивидом. Доступность научно-популярной и профессиональной литературы по вопросам психического здоровья является одним из факторов, способствующих формированию ложных воспоминаний о пережитой психологической травме у индивидов, имеющих психопатологическую симптоматику, в частности — о перенесённом в детском возрасте жестоком обращении. Мотивационный контекст ложных воспоминаний, самостоятельно сконструированных индивидом, может быть обусловлен переживанием гнева по отношению к одному из членов семьи и, следовательно, попытками объяснить этот аффект якобы имевшей место психологической травматизацией.
J. G. Allen отмечает, что индивиду могут принадлежать автобиографические воспоминания, относящиеся к разным категориям [27]. В наибольшей степени это свойственно именно тем, кто пережил повторную и кумулятивную виктимизацию. Так, например, некоторые эпизоды жестокого обращения воспроизводятся точно, с высокой
степенью детализации; другие насильственные действия припоминаются смутно или искаженно. Здесь необходимо отдельно пояснить, что неточность в воспроизведении отдельных деталей психотравмирующего события не переводит такие автобиографические воспоминания в категории ложных.
По нашему мнению, настороженное отношение научной общественности к изучению последствий пережитого в детстве жестокого обращения обусловлено именно повышенным вниманием средств массовой информации к случаям «ложных» воспоминаний из категорий 6 и 7, которые зачастую становятся причиной (не)обоснованных обвинений. Уверенность индивида в истинности «ложного» воспоминания коррелирует с субъективным принятием того факта, что искомое событие действительно могло иметь место в его прошлом [13]. Однако, если проблему «ложных» воспоминаний сложно подвергнуть даже минимально объективной оценке, то распространенность различных форм насилия над детьми, равно как и частота психических и поведенческих расстройств, связанных с такой психологической травматизацией, вполне подвергаются подсчёту.
В контексте оказания психологической помощи пострадавшим мы допускаем известную степень неточности и «расплывчатости» воспоминаний о психо -травмирующем события. В формальных обстоятельствах, например, при совершении судебно-следственных мероприятий, востребованы именно однозначные суждения как о достоверности, так и об истинности и ложности автобиографических воспоминаний. Дихотомия правда-ложь наиболее применима именно к автобиографическим воспоминаниям, нежели к содержимому эмоционально-обусловленной памяти. Известно, что люди, перенесшие внушительный объём психологической травматизации, характеризуются тем, что воспоминания о различных аспектах психотравмирующих событиях отражаются в их автобиографической памяти с разной степенью отчётливости [10, 11, 27]. Конструирование автобиографической памяти в части воспоминаний о психологической травме происходит в рамках психотерапевтической работы через нарративные практики и направлено на принятие собственного опыта и облегчение симптомов, связанных каузально с пережитым.
Наибольшая степень валидности и достоверности приписывается авто -биографическим воспоминаниям о некоем единичном психотравмирующем событии, когда индивид способен чётко назвать главное действующее лицо (агрессора), а полученные от него сведения подтверждаются показаниями третьей незаинтересованной, не вовлечённой стороны, свидетеля [28].
Здесь обнаруживается другая научно-практическая проблема, связанная с возможностью припоминания и достоверностью воспоминаний о серии психотравмирующих событий (хроническая психологическая травматизация), что является отличительной особенностью, например, психологического и домашнего насилия.
Когда дети оказываются вовлечёнными в серию однотипных событий, то они в целом способны припомнить, что они пережили за это время, но сталкиваются с определёнными сложностями, вспоминая, к какому конкретно событию внутри серии
принадлежат те или иные детали [29]. При этом, если хотя бы одно событие из серии выделяется какими-либо отклонениями в уже привычном ребёнку сценарии действий, то это способствует лучшему запоминанию этого случая, а впоследствии провоцирует более продуктивное припоминание деталей всех произошедших событий [30]. Похожие закономерности были выявлены и в отношении того, как функционирует память на повторяющиеся, предсказуемые по содержанию события во взрослом возрасте.
Однако взрослые чаще, чем дети, прибегают к формированию и воспроизведению впоследствии своего рода перечня устойчивых паттернов, общих характеристик тех повторяющихся эпизодов, которые составляют значимую последовательность [31]. Иными словами, взрослым более свойственно создавать на основании серии повторяющихся событий и припоминать уже обобщённый «сценарий» или «скрипт». Попытки припомнить конкретное событие из некоторой последовательности повторявшихся в течение определенного промежутка времени эпизодов необходимо включают в себя и реконструктивный процесс, границы которого задаются деталями из категории «что обычно происходило», а уточняющие детали вплетаются в воспроизведение по мере актуализации и значимости.
