CC BY
106
DOI 10.23859/1994-0637-2017-5-80-19 УДК 008. 641/642: 9(=811.131.1=72)
Якушкина Татьяна Викторовна
Доктор филологических наук, доцент, профессор, Российский государственный гидрометеорологический университет (Санкт-Петербург, Россия) E-mail: [email protected]
ПИЦЦА КАК ОБЪЕКТ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ ДВУХ КУЛЬТУР
Аннотация. В данной статье пицца рассматривается в контексте истории итальянских иммигрантов в США, главным образом, их отношения к еде. Пицца, выведенная ими на американский рынок пищевых продуктов в 1950-е, в своем семиотическом значении соединяла ценности двух культур - итальянской и американской. В эпоху мультикульту-рализма ее значение изменилось. Как выражение «итальянита», духа итало-американ-цев, сегодня пицца воплощает не ностальгию по утраченному, а возвращение к истокам. Новые смысловые акценты ведут к ригоризму в соблюдении ритуалов, с ней связанных.
Ключевые слова: пицца, итальянские иммигранты, иммиграция в США, культура итало-американцев_
© Hk'yiiik'iiiia T.B., 2017
Yakushkina Tatiana Viktorovna
Doctor of Philology Sciences, Associate Professor, Russian State Hydrometeorological University (St.-Petersburg, Russia) E-mail: [email protected]
PIZZA AS AN OBJECT OF INTERCULTURAL INTERACTION
Abstract. The article studies pizza in the context of the history of Italian immigrants in the USA, mainly their attitude towards food. When introduced by Italian-Americans to the American food market in the 1950-s, pizza in its semiotic meaning combined the values of two cultures - Italian and American. When America turned to the policy of multiculturalism, its meaning changed. Associated with italianitá, the spirit of Italian-Americans, today pizza, instead of nostalgia for the Italy left, symbolizes the return of Italian-Americans to their origins. New accents in meaning leads Italian-Americans to rigorism in dealing with pizza rituals.
Keywords: рizza, Italian immigrants, immigration in the USA, Italian-American culture
Введение
Родиной пиццы считается юг Италии. Неаполитанцы, связывая время появления своего знаменитого блюда со временем начала потребления пшеничной муки, особенно преуспели в его мифологизации. Джованни Артьери, например, уподобил выпечку пиццы чуду рождения Венеры, когда «нагая, подобно богине красоты, она постепенно обретает свою форму в облаках муки на мраморном столе под руками пиц-цайоло, а затем сухая и нетронутая выскальзывает из его рук на деревянную лопату, чтобы в ароматном и раскаленном воздухе кирпичной печи обрести свое совершенство» [14, р. 16]. Известный неаполитанский журналист середины прошлого века, автор многих книг, посвященных истории родного города, Артьери подчеркнул совершенство формы пиццы и ее связь с человеком - между мукой и пиццайоло нет посредников, кухонных инструментов. Идеальный круг создается только руками, когда человек, подобно Богу, творит первичные формы своего мира. Первозданность момента подчеркивают и предметы материального мира, задействованные в акте творения: камень (мраморный стол), дерево (деревянная лопата), огонь (кирпичная печь).
Однако лепешки, подобные итальянской, есть у всех народов Средиземноморья и, наверное, во всех кухнях мира, где потребляют пшеницу. По своим базовым ингредиентам (мука, вода, щепотка дрожжей) и способу приготовления (выпечка в закрытой печи на дровах) она мало чем отличается, например, от хорошо известных у нас греческой питы или армянского лаваша. С этой точки зрения пицца мало раскрывает свое национально-символическое значение. Другое дело - начинка.
Выбор продуктов и фантазия, с которой их можно расположить на пласте теста, а главное - название, - порождают значимые культурные смыслы. Именно такими стали пицца «Маргарита» с начинкой, отсылающей к цветам итальянского национального флага (красный - помидоры, белый - моццарелла, зеленый - листья базилика), или «Порта Сан Дженнаро», пицца, созданная неаполитанским литератором Аугусто Чезарео и повторяющая по своим ингредиентам самую древнюю пиццу Неаполя «Мастуникола» [14, р. 16]. Чезарео смазал тесто небольшим количеством свиного жира, присыпал его солью и черным перцем, а сверху поместил свежий сыр и листочки базилика. Отсутствие помидоров - еще в XIX в. большинство неаполитанских пицц готовилось без них [см.: 5, 7, 10], и название - у ворот Сан Дженнаро располагались первые и самые известные пиццерии Неаполя - апеллировали к истории блюда и города. С такими знаками эта пицца несла в себе не меньший патриотический заряд - правда, регионального, а не национального характера - чем пицца, названная в честь супруги итальянского короля Умберто I Маргариты.
