CC BY
19
Санкт-Петербургская православная духовная академия
Архив журнала «Христианское чтение»
А.Н. Котович
Почему духовные молчат: Духовенство и цензура в первой половине XIX века
Опубликовано:
Христианское чтение. 1907. № 6. С. 806-838.
@ Сканированій и создание электронного варианта: Санкт-Петербургская православная духовная академия (www.spbda.ru), 2009. Материал распространяется на основе некоммерческой лицензии Creative Commons 3.0 с указанием авторства без возможности изменений.
СПбПДА
Санкт-Петербург
2009
^ --- ---X X X X X X X X X X X X~X XI X X X X X X X X X X
tm www »»» www www www—^wr www 1111 ww*> цщщ 11 ‘*vmw www m
„Почему духовные молчатъ?“
(Духовенство и цензура въ первой половинѣ XIX вѣка).
«Почему духовные молчать?»—не одинъ разъ на протяженіи полувѣка повторяется этотъ печально-негодующій вопросъ современниковъ. Имъ констатировалась и крайне слабая отзывчивость духовенства на религіозныя нужды паствы съ церковной каѳедры, и незначительное,—далеко не соотвѣтствовавшее численности духовенства и запросамъ читателей, участіе его въ разныхъ отрасляхъ литературы.
Не принимая на себя задачи дать полный историческій отвѣть относительно всѣхъ — іерархическихъ, экономическихъ, научно-образовательныхъ причинъ этого молчанія, останавливаемся лишь на причинахъ цензурнаго характера. Отмѣтимъ тѣ условія, которыя прямо посягали на свободу пастыря, какъ проповѣдника, и затѣмъ косвенно ограничивали его продуктивность, какъ писателя.
Какъ бы ни было сильно въ духовной цензурѣ стремленіе къ централизаціи и желаніе подвергнуть общему организованному контролю все то, что сообщается массѣ,—всегда и неизбѣжно должна оставаться одна область, необходимо требующая предоставленія извѣстныхъ полномочій мѣстнымъ силамъ. Область эта—області. проповѣди.
Конечно, изданіе въ свѣтъ гомилетическихъ опытовъ духовенства, въ теченіе всего разсматриваемаго періода, подчинялось надзору общихъ цензурныхъ учрежденій. Но, спрашивается, какъ контролировался самый процессъ живого слова, какія гарантіи были установлены для сохраненія чистоты уче-
нія и назиданія въ проповѣдяхъ, составляемыхъ н произносимыхъ самими священнослужителями?
Нѣтъ недостатка въ мрачныхъ описаніяхъ образовательнаго уровня духовенства до и даже послѣ просвѣтительнаго движенія начала XIX вѣка. Понятно,—въ виду этого, что масса духовенства не въ состояніи была принимать какое либо участіе въ дѣлѣ проповѣдничества. За то тѣмъ болѣе должны были цѣниться и могли выдвигаться «ученые» іереи-проповѣдники. Они обязаны были за всѣхъ выполнять эту функцію пастырства.
Дѣйствительно, и въ первой четверти прошлаго столѣтія, на востокѣ и на западѣ Россіи, были такіе избранные, которые, даже живя въ селахъ, какъ бы приписывались къ городамъ, уѣзднымъ и епархіальнымъ, съ обязательствомъ произносить проповѣди въ соборахъ. Основаніе такому порядку было заложено еще духовнымъ регламентомъ, — его спеціальнымъ трактатомъ о проповѣди. Л въ какомъ положеніи находилось дѣло проповѣди въ ближайшее къ разсматриваемому нами періоду время,—достаточно видно изъ циркуляра 1794 года. Разосланъ былъ онъ по епархіямъ тогдашнимъ синодальнымъ оберъ-прокуроромъ М.-Пушкинымъ. Циркуляръ этотъ утверждался на незыблемомъ камнѣ того же творенія О. Прокоповича {приводимъ его въ перифразѣ).
Извѣстно, говоритъ онъ, изъ Регламента, что каждый, иро-иовѣдывающій Слово Божіе въ проповѣдяхъ своего сочиненія, долженъ быть изъ ученыхъ и свидѣтельствованныхъ въ способностяхъ къ этому. Тамъ же находится и подробное наставленіе, изъ чего должна быть заимствована проповѣдь, и какое заключать въ себѣ нравоученіе, даже какія проповѣднику употреблять тѣлодвиженія.
Нынѣ же замѣчено, что нѣкоторые проповѣдники, отступая отъ предписанныхъ правилъ, вмѣсто полезнаго нравоученія, входятъ въ разсужденіе о другихъ стороннихъ матеріяхъ, упоминая даже о политическихъ, совсѣмъ къ проповѣди Слова Божія не относящихся дѣлахъ, приводя къ тому изъ исторіи неприличные примѣры..., отъ чего могутъ произойти непріятныя слѣдствія и для самаго начальства духовнаго.
Въ твердой надеждѣ на архипастырское попеченіе и прозорливость, предлагается епархіальнымъ архіереямъ сдѣлать немедленно распоряженіе, чтобы сочиняемыя учеными людьми проповѣди вездѣ произносимы были лишь послѣ одобренія ихъ
или самими преосвященными, или «вообще учеными духовными особами, имѣющими къ сему довольное просвѣщеніе и способность и снабженными потребными наставленіями» ')...
Такимъ образомъ, не легкая ферула регламента вновь начала тяготѣть надъ живымъ словомъ проповѣди. Цензорское же перо ученыхъ духовныхъ особъ подчасъ еще сильнѣе задѣвало за живое болѣе самостоятельныхъ проповѣдниковъ. Отсюда, почувствовавъ новыя вѣянія начала XIX вѣка, нѣкоторые проповѣдники начали ходатайствовать предъ своимъ епархіальнымъ начальствомъ, а то и предъ Синодомъ объ освобожденіи ихъ отъ предварительной цензуры. Они жаловались на цензурныя придирки и замѣчанія, указывали, что ими они «пристыжаются предъ прочими учеными священниками и самой публикой, а сверхъ того отнимается у нихъ почти всякая охота къ упражненію въ какихъ либо сочиненіяхъ и къ усердному наставленію своихъ прихожанъ».
Въ рѣдкихъ случаяхъ епархіальные преосвященные сдавались на просьбы «не принуждать къ цензурѣ», за то преемники ихъ по епархіи полагали уже иную резолюцію: «не знавъ совершенно ни разума, ни учености сего священника,— безъ цензуры говорить въ городѣ проповѣди дозволить ему я сумлѣваюсь» 2).
Впрочемъ, н внимательно относившіеся къ дѣлу проповѣдничества архипастыри (напр., черниговскій, впослѣдствіи петербургскій. Михаилъ Десницкій), не рѣшались защищать свободу проповѣди, въ виду постоянной возможности запросовъ свыше, гдѣ, притомъ, являлись иногда и краснорѣчивыя знаменія времени.
Въ самомъ дѣлѣ, вѣдь одинъ только разборъ Синодомъ (и главнымъ образомъ арх. Серафимомъ) въ 1814 году проповѣди пр. Ѳеофилакта (Русанова) на занятіе Парижа могъ служить всероссійскимъ урокомъ для проповѣдниковъ и ихъ цензоровъ,—такъ характерны были въ немъ нѣкоторые пункты. Напримѣръ, четвертый пунктъ: «Читая изложеніе признаковъ безразсудности честолюбія, порока (по выраженію въ словѣ) низкихъ душъ, и остановясь на словахъ: «но я содрогаюсь отъ одного воображенія о несчастій той страны, гдѣ заблаговременно ихъ не проникаютъ и не обуздываютъ и проч.», чита-
■) Л. С. С. 1803, J* 222.
■‘) А. С. ('. 1803, 222; 1814, 834.
тель не можетъ не подозрѣвать, что проповѣдникъ подъ такими чертами и представляетъ себѣ извѣстныхъ ему лицъ. Но таковое слово «подходитъ подъ претительпое правило въ Духокн. Регламентѣ постановленное». Или (5-й и.): въ ученіи, что «по всей строгости должна быть наказана щедрость неплатежомъ собственнаго долга приводящихъ въ конечное разореніе своихъ заимодавцевъ»,—нѣтъ духовнаго убѣжденія, проповѣди свойственнаго, чтобы тако согрѣшающіе покаялись, по какъ бы произносится только на таковыхъ приговоръ, долженствующій выходить не изъ устъ проповѣдника, а отъ силы н дѣйствія гражданскаго законоположенія». Заключительное же «праведное ожиданіе Св. Синода, что преосвященный Ѳеофилактъ въ поученіяхъ своихъ имѣетъ слѣдовать пастырскому своему долгу, наполняя оныя истинами, словомъ Божіимъ утвержденными, сообразно правиламъ въ Духовномъ Регламентѣ о проповѣдникахъ напечатаннымъ», еще рельефнѣе оттѣнило точку зрѣнія церковной власти на критеріи проповѣднической цензуры *).
Тѣмъ не менѣе, конечно, эта власть должна же была сознавать, что указывать при всякомъ случаѣ, проповѣдникамъ на регламентъ значитъ подражать папамъ, во всѣ вѣка при ковывающимъ вниманіе римскихъ богослововъ къ Ѳомѣ Аквинату. И вотъ, отчасти въ видахъ болѣе современной постановки дѣла проповѣди, отчасти въ цѣляхъ соединенія контроля надъ нею съ нѣкоторымъ оживленіемъ ея содержанія, новообразованная комиссія духовныхъ училищъ прониклась идеей составленія сборниковъ изъ лучшихъ проповѣдей всей Россіи.
Еще въ 1808 г. Синодъ сдѣлалъ по епархіямъ распоряженіе о присылкѣ въ концѣ года тѣхъ проповѣдей, которыя окажутся «полезными для назиданія по важности слога и мыслей, въ нихъ содержащихся». Такія проповѣди предполагалось издавать на казенный счетъ, послѣ разсмотрѣнія ихъ въ Синодѣ. И дѣйствительно, время отъ времени епархіальные архіереи присылали поученія ввѣреннаго имъ духовенства, конечно болѣе «ученаго».
Судя но заглавіямъ, проповѣди были довольно разнообразны. Изъ присланныхъ, напр., въ 1816 году изъ Казани 13-ти проповѣдей пять были посвящены событіямъ 12-го года. Но вотъ, поступали проповѣди въ цензурный комитетъ,—и па-
') Подробнѣе—см. И. Чистовнча, Руководящіе дѣятели дух. просвѣти., стр. 82.
мять о нихъ сохранилась лишь въ видѣ краткихъ фразъ цензурныхъ записей: «прислано изъ комиссіи духовныхъ училищъ... 69,.. 33... 43... слова и за неодобреніемъ возвращены»... Если принять во вниманіе, что такимъ отзывамъ положилъ начало достаточно безпристрастный архим. Иннокентіи (Смирновъ), то приходится остановиться на той печальной мысли, что регламентированное въ 1720 году поле русскаго проповѣдничества нс дало жизненныхъ ростковъ. И, чуткій ко всему теплому въ проповѣди, Иннокентій, вѣроятно, не безъ сердечной скорби ставилъ надъ произведеніями безплодной смоковницы общій крестъ *).
