CC BY
112
А.П. Ненароков
ПО СЛЕДАМ 1917-ГО: РЕВОЛЮЦИИ И МИФЫ
Светлой памяти А.Н. Яковлева
Ненароков Альберт Павлович - доктор исторических наук, профессор, главный специалист Российского государственного архива социально-политической истории.
Когда в конце 2007 г., как говорится, «по горячим следам», я легкомысленно согласился написать для журнала «Россия и современный мир» статью о выставке «1917-й. МИФЫ РЕВОЛЮЦИИ», работавшей в Москве в Выставочном зале Федеральных архивов с 28 сентября по 11 ноября 2007 г., мне представлялось это достаточно простым делом. К тому же необходимо было потрафить и начальству упоминанием, что это была выставка, подготовленная Федеральным архивным агентством и Федеральным агентством по культуре и кинематографии в рамках Федеральной целевой программы «Культура России 2006-2010» под эгидой Министерства культуры и массовых коммуникаций Российской Федерации. Кроме того, архиважным было и то, что выставка оказалась единственным мероприятием юбилейного 2007 г., которое прошло конструктивно, особенно на фоне того поляризующего общество накала страстей, с каким встретили и отметили все мы 90-летие революционных событий 1917-го. Недаром именно этой выставке были посвящены самые значительные выступления и статьи в газетах и журналах, теле- и радиопередачи. К ней прямо или косвенно обращались и, вероятно, будут обращаться еще долго все, кто пытается представить и оценить по-новому случившееся так много лет назад. И это понятно. Встреча с документом один на один -всегда событие. Желание реально соприкоснуться с историей - естественно. Прозрения, как и покаяния, всегда индивидуальны.
Рассказ о такой выставке, прежде всего, - это рассказ о том, насколько соответствовала экспозиция представлениям посетителей, их знаниям о прошлом. Что нового она дала им? Помогла ли она им в поисках ответа на один
главный для всех нас вопрос: что произошло с Россией в ХХ в., и какое значение это имело и имеет для нас и всего мира?
Уже эти-то вопросы неподъемны, а ведь на деле - их гораздо больше.
К тому же есть и ответы на них, которые, помимо выставки, пытались дать другие и другим способом. И это тоже нельзя оставить без внимания...
Словом, хотя выставка архивных документов по определению и не может претендовать на какую-либо однозначную оценку произошедшего в 1917 г. в России, она служит мощным катализатором раздумий в этом направлении.
О мифах и мифотворчестве
Еще до открытия выставки в журнале «Альтернативы» было опубликовано так называемое «Заявление 17-ти», названное «Октябрь для нас, России и всего мира»1. Скажу сразу: к авторам отношусь с искренним уважением. Все они - классные специалисты, каждый в своей области. Некоторых из них числю среди своих давних и потому дорогих друзей. Однако «Заявление» читал с удивлением и недоумением.
С удивлением, ибо от подобной стилистики отвык быстро и, надеюсь, безвозвратно. С недоумением, так как давно не встречал столь высокой плотности однозначно безапелляционных утверждений, бездоказательно выдаваемых за непреложную истину. По этому поводу Александр Николаевич Яковлев, чье бесспорное влияние на взгляды и оценки моего поколения переоценить трудно, еще в начале декабря 1985 г., осуждая царивший тогда повсеместно псевдомарксистский сленг, справедливо заметил: «...Догматическая интерпретация марксизма-ленинизма настолько антисанитарна, что в ней гибнут любые творческие и даже классические мысли»2. Лучше не скажешь.
Даже то, против чего и спорить то невозможно, авторы «Заявления» облекли в такую форму и такие, порой, мягко говоря, непродуманные формулировки, что трудно воздержаться от желания обратить их внимание на эти явные проколы. Чтобы не растекаться мыслью, приведу всего лишь один пример. Революции действительно не могут быть порождением заговоров либо привнесены извне. Но так ли уж совместимо используемое в разделе «Не заговор, а социальная революция» утверждение: «Октябрь был кульминацией Великой русской социальной революции ХХ века» - с одновременной классификацией самих октябрьских событий в качестве особой социалистической революции?
1. См.: «Альтернативы». - 2007, № 3. - С. 6-12.
2. Яковлев А.Н. Горькая чаша. Большевизм и Реформация России. - Ярославль, 1994. - С. 17.
Тут же возникает потребность в целом ряде вполне закономерных уточнений.
Так сколько же революций было в России 1917 г.? Одна, кульминацией которой был Октябрь? Или две? И действительно ли Великая Октябрьская социалистическая революция положила начало переходу «к более прогрессивной социальной системе - социализму» и появлению в мире «двух социально противоположных систем»?
«Заявление 17-ти» построено так, что априори исключает любое истолкование, оно аксиоматично. При этом авторов данных аксиом реакция читателей не волнует. Они исходят из того, что с ними не соглашаться нельзя, ибо они правы по определению. А размышлять - не обязательно, все и так ясно! И это, несмотря на то, что все, кто подписал его так или иначе, но причастны к работе Международного фонда социально-экономических и политологических исследований (Горбачёв-фонд). А ведь именно его основатель М.С. Горбачёв выступил в 1997 г. с докладом, призывавшим поразмышлять об Октябрьской революции. Он же заметил, что настаивать на появлении в мире после 1917 г. двух социально противоположных систем не совсем верно, ведь «развитого социализма» образца 70-80-х годов прошлого века к тому времени больше не существовало. Одну из главных причин происшедшего и основную ошибку большевиков, приведшую к столь плачевным результатам, Горбачёв видел в той «модели» социализма, «которая была избрана», заметим, «еще до Сталина» (выделено нами. - А.Н.)3.
