CC BY
330
ли в России редкостью. Лекари, которых готовили в госпитальных школах, преимущественно обслуживали военное ведомство. Гражданская медицина была практически лишена высококвалифицированных кадров. К слову, в медико-статистических сведениях об Архангельской губернии за 1849 г., опубликованных в Архангельских губернских ведомостях, упоминается, что в составе врачебного управления было 14 штатных врачей, 15 лекарских помощников, 2 повивальные бабки в Архангельске и 5 — в уездах и 1 зубной врач [8], т. е. всего 37 медицинских работников на губернию, которая занимала практически весь север Европейской части России! Объем медицинской помощи также был относительно невелик: всего 3285 посещений врачей. В больницах губернии было пролечено 808 человек, из которых 70 (8,7%) умерли [8]. Положение практикующих врачей было непростое. Оклад Мезенского уездного врача, например, в 1887 г. составлял всего 400 руб. в год [9]. И. В. Мазюкевич, член Общества архангельских врачей, отмечал, что только для того чтобы проехать из одного конца Мезенского уезда в другой (более 400 верст), требовалось более 150 руб. [9]. Естественно, что жители наиболее отдаленных волостей уезда не могли надеяться на оказание своевременной медицинской помощи.
На территории Архангельской губернии из-за отсутствия земства штат врачебного управления вплоть до начала XX века определялся нормативами Министерства внутренних дел. В 1878 г. на одного врача на Севере приходилось в среднем 47 378 человек, которые проживали на площади 112 282 км2 [10].
В сравнении с врачом, материальное положение фельдшера в Архангельской губернии было даже несколько лучше. В начале XX века его годовой оклад составлял 240 руб. Дополнительно ему было положено около 200 руб. на питание, разъезды, оспопрививание, конкретные пособия на содержание детей [11]. Вместе с тем служебные обязанности этого медицинского работника были колоссальными: помощь врачу, ведение хозяйства и отчетности врачебного участка, отпуск лекарственных средств, замещение должности аптекаря в уездной больнице. Дополни-
тельно к вышеперечисленному на фельдшера ложилась обязанность вскрытия трупов и проведение судебной экспертизы [11]. Фельдшерский участок также был велик — в среднем 2—3 волости уезда с 50 поселениями и населением до 10 тыс. человек. Расстояние от крайних поселений могло превышать 100 верст [11]. Поскольку врачебные должности в Архангельской губернии годами могли быть не заняты, фельдшера были единственными медицинскими работниками, которые могли оказывать помощь населению. В то же время закон запрещал фельдшерам быть "самостоятельными врачевателями" [11]. Подобное противоречие получило название "фельдшеризм", что по справедливости считалось бедствием российской окраины.
ЛИТЕРАТУРА
1. Государственный архив Архангельской области (ГААО). Ф. 1. Оп. 2. Т. 1а. Д. 181. Л. 1.
2. Государственный архив Архангельской области (ГААО). Ф. 4. Оп. 3. Д. 184. ЛЛ. 3—5 об.
3. Государственный архив Архангельской области (ГААО). Ф. 4. Оп. 7. Д. 722. ЛЛ. 3—4.
4. Ломоносов М. В. Избранные произведения. — Архангельск, 1980. — С. 131—148.
5. Громбах С. М. Вопросы медицины в трудах М. В. Ломоносова. — М., 1961. — С. 9.
6. Государственный архив Архангельской области (ГААО). Ф. 1. Оп. 1. Д. 10 635. Л. 10, 17, 44, 51, 81, 19 об, 30 об.
7. Минейко Г. О. // Архангельск. губерн. ведомости. — 1890. — № 8. — С. 2—4.
8. Отчет врачебного управления // Архангельск. губерн. ведомости. — 1850. — № 20. — С. 4.
9. Мазюкевич И. В. // Архангельск. губерн. ведомости. — 1887. — № 84. — С. 3—4.
10. Обзор Архангельской губернии за 1878 год. Приложение к всеподданнейшему отчету. — Архангельск, 1879. — С. 23—27.
11. Капельс // Изв. Архангельск. о-ва изучения Рус. Севера. — 1909. — № 11. — С. 43.