А время шло, и чѣмъ далѣе, тѣмъ очевиднѣе и ужаснѣе становилось невѣжество народное въ религіозномъ отношеніи.
Ко времени первоприсутствованія въ Синодѣ митр. Михаила относится нѣкоторое усиленіе заботъ о церковномъ проповѣдничествѣ. Была наведена справка относительно прежнихъ синодальныхъ распоряженій, касавшихся преподаванія въ церквахъ катехизиса. Арх. Филаретъ (Дроздовъ) предложилъ Синоду свое мнѣніе, гдѣ такъ обрисовалъ состояніе проповѣдническаго дѣла. «Поученія, читаемыя при богослуженіи изъ печатныхъ книгъ, большею частью невразумительны по языку и неприспособлены къ потребностямъ слушателей но содержанію и потому читаются нерѣдко безъ особеннаго вниманія и успѣха. Проповѣди же собственнаго сочиненія приходскимъ духовенствомъ говорятся не довольно часто, безъ соблюденія порядка во времени и предметахъ и также большею частью безъ примѣненія къ потребностямъ слушателей и къ степени ихъ развитія».
Къ устраненію подобныхъ недостатковъ преосв. Филаретъ предлагалъ соотвѣтствующія мѣры. Съ точки зрѣнія цензуры нужно отмѣтить лишь его заботу о томъ, чтобы, при примѣненіи мыслей, чувствованій и языка катехизическихъ поученій къ состоянію слушателей, не примѣшалось въ простотѣ что-либо низкое, грубое и смѣшное. Съ этою цѣлью онъ проектировалъ предварительное разсмотрѣніе епархіальными архіереями плановъ преподаванія и также новый переводъ и изданіе книгъ, содержащихъ изложеніе православнаго вѣроученія
■) А. СПБ. Д. Ц. К. 1817, S; Жмакинъ В., Иннокентій, ениск. пензен. и сарат. стр. 67—69.
2) Собр. мніін. и отз., т. II, 138.
Впрочемъ, указъ Синода но возбужденному вопросу имѣлъ характеръ обычнаго «подтвержденія объ усиленіи церковнаго наставленія», и о результатахъ его говорить не приходится. Нельзя было указами возбудить къ жизни то, чего не давала школа, постоянно тяготѣвшая къ отвлеченностямъ богословія на латинскомъ языкѣ. «Отсюда знаніе сухое и холодное, писалъ Филаретъ, недостатокъ дѣятельной назидательности, принужденный тонъ и безплодность поученій, неумѣніе говорить съ народомъ о истинахъ, которыя казались очень знакомыми въ училищѣ».
Струя, влитая въ церковную проповѣдь мистическимъ движеніемъ,—отчасти, можетъ быть, вслѣдствіе тѣсной его связи съ властью и политикой, была незначительна. Лишь немногіе высокообразованные проповѣдники въ атмосферѣ мистицизма выработали въ себѣ тихую религіозную мистику и увлекали слушателей простыми задушевными рѣчами. Менѣе талантливые, или руководившіеся посторонними цѣлями, легко впадали въ напыщенный тонъ, съ которымъ такъ боролись цензоры спб. комитета. Сверхъ того, и слушатели проповѣди уже переходили на слѣдующую ступень развитія. Самые даровитые духовные мистики уже встрѣчали критическое къ себѣ отношеніе Проповѣдь могла соотвѣтствовать времени, лишь органически соединивъ въ себѣ теплоту мистики съ свѣжестью фактическаго содержанія. Утвержденіе паствы въ православіи не должно было развиваться на счетъ предпринятой широкой евангелизаціи общества. Живое дѣло, наконецъ, требовало къ себѣ довѣрія и свободы.
') Какъ выразительна, напримѣръ, характеристика, данная студентомъ Герценомъ своему университетскому законоучителю: Отецъ Василій восторженный мистикъ, съ душой, раскрытой всему таинственно-изящному. Въ немъ можно понять служителя церкви Христовой. Я видѣлъ огонь въ его глазахъ во время литургіи. При всемъ этомъ онъ на меня дѣйствуетъ меньше, нежели этого можно было ожидать. Виной этому частью матеріалистическіе софизмы учителей (исключая Маршала), которые хвастались своимъ esprit fort, занимавшій меня міръ политическій, непониманіе отношеній религіи къ государству, наконецъ, его мистицизмъ. Я вижу въ Васильѣ Вас. человѣка отличнаго, высокаго, но увлекшагося. Еслибы онъ принималъ христіанство евангельски просто, еслибы онъ не столько объяснялъ мнѣ мистическій характеръ религіи, я увѣренъ, онъ сохранилъ бы мнѣ путь, которымъ я достигъ бы до религіознаго воззрѣнія. Я смотрю на В. В., какъ на блестящій метеоръ, люблю его, слушаю et je passe outre. He насталъ еще часъ религіи въ душѣ моей... (Воспоминанія Т. Пассекъ. Изъ дальнихъ лѣтъ, т. 1.).
И, будь на лицо эти нормальныя условія, проповѣдь николаевскаго времени составила бы эпоху въ исторіи русскаго проповѣдничества. Успѣвшіе нѣсколько окрѣпнуть до перелома таланты пытались оставаться вѣрными себѣ и въ дальнѣйшемъ, а свѣжіе ростки пробивались даже сквозь толщу рутины и схоластики и оковы административныхъ регламентацій. Въ это время, какъ извѣстно, продолжали появляться новыя слова м.м. Филарета, Иннокентія; успѣли обратить на себя вниманіе сильныя ораторскія дарованія Путятина и Кордова, Никанора, Іоанна и другихъ. Притомъ,—что далеко не безразлично, въ этотъ огласительный періодъ проповѣди не только произносились, но и выслушивались; ихъ изданія ожидались съ захватывающимъ интересомъ и цѣлыми томами были переводимы на иностранные языки. Правда, наряду съ талантами, нѣкоторые проповѣдники не смущались и теперь даже въ сельскихъ храмахъ говорить языкомъ воспитавшей ихъ «холодной школы». «Начинаемъ систематическое изложеніе догматовъ трактатомъ...»; «предлагается вамъ метафизическое ученіе о единствѣ Божіемъ»,—такъ хотѣлъ поучать сельскихъ прихожанъ одинъ церковный ораторъ 1). Другой, въ качествѣ законоучителя лицея, старался выражаться художественнѣе, распространяясь, напримѣръ, «о внутреннемъ тлѣнѣ мятежныхъ страстей, готовомъ вспыхнуть при одномъ прикосновеніи небеснаго свѣта»,—о «языкѣ, раскаленномъ и скованномъ на адской наковальнѣ» 2). Ораторъ-епископъ вмѣсто проповѣди предлагалъ цѣлый трактатъ на семидесяти страницахъ, вызывая тѣмъ справедливое порицаніе митр. Филарета.
Тѣмъ не менѣе всѣ эти проявленія школьнаго балласта уже пс оставались безъ возраженій. «Намъ къ пароду надо говорить просто»,—писалъ Филаретъ ®). Сознаніе и отчасти примѣненіе этого принципа должно быть поставлено въ заслугу всѣмъ, кто въ эту эпоху размышлялъ объ отношеніяхъ проповѣди и жизни. «Опрощеніе» церковнаго витійства сказалось, даже на тѣхъ,—правда не многочисленныхъ—образцахъ, ко-
’) Арх. м. Д. Ц. к. 18’> 1. 34.
3) М. Д. Ц. К„ 1851, 32.
:і) „Надобно и народъ вести къ духовному дѣланію, писалъ онъ же, но наставленіемъ простымъ яснымъ, дѣятельнымъ, а не темными путями гадательнаго умствованія“. (Чт. Обіц. Люб. Дух. Ііросвѣщ., 1877 г., январь. Письма м. Филарета къ преосв. Квлампію (Пятницкому), отъ 1837 года).
торые время отъ времени присылались въ цензуру изъ разныхъ концовъ Россіи. Наконецъ, подъ вліяніемъ новаго теченія въ проповѣди, въ значительной мѣрѣ отрѣшились отъ типа схоластическихъ руководствъ къ изученію элоквенціи и новыя, хотя бы и компилятивныя теоріи проповѣдничества.
Но вотъ почти и все, что молено поставить въ активъ тогдашней проповѣди и по чему можно бы было судить о свойствахъ ея «самой въ себѣ», еслибы и она не была охвачена тисками тогдашней системы. Послѣдняя же не признавала тезиса, что настоящее, искреннее «слово не вяжется», связывала его, п въ результатѣ дѣлала проповѣдь несостоятельной предъ лицомъ смѣнявшихся запросовъ.
Проповѣдь былъ скудна. «Пищи духовной рѣдко попадается въ руки намъ грѣшнымъ», писалъ въ 30-хъ годахъ одинъ умный и наблюдательный сельскій священникъ Владимірской епархіи, «и духовные писаки пустились искать философскаго камня. Обѣщали преосвященнаго митрополита проповѣди.— да и доселѣ не видимъ»... Слава Богу, продолжаетъ онъ въ другомъ письмѣ, досталъ Иннокентія. Окончивъ его сочиненія, нечего, кромѣ московскихъ газетъ, — читать будетъ,— примуся за Канонникъ и Акаоистішкъ. старцу чѣмъ болѣе заниматься >).
Еще интереснѣе, какъ наблюденіе лица посторонняго, слѣдующій отрывокъ изъ третьяго тома извѣстнаго нѣмецкаго путешественника по Россіи .Гакстгаузена: «Нынѣ, говоритъ авторъ, поучаютъ народъ весьма многіе епископы и высшее духовенство. Однако, проповѣдь—не въ духѣ общественныхъ нравовъ п отнюдь не составляетъ необходимой части богослуженія. Мало того, сказывали мнѣ, что Синодъ опасается «предоставить каждому попу на произволъ говорить проповѣдь или нѣть п желаетъ, чтобы они испрашивали на то разрѣшеніе епископа. Боятся злоупотребленій, — именно распространенія постороннихъ ученій и идей. Чтеніе печатныхъ гомилій и одобренныхъ проповѣдей дозволено».
Отвѣчая на это, въ общемъ объективное, замѣчаніе Гакстгаѵ-зена. критикъ-цензоръ изъ оффиціальныхъ сферъ заявляетъ: «Напротивъ того, оказываніе проповѣдей поощряется, и, по уставу духовныхъ консисторій, священники обязаны говорить проповѣди, по, для соблюденія въ семь важномъ дѣлѣ должной 1
1) Хроника арх. Саввы, т I, стр. 124 и слѣд. 26Ь.
осмотрительности и особенно для руководства младшихъ священниковъ, требуется, чтобы каждая проповѣдь была представлена на просмотръ особымъ цензорамъ изъ старшаго въ епархіи духовенства ').
На основаніи фактическихъ данныхъ можно разсудить, кто правъ въ этомъ спорѣ относительно условій тогдашней церковной проповѣди.