Тогда же, и это тоже должны были бы хорошо знать те, кто составлял и подписывал текст «Заявления 17-ти», один из наиболее талантливых исследователей Горбачёв-фонда Г.Х. Шахназаров, в прошлом один из ближайших помощников и доверенных советников М.С. Горбачёва, счел необходимым, в частности, отметить: «Наша историография утверждала, что Россия пережила в 1917 г. две революции - в феврале буржуазную и в октябре социалистическую. В действительности это была одна революция, развивавшаяся по классическим канонам. ...В русской революции, как и в других великих революциях до и после нее, проявился закон неуклонной радикализации политических и социальных требований»4.
Безусловно, если попытаться дать полный историографический срез данного аспекта новейших исследований истории событий 1917 г. в России, то можно вспомнить и еще об одном. В последнее время ответ на вопрос о том, сколько революций было в 1917 г., часто подменяется иногда интересными, но в целом бесперспективными концептуалистскими определениями хроно-
3. Горбачёв М.С. Размышления об Октябрьской революции. - М., 1997. - С. 26.
4. Шахназаров Г.Х . Past shock или роковое расставание с прошлым. - М., 2001. -С. 44-45.
логических рамок некой Великой российской революции ХХ в., призванными утопить выяснение сути того, что произошло в России в 1917 г., в неких «макроисторических» теориях революций.
С этих позиций, как утверждает Теодор Шанин, в России была одна «Великая русская революция». Началась она в 1905 г., а завершилась к началу 20-х годов5. Пожизненный секретарь Французской академии Элен Каррер д'Анкос предлагает все же отделить первую российскую революцию 19051907 гг. от второй - Февральской 1917 г. Впрочем, от привычного названия последней придется явно отказаться. Ведь, судя по определенной д'Анкос «особенности, даже уникальности» этой революции, длилась она «очень долго» - 75 лет, до конца 1992 г.6.
Ленин же независимо от того, что, как и когда говорили или писали по данному поводу его соратники, был в этом вопросе весьма определенен. С первого публичного выступления после выхода из подполья в октябре 1917-го он всегда вел речь о «третьей русской революции»7. По его мнению, именно она положила «начало новой полосе в истории России» и «в своем конечном итоге» должна была «привести к победе социализма»8.
Так кто же прав в трактовке октябрьских событий?
Ленин?
Или современные концептуалисты?
Или же те из числа забытых сегодня лидеров российской революции, кто еще летом 1917 г. предупреждал о возможности контрреволюции слева? Те, кто никогда не скрывал, что считает утопической и гибельной последовавшую за приходом к власти большевиков попытку насильственно реализовать «социалистические идеи»? Кто неустанно подчеркивал, что любая попытка так называемого концептуального рассмотрения революционных событий в России оборачивается в итоге банальным оправданием («теоретическим санкционированием») большевизма.
Вероятно, если задаться целью, то можно расширить и круг авторов и еще более разнообразить их точки зрения, но это не входит в задачу статьи9. Для меня важно в данном случае лишь указать на то, что в отличие от одномерности «Заявления» существует и разнообразие (плюрализм) мнений по
5. Шанин Т. Революция как момент истины. 1905-1907 гг. - 1917-1922 гг. М.: 1997.
6. Бангерский А. Назад дороги нет. Интервью с д 'Анкос // «Московские новости». -2007, 2 ноября - 8 ноября. - № 43.
7. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 34. С. 2.
8. Там же.
9. Только представление великолепной книги Франсуа Фюре «Прошлое одной иллюзии», наверняка, обернулось бы статьей, превышающей данную раза в три. См.: Фюре Ф. Прошлое одной иллюзии. (Библиотека Московской школы политических исследований. 10). М.: 1998; перевод с издания: Furet F. Le passé d'une illusion. - Paris: 1995.
данному вопросу. И каталог выставки, о которой я, собственно, и пишу, вполне этому соответствует.
В самом деле, хотел бы обратить внимание тех, кто этого еще не заметил, на расхождение, с одной стороны, между названием выставки, каталога «1917 год. МИФЫ РЕВОЛЮЦИЙ», заявлением руководителя Федерального архивного агентства В.П. Козлова о том, что выставка посвящена «мифам двух российских революций и показывает их судьбу»10 и, с другой - заголовком вводной статьи директора ГА РФ С. В. Мироненко (соавтором которой я имел честь быть) - «Мифы революции».
И это совсем не случайно. Нам было важно нацелить посетителей выставки на знакомство с ее экспонатами так, чтобы они смогли бы не только представить, что произошло в России в 1917 г., но и попытались самостоятельно понять, кто же прав в определении числа пережитых отечеством нашим в ХХ в. революций.
Немаловажен и еще один аспект.
