CC BY
25
ФИЛОЛОГИЯ И КУЛЬТУРА. PHILOLOGY AND CULTURE. 2018. №1(51)
УДК 821.161.1
ПЛАСТ ВЯЗЕМСКОГО В ПОЭЗИИ ЧУХОНЦЕВА
© Артем Скворцов
VYAZEMSKY'S LAYER IN CHOUKHONTSEV'S POETRY
Artem Skovrtsov
The essay considers the influence of P. A. Vyazemsky's (1792-1878) oeuvre on O. G. Choukhontsev's (1938) poetry. The modern author has predecessors, whose poetics and aesthetics are not only the source of several parallels and allusions, but are also generally important to him. The identified and analyzed subtexts allow us to state the existence of "Vyazemsky's layer" in Choukhontsev's poetry. The poet has been referring to the experience of the classic from the mid-1960s and up till now.
The connection between the contemporary poet and the classic cannot be reduced to particulars only. Choukhontsev and Vyazemsky's lyrical heroes have similar attitudes to certain essential things. It is a position of a literary loner who feels the gap existing between himself and his time, thus he consciously addresses the culture of the bygone age. Such "aesthetic stoicism" implies the motif of a specific inner pride in the character: it is not he who is out of the context, but the context itself has shifted the wrong way. Thus, conscious "archaization" of individual aesthetics turns out to be "avant-garde": by focusing on the outstanding poetic experiences of the long forgotten classics, the modern poet is sometimes more potent and radical in his work than those of his contemporaries whose innovations are not rooted in the cultural tradition.
Keywords: O. G. Choukhontsev, P. A. Vyazemsky, tradition, poetics, semantics, subtext.
Статья посвящена влиянию творчества П. А. Вяземского (1792-1878) на поэзию О. Г. Чухонце-ва (р. 1938). У современного поэта есть предшественники, чьи поэтика и эстетика не просто служат источниками отдельных параллелей, отсылок и аллюзий, а оказываются для него важными в целом. Выявленные и проанализированные подтексты позволяют говорить о существовании целого «пласта Вяземского» у Чухонцева. Поэт обращается к опыту классика с середины 1960-х годов по настоящее время.
Связь современника с классиком не сводится к частностям. Позиция лирического героя Чухон-цева в некоторых сущностных моментах близка позиции героя Вяземского. Это позиция литературного одиночки, чувствующего все увеличивающийся разрыв со своим временем и сознательно обращенного на культуру минувшей эпохи. Подобный «эстетический стоицизм» предполагает и мотив специфической внутренней гордости героя: не он выпал из своего контекста, но контекст смещается не в ту сторону. В итоге некоторая сознательная «архаизация» индивидуальной эстетики оборачивается ее «авангардностью»: ориентация на выдающийся поэтический опыт прочно забытых классиков зачастую позволяет быть стихам поэта художественно более убедительными и радикальными, чем иным текстам современников, неукорененных в культурной традиции.
Ключевые слова: О. Г. Чухонцев, П. А. Вяземский, традиция, поэтика, семантика, подтекст.
Настоящая статья является частью комплексного исследования творчества одного из ведущих современных русских поэтов Олега Чухонцева (р. 1938) (см. некоторые прежние работы: [Скворцов, 2006], [Скворцов, 2007], [Скворцов, 2011], [Скворцов, 2013], [Скворцов, 2014], [Скворцов, 2016], [Скворцов, 2017, № 3 (49)]).
С первых шагов в литературе Чухонцев ориентировался на богатый пласт до- и внесоветской поэзии, на всю совокупность русской и европейской культурной традиции. Анализируя свою социокультурную позицию 1960-х, поэт признался:
«Я никогда не пытался идти в ногу со временем. Не хочу и теперь. Энергия опережения - вот что движет литературу» [Чухонцев, Тарощина].
«Энергия опережения», движимая поэтом, в советское время осознанно питалась традицией, преимущественно классической. Говоря об эволюции русского гуманитарного сознания в 196070-е годы, О. А. Проскурин отмечал: «„Традиция" начинает восприниматься как ценность, причем как ценность „оппозиционная". Восстановление традиции сделалось одной из манифестаций духа времени. <...> борьба за традицию понимается
как форма сопротивления деспотизму» [Проскурин, с. 69] (здесь и далее курсив мой - А. С.).