Въ сущности, уже начальные годы царствованія нмп. Николая сообщили основной тонъ для послѣдующихъ отношеній политики и гомилетики. Изъ частныхъ случаевъ «одобренія священниками крестьянъ къ неповиновенію помѣщикамъ» правительство сдѣлало выводъ о необходимости зоркаго наблюденія вообще за духовенствомъ. Подлинное его отношеніе къ церковной” іерархіи очень хорошо выяснили 1830—31 годы.
Страшный призракъ, а затѣмъ не менѣе ужасный ({»актъ холеры, сопровождавшія ее волненія и злодѣянія, польскій мятежъ, голодъ въ разныхъ мѣстахъ,—все это стало предметомъ и поводомъ для проповѣди непризванныхъ лицъ. Сверхъ того «1836» годъ, «послѣдній» но вычисленіямъ мистиковъ, какъ грозное memento mori для всей вселенной, вызывалъ особенную интенсивность народнаго чувства, придавалъ его выраженіямъ что-то средневѣковое '). Самый ходъ вещей заставлялъ обратиться къ живому пастырскому слову. Содержаніе для проповѣди въ изобиліи давала сама жизнь.
Таланты—проповѣдники сразу откликнулись на скорбь народную въ это время плача. Въ Москвѣ утѣшалъ паству м. Филаретъ. Въ Кіевѣ, по мѣрѣ возможности, освѣщалъ съ христіанской точки зрѣнія политическія и соціальныя условія народной жизнц архим. Иннокентій. Архіеп. Григорій самоотверженно посѣщалъ свои епархіи рязанскую, потомъ тверскую и ир.
Но, конечно, этого было мало. Слѣдовало въ каждомъ приходѣ вызвать на дѣятельность пастыря и дать ему возможность говорить благовременно и безвременно.
Седьмого августа 1831 года былъ изданъ высочайшій манифестъ. Въ виду совершившихся злодѣйствъ, «несвойственныхъ доброму и православному народу русскому», возлагалось па мѣстныя начальства и помѣщиковъ особое попеченіе о порядкѣ и даны были соотвѣтствующія прерогативы. При этомъ, въ особомъ
■) К. О. ГІ. С. С. 1852, 157.
2) 2-ое. Собр. Зак., т. I, 413.
а) Записки Т. Ііассекъ (Иаъ дальнихъ лѣтъ).
предложеніи Синоду государь выразилъ желаніе, «чтобы со стороны духовенства, всегда признаваемаго у насъ твердою опорою вѣры, закона и властей, Богомъ установленныхъ, оказано было въ настоящемъ случаѣ все должное содѣйствіе къ успѣшному достиженію благопріятной цѣли означеннаго манифеста». Духовенство обязывалось въ теченіе двухъ мѣсяцевъ читать манифестъ по церквамъ, стараться въ особенности назидать народъ христіанскими поученіями и бесѣдами, примѣненными къ современнымъ обстоятельствамъ, внушая смиреніе, опровергая ложные слухи объ отравѣ, возстановляя довѣріе къ врачамъ и предупреждая, что всякое сопротивленіе властямъ есть тяжкій грѣхъ, влекущій па виновнаго гнѣвъ Божій и справедливое наказаніе отъ правительства.
Во исполненіе этой высочайшей воли, Синодъ разослалъ но епархіямъ секретные указы. Вмѣняя духовенству въ непремѣнную обязанность неослабное и сообразное съ обстоятельствами проповѣдничество, Синодъ указывалъ и на источники поученій, разумѣя подъ ними «изложенныя предначертанія правительства», слово Божіе и святоотеческія писанія.
Но какъ странно и грустно вслѣдъ за такимъ почетнымъ отправленіемъ русскаго духовенства па дѣло благовѣстника,—читать второй пунктъ секретнаго указа: «Причемъ принять ту предосторожность, чтобы приходскіе священники не ипаче произносили проповѣди своего сочиненія, какъ по тщательномъ разсмотрѣніи и одобреніи назначенныхъ для сего въ каждомъ мѣстѣ духовныхъ лицъ, наиболѣе извѣстныхъ основательнымъ своимъ образованіемъ, правильнымъ сужденіемъ, степенностью и чистотою правилъ» ').
Итакъ, и въ дни скорби живая импровизація обрекалась на анатомію тщательнаго разсмотрѣнія, и въ годину страданія между пастыремъ, плачущимъ съ плачущими, должна была стоять фигура «степеннаго» цензора!..
Не удивительно, поэтому, что и въ своихъ отвѣтныхъ рапортахъ епархіальные архіереи распространялись болѣе о принятыхъ ими мѣрахъ къ огражденію отъ злоупотребленій проповѣдническим'ъ словомъ, чѣмъ о дѣйствительномъ ростѣ послѣдняго. Здѣсь, въ частности, не безынтересно изложить принципіально-скептическую точку зрѣпія на проповѣдь сельскаго духовенства Авраамія арх. ярославскаго. Въ рапортѣ
1) А. С. С., Дѣло 1830 г. „о совершеніи молебнаго пѣнія по случаю холеры“.
Синоду отъ 26 октября 1831 г. онъ писалъ: «ежели по мѣстнымъ обстоятельствамъ ярославской губерніи можно сомнѣваться о слѣдствіяхъ твердаго, особами высшихъ умовъ составленнаго и разсмотрѣннаго увѣщанія '). кольми паче близко такое сомнѣніе о сочиненіяхъ, какія будутъ пзглагать и разсматривать недостигшіе полной зрѣлости въ просвѣщеніи и опытности пастыри церкви».
Послѣ всего этого, понятно, что, когда прекратилась «язва Давидова» *), междуѵсобія и голодъ,—робкіе опыты самостоятельной мысли и чувства должны были значительно стушеваться. Правительство уже не только не имѣло основаній поощрять жизненность проповѣдей, но, напротивъ, забывъ «чистую преданность духовенства престолу и отечеству па оселкѣ 1825 года, вѣрность его правительству во время польскаго мятежа»—даже усилило къ нему свою подозрительность :!1. Для характеристики послѣдней достаточно 'упомянуть о томъ, что самъ хранитель государственныхъ тайнъ митр. Филаретъ уже въ то время едва не былъ осужденъ отъ своихъ словесъ. Какъ извѣстно, проповѣдь его на текстъ объ избраніи Давидомъ наказанія вызвала продолжительный гнѣвъ ими. Николая І-го. Чрезъ министра двора Волконскаго ему былъ сдѣланъ строгій выговоръ и угроза отправить митрополитомъ въ Грузію. «Филаретъ смиренно покорился и разослалъ новое слово по всѣмъ церквамъ, въ которомъ пояснялъ, что напрасно стали бы искать въ текстѣ первой проповѣди какое-нибудь приложеніе къ благочестивѣйшему императору, что Давидъ—это мы сами, погрязшіе въ грѣхахъ. Разумѣется, тогда и тѣ поняли первую проповѣдь, которые не добрались до ея смысла сразу» s).
Отыскать что-либо болѣе яркое, чѣмъ изложенная политика за первый холерный годъ, нелегко даже въ николаевское время. Въ сравненіи съ «систематической организаціей» проповѣдническаго слова въ этотъ моментъ всенародныхъ бѣдствій, дальнѣйшія до 1848 года преступленія и наказанія отдѣльныхъ «служителей слова» естественно носятъ характеръ частныхъ эпизодовъ. Сверхъ того, нельзя отрицать, что, при всей методичности тогдашняго цензурнаго режима, напряженность его была неравномѣрна. Эго сказалось даже въ вѣдомствѣ цензуры
') Синодальнаго.
'-) Извѣстное сравненіе м. Филарета.
Сибр. мн. и отз. м. Ччіларета, т. II, 1837, 228.
4) Добавляетъ Скабичевскій. Очерки..., стр. 224—7.
иностранной, гдѣ такъ долго царилъ всегда единый Красовскій. Какъ видно, напримѣръ, изъ сравнительныхъ статистическихъ данныхъ, даже тамъ количество «абсолютно запрещенныхъ» ') книгъ на нѣкоторыхъ языкахъ за одинъ—два «крамольныхъ» года почти равнялось индексу за весь промежуточный періодъ -). Въ виду этого, можно бы было ожидать нѣкотораго хотя бы потворства и дѣлу проповѣди. Но какъ разъ, взамѣнъ опеки правительственной, вступилъ въ свои права пуританскій надзоръ за чистотою проповѣди со стороны власти церковной.
Сохранился документъ отъ того времени, въ которомъ много высказано по затронутому здѣсь вопросу. Это письмо прот. Кочетова къ пр. РІннокентію, но поводу предпринятаго имъ отдѣльнаго изданія серіи бесѣдъ подъ заглавіемъ «Послѣдніе дни земной жизни Іисуса Христа»—отъ 25 августа 1842 года.
«Голгофа» 3), пишетъ Кочетовъ которой появленія читающая публика такъ давно съ нетерпѣніемъ ожидаетъ...—Голгофа, поступившая на судъ къ судіѣ благонамѣренному, доброжелательному, полному искренняго уваженія къ автору ея, усердно желающему слушать тѣ громкіе похвалы, которыми должно сопровождаться появленіе ея въ образованной публикѣ,—Голгофа, съ чистымъ усердіемъ много разъ смотрѣнная и пересмотрѣнная, внимательно и превнимательно читанная и перечитанная, то съ однимъ воззрѣніемъ на ея изящество, съ однимъ удивленіемъ красотамъ ея, то со строгимъ вниманіемъ къ ея духу, при заботливомъ сравненіи его со строгимъ и особеннымъ духомъ настоящаго времени, которое на всѣхъ и на все смѣло кладетъ клеймо еретичества и неправославія, то съ желаніемъ споспѣшествовать громкой славѣ автора, то съ тревожнымъ страхомъ за отличную о немъ репутацію нач..., и за другія недобрыя послѣдствія, которыхъ нельзя не предусматривать,— эта Голгофа. для собственной безопасности и для предотвращенія всякихъ недобрыхъ толковъ и перетолковъ, шума, гама и тревоги, скоро возвратиться въ свой кабинетъ. Это не по одному приговору судьи, но и по мнѣнію всѣхъ, искренно уважающихъ автора ея, даже по сердечному совѣту владыки,
М „въ отличіе отъ недопускаемыхъ лишь къ свободному въ публикѣ обращенію“.
О К. О. II. С. 1852, 242.
3j Сокращенное нааваніе сочиненія“.