Однако всемирный интерес к этому блюду и его истории пришел не из Италии, а из Америки, когда в 1950-е потомки итальянских иммигрантов сделали его продуктом промышленного производства и ввели моду на посещение пиццерий. Они соединили верность традициям и любовь к земле предков, которые воплощало для них это блюдо, с чисто американскими ценностями и стандартами: предприимчивостью, высокими требованиями к санитарным нормам, простотой приготовления, возможностью есть набегу. Так пшеничная лепешка, смазанная томатным соусом и присыпанная тертым сыром, стала объектом межкультурного взаимодействия.
Изучение еды сегодня - неотъемлемая часть изучения человеческой культуры. После Барта к еде стали относиться как к такой же знаковой системе человеческой культуры, как одежда или жилище [1], [2], [3]. Барт вскрыл идеологическую составляющую продуктов питания, которые предлагает нам рынок; не менее востребованными оказались гендерный, этноэкологический и психосоциологический подходы. Как часть материальной культуры пища традиционно остается предметом историко-этнографических исследований. В данной статье пицца рассматривается в рамках того, что принято называть immigrant studies, т.е. как объект, связанный с историей итальянских иммигрантов в США.
Основная часть
В 1890-е, когда Америку накрыла первая волна итальянской иммиграции, такого понятия как итальянская кухня еще не существовало. Применительно к концу XIX -началу XX вв. можно говорить лишь о пищевых привычках итальянцев, определявшихся социальным положением и областью проживания. Обычный рацион крестьянина из южных регионов Италии - эта социальная группа существенно доминировала среди итальянских иммигрантов в Америке - состоял из черного хлеба и овощного супа. Периодически этот рацион дополнялся небольшим количеством протеинов: сыр, колбаса, сушеная рыба и соленые сардины, - и жиров, причем свиной жир преобладал над сливочным и оливковым маслами. В ходе сельскохозяйственного кризиса, ставшего причиной «великого итальянского исхода» конца XIX в., и без того
скудная крестьянская диета сократилась до черного хлеба, овощей, сыра, соленой рыбы и свиного жира [см.: 18].
Попав в США, вчерашние крестьяне стали городскими жителями. Разнообразие и доступность продуктов, которых у себя на родине иммигранты не знали (сахар, мясо, кофе, а также оливковое масло и консервированные помидоры, импортированные из Италии), способствовали смене вкусовых привычек. Как пишут историки, хозяйки Маленьких Италий не столько воспроизводили кухню своего региона, сколько создавали новые блюда с «привкусом традиции». На изменение старых пищевых привычек оказывали влияние и другие факторы: межэтнические браки, совместное проживание с выходцами из разных регионов Италии, взаимодействие с представителями других этнических диаспор. Многое из того, что сегодня в США называется итальянской кухней (чизкейк, телятина с сыром Пармезан, телятина тушеная в вине Марсала, спагетти с фрикадельками в томатном соусе) на деле является переработкой старых рецептов, часто усовершенствованных за счет добавления в них мяса и сахара, или заимствованных из меню богатых. Именно эти продукты в глазах итальянских иммигрантов служили знаками американского изобилия и оправданием своего решения покинуть Италию. Их доступность была той наградой, которую голодавшие у себя на родине крестьяне получили за все лишения переезда за океан. Показательны в этом отношении воспоминания Марио Пузо, автора романа «Крестный отец»: «Когда бы я ни возвращался домой, в нем всегда чувствовался запах стряпни... Во время Великой депрессии 1930-х, хотя мы были самыми бедными среди бедных, я не помню, чтобы мы ели плохо. Много лет спустя, являясь гостем одного клуба миллионеров, я с удивлением узнал, что наша бедная семья ела лучше, чем некоторые из богатейших людей Америки. Моя мама не мечтала ни о чем, кроме как использовать в приготовлении лучшее импортное оливковое масло или лучшие итальянские сыры» [15, р. 39]. Еда для иммигрантов в Америке стала символическим языком, с помощью которого они утверждались и по отношению к своему прошлому, и по отношению к настоящему. Еда стала способом преодоления неравенства.
