CC BY
71УДК 821.161.1-09 «20»
КРЫМСКИЙ ТЕКСТ В РУССКОЙ НОВЕЛЛИСТИКЕ В. НАБОКОВА
Беспалова Елена Константиновна,
к. филол. н., доцент кафедры русской и зарубежной
литературы Таврической академии (структурное подразделение) ФГАОУ ВО «Крымский федеральный университет имени В. И. Вернадского» (г. Симферополь, РФ); e-mail: korelkon1975@mail.ru
Целью данной статьи является изучение путей формирования и особенностей Крымского текста в ранней «малой прозе» В. Набокова.
Предметом исследования послужила русская новеллистика писателя.
Исследование проводилось с использованием биографического, историко-литературного, сопоставительного и типологического методов.
Полученные результаты могут быть использованы при изучении Крымского текста в русской литературе, а также расширяют представление о творчестве В. В. Набокова.
© Е. К. Беспалова, 2016
104
Установленные закономерности функционирования Крымского текста Набокова актуальны не только для набоковеде-ния как раздела отечественной истории литературы, но для теории литературоведческой науки, устремленной к освоению механизма взаимодействия таких явлений, как «миф», «текст», «пространство», «геопоэтика» и других.
В статье делается вывод о том, что Крымский текст писателя является, с одной стороны, интертекстом, нацеленным на сознательный «диалог» с текстами А. С. Пушкина и других русских классиков, а с другой стороны, образует претекст многих более зрелых произведений самого Набокова.
Ключевые слова: Крым, Крымский текст, геопоэтика, претекст, интертекст, новеллистика, Набоков.
В литературоведческой науке последних лет была разработана методология изучения пространственного фактора в литературе, на основе которой происходит выделение и последующее создание Х-текста: Петербургского, Московского, Киевского, Пермского, Карельского, Уральского, Итальянского, Готического и других его разновидностей1. По аналогии был выделен и Крымский текст, а также его более дробные составляющие2. Этой проблеме, в частности, посвящена дискуссионная работа А. П. Люсого «Крымский текст в русской литературе» (2003), где утверждается, что «важнейшими базовыми инструментами гуманитарных исследований являются сейчас такие взаимосвязанные между собой понятия, как текст и пространство» и особо подчеркивается, что «в литературоведении эти понятия играют свою важную специфическую роль» [11, с. 9]. А. П. Люсый также вводит в литературоведческий оборот понятие «геопоэтики».
История изучения вопроса. На уникальный феномен взаимоотношений текста и пространства (в первую очередь на примере Петербурга и текстов о нем) литературоведы обратили внимание достаточно давно. Так, М. В. Отрадин, ссылаясь на книгу Н. П. Анциферова «Душа Петербурга» (1922), заметил, что произведения разных авторов о Петербурге «образуют как бы цепочку текстов, точнее - целую разветвленную сеть, в которой каждое звено
подключено под общее смысловое напряжение», и которые можно рассматривать как «единый петербургский текст» [15, с. 5].
Впервые в литературоведении Петербургский текст как отдельная геопоэтическая и мифопоэтическая единица был изучен В. Н. Топоровым. Академик разработал критерии выделения в художественной литературе Петербургского текста, взяв за основу способы языкового кодирования его основных компонентов3, и дал определение данному феномену как «кросс-жанровому, кросс-темпоральному и кросс-персональному» циклу [17]. Эта идея, быстро подхваченная учеными, легла в основу ряда работ, посвященных разностороннему изучению Петербургского текста в творчестве писателей разных эпох.
Из недавних исследований, нацеленных на изучение Петербургского и других Х-текстов непосредственно в наследии В. В. Набокова, стоит упомянуть статьи литературоведов А. А. Долинина [6] и Р. Д. Тименчика [16], работу финского ученого П. Тамми «Санкт-Петербургский текст и его „набоковское" своеобразие» [19], а также кандидатские диссертации Криволуцкой Т. С. «„Городской текст" русских романов В. Набокова 1920-1930-х годов» (Москва, 2008), Морева Д. А. «Берлин как текст в метаромане В. В. Набокова и Э. М. Ремарка» (Москва, 2008), Уиллис О. Ю. «Поэтика городского пейзажа в прозе В. В. Набокова» (Москва, 2008).