къ которому не разъ было объ ней писано и который, выслушавъ замѣчаніе судьи, повѣрялъ вѣрность ихъ собственнымъ разсмотрѣніемъ». И далѣе, въ утѣшеніе адресата, авторъ письма поучаетъ: «Всякое время имѣетъ свой духъ, и всякій духъ имѣетъ свое время. Въ свѣтѣ то хорошо, то въ уваженіи, въ ходу и въ модѣ, что собразно съ духомъ настоящаго времени. Чтобы Голгофѣ въ настоящее время со славою явиться въ свѣтъ, для этого, по моему мнѣнію, необходимо снять съ нея всѣ цвѣты, кусты и кустарники, которые перенесены на нее изъ новѣйшей Европы, и которыми она вся покрыта, и на мѣсто ихъ перенести изъ древне-христіанской Греціи растенія и древа, которыя и цвѣтутъ хорошо и плодами богаты 1)-
Нѳизлишне еще разъ повторить афоризмъ письма: «Въ свѣтѣ то хорошо, то въ уважепіи, въ ходу и въ модѣ, что сообразно съ духомъ настоящаго времени». Эта приспособляющаяся мораль не ограничилась, къ сожалѣнію, скромными рамками письма. Ея оппортунизмомъ, иногда утонченнымъ, иногда неприкрытымъ, прельщалось независимое по идеѣ слово. Въ области проповѣди скорѣе, чѣмъ въ чемъ либо въ другомъ, сказалось стремленіе «угадывать мысль, которая теперь въ модѣ и покровительствуется сильными».
Восхваленіе всякаго правительственнаго мѣропріятія, благоденствіе церкви, процвѣтаніе православія сдѣлалось излюбленной темой «современныхъ» проповѣдей 2). Съ недоумѣніемъ и душевной тугой наблюдали слушатели, какъ угодливость воцарялась на амвонѣ, и какъ даже свѣтила проповѣдничества
') Христіанское Чтеніе 1886 г., 11—12.
-) О тонѣ ихъ можно судить по слѣдующимъ отрывкамъ изъ „назидательныхъ размышленій о холерѣ“ 18-48* года, составленныхъ „по приказанію“ свыше цензоромъ-протоіереемъ Окуневымъ (Въ скобкахъ—поправки особаго цензора). „Благочестивѣйшій Государь сдѣлалъ противъ болѣзни самыя спасительныя распоряженія... Исполненія ихъ желаетъ Всемилостивѣйшій Государь нашъ, того требуетъ его премудрость, человѣколюбіе и вѣра. Не смѣй же никто противиться желанію [=какъ же дерзать кому-либо не сообразоваться съ такимъ желаніемъ] Монарха (—Отца отечества).
..Пусть каждый строжайше избѣгаетъ праздности, работаетъ и трудится, какъ всегда, по долгу своего званія, съ миромъ совѣсти, спокойствіемъ духа, и остерегается только изнуренія и упадка силъ. Это вѣрныя также средства отъ холеры. Высшій классъ, который больше употребляетъ ихъ, меньше и умираетъ“... (Арх. Канц. Об.-ІІр. Св. С., 1848, 41068).
въ нѣкоторые моменты не удерживались на высотѣ положенія ').
Во всякомъ случаѣ, когда, окружавшіе себя призраками уюта и безмятежія, ораторы услышали изъ правительственныхъ сообщеній о западныхъ нестроеніяхъ конца сороковыхъ годовъ, они уже были въ состояніи произносить вполнѣ благонамѣренныя слова. При мало развитомъ и заботливо усыпляемомъ критическомъ отношеніи къ дѣйствительности, къ язвамъ тогдашней русской жизни, они изощрялись въ принципіальныхъ противопоставленіяхъ съ одной стороны гнилыхъ, а съ другой «спасительныхъ началъ» -).
Однако, къ атому времени въ сознаніи правительственной власти критеріи благонамѣренной разработки политическихъ темъ успѣли совершить дальнѣйшую эволюцію. Въ частности, мысль, что церковная проповѣдь, по самому существу своему, должна являться живой популяризаціей идей Библіи и многому давать -оцѣнку, не всегда совпадающую съ оффиціальнымъ освѣщеніемъ, смущала администраторовъ типа Бутурлиныхъ, Анненковыхъ и т. п.
Примѣромъ могутъ служить междувѣдомственныя сношенія 1851 года относительно проповѣди митр. Филарета «о свободѣ» :і). Найдя ее, по отзывамъ слушателей, твореніемъ образцовымъ, московскій военный губернаторъ Закревскій выразилъ желаніе, чтобы она, въ видахъ общихъ, скорѣе появилась въ Московскихъ Вѣдомостяхъ. Попечитель (и вмѣстѣ предсѣдатель цензурнаго комитета) направилъ ее къ министру народнаго просвѣщенія. Но и Ш.-ІПихматовъ счелъ за благо представить ее сначала на высочайшее усмотрѣніе при такомъ докладѣ: хотя я нахожу, что слово м. Филарета опредѣляетъ
') Жизнь... Погодина, кн. Ѵ*1, 385; ІХ, 190.
„Пріятно видѣть на страницѣ двадцать пятой Вашего отчета*, лебезилъ въ письмѣ къ Пратасову проф. Шевілревъ, „что и проповѣдь не оставлена, а процвѣтаетъ болѣе, чѣмъ когда-либо. Въ 1848 году особенно радостно было замѣтить, сколько вдохновленныхъ голосовъ раздалось изъ разныхъ концовъ Россіи отъ духовныхъ нашихъ пастырей но случаю западныхъ событій. Представители церкви говорили одушев-ленвѣе и убѣдительнѣе всѣхъ литераторовъ, потому что они всегда оставались неуклонно вѣрны кореннымъ русскимъ началамъ. Вѣроятно мы прочтемъ объ этомъ въ Отчетѣ Вашего Сіятельства на будущій годъ*. (Канц. Об.-Пр. Св. С., 1848, 41049).
3) Р. Архивъ 1897 г. I, 335. Двѣ цензуры.
истинную свободу человѣка правильно и согласно съ ученіемъ христіанскимъ и потому не усматриваю съ своей стороны затрудненія къ напечатанію онаго, при всемъ томъ, по важности самого предмета и по уваженію къ лицу проповѣдника, я считаю долгомъ всеподданнѣйше представить на предварительное благоусмотрѣніе Его Императорскаго Величества.
« Можно»—послѣдовала резолюція.
При напряженности положенія, опасенія шли далѣе. Напримѣръ: «Изреченія, взятыя на выдержку изъ славянскаго текста Св. Писанія, сообщалъ Синоду Комитетъ 2 апрѣля, безъ перевода и особенно безъ поясненія оныхъ, едва ли доступны понятіямъ солдатъ и могутъ давать поводъ къ произвольнымъ и даже превратнымъ толкованіямъ 1).
Въ результатѣ слѣдовали одно за другимъ подтвержденія объ усиленіи цензурой вниманія къ опытамъ проповѣдничества, о запрещеніи печатать ихъ въ губернскихъ вѣдомостяхъ безъ разрѣшенія центральныхъ духовно-цензурныхъ комитетовъ, наконецъ.—внушенія неосторожнымъ ихъ авторамъ 2). И, если нужно говорить о послѣдствіяхъ всего этого, достаточно прочесть сентенцію м. Филарета изъ письма его къ епископу Алексію тульскому :і). «По моему мнѣнію, печатать проповѣдь инспектора (о крестьянахъ) не должно, и, если попроситъ предводитель, то сказать, что, хотя писана она съ добрымъ намѣреніемъ изобразить благопопечительность Государя Императора о благѣ подданныхъ, но, какъ частію касается предмета, еще находящагося на разсмотрѣніи и не разрѣшеннаго, то разсуждено не предавать ее дальнѣйшей гласности... Вопросъ о крестьянахъ, развивалъ митрополитъ свою мысль въ томъ же пцсьмѣ, темный, спорный, не разрѣшенный, не позволяющій еще предвидѣть, какое будетъ рѣшеніе, таковъ, что о немъ только по необходимой обязанности говорить можно и то съ большою осторожностію... Въ спорныя подробности входить не наше дѣло; и можетъ случиться, что мы не угадаемъ мысли правительства, еще не довольно раскрытой, и въ такомъ случаѣ напрасно сойдемъ съ церковной дороги, чтобы по дорогѣ политической оступиться въ яму».
') К. О. II. С. С., 1802, 249.
2) К. О. II. С. С., 1850, «247.
У) Уже отъ 21 февраля 1859 г.; (М. 1883, стр. 194).
Теперь нѣсколько словъ въ разъясненіе того, «почему духовные молчали» въ области научно-литературной, почему даже ихъ современники, сами пропагандировавшіе лозунгъ: «времена шатки, береги шапки», не могли, однако, удержаться отъ спеціальнаго укора по адресу духовенства. Не было ли какихъ-нибудь исключительныхъ условій, которымъ было подчинено это сословіе на нейтральной, повидимому, почвѣ науки и литературы?
Такія чрезвычайныя мѣры охраны, конечно, существовали. Еще вѣдь при самомъ учрежденіи духовной цензуры господствовала идея сдѣлать ее формой и закономъ мышленія по преимуществу для духовенства. И только благодаря порывамъ александровскаго времени, не мирившимся съ узкими формами, была на время обезпечена и относительная независимость духовныхъ авторовъ и переводчиковъ. Но, какъ и всегда, они очутились въ числѣ первыхъ, кого новый режимъ приговорилъ «къ пожизненному трепету».
Мотивы были различны; одни считали долгомъ оберегать чистоту и святость званія своихъ духовныхъ собратій и, въ предупрежденіе соблазна, пріучать ихъ къ осторожности. Другіе призывали къ радикальному очищенію Церкви отъ пастырей, распространяющихъ «ученія неправыя и мудрованія противохристіанскія». Третьи, реакціонеры—постепеновцы, мечтали о созданіи въ представителяхъ богословской мысли твердаго умоначертанія чрезъ возвращеніе духовной школы къ классицизму, признавая его самой основательной цензурой для жаждавшей самодѣятельности мысли.
На практикѣ, впрочемъ, эти разнообразные оттѣнки церковной политики выразились въ одномъ результатѣ,—въ заботѣ объ усиленіи цензурнаго надзора за сочиненіями духовныхъ авторовъ, чрезъ закрѣпленіе ихъ за цензурою церковною и давленіе на нихъ путемъ начальственныхъ внушеній въ связи съ церковно-административными взысканіями.
Первой и. безспорно, одной изъ самыхъ роковыхъ,—мѣрой охраненія достоинства авторовъ изъ духовенства явилась «новелла» 1822 года. Она устанавливала предварительное разсмотрѣніе сочиненій духовенства епархіальными архіереями. Иниціаторомъ этого синодальнаго опредѣленія, кажется, безошибочно можно назвать архіепископа московскаго Филарета. По крайней мѣрѣ, этотъ указъ состоялся сразу же по возведеніи его на московскую каѳедру, имѣлъ въ виду частный случай изъ іерархической субординаціи московскаго духовенства.
и, наконецъ, именно въ московскихъ предѣлахъ всего ревнивѣе сохранялся въ послѣдующее время.
Умирающая московская цензура прислала въ Петербургъ обычный рапортъ о пропускѣ и отсылкѣ въ синодальную типографію проповѣди священника Бѣликова. Въ отвѣтъ на это Синодъ постановилъ слѣдующее: «Такъ какъ слово, говоренное священникомъ Бѣликовымъ, вошло въ цензуру безъ вѣдома и безъ посредства епархіальнаго начальства и священнику Бѣликову, прежде представленія того слова въ цензуру, въ намѣреніи напечатать его, слѣдовало испросить на то позволеніе отъ епархіальнаго своего преосвященнаго, то. въ сохраненіе на будущее время сего порядка, московской духовной цензурѣ предписать указомъ, чтобы сочиненія духовныхъ лицъ принимаемы были въ цензуры и достойныя но разсмотрѣніи одобрялись къ напечатанію не иначе, какъ ежели тѣ сочиненія войдутъ туда съ вѣдома и разсмотрѣнія епархіальнаго преосвященнаго».