Во вступительном слове к каталогу выставки В.П. Козлов дает свою весьма неординарную попытку определить понятие «миф». Он уходит от сложных научных конструкций А.Ф. Лосева, доказывающих, что миф это и принцип, и возможность, и действительность, и осуществленность11. По Козлову, миф - это никогда не существовавшее прошлое. Причем всегда -факт или событие, поскольку явление или процесс мифологизировать невозможно. Поэтому миф, считает он, явление точечное, единичное, становящееся общественно значимым и общераспространенным. По его наблюдению есть миф-мотылек, миф-анекдот, миф-случай, миф-откровение. Критерием исторического отбора и живучести таких мифов, он вслед за Карамзиным полагает идею высшей, принятой народным собранием справедливости. Возражая А.И. Солженицыну, Козлов считает, что ни одна из величайших катастроф российской истории, включая и мифы, о которых поминал тот в своих «Размышлениях о Февральской революции» , не может быть мифом по определению. Это всего лишь старательная идеологическая пропись.
Пусть так - пропись!
Но вместе с тем разве не является мифом любая «старательная идеологическая пропись», основанная на фактах или событиях и служащая абсолютно
10. См.: 1917 год. МИФЫ РЕВОЛЮЦИИ. Каталог выставки под редакцией С.В. Мироненко. - М., 2007. - С. 1.
11. Лосев А.Ф. Очерки античного символизма и мифологии. - М., 1993. - С. 489. См. также «Диалектика мифа» // Его же. Философия, мифология, культура. - М., 1991. -С. 22-186. (Здесь и далее - курсив всюду мой. - А.Н.).
12. Солженицын А.И. Размышления над февральской революцией // «Российская газета», 2007, 27 февраля.
не соответствующей действительности политической трактовке реально осуществленного в прошлом явления-процесса?
Разве в таком случае эти прописи каждый раз не превращаются в мифы политические, решающие определенные идеологические задачи и в любом обществе являющиеся идеальным средством социального зомбирования?
Разве именно не в этом смысле говорил о российской революции как о мифе А.И. Солженицын?
Заметим, впрочем, что летом 2007 г. в интервью «Шпигелю» Александр Исаевич предельно прояснил собственную позицию, заявив: «"Октябрьская революция" - это миф, созданный победившим большевизмом и полностью усвоенный прогрессистами Запада» . И уточнил: «То, что называется "Российская революция 1917 года", - есть революция Февральская. Ее движущие причины - действительно вытекали из дореволюционного состояния России. . У Февральской революции были глубокие корни. . Это, в первую очередь, - долгое взаимное ожесточение образованного общества и власти, которое делало невозможным никакие компромиссы, никакие конструктивные государственные выходы. И наибольшая ответственность - конечно, на власти: за крушение корабля - кто отвечает больше капитана? . Предпосылки Февраля можно считать "порождением прежнего российского режима"»14.
Оставим в стороне «прогрессистов Запада», усвоивших большевистский миф об Октябре. Разговор о них особый. Еще в 20-х годах прошлого века русские социал-демократы эмигранты (прежде всего П.Б. Аксельрод и А. Н. Потресов), пытавшиеся кратко определить подобную позицию, заметили, что большевизм интересовал прогрессистов лишь с точки зрения, может ли он послужить «на пользу Западу» при безусловном отвержении самой возможности подобного явления у себя. Вот почему и именовали такую позицию: «двойная бухгалтерия». Впрочем, у А.И. Солженицына была возможность убедиться в этом и на собственном опыте, когда оказался он не по своей воле на Западе в начале 70-х. Вне всякого сомнения, он хорошо знает, о чем говорит.
Как видим, Солженицын совсем не объявляет мифом российскую революцию 1917 г. Он определяет в качестве политического мифа попытку выдать октябрьский переворот за революцию, да еще революцию особого глобального характера.
Споры по поводу того, были ли октябрьские события революцией или вооруженным переворотом, велись еще ее современниками и участниками.
13. Его же. Написано кровью. Интервью журналу «Шпигель» // «Известия», 2007, 24 июля.
14. Там же.
Приход к власти большевиков, естественно, как факт-событие, никем и никогда мифом не объявлялся. А вот провозглашение этого события Великой пролетарской социалистической революцией многими уже изначально воспринималось и оценивалось весьма неоднозначно, причем не только «классовыми противниками» и «социально чуждыми элементами».
Так, один из основателей российской социал-демократии Павел Борисович Аксельрод сразу же однозначно определил октябрьские события в Петрограде как «переворот». И, увидев в большевистских лозунгах «воскрешение идей русского бланкизма»15, квалифицировал происшедшее предельно жестко: «большевистский переворот был только колоссальным преступлением и ничем иным быть не мог» . И этой своей сущностной характеристики он не изменил никогда.
Столь же резок был и еще один пионер социал-демократического движения в России - Александр Николаевич Потресов. По его мнению, в октябре 1917 г. произошло «убийство демократии» и возник «социализм дураков»17.
Вообще, среди бывших ленинских соратников по созданию «Искры» и РСДРП только Юлий Осипович Мартов и его сторонники с оговорками, но предлагали рассматривать октябрьские события как, пусть вредную и даже опасную, но все же «попытку скачка в социалистическую революцию»18, в основе которой лежали «неудовлетворенные» февралем 1917-го потребности пролетариата. Но и он почти тут же, после введения новой экономической политики в 1922 г., впервые назовет «жалкой утопией» попытку строить новое общество «без неприкосновенности личности, свободы политических партий, демократической организации государства»19.
Но если критики большевизма отказывались принять его главный политический миф, то мы все росли и воспитывались на нем. Тем более тогда, когда, обличая сталинский тоталитаризм, нам внушали и все еще пробуют внушать, что идеалы Октября не имеют отношения к последующим дефор-
15. Аксельрод П.Б. Кто изменил социализму? (Большевики и социальная демократия в России). - Нью-Йорк: 1919. - С. 23.