Поступила 07.06.11
© Е. В. Шерстнева, 2012 УДК 614.2:616.9-022-084]:93
Е. В. Шерстнева ПЕРВЫЕ ПАСТЕРОВСКИЕ СТАНЦИИ В РОССИИ
Национальный НИИ общественного здоровья РАМН, Москва
Статья посвящена начальному этапу организации антирабической помощи населению России. В ней отражена история создания первых 5 пастеровских станций, организованных в России в 1886 г. (в 2011 г. отмечалось их 125-летие), представлены основные направления работы станций и дана оценка их деятельности. Ключевые слова: бешенство, пастеровские прививки, пастеровские станции в Poccuu
THE FIRST PASTEUR STATIONS IN RUSSIA
Ye.V. Sherstneva
The National research institute of public health of Russian academy of medical sciences, Moscow
The article considers the initial stage of organization of antirabic care of population of Russia. The history of organization in 1886 of the five initial Pasteur stations in Russia is presented. The main directions of stations functioning and assessment of their activities is given. Key words: rabies, Pasteur inoculation, Pasteur station, Russia
Тенденция роста частоты случаев бешенства среди животных и трагических исходов этого заболевания среди людей, отмечаемая в последнее десятилетие, вызывает серьезную озабоченность отечественных специалистов и порождает дискуссии об оптимальной организации антирабической службы в нашей стране. В связи с этим история ее формирования в России, особенно на самых ранних этапах, представляет большой интерес. Обратиться к этому вопросу побуждает и то, что в 2011 г. отмечается 125 лет со времени открытия пастеровских станций в России — первых не только в нашем Отечестве, но и в мире — за
Е. В. Шерстнева — канд. мед. наук, ст. науч. сотр. (917-89-39).
пределами Парижа.
Получив одобрение Парижской академии наук, Луи Пастер с ноября 1885 г. начал официально производить антирабические прививки людям, полагая, что одна его лаборатория удовлетворит потребности всего мира. В Париж стали съезжаться пострадавшие из многих стран. Особенно заинтересовались данным вопросом Венгрия, Италия, Россия, где бешенство было наиболее распространено.
Медицинское сообщество России уделяло работам Луи Па-стера пристальное внимание: вопрос о пастеровских прививках освещался в медицинских периодических изданиях, обсуждался на заседаниях научных медицинских обществ, по ходатайству врачей вносился на рассмотрение земств, городских дум.
В столице Российской империи к работам Луи Пастера большой интерес проявлял принц А. П. Ольденбургский. Являясь главнокомандующим гвардейским корпусом, он одновременно принимал участие в жизни нескольких крупных медицинских учреждений Петербурга, поэтому, находясь в постоянном контакте с врачами, был в курсе медицинских открытий. В ноябре 1885 г им был отправлен к Пастеру один из гвардейских офицеров, пострадавший от укуса собственной взбесившейся собаки. Его сопровождал военный врач, доктор медицины Н. А. Круг-левский, которому было поручено изучить у Пастера методику прививок и организовать это дело в Петербурге. Несмотря на то что Луи Пастер отнесся с участием к пострадавшему, материал для вакцинации людей Н. А. Круглевскому он не предоставил. Обстоятельства поездки Н. А. Круглевского, а также хроника последующих событий нашли подробное освещение на страницах газеты "Врач".
Одновременно с отъездом Н. А. Круглевского в Париж ветеринарный врач конного полка Х. И. Гельман заразил двух кроликов мозгом околевшей бешеной собаки и, получив заболевание кроликов, стал поддерживать этот вирус дальнейшими пассажами с целью получить необходимый прививочный материал. Одновременно А. П. Ольденбургский дал распоряжение об устройстве прививочного антирабического учреждения при ветеринарном лазарете конного полка. Таким образом, по свидетельству Н. А. Круглевского, "мысль о создании в России специального учреждения для прививок против бешенства и само ее осуществление принадлежат принцу А. П. Ольденбургскому" [1].
