Создание Института, подобного пастеровскому в Париже (к 125-летию Указа императора Александра III) Текст научной статьи по специальности «История и археология»

2013

ВЕСТНИК САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА

Сер. 11

Вып. 4

ИСТОРИЯ МЕДИЦИНЫ

УДК 61.616.9

Ю. А. Мазинг, Т. В. Андрюшкевич

СОЗДАНИЕ ИНСТИТУТА, ПОДОБНОГО ПАСТЕРОВСКОМУ В ПАРИЖЕ (К 125-ЛЕТИЮ УКАЗА ИМПЕРАТОРА АЛЕКСАНДРА III)

Вторая половина XIX в. с его стремительным развитием техники и возникновением новых социально-экономических отношений продемонстрировала невиданную ранее скорость миграции и концентрации населения в городах. Поэтому в первый ряд медицинских проблем выходит ликвидация самой возможности массовых эпидемий. Решить эту задачу можно было, лишь установив причину развития инфекционных заболеваний.

Вплоть до середины XIX в. подавляющее большинство ученых разделяло мнение К. Линнея, назвавшего мир микроорганизмов хаосом, «в котором может разобраться только творец мира». Однако уже в 1837 г. К. де ля Тур (de la C. C. Tour, 17771859) и Т. Шванн (T. Schwann, 1810-1882) доказали, что шарики, которые наблюдал еще А. Левенгук, есть живые существа растительного происхождения. И именно они вызывают брожение пивного сусла. Параллельно А. Донне (А. Donnet, 1801-1878) обнаруживает при гонорее в вагинальной слизи инфузорию Trichomonas vaginalis. И, наконец, в 1840 г. Дж. Генле (G. J. Henle, 1809-1885) ясно и определенно высказывает мысль о связи между инфекциями и живыми возбудителями. Ученый делит болезни на миазматические (возникающие вне тела) и контагиозные (обязательно образующиеся в самом теле). Однако если миазматически возникшая болезнь становится контагиозной, т. е. способной передаваться от одного человека к другому, напрашивается вывод о том, что контагий имеет такой же, как и контагия, характер. Следовательно, вопрос изучения болезни сводится к изучению сущности контагия.

В России первопроходцем экспериментальных исследований по микробиологии стал профессор ботаники Санкт-Петербургского, Новороссийского и Харьковского университетов Лев Семенович Ценковский (1822-1887). Именно он наметил

Мазинг Юрий Андреевич — доктор билогических наук, заведующий научно-организационным отделом ФГБУ «Научно-исследовательский институт экспериментальной медицины» Северо-Западного отделения Российской академии медицинских наук; e-mail: mzng@mail.ru

Андрюшкевич Татьяна Владимировна — кандидат биологических наук, старший научный сотрудник научно-организационного отдела ФГБУ «Научно-исследовательский институт экспериментальной медицины» Северо-Западного отделения Российской академии медицинских наук; e-mail: nooiem@mail.ru

© Ю. А. Мазинг, Т. В. Андрюшкевич, 2013

основные направления развития исследований микроорганизмов: общая микробиология, медицинская микробиология, ветеринарная микробиология, агрономическая микробиология, промышленная микробиология [11]. Еще в 1870 г. Сергей Петрович Боткин (1832-1889) начинает издавать в Санкт-Петербурге «Эпидемиологические листки». На страницах нового журнала четко прослеживалась линия — причина инфекций есть контагий, микроорганизм. К сожалению, журнал просуществовал недолго. Русские врачи и ученые остались равнодушными к новой парадигме, в большинстве своем не понимая и отвергая ее [12]. Тем не менее, факты, подтверждающие контагиозную теорию возникновения инфекционных заболеваний, продолжали копиться.

В 1874 г., изучая этиологию возвратного тифа, прозектор Одесской городской больницы Григорий Николаевич Минх (1836-1896) приходит к выводу, что кровь больного человека содержит причину болезни. Гипотеза требовала экспериментального подтверждения, и ученый проводит опыт на себе, введя в предплечье кровь больной возвратным тифом. Болезнь не заставила себя ждать и Г. Н. Минх делает вывод — возбудителем болезни является спирохета, обнаруживаемая при микроскопическом исследовании. Спустя два года его опыт по самозаражению повторил терапевт и инфекционист Одесской городской больницы О. О. Мочутковский (18451903), подтвердив полученные результаты. В 1878 г. на заседании общества русских врачей В. И. Афанасьев (1849-1904) обстоятельно характеризует возбудителя, обнаруженного в капиллярах головного мозга погибшего от тропической малярии человека. Причем работам В. И. Афанасьева предшествовали исследования П. Я. Шут-ца (1848, Новгород), А. Ф. Логиновича (1861, Москва), А. М. Финкельштейна (1870, Петербург), И. Ф. Щеглова (1871, Петербург), выполненные на основе подробного анализа обширного патологоанатомического материала. В этих исследованиях детально описан малярийный «пигмент», его распределение по тканям и органам. Исследования эти ничуть не умаляют значение работ М. Хемсбаха (1848) и Р. Вирхова (1859), и особенно приоритет открытия в 1880 г. возбудителя малярии Ш. Лавераном (Ch. Laveran, 1845-1922), позднее ставшим лауреатом Нобелевской премии (1907). Но при этом выгодно отличаются большим объемом и полнотой [13].

Однако решающую роль в судьбе знаний о микроорганизмах, поставивших микробиологию в эпицентр многих научных дисциплин, сыграли исследования Луи Пастера (L. Pasteur, 1822-1895). Он создал ставшую классической теорию, согласно которой процесс брожения есть результат жизнедеятельности дрожжевых клеток [14]. Но по своему значению ни с чем не сравнимы работы Л. Пастера по изучению заразных болезней. Как писал в своей книге о нем академик В. Л. Омелянский [15], «Целые отрасли медицины — хирургия, гигиена, учение об инфекционных болезнях — были в корне реформированы работами гениального ученого. Самого же Па-стера мы должны признать одним из величайших гуманистов, какого только знало человечество».

К началу 1880-х годов медицинские науки в значительной мере преодолели противоречия, обусловленные натурфилософскими толкованиями причин болезней. Открытия в физике и химии принципиально изменили представления человечества об окружающем мире, одновременно стремительное развитие биологии привело к интенсивному взаимодействию естественных наук между собой и медициной. Перед биологией и, прежде всего, ботаникой, к которой относились исследования

мельчайших представителей живого, был поставлен своего рода социальный заказ: выявить новый, неизвестный класс живых существ. Ответом на него стало рождение нового раздела биологии и медицины — микробиологии — и формирование сразу нескольких новых научных парадигм.

Любые достижения ученых, работающих в этой области, получают острый общественный резонанс. Каждая новая работа по бактериологии немедленно привлекает внимание не только ученых, но и врачей всех специальностей. Горячо обсуждаются вопросы этиологического значения микроорганизмов, патогенеза бактериальных инфекций. Одновременно бактериология становится модной, а интерес к бактериям расценивается обществом, особенно русским, как признак прогрессивности. Недаром профессор Московского университета Федор Федорович Эрисман (1842-1915) сетовал: «... бактериологи размножаются с тою же быстротой, с которой размножаются сами бактерии» [16]. Становление микробиологии как науки является яркой иллюстрацией современных представлений о том, что новые идеи возникают не из предыдущего знания, а скорее из социальных, культурных, исторических условий, из контекста своего рождения, причем познавательный процесс осуществляется через множество форм институциональной реализации [17].

В мае 1881 г. Л. Пастер провел публичную демонстрацию вакцинации овец против сибирской язвы, заболевания до сих пор страшного и опасного. Реакция российских ветеринарных и медицинских кругов была мгновенной, от публикаций в научных журналах до докладов на Высочайшее имя. В дискуссии по докладу В. И. Ко-стычева в Вольном экономическом обществе «О предохранительном прививании сибирской язвы и о желательном содействии этому делу» выступил генерал-фельдмаршал В. Кн. Николай Николаевич старший (1831-1892) и «.обещал сделать все возможное для его осуществления» [18].

К исходу 1883 г. Л. Пастеру удается создать экспериментальную модель бешенства у лабораторных кроликов путем непосредственного впрыскивания взвеси зараженного кроличьего мозга под черепную коробку здоровому животному [19]. В июне 1885 г. ученый решается испытать разработанный им метод спасения зараженных бешенством людей. Получив одобрение Парижской АН, он объявляет, что с 1 ноября будет делать антирабические прививки всем нуждающимся [20]. Укус бешеного животного нередко был равнозначен смертному приговору — летальность колебалась в пределах 30-60%, а при повреждениях, нанесенных бешеным волком, часто достигала 100%. Появление первых признаков гидрофобии до сих пор означает — человек обречен — не известно ни одного достоверного случая спонтанного выздоровления.

В России идея создания специального учреждения для прививок против бешенства принадлежит принцу Александру Петровичу Ольденбургскому (рис. 1), яркому представителю семьи «русских Оль-денбургских», четыре поколения которой облегчали

Рис. 1. Командир гвардейского корпуса генерал-лейтенант, генерал-адъютант Е. И. В. принц Александр Петрович Ольденбургский

жизнь многим нашим соотечественникам [21]. Человек широко и разносторонне образованный, он помимо военной службы патронировал многочисленные учреждения и ведомства Императрицы Марии, уверенно разбирался в основных достижениях медицинской науки, регулярно встречался и переписывался с Л. Пастером1. По всей видимости, именно принц А. П. Ольденбургский2 инициировал обращение министра народного просвещения графа И. Д. Делянова (1818-1897) к министру внутренних дел графу Д. А. Толстому (1823-1899), который 25 декабря 1885 г. писал: «Из иностранных периодических изданий я узнал, что министр народного просвещения в Венгрии, по согласовании с министром внутренних дел, отправляет врачей в Париж для изучения, под руководством академика Пастера, способа излечения от уку-шения бешеных собак. Из тех же ведомостей известно, что Пастер с полной готовностью знакомит с этим способом обращающихся к нему врачей. Имея в виду, что случаи гидрофобии в России весьма часты, считаю свои долгом передать на усмотрение Вашего сиятельства, не изволите ли признать полезным отправить к Пастеру кого-либо из врачей вверенного Вам министерства или предоставить мне поручить попечителям учебных округов, по истребованию заключений медицинских факультетов, избрать для этой цели одного или двух профессоров университета...» [22].

Сегодня нередко звучат требования «прописки знания» ("situatedness"), осознания важности «местного контекста» как одного из решающих компонентов формирования научного предприятия. С этими взглядами перекликается точка зрения С. С. Демидова, что «.учет влияния социальных факторов на развитие науки может заставить нас совершенно по-новому взглянуть на сам ход развития науки, иначе расставить акценты.» [23]. Мы попытались провести сопоставление вариантов формирования двух первых микробиологических институций России — Пастеровских станций в центре (Санкт-Петербург) и на периферии (Одесса) в рамках двух местных ситуационных исследований (case studies), в значительной мере опираясь на фундаментальное исследование Элизабет Хектен [24].