16. Там же. - С. 30. (Курсив мой. - А.Н.).
17. Меньшевики в 1917 г. Т. 3. От корниловского мятежа до конца декабря. Часть вторая. От Временного Демократического Совета Российской Республики до конца декабря (первая декада октября - конец декабря) / Ответственные редакторы З. Га-лили, А. Ненароков. -М., 1997. - С. 405.
18. Там же. С. 387.
19. Серия: «Меньшевики в большевистской России. 1918-1924» // Меньшевики в 1921-1922 гг. Ответственный редакторы З. Галили, А. Ненароков. Ответственный составитель Д. Павлов. - М., 2002. - С. 432. (Курсив мой. - А.Н.)
мациям, «как христианские идеи не ответственны за практику инквизи-
20
ции» .
Отвлекаясь в очередной раз, хочу заметить, что и это далеко не так однозначно. Напомню, что на нашей памяти папа Иоанн Павел II счел нужным принести извинения за практику инквизиции. Наверное, это надо было и для того, чтобы очистить христианские идеи от ее черной тени. Вместе с тем должен признаться в том странном ощущении, которое я вынес от прошлогодней кампании по случаю 70-летия событий 1937 г. Она пахнула на меня кухнями 60-х и начала 80-х годов. Нельзя топтаться на месте. Говорю это, не опасаясь возможных обвинений в недооценке борьбы со сталинщиной, или, того хуже, в тоске по далеким временам великого зодчего. Все, что я делал, писал и говорил - не дает для этого никаких оснований. Мне кажется важным теперь - не зацикливаться на борьбе со сталинизмом и сталинщиной, а разобраться, как неожиданно просто и четко сформулировал М.С. Горбачёв, в «главной ошибке большевиков». Позволю себе повторить так понравившуюся мне его мысль: ошибка эта состояла в неверном выборе - еще до Сталина (и здесь, как в первом случае, я с удовольствием выделяю эти три слова. -А.Н.) - некой «модели» для социалистических преобразований. Рискуя вызвать огонь на себя, хочу сказать, в определенном смысле для меня и сталинизм как явление - это миф, как бы это кому ни нравилось.
То, что произошло в России в октябре 1917 г., было, несомненно, закономерным последствием развития событий от марта к сентябрю. Но Ленин вторгся в это развитие со своим стремлением использовать момент для движения к социализму, и это стало началом конца. Говорю это с горечью потому, что не могу не питать к этому человеку уважения. Я рос с его именем. Сам внес, пусть небольшой, но вклад в «антисанитарную интерпретацию» марксизма-ленинизма. И теперь должен, просто обязан сказать, к чему пришел, что понял. Я никому ничего не навязываю. Просто, может быть, мои суждения помогут кому-то понять нашу историю полнее и лучше меня.
Мне же видится, что, взяв власть, большевики начали гигантский социальный эксперимент, который изначально был обречен. Обречен хотя бы потому, что ни одно из принимаемых ими решений не было прогностически продумано, не говоря о том, чтобы быть выверенным даже по тем социальным законам, которые в применении к обществу попытались теоретически обосновать Маркс и Энгельс. Национализация банков, обернувшаяся банальной экспроприацией, взорвала рыночную экономику. Другой основы для развития производства человечество не придумало до сих пор. Все остальное -из области благих пожеланий, но ими, как известно, мостится дорога не к храму.
20. См.: «Заявление 17-ти» // «Альтернативы». - 2007, № 3. - С. 10.
Конечно, Ленин был незаурядным человеком. Как незауряден был и Троцкий. Они многое могли пересмотреть, но переделать что-либо после того, как, разогнав в январе 1918 г. Учредительное Собрание, перешли так называемую «точку возврата», не могли. Сталин не просто подмял «строителей нового общества», он сделал это, перехватив их главный лозунг - сначала «разрушим» потом «построим». И самое главное, что люди в этом эксперименте еще до Сталина превратились из субъекта преобразований в объект. Строили много, но все для будущего, а сами строители устраивали глашатаев этого будущего все меньше и меньше, ибо имели какие-то желания и устремления, мешавшие чистоте эксперимента. Поверьте, я не только не собираюсь перечеркивать того, что удалось сделать поколениям наших дедов и отцов. Их порыв действительно изменил мир. Но я убежден, он же отбросил их потомков назад. Уверен, будет время, когда это поймут все. Мы не можем не гордится своей историей, но вместе с тем обязаны оценивать ее трезво.
Вот почему научную концепцию выставки, к разработке которой имел отношение, ее акценты и подбор экспонатов мы старались выдержать в русле все растущего и крепнущего стремления ученых-обществоведов активизировать процесс критики мифологии вообще, политической мифологии в частности.
Только в 1999-2000 гг. имели место несколько, на мой взгляд, весьма важных международных встреч, посвященных рассмотрению данной тематики. Это - международная конференция «Мифы и мифология в современной России», которая прошла 1-13 сентября 1999 г. в г. Шуя Ивановской области. По ее материалам двумя изданиями московское представительство Фонда Фридриха Наумана вместе с Ассоциацией исследователей российского общества ХХ в. (АИРО-ХХ) выпустило прекрасный сборник статей. Он посвящен анализу теории мифа, его структуре, функциям, традициям (статьи Андрея Топоркова и Сергея Неклюдова), мифам современного массового сознания (Елена Левкиевская и Михаэль Хагемейстер), особо его патологии (Лев Аннинский), а также мифам власти и мифам о власти (Андрей Левандовский, Татьяна Филиппова, Сергей Антоненко)21.