Еда и ритуалы, с ней связанные, использовались также в качестве кодового языка, с помощью которого прививались главные ценности итальянской культуры. Все основные праздники - крещение, первое причастие, свадьба, рождение детей, похороны, а также храмовые праздники - обязательно сопровождались обильными застольями. Данные социологических исследований 1920-1930-х гг. свидетельствуют, что итальянцы даже в 1930-е, самое экономически неблагоприятное десятилетие XX в., тратили на застолья по случаю семейных праздников значительно больше, чем представители других этнических групп с тем же доходом [6, р. 11, 55].
Особое значение в жизни итальянских иммигрантов получила рано сложившаяся традиция воскресных обедов. Вынужденные подчас питаться в течение недели, как все американцы, холодным мясом с овощами, по воскресеньям иммигранты собирались огромными семьями, чтобы за долгим и обильным обедом, приготовленным «на итальянский лад», почувствовать свою связь с культурой предков. Лазанья, макароны с мясным соусом, тушеная говядина, рыба, приготовленные в соответствии с семейными предпочтениями, преобладали в воскресных меню. Обилие и вкус итальянской еды домашнего приготовления выступали контрастом «худосочности» американской кухни и прививали идею семьи, теплоты семейного очага и материнской заботы [см.: 11]. Совместная трапеза людей нескольких поколений создавала крепкое ощущение их связи, солидарности, а также чувства безопасности и поддержки, которые дает кровное родство. Особую роль эта традиция сыграла в сохранении единства поколений, когда в начале века школьная программа американизации вы-
нуждала детей иммигрантов отказаться от пищевых привычек их родителей [см.: 6, 13, 17]. Обязанные утверждать себя как американцы вне дома, здесь, в кругу большой семьи, они продолжали вести себя как итальянцы.
Совместной трапезой с товарищами первые итальянские иммигранты отмечали и получение работы - событие, определявшее очень многое в жизни иммигранта. Как ритуал братского единения оно описано в другом классическом произведении итало-американской литературы - романе Пьетро ди Донато «Христос в цементе» (1939). Не случайно многие исследователи культуры иммигрантов подчеркивают, что для итальянцев в Америке еда стала определяющим фактором в формировании их этнической идентичности [6, р. 16], [9, р. 54], [8, р. 81-82].
Вступление в социальную жизнь детей, рожденных в принимающей стране, -значимый момент в истории любого иммигрантского сообщества. С детьми связаны особые надежды. В отличие от отцов, у них появляется возможность занять качественно иное положение в социальной структуре общества принимающей страны. Язык и базовые ценности, усвоенные через систему школьного обучения, создают необходимый стартовый капитал для такого прорыва. Для детей процессы культурной ассимиляции уже менее травматичны, чем для отцов, а сохраняющаяся связь с культурой предков создает возможность посреднического взаимодействия между двумя культурами.
Центрированность культуры итальянских иммигрантов на еде во многом предопределила направленность деятельности их детей. В 1930-е целый ряд факторов способствовал тому, что второе поколение итальянских иммигрантов превратилось в первое поколение американских предпринимателей в сфере производства продуктов питания.
Введение Иммиграционного закона 1924 г. закрыло перед представителями первого поколения перспективу возвращения на родину. Будущее надо было связывать с Америкой, а не с возможностью реализовать заработанные деньги в Италии. Жесткие иммиграционные ограничения привели к демографическому росту: второе поколение превзошло по численности первое. В 1930-е гг. в Нью-Йорке итальянцы первого и второго поколений насчитывали свыше одного миллиона человек. Если в 1890 г. у итальянских иммигрантов родилось 14 000 детей, что по отношению к взрослому населению составляло 1:3,5, то в 1930 г. численность рожденных в США составила свыше 600 000, и соотношение детей по отношению к взрослым выглядело как 1,4:1 [6, р. 131]. При этом, несмотря на огромные лишения, первому поколению удалось создать нужный финансовый капитал для обеспечения жизнедеятельности второго. Накопления первых итальянских иммигрантов оказались довольно значительными и в конце 1920-х составляли, например в Нью-Йорке, от 15 до 35 % всех банковских вкладов [6, р. 134]. Помимо демографического и финансового, немаловажным оказался и чисто экономический фактор. После Первой мировой войны прекратился ввоз итальянских продуктов в США. Необходимость их производства на территории США оказалась взаимосвязанной с началом процесса промышленной индустриализации еды.