Въ частномъ письмѣ на имя предсѣдателя цензуры Іакова Никольскаго архіеп. Филаретъ пояснялъ: «Полезное сдѣлаете, если предписанное вашей цензурѣ сообщите и академическому комитету, какъ относящееся и до его исполненія *).
Такимъ образомъ печатные труды духовныхъ лицъ подпали minimum двойной цензурѣ, чаще же обязаны были пройти три или даже четыре инстанціи. И первой изъ нихъ являлась наиболѣе субъективная, наиболѣе зависимая отъ мѣстныхъ вліяній цензура епархіальная... Полная картина дѣяній этой нелегализированной уставомъ и неоформленной цензуры, безъ сомнѣнія, не можетъ быть возстановлена. Есть основанія полагать, что большая часть литературныхъ опытовъ провинціальныхъ авторовъ прошла вполнѣ безслѣдною стезей, и не вышла за предѣлы епархіальныхъ городовъ. И, только по нѣкоторымъ слѣдамъ, сохранившимся въ цензурныхъ архивахъ, можно отчасти выяснить характеръ и значеніе этой ультрапредварительной цензуры въ общей системѣ духовно-цензурнаго надзора.
О сохраненіи прерогативъ епископской цензуры болѣе всего ревновали члены комитета въ Сергіевомъ-посадѣ. Съ опасеніемъ слѣдили они, чтобы не пропустить въ печать безъ вѣдома митрополита какого-либо писанія, принадлежащаго пред-
‘) М. Д. Ц. К. 1823, 2.
ставителямъ духовенства московской епархіи '). А ото пріучало цензоровъ къ такому же педантизму и въ другихъ случаяхъ, даже тамъ, гдѣ архипастырскія отмѣтки не выдерживали и сравненія съ авторитетными для нея резолюціями митрополита.
Безъ епископской резолюціи рукописи духовныхъ авторовъ даже не принимались къ разсматриванію. «Поелику, читаемъ въ одномъ отзывѣ, рукопись есть сочиненіе саратовской губерніи протоіерея Герасима І’еналѣева, и неизвѣстно, имѣетъ ли означенный протоіерей дозволеніе епархіальнаго преосвященнаго на напечатаніе своего сочиненія, то рукопись возвратить безъ разсмотрѣнія 2). Пли: «Такъ какъ въ рукописи не прописано, что она представлена съ дозволенія епархіальнаго начальства а, по указу Св. Синода, сіе требуется непремѣнно, и другіе представляютъ или при указахъ консисторіи, или въ самомъ прошеніи прописываютъ, что съ благословенія епархіальнаго начальства представляютъ, то дать знать о. протоіерею, чтобы представилъ дозволеніе епархіальнаго начальства» *). Авторъ, впрочемъ, объяснилъ, что онъ «докладывалъ о томъ Высокопреосвященнѣйшему Архипастырю Филарету и получилъ словесное Его Высокопреосвященства дозволеніе, но въ прошеніи не упомянулъ, потому что не почиталъ то для комитета цензуры нужнымъ».
Зато другіе авторы изъ левитовъ, заручившись благословеніемъ архіерейскимъ, старались импонировать этимъ обстоятельствамъ,—оказать на комитетъ нѣкоторое давленіе. Такъ, въ одномъ прошеніи, авторъ какъ бы мимоходомъ замѣчаетъ: трудъ свой я имѣлъ щастье представить Высокопреосвященному Филарету, Митрополиту Московскому и Коломенскому и разныхъ орденовъ Кавалеру. Его Высокопреосвященство благоволилъ приказать оную рукопись препроводить въ цензурный комитетъ для разсмотрѣнія. Исполняя приказаніе..., прошу принять... 4).
Другой авторъ, отправляясь изъ захолустнаго городка въ столицу съ своимъ литературнымъ дѣтищемъ, вносилъ отмѣтку объ архіерейскомъ разрѣшеніи въ свой паспортъ г’).
*) М. Д. Ц. К., 1838, 66; 103.
'•) М. Д. Д. К., 1830, 29 ср. 1832, 62.
■’) М. Д. Ц. к., 1840, 83.
J1 М. Д. Ц. К., 1835, 5.
9 М. Д. Ц. К. 1832, 61.
Третій напередъ посвящалъ свой трудъ своему епархіальному преосвященному, и для послѣдняго, такимъ образомъ, нелегкое дѣло объективнаго сви іѣтельствованія осложнялось новыми точками зрѣнія... О тѣхъ струнахъ, затронуть которыя въ душѣ владыки для авторовъ казалось иногда небезполезнымъ, хорошо говоритъ слѣдующій отрывокъ изъ рецензіи Голубинскаго на переводъ ярославскаго священника Головщикова: «Въ посвященіи рукописи арх. ярославскому Аврааму есть лишніе комплименты и выраженія необработанныя. Неправильно называется преосвященный Авраамъ Главою Церкви. Нужно передѣлать и написать короче ‘).
Несмотря, однако, на то, что представлять сочиненія съ вѣдома епархіальнаго начальства было непремѣннымъ условіемъ дальнѣйшаго ихъ движенія въ спеціальной цензурѣ, для послѣдней компетенція епархіальнаго начальства такъ и осталась невыясненной. Члены цензуры видѣли въ препроводительныхъ бумагахъ или на первомъ листѣ рукописи разнообразныя по формѣ, но одинаково неопредѣленныя резолюціи: «читано», «не возбраняется», рѣже: «Богъ благословитъ», «признаю достойнымъ напечатанія» 2). Лишь въ нѣкоторыхъ случаяхъ эти шаблонныя формулы сопровождались поясненіями въ письмахъ или указаніями при личныхъ встрѣчахъ преосвященныхъ съ цензорами. Изъ этихъ разъясненій, члены комитетовъ могли видѣть, что, напримѣръ, м.м. Филаретъ не склоненъ былъ придавать своимъ резолюціямъ безусловнаго значенія, а особенно принимать на себя отвѣтственность за полную исправность рукописи въ цензурномъ отношеніи. Онъ своими ремарками настраивалъ цензуру на желательный ему ладъ, но заключалъ свои мнѣнія смиреннымъ: «что тутъ дѣлать приказали бы цензоры?» *). •
Вообще же подлинное значеніе и авторитетность епископскаго разрѣшенія всегда оставались неуловимыми для духовныхъ цензоровъ—пресвитеровъ и отчасти смущали ихъ. Уже, напримѣръ, въ 50-хъ годахъ, м. Филаретъ долженъ былъ давать такое толкованіе новеллѣ 1822 года: «Думаю, отецъ ректоръ, писалъ онъ архим. Алексію, что вамъ не должно похвалою Преосвященнаго Ярославскаго стѣсняться въ сужденіи
О М. Д. ц. К., 1831, 30.
') М. Д. Ц. К. 1833. 33: 1832, 12.
;;) Письма м.м. Филарета къ Алексію (різд. 1883). стр. 94, Л» 106.
о книгѣ, которая не выдерживаетъ основательной критики. Похвала Преосвященнаго не защититъ Академію отъ нарека-иія въ случаѣ одобренія книги недостойной одобренія. Надобно судить по правдѣ: а для смягченія несогласія съ мнѣніемъ Преосвященнаго можно упомянуть, что оно. вѣроятно, произнесено по снисхожденію, для поощренія сочинителя къ лучшему ‘).
Послѣдствія этого помѣстнаго надзора за мыслью были обычны: робость авторовъ и обѣдненіе духовной литературы. То и другое легко подтвердить подлинными словами современниковъ.
Въ отвѣтъ на приглашеніе М. Погодина сотрудничать въ Москвитянинѣ, »историкъ Горскій, выражая согласіе, пишетъ: «Но и здѣсь та же просьба, какъ и выше (т. е. не дѣлать извѣстнымъ моего имени). Одна изъ причинъ та, что мы, духовные, обязываемся прежде печатанія своихъ сочиненій, просить на то благословенія епархіальныхъ преосвященныхъ. Есть и другія. Между тѣмъ для истины, которой Господь призвалъ служить, все равно, какая бы ни была подписана литера подъ статьею... Я говорилъ о вашемъ предложеніи о. ректору Филарету, который одинъ и знаетъ здѣсь обо всемъ, что я пишу къ вамъ. Онъ также не отказывается, при случаѣ, сообщить что-нибудь для вашего журнала, но съ тѣмъ же условіемъ, чтобы его имя не было объявленнымъ *).
Такъ же старались обезопасить себя и многіе другіе авторы. «Насилу то я собрался дать литературную форму вашей статьѣ о предразсудкахъ, писалъ своему шурину-священнику даровитый Иринархъ Введенскій. Вчера ее кончилъ и отослалъ въ журналъ «Отечественныя записки», гдѣ она будетъ напечатана въ этомъ мѣсяцѣ. Я хотѣлъ подписать подъ нею фамилію, но разсчиталъ, что вы можете подвергнуться непріятности отъ вашего архіерея и потому просто подписалъ йодъ ною: сельскій житель К. Это лучше» *).
При сужденіи о результатахъ второго рода неизлишне выслушать строгій приговоръ прот. I. Рождественскаго: «Получили ли вы какой-нибудь отвѣтъ на свой проектъ объ ученомъ журналѣ?—спрашивалъ онъ въ письмѣ I. Базарова. Вы
“) Письма къ Алексію, стр. 98, .V» 111—12. а) Барсуковъ. Жизнь... Погодина, т., т. V, стр. 351. •’) Р. Арх. 1901 г., V, 11Т.
полагали, что его препроводятъ въ академическую конференцію. Этого не сдѣлано доселѣ. Я слышалъ отъ кого-то, что гр. Толстой передавалъ проектъ митрополиту здѣшнему, а у него онъ затерялся между многими другими бумагами. Правда ли? По соображенію, это представляется весьма вѣроятнымъ. Такъ затерялся нѣкогда у другого митрополита еврейскій лексиконъ Г. П. Павскаго; такъ теряется теперь у кого-то изъ владыкъ новозавѣтная исторія Мих. Изм—ча (Богословскаго), такъ потерялись сотни разныхъ сочиненій, преимущественно дѣльныхъ, у разныхъ владыкъ, цензоровъ, гг. овичей и евичей. и прочихъ блюстителей правовѣрія ‘).
Приведенное письмо К. Горскаго о сохраненіи литературнаго инкогнито его и его друга весьма интересно не только при сужденіи объ епархіальной цензурѣ. Оно вообще характеризуетъ настроеніе авторовъ при наличности тогдашнихъ церковно-административныхъ условій. Умоляли о тайнѣ тѣ, которыхъ самъ м. Филаретъ,—но своей иниціативѣ и по порученію свыше,—вызывалъ на поле литературной дѣятельности. Вѣдь, именно въ тѣ годы и именно къ Филарету (Гумилевскому) было адресовано слѣдующее письмо митрополита: «Говорилъ мнѣ издатель журнала министерства (народнаго) просвѣщенія -). что онъ хочетъ отнестись къ вамъ и къ профессору прот. Голубинскому, съ приглашеніемъ доставить ему что-либо въ его журналъ.