Первым в России практические действия по использованию антирабических прививок с присущей ему увлеченностью предпринял принц А. П. Ольденбургский. На собственные средства он не только отправляет укушенного бешеной собакой гвардейского офицера в Париж, но и поручает К. Я. Гельману начать исследования, конечной целью которых является независимое от Л. Пастера использование его нового метода лечения [25]. К моменту их возвращения (начало января 1886 года) путем последовательного заражения кроликов удается получить пятую генерацию ослабленного вируса бешенства. Однако чтобы начать прививки людям, требовалась как минимум десятая генерация.

Параллельно и, скорее всего, не зная о контактах министерства внутренних дел, одесская пресса открывает кампанию по сбору средств для жителей, укушенных бешеными животными. Уже 24 января 1886 г. мировой судья А. А. Башмаков, предварительно согласовав свои действия с Л. Пастером, поднимает в городской управе вопрос об отправке пострадавших от бешеной собаки трех детей. Пять дней спустя с идеей создания «станции для разведения и хранения прививочного вещества, с целью предупреждения заболевания людей, укушенных бешеными животными» выступает депутат городской Думы и одесский врачебный инспектор Л. А. Маровский [26]. В феврале 1886 г. по решению Одесского общества врачей Николай Федорович Гамалея (1859-1949) выехал в Париж изучать метод изготовления вакцины от

бешенства. Весьма значительную по тем временам сумму (1000 рублей) на поездку пожертвовало лицо, пожелавшее остаться неизвестным3. К этому моменту отзывы российских ученых о посещении лаборатории Л. Пастера в лучшем случае достигали нейтральной оценки, а в высших кругах российской бюрократии утвердилось мнение, что он смотрит на свои изобретения не как ученый, а как коммерсант [18].

В Санкт-Петербурге, используя свое служебное положение, командир гвардейского корпуса принц А. П. Ольденбургский отдает распоряжение в ветеринарном лазарете4 Л.-Гв. Конного полка выделить для станции «предупредительного лечения водобоязни по способу Л. Пастера» две пятидесятиметровые комнаты и один денник. Лаборатория была подготовлена к работе в середине февраля 1886 г. Первая комната, оснащенная термостатом и боксом-шкафом для растирания мозга, использовалась также для стерилизации инструмента, манипуляций с пациентами и прививок, вторая предназначалась для прививок животным и других опытов, в деннике установили клетки с собаками и кроликами.

О первых результатах прививок против бешенства Л. Пастер доложил Французской академии наук 17 февраля 1886 г. Результаты прививки «бешеного яда» 350 укушенным пациентам ясно свидетельствовали о пригодности предложенного способа вакцинации. Так случилось, что в этот же день бешеный волк искусал 20 жителей г. Белый5 и Бельского уезда. Земская больничка смогла вместить только 8 человек с наиболее тяжелыми травмами. Семья пострадавшего священника Василия Ершова и земская управа направили в Париж две телеграммы с просьбой о помощи. Л. Пастер без промедления ответил согласием. Однако откуда в глубокой российской провинции могли знать о его работах? Скорее всего, источником этих сведений был гласный земства, бывший профессор С. А. Рачинский, проживавший в своем имении Татево. Кроме того, понимая необходимость государственной помощи пострадавшим, он письменно обратился к своему бывшему коллеге, профессору К. П. Победоносцеву (1827-1907), к тому времени более пяти лет занимавшему пост обер-прокурора Священного синода. Последний, практически не меняя формулировок письма С. А. Рачинского, обратился к Александру III, сопроводив просьбой пожаловать «некоторую сумму (600-700 рублей)». На письме К. П. Победоносцева сохранилась резолюция царя: «Получите от Танеева 700 рублей. Очень желательно хотя самых опасных послать в Париж к Пастеру, который очень интересуется, именно, укушениями бешеного волка, так как еще не имел у себя подобного больного». Чтобы отправить пострадавших в Париж, срочно необходимы были две вещи: паспорта и деньги. В адрес смоленского губернатора А. А. Кавелина пошла телеграмма с просьбой «в отпуске даровых паспортов, билетов по железной дороге и командирования врача для сопровождения больных» [28]. Губернатор запросил Петербург, но МВД ответило отказом. 19 февраля городская дума Белого выделила 1000 рублей, председатель Бельской уездной управы под свое слово получил в долг 1600 рублей. Губернатор заручился согласием железной дороги выделить бесплатные билеты, 400 рублей были получены по благотворительной подписке. 20 февраля, решив не испытывать судьбу, 70-летний отец Василий выехал за границу самостоятельно. Наконец, 25 февраля (09 марта) укушенные в сопровождении городского врача Белого Ефима Алексеевича6 Давыдова (1853-?) были отправлены поездом и 01 (13) марта прибыли в Париж [27, 28].

Трое пациентов вскоре умерли. В похоронах первого из них, пожарного Матвея Кожеурова, принял участие чрезвычайный и полномочный посол России во Франции, действительный тайный советник, барон Артур Павлович Моренгейм (1824-1906)7. Вскоре из России прибыли еще несколько больших групп людей, покусанных бешеными волками. Пациентов подвергали стандартной процедуре инъекций, однако успех был лишь частичным. Смертность в группах волчьих жертв достигла 16% [24]. Было несколько смертей и среди французских пациентов. Л. Пастеру стало ясно, что болезнь может развиваться очень быстро, особенно при укусах в области головы. Следовательно, необходимо приблизить помощь к пострадавшим, создав сеть антирабических пунктов по всему миру — ученый согласился на распространение вакцины. Первая прививка вне Парижа была выполнена уже 10 апреля (г. Те-мешвар, тогда Австро-Венгрия). Попытки создать антирабическую станцию в Сент-Луисе (1885), а затем Американский институт Пастера в Нью-Йорке (1886) успехом не увенчались. 10 июня Л. Пастер пишет И. Д. Делянову, что он постарается снабдить русских врачей материалом для прививок с целью организации в России прививочных станций и после открытия его Института готов принимать русских врачей на обучение [20].

В начале июня 1886 г. Н. Ф. Гамалея возвращается в Одессу, получив фиксированный вирус. Приготовленную вакцину Николай Федорович и Яков Юльевич Бардах испытывают на себе. Месяцем раньше врачебный инспектор Л. А. Маровский, хорошо представлявший проходы сквозь бюрократические рифы, проводит соответствующие бумаги через Херсонское губернское управление и медицинский департамент МВД [29]. Разрешение приходит из Петербурга 11 июня, и 23 июня они делает первую8 в России прививку против бешенства. Создается пастеровская станция, которая быстро захватила первенство в России по числу привитых пациентов и долго его удерживала. Однако вскоре выяснилось, что вакцины одесской станции далеко не всегда эффективны. Более того, пациенты умирали длительное время спустя после завершения обработки, наблюдалась непропорционально высокая детская смертность. К концу лета показатели одесской станции оказались худшими в России — смертность достигла 5% [24]. Что не удивительно, поскольку первое время прививки осуществлялись на квартире доктора Н. Ф. Гамалеи и проводились в той же комнате, где вскрывались трупы погибших от бешенства животных. Осенью принц А. П. Оль-денбургский посетил Одессу, в числе первых дел встретился с И. И. Мечниковым на его бактериологической станции. Во время осмотра и обстоятельной беседы Илья Ильич рассказал о затруднениях, возникших при изучении возвратного тифа. Александр Петрович обещал поспособствовать разрешению проблемы, и скоро ученому доставили бесценный подарок — шестерых мартышек. Их оказалось вполне достаточно, чтобы экспериментально доказать: возбудитель возвратного тифа действительно захватывается фагоцитами селезенки [30].

Всего при непосредственной помощи Л. Пастера было открыто 7 антирабических станций (Одесса, Самара, Петербург, Москва — две, Варшава, Харьков). При этом каноническая версия создания И. И. Мечниковым пастеровской станции в Одессе, якобы сломившим сопротивление реакционеров от науки и царских чиновников, мягко говоря, не имеет под собой оснований [29]. Впрочем, как и свежеиспеченное утверждение историка Т. Бирюковой [31], что «... благодаря усилиям Александра III,

направленным на пропаганду мер против бешенства от укусов животных, были построены пастеровские станции во многих городах России».

В середине июня земской врач Л. И. Воинов привез подарок Л. Пастера для Санкт-Петербургской станции — зараженного фиксированным вирусом кролика. Следом были доставлены из Парижа еще два кролика, зараженные 115-й и 116-й генерациями вируса. К этому моменту Петербургская лаборатория уже имела собственную, но лишь восьмую генерацию вируса бешенства (по А. А. Ефременко [32] — девятую). Можно начинать прививки. Однако принц А. П. Ольденбургский предпочитает не рисковать в применении нового метода и ждет приезда посланников Л. Пастера. Как только прибывают Андриен Луар (A. Loir, 1862-1941) и Леон Пердри (L. Perdrix, 1859-1917), при их участии и присутствии доктор Н. А. Круглевский 13 июля 1886 г. производит вакцинацию. Исследование подозрительных на бешенство животных осуществлял К. Я. Гельман, которому помогали ветеринарные фельдшеры Ставро-польцев, Веселов и А. П. Астапов. Последний ассистировал также при вакцинации людей.

После ухода Н. А. Круглевского (05 октября) эстафету подхватил В. А. Краюш-кин, вплоть до своей смерти возглавлявший антирабическую помощь в Петербурге-Петрограде. В опытах этого ученого не нашли подтверждения исследования К. Ферми (Cl. Fermi, 1862-1934) о возможности иммунизации животных при бешенстве здоровым мозгом. Работы же В. Бабеша (V. Babes, 1854-1926) и А. Негри (A. Negri, 1854-1912), обнаруживших при бешенстве особые тельца в тканях мозга, получили не только подтверждение, но и дальнейшее развитие. Согласившись с большим значением телец Негри9 для постановки диагноза, В. А. Краюшкин в то же время пришел к выводу, что их отсутствие в мозговой ткани не может служить надежным доказательством отсутствия заболевания [33]. Гистологические исследования нервной ткани на тельца Негри впоследствии широко использовались, особенно при анализе доставлявшихся с периферии анатомических препаратов мозга животных, подозреваемых в заболевании бешенством.

С самого начала для работы на станции активно привлекались внештатные врачи, которым помогали фельдшеры ветеринарного лазарета Л.-Гв. Конного полка и сестры милосердия общины Св. Троицы. В 1886 г. только на оборудование и приобретение животных принц А. П. Ольденбургский израсходовал более 10 тыс. рублей. О первых пяти годах деятельности СПб Пастеровской станции в отчетах Медицинского департамента представлены лишь небольшие справки. Позже был опубликован сводный отчет В. А. Краюшкина за 1886-1891 гг., который лег в основу его доклада на VII Международном конгрессе по гигиене и демографии (Лондон) в 1891 г.