Используя современные способы производства, упаковки, маркетинга и рекламы, молодые итальянские предприниматели начинают индустриализацию традиционных итальянских блюд, подчеркивая в них, с одной стороны, американские стандарты качества производства, с другой - приверженность итальянским традициям. Так в 1930-е появились не только сухие спагетти и консервированные помидоры, произведенные в США, но и консервированные спагетти. Как точно заметил Симоне Чинот-то, посвятивший индустриализации итальянских блюд в Америке отдельную книгу, это уже была «культура, закатанная в консервную банку и выставленная на рынок
для массового потребления» [6, р. 212]. Такие итальянские продукты с маркой «сделано в США» могли удовлетворять вкусы не только выходцев из Италии, но и самих американцев.
Второе поколение, стандартизировав основные компоненты итальянской кухни -оливковое масло, помидоры, сыр и вино, - создало основу для введения итальянских блюд на американский рынок. Однако ограничься оно только этим, итальянские продукты были бы востребованными только итало-американцами. Для того, чтобы завоевать весь американский рынок, надо было превратить еду как частичку итальянской культуры в моду для всех.
Особое место в этом процессе заняли рестораторы. Во второй половине 1920-х гг., когда количество въезжающих и выезжающих из Маленьких Италий значительно сократилось, большинство итальянских тратторий вынуждены были переориентироваться: из дешевых забегаловок, обслуживающих одиночек, они постепенно превращались в более респектабельные заведения, рассчитанные на посетителей среднего класса и туристов. Смена официальной риторики в отношении к иммигрантам - вместо агрессивной ассимиляции декларируемая терпимость к новым гражданам страны, - содействовала развитию городского туризма. Американцы потянулись в Маленькие Италии, которые посещали как экзотические места - со смешанными чувствами любопытства и страха: в силу смуглого цвета кожи итальянцы не считались людьми белой расы [см.: 12], а заметная низкорослость на фоне американцев лишний раз служила подтверждением неправильности их питания - итальянцы, в отличие от американцев, потребляли много овощей и мало молока [6, р. 122-123]. Отношение к итальянской кухне начнет заметно меняться по мере открытия витаминов. Если еще в начале 1920-х гг. американская пресса писала о пище итальянских иммигрантов как о нездоровой и грязной - бедность иммигрантских кварталов действительно не способствовала утверждению высоких санитарных норм, то с присуждением Нобелевской премии Хопкинсу и Эйкману в конце 1920-х, многие итальянские блюда (в первую очередь, паста) предстали как идеальное сочетание злаков и овощей [6], [13], [17]. Используя благоприятный момент, итальянские рестораторы стали предлагать популярную еду в привлекательной атмосфере. Соединяя контрасты «черной» и «белой» Италий (с одной стороны, примитивизм, матриархат, чувствительность, а с другой - древний Рим, Высокое Возрождение, классическая опера), им удалось привлечь значительное количество американцев среднего класса. В 1930-е итальянские рестораны стали открываться за пределами Маленьких Италий, а в период между двумя войнами спагетти с мясными фрикадельками и томатным соусом стало одним из самых популярных блюд всей Америки.
Пицца - проект послевоенный. До конца 1940-х гг. подавляющее большинство американцев имело весьма смутное представление об этом блюде итальянской бедноты. Путеводитель по ресторанам Нью-Йорка 1930 г. описывает его как «картофельный пирог толщиной примерно в один инч, покрытый припущенными помидорами и присыпанный сыром «Пармезан»», а журналист «Нью-Йорк Таймс» в заметке от 25 мая 1947 г. напишет так: пицца, «могла бы стать такой же популярной едой на бегу, как гамбургер, если бы только американцы знали о ней больше» [6, р. 212].