Я бы совѣтовалъ принять сіе приглашеніе. Когда соберемся мы издавать свой журналъ? Между тѣмъ, недовѣрчиво спрашиваютъ, что у насъ думаютъ, особенно по философіи. Пусть бы что-нибудь прочитали и увидѣли, что мы, по благости Божіей, мудрствуемъ въ цѣломудріи. Скажите сіе о. протоіерею» :!).
Призывъ не нарушилъ молчанія Голубинскаго; въ слабой степени откликнулись на него и другіе. Одна изъ причинъ сквозитъ въ самомъ письмѣ. М. Филаретъ весьма кстати сохранилъ въ немъ мотивировку Сербиновича. Въ самомъ дѣлѣ, не жгучимъ интересомъ къ философіи, охватившимъ тогда московскіе кружки любомудрія, былъ продиктованъ этотъ дирек- * 31
!) Р. Ст. 1901, V, 296.
2) Сербиновичъ.
3) „Письма Филарета м.м. къ Филарету Гумилевскому“, стр. 212, отъ
31 октября 1838 года.
торскій призывъ, а главнымъ образомъ—желаніемъ провѣрить «цѣломудріе» мысли собственныхъ философовъ: въ лучшемъ случаѣ—желаніемъ похвалиться ихъ непорочностью.
Продолжая далѣе, посредствомъ живыхъ картинъ, ознакомленіе съ игомъ подначальныхъ, отмѣчаемъ инцидентъ съ философомъ Сидонскимъ.
Въ началѣ тридцатыхъ годовъ Ѳ. Сидонскій, по независящимъ обстоятельствамъ уже прекратившій свою ученую дѣятельность въ академіи, закончилъ свое «Введеніе въ философію». «О возможности получить разрѣшеніе на печатаніе этой книги отъ духовной цензуры нечего было и думать; Сидонскій представилъ рукопись въ свѣтскую, что и вызвало бурю противъ автора. Недоброжелатели его въ высшемъ духовномъ мірѣ негодовали на него не только за изданіе книги, которую находили очень либеральною, но и за то, что авторъ ея, священникъ, осмѣлился печатать свое сочиненіе съ дозволенія не духовной, но свѣтской цензуры ’).
Были назначены особые рецензенты. («Къ искреннему сожалѣнію, выражаясь словами Ростиславова, покойный профессоръ академіи Карповъ имѣлъ слабость не отказаться отъ участія въ этомъ походѣ на честнаго труженника и дѣятеля по философіи»). Книгу прочитали, раскритиковали и представили куда слѣдуетъ». Правда, благодаря, очевидно, желанію сохранить мирныя отношенія съ свѣтской цензурой, критика «не имѣла оффиціальныхъ послѣдствій». Но тѣмъ не менѣе домашняя мѣра, — изгнаніе навсегда могучаго таланта изъ аудиторіи и послѣдующая многолѣтняя опала, чуть ли не до конца жизни Сидонскаго, сдѣлали свое дѣло.
Свое моральное состояніе, послѣ такого удара. , Сидонскій тогда же изобразилъ въ письмѣ къ Погодину,—секретарю Общества Любителей Словесности.
Извѣщеніе ваше (о избраніи въ члены общества)... очень много меня порадовало. Послѣ тѣхъ, или, можетъ быть, лучше, среди тѣхъ непріятностей, какія испыталъ я, частью передъ выходомъ моей книги, частью послѣ онаго, самп согласитесь, пріятно узнать, что есть нѣсколько людей образованныхъ, которые умѣютъ цѣнить п одобрять труды ученые. Ваше участіе въ дальнѣйшихъ моихъ трудахъ вознагражу, не имѣя чѣмъ
’) В. Евр. 1883, VIII, 504. Петербургская духовная академія при гр. Пратасовѣ.
больше,—искренностью. Теперь я занятъ составленіемъ небольшой Исторіи Церкви Христовой. Предметъ этотъ давно занималъ меня; скучное изложеніе (схематическое), въ какомъ онъ былъ представленъ доселѣ, заставляетъ жалѣть, что золото мало получаетъ блеска въ своей оправѣ. Желаніе мое-представить постепенное развитіе церковнаго устройства и ученія въ тѣсьой связи однихъ обстоятельствъ съ другими. Но, по тому началу, которое уже сдѣлано, вижу, что подобному сочиненію трудно будетъ протѣсниться сквозь узкія врата духовной цензуры, въ которыхъ остаются не только клочки шерсти, но и чего нибудь побольше, самыхъ смирныхъ овечекъ. Но, кажется, все подвигается къ лучшему. По крайней мѣрѣ, то явленіе, что «Часы благоговѣнія» шли не черезъ духовную цензуру, мнѣ пріятно. Только ради Бога не извѣщайте о семь нашихъ духовныхъ» ')...
Если справедливо было предположеніе многихъ, что удаленный изъ академіи вмѣстѣ съ Сидонскимъ краснорѣчивый Делекторскій пострадалъ за критическое отношеніе къ проповѣдямъ митрополита Филарета 2), если не забывать, что въ тѣ же годы происходили серьезныя испытанія законоучителя Павскаго, Иннокентія, то не голословнымъ является утвержденіе современниковъ, что печальная судьба Сидонскаго будетъ страшнымъ моральнымъ ударомъ лѣтъ на двадцать пять для нашего, и безъ того робкаго, духовенства.
На переломѣ тридцатыхъ и сороковыхъ годовъ лица, умѣвшія разгадывать знаменія, сразу ощутили наступленіе полосы особеннаго къ нимъ недовѣрія. Уже въ 1839 году ректоръ московской академіи Филаретъ жаловался своему владыкѣ на это недовѣріе и на ясно выраженное стремленіе «посадить рябину вмѣсто виноградныхъ лозъ». И митрополитъ не отрицалъ,—не моп. отрицать подозрѣній. Тогда именно дѣлу о книгѣ «О расколахъ и ересяхъ въ русской церкви», магистра московской академіи Руднева, было придано церковными пѣстунами принципіальное значеніе. Отступили на второй планъ безспорныя достоинства этого церковно-историческаго труда, и все вниманіе сосредоточилось на разслѣдованіи ея догматическихъ обмолвокь. Привлечены были къ отвѣту и отзывы цензоровъ, и тѣ символики и пособія, на которыя ссылалась * *)
‘) Барсуковъ. Жизнь Погодина, кн. IV. 242.
*) В. Евр. 1883, VIII, 590—1.
книга, такъ что дѣло грозило принять размѣры повальнаго обыска.
Уступчивость м. Филарета, обнаруженная имъ въ согласіи па переработку катихизиса, послужила громоотводомъ для всѣхъ, «принадлежащихъ къ вертоградамъ духовнымъ». Но имъ былъ данъ достаточный урокъ: «Можетъ быть, соглашался митрополитъ, подлинно нынѣ болѣе вниманія обращено на ихъ недостатки, нежели на то, что въ нихъ лучшее, и отсюда происходитъ желаніе преобразовать, какъ кому разсуждается, вмѣсто истиннаго исправленія и усовершепія. Но удобно ли защищать, когда защищаемые иногда подкапываютъ сами себя?.. Жаль..., и на это уже я не въ первый разъ жалуюсь, что, при сильныхъ напоминаніяхъ объ осторожности, еще оказывается у насъ или беззаботная или самонадѣянпая неосмотрительность *).
Разыгравшееся же вскорѣ дѣло о переводѣ ГІавскаго пріобрѣло значеніе второго предостереженія. Насколько глубокое впечатлѣніе оставило оно въ умахъ, показываетъ эволюція научно-литературной дѣятельности самого Павскаго. Вся она. можетъ быть представлена тремя цитатами изъ писемъ его къ Иннокентію—отъ 1838, 1842 и 1851 года.
Въ первомъ случаѣ предъ нами ученый съ опредѣленными задачами и перспективами:
«Весь прошедшій годъ употребленъ мною на приведеніе въ порядокъ прежнихъ моихъ филологическихъ соображеній, а въ нынѣшнемъ году надѣюсь кончить ихъ и обратить вниманіе на Библію и церковность».
Въ срединѣ рокового 1842 года ІІавскій, но поводу своихъ «филологическихъ наблюденій», уже пишетъ: Скажете: вотъ какія занятія избралъ человѣкъ, который могъ бы углубляться въ богословскія истины. Но богословскія истины уже обдуманы и обдѣланы столько, сколько требуется для служенія Богу съ вѣрою и любовію. При томъ же обдѣлка богословскихъ истинъ и проясненіе Св. Писанія соединены не только съ трудами, но и съ большими опасностями. Найдется довольно проницательныхъ людей, которые на каждой страницѣ усмотрятъ или умышленно отыщутъ по нѣскольку еретическихъ мыслей; если же не усмотрятъ прямо, то предположатъ по своимъ дальновиднымъ соображеніямъ. Ужъ такъ нынѣ настроены люди. *)
*) Къ Филарету (Гумилевскому) отъ 12 ноября 1838 г.
Въ филологическихъ соображеніяхъ этой опасности не предвижу. Отступать отъ общихъ мнѣній и выставлять новыя предположенія тамъ позволительно.
Наконецъ, третье письмо содержитъ итоги и комментаріи къ нимъ... «Недалеко отъ 70 лѣтъ, которые и во времена Давидовы считались полнымъ числомъ человѣческаго возраста. «Дней лѣтъ нашихъ всего до семидесяти лѣтъ». Переходить въ другую область не боюсь, зная, что не во зло употребилъ данные мнѣ дни жизни подсолнечной. Посылаю вамъ второе изданіе моихъ филологическихъ наблюденій, къ которымъ присоединилась при этомъ изданіи новая часть. Не осуждайте меня, что я занялся такими мелочами. Когда нѣтъ возможности посвящать свое время на лучшее, тогда и занятіе мелочами не постыдно. Когда нѣтъ возможности идти далѣе азбуки, тогда и азбука стоитъ того, чтобы занимать ею себя и другихъ и называть ее книгою» ').
Впрочемъ, пятидесятые годы имѣютъ своего собственнаго «свидѣтеля»,—автора учебника по исторіи—священника Сокольскаго 2).
Сокольскій, преподаватель тверской духовной семинаріи, составилъ учебникъ всеобщей гражданской исторіи. Къ этому побудили его разнаго рода причины: недостатки устарѣлаго руководства по данному предмету; прямое предписаніе устава духовно-учебныхъ заведеній—въ преподаваніи каждой науки всегда держаться на одной линіи съ послѣдними открытіями и успѣхами въ ея области (§ 112); наконецъ, ' неоднократныя предписанія академическихъ правленій о составленіи руководствъ по различнымъ предметамъ.