В уже упомянутой работе А. П. Люсый отмечает, что «отталкиваясь от сформулированной В. Н. Топоровым идеи „Петербургского текста", ученые наметили аналогичные подходы в изучении ряда „провинциальных" российских культурных локусов» [11, с. 12], однако обходит вниманием творчество В. В. Набокова, о чьем пребывании в Крыму упоминается вскользь в главе 5 («Крымский текст и проблема неомифологизма»), несмотря на то, что эта тема, во-первых, в творчестве писателя очень многогранна, а во-вторых, отвечает теме исследования А. П. Люсого, видящего в Крымском тексте южный вариант Санкт-Петербургского текста.
Особая роль «провинции» в целом, и крымской в частности, в творческом становлении представителей искусства не раз отмечалась В. В. Абашевым [1], В. П. Казариным [8], М. А. Новиковой [14] и другими учеными.
Крымский текст - одна из самых перспективных и продуктивных в современном литературоведении проблем. Научно-исследовательская рецепция проблемы Крымского текста, сформированная, прежде всего, работами А. П. Люсого [11, 12] и других литературоведов [9, 10], дает возможность говорить о Крымском тексте в русской культуре как о свершившемся факте.
Общеизвестно, что накануне эмиграции из России классик русской и американской литературы В. В. Набоков довольно продолжительное время провел в Крыму Впервые в зарубежном набоко-ведении на важность крымского периода в творческом развитии Набокова указал новозеландский исследователь Б. Бойд. Он же выделил некоторые особенности разработки крымской темы в произведениях писателя [3, 4]. Вслед за ним американский набоковед М. Д. Шраер [18] оценил крымский этап биографии Набокова как один из важнейших в процессе его творческого становления.
В русской набоковиане пребывание Набокова в Крыму частично освещалось в монографиях Н. А. Анастасьева («Феномен Набокова», 1992; «Одинокий король», 2002), Б. Носика («Мир и дар Владимира Набокова», 1995) и А. М. Зверева («Набоков», 2001), однако освещение это носило беглый характер и содержало отдельные фактические неточности.
Актуальность данной статьи обусловлена тем, что в широком многообразии литературно-критических работ по стилистике, сюжетике и поэтике В. В. Набокова, ежегодно пополняющемся как в русском, так и в зарубежном литературоведении, отсутствуют исследования, посвященные непосредственно Крымскому тексту писателя. А ведь очевидно, что черты Крымского текста обнаруживаются не только в произведениях, написанных Набоковым непосредственно в Крыму, но и в работах, созданных на всем протяжении творческого пути автора.
Крымский текст в произведениях Набокова - многоплановая и сложная для изучения область, имеющая в художественном наследии писателя две разновидности. Во-первых, это произведения, написанные во время пребывания автора на крымской земле, а во-вторых, - произведения, в которых напрямую или имплицитно упоминаются крымские реалии, а также факты из биографии писателя, имевшие место во время его жизни в Крыму.
К первой группе произведений относится ранняя лирика Набокова, частично вошедшая в опубликованные уже за границей сборники «Гроздь» (Берлин, 1923) и «Горний путь» (Берлин, 1923). Эта группа стихотворений, в свою очередь, делится на две отдельные подгруппы: стихотворения, касающиеся крымской темы (в основном пейзажные зарисовки), а также стихотворения, темой которых становятся отвлеченные материи, исторические события и философские вопросы, интересующие автора в определенный момент его жизни, совпавший с крымским «изгнанием».
Вторая группа включает в себя все остальные поэтические и прозаические произведения писателя, написанные как в русскоязычный, так и в англоязычный периоды его творчества: стихотворения, поэмы, ранние рассказы, русские романы, зрелые рассказы и англоязычные романы.
Существует еще одна группа произведений, которые стоят в на-боковском творчестве особняком, но, тем не менее, дополняют Крымский текст - научные работы писателя. Будучи многогранным и одаренным во многих сферах человеком, Набоков, помимо художественных произведений, оставил богатейший научный материал по исследованию словесности (лекции по русской и зарубежной литературе, критические эссе, литературоведческие статьи, трехтомный комментарий к им же переведенному на английский язык «Евгению Онегину»), а также ряд научных работ по одной из ветвей энтомологии - лепидоптерологии.
Цель данной статьи - показать, как формировался Крымский текст Набокова на примере его ранней новеллистики. Рассказы Набокова, несмотря на их меньшую известность и исследованность по сравнению с его романами, тем не менее, в полной мере заслуживают пристального научного внимания и глубокого изучения. В отношении же Крымского текста - в особенности.