В 2000 г. в стенах Казанского университета состоялись две школы (летняя и зимняя). Они предложили для обсуждения собравшихся преподавателей гуманитарных специальностей две темы, так или иначе связанные с интересующей нас проблемой: «Человек перед текстом: современные методы работы с историческими источниками» и «Историческая память как социо-
21. См.: Мифы и мифология в современной России / Под редакцией К. Аймермахера, Ф. Бомсдорфа, Г. Бордюгова. Библиотека либерального чтения (Die Stiftunq für liberale Politik. Friedrich Naumann Büro Moskau. 9). - М: АИРО-ХХ, 2000 (второе издание - 2003).
культурный феномен». Среди наиболее близких нам тем, прозвучавших на школах лекций, следует отметить такие, как «Память текста: автобиография и общий опыт коллективной памяти» (Виталий Безрогов), «Формирование мифа о революции и власти 1917 года» (Светлана Малышева), «Коллективная память и мифы исторического сознания» (Лорина Репина)22.
Мне представляется, что в связи с затронутой нами проблемой следует непременно отметить и появление особого типа исследовательских работ. Их главная задача, по выражению известного историка В.В. Поликарпова, служить не столько вводу «в научный оборот» неизвестных источников и фактов, сколько, наоборот, удалению «из обращения» разного рода «необоснованных построений»23.
Наиболее яркой работой такого рода стала, на мой взгляд, работа самого В.В. Поликарпова, посвященная развенчанию мифов об уровне экономического состояния предреволюционной России. Эти мифы обслуживали весьма важную составную так называемой большевистской политической мифологии, обосновывая «весьма высокий уровень общего развития» русского капитализма кануна 1917 г., якобы создавшего на основе прежде всего монополизации «оптимальное сочетание» «исключительно благоприятных условий» для перехода к социализму. Те исследователи, которые призывали к возможно более полному учету особенностей капиталистического развития императорской России, оказались в «противоречии с традиционно-апологетическим истолкованием отечественной истории (прежде всего советского периода), с утверждавшимся псевдопатриотическим приукрашиванием монархически-имперского дореволюционного государства. По этим линиям в 70-е годы прошлого века развернулась ожесточенная критическая кампания против нового подхода, объявленного антимарксистским, чуждым советской исторической науке»24.
Разгром этого так называемого «нового направления» автор называет «Цусимой советской историографии». Он скрупулезно анализирует все историографические нюансы и сохранившиеся документы этого разгрома. В работе поименно названы и организаторы, и исполнители. Исследование В.В. Поликарпова - лишь первая ласточка. Наступает время, когда новое поколение исследователей будет бороться с политическими мифами и их творцами еще более жестко, без всякого пиетета и внимания к регалиям, должностям и званиям.
22. Сотворение Истории. Человек. Память. Текст. Цикл лекций / Ответственный редактор Е.А. Вышленкова. - Казань: 2001.
23. Поликарпов В.В. От Цусимы к Февралю. Царизм и военная промышленность в начале ХХ века. - М., 2008. - С. 7.
24. Там же. С. 11.
Впрочем, даже мимолетное упоминание о труде В.В. Поликарпова требует непременного подчеркивания и того, что автор не только решает задачу удаления «из обращения» мифов, мешающих пониманию прошлого. Великолепно владея отечественной и зарубежной литературой по теме, прекрасно зная источники, он вводит «в научный оборот» новые факты и данные о промышленной политике при Николае II, о стратегии процветания крупного бизнеса (на примере истории Путиловского завода), рабочем движении и «политическом масонстве» накануне и во время Февральской революции и др.
В этом же ряду публикаций, борющихся с политическими мифами советской истории, стоит и предпринятое Международным фондом «Демократия», основанным академиком А.Н. Яковлевым, серийное издание «Россия ХХ век. Документы». Рецензируя один из первых томов этой серии25, я как-то писал, что понятия «правда и гражданственность» - антитеза политической мифологии, представляются мне фирменной маркой этого издания26.
А слова героя тома Филиппа Кузьмича Миронова - казака, не убоявшегося иметь свое мнение по поводу многого из того, что творилось вокруг него в годы Гражданской войны, - «О, много-много мы все в этом виноваты... » -лучше всего раскрывают главный мотив яковлевского замысла всей этой гигантской публикации, продолжающейся уже второе десятилетие. И грядущий в этом году (2 декабря) 8 5-летний юбилей безвременно ушедшего от нас Александра Николаевича Яковлева, как представляется мне, открывает прекрасную возможность воздать должное делам и памяти этого замечательного человека, не побоявшегося в очень сложные очередные «судьбоносные» времена подняться против искусов власти, лжи и конформизма.
Вероятно, каждому для себя когда-то необходимо раскрыть незамысловатую, но суровую истину горького прозрения: «О, много-много мы все в этом виноваты...». Именно к этому А.Н. Яковлев призывал нас. Тогда еще член Политбюро ЦК КПСС! В своем единственном сборнике статей, который был выпущен в перестроечные годы .