Подробный отчет о результатах работы в 1886-1887 гг. содержится в выступлении городского головы В. И. Лихачева на заседании Санкт-Петербургской думы 18 марта 1887 г., посвященном работе станции «предупредительного лечения водобоязни по методу Л. Пастера». Владимир Иванович хорошо знал, о чем говорил. Он только что вернулся из Парижа, где в местном городском управлении его ждали торжественный прием и возможность подробно ознакомиться с городским хозяйством. Характерно, что в своей речи Городской голова Санкт-Петербурга В. И. Лихачев фактически говорит о ней как о филиальном отделении парижского института Пастера, сотрудники которого все усовершенствования немедленно сообщают петербургским коллегам [34]. На этот же факт обращает внимание и С. Э. Шноль [35].

Отличительной чертой работы Станции стали научные эксперименты. Здесь впервые в России были предприняты систематические исследования патогенных микробов и разработаны меры борьбы с рядом инфекционных заболеваний. Одним из первых сверхштатных10 сотрудников стал старший (главный) врач Санкт-Петербургской городской Калинкинской больницы «для прилипчивых секретных болезней» доктор Э.-Л. Ф. Шперк (рис. 2). Обширная амбулатория этой больницы была основана в 1879 г. на средства принца П. Г. Ольден-бургского, а затем значительно расширена за счет городского бюджета. В 1884 г. больница получила первый в России микроскоп с иммерсионной системой [36]. Как главный врач Калинкинской больницы Э.-Л. Шперк отменил наказания больных, улучшил их питание, ввел бесплатный амбулаторный прием и, впервые в России, сегодня хорошо нам знакомую регистрацию больных на основе персональных карточек [37].

Специально для исследований Э.-Л. Шперка весной 1886 г. А. П. Ольденбургским была приобретена партия обезьян, большая часть которых была представлена макаками (Macaca sp.). Однако первая попытка воспроизвести сифилис, в которой было использовано 36 животных (из них 28 обезьян) оказалась неудачной. После поездки в Париж в ноябре (совместно с А. П. Ольденбургским и К. Я. Гельманом), где Э.-Л. Шперк обсуждал проблему создания экспериментальной модели сифилиса с Л. Пастером, он попытался применить комбинацию возбудителя сифилиса с иным микроорганизмом, надеясь таким образом понизить иммунитет обезьян. Результаты оказались обнадеживающими, у обезьян возникали характерные язвы. Однако о создании модели говорить не приходилось, поскольку все зараженные животные погибли. Выжила лишь одна обезьяна, причем Э.-Л. Шперку удалось заразить следующее животное, взяв материал из язвы (внешне весьма сходной с твердым шанкром), возникшей на месте инокуляции. Для историков науки эти опыты не остались не замеченными. Например, P. Gastinel и R. Pulvenis [38] утверждают: «Эксперименты Э. Шперка представляют в истории сифилиса обезьян значительную дату, так как дали убедительное доказательство прививаемости человеческого сифилиса обезьяне и дальнейших пассажей от обезьяны к обезьяне».

Особый интерес представляют рассуждения Э. Шперка по иммунитету, поскольку фактически речь идет сразу о двух принципиально важных аспектах современной иммунологии. В первом случае это возможность получения аттенуированных культур микроорганизмов, обладающих полным набором антигенных свойств, но не пато-генностью. Позднее такой подход получит широкое распространение в вирусологии, а в стенах ИЭМ в полной мере будет реализован в работах А. А. Смородинцева при создании живой гриппозной вакцины [39]. Во втором случае ученый касается зависимости характера иммунного ответа от биологии возбудителя — идея, которая в настоящее время стала одним из краеугольных камней теории иммунорегуляции [40].

Рис. 2. Эдуард-Леонард Фри-дрихович Шперк. Портрет художника G. Gynel, 1892. Кисть, масло. Похищен в 2003 году, находится в розыске.

Кроме того, Э-Л. Шперк за 10-15 лет до работ Э. Беринга (von E. A. Behring, 1854-1917) и К. Ландштей-нера (K. Landsteiner, 1868-1943) разделяет понятия антигенности и иммуногенности.

Выбор объектов исследования заведующим СПб Пастеровской станцией К. Я. Гельманом (рис. 3) обусловила неблагоприятная эпидемическая и эпизоотическая обстановка в России (сап, туберкулез, оспа, сибирская язва). Ему удается показать целесообразность применения такого экстракта из палочек сапа для надежной специфической диагностики латентных форм сапа. Реакция больных лошадей выражалась в быстром (через 10-18 ч) подъеме температуры на 1,5-3,5°С с образованием инфильтрата в месте введения. С первым сообщением ученый выступил 27 апреля 1890 г., заявив, что вместе с А. Ю. Бертушем выделил из возбудителей сапа ал-калоидоподобное вещество, способное вызывать (как и убитая культура возбудителя) лихорадочное состояние и острый местный процесс у подопытных животных. В последующих опытах было установлено, что при применении меньших доз вещества, которое К. Я. Гельман назвал «маллеин», такая реакция наблюдается исключительно у страдающих сапом лошадей [41]. Одновременно аналогичный препарат открыл в Дерпте О. И. Кальнинг, вскоре трагически погибший в результате лабораторного заражения сапом.

Впервые ветеринарные врачи получили надежное и безошибочное средство для диагностики не только явных проявлений, но и латентных форм сапа. По эффективности конечного воздействия на распространение болезни маллеин можно сравнить с вакциной Дженнера [42]. Сегодня трудно в полной мере оценить открытие К. Я. Гельмана. А на рубеже XIX-XX вв. оно, поскольку лошадь была основным транспортным средством, имело исключительное значение. Масштабы использования лошадей особенно наглядно демонстрирует тот факт, что одной из основных задач городской администрации Санкт-Петербурга (кстати, так и не решенной вплоть до вытеснения лошади автомобилем) стала утилизация конского навоза.

Одновременно К. Я. Гельман вел исследования, посвященные специфической диагностике туберкулеза. Еще в 1886 г. он начал опыты по получению больших количеств туберкулезных бактерий с целью выделить из них специфически действующие вещества, а затем попытаться применить их для борьбы с туберкулезом. Ему удалось получить препарат, не содержащий балластных белков, благодаря культивированию бактерий на плотной питательной среде (картофель). В оценке особой комиссии препарат показал специфические свойства, совпавшие с таковыми препарата Р. Коха. По свидетельству А. А. Владимирова [43], Кристап Янович считал, что кровь переболевшего или иммунизированного организма содержит вещества, препятствующие развитию вновь попавших микробов — возбудителей уже перенесенного заболевания, и пытался использовать такую кровь для иммунизации восприимчивых животных. Тем самым ученый предвосхитил идею пассивной иммунизации, столь блестяще ре-

Рис. 3. Кристап Янович (Христофор Иванович) Гельман. Фото неизвестного автора. Фотопластинка 9x12, архив музея ИЭМ.

ализованную позже Э. Берингом, создавшим противодифтерийную и противостолбнячную сыворотки. Работы К. Я. Гельмана внесли существенный вклад в развитие представлений о формировании иммунологической реактивности организма [44].

Решая узкую практическую задачу — лечение больных, пострадавших от бешенства, К. Я. Гельман, Э.-Л. Ф. Шперк, В. А. Краюшкин и их помощники одновременно приступили к решению ряда фундаментальных проблем общей бактериологии и эпидемиологии. В 1888 г. А. П. Ольденбургский писал [цит. по 32], что бешенство, сифилис, рожа, оспа, сибирская язва, сап и другие болезни исследуются на Станции «...не только с бактериологической точки зрения, но и с целью изучения действия на организм человека и животных заразного начала, как организованного (микроорганизма), так и химического, или, другими словами, с целью изучения способа приобретения иммунитета (невосприимчивости к заразе)». Очень скоро для Александра Петровича стало очевидным, что ни помещения ветеринарного лазарета, ни штатные возможности не позволяют в полной мере развернуть научные исследования. Вне сомнения он, что называется «из первых уст», был хорошо знаком с планами Л. Пастера по созданию международного центра научных исследований для работы в трех направлениях: диспансерное, с целью осуществления прививок; научно-исследовательское, с целью развития бактериологии, и учебное, для чтения лекций. Эта идея впервые была озвучена в докладе ученого на заседании Парижской Академии наук 1 марта 1886 г., а уже 12 марта состоялось первое заседание попечительского комитета, председателем которого стал адмирал Ж. де ла Гравьер (de la J. J.-B.-E. Graviere, 1812-1892). Учрежденный 4 июня 1887 г. Институт Пасте-ра проводит активную кампанию по сбору денежных средств. Международная подписка, широко поддержанная во всем мире, к осени 1888 г. позволила собрать 2 568 680 франков. Архитектурный проект будущего Института был подарен, расходы на приобретение участка земли и строительство составили 1 563 786 франков. Оставшиеся денежные средства, а также передача Л. Пастером, Э. Ру (E. Roux, 18531933) и Ш. Шамберланом (Ch. E. Chamberland, 1851-1908) права на продажу вакцин позволяли надеяться, что будущие исследования первое время не будут страдать недостатком финансирования [20].

Россия внесла 300 тыс. франков, из них 100 тыс. франков составляло пожертвование императора Александра III (парламент Франции выделил 200 тысяч), Л. Пастер был пожалован орденом Св. Анны первой степени с бриллиантами. Торжественное открытие Института Пастера состоялось 2 (14) ноября 1888 г. в большом зале библиотеки11. Присутствовал президент Франции М. Карно (M. F. S. Carnot, 1837-1894). Из Петербурга приехали К. Я. Гельман и В. Н. Краюшкин, принц А. П. Ольденбургский подарил молодому учреждению малахитовую вазу12. Учитывая трепетное отношение великого ученого к орденам и почестям [45], награды стали одной из причин его доброго отношения к России и русским. В дальнейшем Пастеровский институт всегда поддерживал эту традицию, не изменяет ей и в наши дни.

Вернувшись из Парижа, принц А. П. Ольденбургский получает разрешение Императора Александра III на создание в Петербурге Института при Св. Троицко-Сер-гиевской общине сестер милосердия по типу созданного Л. Пастером, без «содержания от казны». Вот как характеризовала «Реальная энциклопедия медицинских наук» [46] причины его возникновения: «Следя за быстрыми успехами патологии и терапии заразных болезней за последние годы, — успехами, достигнутыми пре-

имущественно при помощи бактериологических методов исследования, Его Высочество решился создать учреждение, специально посвященное разработке вышеупомянутых областей знания, в котором бы научные работники по всем специальностям, соприкасающимся с этой областью, могли, не отвлекаясь преподаванием, и не стесняясь средствами, производить свои исследования при наивозможно благоприятных условиях».