Такая формулировка применима и к поэзии Чухонцева. Именно по причине глубокого постижения традиции и творческого взаимодействия с ней поэт был «белой вороной» в позднесо-ветском культурном пространстве - слишком расходились его представления об искусстве с редукционистски-примитивными установками официоза.
В подтекстовом пространстве поэзии Чухонцева есть предшественники, чьи поэтика и эстетика не просто служат источниками отдельных параллелей, отсылок и аллюзий, а оказываются для него важными в целом. Таковы для автора, в частности, Пушкин, Случевский и Мандельштам. В этом же ряду находится и Вяземский.
Вяземский - выдающийся поэт, неадекватно воспринятый современниками, полузабытый потомками и до сих пор не получивший общепризнанной оценки в отечественной литературе. Роковым образом на формирование его литературной биографии оказали воздействие три обстоятельства: близкое знакомство с Пушкиным и его кругом, общественно-политические и историко-культурные взгляды князя, а также продолжительность его жизни [Скворцов, 2017], [Скворцов, 2018].
Печать «друга Пушкина» привела к тому, что и в начале творческой деятельности, и в значительной степени позже Вяземским сплошь и рядом интересовались лишь в связи с его младшим современником и на его фоне [Розанов], [Семен-ко], [Фридлендер], [Ивинский]. Симптоматичен факт: Ю. М. Лотман, рассуждая об идейной и стилистической оригинальности поэта, озаглавил статью о нем «Аутсайдер пушкинской эпохи»: «Принципиальная позиция Вяземского заключалась в том, чтобы быть „либералом среди реакционеров", „реакционером среди либералов", всегда аутсайдером, всегда выразителем „другого мнения"» [Лотман, с. 509].
Лотман сформулировал позицию Вяземского интригующе сложно. Обычно же на протяжении ХХ века поэт изображался экзотическим представителем «истории русской общественной мысли» [Гиллельсон, с. 6], исследователей в малой степени интересовал собственно его художественный вклад в литературу.
По своим аристократическим социокультурным убеждениям Вяземский уже с 1830-х не вписывался в контекст времени, а со второй половины XIX века вплоть до кончины, несмотря на всю свою активность в печати, воспринимался новыми поколениями литераторов и читателей как глубоко архаичный обломок прежних эпох.
Наконец, необычное долголетие Вяземского, которым он и сам заметно тяготился в последние десятилетия жизни, также приводило к естественной размолвке меж ним и окружающей его современностью, глубоко чуждой ему не только многими общественными проявлениями, но и в первую очередь культурно.
Такой неблагоприятный для автора бэкграунд серьезно повлиял и на некоторую заторможенность его восприятия исследователями, особенно в советское время. К настоящему времени имеется ряд важных работ о классике, преимущественно с уклоном в биографизм [Гинзбург, 1936], [Гинзбург, 1986], [Вытженс], [Гиллельсон], [Пе-рельмутер], [Дерюгина], [Бондаренко]. Однако до сих пор нет не только академически полного собрания сочинений поэта, но и не существуют работы, где бы обозревались и классифицировались труды о нем и на широком историко-культурном материале внятно рассматривалось все его поэтическое творчество.
Воздействие Вяземского на современную поэзию за редкими исключениями практически неощутимо. Есть отдельные обращения к его стихам и упоминания его фигуры (например, в стихотворениях «Я шагаю по Москве...» Г. Ф. Шпаликова (1963) или «Вместо статьи о Вяземском» А. С. Кушнера (1970-е)), но обнаружить целостное влияние классика на поэтику кого-либо из современных авторов пока не удалось. В этом отношении именно Чухонцев занимает особую позицию: для него поэзия предшественника столь важна, что можно говорить о пласте Вяземского, доселе неосмысленном и не выявленном в филологии.
Первый отчетливый пример обращения Чухонцева к классику относится к 1967 году («Чаадаев»), где уже видно, что для него характерно не почтительное воспроизведение мотивов Вяземского, а их трансформация: здесь «распылена» аллюзия на «Я пережил» (более подробно см.: [Скворцов, 2014, с. 183]. Это же стихотворение отзывается и в «Мы пили когда-то - теперь мы посуду сдаем.» (1976) мотивом прощания с ушедшими друзьями и увядшими иллюзиями:
Мы пили когда-то - теперь мы посуду сдаем.
В застольном сидели кругу, упираясь локтями.