Начавъ свой трудъ въ 1845 году, Сокольскій представлялъ его по частямъ семинарскому начальству; не скрылъ своей рукописи и отъ ревизовавшаго семинарію историка Макарія (Булгакова). Вездѣ встрѣчая сочувственное отношеніе и поощреніе, Сокольскій, наконецъ, рѣшилъ представить свое сочиненіе въ духовную цензуру. При этомъ, желая точно обозначить цѣль его, онъ далъ ему названіе: «Всеобщая гражданская исторія для классическаго и домашняго употребленія». *)
*) Христ. Чтеніе, 1886 г., XI—XII.
*) Эпизодъ съ Исторіей Сокольскаго, достаточно извѣстный по очеркамъ изъ исторіи свѣтской цензуры пріобрѣтаетъ подлинную силу и выразительность лишь при восполненіи его данными духовно-цензурныхъ архивовъ.
Спб. духовно-цензурный комитетъ отослалъ, однако, рукопись, по принадлежности, въ гражданскую цензуру, гдѣ, послѣ двукратнаго разсмотрѣнія и исправленія, она и была одобрена къ напечатанію. Мало того, еще до выпуска изъ типографіи руководство Сокольскаго было передано, для спеціальнаго просмотра, въ комитетъ но разсмотрѣнію учебныхъ пособій при министерствѣ народнаго просвѣщенія. Указанія комитета также были приняты авторомъ во вниманіе. Лишь послѣ всего этого цензурный комитетъ выдалъ установленный билетъ. Но Сокольскій, какъ писалъ онъ потомъ въ своемъ объясненіи, и «тогда не дерзнулъ и доселѣ не дерзаю, по полученіи права на продажу, приступить къ формальной продажѣ». Въ виду этого,—въ началѣ 1852 года онъ представилъ семинарскому правленію экземпляръ съ «просьбой исходатайствовать у высшаго духовнаго начальства окончательное разрѣшеніе, соотвѣтственно учебнымъ цѣлямъ книги».
Но въ это время секретный комитетъ 2 апрѣля обратился въ духовное вѣдомство съ слѣдующимъ отношеніемъ по поводу исторіи Сокольскаго: «Принявъ на видъ цѣль составленія этой книги и званіе составителя, Комитетъ не могъ не замѣтитъ, что изложеніе оной не довольно соотвѣтствуетъ тому и другому; для примѣра можно указать на слѣдующія мѣста:
«Въ параграфѣ объ образѣ изложенія всеобщей исторіи (стр. 13) сочинитель между прочимъ говоритъ, что задача исторіи «показать весь этотъ великій процессъ, который выдержалъ свободный духъ человѣка, находясь въ постоянной борьбѣ съ природою и исполинскими препятствіями».
«Стр. 43. О Саулѣ: «самоубійствомъ передалъ престолъ свой Давиду, тайно помазанному Самуиломъ».
«Тамъ же говорится, что мудрый Соломонъ своимъ расточительнымъ и изнурительнымъ правленіемъ положилъ начало паденію своего царства».
Стр. 183. О Лютерѣ и реформаціи. «Папа ничего не могъ сдѣлать. Должно было или истинѣ протнвопошаиитъ истину или силою подавить нововведеніе».
Стр. 188. Вмѣстѣ съ симъ открыто было средство образованія и для низшаго сословія; старались уврачевать ихъ суевѣріе и дать имъ средство къ лучшей дѣятельности. Рабство бѣдныхъ крестьянъ смягчалось все болѣе и болѣе. Науки тѣмъ лучше процвѣтали, чѣмъ болѣе духъ протестантизма обращался къ изслѣдованію и борьбѣ съ невѣжествомъ».
Стр. 209. О Кромвелѣ. «Какъ хитро хищникъ власти и убійца царя умѣлъ присвоить себѣ власть надъ умами и подъ тогу простого гражданина надѣть корону, хотя и ненадолго».
«Въ особенности представляется несоотвѣтственнымъ и цѣли учебной книги и званію автора (стр. 275) отдѣлъ: «Философія усовершилась значительно». Здѣсь говорится между прочимъ, что въ философіи прославились Юмъ. Фихте, Гельвецій, Руссо, Вольтеръ и множество сочинителей большихъ энциклопедій. Но Руссо, Вольтеръ и другіе изъ поименованныхъ извѣстны, какъ разрушители вѣрованій, какъ отрицатели Божественнаго ученія Церкви; и потому не странно ли, что пастырь церкви относитъ труды ихъ къ усовершенствованію философіи ».
Вмѣстѣ съ тѣмъ сообщена была Комитетомъ и высочайшая резолюція положенная на его журналѣ: «И узнать, по чьему порученію книга писана, ежели подобнаго порученія ему дано не было, то и не слѣдовало допускать подъ подобнымъ названіемъ».
Синодъ поручилъ мѣстному епископу произвести секретное дознаніе о Сокольскомъ, потребовавъ отъ него отвѣты на вопросы: кто поручилъ ему составленіе учебника, сообщалъ ли о своемъ трудѣ непосредственному начальству, представлялъ ли въ цензуру и, если представлялъ, то въ какую и какое получилъ разрѣшеніе и пр. Послѣдній вопросъ касался благонадежности Сокольскаго, и образа мыслей его.
На всѣ вопросы авторъ руководства далъ, изложенныя выше, обстоятельныя разъясненія. Послѣднее же его слово заключалось въ смиреннѣйшей просьбѣ: «если Св. Синодъ найдетъ что либо несовершенное или необдуманное, или обоюдное, подающее поводъ къ невыгоднымъ выводамъ въ какихъ бы ни было отношеніяхъ, то это могло быть допущено не намѣренно, а единственно по неопытности, къ которой и прошу милостиваго снисхожденія».
«И по справкѣ приказали: 1) священника Николая Сокольскаго уволить отъ учительской должности въ тверской семинаріи, какъ сочиненная имъ Исторія обнаруживаетъ въ немъ недостатокъ опытности и осмотрительности; сдѣланныя на книгу замѣчанія объявить чрезъ академическое правленіе съ воспрещеніемъ продажи книги, но съ дозволеніемъ исправить оную соотвѣтственно замѣчаніямъ и представить въ цензурный
комитетъ, и съ тѣмъ, чтобы ни въ какомъ случаѣ не было означено «для класснаго и домашняго употребленія». 2) Потребовать отъ Спб духовно-цензурнаго комитета объясненіе, на какомъ основаніи была передана книга въ цензурный комитетъ, то есть по разсмотрѣніи и одобреніи или просто по принадлежности; если по одобреніи, то кто изъ цензоровъ разсматривалъ оную. 3) Объясненіе Сокольскаго о гражданской цензурѣ сообщить министру народнаго просвѣщенія».
На докладѣ Ш.-Шихматова объ томъ дѣлѣ была положена государемъ резолюція: поставить на видъ Спб. цензурному комитету о неумѣстности оставленія нѣкоторыхъ, замѣченныхъ комитетомъ 2 апр. мѣстъ и цензору Крылову за недостаточное вниманіе сдѣлать надлежащее внушеніе» ').
Если страданія, причиняемыя «независящими обстоятельствами», усиливаются съ повышеніемъ сознательности, если незаурядная личность интенсивнѣе томится муками слова, то именно въ такомъ положеніи очутилась въ разсматриваемую эпоху группа заграничнаго духовенства. Члены, входившія въ составъ ея, какъ отборныя зерна, готовы были развиваться на новой почвѣ, соотвѣтственно личнымъ симпатіямъ каждаго лица. Работы въ богатыхъ библіотекахъ, съ широко раскрытыми дверями, непрерывное общеніе съ лицами самыхъ разнообразныхъ взглядовъ въ значительной мѣрѣ способствовали расширенію кругозора. Съ того берега заграничные священники могли объективнѣе судить о стоявшихъ въ то время на очереди вопросахъ и живѣе откликаться на нихъ. Въ болѣе свободной атмосферѣ самая рѣчь ихъ становилась независимѣе, увѣреннѣе.
Но тяжело было этимъ передовымъ людямъ, когда они брались за перо, когда они желали сообщить другимъ свои мысли и чувства. Не разъ, иногда въ теченіе десятилѣтій, странствовали ихъ рукописи между петербургскою цензурою и какимъ либо городомъ Западной Европы, пока, въ лучшемъ случаѣ, къ урѣзанномъ и очищенномъ видѣ, имъ не удавалось пробиться сквозь родныя тѣснины.
Такъ протоіерей парижской церкви Вершинскій, желавшій познакомить русскихъ агіологовъ съ новыми матерья.тами, до-
) К. О. П. С. С., 1852, 232.
бытыми имъ въ мѣстныхъ библіотекахъ, «получилъ разрѣшеніе напечатать свои святцы почти черезъ десять лѣтъ по представленіи ихъ въ цензуру *). Главнымъ основаніемъ, по которому былъ забракованъ этотъ двухтомный рукописный трудъ, являлось то, «что авторъ критически смотритъ на всѣ наши мѣсяцесловы, мѣсячныя минеи, Ч.-Минеи, Прологи и Тріоди, ни одну изъ нихъ не считаетъ вѣрнымъ и удовлетворительнымъ руководителемъ въ составленіи своего мѣсяцеслова. Ибо тамъ видитъ опущенія именъ,—повтореніе, неполноту, разнорѣчія. Съ такимъ предисловіемъ мѣсяцесловъ можетъ быть соблазнителенъ для простыхъ, хотя многія изъ замѣчаній его справедливы» 2).
Далѣе—можно назвать члена копенгагенскаго общества сѣверныхъ антикваріевъ, санскритолога, прот. Сабинина. «Многіе изъ его работъ, замѣчаетъ I. Базаровъ, по части истолкованія пророческихъ книгъ помѣщались въ «Христіанскомъ Чтеніи», еще большія остались въ рукописяхъ, какъ не выдержавшія чистилищнаго огня тогдашней цензуры».
Еще тягостнѣе, даже сравнительно съ этимъ жребіемъ людей науки, было положеніе заграничныхъ священниковъ—публицистовъ по природѣ. Ихъ нравственную пытку характеризуетъ монологъ изъ воспоминаній I. Базарова *). «Все это (т. е. религіозно-философское движеніе на Западѣ) знать и видѣть, не имѣя возможности съ кѣмъ-нибудь подѣлиться своими впечатлѣніями, было очень тяжело. Писать ли обо всемъ этомъ? Я писалъ, но писалъ для себя. Тогда не такое было время, чтобы написанное можно было и печатать. У насъ боялись давать знать о чемъ нибудь соблазнительномъ, происходившемъ даже за предѣлами Россіи. Поэтому мнѣ и думать было нечего о сообщеніи своихъ наблюденій надъ церковною жизнью въ Германіи въ какой-нибудь изъ русскихъ церковныхъ журналовъ, какъ это дѣлается теперь. По счастью, бывшій тогда директоръ духовно-учебнаго управленія К. С. Сербиновичъ приглашалъ циркуляромъ всѣхъ заграничныхъ нашихъ священниковъ участвовать своими трудами въ издаваемомъ подъ его главною редакціею журналѣ министерства народнаго просвѣщенія. Воспользовавшись этимъ, я сталъ писать ему свои на-
*) О православномъ бѣломъ и черномъ духовенствѣ, стр. 11. '•*) Спб. Д. К. Ц., 1845, 19.