В то время, насколько знаю, никто из подписавших пресловутое «Заявление 17-ти» знаменитого письма Нины Андреевой с призывом не поступаться принципами не поддержал. Сегодня же они почему-то сочли возможным кинуться, словно «коллективная» нинаандреева, с достойными лучшего применения энергией и энтузиазмом требовать не забывать «историческое значение» Великой Октябрьской социалистической революции, «вернуть народу
25. Филипп Миронов. (Тихий Дон в 1917-1921 гг.). Документы и материалы / Редакционная коллегия: В. Данилов, Т. Шанин (ответственные редакторы), Л. Двойных, В. Виноградов, О. Наумов. - М., 1997.
26. См.: «Общая газета», 1997, 24-30 июля. № 29 (208). - С. 6.
27. См.: Яковлев А.Н. Реализм - земля перестройки. Избранные выступления и статьи. - М., 1990. - С. 4.
праздник и правду об Октябре». Остается только выяснить, кто посягает на эту правду: те, кто пытается понять произошедшее или те, кто отстаивает его мифологическую трактовку?
Об экспозиции, экспонатах и экспонентах
Но успех выставки, конечно, не столько результат реализации какой-либо научной концепции. Это закономерный итог тяжелейшей и сложнейшей работы огромного коллектива. И прежде всего сотрудников Государственного архива Российской Федерации (ГА РФ) во главе с руководителями проекта С.В. Мироненко и Л.А. Роговой. Итог отработанного годами опыта межархивной и межведомственной кооперации, растущего от выставки к выставке понимания специфики экспонирования архивных документов, включая кинофото- и фонодокументы. Хотя, сознаюсь, несмотря на то, что работа шла легко и счастливо, и я видел ее изнутри, представить благополучный исход даже накануне официального открытия было довольно трудно.
Дня за два до этого события напросился я посмотреть раскладку - прозаический процесс, предшествующий окончательному монтажу экспозиции. Занимался ею сотрудник ГА РФ А.А. Литвин. Еще на стадии разработки научной концепции выставки он был наиболее активен, фонтанировал идеями, предлагал свои подходы и решения. Я попросил показать, что же получается в первом приближении. В ответ он попытался объяснить, что в экспозиции предназначено для просмотра, а что потребует чтения. И, видя, как мало это соотношение меня вдохновило, философски заметил: «Ничего, постепенно все образуется».
На открытии мне все же показалось, что оптимизм Литвина не оправдался. Обилие документов явно лишало выставку зрелищности. Но вот что интересно: как только монтаж и оформление экспонатов (А.Ф. Саргсян - ГА РФ, И.Г. Буланкин, В.Ю. Дормашева, А.И. Першин, А.А. Шибанов, В.И. Чечко) были завершены окончательно, выставка зажила своей непредсказуемой жизнью.
День ото дня добавлялись все новые и новые портретные и групповые фотографии. Каждая из них имела оригиналы архивного хранения, которые обязательно приводились на планшете под стеклом, рядом с увеличенными, а иногда и специально кадрированными для удобства посетителей, что при наличии подлинника не надо было даже оговаривать. Как и другие экспонаты выставки, каждая фотография имела развернутую аннотацию, так что многие застревали у них надолго, рассматривая тех, о ком, нередко, в лучшем случае, только слышали. Так, сохранив принцип комплектования выставки исключительно архивными документами, устроителям с каждым днем удавалось все больше и больше разбавлять то, что требовало «вдумчивого чтения» тем, что предназначалось «для рассмотрения».
Среди публики уже мало было тех, кто путался в лицах, представленных даже на групповых фотографиях. Ушло в прошлое время, когда в середине 60-х годов даже профессионалы, которым по роду занятий надлежало знать всех и все, ошибались там, где, казалось, и ошибиться было трудно. Помню, как в одном из двух номеров возобновившегося было журнала «Нива» появилась фотография Льва Борисовича Каменева, естественно в штатском, на одном из питерских митингов в апрельские дни 1917 г. с подписью: Сергей Сергеевич Каменев. Естественно, цензор пропустил фотографию с такой подписью. Он знал, что бывший полковник российской армии Сергей Сергеевич Каменев, ставший главкомом вооруженных сил республики в годы Гражданской войны, умер собственной смертью. Было это в 1936 г. Даже в молох 1937-го не попал. Ни в каких запретных списках не числился. Отличить же Каменева «главкома» от Каменева ленинского заместителя и фактически первого главы союзного правительства цензору начала 60-х было трудно: как они выглядели, он не знал.
Теперь же на представленных огромным монитором хроникальных кадрах из Российского государственного архива кинофотодокументов (РГАКФД) проходили члены Временного правительства - А.И. Гучков, П.Н Милюков, А.И. Коновалов, красовался А.Ф. Керенский - «первая любовь революции», раньше других ощутивший на себе истинность старой поговорки: «от любви до ненависти - один шаг», улыбались лидеры Петроградского Совета - И.Г. Церетели, Ф.И. Дан и др. И никто никого не переспрашивал, кто есть кто. Эти и другие документальные кадры должны были войти на специальную дискету, которую предполагалось разместить на вкладке между 24-й и 25-й страницами каталога. Вкладыш есть, на нем повторены наиболее выразительные плакаты из постулатов «Краткого курса». Посередине вкладыша есть даже метка, где должна была крепиться дискета, а вот самой дискеты - нет. Денег на нее не хватило.
Каждый экспонат выставки «работал». Он давал возможность посетителям увидеть и почувствовать само время. Этому же служили и построенные художником Д.К. Бернштейном выгородки, в которых размещалась экспозиция. Они напоминали лабиринт, снаружи сбитый, словно обручами, плакатами из постулатов «Краткого курса истории Всесоюзной Коммунистической партии большевиков - ВКП(б)», а тревожная цветовая гамма вобрала в себя все оттенки основных красок того времени.