Пицца вышла на рынок в 1950-е, когда итало-американские предприниматели предложили новый продукт на базе ингредиентов, ставших популярными благодаря спагетти: тесто, томатный соус, сыр. Американцы восприняли его с точки зрения способа потребления, нивелировав этнический компонент. Т. к. пицца - еда уличная, американцы сразу отнесли ее к снэкам и долгое время ставили в один ряд с гамбургерами и хот-догами. В газетной заметке 1957 г. можно прочитать: «Все сошли с ума от пиццы. Как ее ни называть - томатная лепешка, лепешка-пицца или просто обыч-
ная пицца, эта вкуснейшая, немного пикантная на вкус итальянская стряпня сегодня составляет серьезную конкуренцию хот-догу за звание лучшего американского снэ-ка» [6, р. 255].
Успешность проекта в очередной раз определила «культурная упаковка». Неповторимый этнический колорит блюду вернули итало-американские рестораторы, предложив американцам новую форму развлечения и потребления - пицца-дворики, где в оформлении воспроизводилась атмосфера итальянского юга, а в сервисе - более утонченная культура потребления. В новом пространственном контексте, говоря словами Барта, пицца выходила из своего «безгласного существования» и превращалась в «слово» о культуре итальянских иммигрантов [см.: 4]. Это уже была мифологизированная этническая культура, рассчитанная на массового американского потребителя.
Послевоенное поколение итало-американских предпринимателей сделало неаполитанскую уличную еду для бедных основным продуктом американского потребления. Индустриализация довершила дело - начиная с 1980-х пиццей завалены прилавки всех супермаркетов. С течением времени за океаном итальянское блюдо начало приобретать все более американский вид: лепешка увеличилась в размерах и стала заметно толще, увеличилась в объемах и начинка. То, что в итальянском варианте должно только дразнить нёбо - тонкий слой начинки лишь придает своеобразный оттенок вкусу хлеба, в американском - с трудом помещаться в рот: начинка с хлебом должны наполнить желудок. Упор на количество, а не качество, большие размеры и чрезмерное использование ингредиентов - эти характерные особенности американской гастрономии стали заметны и в пицце. Как и в гамбургере, в ней на первый план вышли идеи достатка и сытости.
Однако сегодня, когда период борьбы итало-американцев за приобретение американской идентичности давно ушел в прошлое и смена политических ориентиров требует обратного - акцентирования своей этничности, пицца выступает в ином семиотическом значении. Мирное сосуществование разных культурных смыслов более не актуально. Сегодня заметнее их противостояние.
В январе 2014 г. газеты Нью-Йорка облетело фото, на котором был изображен только что избранный мэр города Билл Де Блазио, отправляющий в рот кусочек пиццы на вилке. Нарушение кода - Де Блазио, политик, который в 40 лет официально сменил немецкую фамилию отца на итальянскую матери, воспользовался ножом и вилкой, в то время как все итальянцы традиционно едят пиццу руками, - вызвало гневную реакцию итало-американской прессы. Подпись газеты «Нью-Йорк» выразила общее мнение, звучавшее как приговор: «кошмар» («disastro»). Мэру пришлось публично оправдываться. Ссылки Де Блазио на то, что ножом и вилкой это блюдо едят в Кампаньи, откуда родом мать мэра и где он часто бывает, были тут же опровергнуты экспертным мнением самых известных итальянских пиццайоло. Посетитель действительно может попросить разрезать пиццу на 6-7 частей, однако традиционно - это уличная еда. Пиццу ели и едят руками, сложив вчетверо «книжкой» или вдвое «кошельком». Посягательство на культурную память дало повод для обвинения мэра в снобизме - пресса поставила под сомнение демократизм его леворадикальных идей. Второй довод Де Блазио - ему пришлось воспользоваться вилкой, чтобы не испачкать обильной начинкой рубашку - вызвал нескрываемый сарказм: увеличивая начинку, американцы стараются довести пиццу до калорийности гамбургера [см.: 16].