Теперь мы трезвее и реже сидим за столом,
где нет уже многих и мы уж не те между нами [Чухонцев, 2008, с. 189]. Ср.:
Я пережил и многое, и многих,
И многому изведал цену я;
Теперь влачусь в одних пределах строгих
Известного размера бытия. [Вяземский, 1986, с. 260].
Несколько ранее, в 1969, Чухонцев изящно вплетает в свое стихотворение аллюзию на «Первый снег» Вяземского, ставший знаменитым после того, как строки из него были поставлены Пушкиным в качестве эпиграфа к первой главе «Евгения Онегина»:
По жизни так скользит горячность молодая, И жить торопится, и чувствовать спешит! [Там же, с. 131-132]. Ср.:
Как торопится жизнь! Не вчера ли ветки торкались в изморозь рам, А сегодня уже разметали брачный пух по зеленым дворам [Чухонцев, 2008, с. 100].
Чужое слово заметно преобразовано: у Вяземского и жить торопится, и чувствовать спешит обобщенная горячность молодая (то есть молодые, полные физических и душевных сил), у Чухонцева вслед за изменением образа меняется и его смысл, здесь торопится уже сама жизнь.
В 1970 поэт пишет «Зычный гудок, ветер в лицо, грохот колес нарастающий.» с его мотивом трудного примирения с родиной и судьбой:
Но и в тщете благодарю, жизнь, за надежду угрюмую,
за неуспех и за пример зла не держать за душой. Поезд ли жду или гляжу с насыпи - я уже думаю, что и меня кто-нибудь ждет, где-то и я не чужой. [Там же, с. 108].
Выражение нечуждости миру отсылает к «Игрок задорный, рок насмешливый и злобный.»:
Но все же, может быть, рожден я не напрасно: В семье людей не всем, быть может, я чужой, И хоть одна душа откликнулась согласно На улетающий минутный голос мой. [Вяземский, 1986, с. 409].
В свою очередь, Вяземский подразумевал здесь «Мой дар убог, и голос мой негромок» Боратынского.
Важная тема для всего творчества Чухонцева - диалектика взаимоотношений поэзии и прозы. В частности, ей отводится треть рубежного сочинения «Прощанье со старыми тетрадями.» (1976):
Пора проститься со стихами и со вторыми петухами, -а третьи сами отпоют, -с ночными узкими гудками,
с честолюбивыми звонками под утро, когда их не ждут.
При свете дня яснее проза: сигнал ли зоркий с тепловоза -предупредительный гудок, иль родниковый бульк хрустальный, как позывной второй сигнальной -в бутылях забродивший сок. [Чухонцев, 2008, с.152].
В приведенных строках есть конкретный отклик на Вяземского «Пора стихами заговеться.»:
Пора с серьезностью суровой И с прозой честной и здоровой Вступить в благочестивый брак, Остыть, надеть халат домашний И, позабыв былые шашни, Запрятать голову в колпак. [Вяземский, 1986, с. 397].
У Чухонцева цитата в том числе формальная (строфическая), но у Вяземского из девяти строф три начальные пропускают рифмы в первых двух строках: не ААбВВв, а ХХбВВб. Такой эффект обусловлен общим смыслом текста, поскольку поначалу речь идет об отказе от рифмы:
Пора стихами заговеться И соблазнительнице рифме Мое почтение сказать: На старости, уже преклонной, Смешно и даже беззаконно
С собой любовницу таскать. [Там же, с. 396-397].
Спустя почти десять лет («А в сумерках вдруг налетели.», 1985) Чухонцев вновь осмысливает этот текст Вяземского:
Пора привыкать к пораженьям, глаза к темноте приучать, пора бы уж внутренним зреньем и берег слепой различать, и слышать скорей по привычке, как гаснут небесные спички, и слушать свое, и молчать. [Чухонцев, 2008, с. 226].
Подобные «навязчивые» обращения к мотивам предшественника свидетельствуют о том, что поэзия классика постоянно находится в актуальной поэтической памяти Чухонцева.
У Вяземского есть стихотворение «На прощанье» [Вяземский, 1986, с. 338-340], более половины которого написано белым пятистопным ямбом, меньшая часть - рифмованным. Подобный формальный контраст подчеркивает смы-
словой и эмоциональный переход в произведении. Чухонцев воспользовался этим опытом в сочинении «Бывшим маршрутом» (1973), где рифмованные по смежному принципу строки пятистопного ямба перемежаются фрагментами так называемой мнимой прозы [Гаспаров, с. 18-19] (обсуждение понятия «мнимая проза» см.: [Ша-пир, с. 62], [Скворцов, 2007]). Здесь также формально разные фрагменты изображают контрастные внутренние состояния лирического героя.