Условия припоминания и воспроизведения автобиографических воспоминаний в значительной степени определяют динамику субъективной уверенности индивида в истинности событий прошлого и пластичность автобиографической памяти как таковой [14]. Сама ситуация, когда требуется подтверждение истинности автобиографического воспоминания, повышает критичность к его содержанию, что полезно учитывать в социальной и клинико-психологической работе с пострадавшими. Более того, в состоянии автоноэзиса («я вспоминаю») индивид проявляет высокую когнитивную активность, склонен воспринимать автобиографические воспоминания как субъективно достоверные, активно участвует в процессе конструирования и/или доделывания автобиографической памяти [32].
Выводы
Рассмотрение проблемы точности и достоверности воспоминаний о жестоком обращении, пережитом в детском возрасте, производится одновременно в двух плоскостях — заданной закономерностями функционирования автобиографической памяти и определённой особенностями формирования индивидуальной травматической памяти. В заявленном контексте доверие индивида к содержанию автобиографической памяти, в том числе — на психотравмирующие события, не должно приравниваться к их истинности. Однако сама по себе ситуация, когда требуется подтверждение истинности автобиографического воспоминания, повышает критичность к его содержанию.
Пластичность автобиографических воспоминаний, прежде всего, определяется механизмом из формирования — в совместной деятельности конструирования, где важную роль играет ближайшее окружение индивида. Другим фактором, провоцирующим пластичность автобиографической памяти, следует считать
мотивационный запрос индивида к содержанию воспоминаний о собственной жизни. Так, автобиографические воспоминания могут корректироваться для создания наиболее индивидуально желательной и/или социально приемлемой версии прошлого. Наконец, полярность доминирующей в моменте эмоции в значительной степени определяет сохранность определённых эпизодов в автобиографической памяти.
Наиболее пластичными компонентами автобиографической памяти считаются временная локализация конкретных воспоминаний (в каком возрасте совершались насильственные действия) и сюжетная последовательность отдельных событий внутри целостного эпизода (последовательность совершения отдельных насильственных действий).
Неоднократно в эмпирических и прикладных исследованиях было показано, что пострадавшие способны с высокой степенью точности и достоверности припомнить человека, который совершал над ними в детстве некоторые насильственные действия.
Достоверность и точность воспоминаний о регулярно повторяющихся психотравмирующих событиях, к которым относится, например, жестокое обращение, отличаются от характеристик травматической памяти на единичные события. Пострадавшие в результате многократных насильственных действий обычно не могут припомнить детали каждого конкретного эпизода, но формируют своего рода «схему» или «сценарий», куда включают ключевые аспекты того, что с ними происходило. Такой «сценарий» обладает высокой степенью точности и мало подвержен изменениям с течением времени.
Оценки точности и достоверности воспоминаний о пережитом в детском возрасте жестоком обращении зачастую осложняются ввиду особенностей функционирования так называемой травматической памяти. Так, пострадавшие от воздействия психотравмирующих событий одновременно демонстрируют признаки и гипермнезии, и амнезии в отношении различных аспектов психотравмирующего опыта. Формальное отсутствие воспоминаний на протяжении долгого времени не должно расцениваться в качестве доказательства того, что психотравмирующее событие не имело места.
Таким образом, к любым сообщениям об имевшем место жестоком обращении с детьми необходимо относиться с серьёзностью и ответственностью. Сведения о личности агрессора и его привычном modus operandi - наиболее устойчивые к изменениям элементы автобиографических воспоминаний о пережитом насилии. Присущая автобиографической памяти пластичность определяется ограниченным набором факторов, действие которых можно контролировать в формальной ситуации припоминания.
Конфликт интересов отсутствует.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ:
1. Нуркова В.В. Автобиографическая память с позиций культурно-деятельностной психологии: результаты и перспективы исследования // Вестник Московского университета. Серия 14. Психология. 2011. № 1. С. 79-90.
2. Нуркова В.В. От хаоса повседневного опыта к истории жизни: социокультурное форматирование автобиографического самосознания // Исследователь. 2018. № 3-4. С. 10-24.