’) Р. Ст. 1901, май, 278—9.
блюденія; онъ, хотя и ни одного не напечаталъ, но ободрялъ меня продолжать мои, какъ онъ выражался, интересныя сообщенія, говоря, что они читаются съ большимъ вниманіемъ членами Св. Синода. Ободренный этимъ, я началъ составлять цѣлые трактаты и о религіозномъ движеніи въ Германіи, и обзоръ догматической науки и литературы, и обозрѣнія журналовъ и періодическихъ изданій духовнаго и церковнаго содержанія по годамъ. Все это такъ и осталось гдѣ-нибудь въ архивахъ, а можетъ быть и совсѣмъ затерялось. Такъ, по крайней мѣрѣ случилось съ моимъ обзоромъ философско-догматическаго ученія въ Германіи въ связи съ политическими событіями 1848 года, написаннымъ мною для покойнаго митрополита Григорія, по его собственному желанію. Спустя годъ послѣ его смерти, мнѣ былъ присланъ черезъ консисторію запросъ, не находится ли у меня черновой этой статьи, и не могу ли я воспроизвести ее. Но, къ сожалѣнію и стыду моему, я долженъ сознаться, что никогда черновыхъ сочиненій у меня не имѣлось» ').
Достаточно успѣлъ понять, что значитъ сказать не во время хотя бы два слова и Порфирій Успенскій. Не скоро было забыто то мѣсто его отчета о палестинской командировкѣ, гдѣ онъ, изъ печальнаго примѣра сирійской церкви, извлекъ мораль, что и для развитія церкви необходима свобода.
Неудивительно, поэтому, что чуть ли не самыми настойчивыми сочинителями изъ духовнаго сословія являлись тѣ, которымъ уже нечего было терять, и по разсчетамъ которыхъ литература даже могла дать облегченіе ихъ печальной участи. Изъ Ростова. Коневца, Переяславля, Слуцка, Пошехонья, Кіева регулярно поступали въ цензурные комитеты литературные опыты такихъ же неудачниковъ въ наукѣ и поэзіи какъ и въ жизни 2). Своеобразной, трагикомической мелодіей проникнуты ихъ прошенія. Авторы-неудачники изъ свѣтскихъ, стараясь разжалобить цензоровъ, вводили въ свои прошенія незатѣйливые доводы. Чаще всего попадалось прозаическое: «занимаясь литературой для поддержанія многочисленнаго семейства, я пріемлю дерзновеніе умолять»... 3) Духовныя же особы, о которыхъ здѣсь рѣчь, «архимандриты на іеромонаше- *)
*) Руоск. Ст. 1901, 11, 298—9. а) К. О. П. С. С.. 1848, 41.114. 3) К. О. II. С. С., 1848, 41.071.
ской порціи», уволенные префекты, сосланные протоіереи, льстили, вспоминали свои заслуги, жаловались на удаленіе отъ служенія Церкви по однимъ непріязненнымъ намѣреніямъ ') и т. д. Впрочемъ, вотъ въ копіи одно изъ «жалобныхъ писемъ». «Въ спб. духовно-цензурномъ комитетѣ находится шесть моихъ книгъ; рѣшенія не видно. По Высочайшему указу отъ 14 апрѣля 1829 г., сочинители по духовному званію сопричисляются къ ордену св. Анны, чего хотя я и не желаю, но я скорблю, что не имѣю и наперснаго креста, слѣдующаго мнѣ по службѣ и ученымъ трудомъ; къ представленію же сего награжденія я ничѣмъ не могу убѣдить мѣстное свое начальство, особенно настоятеля архим. Поликарпа, который отказываетъ мнѣ въ справедливости, потому что мои сочиненія были на виду у Вашего Сіятельства, но не удостоены вниманія. II сверхъ сего оный настоятель, на основаніи 36 пункта Дѵх: Регламента, по коему вопрещается писать монашествующимъ только соблазнительныя письма, отобралъ у меня всѣ сочиненія, на лицо находящіяся, какъ то: три книги поэмы «Александръ Благословенный» и «Псалтирь» переложенную мною въ стихи, и лишаетъ даже свободы заниматься оными сочиненіями 2).
Другой авторъ, сосланный архимандритъ, также настойчиво выводилъ въ свѣтъ свою поэму (на одну изъ ветхозавѣтныхъ темъ), несмотря даже на то, что. но его собственному, вполнѣ правильному силлогизму:
„Что плохо есть—все то не годится,
Стихи сочинителя сего плохи,
Слѣдовательно они не годятся,
Что же не годится, то извергаютъ вонъ,
Стихи сочинителя сего плохи,
Слѣдовательно они извержены будутъ вонъ“ 3).
Не обходилось и здѣсь, такимъ образомъ, безъ страданій, безъ своеобразныхъ «мукъ слова». Однако понять эти муки, въ ихъ высшей напряженности, въ отвлеченіи отъ кумировъ, «ордена св. Анны», можно лишь ознакомившись съ современными «записками», «апокалипсическими толкованіями» и пр. Они служатъ краснорѣчивымъ показателемъ того, какъ въ гер-
Ѵі К. О. II. С. С., 184(1, 37.4о.г).
Ч К. О. П. С. С.. 1853. 136.
“) К. О. II. С. С.. 1843, 23.
метически закупоренномъ котлѣ безплодно скоплялась энергія духа и какъ угнетающе дѣйствовала полная невозможность огненными искрами разрядить эту энергію. Грозныя посланія ревнителей по призванію епархіальная и центральная власть обыкновенно изъясняла «безуміемъ или разстройствомъ умственныхъ способностей сочинителя»
Нельзя отрицать, что нѣкоторый моноидеизмъ данныхъ произведеній, иногда сектантская рѣзкость тона, давали поводъ подбирать нужныя, квалификаціи изъ области психіатріи. Но настоящія «конечныя причины» безумія лежали глубже. Ихъ можно иллюстрировать на одномъ выхваченномъ изъ тогдашней жизни примѣрѣ.
Пѣвчій православной церкви въ Веймарѣ Стрѣлинскій представилъ Пратасову въ 1844 г. рукопись. Трудъ его имѣлъ цѣлью доказать происхожденіе всѣхъ царей Европы отъ Израильтянъ. Въ частности, по его убѣжденію, «нынѣ въ Россіи живущіе ,Варіаги произошли отъ Баріи, послѣдняго сына Ефрема, сына Іосифа Іизраилева и состоятъ изъ девяти поколѣній сыновъ Варіиныхъ». Стрѣлинскій и себя уже именовалъ «Ѳалай-скимъ Варіагомъ».
Какъ и слѣдовало ожидать, первымъ результатомъ присылки явился слѣдующій запросъ со стороны Сербиновича веймарскому протоіерею Сабинину: «По странному изложенію сей просьбы и по темнотѣ мыслей сочинителя, прошу сообщить свѣдѣнія о образѣ мыслей и поведеніи Стрѣлинскаго,— не замѣтно ли въ немъ какого либо разстройства и какія къ тому могли бы быть причины»... Въ своемъ отвѣтѣ Сабининъ сообщилъ, между прочимъ, такія психологическія наблюденія: «Стрѣлинскій, писалъ онъ, очень добръ сердцемъ,—трезвъ до того, что кромѣ воды совершенно не пьетъ, прилеженъ до безконечности... Протекло около двадцати лѣтъ, что онъ занимается около двѣнадцати часовъ въ сутки своимъ предметомъ и исписалъ множество бумаги, но невѣроятно, чтобы онъ, не имѣя предварительнаго образованія, т. е. не зная ни логики, ни грамматики, ни даже русскаго правописанія, могъ сдѣлать что либо полезное для ученаго свѣта... Отъ долговременнаго занятія своимъ предметомъ ему представляется, что все то, что перебывало въ его головѣ, можетъ быть, тысячи разъ, должно быть извѣстно каждому земнородному..., какъ и
') А. С. С. 1841, 4; 183«, 1548.
ему самому. Почему онъ уже не стыдясь пишетъ то, что другому можетъ представляться нелѣпостью и безуміемъ. Образовался у него и языкъ, только ему одному свойственный, потому что, въ продолженіе двадцати двухъ лѣтъ пребыванія заграницею, читалъ только Библію и церковныя книги, не читавъ, между тѣмъ, ни одной строчки по русски.
Теперь, писалъ въ заключеніе Сабининъ, уже восьмой годъ, какъ я знаю его, и всегда находилъ его страннымъ въ выраженіи мыслей, не примѣчая впрочемъ, помѣшательства въ умѣ. Надобно полагать, что многолѣтнее умственное напряженіе ослабило его душевныя силы, но этого ослабленія въ обыкновенныхъ разговорахъ непримѣтно. По службѣ онъ исправенъ, въ домашней жизни скроменъ и тихъ и живетъ теперь совершеннымъ анахоретомъ»... Въ заключеніе находится «Р. S. Если надежда его на сочиненіе, отъ котораго онъ ожидаетъ многаго, обманетъ его, то онъ навѣрное потеряетъ разсудокъ» 1).
Въ образѣ этого пѣвчаго изъ Веймара, способнаго къ труду и порывамъ, но малообразованнаго, анахорета среди чуждыхъ холодныхъ условій жизни и, вслѣдствіе ограниченнаго кругозора, всецѣло порабощеннаго своей іДёе fixe, представляется наблюдателю и участь тѣхъ лицъ изъ духовенства, у которыхъ не было еще совершенно атрофировано живое чувство. Л въ безспорно умной характеристикѣ пѣвчаго Сабининымъ находится и вполнѣ логичный отвѣтъ на заботливый вопросъ питомца полоцкой іезуитской академіи: «не замѣтно ли въ немъ какого-либо разстройства и какія къ тому могли бы быть причины»?...
Алексѣй Котовичъ.
*) К. о. П. С. С., 1844, 33701.
САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ДУХОВНАЯ АКАДЕМИЯ
Санкт-Петербургская православная духовная ака-демия Русской Православной Церкви - высшее учебное заведение, целью которого является подготовка священнослужителей, преподавателей духовных учеб-ных заведений и специалистов в области богословских и церковных наук. Подразделениями академии являются: собственно академия, семинария, регентское отделение, иконописное отделение и факультет ино-странных студентов.
Проект по созданию электронного архива журнала «Христианское чтение»
Проект осуществляется в рамках процесса компьютеризации Санкт-Петербургской православной духовной академии. В подготовке электронных вариантов номеров журнала принимают участие студенты академии и семинарии. Руководитель проекта - ректор академии епископ Гатчинский Амвросий. Куратор проекта - проректор по научно-богословской работе священник Димитрий Юревич. Матери-алы журнала подготавливаются в формате pdf, распространяются на компакт-диске и размещаются на сайте академии.
На сайте академии
www.spbda.ru
> события в жизни академии
> сведения о структуре и подразделениях академии
> информация об учебном процессе и научной работе
> библиотека электронных книг для свободной загрузки