В позднем творчестве Чухонцева имеются как минимум два обращения к Вяземскому в цикле «Осьмерицы», который целиком посвящен скрытому диалогу с поэтами и писателями XIX-XX вв. Первый пример таков:
Когда повытертый изрядно халат вдруг сделался тяжел, жизнь, кажется, пошла обратно, процесс пошел,
и где, в конце ли ты, в начале -
расхожий вроде бы сюжет:
того, которого вы знали,
того уж - нет [Чухонцев, 2015, с. 28].
Это ироническая вариация «Эпитафии себе заживо», выдержанной в трагической тональности:
Лампадою ночной погасла жизнь моя, Себя, как мертвого, оплакиваю я. На мне болезни и печали Глубоко врезан тяжкий след; Того, которого вы знали,
Того уж Вяземского нет [Вяземский, 1986, с. 402].
Образ халата также имеет прямое отношение к Вяземскому: у старого поэта он является символом частной жизни, домашнего благополучия и личной независимости человека (см., например, стихотворение «Жизнь наша в старости -изношенный халат.»).
Опора на традицию у Чухонцева лишена «чинопочитания», зачастую он допускает полемику с классиками. Другое стихотворение из «Осьмериц» также неявно подразумевает Вяземского:
и на пол журнал отложить, и выключить свет, - а пожалуй, читать интересней, чем жить, -с запальчивостью моложавой подумаешь, глядя во тьму малевичевскую из мрака, не помня уже что к чему...
счастливая старость, однако
[Чухонцев, 2015, с. 30].
Если в первом случае Чухонцев почти дословно цитировал предшественника, развивая его мотивы, то здесь, не подразумевая прямо ни одной конкретной строки, он выдвигает возражения на целый смысловой комплекс, воплощенный в ряде поздних стихов Вяземского, где старость изображается как время мрачного переосмысления итогов жизни, разочарования, физического и душевного бессилия, порой даже озлобления на окружающий мир («Сознание», «Старость», «Совсем я выбился из мочи!..», «Все в скорбь мне и во вред. Все в общем заговоре...», цикл «Хандра с проблесками» и др.).
В классической русской поэзии есть масса примеров образов юности и молодости, но конвенциональный образ старости в ней не сложился, - отчасти потому, что выдающихся авторов, доживших до преклонных лет и уделявших много внимания данной теме, единицы (Глинка, Тютчев, Случевский). Вяземский занимает в этом ряду особое положение: в его поздних стихах 8епШа - тема важнейшая, едва ли не ведущая. Чухонцев, отметивший 8 марта 2018 года восьмидесятилетний юбилей, по естественной причине относится к опыту Вяземского с особым вниманием и почитанием, однако не солидаризируется с его глубоко трагическим мировоззрением.
Подведем итоги. «Пласт Вяземского» у Чу-хонцева - не буквальное воспроизведение классика и не парафраз его стихов, а либо тонкие аллюзии, растворенные почти до полной гомогенности в собственном стиле современного автора, либо творческое переосмысление образов, мотивов и стиховых форм предшественника. Однако связь современника с классиком не сводится к пусть неоднократным, но частным отсылкам к его стихам, она значительно прочнее: в некоторых сущностных моментах позиции лирических героев Чухонцева и Вяземского близки. По сути, это позиция литературного аристократа, одиночки, чувствующего все увеличивающийся разрыв со своим временем и сознательно обращенного на культуру минувшей эпохи. При этом, однако, подобный «эстетический стоицизм» предполагает и мотив специфического внутреннего ощущения героя, что не он выпал из своего контекста, но контекст смещается не в нужном направлении. В итоге некоторая сознательная «архаизация» индивидуальной эстетики оборачивается ее «авангардностью»: ориентация на выдающийся поэтический опыт прочно забытых классиков зачастую позволяет быть стихам поэта художественно более убедительными и радикальными,
чем иным текстам современников, неукоренен-ных в культурной традиции.
Список литературы
Бондаренко В. В. Вяземский. М.: Молодая гвардия, 2004. 678 с.