Свой путь в литературе Набоков, подобно многим русским писателям, начал как поэт, а переход от поэзии к прозе, не оставляя при этом поэтического творчества, он совершил уже за границей, в начале 1920-х годов ХХ века. Его первые рассказы еще несут на себе печать ученичества и стилистического несовершенства, однако уже и в них можно расслышать неподражаемый авторский
голос. Показательно также, что новеллистика раннего Набокова (тогда - В. Сирина) продолжает развивать многие из тем, затронутых еще его крымской поэзией.
Эту тематическую преемственность Набоков трактовал как свободное, порой почти дословное использование в прозе поэтических образов, эпитетов и мотивов, уже прозвучавших в его стихак. И. М. Богоявленская справедливо отметила тот бесспорный факт, что крымские стихотворения «стали для Набокова в эмиграции воспоминанием, живым звуком былой поры», «строки, образы, мотивы из невостребованных стихотворений - это то, что поместилось в дорожном мешке, эхом отозвалось в других произведениях, послужило хворостом в костер „грядущих песен"» [2, с. 210]. А. А. Долинин уточняет: «.. .прорыв к собственному стилю Набоков совершил только тогда, когда он начал писать самостоятельную прозу как раскрепощенную поэзию, как прозаический „перевод" образов, интонаций и метафор своих ранних стихов» [7, с. 17].
Этот прием парадоксальным образом пошел на пользу и романистике, и новеллистике Набокова, в которых подобный «перевод» не воспринимался читателем как перепев или повторение, а наоборот позволил автору «выработать особую технику структурирования прозаического текста как квазипоэтичекого единства, пронизанного значимыми повторами, перекличками, рифмами ситуаций, разветвленными лейтмотивами», в результате чего «его проза смогла освоить и синтезировать едва ли не все основное наследие русской поэзии» [7, с. 18].
Примечательно, что и после обращения к прозе Крым как некая культурно-историческая категория и мифопоэтическая территория, созданная еще в крымских стихотворениях, не покидает творчества Набокова. Крымские реалии и топонимы, имена и фамилии людей, встреченных писателем в Крыму, - все это образует перетекающий из произведения в произведение сквозной мотив русской прозы Набокова-Сирина.
Особенность набоковского творчества - феномен повторений, возвращений, автоаллюзий и автоцитирования - натолкнула некоторых исследователей на мысль о несерьезности, незрелости и даже «лабораторности» набоковской поэзии и его малой прозы по отно-
шению к прозе романной. Под лабораторностью подразумевается то, что сначала писатель испытывал тот или иной сюжетный ход, стилистический прием или элемент поэтики на произведении малой формы, а уж потом, по завершении эксперимента, применял его в более масштабном произведении. Подобный подход к поэзии и новеллистике Набокова представляется неоправданным, поскольку обедняет представление о целостной картине творчества писателя, в которой при помощи намеренных сквозных тем, образов и приемов воедино связаны поэтическая и прозаическая его части. Применяя столь близкую Набокову энтомологическую параллель, можно считать его поэзию «куколкой» по отношению к «бабочке» его прозы, не предпочитая по важности ни одну из стадий данной природной метаморфозы.
Таким образом, Крымский текст Набокова одновременно является и претекстом всех его последующих текстов, и одновременно интертекстом в узком понимании термина как текста, который ведет непрерывный диалог с претекстом, а также трансформирует пре-текст в новую форму, придавая ему новое звучание и значение.
Одна из первых и главных тем, перекочевавших в прозу Набокова из его поэзии, по верному утверждению А. А. Долинина, - «ностальгические воспоминания об утраченном рае детства и юности с его петербургской, дачной и крымской локализацией» [7, с. 19]. Именно эти три главные точки, на которые все время опирается память Набокова, находящегося в изгнании, и создают ту неповторимую атмосферу произведений писателя, которая отличает их от произведений других авторов первой волны русской эмиграции.
Впервые Крым в набоковской прозе возникает в рассказе «Пасхальный дождь» (1924): «Хотелось молчать, думать о своем, говорить одними взглядами, особыми, словно рассеянными улыбками, о сыне, убитом в Крыму» [13, I, с. 78-79]. Этим рассказом открывается целая вереница персонажей большой и малой прозы Набокова, которых постигла та же участь - ранение или (чаще) гибель в Крыму. Здесь же необходимо добавить, что и сам Набоков пережил личную потерю, находясь в Крыму, где погиб его родственник и близкий друг - Юрий Рауш. Биографические корни этого отрывка очевидны.