3. Нуркова В.В. Самоопределяющие автобиографические воспоминания в системе личностно-мнемических межфункциональных связей // Культурно-историческая психология. 2022. Т. 18, № 1. C. 79-89. doi: 10.17759/chp.2022180108
4. Нуркова В.В. Свершенное продолжается: Психология автобиографической памяти личности. М.: Издательство УРАО, 2000.
5. Нуркова В.В., Масолова Г.Ю. Характеристики воспоминаний о детстве и психологический облик взрослого // Психологическая наука и образование. 2009. Т. 1, № 4. С. 1-14.
6. Бондарева М.О. Образ детства взрослого человека в контексте жизненной ситуации: дис. ... канд. психол. наук. СПб.; 2007.
7. Алюшева А.Р. Общекультурная и внутрисемейная трансмиссия структуры автобиографической памяти // Вестник Санкт-петербургского университета. Сер. 12. Психология. Социология. Педагогика. 2014. № 4. С. 5-15.
8. Нуркова В.В., Гурьева В.В. Культурная трансмиссия характеристик автобиографического компонента самосознания. В сб.: Акопов Г.В., Чернышова Е.Л., Ихсанова С.Г., ред. Психология сознания: этно-национальные, религиозные, правовые и регулятивные аспекты: материалы III всероссийской научной конференции; Самара, 15-17 октября 2015 г. Самара; 2015. С. 86-91.
9. Нуркова В.В. Методика «Линия жизни» как фактор формирования зоны ближайшего развития исторического аспекта самосознания личности. В сб.: Кудрявцева Т.В., ред. «Зона ближайшего развития» в теоретической и практической психологии: материалы XI Международных чтений памяти Л. С. Выготского; Москва, 15-18 ноября 2010 г. М.; 2010. С. 88-95.
10. Ван дер Колк Б. Тело помнит все. Какую роль психологическая травма играет в жизни человека и какие техники помогают ее преодолеть. М.: Эксмо; 2020.
11. Герман Д. Травма и исцеление. Последствия насилия от абьюза до политического террора. М.: ЭКСМО; 2022.
REFERENCES:
1. Nurkova VV. Avtobiograficheskaya pamyat' s pozitsiy kurturno-deyatel'nostnoy psikhologii: rezul'taty i perspektivy issledovaniya. Vestnik Moskovskogo Universiteta. Seriya 14. Psikhologiya. 2011;(1):79-90. (In Russ).
2. Nurkova VV. Ot khaosa povsednevnogo opyta k istorii zhizni: sotsiokul'turnoye formatirovaniye avtobiograficheskogo samosoznaniya. Researcher. 2018;(3-4):10-24. (In Russ).
3. Nurkova VV. Self-defining Memories in the System of Self-Memory Interfunctional Relationships. Cultural-Historical Psychology. 2022;18(1):79-89. (In Russ). doi: 10.17759/chp.2022180108
4. Nurkova VV. Svershennoye prodolzhayetsya: Psikhologiya avtobiograficheskoy pamyati lichnosti. Moscow; 2000. (In Russ).
5. Nurkova VV, Masolova GYu. Characteristics of Childhood Memories and the Psychological Profile of an Adult. Psychological-Educational Studies. 2009;1(4):1-14. (In Russ).
6. Bondareva MO. Obraz detstva vzroslogo cheloveka v kontekste zhiznennoy situatsii [dissertation]. Sankt-Peterburg; 2007. (In Russ).
7. Alyusheva AR. Intergeneration cultural and familial transmission of autobiographical memory structure. Vestnik Sankt-Peterburgskogo Universiteta. Serya 12. Psikhologiya. Sotsiologiya. Pedagogika. 2014;(4):5-15. (In Russ).
8. Nurkova VV, Gur'yeva VV. Kul'turnaya transmissiya kharakteristik avtobiograficheskogo komponenta samosoznaniya. In: Akopov GV, Chernyshova EL, Ikhsanova SG, editors. Psikhologiya soznaniya: etno-natsional'nyye, religioznyye, pravovyye i regulyativnyye aspekty: materialy III vserossiyskoy nauchnoy konferentsii; Samara, 15-17 October 2015. Samara; 2015. P. 86-91. (In Russ).