Вытженс Г. П. А. Вяземский и русская литература XVIII в. // XVIII век: Сб. 7. М.-Л.: Наука, Пушкинский дом, 1966. С. 332-338.
Вяземский П. А. Стихотворения. Л.: Советский писатель, 1986. 544 с.
Гаспаров М. Л. Русский стих начала ХХ века в комментариях. М.: Фортуна Лимитед, 2001. 288 с.
Гиллельсон М. И. П. А. Вяземский. Жизнь и творчество. Л.: Издательство «Наука», Ленинградское отделение, 1969. 392 с.
Гинзбург Л. Я. Вяземский // Вяземский П. А. Стихотворения. Л.: Сов. писатель, 1936. С. 5-40.
Гинзбург Л. Я. П. А. Вяземский // Вяземский П. А. Стихотворения. Л.: Советский писатель, 1986. С. 550.
Дерюгина Л. В. Эстетические взгляды П. А. Вяземского // Вяземский П. А. Эстетика и литературная критика. М.: Искусство, 1984. С. 7-42.
Ивинский Д. П. Князь П. А. Вяземский и A. C. Пушкин: Очерк истории личных и творческих отношений. М.: ИЧП «Филология», 1994 (1995). 171 с.
Лотман Ю. М. О поэтах и поэзии: Анализ поэтического текста. СПб.: Искусство-СПб, 1996. 846 с.
Перельмутер В. Г. «Звезда разрозненной плеяды!..». Жизнь поэта Вяземского, прочитанная в его стихах и прозе, а также в записках и письмах его современников и друзей. М.: Издательство «Книжный сад», 1993. 368 с.
Проскурин О. А. Две модели литературной эволюции: Ю. Н. Тынянов и В. Э. Вацуро // НЛО. 2000. № 42. С. 63-77.
Розанов И. Н. Кн. Вяземский и Пушкин. К вопросу о литературных влияниях // Беседы. Сборник Общества истории литературы в Москве. I. 1. М., 1915. С. 57-76.
Семенко И. М. Поэты пушкинской поры. М.: Худ. литература, 1970. 295 с.
Скворцов А. Дело Семенова: фамилия против семьи (опыт анализа поэмы Олега Чухонцева «Однофамилец») // Вопросы литературы. 2006. № 5. С. 5-41.
Скворцов А.Э. О мнимом парадоксе мнимой прозы: между текстом и произведением // Русская и сопоставительная филология' 2007. Казань: КГУ, 2007. С. 233-238.
Скворцов А. Э. Трагикомический бурлеск: «Прощанье со старыми тетрадями.» Олега Чухонцева // Вопросы литературы. 2011. № 1. С. 252-279.
Скворцов А. Э. «В грозу» Олега Чухонцева: проблема семантического ореола стихового размера // Филология и культура. Philology and Culture. 2013. № 34 (4). С. 221-225.
Скворцов А. Э. «Чаадаев на Басманной» Олега Чухонцева: модификация одического начала // Фило-
логия и культура. Philology and Culture. 2014. № 36 (2). С. 182-187.
Скворцов А. Приходящее к // Новый Мир. 2016. № 4. С. 193-198.
Скворцов А.Э. Культурный пласт стихотворения Олега Чухонцева «Хорошо быть молодым офицером.» // Филология и культура. Philology and Culture.
2017. № 3 (49). С. 220-225.
Скворцов А. Э. Две сатиры на литературные нравы (Василий Петров и Петр Вяземский) // Михаил Муравьев и его время: сборник статей и материалов Шестой Всероссийской научно-практической конференции «Михаил Муравьев и его время». Казань: РИЦ, 2017. C. 121-139.
Скворцов А. Прояснить Вяземского // Новый Мир.
2018. № 4. (в печати).
Фридлендер Г. М. Поэтический диалог Пушкина с П. А. Вяземским // Пушкин. Исследования и материалы: Т. XI. Л.: Наука, 1983. С. 163-173.
Чухонцев О. Г. Из сих пределов. М.: ОГИ, 2008. 320 с.
Чухонцев О. Г. выходящее из - уходящее за. М.: ОГИ, 2015. 86 с.
Чухонцев О., Тарощина С. Чистый звук: С поэтом Олегом Чухонцевым беседует обозреватель «ЛГ» С. Тарощина // Литературная газета. 1995. № 3. 18 янв. С. 5.