Новое учреждение часто именовали «Институтом принца Ольденбургского»13 или «Институтом для изучения заразных болезней». Анализ литературных и архивных материалов позволяет предположить, что первое обоснование необходимости организации нового исследовательского института осуществил К. Я. Гельман, он же разработал проект первого положения о нем. А. П. Ольденбургский создает особый комитет с целью выработать структуру и направление научной деятельности нового исследовательского учреждения. В состав комитета вошли семь человек: профессор В. К. фон Анреп, профессор М. И. Афанасьев, магистр ветеринарии К. Я. Гельман, В. А. Краюшкин, профессор И. П. Павлов, профессор А. В. Пель, главный врач Калин-кинской больницы Э.-Л. Ф. Шперк. Техническую часть подготовки к проектированию будущих зданий и сооружений выполнил инженер Э. А. Ганнекен. Таким образом, к организации первого в России исследовательского учреждения в области медицины и биологии принц привлек ведущих специалистов в сфере теоретической и практической медицины, обладавших конкретным административным опытом [37, 47, 48].

Началась интенсивная работа по организации нового Института. После всестороннего обсуждения проекта, структуры, штатов будущего учреждения члены комитета пришли к решению о создании научного центра более широкого профиля, нежели Пастеровский институт в Париже. Главной задачей определялось изучение причин возникновения различных инфекционных заболеваний и разработка способов борьбы с ними. Чтобы подчеркнуть характерную особенность направления исследований — прежде всего экспериментальное изучение сущности производимых болезнетворными началами изменений в тканях и функциях организма, новое научное учреждение было предложено назвать Институт экспериментальной медицины. Причем на первый план выдвигалась разработка научно-практических вопросов, решение которых требовало совокупных исследований всех отделов. «Успех таких работ требует рациональной их организации с подчинением частных исследований известному общему плану. Это и есть собственная, основная задача института, дающая смысл его существованию, как ученой корпорации, задача, без которой институт обратился бы в группу лабораторий, случайно соединенных под одним общим управлением...» [49].

В сохранившихся рукописях Э.-Л. Шперк [10] утверждает, что общие принципы формирования Института обсуждались в течение трех лет. Он так формулирует главную идею новой научной структуры: «создать учреждение, которое дружными коллективными силами специалистов по разным предметам могло бы сделать то, что недоступно силам одного ученого» [10, лист 3]. Далее будущий директор приводит выводы, к которым пришел комитет: «. создать учреждение, которое удовлетворяло бы следующим требованиям:

1) доставить животным, подлежащим эксперименту, наиболее выгодные условия для жизни;

2) доставить возможность экспериментировать в такой чистой обстановке, где всякие осложнения, до возможного минимума, предотвращены;

3) гарантировать как ученых, так и служащий персонал, насколько это возможно, от риска заражения;

4) гарантировать безопасность почвы, воды и воздуха от заражения как больными животными, так и культурами микробов, производимых в учреждении, и, наконец;

5) доставить ученым со специальной подготовкой по различным отраслям естествознания (как то: бактериологии, биологической химии, патологической анатомии, физиологии, ботаники низших растений, эпизоотологии и пр.) возможность совместными работами приступить к разрешению сложных вопросов, связанных с изучением болезней человека и животных».

Местом размещения будущего Института был выбран Аптекарский остров Санкт-Петербурга. Еще в начале XVIII в. его северо-восточная часть была занята типичным петербургским ландшафтом — заболоченным лесом, среди которого хорошо просматривались окопы русских войск. Лишь в XIX столетии здесь проложили дороги и пожаловали участки под строительство деревянных дач. Весной 1889 г. принц А. П. Ольденбургский приобретает у жены инженера, статского советника, учительницы О. Н. Михальцевой участок земли под полицейскими №№ 38-40. За этот участок, общей площадью 3,75 га (8230 кв. сажени), разделенный Лопухинской14 улицей, с находящимися на ней дачей и деревянными строениями А. П. Ольденбург-ский выплатил 55 тыс. рублей серебром владелице и 26509 рублей 15 копеек Санкт-Петербургскому городскому кредитному обществу по залогу. Санкт-Петербургская городская управа «.. .сообразив представленные чертежи с законом, по журналу, состоявшемуся 19 мая 1889 г. за № 1332» постановила перестройки и ремонт зданий «.согласно детальным чертежам, дозволить, с соблюдением общих правил» [3].

Особняк О. Н. Михальцевой и деревянный двухэтажный дом (здесь устроили квартиру директора Института), возведенные в 1865 г. по проекту архитектора А. К. Бруни15, уже к концу 1889 г. были перестроены и достроены архитектором Ф. Л. Миллером. Располагавшийся вдоль Лопухинской улицы каменный надворный флигель надстроили вторым этажом и пристроили к нему такой же объем (сегодня это здание физиологического отдела им. И. П. Павлова). Особняк16 и флигель соединили деревянной пристройкой, где было устроено парадное крыльцо Института [4]. При входе в особняк, который стал главным зданием первого медико-биологического центра России, установили бронзовый бюст Л. Пастера (рис. 4-7).

Все здания оснастили электрическим освещением, электричество вырабатывала динамо-машина типа «|36», поставленная компанией «Сименс и Гальске». Лабораторные комнаты тщательно отделали, стены окрасили масляной краской, полы заасфальтировали и покрыли линолеумом. По проекту инженера Э. А. Ганнекена возвели каменное одно-двухэтажное здание, соединенное с пятиярусной водонапорной башней, где установили паровую машину-компаунд (завод Фельзер и К°) и паровой котел (завод Г. А. Лесснера), пар к тому же позволял проводить быстрое и эффективное обеззараживание любых возбудителей инфекционных заболеваний. Кроме того, в это здание собирали все сточные воды Института, которые попадали в герметически закрытую цистерну. После фильтрации жидкая часть поступала в следующую цистерну, из которой накачивалась в паровой котел, где нагревалась до 120-140°С.

Рис. 4. Вестибюль Императорского института экспериментальной медицины (рисунок В. И. На-возова, 1862-1919) и располагавшийся внутри него на консоли бюст Луи Пастера (бронза, 1889) работы Поля Дюбо (P. Dubois, 1829-1905)

На подлинномъ Собственною ЕГО И51ПЕРЛТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА, рукою написано:

оБыть по сему л. Въ Гатчин*, 15-го АпрЬля 1891 г.

В'Ьрно: За Министра Внутренпихъ Д^лъ,

Тоьарищъ Министра, Сенаторъ Плеве.

ВРЕМЕННЫЙ УСТАВЪ

ИМПЕРАТОРСКАГО Института Зксперииен-тальной

1. ИМПЕРАТ0РСК1Й Института Экспериментальной Медицины имйетъ целью всестороннее нзу-чеше причинъ болезней, главнымъ образомъ за-разнаго характера, а равно практическое примкнете способовъ борьбы съ забодеватями и нослйд-с.трлями опыхъ.

2. Въ составь института входятъ: 1) действительные члены; 2) почетные члены, удостоивниеся этого званля выдающеюся деятельностью въ области задачъ, преследуемыхъ институтомъ и 3) члены-сотрудники, изъявпвпие готовность содействовать цйлямъ института своими научными трудами, денежными пожертвовашями пли иными способами.

3. Въ институт^ образуются: 1) научные от-

Рис. 5. Титульный лист и первая страница Временного Устава Императорского института экспериментальной медицины

Рис. 6. Горожане осматривают виварии Императорского института экспериментальной медицины. Рисунок В. И. Навозова, впервые опубликован в журнале «Нива».

Рис. 7. Главное здание Института экспериментальной медицины. Здесь, в зале на втором этаже проходили заседания Совета Института. На переднем плане фонтан-поилка для собак (1935, А. А. Рассадин по рисунку уже находившегося в заключении Н. Е. Лансере). Автор фото неизвестен, не ранее 1935 и не позднее 1965 года. Архив музея ИЭМ. Публикуется впервые.

Затем пар охлаждали в цилиндрах, а конденсат выпускали в трубы городской канализации. Твердую часть отходов сжигали в особых печах — подобная технология утилизации стоков вновь появилась в Петербурге лишь при создании очистных сооружений на о. Белом в 1979-1983 гг. Когда к середине 1892 г. выяснилось, что в связи с открытием новых зданий мощностей для электрического освещения и стерилизации сточных вод не хватает, было принято решение установить дополнительное оборудование [5, лист 25]. К машинному зданию сделали дополнительную каменную пристройку, поставку и установку оборудования осуществил машиностроительный завод Л. Нобеля.

В объяснительной записке к проекту временного устава и временного штата Института [49], составленной для Государственного Совета, предполагалась организация следующих научных отделов: патологической анатомии и гистологии, изучающих изменения, которые наступают в строении организма под влиянием болезненных процессов; физиологии, изучающей нормальное отправление различных составных частей животных организмов; экспериментальной патологии, изучающей путем экспериментального анализа искусственно воспроизводимые болезненные процессы; фармакологии с фармакогнозией, изучающей действие различных веществ на животный организм; биологической химии, изучающей химические процессы в животных организмах; микробиологии, изучающей микроскопический животный мир, преимущественно в его отношении к болезненным процессам; эпизоотии, изучающей заразные болезни животных; ботаники и фитобиологии, которая своим морфологическим отделом служит необходимым подспорьем в фармакологии, а своим отделом физиологии растений служит подспорьем для физиологии животного организма.

Журнал «Врач» писал [50]: «В скором времени будет открыт Институт экспериментальной медицины. Это новое медицинское учреждение основано принцем Александром Петровичем Ольденбургским на свои средства. Задачи Института ясны из его названия, но главной целью будет опытное изучение заразных болезней. Институт, находящийся в Лопухинской улице, среди обширного сада, состоит из 3 отделений для научных исследований, а именно: химического, бактериологического и физиологического, которые расположены в одном обширном здании; кроме того, сюда переводится и Ра81еиг'овская прививочная станция. Общее впечатление, вынесенное нами из осмотра Института, было таково, что на постройку его затрачено очень много денег, но еще более знания и любви к делу. Во главе научной стороны Института стоит проф. В. К. Анреп. Лучшего выбора нельзя было и желать».

Весной 1890 г. начинает появляться обслуживающий персонал, одной из первых стала кастелянша Института Е. П. Макарская [8]. В начале лета А. П. Ольденбургский командировал В. К. фон Анрепа в Берлин, к Р. Коху за туберкулином. Новому, только что созданному препарату прочили большое будущее как лечебному средству. 15 июня 1890 г. принц положил начало научной библиотеке, передав в ее распоряжение более 300 томов, эти книги с той поры бережно сохраняются [51].