9. Nurkova VV. Metodika «Liniya zhizni» kak faktor formirovaniya zony blizhayshego razvitiya istoricheskogo aspekta samosoznaniya lichnosti. In: Kudryavtseva TV, editor. «Zona blizhayshego razvitiya» v teoreticheskoy i prakticheskoy psikhologii: materialy XI Mezhdunarodnykh chteniy pamyati L. S. Vygotskogo; Moscow, 15-18 November 2010. Moscow; 2010. P. 88-95. (In Russ).
10. Van der Kolk B. The body keeps the score: Brain, Mind, and Body in the Healing of Trauma. Moscow: EKSMO; 2020. (In Russ).
11. German D. Travma i istselenie. Posledstviya nasiliya ot ab'yuza do politicheskogo terrora. Moscow: EKSMO; 2022. (In Russ).
12. Herman J.L., Harvey M.R. Adult memories of childhood trauma: a naturalistic clinical study // J. Trauma. Stress. 1997. Vol. 10, No. 4. P. 557-571. doi: 10.1023/a:1024889601838
13. Нуркова В.В., Василенко Д.А. Сила воображения и слабость датировки: о двух источниках искажений в автобиографической памяти // Психология и право. 2017. Т. 7, № 1. С. 182-192. doi: 10.17759/psylaw.2017070115
14. Нуркова В.В. Забыть нельзя помнить: мнеми-ческий «эффект отречения» и субъективная оценка истинности автобиографических воспоминаний // Психология и право. 2015. Т. 5, № 2. С. 126-137. doi: 10.17759/psylaw.2015100210
15. Нуркова В.В. Доверчивая память: Как информация включается в систему автобиографических знаний. В сб.: Соловьев В.Д., Черниговская Т.В. Когнитивные исследования: сборник научных трудов. М.: Институт психологии РАН; 2008. Т. 2. С. 87-102.
16. Frenda S.J, Nichols R.M., Loftus E.F. Current issues and advances in misinformation research // Curr. Dir. Psychol. Sci. 2011. Vol. 20, No. 1. P. 20-23. doi: 10.1177/0963721410396620
17. Chu J.A., Frey L.M., Ganzel B.L., et al. Memories of childhood abuse: dissociation, amnesia, and corroboration // Am. J. Psychiatry. 1999. Vol. 156, No. 5. P. 749-755. doi: 10.1176/ajp.156.5.749
18. Галимзянова М.В., Касьяник П.М., Романова Е.В. Ранние детские воспоминания взрослых с различными дезадаптивными схемами // Вестник СПбГУ. Психология и педагогика. 2017. Т. 7, № 1. С. 66-80. doi: 10.21638/11701/spbu16.2017.105
19. Bruhn A.R. Cognitive-perceptual theory and the projective use of autobiographical memory // J. Pers. Assess. 1990. Vol. 55, No. 1-2. P. 95-114. doi: 10.1080/00223891.1990.9674050
20. Bruhn A.R. Using early memories as a projective technique: The cognitive perceptual method // J. Pers. Assess. 1985. Vol. 49, No. 6. P. 587-597. doi: 10.1207/s15327752jpa4906 5
21. Theiler S. The efficacy of Early Childhood Memories as indicators of current maladaptive schemas and psychological health: thesis for the degree of Doctor of Philosophy, Swinburne University of Technology Hawthorn. Victoria Australia; 2005.
22. Williams L.M. Recall of childhood trauma: A prospective study of women's memories of child sexual abuse // J. Consult. Clin. Psychol. 1994. Vol. 62, No. 6. P. 1167-1176. doi: 10.1037//0022-006x.62.6.1167
12. Herman JL, Harvey MR. Adult memories of childhood trauma: a naturalistic clinical study. J Trauma Stress. 1997;10(4) :557-71. doi: 10.1023/a:1024889601838
13. Nurkova VV, Vasilenko DA. The power of imagination/The weakness of dating: on two origins of autobiographical memory distortion. Psychology and Law. 2017;7(1):182-92. (In Russ). doi: 10.17759/psylaw.2017070115
14. Nurkova VV. To forget or to remember: Denial deflation effect and subjective confidence of autobiographical memories. Psychology and Law. 2015;5(2):126-37. (In Russ). doi: 10.17759/psylaw.2015100210
15. Nurkova VV. Doverchivaya pamyat': Kak informatsiya vklyuchayetsya v sistemu avto-biograficheskikh znaniy. In: Solov'yev VD, Chernigovskaya TV. Kognitivnyye issledovaniya: sbornik nauchnykh trudov. Moscow; 2008;2:87-102. (In Russ).