Шапир М. И. Universum versus: Язык - стих -смысл в русской поэзии XVIII-XX веков. М.: Языки русской культуры, 2000. Кн. 1. 536 с.
References
Bondarenko, V. V. (2004). Vyazemskii [Vyazemsky]. 678 p. Moscow, Molodaya gvardiya. (In Russian)
Chukhontsev, O. G. (2008). Iz sikh predelov [From These Parts]. 320 p. Moscow, OGI. (In Russian)
Chukhontsev, O. G. (2015). Vykhodiashchie iz - uk-hodiashchie za [Coming out - Going for]. 86 p. Moscow, OGI. (In Russian)
Chukhontsev, O., Taroshchina S. (1995). Chistyy zvuk: S poetom Olegom Chukhontsevym beseduet obozre-vatel' "LG" S. Taroshchina [Pure Sound: The "LG" Columnist S. Taroshchina Talks with Poet Oleg Chukhont-sev]. Literaturnaya gazeta, No. 3. 18 yanv., p. 5. (In Russian)
Deryugina, L. V. (1984). Esteticheskie vzgliady P. A. Viazemskogo [Aesthetic Views of P. A. Vyazemsky]. Vi-azemskii P. A. Estetika i literaturnaya kritika. Pp. 7-42. Moscow, Iskusstvo. (In Russian)
Gasparov, M. L. (2001). Russkii stikh nachala XX veka v kommentariyakh [Russian Verse of the Early Twentieth Century in the Comments]. 288 p.Moscow, Fortuna Limited. (In Russian)
Gillel'son, M. I. (1969). P. A. Viazemskii. Zhizn' i tvorchestvo [Vyazemsky. Life and Oeuvre]. 392 p. Leningrad, Izdatel'stvo "Nauka", Leningradskoye otdeleniye. (In Russian)
Ginzburg, L. Ya. (1936). Viazemskii. Viazemskii P. A. Stikhotvorenia [Vyazemsky P. A. Poetry]. Pp. 5-40. Leningrad, Sov. pisatel'. (In Russian)
Ginzburg, L. Ya. (1986). P. A. Viazemskii. Viazemskii P. A. Stikhotvorenia [Vyazemsky P. A. Poetry]. Pp. 5-50. Leningrad, Sovetskiy pisatel'. (In Russian)
Fridlender, G. M. (1983). Poeticheskii dialog Push-kina s P. A. Viazemskim [Poetic Dialogue between Pushkin and P. A. Vyazemsky]. Pushkin. Issledovaniya i mate-rialy: T. XI, pp. 163-173. Leningrad, Nauka. (In Russian) Ivinskii, D. P. (1994 -1995). Kniaz' P. A. Viazemskii i A. C. Pushkin: Ocherk istorii lichnykh i tvorcheskikh ot-noshenii [Prince P. A. Vyazemsky and A. C. Pushkin: Essay on the History of Personal and Creative Relationships]. 171 p. Moscow, ICHP "Filologia". (In Russian)
Lotman, Yu. M. (1996). O poetakh i poezii: Analiz poeticheskogo teksta [On Poets and Poetry: Analysis of Poetic Text]. 846 p. St.Pbetersburg, Iskusstvo-St.Pbetersburg. (In Russian)
Perel'muter, V. G. (1993). "Zvezda razroznennoi pleiady!..". Zhizn' poeta Viazemskogo, prochitannaia v iego stikhakh i proze, a takzhe v zapiskakh i pis'makh iego sovremennikov i druzei ["The Star of a Disparate Pleiad! .. " The Life of Poet Vyazemsky, as Learnt from His Poems and Prose, as well as in the Notes and Letters of His Contemporaries and Friends]. 368 p. Moscow, Iz-datel'stvo "Knizhnyy sad". (In Russian)
Proskurin, O. A. (2000). Dve modeli literaturnoi evo-lutsii: Yu. N. Tynianov i V. E. Vatsuro [Two Models of Literary Evolution: Yu. N. Tynyanov and V. E. Vatsuro]. NLO. No. 42, pp. 63-77. (In Russian)
Rozanov, I. N. (1915). Kn. Viazemskii i Pushkin. K voprosu o literaturnykh vlianiakh. Besedy [Prince Vyazemsky and Pushkin. On Literary Influences. Conversations]. Sbornik Obshchestva istorii literatury v Moskve. I. 1. Moscow, pp. 57-76. (In Russian)
