CC BY
24"дарованию" которых Адамович в предшествующее десятилетие посвятил монографические статьи, — Ю.Олеша, Л.Леонов, К.Федин, М.Горький, А.Толстой. Настаивая, что измерять открытия советской прозы необходимо масштабом большой русской литературы, несколько раз оговаривая, что П. "не ведет борьбы с революцией, с большевизмом", Адамович первым скажет о том, что стоит за единственностью П. в литературе советской России: "Среди беллетристов, усердно разрабатывающих общеобязательные темы "классовой беспощадности", Платонов развернул единственную в своем роде панораму бедствий, страданий, горя, нищеты, тоски... Все знают знаменитые слова о том, что русская литература вышла из гоголевской "Шинели". Казалось, последние двадцать лет их можно произнести только в насмешку. Но вот с Плато -новым они опять приобретают значение, — и мучительно ища соединения того, что ему подсказывает совесть, с тем, что требует разум, Платонов один отстаивает человека от пренебрежительно-безразличных к нему стихийных или творческих сил" (там же). Вторая часть статьи "Шинель" посвящена пушкинскому "ключу" к прозе П; анализируются рассказы П. о страданиях и любви маленького человека дореволюционной и советской России ("Семен", "Фро", "Ольга", "Глиняный дом в уездном саду") и советский пушкинский контекст платоновской статьи "Пушкин — наш товарищ". Статья Адамовича остается первым опытом прочтения Платонова поверх политических барьеров как явления большой русской литературы. "Недоразумение" рассматривать П. как борца с большевизмом (тоталитаризмом), о котором предупреждал Адамович в 1939, во многом будет определять интерес к П. третьей волны русской эмиграции.
Н. В. Корниенко
ПО (Poe) Эдгар Аллан (1809—1849)
В 1929 исполнилось 80 лет со дня смерти П. Публикации периодических изданий русского зарубежья, посвященные этой дате, свидетельствуют о "малом знакомстве" с его биографией: в них ведутся споры о том, "был ли По в Париже, при каких обстоятельствах он умер и даже страдал ли он алкоголизмом" (Словцов Р. Поэт ужаса // ПН. 1929. 26 нояб.). Ответу на последний вопрос Словцов уделяет особое внимание. Отвечая на него утвердительно, он упоминает о том, что американцы называли "своего замечательного писателя" "пьяным прощелыгой, чудовищным скандалистом и — в виде уступки — гениальной свиньей".
Опираясь на исследование французского литературного критика, врача Эмиля Лавриера "La vie et les amours d'Edgar A.Poe" (1928), Словцов знакомит читателей "Последних новостей" с фактами личной жизни писателя, вскрывающими источник болезненной предрасположенности П. к алкоголю. Поэт страдал дипсоманией, утверждает вслед за Лаврие автор статьи. Такой больной не может воздержаться от спиртного, как клептоман от кражи, свидетельствует врач-биограф, дипсомания является одним из симптомов наследственного безумия. "На всем творчестве По лежит эта безумная печать, — считает Словцов. — Он создал в своих рассказах и стихах небывалый до него мир страшной фантастики, воплотил его кошмары и ужасы в холодную, мастерскую и оттого еще более убедительную форму" (там же).
"Творчество Эдгара По почти граничит с безумием", — пишет гр. П.Бобринский в статье, приуроченной к той же неюбилейной дате (В. 1929. 24 окт.). Он видит именно в этой особенности гениальность произведений П. Отмечая также "изумительную форму", в которой П. воплощал свои "фантастические, бредовые видения", Бобринский выделяет среди средств писательской изобразительности "чрезвычайную сжатость изложения", "интенсивность трагического действия", "ясность и образность". Лучшим из всего созданного П. в художественном отношении критик считает небольшой рассказ "Элеонора", где героиня не столько сама девушка, сколько природа, "ландшафт, на фоне которого происходит действие". Силу и убедительность отождествлений душевных переживаний поэта с явлениями природы Бобринский сравнивает с искусством китайских художников. Главная ценность и значение творений П., по мнению автора статьи, в "силе трагического действия и в реальности того ирреального мира, в котором это действие происходит". Утверждая, что П. имел огромное влияние на европейскую культуру и что с его творчеством связано целое литературное течение, проходящее через весь XIX век, Бобринский относит к последователям американского поэта Гюис-манса, Барбейя д'Орвильи во Франции, Оскара Уайлда в Англии, Бодлера, Случевского и символистов в России. Сравнивая сочинения П. и Бодлера, критик приходит к заключению, что "печать отверженности лежит на творчестве обоих писателей" (там же).
"Трагедия постоянного духовного одиночества", по мнению Г.Газданова, неизменно постигает писателя, "искусство которого находится вне классически-рационального восприятия" ("Заметки об Эдгаре По, Гоголе и Мопассане" // Воля России. 1929. 5/6. С.98).
В.Н.Ильин считает Леонида Андреева последователем "по линии По в русской литературе" (В. 1964. №154. С.76). В статье "Леонид Андреев и линия Эдгара По в русской литературе" с подзаголовком "Тартар тоски кромешной" он называет среди характерных особенностей XIX века: "Искусство передавать ужасное, уродливое, отвратительное, мерзкое и преступное, наряду с оккультными кошмарами, самыми мучительными и невыносимыми, что вообще знает человек" (с.84). Ильин ошибочно полагает, что "сам Эдгар По набрался соответствующих материалов и напитал ими себя во время своего долгого пребывания в России" (с.84). В России П. никогда не был. Однако, безусловно, справедливо утверждение Ильина о родственности натур П. и Андреева "огненно динамических" "с постоянной внутренней пульсацией катастрофических все нарастающих ритмов" (с.88).
К.А.Жулъкова
ПРИШВИН Михаил Михайлович (1873—1954)
Творчество П. получило высокую оценку в эмигрантской критике, подметившей необычность жанровой поэтики писателя, этнографическую точность, любовь ко всему живому, философичность его произведений. А.Даманская в статье "Талдом и Кимры" (ПН. 1926. 14 янв.) откликнулась на книгу очерков П. "Башмаки" (1925). Критик помнит П. как автора книги "В краю непуганых птиц" (1907), называет его "скитальцем по своей природе", "жадным наблюдателем жизни по призванию" и отмечает, что в новой своей книжке писатель рассказывает об одном из уголков "Московской губернии... о торговом селе Талдом, переименованном в город Ленинск за то, что сумело доказать свою экономическую и финансовую жизнеспособность, и о городе Кимры, сохранившем прежнее наименование". У этих городов интересное прошлое и верно сберегаемые традиции; "уже с ХУШ века талдомцы — башмачники, кимрцы — сапожники. Какое разнообразие в видах обуви, такое же и в духовном облике мастеров, в их поговорках, присказках, песнях, рассказах, в их восприятии природы, политических переворотов и политических событий". И об эту "веками строившуюся цитадель народной мудрости и веры, как волны о каменные скалы, разбиваются попытки советской власти, направленные на обновление русской деревни", — полагает А.Даманская. "Какими изумительными простыми словами, какими волшебными красками изображает М.Пришвин этот уголок... Пришлось бы выписать десятка три страниц из этой милой книги, чтобы