Практическая деятельность Института началась 11 (23) ноября 1890 г., когда первому больному ввели доставленный от Р. Коха туберкулин с целью лечения волчанки. Исследования успехом не увенчались, туберкулин оказался исключительно диагностическим препаратом. Одновременно появляются временно занимающиеся в лабораториях ИЭМ: доктор Д. А. Калинский (с 13.11.1890); доктор медицины

B. В. Кудревицкий (с 14.11.1890); доктор Н. Я. Кетчер (с 08.12.1890); доктор медицины

C. М. Афанасьев (с 07.11.1891); доктор Д. Л. Глинский (с 20.01.1891); доктор П. Н. Прохоров (с 09.02.1891).

Через две недели, 25 ноября, Институт принца Ольденбургского посетил император России Александр III и императрица Мария Федоровна (ур. принцесса Дагма-ра Датская, 1847-1928). Еще две недели спустя, 6 (18) декабря император подписал в Гатчине указ о принятии Института экспериментальной медицины «в государственное достояние» и даровании ему наименования «Императорский». Особым указом Правительствующему Сенату принц А. П. Ольденбургский был назначен попечителем ИИЭМ, о чем император Александр III особым письмом уведомил принца. По его повелению деятельность Института начиналась немедленно, до официального утверждения Устава. Два дня спустя, 8 (20) декабря 1890 г. состоялось торжественное открытие и освящение Императорского института экспериментальной медицины (ИИЭМ).

А. П. Ольденбургский справедливо полагал, что на пост директора его молодого Института необходимо привлечь русского ученого с мировым именем. Во всей доступной нам историко-архивной, научной и мемуарной литературе мы не обнаружили случаев, когда бы Александр Петрович советовался с кем-либо по кадровым вопросам. По всей видимости, он действительно обладал необходимой эрудицией. Это подтверждает Л. А. Орбели (1882-1958). Характеризуя принца, ученый пишет: «Я так и не знаю, понимал ли он что-либо в физиологии, но вообще он был просвещенным человеком. В 1890 г. он основал Институт экспериментальной медицины. В этом институте ему захотелось организовать физиологическое отделение. Он узнал (не знаю, кто его в этом отношении просветил)17, что есть у нас выдающийся физиолог, Иван Петрович Павлов, и он предложил ему сначала стать директором института, а когда от этого Иван Петрович отказался, возглавить физиологический отдел» [52, с. 49].

Александр Петрович очень хотел, чтобы его новое детище возглавил И. И. Мечников. Еще летом 1888 г. он сделал соответствующее предложение. По этому поводу Н. Ф. Гамалея 27 августа писал своему учителю: «Уезжая принц поручил Шорштей-ну (лично он не хотел получить отказа) сделать Вам следующее предложение. Он устраивает на свой счет новый бактериологический институт с самыми блестящими средствами. Учреждение это будет совершенно независимым. Вам он предлагает быть его директором, заранее подчиняясь всем вашим условиям. Он говорит, что готов сделать все, что Вы захотите, лишь бы Россия не лишалась Вас». Но Илья Ильич категорически отказался. Впоследствии он писал: «В России в то время, кроме одесской, не было другой бактериологической лаборатории. Принц А. П. Ольден-бургский задумал основать в Петербурге большой бактериологический институт. Но проученный одесским опытом и зная, как трудна борьба с противодействиями, возникающими без всякой разумной причины со всех сторон, я предпочел поехать за границу и найти себе там тихий приют для научной работы» [53]. Лишь летом 1891 г. директором Императорского института экспериментальной медицины был назначен Э.-Л. Шперк.

Обязанности попечителя не являлись синекурой. По существу он был высшим управляющим всеми делами Института, «главным начальством», как указывалось во временном уставе [54]. Говоря современным языком — генеральным директором.

Только попечитель имел право входить в высшие административные инстанции страны. Без его утверждения не могло быть реализовано ни одно решение, касающееся внутренней жизни Института. Попечителю принадлежало право приема на работу и увольнения сотрудников, командирования их как внутри страны, так и за границу. По его решению назначался директор Института, закрывались или создавались научные подразделения. Именно попечитель активно подыскивал людей, которые могли финансировать те или иные проекты Института, причем благотворитель по ходатайству попечителя перед императором мог получить звание члена-сотрудника. Естественно, что принцу А. П. Ольденбургскому нередко доводилось продолжительное время отсутствовать. В таких случаях «с высочайшего Государя Императора соизволения» управление передавалось одному из ведущих ученых. Впервые принц поручил «управление Императорским Институтом Экспериментальной Медицины, на правах Попечителя, Действительному Статскому Советнику, Доктору медицины Шперку» с 22 декабря 1890 г. (3 января) по 14 (26) января 1891 г. Вернувшись, принц уже 17 (29) января назначил его исполняющим обязанности директора. В этом же году Э.-Л. Шперк еще дважды выполнял обязанности попечителя [1].

Конец XIX в. и первые десятилетия XX в. представляют собой уникальное явление исключительного подъема интеллектуальной деятельности в России и Петербурге, получившие в истории имя собственное «Серебряный век». Академик Д. С. Лихачев [55] писал: «Что может быть отмечено как самое характерное для Петербурга «серебряного века»? Прежде всего, удивительное созвездие человеческих личностей, человеческих индивидуальностей — в науке, живописи, литературе, среди зодчих деятелей театра, включая драму, эстраду, кабаре. Целый фейерверк экспериментальных инициатив — в театре и изобразительных искусствах, в музыкальном исполнительстве и композиторстве». В этом блистательном ряду творчества, инициативы, эксперимента, всеобщем внимании к личности конкретного человека идея создания научного центра, главным предназначением которого должно было стать здоровье этой личности, заняла особое место. Пожалуй, никогда более научное учреждение не находило столь горячий отклик среди петербуржцев.

Появление Института экспериментальной медицины стало принципиально новым явлением в благотворительной деятельности. Выступая на общем заседании Русского общества охранения народного здравия 11 марта 1891 г., профессор Н. Ф. Здекауер, изложив краткую историю его возникновения, предложил поднести от имени Общества принцу А. П. Ольденбургскому адрес следующего содержания: «Ваше Высочество! Трудное дело борьбы с заразными болезнями может облегчиться только обильными и могучими заботами науки. Но такие работы, требующие неустанных исследований необъятного мира низших организмов, давно воющих и до сих пор властвующих над человеческим здоровьем, возможны только при известных условиях, которые не в состоянии создать сами ученые, готовые положить жизненные силы на борьбу с этим незримым врагом человечества. Смелое предприятие Ра81еиг'а, кликнувшего клич для собрания ученых, желающих вооружиться новыми научными приспособлениями, чтобы идти на открытого врага, составляет великое явление нашего времени, заставлявшее, однако, русских ученых завидовать создавшемуся во Франции учреждению. Но Вашему Высочеству благоугодно было вступить в требования времени. Проникнувшись важностью задачи и не желая признавать никаких препятствий, не щадя труда и не останавливаясь пред громадностью

издержек, Вы создали для России Институт экспериментальной медицины. Русским ученым открыто то новое поле деятельности, о котором можно было только мечтать в отдаленном будущем, а теперь оно так быстро, неожиданно сделалось действительностью» [56]. Газета утверждала, что предложение профессора было встречено «громкими рукоплесканиями».

В проекте создания Института предусматривалась организация структурных подразделений, которые должны были заниматься разными проблемами инфекционной патологии и, в частности, изучением сифилиса, бешенства, сапа, сибирской язвы, а также разработкой способов борьбы с ними, исследованиями в области физиологии, биохимии, бактериологии. Первым таким подразделением в конце 1890 г. стала Петербургская Пастеровская станция, вошедшая в состав Института как практическое отделение предохранительных прививок по способу Л. Пастера (руководитель — В. А. Краюшкин). Отделы предусматривались малочисленными и состояли лишь из заведующего с одним-двумя помощниками. Однако предполагалось привлечь большое число практикантов, причем последние должны были оплачивать возможность такой работы. По мере укомплектования штата началась деятельность научных подразделений: отдела физиологии, заведующий И. П. Павлов, с 13 июня; отдела патологической анатомии, заведующий Н. В. Усков, с 23 июня; отдела физиологической химии, заведующий М. В. Ненцкий, со 2 июля; отдела общей бактериологии, заведующий С. Н. Виноградский, с 8 августа; отдела эпизоотологии, заведующий К. Я. Гельман, с 14 августа; отдела сифилидологии, заведующий Э. Ф. Шперк, с 6 ноября. Первое заседание Совета ИИЭМ состоялось 21 сентября 1891 г. в составе действительных членов института: Э.-Л. Шперка, И. П. Павлова, К. Я. Гельмана, М. В. Ненцкого, С. Н. Виноградского под председательством Попечителя принца А. П. Ольденбургского. Четыре дня спустя, 25 сентября состоялось второе заседание Совета, посвященное уточнению структуры ИИЭМ, на котором было принято решение отказаться от создания отдела патологической бактериологии [2].

Возникновение русской микробиологии можно представить себе как процесс непрерывного взаимодействия ряда системообразующих элементов: научных школ и выдающихся личностей, формальных и неформальных объединений. Вслед за К. Г. Васильевым [57] следует признать, что возникновение и развитие российской микробиологии, прежде всего, связано с естественными и медицинскими факультетами университетов (Московского, Дерптского, Казанского, Харьковского, Петербургского, Варшавского, Киевского, Новороссийского, Томского, Саратовского). Однако существенную роль сыграли также Санкт-Петербургское общество естествоиспытателей, Общество русских врачей (Санкт-Петербург и Москва) и врачебные общества Киева, Харькова, Одессы, Казани, Томска [58]. Третьим компонентом стали бактериологические (пастеровские) станции и возникшие на их базе бактериологические институты в Одессе, Москве, Харькове, Казани, Киеве, Томске.

Т. И. Ульянкина [59] предложила характеризовать зарождающуюся науку (на примере иммунологии) по критерию прогнозирования результатов деятельности. Автор пришла к выводу, что этап становления науки заканчивается, когда она начинает ориентироваться главным образом на эксперимент, а не на обыденный опыт. Поддерживая эту точку зрения, мы приходим к выводу, что начальный этап становления и развития микробиологии в России заканчивается созданием Императорского института экспериментальной медицины, принявшего на себя функции единого

координирующего центра. Принцу А.П. Ольденбургскому удалось создать коллектив ученых, который помимо решения поставленных перед ним практических задач смог заложить основы эффективного управления научными разработками, во многом определявшими политику медико-биологических исследований России—СССР— России на протяжении XX века. При этом микробиология в нашей стране получила ярко выраженный «петербургский» акцент (таблица). Заложенный в учредительных документах ИИЭМ принцип обязательного анализа и теоретического обобщения

Таблица. Научно-исследовательские организации, кафедры и лаборатории в области микробиологии и иммунологии, созданные на базе ИЭМ и благодаря научно-организационным

усилиям его сотрудников

Год создания Наименование Учреждение Место создания и органзатор

1898 Кафедра медицинской бактериологии (первая в России) Женский медицинский институт* Санкт-Петерубург, Д. К. Заболотный

1899 Читинская противочумная станция С 1922 г. — Дальневосточный ветеринарный институт Чита, В. И. Турчинович-Выжникевич

1918 Институт эпидемиологии и микробиологии им. Пастера СПб НИИ эпидемиологии и микробиологии им. Пастера Петроград

1919 Ветеринарно-бактериологический институт СПб академия ветеринарной медицины Петроград