6 февраля 1886 г. министр просвещения после согласования с министром внутренних дел обратился к Пастеру с письменным запросом: согласен ли он принять в свою лабораторию русских врачей для изучения прививок против бешенства. Пастер выразил готовность принять их, но подчеркнул, что в связи с продолжительным инкубационным периодом больные из любой местности русского государства могут успеть вовремя в Париж. При этом он предложил "русскому правительству оказать денежное пособие имеющему быть учрежденным институту для предохранительных прививок против водобоязни. Тогда я почел бы себя счастливым принять в этот институт и врачей Вашего обширного отечества, которые всегда вызывают у меня сильное сочувствие" [2]. В результате в июне 1886 г. на строительство Пастеровского института в Париже (1888) правительством России было выделено 100 тыс. франков (или 40 тыс. золотых рублей) [3], и русские врачи получили возможность беспрепятственно знакомиться с методом Пастера в его лаборатории.
Вместе с тем и до этого события Луи Пастер без всяких ограничений принимал пострадавших из России, а также сопровождавших их врачей. По подсчетам самого Пастера, за период с июля 1885 г. по июль 1886 г. на парижской пастеровской станции побывало около 130 российских пациентов, из них 48 были покусаны бешеными волками [4]. Приезжали больные из Владимира, Ярославля, Твери, Тамбова, Уфы и многих других российских городов. Из Одессы их привез Н. Ф. Гамалея. Самой крупной была партия из 19 покусанных бешеным волком крестьян, прибывших из г. Белый Смоленской губернии в сопровождении доктора Е. А. Давыдова. Трех бельских крестьян спасти не удалось. Становилось все более очевидным, что фактор времени имеет большое значение и антирабическая помощь должна быть приближена к пострадавшим.
Когда в мае 1886 г. д-р Л. И. Воинов привез из Петербурга в Париж 7 человек, укушенных бешеной собакой в селе Рыбацком (под Петербургом), Пастер по окончании лечения вручил ему кролика, зараженного фиксированным вирусом, для доставки на формирующуюся в Петербурге пастеровскую станцию. (Об этой поездке, устройстве Парижской пастеровской станции, сути предложенного Пастером метода было подробно рассказано Л. И. Воиновым на страницах газеты "Врач".) Затем в июне в Петербург были привезены от Пастера еще два кролика 116-го и 117-го пассажа. Они и послужили материалом для начала прививочной работы, поскольку вирус, пассируемый Х. И. Гельманом, имел только 8 переносов и еще не годился для вакцинации людей.
Пастеровская станция в Петербурге начала свою деятельность 13 июля 1886 г. В 1890 г. с созданием Императорского института экспериментальной медицины она вошла в его состав в качестве прививочного отделения. Первоначально работой станции руководил д-р Н. А. Круглевский, который ознакомил с тех-
никой прививок д-ра В. А. Краюшкина, ставшего заведующим станцией и возглавлявшего ее до 1920 г. [5].
Несмотря на то что первые работы по организации пастеровской станции были предприняты в Петербурге, по времени официального открытия и начала прививок столицу опередили Одесса, Варшава и Самара.
Первым действующим прививочным учреждением в России (и вторым в мире после лаборатории Пастера в Париже) стала пастеровская станция в Одессе. Вопрос о создании бактериологической лаборатории и на ее базе пастеровской станции был поднят Обществом одесских врачей и внесен на рассмотрение городской думы в январе 1886 г. И. И. Мечникову было предложено возглавить бактериологическую лабораторию. Командированный обществом в Париж для изучения антирабических прививок Н. Ф. Гамалея в мае 1886 г. сообщил о решении Пастера доверить ему создание в Одессе "предохранительного от бешенства института" и снабдить его необходимым материалом. В июне 1886 г. Н. Ф. Гамалея вернулся в Одессу. Общество санкционировало проведение антирабических прививок, к которым станция приступила 12 июня 1886 г. [6]. В первый же день были привиты 12 человек.
Спустя несколько дней начала действовать пастеровская станция в Варшаве. Ее основателем был молодой ученый-бактериолог О. Ф. Буйвид, выпускник Варшавского университета. Его поездка в Париж для овладения методом Пастера финансировалась кассой научной помощи проф. Мяновского. По возвращении О. Ф. Буйвид открыл у себя на дому пастеровскую станцию, которая приступила к работе 17 июня 1886 г. [7].
