CC BY
30УДК 821.161.1-09 «20»
ПЕТЕРБУРГСКИЙ И КРЫМСКИЙ МИФЫ В ПОЭЗИИ НАБОКОВА: ГЕНЕЗИС И КОРРЕЛЯЦИЯ
Беспалова Елена Константиновна,
к. филол. н., доцент кафедры русской и зарубежной
литературы Таврической академии (структурное подразделение) ФГАОУ ВО «Крымский федеральный
университет имени В. И. Вернадского» (г. Симферополь, РФ); e-mail: [email protected]
Целью данной статьи является изучение генезиса и корреляции петербургского и крымского мифов в ранней поэзии В. Набокова, а также анализ основных структурных и семантических компонентов крымского мифа и мифа петербургского, занимающего центральное место в наследии писателя. Предметом исследования послужили ранние поэтические произведения писателя. Исследование проводилось с использованием биографического, историко-литературного, сопоставительного и типологического методов.
Полученные результаты могут быть использованы при изучении крымского текста и крымского мифа в русской литературе, а также расширяют представление о творчестве В. В.
© Е. К. Беспалова, 2017
Набокова. Результаты исследования актуальны не только для набоковедения как раздела отечественной истории литературы, но и для теории литературоведческой науки, устремленной к освоению механизма взаимодействия таких явлений, как «миф», «текст», «пространственный локус» «урбанизм» и других.
В статье делается вывод о том, что образ Крыма в лирике Набокова не является простым отображением моментов биографии автора, это тщательно сконструированная мифопоэ-тическая реальность, призванная служить своеобразным связующим звеном между мифом (т. е. художественным преображением реальности) и действительностью. В работе доказывается, что именно крымский миф (а не наоборот, как считалось до сих пор) инспирировал появление петербургского мифа в последующем творчестве писателя.
Ключевые слова: Набоков, поэзия, Крым, Санкт-Петербург, Крымский текст, Крымский миф, Петербургский миф, мифо-поэтическая реальность.
Актуальность темы. Определяя генезис, эволюцию и границы Крымского текста, исследователь А. П. Люсый утверждает, что возник он в рамках Таврического мифа, являющегося в свою очередь южным аналогом петербургского мифа: «Не вдаваясь в сложнейшую проблему роли мифов в человеческом сознании в целом, отметим, что Петербургский текст был порожден Петербургским мифом, Крымский текст - мифом Тавриды. Последний стал южным полюсом петербургского литературного мифа. Отраженная в литературе Петербургская мифология <.. .> прямо или опосредованно оказалась одной из важнейших составляющих первичного языка крымского текста в процессе его рождения и генезиса» [3, с. 15]. Однако в отношении творчества Набокова корреляция Крымского и Петербургского мифов нам представляется иной.
Цель данной статьи - доказать, что при анализе основных структурных и семантических компонентов крымского мифа В. В. Набокова выявилась его первичность по отношению к мифу петербургскому занимающему центральное место в наследии писателя. Именно крымский миф (а не наоборот, как считалось до сих пор)
инспирировал появление петербургского мифа в последующем творчестве писателя.
При целостном рассмотрении творчества Набокова становится очевидным, что крымские образы и впечатления необычайно цепко удерживают внимание автора, отражаясь в его мемуарной прозе, публицистике, интервью, произведениях эпистолярного жанра, научных работах и художественных произведениях. Очевидно также и то, что в качестве объединяющего звена между художественными произведениями русского и англоязычного периода также выступает крымская тема, ставшая постоянным объектом авторского мифотворчества. Следовательно, набоковский крымский миф целесообразно рассматривать в контексте всего творчества писателя.
Однако в глазах большинства исследователей и почитателей Набоков чаще выступает в одной ипостаси - выдающегося прозаика, между тем как он был столь же незаурядным поэтом. Более того, есть основания утверждать, что поэтом он был в первую очередь, несмотря на то, что его поэтическое наследие не так популярно, как прозаическое. Тем не менее именно Набоков-поэт в определенной степени сформировал Набокова-прозаика, утверждавшего: «Я никогда не мог уловить никаких родовых различий между поэзией и художественной прозой. На самом деле я бы определил хорошее стихотворение любой длины как концентрат хорошей прозы с добавлением или без добавления повторяющегося ритма или рифмы» [5, Ш, с. 587].