16. Frenda SJ, Nichols RM, Loftus EF. Current issues and advances in misinformation research. Curr Dir Psychol Sci. 2011;20(1):20-3.doi: 10.1177/0963721410396620
17. Chu JA, Frey LM, Ganzel BL, et al. Memories of childhood abuse: dissociation, amnesia, and corroboration. Am J Psychiatry. 1999;156(5):749-55. doi: 10.1176/ajp.156.5.749
18. Galimzyanova MV, Kasyanik PM, Romanova EV. Early Childhood Memories of Adults with Different Early Maladaptive Schemas. Vestnik of Saint - Petersburg University. Psychology and Education. 2017;7(1):66-80. (In Russ). doi: 10.21638/11701/spbu16.2017.105
19. Bruhn AR. Cognitive-perceptual theory and the projective use of autobiographical memory. J Pers Assess. 1990;55( 1-2):95-114. doi: 10.1080/00223891.1990.9674050
20. Bruhn AR. Using early memories as a projective technique: The cognitive perceptual method. J Pers Assess. 1985;49(6):587-97. doi: 10.1207/s15327752jpa4906 5
21. Theiler S. The efficacy of Early Childhood Memories as indicators of current maladaptive schemas and psychological health: thesis for the degree of Doctor of Philosophy, Swinburne University of Technology Hawthorn. Victoria Australia; 2005.
22. Williams LM. Recall of childhood trauma: A prospective study of women's memories of child sexual abuse. J Consult Clin Psychol. 1994;62(6):1167-76. doi: 10.1037//0022-006x. 62.6.1167
23. Польская Н.А., Мельникова М.А. Диссоциация, травма и самоповреждающее поведение // Консультативная психология и психотерапия. 2020. Т. 28, № 1. С. 25-48. doi: 10.17759/cpp.2020280103
24. Teicher M.H., Samson J.A. Annual Research Review: Enduring neurobiological effects of childhood abuse and neglect // J. Child Psychol. Psychiatry. 2016. Vol. 57, No. 3. P. 241-266. doi: 10.1111/icpp.12507
25. Morey R.A., Haswell C.C., Hooper S. R., et al. Amygdala, Hippocampus, and Ventral Medial Prefrontal Cortex Volumes Differ in Maltreated Youth with and without Chronic Posttraumatic Stress Disorder // Neuropsychopharmacology. 2016. Vol. 41, No. 3. P. 791-801. doi: 10.1038/npp.2015.205
26. Lim L., Howells H., Radua J., et al. Aberrant Structural Connectivity in Childhood Maltreatment: A Meta-Analysis // Neurosci. Biobehav. Rev. 2020. Vol. 116. P. 406-414. doi: 10.1016/ j.neubiorev.2020.07.004
27. Allen J.G. The spectrum of accuracy in memories of childhood trauma // Harv. Rev. Psychiatry. 1995. Vol. 3, No. 2. P. 84-95. doi: 10.3109/10673229509017171
28. Binder R.L., McNiel D.E., Goldstone R.L. Patterns of recall of childhood sexual abuse as described by adult survivors // Bull. Am. Acad. Psychiatry Law. 1994. Vol. 22, No. 3. P. 357-366.
29. Dilevski N., Paterson H.M., Walker S.A., et al. Adult memory for specific instances of a repeated event: a preliminary review // Psychiatr. Psychol. Law. 2020. Vol. 28, No. 5. P. 711-732. doi: 10.1080/13218719.2020.1837031
30. Connolly D., Gordon H., Woiwod D., et al. What children recall about a repeated event when one instance is different from the others // Dev. Psychol. 2016. Vol. 52, No. 7. 1038-1051. doi: 10.1037/dev0000137
31. Woiwod D., Fitzgerald R., Sheahan C., et al. A meta-analysis of differences in children's reports of single and repeated events // Law Hum. Behav. 2019. Vol. 43, No. 1. P. 99-116. doi: 10.1037/lhb0000312
32. Нуркова В.В., Еременко В.И. Мнемические переживания как основа сознательной регуляции в процессе обращения к памяти. В сб.: Первая Всероссийская конференция «Психология сознания: современное состояние и перспективы»; Самара, 29 июня-2 июля 2007 г. Самара; 2007..