Вскоре была открыта пастеровская станция в Самаре. Инициатором ее создания выступило Общество врачей Самарской губернии, которое финансировало командировку в Париж своих членов — д-ра В. Н. Хардина и д-ра В. А. Паршенского, активно интересовавшихся пастеровским методом. Официальным поводом для поездки явилась необходимость лечения укушенного мальчика. Вслед за ними в Париж отправились врачи Самарской губернской больницы В. В. Родзевич и Н. К. Шаровский, сопровождавшие 4 крестьян Ставропольского уезда, искусанных бешеным волком. В мае 1886 г. из Парижа в Самару были привезены привитые кролики и необходимое оборудование, а 2 июля станция приступила к работе. Ее заведующим был назначен д-р В. А. Паршенский [8].
28 июля 1886 г. начала действовать пастеровская станция в Москве. Инициатива ее создания принадлежала Московскому хирургическому обществу, прежде всего его председателю в тот момент Н. В. Склифосовскому, а также членам общества А. А. Гвоздеву и С. В. Пучкову. Общество командировало на собственные средства Н. М. Унковского и А. А. Гвоздева в Париж для изучения пастеровского метода. При содействии московского генерал-губернатора для московской пастеровской станции было подыскано "обширное помещение с особым отделением на 30 больных при Александровской больнице" [9]. Станцией руководил д-р Н. М. Унковский.
На базе Московского военного госпиталя 19 июля 1886 г. начала действовать еще одна пастеровская станция, работой которой руководил П. Петерман, но через несколько месяцев она была закрыта и все прививки сосредоточились в Александровской больнице.
Следует отметить, что в том же году Харьковское медицинское общество также заявило о своем решении открыть пастеровскую станцию, однако с сожалением констатируя, что "у общества нет денег, а на устройство и содержание лаборатории в первый год потребуется 6000 рублей, а в последующие не менее 3000 рублей в год", обратилось "за пособием ко всем учреждениям и лицам, на коих лежит забота об общественном здравии в Харьковской и соседних с нею губерниях ..." [10]. Открыть станцию удалось позднее — в 1887 г.
Таким образом, летом 1886 г. в России по инициативе частных лиц и медицинских обществ было открыто 6 пастеровских станций, из которых действующими остались 5. Характерно, что государственной финансовой поддержки ни на стадии создания, ни в процессе работы они не имели. Деятельность их обеспечивалась различными источниками: частными средствами, отчислениями земских и городских самоуправлений, практиковался сбор средств по подписке частных лиц. Так, пастеровская станция в Петербурге содержалась на личные средства принца А. П. Ольденбургского. С 1895 г. дополнительным источником дохода стала плата (кроме бедных) за лечение прививками
(5 руб.) и за содержание в стационаре (50 коп. в день). Источники финансирования московской пастеровской станции были еще более разнообразны. Средства на ее устройство были выделены попечителем Александровской больницы И. А. Кошелевым. Новое здание для станции (1889) было построено на деньги, собранные по подписке частных лиц. Но работа в нем началась лишь в 1891 г., когда на средства нового попечителя больницы А. И. Протопопова было приобретено необходимое оборудование. Кроме того, выделяли средства и некоторые соседние губернские земства, пользовавшиеся услугами московской пастеровской станции. Например, Тамбовское и Рязанское губернские земства вносили ежегодно по 300 руб. на ее содержание [11]. В Самаре расходы по устройству пастеровской станции и ее содержанию взяла на себя губернская земская управа. Средства на "обзаведение станции" в Одессе были выделены городом (8200 руб.). Работа ее обеспечивалась ежегодными поступлениями из городского и земского бюджетов.
Устройство первых пастеровских станций было весьма скромным. Пастеровская станция в Петербурге с 1886 по 1890 г. располагалась в лаборатории ветеринарного лазарета лейб-гвардии конного полка. Она имела 1 комнату с термостатами и боксом для растирания мозга (в ней производились и прививки), 1 комнату для прививок животным, а также 1 денник с клетками для собак и кроликов. Станция в Варшаве была устроена в доме О. Ф. Буйвида. Лишенный всякой финансовой поддержки, О. Ф. Буйвид за счет своего семейного бюджета оснастил ее необходимым хирургическим и лабораторным инвентарем. В подвале он содержал кроликов.