Канонизированная после выхода «Краткого курса» история большевистской партии определила освещение не только рабочего и революционного движения с начала ХХ в., но и всей отечественной истории, а событий 1917 г. тем более. Миф о партии, которая единственная рассмотрела и верно оценила уровень капиталистического развития и степени зрелости буржуазных отношений в России, служил обоснованию социалистического характера Ок-144
тябрьской революции, ее исторической закономерности. История ВКП(б) подавалась, согласно цитатам из «Краткого курса», подобранным для вводной статьи к каталогу выставки, как «история трех революций: буржуазно-демократической революции 1905 г., буржуазно-демократической революции в феврале 1917 г. и социалистической в октябре 1917 г.», «свержения власти помещиков и капиталистов, история разгрома иностранной военной интервенции во время Гражданской войны, история построения Советского государства и социалистического общества»28.
При этом мифологизации подверглись не только победы над непрерывно растущим числом противников большевистской партии. Но и ее вождь В.И. Ленин (Ульянов), объявленный вождем мирового пролетариата. И его Апрельские тезисы весны 1917 г., в которых тот начертал курс на социалистическую революцию. И его прозорливость в оценках политических кризисов лета того же 1917 г. Ибо она доказывала безукоризненность ленинских характеристик событий и политических деятелей, принимавших в них участие, а также его вывода о том, что отныне двигаться вперед можно, лишь делая определенные «шаги к социализму» . Мифологизирован был и «самый верный ученик Ленина» - Сталин, ставший новым вождем, учителем и отцом народов. А все это вслед за «Кратким курсом» было тут же канонизировано не только в многочисленных трудах советских историков, учебниках для средней и высшей школы, но и во многих произведениях литературы и искусства.
Подобными же масштабными политическими мифами являются: и миф о триумфальном шествии Советской власти весной 1918 г., и миф о торжестве «ленинско-сталинской национальной политики», воплотившейся в провозглашении Союза Советских Социалистических Республик, и, наконец, миф о безусловной поддержке всеми еще одного «ленинско-сталинского курса», теперь уже «на строительство социализма в СССР». Поддержке, как всегда, всеми, за исключением, разумеется, предателей и врагов. Предателями же объявлялись бывшие, но оступившиеся соратники и оппоненты, имевшие собственную точку зрения. А врагами - те, кто пытался не просто возражать, но и отстаивать свои убеждения. Впрочем, и это стало вскоре совсем не обязательным: «лес рубят - щепки летят».
В свою очередь каждый из политических мифов, обосновывающих историческую закономерность диктатуры пролетариата и начатых ею «социалистических преобразований», обрастал столь же мифической «плотью» мифов-мотыльков, мифов-анекдотов, мифов-случаев, мифов-откровений.
28. 1917-й год. МИФЫ РЕВОЛЮЦИЙ. Каталог выставки / Под редакцией С.В. Мироненко. - М., 2007. - С. 8-9.
29. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 34. С. 192-193.
Среди них и миф-анекдот об орудийном залпе с крейсера «Аврора», возвестившем начало новой эры, призванный стать частью легитимирующей строй символики. И столь же анекдотичный миф о штурме Зимнего дворца, по аналогии со штурмом Бастилии в дни Великой Французской революции 14 июля 1789 г. И такой же мифический праздник 7 ноября - годовщины Великой Октябрьской социалистической революции, не совпадавшей с реальностью даже в названии, из-за перехода с юлианского на григорианский календарь. Праздник, который один раз - в 1941 году - все-таки объединил всех и с тех пор получил право и на новое толкование, и на новую жизнь.
Часть мифов со временем откровенно ветшала. От наиболее замшелых со скрипом, но все-таки избавлялись. Так было с залпом «Авроры», который на деле оказался холостым выстрелом из носового орудия. Так было со «штурмом» Зимнего, который остался лишь прекрасно выверенными кадрами, придуманными великим Сергеем Эйзенштейном. Так было с попыткой свести весь политический ареопаг 1917 г. сначала к Ленину и его друго-врагам, как выражался лидер социалистов-революционеров В.М. Чернов, а затем к великим зодчим новой жизни, когда Сталину даже на какое-то время удалось обойти учителя.
Теперь многие из политических мифов прошлого откровенно банальны. О них и вспоминать-то не стоило бы, если бы не одна весьма существенная «мелочь»: многие из них, к сожалению, все еще живучи и в наши дни. И не только живучи, а и получают некое новое казенное толкование.
На выставке внимание акцентировалось на трех группах таких мифов.
Первая - о привносном или «бесовском» характере русской революции 1917 г. И особое место в этой группе занимает миф о жидо-массонском заговоре.
Да, среди руководителей политических партий России, не только социалистических, было много евреев, были и масоны. Однако не они вызвали революцию. Она не явилась порождением некритического переноса в страну чуждых ей европейских теорий. Никакие «бесы» не в состоянии сотворить что-либо, если нет соответствующей заводи. Февральская революция 1917 г. в России была вызвана не только, как теперь бы сказали, глобальным кризисом, порожденным Первой мировой войной. Конечно, потрясшая всех невиданная ранее кровавая бойня с применением неизвестного ранее оружия массового поражения, вдруг, как казалось, навсегда обезличившая и обесценившая саму человеческую жизнь, породила в самых разных уголках земного шара общее желание жить по-другому, кардинально изменив сами основы человеческого существования. Эта идея присутствовала в общественной жизни всех воюющих стран. В России она дополнялась ощущением неповоротливости и косности государственных механизмов самодержавия, требованием замены их на новые более гибкие формы организации государственного
управления. Многие из документов, представленных на выставке, показывают, в чем конкретно это выражалось.