23. Polskaya NA, Melnikova MA. Dissociation, Trauma and Self-Harm. Counseling Psychology and Psychotherapy. 2020;28(1):25-48. (In Russ). doi: 10.17759/cpp.2020280103
24. Teicher MH, Samson JA. Annual Research Review: Enduring neurobiological effects of childhood abuse and neglect. J Child Psychol Psychiatry. 2016;57(3):241-66. doi: 10.1111/icpp.12507
25. Morey RA, Haswell CC, Hooper SR, et al. Amygdala, Hippocampus, and Ventral Medial Prefrontal Cortex Volumes Differ in Maltreated Youth with and without Chronic Posttraumatic Stress Disorder. Neuropsychopharmacology. 2016;41(3):791-801. doi: 10.1038/npp.2015.205
26. Lim L, Howells H, Radua J, et al. Aberrant Structural Connectivity in Childhood Maltreatment: A Meta-Analysis. Neurosci Biobehav Rev. 2020;1 16:406-14. doi: 1 0.1 0 1 6/j. n eu biorev.2020.07.004
27. Allen JG. The spectrum of accuracy in memories of childhood trauma. Harv Rev Psychiatry. 1995;3(2):84-95. doi: 10.3109/10673229509017171
28. Binder RL, McNiel DE, Goldstone RL. Patterns of recall of childhood sexual abuse as described by adult survivors. Bull Am Acad Psychiatry Law. 1994;22(3):357-66.
29. Dilevski N, Paterson HM, Walker SA, et al. Adult memory for specific instances of a repeated event: a preliminary review. Psychiatr Psychol Law. 2020;28(5):711-32. doi: 10.1080/13218719. 2020.1837031
30. Connolly D, Gordon H, Woiwod D, et al. What children recall about a repeated event when one instance is different from the others. Dev Psychol. 2016;52(7):1038-51. doi: 10.1037/dev0000137
31. Woiwod D, Fitzgerald R, Sheahan C, et al. A meta-analysis of differences in children's reports of single and repeated events. Law Hum Behav. 2019;43(1):99-116. doi: 10.1037/lhb0000312
32. Nurkova VV, Eremenko VI. Mnemicheskiye perezhivaniya kak osnova soznatel'noy regulyatsii v protsesse obrashcheniya k pamyati. In: Pervaya Vserossiyskaya konferentsiya «Psikhologiya soznaniya: sovremennoye sostoyaniye i perspektivy»; Samara, 29 June-2 July 2007. Samara; 2007. (In Russ).
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ:
Фаустова Анна Геннадьевна — кандидат психологических наук, доцент, заведующий кафедрой клинической психологии. SPIN: 5869-7409, ORCID: https://orcid.org/0000-0001-8264-3592, e-mail: a.faustova@rzgmu.ru
ДАТА ПОСТУПЛЕНИЯ: 20.12.2023 .
ДАТА ОДОБРЕНИЯ: 21.02.2024.
ДАТА ПРИНЯТИЯ: 01.03.2024.
ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ:
Фаустова А.Г. Подходы к решению проблемы достоверности воспоминаний о пережитом в детском возрасте жестоком обращении // Личность в меняющемся мире: здоровье, адаптация, развитие. 2024. Т. 12, № 1 (44). С. 8-22. Доступно по: http://hum_ioumal.rzgmu.ru/art&id=590. Ссылка активна на чч.мм.гггг. doi: 10.23888/humJ20241218-22
INFORMATION ABOUT AUTHOR:
Anna G. Faustova — Cand. Sci. (Psych.), Associate Professor, Head of the Department of Clinical Psychology. SPIN: 5869-7409, ORCID: https://orcid.org/0000-0001-8264-3592, e-mail: a.faustova@rzgmu.ru
PAPER RECEIVED: 20.12.2023 .
PAPER REVISED: 21.02.2024.
PAPER ACCEPTED: 01.03.2024.
FOR CITATION:
Faustova AG. Approaches to the problem of reliability of memories about abuse experienced in childhood. Personality in a Changing World: Health, Adaptation, Development. 2024;12(1):8-22. Available at: http://humjoumal.rzgmu.ru/art&id=590. Accessed: dd Month yyyy. doi: 10.23888/humJ20241218-22