Семиотические смыслы этого анекдотического случая лишний раз обнажила подпись в Твиттере, где снимок окрестили «forchettagate» («ворота для вилки»). В отличие от рук, вилка и нож - инструменты, назначение которых колоть и резать. В
этой своей функции они выступают как знаки насилия над продуктом, отчуждения от материи, разрыва связи человека с природой. Вместе с тем, это знаки культуры, элитарности, социального превосходства. Холод металла, из которого они сделаны, противостоит теплу человеческих рук. Мэр, итало-американец, отказавшийся есть пиццу руками, фактически сообщал об удаленности своих интересов от интересов народа. Снимок, в центре которого оказался раскрытый для заглатывания рот («ворота»), помимо политического подтекста, указывал и на мнимую идентичность мэра - итальянцы так не едят, так едят американцы. Человек, раскрывший рот для приема пищи и застигнутый фотокамерой врасплох, вне зависимости от его национальной идентичности скорее всего будет являть собой малопривлекательное зрелище. Однако раскрытый рот Де Блазио итало-американское сообщество восприняло как чистый знак.
Выводы
Еда не обладает самостоятельными семиотическими значениями, их ей приписывают люди. Один из секретов успешности пиццы как коммерческого проекта итало-американцев 1950-60-х гг. состоял в том, что она объединяла культурные смыслы, балансируя между воспоминаниями итальянских иммигрантов о родине предков и значимой для американцев возможностью быстро утолить голод простой пищей. В последние десятилетия акценты сместились. Эпоха мультикультурализма изменила направление мифологизации: пицца стала выражением «итальянига», словесно невыразимого, но романтизированного духа итало-американцев, охватывающего весь спектр их вкусов и привычек. Даже простота блюда парадоксальным образом стала знаком изысканности и направлена на поддержание мифа об исключительности итальянской кухни. Многочисленные и невероятно популярные поваренные книги и телешоу сегодня учат готовить не просто «правильную итальянскую пиццу» или пиццу какого-то региона, но пиццу конкретной деревни или даже семьи. Подход «так готовила моя бабушка» преобладает. Он открыто апеллирует к главной ценно -сти итальянцев - семье. Памятная функция блюда (Барт) теперь реализуется не как ностальгия по утраченному, но как возвращение к своим корням, обретение истоков.
Эта новая знаковая сила пиццы предполагает существование блюда в двух вариантах: искаженном американском и этническом итальянском. Отсюда пуризм в соблюдении ритуала, ярко проявившийся в эпизоде с Де Блазио: то, что можно простить американцу, нельзя простить человеку, заявившему о своих итальянских корнях.
Литература
1. Барт Р. К психосоциологии современного питания // Барт Р. Система моды. Статьи по семиотике культуры. М., 2003. С. 199-204.
2. Барт Р. Палочки. Пища, лишенная центра // Барт Р. Империя знаков. М., 2004. С. 2534.
3. Барт Р. Вино и молоко. Бифштекс и картошка. Орнаментальная кулинария // Барт Р. Мифологии. М., 2010. С. 117-120, 120-122, 170-172.
4. Барт Р. Миф сегодня // Барт Р. Мифологии. М., 2010. С. 231-288.
5. Дюма А. Корриколо // Собр. соч. Т. 66. М., 2006.
6. Cinotto S. The Italian American Table. Food, Family, and Community in New York City. Urbana, Chicago, and Springfield, 2013.
7. De Bourcard F. Usi e costume di Napoli e contorni descritti e dipinti. Napoli, 2002.
8. Diner H. R. Hungering for America: Italian, Irish, and Jewish Foodways in the Age of Migration. Cambridge, Mass., 2001.
9. Gabaccia D.R. We Are What We Eat: Ethnic Food and the Making of Americans. Cambridge, Mass., 1998.
10. Gentilcore D. Pomodoro!: A History of the Tomato in Italy (Arts and Traditions of the Table: Perspectives on the Culinary History). NY, 2010.
11. Goode J. G., Curtis K., Theophano J. Meal Formats, Meal Cycles, and Menu Negotiations in the Maintenance of an Italian-American Community // Food in the Social Order: Studies of Food and Festivities in Three American Communities / ed. by Mary Douglas. NY, 1984. P. 143-218.