1920 Институт «МИКРОБ» Российский научно-исследовательский противочумный институт «МИКРОБ» Саратов, А. И. Бердников

1920 Кафедра эпидемиологии (первая в мире) Новороссийский университет Одесса, Д. К. Заболотный

1923 Кафедра микробиологии и эпидемиологии Военно-медицинская академия** Ленинград, Д. К. Заболотный

1928 Украинский НИИ микробиологии и эпидемиологии Киев, Д. К. Заболотный

1928 Кафедра микробиологии Лен. Педиатрический медицинский институт Ленинград, О. О. Гартох

1928 Кафедра биохимии (первая в СССР) ЛенГИДУВ*** Ленинград, Е. С. Лондон

1928 Лаборатория биохимии и обмена вещества Лен. гос. университет, СПб гос. университет Ленинград, Е. С. Лондон

1931 Кафедра эпидемиологии ЛенГИДУВ Ленинград, А. А. Садов

1938 Институт вакцин и сывороток СПб НИИ вакцин и сывороток Ленинград, В. Н. Матвеев

1967 Институт гриппа НИИ гриппа Ленинград, А. А. Смородинцев

1990 Институт мозга РАН Институт мозга им. Н. П. Бехтеревой РАН Ленинград, Н. П.Бехтерева

2012 Кафедра фундаментальной медицины Дальневосточный гос. университет Владивосток, А. А. Полевщиков

Примечание: * Затем 1-й Лен. мед. институт им. И. П. Павлова, ныне СПб медицинский университет им. И. П. Павлова; ** Императорская медико-хирургическая академия, Императорская военно-медицинская академия, Военно медицинская академия им. С. М. Кирова МО РФ; *** Государственный институт доусовершенствования врачей, затем Медицинская академия последипломного образования (МАПО), ныне вошла в состав Северо-Западного государственного медицинского университета им. И. И. Мечникова.

на основе взаимодействия ученых разных специальностей в дальнейшем привел к формированию первого в мире научного центра биомедицинских исследований. Дальнейшим развитием национальной институализации в это области стало создание Всесоюзного института экспериментальной медицины (ВИЭМ), завершившееся формированием на его базе Академии медицинских наук СССР, с 1944 года определявшей приоритеты медико-биологических научных исследований.

КРАТКИЕ ПЕРСОНАЛИИ18

Анреп Василий Константинович фон (1852-1927), профессор, действительный тайный советник. Из потомственных дворян Лифляндской губернии, родился в Санкт-Петербурге. Окончил ИМХА с серебряной медалью (1876). Экспериментально доказал местное анестезирующее действие кокаина (1879). Младший ординатор 43-го военного временного госпиталя, участник русско-турецкой войны 18771878 гг. Доктор медицины (1881). Приват-доцент ИМХА (1882), профессор хирургии Императорского Харьковского университета (1884-1887). Преподаватель судебной медицины в Императорском училище правоведения (1887-1889), с 1877 г. профессор судебной медицины и физиологии Клинического института В. Кн. Елены Павловны. Первый директор Женского медицинского института (1897). Попечитель Харьковского (1899), затем Санкт-Петербургского (1902) учебного округа. Директор медицинского департамента МВД (1902-1904), Главный врачебный инспектор России (1904-1907). Депутат 3-й Государственной Думы от партии октябристов (1907-1912), председатель комиссии по народному образованию. Консультант при Верховном начальнике санитарной и эвакуационной части действующей армии принце А. П. Оль-денбургском (1914). Эмигрировал во Францию, с 1921 г. жил в Великобритании, позднее переехал в Париж. Автор более 50 научных работ.

Астапов Афанасий Петрович (1862-?), крестьянин из деревни Черновой, которая находилась в Павловской волости Обоянского уезда Курской губернии. Рядовой (1882), затем ветеринарный фельдшер Л.-Гв. Конного полка (1886-1887). С 26 января 1891 г. в ИИЭМ, младший штатный надзиратель [7].

Афанасьев Михаил Иванович (1850-1910), клиницист, бактериолог, патологоанатом. Окончил СПб университет с золотой медалью (1874) и ИМХА (лекарь, 1877). Военный врач, участник русско-турецкой войны 1877-1878 гг. Доктор медицины (1881). Создал первый в мире систематический курс по бактериологии19. Приват-доцент (1885), профессор (1885) кафедры патологической анатомии ИВМедА. Директор (1889-1891), заведующий терапевтический клиникой (1891-1910) Клинического института В. Кн. Елены Павловны. Описал палочку коклюша (1889), первым в мире подошел к представлениям о вирусной этиологии гриппа (1904).

Бардах Яков Юльевич (1857-1929) окончил Новороссийский университет (1880) и ИМХА (1883). Вместе с И. И. Мечниковым и Н. Ф. Гамалеей организовал Пастеровскую станцию в Одессе, заведовал ею с 1888 по 1890 г. Создал первую в России доцентуру по микробиологии, позднее превратив ее в кафедру микробиологии Новороссийского университета. Курс микробиологии читал с 1895 по 1929 г. В своих исследованиях показал роль микроорганизмов в очистке сточных вод.

Бертуш Альфред Юрьевич (1848-1890), ветеринарный врач. Погиб, заразившись сапом во время экспериментов в помещении Санкт-Петербургской Пастеровской станции (ветеринарный лазарет Л.-Гв. Конного полка).

Воинов Леонид Иванович (1853-?), земской врач села Усть-Ижора. Сопровождал пациентов в Париж. Адресат Л. Пастера, письма опубликованы.

Гамалея Николай Федорович (1859-1949), доктор медицины (1893), почетный член АН СССР (1940), академик АМН СССР (1945), заслуженный деятель науки РСФСР, лауреат Сталинской премии (1943). Окончил Новороссийский университете (1881) и ИВМедА (1883). С 1883 г. работал в клинике нервных болезней. Вместе с И. И. Мечниковым и Я. Ю. Бардахом организовал Пастеровскую станцию в Одессе. Руководитель оспопрививального института им. Дженнера в СПб (1912-1928). Приват-доцент кафедры бактериологии ЛенГИДУВ (1923-1928). Научный руководитель Центрального института микробиологии и эпидемиологии20 в Москве (1930-1938), затем заведовал лабораторией. Профессор кафедры микробиологии 2-го Московского медицинского института (1938). Установил водный путь распространения холеры. Разработал метод приготовления оспенной вакцины (1918), ставший общепринятым в СССР. Ввел термин «дезинсекция».

Ганнекен Эдуард Антонович (?-1913), инженер-технолог, архитектор, первый техник ИИЭМ. Высшее техническое образование получил в 1876 г., специалист по санитарной технике. Работал в Санкт-Петербургской городской управе (1876-1911). С 1898 г. управляющий водопроводами Санкт-Петербурга. Глава хозяйственно-технического комитета Человеколюбивого общества, директор товарищества технических сооружении и благоустройства. С октября 1906 г. преподаватель курсов пожарных техников (ныне СПб университет ГПС МЧС РФ). В 1911 г. вышел в отставку. В рейтинге авторов объектов культурного наследия федерального значения Э. А. Ганнекену присвоена категория «3».

Гельман Кристап Янович (Христофор Иванович, 1848-1892) родился в Кур-ляндской губернии, гимназию закончил в Митаве. Работал на пивоваренных и винокуренных заводах в Латгалии, Тверской губернии и Курляндии. По всей видимости, был знаком с работами Л. Пастера о брожении и применял эти знания в практической деятельности [60]. Окончил Дерптский ветеринарный институт (1872), ученик Евгения Мартьяновича Земмера (1843-1906). За работу «О развитии семенных живчиков у позвоночных» награжден золотой медалью. Магистр ветеринарии (1879). В этом же году назначен ветеринарным врачом Л.-Гв. Конного полка. Присутствовал и выступал на докладе В. И. Ковалевского в Вольном экономическом обществе (1881), посвященном прививанию сибирской язвы. Организатор и руководитель СПб Пастеровской станции (1886), организатор и заведующий отделом эпизоотологии ИИЭМ [9].

В конце первого отчета ИИЭМ принц А. П. Ольденбургский писал: «Заканчивая отчет за 1891 год, вменяю себе долг всеподданнейше доложить Вашему Императорскому Величеству о постигшей Институт уже в текущем году прискорбной утрате. 26 февраля скончался Действительный член Института Х. И. Гельман, бывший одним из ближайших моих сотрудников по устройству сперва станции для прививок от бешенства, а затем Института. В его лице Институт лишился не только безукоризненного труженика науки, но и высокой степени достойнейшего и честного человека» [6, лист 11].

Здекауэр Николай Федорович (1815-1897) родился в семье морского врача, окончил ИМХА с отличием (1838). Доктор медицины (1842). Профессор, заведующий кафедрой общей патологии, общей терапии и врачебной диагностики (18481860), заведующий кафедрой госпитальной клиники (1860-1863) ИМХА. Лейб-медик (1860). Председатель медицинского совета МВД. Создал Русское общество охранения народного здравия (1878), его председатель. Автор 30 научных работ.

Кавелин Александр Александрович (1832-1906), третий сын А. А. Кавелина (1793-1850), воспитателя императора Александра II, директора Пажеского корпуса и генерал-губернатора СПб. Окончил Пажеский корпус (1851), военную службу начал в Лейб-гвардии Измайловском полку. Полковник (1863), генерал-майор (1869), генерал-лейтенант (1881). Губернатор Таврической (1873-1881) и Смоленской (18811886) губерний. Умер и похоронен в СПб.

Кальнинг Отто Иванович (Калниньш, 1856-1891), ветеринарный врач. Окончил Дерптский ветеринарный институт (1877). Офицер русской армии, участвовал в освобождении Болгарии (1877-1878), затем служил там же (до 1886), один из основоположников ветеринарной службы Болгарии. Независимо от К. Я. Гельмана получил маллеин (1891). Заразился сапом и погиб.

Краюшкин Владимир Алексеевич (1854-1920) родился в Петербурге, среднее образование получил в 5-ой гимназии. С отличием окончил ИМХА (1878). Служил в войсках, с 1884 г. прикомандирован для усовершенствования к клиникам академии. За диссертацию «К вопросу о действии фиксированного (кроличьего) яда бешенства животных» конференция ИВМедА присвоила ученому докторскую степень (1896). После образования ИИЭМ руководил практическим прививочным отделением.

Круглевский Николай Александрович (1844-1920) окончил ИМХА (1869), оставлен для усовершенствования, предметом специализации избрал хирургию. Ординатор 1-го хирургического отделения клинического военного госпиталя (1870). Доктор медицины (1873). Заведующий хирургическим отделением Общины сестер милосердия Св. Георгия (1874-1880). Во время русско-турецкой войны 1877-1878 гг. консультант-хирург санитарного отряда в Черногории. Приват-доцент ИМХА (1879). С середины 1880 г. и вплоть до гибели 1 марта 1881 г. хирург Императора Александра II, присутствовал при его смерти. Пожалован званием почетного лейб-хирурга21, тайный советник. С 1881/82 уч. года начал читать курс оперативной хирургии. Экстраординарный (1891), ординарный (1895) профессор кафедры оперативной хирургии ИВМедА, заведовал этой кафедрой до 1902 г. Вышел в отставку.