Несмотря на то, что большинство набоковедов единодушно ценит стихи Набокова гораздо меньше его прозы, нам представляется неоправданной научная невостребованность данной грани его творчества. Общеизвестно, что Набоков был резким, а порой и беспощадным критиком чужого творчества и, естественно, относился с такой же беспощадностью к собственным сочинениям. Однако показательно, что он никогда не переставал писать стихи. Следовательно, он не только считал их жизнеспособными, но неизменно испытывал потребность в поэтической самореализации. Более того, множество поэтических отрывков Набоков вплел в ткань своей прозы, вкладывая их в уста персонажей, многие из которых являются одаренными поэтами.
Примечательно, что, поселившись в 1940 г. в Америке, В. В. Набоков переводит свои русские стихотворения, а также начинает писать стихотворения на английском языке, дабы, избегая косноязычности чужого перевода, донести до англоязычного читателя сокровенные мысли и чувства.
Вспомним, что, хотя Набоков писал стихи еще в Санкт-Петербурге, по-настоящему поэтическим творчеством он начал заниматься только в Крыму. Именно в Крыму окончательно оформляется и получает определенное направление поэтический талант Набокова, уже в произведениях крымского периода видны зачатки многих элементов неповторимого набоковского художественного метода, здесь же происходит закладка фундамента крымского мифа, функционирующего во всем творчестве писателя и объединяющего его в единое целое (поэзию и прозу, произведения русского и англоязычного периода, художественные и научные тексты).
И если начало крымскому мифу в произведениях Набокова было положено в его крымской и ранней эмигрантской поэзии, то относительно петербургского мифа можно утверждать, что этот непреходящий компонент поэтики его произведений «вызревает» гораздо позднее. Примечательно, что в стихотворениях «докрым-ского» периода (юношеский сборник «Стихи», СПб., 1916), созданных непосредственно в Петербурге и его окрестностях, Набоков не касается мифопоэтического пространства города, его внимание занято иными категориями: первая любовь, первые свидания, первые разлуки. Петербург служит лишь фоном бурно развивающегося романа лирического героя, призванным ярче оттенить облик героини - адресата стихотворений Набокова (стихотворения «У дворцов Невы я брожу, не рад.», «Столице»). Это отмечает и А. А. Долинин: «.в ранней поэзии Набокова общие места петербургской эсхатологии играют отнюдь не первые роли. Значительно более заметны в ней ностальгически окрашенные "перечни" утраченного, воссоздающие зрительные и звуковые подробности городского пейзажа и быта в их светлой, дневной ипостаси» [1, с. 349]. Дальнейшие обстоятельства жизни молодого автора (разлука с возлюбленной и разлука с Россией, совпавшие по времени и слившиеся в воображении Набокова навсегда) способству-
ют изменению его поэтической манеры и отходу от реалистичности в сторону мифологичности1.
Попав в «чужое», «нерусское» пространство Крыма, Набоков кардинально меняет взгляд на «малую родину». Он погружается в «пушкинские ориенталии» Крыма, оглядываясь назад с тоской об утраченном, начинает выделять мотивы и образы, впоследствии ставшие компонентами крымского мифа. И лишь потеряв родину окончательно, Набоков уже сознательно выстраивает свой петербургский миф, первые признаки которого обнаруживаются в стихах, написанных за границей.
Так, в стихотворении «Поэту» (Крым, 1918), открывающем сборник «Горний путь» (1923), Набоков, обращаясь, по-видимому, к самому себе, восклицает:
Болота вязкие бессмыслицы певучей покинь, поэт, покинь и в новый день проснись! Напев начни иной - прозрачный и могучий
[4, I, с. 468].
Обратим внимание на словосочетание «болота вязкие» (явная природная реалия севера, в частности, окрестностей Санкт-Петербурга), с которыми сравнивается весь предыдущий поэтический опыт Набокова, позднее всегда отвергаемый автором как неудачный, а также «прозрачный и могучий» напев, относящийся непосредственно к морю как понятию, противоположному болоту. Завершает стихотворение строка: «.. .я слышу новый звук, я вижу новый край...», имеющая отношение к Крыму и характеризующая новый, более совершенный этап творческого пути начинающего поэта.
При сопоставлении моделей крымского и петербургского мифов в поэзии Набокова выявляются очевидные объединяющие структурные и семантические компоненты. Обратимся для примера к нескольким стихотворениям начала 1920-х гг., которым даны лаконично-однообразные названия «Петербург» / «Санкт-Петербург» и в которых автор, отталкиваясь от трехуровневой модели крымского мифа в стихотворениях того же периода, придает петербургскому мифу сходные черты.