12. Jacobson M.F. Whiteness of a Different Color: European Immigrants and the Alchemy of Race. Cambridge, Mass., 1999.
13. Levenstein H. A. Revolution at the Table: The Transformation of the American Diet. NY, 1988.
14. Piccola enciclopedia delle pizze e delle focacce // Mistretta G. Pizze e focacce. Milano, 1985.
15. Puzo M. Choosing a Dream // The Immigrant Experience: The Anguish of Becoming American / ed. by Thomas C. Wheeler. NY, 1971.
16. Rampini F. De Blasio, pizza "scandalo" la mangia con la forchetta ma New York lo contesta // La Reppublica. Domenica 12 gennaio 2014. Р.13.
17. Roitman J.M. The Immigrants, the Progressives, and the Schools: Americanization and the Impact of the New Immigration upon Public Education in the United States, 1890-1920. Stark, Kans., 1996.
18. Somogyi S. L'alimentazione nell'Italia unita // Storia d'Italia Einaudi. Torino, 1973. Р. 839887.
References
1. Barthes R. K psihosociologii sovremennogo pitaniia [Toward a Psycosociology of Contemporary Food Consumption]. Sistema modi. Stat'ipo semiotike kulturi [The Fashion System. Articles on Semiology of Culture]. Moscow, 2003, pp. 199-204.
2. Barthes R. Palochki [Chopstiks]. Pischa, lishennaia centra [Food Decentered]. Imperiia zna-kov [The Empire of Signs]. Moscow, 2004, pp. 25-34.
3. Barthes R. Vino i moloko [Wine and Milk]. Bifshteks i kartoshka [Steak-Frites]. Ornamen-talnaia kulinariia [Ornamental Cookery]. Mifologii [Mythologies]. Moscow, 2010, pp. 117-120, 120-122, 170-172.
4. Barthes R. Mif segodnia [Myth Today]. Mifologii [Mythologies]. Moscow, 2010, pp. 231288.
5. Dumas A. Korrikolo [The Corricolo]. Sobraniye sochinenii [Complete works], vol. 66. Moscow, 2006.
6. Cinotto S. The Italian American Table. Food, Family, and Community in New York City. Urbana, Chicago, and Springfield, 2013.
7. De Bourcard F. Usi e costume di Napoli e contorni descritti e dipinti. Napoli, 2002.
8. Diner H. R. Hungering for America: Italian, Irish, and Jewish Foodways in the Age of Migration. Cambridge, Mass., 2001.
9. Gabaccia D.R. We Are What We Eat: Ethnic Food and the Making of Americans. Cambridge, Mass., 1998.
10. Gentilcore D. Pomodoro!: A History of the Tomato in Italy (Arts and Traditions of the Table: Perspectives on the Culinary History). NY, 2010.
11. Goode J. G., Curtis K., Theophano J. Meal Formats, Meal Cycles, and Menu Negotiations in the Maintenance of an Italian-American Community. Food in the Social Order: Studies of Food and Festivities in Three American Communities. NY, 1984. pp. 143-218.
12. Jacobson M.F. Whiteness of a Different Color: European Immigrants and the Alchemy of Race. Cambridge, Mass., 1999.
13. Levenstein H. A. Revolution at the Table: The Transformation of the American Diet. NY, 1988.
14. Piccola enciclopedia delle pizze e delle focacce. Mistretta G. Pizze e focacce. Milano, 1985.
15. Puzo M. Choosing a Dream. The Immigrant Experience: The Anguish of Becoming American. Еd. by Thomas C. Wheeler. NY, 1971.
16. Rampini F. De Blasio, pizza "scandalo" la mangia con la forchetta ma New York lo contesta. La Reppublica. Domenica 12 gennaio 2014, p. 13.
17. Roitman J.M. The Immigrants, the Progressives, and the Schools: Americanization and the Impact of the New Immigration upon Public Education in the United States, 1890-1920. Stark, Kans., 1996.
18. Somogyi S. L'alimentazione nell'Italia unita. Storia d'Italia Einaudi. Torino, 1973, pp. 839887.
Якушкина Т.В. Пицца как объект взаимодействия двух культур // Вестник Череповецкого государственного университета. 2017. №5(80). С. 154-162.
For citation: Yakushkina T.V. Pizza as an object of intercultural interaction. Bulletin of the Cherepovets State University, 2017, no. 5 (80), pp. 154-162.