Герой рассказа «Порт» (1924), недавно приехавший из Константинополя в оставшийся безымянным «древний южно-французский порт», подолгу гуляет по городу: «Было часов пять пополудни. На синеву моря в пролетах переулков больно было смотреть. Пылали круговые щиты уличных уборных. Он вернулся в свою убогую гостиницу, - и, медленно заломив руки, в блаженном солнечном опьянении свалился навзничь на постель. Ему приснилось, что он снова офицер, идет по крымскому косогору, поросшему молочаем и дубовым кустарником, - и на ходу стэком скашивает пушистые головки чертополоха. Он проснулся оттого, что во сне засмеялся: проснулся, а в окне уже синели сумерки» [13, I, с. 119]. Так, увиденное героем море в неназванном портовом городке, а также природа юга Франции, внешне невероятно схожая с крымской, навеяли ему сон о «крымском косогоре» из его белого прошлого, подарили ощущение счастья, заставившего его засмеяться во сне.
В рассказе «Звонок» (1927), написанном спустя восемь лет после вынужденного отъезда автора за границу, в первом же абзаце сообщается, что у России, которая «долго держала его», пока «он медленно соскальзывал вниз с севера на юг», и «все старалась удержать его - Тверью, Харьковом, Белгородом - всякими занимательными деревушками. », для героя был припасен «еще один соблазн, еще один последний подарок, - Таврида» [13, II, с. 492]. Именно поэтическая «Таврида», а не географический «Крым» была подарена в 1917 году и юному Набокову, ведь «Таврида» ассоциировалась для русского слуха с югом России, тогда как «Крым» представал как неизведанная территория, населенная носителями иной веры и иного языка. Однако характерно, что уже в одном из первых упоминаний о Крыме Набоков дает ему весьма лестное определение, называя его «последним подарком», что в значительной степени выражает личное отношение автора. Ведь Набоков, которому перед тем как навсегда лишиться родины, так же, как и многим героям его русскоязычной прозы, довелось побывать в Крыму и вкусить его прелести и соблазны, лишь за границей осознал, что этот период в его жизни обогатил его новым опытом, столь необходимым начинающему писателю: опытом счастья, взросления, самоопределения.
В рассказе «Круг» (1936), тематически примыкающем к роману «Дар» и заключающем в своей структуре пронзительную ностальгическую спираль, читаем: «... семья же его, по-видимому, предпочитала крымское имение петербургскому, а по зимам жила в столице» [13, Ш, с. 641]. В действительности семья Набоковых владела тремя имениями, расположенными под Санкт-Петербургом, но своего крымского имения у Набоковых не было. Иллюзия собственного дома в Крыму у Набокова возникнет, когда он окажется в 1917 году в Гаспре, затем в Ливадии, где еще успеет уловить «уходящую натуру» - атмосферу крымского имения - и навсегда сохранит ее в памяти, чтобы время от времени извлекать этот реквизит для творческих нужд.
В рассказе «Весна в Фиальте» (1956), самом известном и, пожалуй, самом изученном литературоведами, автор, вводя читателя в выдуманный им город и описывая его своеобразие, уже во втором абзаце признается: «Я этот городок люблю; потому ли, что во впадине его названия мне слышится сахаристо-сырой запах мелкого, темного, самого мятого из цветов, и не в тон, хотя внятное, звучание Ялты...» [13, IV, с. 563]. В. В. Абашев, комментируя смысловое наполнение данного поэтонима, утверждает, что он «внятно отсылает нас к ялтинским историям русской литературы. Это имя сконструировано для нужд повествования и им исчерпывается» [1, с. 563]. Эти многочисленные «ялтинские истории» русской литературы можно считать более дробной составляющей Крымского текста - Ялтинским текстом. А сам Ялтинский текст, безусловно, ассоциируется, прежде всего, с всемирно известным рассказом А. П. Чехова «Дама с собачкой».