1. Крымский миф Набокова генетически является продолжением традиционного для русской поэзии мифа о пушкинской Тавриде, а сама фигура Пушкина приобретает определенную эмблемность: «... Пушкин: плащ, скала, морская пена... Слово "Пушкин" стихами обрастает, как плющом» [4, II, с. 592], в Крыму автор видит живого поэта: «Я вижу здесь его в косой полоске света, /-густые волосы и резкие черты / и на руке кольцо, не спасшее поэта. / И на челе его - тень творческой мечты» [6], слышит его голос в шуме ночного моря: «все оттенки голосов, /мне милых, прерванных так скоро, / - и пенье пушкинских стихов, / и ропот памятного бора» [4, II, с. 539], - и даже общается с ним: «Вдруг Пушкин встал со мною рядом / и ясно улыбнулся мне...» [4, I, с. 525].
Петербургский миф также овеян пушкинским гением: «О город, Пушкиным любимый, / как эти годы далеки!» [4, I, с. 576]. Как и в Крыму, Набоков воочию «видит» Пушкина: «Нева, лениво шелестя, / как Лета льется. След локтя/ оставил на граните Пушкин» [4, I, с. 623], - или слышит его речь: «И слышу я, как Пушкин вспоминает / все мелочи крылатые, оттенки / и отзвуки: «Я помню, - говорит, - / летучий снег, и Летний Сад, и лепет /Олениной...» [4, I, с. 599].
2. Крымская земля в стихотворениях Набокова приобретает черты первозданного рая: «... но если Богом мне простятся мечты ночей, ошибки дня, / и буду я в раю небесном, / он чем-то издавна известным/повеет, верно, на меня!» [4, I, с. 526] - и рая потерянного: «Назло неистовым тревогам, /ты, дикий и душистый край, / как роза, данная мне Богом, / во храме памяти сверкай!..» [4, I, с. 523].
Подобно Крыму, Петербург в стихотворениях Набокова рисуется райским пространством, с которым поэт вынужден был расстаться: «Крушенье было. Брошен я / в иные, чуждые края» [4, I, с. 580]. Ностальгические воспоминания об утраченном «петербургском рае» являются основой нового мифа: «Мой девственный, мой призрачный!.. Навеки / в душе моей, как чудо, сохранится /твой легкий лик, твой воздух несравненный, /твои сады, и дали, и каналы, / твоя зима, высокая, как сон / о стройности
нездешней... / Ты растаял, / ты отлетел, а я влачу виденья / в иных краях...» [4, I, с. 598].
3. Лирический герой стихотворений Набокова постоянно в мыслях или во сне возвращается в Крым, а его воспоминания о полуострове окрашены в пронзительно ностальгические тона: «Ты о прошлом твердишь, о разбитой волне, / а над морем, над золото-глазым, / кипарисы на склонах струятся к луне, / и внимаю я райским рассказам» [4, I, с. 534].
В комплексе мотивов, формирующих петербургский миф Набокова, присутствует и мотив мысленного или сновидческого путешествия в родной город, тайного «возвращения» (стихотворения «Для странствия ночного мне не надо.», «Гость» и множество других).
Литературовед М. А. Новикова отмечает еще одну из ключевых особенностей корреляции крымского и петербургского мифов поэта: «Крым Набокова - это Крым природный, первозданный, экзотичный. У Крыма есть древность, но нет истории. Крым Набокова, как и его Петербург, выключен из исторического времени» [7, с. 101]. Крым Набокова, как и Петербург, не просто топонимы, это ключевые для биографии писателя места, которые впоследствии он каждый раз преобразовывал и видоизменял так, что в тексте оставалось лишь главное, значимое, имеющее вес лишь в глазах самого автора. Таким образом, мифологизация Крыма (как и Петербурга) в искусстве Набокова происходит по типу «приватизации», т. е. присвоения, превращения авторской волей в частное пространство, а также путем «ретуширования» реального образа.
Известно, что над созданием петербургского мифа в русской литературе потрудилось много писателей-урбанистов, на протяжении нескольких столетий «закреплявших» те или иные мифемы города, а также обогащавших его новыми: «.в послепушкинской литературе каждое поколение русских писателей в той или иной форме говорило о своем неприятии Петербурга или даже о ненависти к нему. Но в то же время это не исключало тяги или даже любви к этому городу» [8, с. 15]. Разумеется, амбивалентный облик Петербурга, созданный в первую очередь Пушкиным, Гоголем, Достоевским, а позднее старшими современниками Набокова, в
частности Блоком, А. Белым, был знаком писателю, а следовательно, не мог не повлиять на его собственное видение северной столицы. У Набокова Петербург также отталкивающе-притягательный, болезненно влекущий и далекий от однозначного восприятия, а значит, нельзя категорически утверждать, что Набоков, создавая свой петербургский миф, совершенно отошел от русской литературной традиции, основанной его предшественниками.