К этой группе мифов принадлежит и миф о насильственном характере свержения самодержавия в российской империи. В 1991 г. все мы стали свидетелями обвала такой колоссальной государственной махины, как советская система. И теперь запись в представленном в экспозиции дневнике Великого князя Андрея Владимировича (1879-1956) вполне корреспондируется с нашими собственными ощущениями.
Андрей Владимирович был внуком императора Александра II и двоюродным братом Николая II. Запись, сделанная им 4 марта 1917 г. в Кисловодске, весьма лаконична и емка: «В один день все прошлое величие России рухнуло. И рухнуло бесповоротно.. .»30.
Самодержавие рухнуло - точнее не скажешь. И представленные на выставке документы дают возможность ощутить масштаб этой катастрофы.
А 75 лет спустя рухнул и возникший на обломках Российской империи Союз Советских Социалистических Республик. Рухнул бесповоротно, в один день.
Среди бытующих мифов данной группы следует отметить и миф о «немецких деньгах», на которые и была якобы сделана во имя интересов Германии революция в России. Даже если считать достаточной ту маловразумительную систему доказательств финансирования ленинской партии немецкими правительственными источниками, которая сохраняется до сегодняшнего дня, она не убеждает не только в возможности развертывания подобного масштаба событий на какие-либо чужие материальные средства, но и в прогерманской направленности свершившегося в России. Имеющаяся сегодня зачаточная многопартийная система и та свидетельствует - источники партийного финансирования были, есть и могут быть в будущем весьма и весьма грязными, что определяло, определяет и будет определять некие нюансы политики той или другой партии. Однако это не может быть доказательством того, что их лидеры непременно состоят на службе интересов других стран. Мы, к сожалению, в этом случае все еще живем в системе координат, созданных политическими процессами 30-х годов.
Вторая группа мифов, которых касались представленные на выставке документы, - это мифы о великом вожде мировой революции. Они пришли во второй половине 50-х - начале 60-х годов прошлого века на смену мифу о Ленине и Сталине, творцах «новой эры в истории человечества». Экспонировавшиеся документы призваны были свидетельствовать - Ленин еще в начале 1917 г. не ожидал такого поворота событий, как те, что развернулись в России в феврале-марте. Кроме того, они же продемонстрировали и еще одну непреложную истину: даже в масштабах страны Ленин не был политическим
30. См.: ГА РФ. Ф. 650. Оп. 1. Д. 35. Л. 49 об. - 50. Позиция 47 каталога. Автограф.
147
лидером, пользующимся безусловным и безоговорочным влиянием. Впрочем, та же выставочная экспозиция наглядно убеждала и в том, что даже теперь, ставя рядом с именем Ленина имена не только Сталина, но и Троцкого, Каменева, Зиновьева, Мартова и многих других, мы все еще никак не можем выйти из мифологизированного круга лиц, определенных главным мифом -мифом об Октябрьской революции. Мы все еще находимся в рамках долголетней традиции, представляющей главными персонажами на политической арене 1917-го весьма узкий круг лиц. Мы все еще не можем отойти от явно тенденциозных представлений о А.Ф. Керенском, И.Г. Церетели, Г.В. Плеханове. Зачастую вовсе не касаемся политической позиции А.Н. Потресова, Ф.И. Родичева, Н.В. Некрасова, А.М. Никитина, В.М. Чернова, П.Н. Милюкова и др.
Словом, политическая история России 1917 г. на самом деле была много богаче и ярче, чем мы привыкли видеть ее в годы торжества ленинско-сталинской трактовки. Да и последующие периоды (так называемый «отте-пельный» или, наоборот, «застойный») были в этом отношении не лучше. Это касается не только советской, но и постсоветской, в том числе зарубежной, историографии.
И наконец, последняя группа мифов, о которых шла речь в материалах, представленных в экспозиции выставки, - мифы о пролетарском и социалистическом характере Октябрьской революции и преобразований, начатых большевиками после захвата власти. Материалы выставки свидетельствовали: приход к власти большевиков обернулся чрезвычайкой - закрытием свободной прессы, запрещением политических партий, массовыми арестами, разгоном Учредительного собрания, расстрелом рабочей демонстрации в Питере, крахом надежд на мировую революцию, безнадежно реанимируемых заклинаниями о неизбежности торжества коммунизма в мировом масштабе, крушением иллюзий об отмирающем государстве.
Документы выставки наконец-то дали возможность зримо представить и совсем неизвестную нам ранее реакцию общества на захват власти большевиками. Вплоть до разгона Учредительного Собрания.
Вместе с тем никакого очернительства, никакой попытки демонизировать В.И. Ленина и его соратников, их стремление построить новое общество, их желание осчастливить трудящихся, рабочих и крестьян. Успех выставки был гарантирован именно отказом от дальнейшего политического мифотворчества, ответственностью, взвешенностью и высоким профессионализмом при построении ее концептуальных конструкций. И никакой «двойной бухгалтерии». Наступило время называть вещи своими именами. Иначе мы никогда не поймем ни того, что произошло с нами, ни того, какое значение это имело и будет иметь для нас и мира.