Интересно, что американский набоковед М. Д. Шраер посвятил одну из глав своей книги «Набоков: темы и вариации» анализу совпадений, параллелей и перекличек между текстами «Весны в Фиаль-те» и этого самого «ялтинского» чеховского рассказа. Автор монографии утверждает, что Набоков является продолжателем «чеховских традиций в русской литературе ХХ века», и вступает в «многоступенчатый диалог с Чеховым, диалог, который вылился в творческое перечитывание и переписывание „Дамы с собачкой"» [18, с. 85].
Некоторые параллели, проводимые М. Шраером в данной работе, могут показаться излишне смелыми, но отнюдь не беспочвенными: исследователь своеобразно «высвечивает» крымский
материал, скрытый в набоковском рассказе, действие которого происходит далеко за пределами Крыма. На наш взгляд, «Весна в Фи-альте» действительно содержит крымские мотивы, однако взятые Набоковым не у Чехова, а из собственного опыта. Достаточно сравнить описания крымской местности в романах «Машенька» и «Подвиг» с пассажем из «Весны в Фиальте»: «Улица была все такая же влажная, неоживленная; чадом, волнующим татарскую мою память, несло из голых окон бледных домов; небольшая компания комаров занималась штопанием воздуха над мимозой, которая цвела, спустя рукава до самой земли» [13, IV, с. 567]. Кроме этого, известно, что «татарская память» самого автора досталась ему от предков, а точнее: «от обрусевшего шестьсот лет тому назад татарского князька по имени Набок» [13, V, с. 170].
В одном из интервью Набоков заметил: «Творческому писателю следует внимательно изучать труды своих конкурентов, в том числе и Всемогущего. Он должен обладать врожденной способностью не только перестраивать, но и воссоздавать мир» [13, Ш, с. 575]. И если Крым воссоздан в его произведениях не вполне фотографически, это не значит, что он не воссоздан вообще: Набоков рисует Крым в реальных формах - запахи, звуки и краски полуострова переданы им с удивительной эмоциональной точностью, воплощены, «овеществлены» словом. Но важнее то, что Крым воссоздан во внутреннем мире героев Набокова, в логике их поведения, а также проявлен в характере творческого мышления мастера.
Овеществление Крыма в прозе Набокова осуществляется по определенным правилам, которым автор неукоснительно следует: сохранение первичного эмоционального накала описываемого события, впечатления, факта, «клиширование» их с целью вторичного использования, исключение Крыма из конкретного «жесткого» исторического пространства и времени. За каждым из воссозданных ощущений или образов, полученных им в Крыму, Набоковым закрепляется строго определенный смысл, который писатель нередко извлекает из одного произведения, чтобы сделать частью другого, практически не подвергая переделке. Этим объясняется значительная часть повторов, автоаллюзий и автоцитирований в набоковской поэзии и прозе, так или иначе касающейся крымского
пространства. Благодаря этому прозаический вариант Крымского текста Набокова представляет собой интертекст, а поэтический вариант - претекст этого интертекста.
Без сомнения, Крымский текст Набокова представляется, с одной стороны, интертекстом в узком понимании термина, т.е. текстом, нацеленным на сознательный «диалог» с текстами А. С. Пушкина, а также Л. Н. Толстого, А. П. Чехова, И. А. Бунина, а с другой стороны, образует претекст многих его более зрелых произведений. Установить закономерности функционирования Крымского текста Набокова актуально не только для набоковедения как раздела отечественной истории литературы, но для теории литературоведческой науки, устремленной к освоению механизма взаимодействия таких явлений, как «миф», «текст», «пространство», «геопоэтика» и других.
Создавая свой Крымский текст (как лирический его вариант, так и эпический), Набоков продолжает традицию, сформированную произведениями многих русских писателей и поэтов, к которым он постоянно творчески апеллирует посредством явных и скрытых цитат, аллюзий и реминисценций. Поэтому книги этих авторов могут рассматриваться как своего рода претексты набоковского интертекста, а шире - Крымского текста русской литературы ХХ века.
Примечания
1 Примером могут служить следующие исследования: Москва и «московский текст» русской культуры. М., 1998; Москва и «Москва» Андрея Белого. М., 1998; Хачатуров С. В. «Готический вкус» в русской художественной культуре XVIII века. М., 1999; Константинова С. Л. «Итальянский текст» В. Ф. Одоевского. Текст в гуманитарном знании. М., 1997; Абашев В. В. Пермь как текст. Пермь в русской культуре ХХ века. Пермь, 2000; Разумова И. А. «Под вечным шумом Кивача...» (Образ Карелии в литературных и устных текстах). Геопанорама русской культуры: Провинция и ее локальные тексты. М., 2004.