В доказательство этого утверждения можно привести именно поэтическое творчество Набокова, а точнее его стихотворения «Петербург» (1921), «Петербург» (1922), «Санкт-Петербург - узорный иней. » (1923), в которых автор продолжает дорисовывать портрет «проклятого города», начатый задолго до него: «Повсюду выросла и сгнила / трава. Средь улицы пустой / зияет яма, как могила; / в могиле этой -Петербург. / Столица нищих молчалива, / в ней жизнь угрюма и пуглива, / как по ночам мышиный шурк / в пустынном доме. » [6, I, с. 576]. Или еще более мрачно: «Он на трясине был построен /средь бури творческих времен: / он вырос - холоден и строен, /под вопли нищих похорон. <.. > Дышал он смертною отравой, / весь беззаконных полон сил» [4, I, с. 587].
В отдельных стихотворениях, посвященных родному городу, Набоков все же обращается к историческим реалиям, однако преломляет их все в том же мифологическом ключе. Так, например, столь болезненные для автора революционные события, начавшиеся именно в Петербурге, он подает как закономерную кару городу, построенному «на костях»:
И оснеженный, в дымке синей однажды спал он, - недвижим, как что-то в сумрачной трясине внезапно вздрогнуло под ним.
И все кругом затрепетало, и стоглагольный грянул зов: раскрывшись, бездна отдавала завороженных мертвецов.
И пошатнулся всадник медный, и помрачился свод небес, и раздавался крик победный: «Да здравствует болотный бес»
[4, I, с. 587].
Параллели между стихотворениями Набокова о Петербурге и произведениями других поэтов, писавших о двойственной природе этого города, очевидны. Многие образы и мотивы данного и других текстов Набокова, в которых есть описание городского пейзажа Петербурга или осмысление его истории, инспирированы образами и мотивами, ставшими уже классическими в мифопоэтике северной столицы. Это дает нам право утверждать, что петербургский миф в лирике Набокова - инерция традиции, которая возникла в русской литературе задолго до него.
Творчество Набокова, безусловно, впитало в себя опыт становления петербургского мифа в творчестве предшественников и современников, что нашло отражение в его художественных текстах как на уровне подражания, влияния, переклички, продолжения традиции, соперничества, диалога, так и на уровне дискуссии, а порой и неприятия.
Крымский миф у писателя, в свою очередь, также ведет полилог с мифомоделями Крыма в творчестве Пушкина, Батюшкова, Бенедиктова, Минаева, Бунина, Чехова, а также Мережковского, Цветаевой и других писателей и поэтов, творивших в XIX и ХХ веках и на их рубеже. Однако в отличие от традиционного петербургского мифа, крымский миф Набокова можно назвать составляющей Таврического мифа его предшественников лишь отчасти. Мифопоэтическая модель Крыма в творчестве Набокова - скорее особый виток этого мифа, получивший за прошедшее с пушкинской поры столетие новое историческое, духовное и художественное наполнение.
Выводы. Результаты исследования дают основание заключить, что образ Крыма в лирике Набокова не является простым отображением моментов биографии автора, это тщательно сконструированная мифопоэтическая реальность, призванная служить своеоб-
разным связующим звеном между мифом (т. е. художественным преображением реальности) и действительностью. Это утверждение справедливо и для набоковского петербургского мифа, который, безусловно, является хронологически вторичным, однако первостепенным по значимости не только для поэзии, но и для прозы писателя.
Примечания
1 Более подробно с некоторыми мотивами индивидуальной мифологии Набокова-урбаниста можно ознакомиться в работе Ю. Левинга [2].
Список использованных источников
1. Долинин А. А. Проза Набокова и «Петербургский текст» русской литературы / А. Долиин // Истинная жизнь писателя Сирина: Работы о Набокове. СПб.: Академический проект, 2004. С. 346366.
2. Левинг Ю. Вокзал-Гараж-Ангар: Владимир Набоков и поэтика русского урбанизма [Текст] / Ю. Левинг // СПб. : Изд-во Ивана Лимбаха, 2004. 400 с.