Между тем очень скоро стала очевидной необходимость открытия и стационарных помещений для содержания тяжелобольных, сильно пострадавших от укусов. С учетом этого в Варшаве городская управа предоставила О. Ф. Буйвиду отделение на 8 коек в Вольском госпитале. При пастеровском отделении Императорского института экспериментальной медицины в Петербурге был открыт стационар на 40 коек. Московская пастеровская станция с 1891 г. также располагала стационарным отделением на 40 коек. В Самаре и Одессе пациентам пастеровских станций в случае необходимости предоставлялись места в губернских больницах.
Стационарные койки предназначались не только для тяжелобольных, но и для людей, прибывших для прохождения лечения издалека. Это было чрезвычайно важно, поскольку 5 станций обслуживали население огромных территорий России. Например, московская станция обслуживала 27 губерний. Особенно много пострадавших доставлялось из Московской, Смоленской, Тверской, Владимирской, Воронежской губерний [12]. Иногородние составляли 83% ее пациентов [13]. Петербургская пастеровская станция обслуживала практически весь северо-запад империи. Наибольшее число укушенных поступало из Псковской, Новгородской, Витебской губерний, Лифляндии, Курляндии, Эст-ляндии, Финляндии. В Одессу приезжали пострадавшие со всех концов России, не исключая Восточной Сибири, прибывали даже из Румынии и Турции. Станция в Самаре обслуживала Поволжье, Урал, Сибирь, Среднюю Азию.
Приток пострадавших на станции из года в год возрастал. Так, если в первые годы работы станции в Петербурге (1886— 1890) ежегодное число обращений составляло 150—250, то в дальнейшем — 1000 и более [14]. В Одессе начиная с 90-х годов XIX века число привитых стабильно превышало (иногда в 2—3 раза!) 1000 человек в год [15].
Это было связано, с одной стороны, с неудовлетворительной постановкой санитарно-ветеринарного надзора и отлова больных животных (на это постоянно указывала медицинская общественность), с другой стороны — с ростом осведомленности врачей и доверия населения к пастеровскому методу. В этом была немалая заслуга пастеровских станций. Дело в том, что важной стороной их деятельности являлось распространение знаний о бешенстве и его лечении, пропаганда пастеровского метода, воспринимавшегося первоначально не всеми врачами и тем более обывателями положительно. В разные годы сотрудники станций выпустили ряд работ, посвященных этой проблеме: Н. Ф. Гамалея "О методе Пастера предохранения укушенных от бешенства" (Одесса, 1886), А. А. Гвоздев "Работы Пастера о бешенстве" (Москва, 1886), О. Ф. Буйвид "Бешенство у людей и профилактическое лечение по методу Пастера" (Варшава, 1892), К. А. Бари "Бешенство" (Москва, 1911) и др.
Притоку пострадавших способствовало и вмешательство городской администрации. Так, в Одессе местной администрацией был издан приказ, вменявший в обязанность "всем полицейским чинам и сельским старшинам принимать надлежащие меры, чтобы все укушенные бешеными животными обязательно доставлялись на Одесскую бактериологическую станцию немедленно по их укушении". Поводом к этому послужил случай, произошедший в декабре 1886 г., когда один из жителей, раненный бешеным волком, "не пожелал подвергнуться прививке и на 21-й день после укушения заболел водобоязнью и умер", в то время как другой пострадавший был привит и остался здоров [16].
За первые полгода своей работы (с лета по конец декабря 1886 г.) 5 российских пастеровских станций привили в общей сложности 815 пострадавших, из них не удалось спасти 22 человека. Наибольшее количество людей было привито на одесской пастеровской станции — 381 человек (12 умерли) [17].
На всех первых русских станциях для лечения укушенных применялся классический пастеровский способ. Материалом для начала работы служил фиксированный вирус, доставленный непосредственно от Пастера из Парижа. Именно эти 5 станций стали в свою очередь источником прививочного материала для учреждений, которые создавались позднее. Больше всего снабжали периферию прививочным материалом московская, петербургская и одесская станции [18]. Следует отметить, что, сохраняя неизменным основной принцип лечения бешенства, и первые, и все последующие русские пастеровские станции, количество которых к 1917 г. достигло 35, с течением времени во многих деталях значительно отклонились от первоначальной методики Парижского Пастеровского института.
Первые пастеровские станции не ограничивались проведением курса прививок, а сумели наладить контроль за состоянием здоровья своих пациентов после окончания лечения. Ежегодно они рассылали справки с запросами к самим больным или наблюдавшим их на местах врачам. Ответы приходили в 80% случаев. Полученный материал анализировался, он также являлся источником ведения статистики смертности.