2 С. Н. Бунина, например, выделяет Коктебельский текст, как важнейшую составляющую и самостоятельную часть Крымского текста [5, с. 99].
3 В связи с этим среди весьма полезных работ может быть назван сборник «Семиотика города и городской культуры» (Петербург Тарту, 1984).
Список использованных источников
1. Абашев В. В. «Люверс родилась и выросла в Перми...» (место и текст в повести Бориса Пастернака). Геопанорама русской культуры: Провинция и ее локальные тексты. М.: Языки славянской культуры, 2004. С. 561-591.
2. Богоявленская И. М. Владимир Набоков. С Пушкиным в Крыму. Крымский Архив, 1999. №24. С. 210-214.
3. Бойд Б. Владимир Набоков: американские годы: Биография. М. : Независимая Газета; СПб.: Симпозиум, 2004. 928 с. (Boyd B. Vladimir Nabokov: the American years. Princeton University Press, Princeton, New Jersey, 1991. 783 p.)
4. Бойд Б. Владимир Набоков: русские годы: Биография. М. : Независимая Газета; СПб.: Симпозиум, 2001. 695 с. (Boyd B. Vladimir Nabokov: the Russian years Princeton University Press, Princeton, New Jersey, 1990. 550 p.)
5. Бунина С. Н. Поэты маргинального сознания в русской литературе начала ХХ века (М. Волошин, Е. Гуро, Е. Кузьмина-Караваева): Монография. М.: Изд-во РУДН, 2005. 439 с.
6. Долинин А. А. Проза Набокова и «Петербургский текст» русской литературы. Истинная жизнь писателя Сирина: Работы о Набокове. СПб. : Академический проект, 2004. C. 346-366.
7. Долинин А. А. Истинная жизнь писателя Сирина // Набоков В. В. Русский период. Собрание сочинений в 5 т. - СПб.: Симпозиум, 1999. Т. 1. С. 9-25.
8. Казарин В. П. Апология провинции. Крым. Симферополь, 2001. №1. С. 31-35.
9. Крымский текст в русской культуре : Материалы международной научной конференции. Санкт-Петербург, 4-6 сентября 2006 г/ Под ред. Н. Букс, М. Н. Виролайнен . - СПб, 2008. - 250 с.
10. Курьянов С. О. Крымский текст как литературоведческий феномен // Вопросы русской литературы: Межвузовский научный сборник. Вып. 29 (86). Симферополь: Бизнес-информ, 2014. С. 176-185.
11. Люсый А. П. Крымский текст в русской литературе. СПб.: Алетейя, 2003. 314 с. (Серия «Крымский текст»).
12. Люсый А. П. Наследие Крыма: геософия, текстуальность, идентичность. М. : Русский импульс, 2007. 240 с.
13. Набоков В. В. Собр. соч. русского периода: В. 5 т. СПб.: Симпозиум, 1999-2000. Т. 1-3. СПб. : Симпозиум, 2001. Т. 4-5.
14. Новикова М. А., Мисюк А. В. Факты и Символы (Крым В. Набокова) Пилигримы Крыма' 98. Мат. IV межд. конф. Симферополь, Крымский Архив, 1998. С. 99-102.
15. Отрадин М. В. Петербург в русской поэзии XVIII - начала XX века. Петербург в русской поэзии (XVIII - начало XX века): Поэтическая антология. Л., 1988. С. 5-32.
16. Тименчик Р. Петербург в поэзии русской эмиграции. Звезда. 2003. №> 10. С. 194-205.
17. Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоетического: Избранное. М., 1995. 624 с.
18. Шраер М. Д. Набоков: Темы и вариации. СПб.: Академический проект, 2000. 384 с.
19. Pekka, Tammi. Russian Subtexts in Nabokov's Fiction. Four Essays Tampere, 1999. P. 65-90.
THE CRIMEAN TEXT IN NABOKOV'S RUSSIAN SHORT
STORIES
Bespalova Elena Konstantinovna
Candidate of Philology, Associate Professor of Russian and foreign literature, Taurida Academy "Crimean Federal University named after V.I. Vernadsky " (Simferopol, Russia); e-mail: korelkonl 9 75@mail. ru
The purpose of this article is to explore ways of formation and peculiarities of the Crimean earlier text in a "small prose " Nabokov.