3. Люсый А. П. Крымский текст в русской литературе [Текст] /
A. П. Люсый // СПб. : Алетейя, 2003. 314 с. (Серия «Крымский текст»).
4. Набоков В. В. Собр. соч. русского периода: В. 5 т. [Текст] /
B. В. Набоков. - СПб. : Симпозиум, 1999-2000. Т. 1-3. СПб., Симпозиум, 2001. Т. 4-5.
5. Набоков В. В. Собр. соч. американского периода: В 5 т. [Текст] / В. В. Набоков. - СПб. : Симпозиум, 1997. Т. 1-4. СПб., 1999. Т. 5.
6. Набоков В. В. Бахчисарайский фонтан (Памяти Пушкина) [Электронный ресурс]. / В. В. Набоков. - Режим доступа: http:// nabokovandko.narod.ru/Texts/Stihi_7.htm
7. Новикова М. А., Мисюк А. В. Факты и Символы (Крым В. Набокова) [Текст] / М. А. Новикова, А. В. Мисюк // Пилигримы Крыма' 98. Материалы IV меж. конференции. - Симферополь, Крымский Архив, 1998. С. 99-102.
8. Отрадин М. В. Петербург в русской поэзии XVIII - начала XX века [Текст] / М. В. Отрадин // Петербург в русской поэзии (XVIII -начало XX века): Поэтическая антология. Л., 1988. С. 5-32.
9. Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического [Текст]: Избранное / В. Н. Топоров. М.: Прогресс; Культура, 1995. 624 с.
THE MYTH OF ST. PETERSBURG AND THE CRIMEAN MYTH IN NABOKOV'S POETRY: GENESIS AND CORRELATIONS
Bespalova Elena Konstantinovna
Candidate of Philology, Associate Professor of Russian and foreign literature, Taurida Academy «Crimean Federal University named after V.I. Vernadsky» (Simferopol, Russia); e-mail: [email protected]
This article analyzes the main structural and semantic components of the Crimean myth, created in V. V. Nabokov's early poetry and reveals its primacy in relation to the myth of St. Petersburg, which is central in the heritage of the writer. The subject of the study is based on Nabokov's early poetry. The study was conducted with the use of biographical, literary-historical, typological and comparative methods.
The results can be used in studying of the Crimean text and Crimean myth in Russian literature, as well as expand the understanding of the work of Vladimir Nabokov. The findings are relevant not only for Nabokov studies as a branch of national history of literature, literary theory, but in science, aspiring to the development of the mechanism of interaction of such phenomena as «myth», «text», «spatial locus» «urbanism» and others.
It is proved that it is the myth of Crimea (not vice versa, as previously thought) inspired the appearance of the St. Petersburg's myth in the future works of the writer.
Keywords: Nabokov, poetry, Crimea, St. Petersburg, Crimean text, Crimean myth, myth of St. Petersburg , mythopoethic reality.
References
1. Dolinin A. A. Nabokov's prose and the «Petersburg text» of Russian literature. / A. Dolinin // The true life of the Sirin writer: works on Nabokov. SPb.: Academic Project, 2004. Р. 346-366.
2. Leving, Yu-Station Garage, Hangar: Vladimir Nabokov and poetics of Russian urbanism / Yu Leving // St. Petersburg.: Publishing House Ivan Limbakh, 2004. 400 p.
3. Lyusy A. P .Crimean text in Russian literature. SPb.: Aletheia, 2003. 314 p. («Crimean text» Series).
4. Nabokov V. Coll. Op. Russian period: 5 vol. SPb.: Symposium, 1999-2000. Vol. 1-3. SPb.: Symposium, 2001. T. 4-5.
5. Nabokov V. Coll. Op. American period: 5 vol. SPb.: Symposium, 1999-2000. Vol. 1-3. SPb.: Symposium, 2001. T. 4-5.
6. Nabokov V. Fountain of Bakhchisarai (In Memory of Pushkin) [electronic resource]. / Vladimir Nabokov. - Access mode: http:// nabokovandko.narod.ru/Texts/Stihi_7.htm
7. Novikova M. A., Misyuk A. V. Facts and Symbols (Vladimir Nabokov's Crimea). Crimean Pilgrims'98. Matt. IV Int. Conf. Simferopol, Crimean Archive, 1998. 99-102.
8. Otradin M. V. Petersburg in Russian poetry of XVIII - early XX century. Petersburg in the Russian poetry (XVIII - beginning of XX century): Poetry anthology. L., 1988, pp 5-32.
9. Toporov V. N. Myth. Ritual. Symbol. Image: Research in mythopoetics: Selected. M., 1995. 624 p.