О масштабах и эффективности работы первых станций позволяют судить сведения, собранные сотрудником Одесского Государственного Санбакинститута (ранее одесской пастеровской станции) О. А. Германом. Так, до 1914 г. самарская станция оказала помощь 24 445 пострадавшим. В Варшаве пастеровская станция за 1886—1908 гг. произвела 18 660 прививок. На одесской станции общее количество привитых с 1887 по 1917 г. составило 47 564 человека. Показатель общей смертности привитых варьировал в пределах 0,4—1,18%, а редуцированной смертности (параметр, введенный Пастером, означавший смертность по истечении 15 сут после окончания лечения прививками) — составлял 0,4%. Эти данные О. А. Герман сопоставлял с показателями работы Института Пастера в Париже: в 1886— 1905 гг. здесь было привито 29 973 человека, редуцированная смертность составляла 0,41% (общую смертность там не учитывали, считая данный показатель неинформативным), в Берлине в 1897—1905 гг. было привито 2790 человек, а показатель редуцированной смертности составлял 0,43% [19]. Таким образом, по эффективности работы первые российские пастеровские станции не уступали ведущим зарубежным учреждениям, а по интенсивности даже превосходили их.
Важно подчеркнуть, что первые станции положили начало не только организации помощи и созданию сети антирабических учреждений в России, но и масштабной научной работе в области микробиологии. На станциях, помимо работ по бешенству, вскоре стали проводиться исследования по сапу, оспе, сифилису, дифтерии, сибирской язве, чуме крупного рогатого скота и другим инфекциям. Они стали той основой, на которой в дальнейшем сформировалась сеть научно-исследовательских бактериологических институтов в нашей стране.
ЛИТЕРАТУРА
1. Круглевский Н. А. Письмо в редакцию // Врач. — 1886. — № 10. — С. 193.
2. Хроника и мелкие известия // Врач. — 1886. — № 28. — С. 195.
3. Хроника и мелкие известия // Врач. — 1886. — № 25. — С. 467.
4. Воинов Л. И. // Врач. — 1886. — № 28. — С. 511.
5. Ушаков В. Г. // Материалы к истории Всесоюзного ин-та экспериментальной медицины. — М., 1941. — Т. 1. — С. 112.
6. Васильев К. К. // Сов. здравоохр. — 1990. — № 1. — С. 70.
7. РафесЮ. И. // Сов. здравоохр. — 1958. — № 4. — С. 149—150.
8. Отчет о деятельности Самарской пастеровской станции с 2 июля 1886 г. по 1 янв. 1911 г. — Самара. — 1911. — С. 3—4.
9. Хроника и мелкие известия // Врач. — 1886. — № 25. — С. 467.
10. Хроника и мелкие известия // Врач. — 1886. — № 36. — С. 655.
11. Хроника и мелкие известия // Врач. — 1887. — № 1. — С. 19.
12. Отчет о деятельности станции Пастера при Александровской больнице в Москве за 1890 год. — М., 1891. — С. 4—5.
13. Семенова Е. В., Кобринский Г. Д. // Вирусные инфекции. — М., 1957. — Вып. 9. — С. 259.
14. Ушаков В. Г., Барановская С. А. // Труды Ленинград. ин-та эпидемиологии и микробиологии им. Пастера. — 1945. — Т. 8. — С. 206—207.
15. Герман О. А. // Профилакт. мед. — 1924. — № 5—6. — С. 48.
16. Хроника и мелкие известия // Врач. — 1887. — № 5. — С. 126.
17. Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона. — СПб., 1891. — Т. 5. — С. 266.
18. Дубровинский С. Б. // Гиг. и сан. — 1936. — № 1. — С. 40 (диаграмма).
19. Герман О. А. // Профилакт. мед. — 1924. — № 5. — С. 51—52.
Поступила 09.02.11
© Коллектив авторов, 2012 УДК 617:92 Юдин
В. Г. Теряев, Т. Н. Богницкая, М. П. Кузыбаева К 120-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ С.С. ЮДИНА
НИИ истории медицины РАМН, Москва
В статье охарактеризована многогранная деятельность известного хирурга С. С. Юдина. Впервые использованы неизвестные мемуарные свидетельства современников ученого. Новую трактовку и осмысление получили отдельные факты биографии хирурга.