Semenko, I. M. (1970). Poety pushkinskoi pory [Poets of Pushkin's Time]. 295 p. Moscow, Khud. Literatura. (In Russian)
Shapir, M. I. (2000). Universum versus: iazyk - stikh - smysl v russkoi poezii XVIII-XX vekov [Universum versus: Language - Verse - Meaning in Russian Poetry of the 18th - 20th Centuries]. Kn. 1. 536 p. Moscow, iazyki russkoi kul'tury. (In Russian)
Skvortsov, A. (2006). Delo Semenova: familiya protiv sem'i (opyt analiza poemy Olega Chukhontseva "Odnofamilets") [The Case of Semenov: A Surname against the Family (the analysis of the poem "Namesakes"
Скворцов Артем Эдуардович,
доктор филологических наук, профессор,
Казанский федеральный университет, 420008, Россия, Казань, Кремлевская, 18. [email protected]
by Oleg Chukhontsev)]. Voprosy literatury. No. 5, pp. 541. (In Russian)
Skvortsov, A. E. (2007). O mnimom paradokse mni-moy prozy: mezhdu tekstom i proizvedeniyem [On the Imaginary Paradox of Imaginary Prose: Between Text and Work]. Russkaya i sopostavitel'naya filologiya/ Kazan, KGU, pp. 233-238. (In Russian)
Skvortsov, A. E. (2011). Tragikomicheskii burlesk: "Proshchan'ie so starymi tetradiami... " Olega Chukhontseva [Tragicomic Burlesque: "Farewell to the Old Exercise Books ..." by Oleg Chukhontsev]. Voprosy literatury. No. 1, pp. 252-279. (In Russian)
Skvortsov, A. E. (2013). "Vgrozu" Olega Chukhontseva: problema semanticheskogo oreola stikhovogo raz-mera ["In the Storm" by Oleg Chukhontsev: On the Issue of Poetic Meter Semantics]. Filologia i kul'tura. Philology and Culture. No. 34 (4), pp. 221-225. (In Russian)
Skvortsov, A. E. (2014). "Chaadaiev na Basmannoi" Olega Chukhontseva: modifikatsia odicheskogo nachala [Oleg Chukhontsev's "Chaadaev in Basmannaya Street": Modification of the Ode]. Filologia i kul'tura. Philology and Culture. No. 36 (2), pp. 182-187. (In Russian)
Skvortsov, A. (2016). Prikhodyashcheye k [Coming to]. Novyi Mir. No.4, pp. 193-198. (In Russian)
Skvortsov, A. E. (2017). Kul'turnyy plast stikhotvorenia Olega Chukhontseva "Khorosho byt' molodym ofitse-rom... " [The Cultural Stratum of Oleg Chukhontsev's Poem "It's Good to Be a Young Officer ..."]. Filologia i kul'tura. Philology and Culture. No. 3 (49), pp. 220-225. (In Russian)
Skvortsov, A. E. (2017). Dve satiry na literaturnye nravy (Vasiliy Petrov i Petr Vyazemskiy) [Two Satires on Literary Mores (Vasily Petrov and Peter Vyazemsky)]. Mikhail Murav'yev i yego vremya: sbornik statey i mate-rialov Shestoy Vserossiyskoy nauchno-prakticheskoy konferentsii "Mikhail Murav'yev i yego vremya". Pp. 121-139. Kazan', RITS. (In Russian)
Skvortsov, A. (2018). Proyasnit' Vyazemskogo [To Clarify Viazemski]. Novyi Mir, No. 4, (v pechati). (In Russian)
Vytzhens, G. (1966). P. A. Vyazemskiy i russkaya literatura XVIII v. [P. A. Vyazemsky and Russian Literature of the 18th Century]. XVIII vek. Sb. 7. Pp. 332-338. Moscow-Leningrad, Nauka, Pushkinskiy dom. (In Russian)
Vyazemskii, P. A. (1986). Stikhotvoreniya [Poetry]. 544 p. Leningrad, Sovetskiy pisatel'. (In Russian)
The article was submitted on 15.03.2018 Поступила в редакцию 15.03.2018
Skvortsov Artem Eduardovich,
Doctor of Philology, Professor,
Kazan Federal University, 18 Kremlyovskaya Str., Kazan, 420008, Russian Federation. [email protected]