Лансеро Этьен (Lancereaux E., 1829-1910), профессор медицинского факультета Парижского университета. Выделил (1880) два типа сахарного диабета. Знаменитый словарь Брокгауза и Ефрона характеризует ученого так: «.ученик Клода Бернара и Базена. Врачом с 1862 г. и с того времени врач больницы de la Pitie, где читает в звании приват-доцента лекции. Л. один из самых ученых французских врачей. Из его многочисленных сочинений, касающихся самых разнообразных тем патологии и клиники, многие увенчаны премиями». В России большую известность получило его руководство «Учение о сифилисе» (A treatise of syphilis, historical and practical. London: New Sidenham Society. 1868; Пер. с фр. СПб: Главн. воен.-мед. упр., 1876. 798 с.). Второе издание вышло на следующий год. Сегодня эту книгу можно заказать в издательстве «Книга по требованию», 2011. 428 с.

Лихачев Владимир Иванович (1837-1906), юрист и общественный деятель. Окончил Императорское училище правоведения в Санкт-Петербурге (ныне СПб институт права им. принца П. Г. Ольденбургского). Член и товарищ председателя СПб окружного суда, член СПб судебной палаты, председатель столичного мирового съезда. Свыше 30 лет был гласным СПб городской Думы, с начала 1880-х годов председатель городской комиссии общественного здравия. В 1885-1892 гг. Санкт-Петербургский городской голова, с 1896 г. сенатор.

Макарская Евгения Павловна (?-?), жена отставного штаб-ротмистра, мать. Окончила СПб Александровское училище (1871). Надзирательница при классах Александровского сиротского дома (1885-1890), награждена медалью в память царствования императора Александра III. В ИЭМ с апреля 1890 г., надзирательница (10.1890), старшая надзирательница (06.1891) ИИЭМ [8].

Маровский Людвиг Адольфович (1831-1892), сын подданного Саксонии. Окончил Киевскую гимназию № 2 и медицинский факультет Св. Владимира с отличием (1855). Участник обороны Севастополя, принял русское гражданство. Доктор медицины (1858). Приват-доцент университета Св. Владимира, младший, затем старший врач Киевского кадетского корпуса. Энтузиаст ларингоскопии, первый в России приват-доцент по предмету диагностики и ларингоскопии (1864). Перевел на русский язык Laryngoskopie und Kehlkopfskrankheiten Адельберта Тобольда (1827-1907) [61]. Экстраординарный профессор и директор терапевтической клиники Харьковского университета (1866-1868). В результате скандала подал в отставку, сдал экзамен на звание инспектора врачебной управы и за 12 лет прошел по ступенькам административной лестницы Псковской и Бессарабской губернии, действительный статский советник. Создал общество псковских врачей (1869) и был его первым президентом. Участник русско-турецкой войны 1877-1878 гг. В 1880-1886 гг. возглавлял врачебную управу г. Одессы. Уволен в отставку, умер и похоронен в Одессе.

Миллер Фердинанд Логинович (Мюллер, 1832-1900), архитектор. Вольнопри-ходящий ученик Академии художеств (с 1849). В 1857 г. удостоен звания свободного художника. В Ораниенбауме построил здание вокзала (1862-1864) и дом № 8 по ул. М. А. Бакунина. В Петербурге сохранилось только одно его здание — 3-этажный флигель в три окна, с кружевным чугунным литьем над крыльцом (10 линия В. О., д. 21) деревянного особняка, на месте которого ныне ворота и забор. В рейтинге авторов объектов культурного наследия федерального значения Ф. Л. Миллеру присвоена категория «2».

Мочутковский Осип Осипович (1845-1903) привил себе кровь больного возвратным тифом, а позднее кровь больного сыпным тифом, тяжело переболел обоими заболеваниями. Подтвердив результаты Г. Н. Минха, показал патогенность возбудителей в течение всего периода болезни. В 1900 г. доказал возможность передачи этих заболеваний через укусы платяных вшей, намного опередив исследования Ш. Николь (C. Nicolle, 1866-1936) [62].

Пель Александр Васильевич (1850-1905) окончил СПб реформаторское училище и ИМХА (1872), провизор. Магистр фармации (1873). Доктор философии (Гисен, 1876). Магистр химии (Юрьев, 1880). Доктор химии (1882). Почетный профессор медицинской химии Клинического института В. Кн. Елены Павловны. Род Пелей в середине XIX в. получил русское дворянство, девиз их герба Nitimur in altius — «стремимся к высшему».

Рачинский Сергей Александрович (1833-1902), ботаник и педагог, чл.-корр. Императорской СПб АН (1891) по отделению русского языка и словесности. Окончил Московский университет (1853), магистр ботаники (1859). Адьюнкт-профессор (1859), исполняющий должность экстраординарного (1861), ординарный (1866) профессор по кафедре ботаники Московского университета. Доктор ботаники (1866). Перевел на русский язык «Происхождение видов» Ч. Дарвина. В 1872 г. покинул университет и уехал в свое родовое имение Татево (Бельский уезд Смоленской губернии). В 1875 г. открыл народную школу и стал в ней учителем. Выступал поборником церковных начал в народном просвещении. В Российской национальной библиотеке представлены 18 публикаций ученого, посвященные вопросам образования и воспитания.

Свято-Троицкая община сестер милосердия основана 9 марта 1844 г. по инициативе жены принца П. Г. Ольденбургского принцессы Терезии Вильгельмины Оль-денбургской (1817-1871) при участии дочерей императора Николая I В. Кн. Марии Николаевны (1819-1876) и В. Кн. Александры Николаевны (1825-1844). В общину принимались вдовы и девицы всех свободных состояний в возрасте от 20 до 40 лет. В 1844 г., в память дочери, Императрица Александра Федоровна (1798-1860) приняла общину под свое покровительство. В 1847 г. Попечителем общины был назначен принц П. Г. Ольденбургский.

Источником средств для существования Общины сестер милосердия служили проценты с капитала, оставленного В. Кн. Александрой Николаевной, частные пожертвования и средства, вносившиеся некоторыми сестрами при поступлении. Количество сестер не было большим, к концу XIX в. их было около 80. Каждая сестра приводилась к присяге священником общины в присутствии Попечителя и Санкт-Петербургского митрополита. Устав общины жестко регламентировал жизнь сестер милосердия и запрещал иметь собственную мебель, одежду, деньги. К основным обязанностям сестер относилось суточное дежурство в больнице (1 раз в 4-5 дней), работа в аптеке и амбулатории. Во время русско-турецкой войны 1877-1878 гг. из сестер общины было сформировано 2 отряда, принимавших непосредственное участие в боевых действиях. Во время русско-японской войны 1904-1905 гг. на Дальний Восток были командированы 17 сестер милосердия. С началом Первой мировой войны был сформирован госпиталь красного креста Петроградской Свято-Троицкой общины сестер милосердия на 200 мест. Всего в боевые части на 1 января 1916 г. из 55 сестер было командировано 42. После установления в России Советской власти Свято-Троицкая община сестер милосердия прекратила свое существование [63]. В комплексе зданий общины по 2-й Рождественской (ныне 2-я Советская) дом 16 была открыта больница имени 5-летия Октябрьской революции, на базе которой в 1931 г. создана первая городская станция переливания крови, годом спустя ставшая Ленинградским институтом переливания крови (ныне Российский НИИ гематологии и трансфузиологии).

Чистович Яков Алексеевич (1820-1885), гигиенист, судебный медик и историк медицины, тайный советник. Окончил ИМХА с серебряной медалью, служил военным врачом в Прибалтике. Доктор медицины (1848). С 1857 г. профессор кафедры судебной медицины и гигиены, начальник ИМХА (1871-1875). Автор свыше 300 научных трудов. Предпринял первый опыт женского врачебного образования в России. Похоронен на Новодевичьем кладбище Санкт-Петербурга.

Шперк Эдуард-Леонард Фридрихович (Эдуард Федорович; $регк Е. L, 18371894) родился в городе Мглин Черниговской губернии (ныне Брянская область) в семье энтомолога и минеролога Фридриха (Федора) Андреевича Шперка (1808-1858). Окончил медицинский факультет Харьковского университета с отличием (1855), одновременно сдав экзамены на степень доктора медицины. Пользовался стипендией МВД, поэтому после окончания обучения должен был отработать 2 года. Назначен на службу в Якутию, несмотря на ходатайство факультета оставить его для совершенствования при университете.

В течение 10 лет работал на Дальнем Востоке, сначала в Иркутске, затем в военном госпитале Благовещенска, окружным врачом в Николаевске. В 1860 г. получил распоряжение отправиться в экспедицию по Николаевскому округу (площадь около 1000 кв. км) через Охотск, Гигижинск и далее на Камчатку для изучения распространения проказы по берегам Охотского моря. Экспедиция, скорее всего, была организована по просьбе Р. Вирхова.

На основе собранных материалов подготовил работу «Медико-топографические замечания о сифилисе Северо-Восточной Сибири, называемом там «проказою», составлена областным врачом Восточной Сибири, лекарем Эдуардом Шперком, для получения степени Доктора Медицины», которую с успехом защитил 23 марта 1863 г. на конференции ИМХА. Это было одно из первых исследований по медицинской географии, поэтому вопреки традиции в диссертации отсутствовали цитаты других авторов. Из-за этого ее едва не отклонили, лишь благодаря Я. А. Чистовичу, убедившему конференцию сделать исключение, Э.-Л. Шперка допустили к защите.

Работая в Калинкинской больнице, ученый провел уникальную работу: с 1871 по 1876 г. он подробно обследовал 1076 проституток и далее наблюдал каждую вплоть до конца 1885 г. Итогом стало создание 28 шестицветных страниц, складывавшихся в единую таблицу 2x5 метров. Ученый предполагал, что сможет выявить графический эквивалент конкретной патологии [64]. В заключение приведем характеристику ученого из предисловия к собранию его сочинений, написанного профессором Э. Лансеро (Е. Lancereaux, 1829-1910): «Он один из тех редких авторов, которые понимают, как важно познание этиологических условий болезней для достижения предупреждения их, и которые стараются всеми средствами определить их происхождение. Но этим не ограничивались изыскания этого любознательного и образованного ума. Он занимался еще применением электричества к лечению болезней и с жаром отдавался изучению бактериологии, недавно основанной интересными исследованиями Л. Пастера» [65, с. 12].

Примечания

1 Оригиналы пяти писем Л. Пастера к принцу А. П. Ольденбургскому хранятся в научной библиотеке ИЭМ.

2 С другой стороны инициатива могла принадлежать младшему брату императора В. Кн. Владимиру Александровичу (1847-1909), также посетившему лабораторию Л. Пастера и интересовавшемуся прививками против бешенства.