Ключевые слова: оперативная хирургия, становление ученого, виртуозная хирургическая техника, литературное мастерство, мировое признание
TO THE 120 ANNIVERSARY OF S.S. YUDIN
V.G. Teryayev, T.N. Bognitskaya, M.P. Kuzybayeva
The research institute of history of medicine of Russian academy of medical sciences
The article characterizes the many-sided activity of prominent surgeon S.S. Yudin. For the first time the unknown memoirs evidences of contemporaries of the .scientist. The new interpretation and comprehension is given to particular facts of the surgeon's biography.
Key words: operative surgery, becoming of scientist, virtuous surgery technique, literal mastery, international acclaim
Традиции бескорыстного служения человеку, науке, сохранение высоких нравственных устоев в лечебной деятельности всегда отличали представителей врачебного сословия многонациональной России. Ярким примером этому является жизненный путь известного хирурга конца XIX — первой половины XX века Сергея Сергеевича Юдина (1891— 1954). Он родился 10 октября (по старому стилю 27 сентября) 1891 г. в Москве в большой многодетной семье среднего достатка, не связанной по роду своей деятельности с медициной.
Отец будущего хирурга, Сергей Сергеевич, директор фабрики военного обмундирования, получил образование в средней школе при немецкой колонии в Москве. Мать, Екатерина Петровна Гаврилова, после окончания этой же школы стала его женой и полностью посвятила себя семье.
С ранних лет детей приучали прилежно трудиться, читать книги, учили музыке, рукоделию, рисованию. Дети (их в семье Юдиных было четверо) сами мастерили полки для книг, шкафчики, ширмы, вышивали, выжигали. Летом семья часто совер-
В. Г. Теряев — д-р мед. наук, проф.; Т. Н. Богницкая — д-р мед. наук, проф.; М. П. Кузыбаева — науч. сотр. (kuzibaeva@inbox.ru).
шала прогулки за город. Играли в футбол, теннис, увлекались рыбной ловлей. Сергей Сергеевич-младший с юных лет до последних дней сохранил страсть к охоте и рыбной ловле. Зимой мальчишки бегали на лыжах, катались на коньках. Ежедневно — разговорный французский язык.
Десятилетним мальчиком Сережа без каких-либо усилий поступил в московскую Вторую гимназию, располагавшуюся на Разгуляе в бывшем особняке А.И. Мусина-Пушкина.
Уроки блестящих педагогов — Николая Владимировича Кашина (математика, химия, космография), Владимира Петровича Глика (география, история, латинский язык) дали мальчику очень многое. С неудержимым желанием все знать Сережа изучал теорию Коперника, работы Галилея, законы Ньютона.
Спустя много лет Сергей Сергеевич при случае в кругу друзей, близких, родных цитировал на память большие куски из од Горация, речей Цицерона, записок Юлия Цезаря. Глубокое знание русского языка и литературы С. С. Юдину привил Сергей Николаевич Смирнов — преподаватель гимназии, заметивший в ученике особую страсть к этим предметам. Часами Сергей Сергеевич мог наизусть читать стихи А. С. Пушкина, Н. А. Некрасова, М. Ю. Лермонтова, близко к тексту пересказывать фрагменты из произведений Н. В. Гоголя, И. С. Тургенева, В. Г. Белинского.
Одноклассники и друзья Сергея Сергеевича способствовали созданию атмосферы поиска, исследований, познания окружающего мира, среди них Курчевский, впоследствии инженер-изобретатель, братья Яковлевы — выдающиеся художники, студент Московского университета Толя Давыдов, научивший Юдина препарированию и пристрастивший его к изучению животных, окончательно повлиявший на решение пятнадцатилетнего Сергея стать медиком.
После прочтения книги Ч. Дарвина «Вокруг света на "Би-гле"» Сережа начал систематически самостоятельно заниматься изучением животного и растительного мира. На даче смонтировал "химическую лабораторию", наблюдал за поведением обезьянок, любимцев семьи Юдиных, сам придумал станок для намотки проволоки — понадобилась индукционная катушка Рум-корфа для физических опытов. Чего только ни касался Сергей, все