The subject of the study are Russian short stories written by Nabokov.
The study was conducted with the use of biographical, literary-historical, typological and comparative methods.
The results can be used to study the the Crimean text of Russian literature, as well as expand the understanding of the work of Vladimir Nabokov.
The established principles of functioning of the Crimean text Nabokov are relevant not only for science of Nobokov as a section of Russian literary history, but for the theory of literary science, aspiring to the development of the mechanism of interaction of phenomena such as "myth", "text", "space", "geopoetics" and others.
The article concludes that the Crimean text of the writer is, on the one hand, an intertext, aimed at the conscious "dialogue" with the texts of Pushkin and other Russian classics, and on the other hand, forms the pretext of many more mature works of Nabokov.
Keywords: Crimea, the Crimean text geopoetics, pretext, intertext, short stories, Nabokov.
References
1. Abashev V. V. "Liuvers was born and raised in Perm ..." (place and text in the novel by Boris Pasternak). Geopanorama of Russian culture: Province and its local texts. M.: Slavic Culture Languages, 2004, pp 561-591.
2. Bogoyavlenskaya I. M. Vladimir Nabokov. With Pushkin in the Crimea. Crimean Archive, 1999. J№4. pp.210-214.
3. B. Boyd. Vladimir Nabokov: American years: A Biography. M: Nezavisimaya Gazeta; SPb .: Symposium, 2004. 928 p. (Boyd B. Vladimir Nabokov: the American years Princeton University Press, Princeton, New Jersey, 1991. 783 p.)
4. B. Boyd, Vladimir Nabokov: Russian years: A Biography. M: Nezavisimaya Gazeta; SPb .: Symposium, 2001. 695 p. (Boyd B. Vladimir Nabokov: the Russian years Princeton University Press, Princeton, New Jersey, 1990. 550 p.)
5. Bunina S. N. Poets of marginal consciousness in the Russian literature of the early twentieth century (M. Voloshin, E. Guro, E. Kuzmina-
Karavaeva): Monograph. M.: Publishing House of People's Friendship University, 2005. 439 p.
6. Dolinin A. A. Nabokov's prose and the "Petersburg text" of Russian literature. The true life of the Sirin writer: works on Nabokov. SPb. : Academic Project, 2004. C. 346-366.
7. Dolinin A. The true life of the writer Sirin // Russian period. Collected works in 5 tons - SPb.: Symposium, 1999. T. 1. pp. 9-25.
8. Kazarin V. P. Apology of the province. Crimea. Simferopol, 2001. №1. S. 31-35.
9. Crimean text in Russian culture: Materials of the international scientific conference. St. Petersburg, September 4-6, 2006 / ed. N. Bux, MN Virolainen // St. Petersburg, 2008. - 250 p.
10. Kuryanov S. O. Crimean text as a literary phenomenon. Questions of Russian literature: Interuniversity scientific collection. Vol. 29 (86). Simferopol: Business inform, 2014. pp 176-185.
11. Lyusy A. P .Crimean text in Russian literature. SPb .: Aletheia, 2003. 314 p. ("Crimean text" Series).
12. Lyusy A. P. Heritage ofthe Crimea: geosophia, textuality, identity. Moscow: Russian impetus, 2007. 240 p.
13. Nabokov V. Coll. Op. Russian period: 5 vol. SPb .: Symposium, 1999-2000. Vol. 1-3. SPb. : Symposium, 2001. T. 4-5.
14. Novikova M. A., Misyuk A. V. Facts and Symbols (Vladimir Nabokov's Crimea). Crimean Pilgrims '98. Matt. IV Int. Conf Simferopol, Crimean Archive, 1998. 99-102.
15. Otradin M. V. Petersburg in Russian poetry of XVIII - early XX century. Petersburg in the Russian poetry (XVIII - beginning of XX century): Poetry anthology. L., 1988, pp 5-32.
16. Timenchik R. Petersburg in the Russian emigration poetry. Star. 2003. J№ 10. S. 194-205.
17. Toporov V. N. Myth. Ritual. Symbol. Image: Research in mifopoetics: Selected. M., 1995. 624 p.
18. Schreyer M. D. Nabokov: Themes and Variations. SPb .: Academic Project, 2000. 384 p.