3 Высказываются следующие предположения: предприниматель Б. Г. Биллич; мировой судья А. А. Башмаков; помещик М. В. Строеско; через подставное лицо — Н. Ф. Гамалея [29].

4 Сегодня на той части площади (пл. Труда), где стояло здание ветеринарного лазарета, размещается кольцо троллейбуса.

5 Ныне г. Белый — районный центр Тверской области, расположен на р. Обша, в бассейне р. Зап. Двина.

6 Нередко приводят отчество врача «Яковлевич», однако в Медицинском списке на 1891 г. значится «Алексеевич».

7 А. П. Моренгейм в бытность свою послом в Дании близко познакомился с будущим императором Александром III, во Францию был назначен по его желанию, так что присутствие барона трактовалось как знак особого внимания царствующей особы.

8 Согласно другим данным, первые в России антирабические прививки были выполнены 2 июля 1886 г. на Самарской станции, которую возглавил д-р Паршинский [66]. Затем 12 июля начали делать прививки в Одессе (рук. д-р Н. Ф. Гамалея), 13 июля — в Санкт-Петербурге (рук. К. Я. Гельман) и 25 июля — в Москве при Александровской больнице (рук. д-р Н. М. Унковский), а 28 июля — при военном госпитале (рук. д-р П. Ф. Петерсен).

9 Первоначально они назывались тельца Бабеша-Негри, поскольку В. Бабеш описал их первым в 1887 г., А. Негри повторно открыл их в 1903 г. Однако в современной литературе закрепилось название «тельца Негри».

10 Работавшие сверх штата приобретали право на соответствующее чинопроизводство по табелю о рангах Российской Империи и могли носить положенный по должности мундир. Однако денежное вознаграждение выплачивалось помимо казенных средств, работа в данной должности не учитывалась при назначении пенсии.

11 Позднее здесь были установлены бюсты шести благотворителей, проявивших наибольшее участие в создании Института, среди них — бюст императора Александра III.

12 Фотографию вазы можно увидеть в монографии Ю. П. Голикова и Н. С. Сапронова [67].

13 Так, например, именует Институт А. Нобель в своем письме племяннику Людвигу, где излагает свои идеи относительно конкретных задач, касающихся изучения физиологии и химии [7, листы 1, 2].

14 До середины 1880-х годов она именовалась Набережной улицей. Свое название Лопухинская, как и сад, который улица огибает, получила по имени князя Петра Васильевича Лопухина (17531827), в разные годы занимавшего должности петербургского полицмейстера, генерал-прокурора и министра юстиции России. В начале XIX в. он стал владельцем дачи в центре обширного участка на берегу Малой Невки. 27 сентября 1934 г. в связи с 85-летием Ивана Петровича Павлова Лопухинская получила наименование «улица академика Павлова», которое и носит по настоящее время.

15 По проекту архитектора в начале XX века выстроен курзал в парке г. Териоки (ныне г. Зелено-горск, Приморский район СПб).

16 Особняк О. Н. Михальцевой разобран по предписанию как пораженный насекомыми и грибком в 1966 г.

17 В 1877-1883 гг. принц А. П. Ольденбургский по инициативе С. П. Боткина, стремившегося создать кадры среднего медицинского персонала, создает фельдшерские курсы при общине сестер милосердия Св. Георгия. Председателем общины сестер милосердия была принцесса Е. М. Ольденбургская. На курсах преподавали И. П. Павлов, Н. А. Круглевский, С. М. Лукьянов [67], так что еще задолго до создания Пастеровской станции и ИЭМ принц имел собственное и со слов супруги представление об этих ученых.

18 Использованы материалы энциклопедического словаря [68].

19 Подобный в Берлине у Р. Коха начали читать несколько месяцев спустя.

20 Ныне Институт носит имя ученого.

21 Почетный лейб-хирург — придворное медицинское звание. До 1917 г. лейб-медики представляли своего рода элиту врачебного сословия России.

ИСПОЛЬЗОВАННЫЕ АРХИВНЫЕ МАТЕРИАЛЫ

Центральный Государственный исторический архив Санкт-Петербурга (ЦГИА СПБ) Фонд 2282, опись 1

1. Ед. хр. 2. Императорский Институт Экспериментальной Медицины. Канцелярия. Переписка

о поручении доктору медицины Действительному статскому советнику Шперку временно управлять Институтом на правах Попечителя. На 9 листах.

2. Ед. хр. 4. Императорский Институт Экспериментальной Медицины. Канцелярия. Журнал

Совета Императорского Института Экспериментальной медицины. (Журнал заседаний Совета Института за 1891 год.) На 19 листах.

3. Ед. хр. 17. Императорский Институт Экспериментальной Медицины. Хозяйственный коми-

тет. Планы и переписка с конторой Императорского двора о приобретении участка земли и дома госпожи Михальцевой. На 28 листах.

4. Ед. хр. 18. Императорский Институт Экспериментальной Медицины. Хозяйственный коми-

тет. Чертежи и планы Императорского института. На 82 листах.

5. Ед. хр. 31. Императорский Институт Экспериментальной Медицины. Канцелярия. Об отчетах

за 1891 и 1892 гг. На 49 листах.

6. Ед. хр. 47. Императорский Институт Экспериментальной Медицины. Канцелярия. Переписка

с А. Нобелем о пожертвовании им 10000 рублей на нужды Института. На 19 листах.

Фонд 2282, опись 2

7. Ед. хр. 88. Дело о службе младшего штатного надзирателя Афанасия Петровича Астапова. На

8 листах.

8. Ед. хр. 134. Дело о службе старшей штатной надзирательницы Е. П. Макарской. На 19 листах.

Архив ИЭМ РАМН 9. Гельман К. Я. Личное дело (№ 14) на 39 листах.

Архив научной библиотеки ИЭМ

Фонд рукописей

10. Дело № 2 Рукописи Э. Шперка. На 27 листах.

Литература

11. Метелкин А. И. Л. С. Ценковский, основоположник отечественной школы микробиологов. М.: Медгиз, 1950. 263 с.

12. Бессмертный Б. С. «Эпидемиологические листки С. П. Боткина» // Журнал микробиол., эпиде-миол., иммунол. 1954. №10. С. 103-108.

13. Засухин Д. Н. 100-летие открытия возбудителя малярии // Паразитология. 1981. Т. XV, № 3. С. 298-301.

14. Pasteur L. Mémoire sur la fermentation appellie lactique // Compt. Rend. de l'Acad. Des Sci. 1857. Vol. 45. P. 317-363.

15. Омелянский В.Л. Луи Пастер. Петроград: Научн. хим.-техн. изд-во, 1922. 128 с.

16. Эрисман Ф. Ф. // Труды съезда русских врачей в память Н. И. Пирогова. М., 1887. Т. 2. С. 18.

17. Маркова Л. А. Научное сообщество как субъект научной деятельности и проблемы понимания объективности и истинности историко-научного знания // Историография естествознания на рубеже нового тысячелетия: сб. СПб.: РХГА, 2008. С. 124-165.

18. Федотова А. А. Ветеринарная командировка почвоведа П. А. Костычева // Историко-биологи-ческие исследования. 2012. Т. 4, № 3. С. 79-93.

19. Файбусович Г. Мемуар о Пастере // Химия и жизнь. 1972. № 11. С. 78-85.

20. Валлери-Радо Р. Жизнь Пастера / сокр. пер. с посл. франц. изд. А. Н. Калитеевской; под ред. с предисл. чл.-корр. АН СССР Н. А. Красильникова. М.: Изд-во иностр. лит., 1950. 424 с.

21. Мазинг Ю. А. Семья «русских» Ольденбургских // Пространство и время. 2011. № 1 (3). С. 209216; № 2 (4). С. 216-228.

22. Гуреева Н. М. Переписка Л. Пастера с некоторыми общественными деятелями России в конце XIX века // Журнал микробиол., эпидемиол., иммунол. 1960. № 8. С. 117-121.

23. Демидов С. С. Новые тенденции в философии и историографии математики // Историография естествознания на рубеже нового тысячелетия: сб. СПб.: РХГА, 2008. С. 368-405.

24. Хектен Э. Наука в местном контексте: интересы, идентичности и знание в построении российской бактериологии // Вопросы истории естествознания и техники. 2001. № 3. С. 37-62.

25. Андрюшкевич Т. В., Мазинг Ю. А. Санкт-Петербургская пастеровская станция // Мед. акад. журнал. 2011. Т. 11, № 3. С. 112-121.

26. Маровский Л. А. Выступление врачебного инспектора Л. А. Маровского // Ведомости Одесского городского общественного управления. 1886. № 10 от 1 февраля.

27. Тихонов Д. Луи Пастер и бешеный волк // Время жить вместе. 2005, март. URL: http://www. timetolive.ru/p/2005_03/volk/ (дата обращения: 16.05.2013).

28. Шевелев А. С., Николаева Р. Ф. Последний подвиг Пастера. М.: Медицина, 1988. 112 с.

29. Аржанов Н. П. Одесская прелюдия. Одесский лейтмотив // Украинская медицинская газета № 2 от февраля 2007 года и № 12 от 21 декабря 2007 года.

30. Резник С. Е. Мечников. М.: «Молодая гвардия», 1973. 368 с.

31. Бирюкова Т. Особо выделенный. Близится 190-летие великого Пастера // Медицинская газета № 94 от 14 декабря 2012 года.

32. Ефременко А. А. Деятельность Петербургской Пастеровской станции (1886-1890) // Сов. медицина. 1968. № 1. С. 148-151.

33. Краюшкин В. А. О действии фиксированного яда при подкожном введении // Архив биол. наук. 1897. Т. V, вып. 2-3. С. 115-172.

34. Лихачев В. И. С.-Петербургская станция предупредительного лечения водобоязни: Сообщение городского головы, В. И. Лихачева, Санкт-Петербургской городской думы в заседании 18 марта 1887 года. СПб., 1887. Отд. оттиск. 18 с.

35. Шноль С. Э. Герои, злодеи, конформисты российской науки. 2-е изд. М.: Крон-Пресс, 2001. 875 с.

36. Аравийский Р. А., Белянин В. Л., Мочалов В. С., Васильева Н. В. Калинкинская больница — первая гражданская больница Санкт-Петербурга. СПб.: Изд. дом СПбМАПО, 2003. 31 с.

37. Грекова Т. И., Голиков Ю. П. Медицинский Петербург. СПб.: Фолио-пресс, 2001. 416 с.

38. Gastinel P., Pulvenis R. La syphilis expérimentale. Etude critique et nouvelles recherches. Monographie du laboratoire de Bacteriologie de la Faculté de Medicine de Paris. Paris: Masson, 1934. 244 p.

39. Руденко Л. Г., Александрова Г. И., Саминина А. А., Ильенко В. И., Найхин А. Н. Анатолий Александрович Смородинцев — 100 лет со дня рождения. СПб., 2001. 64 с.

40. Janaway Ch. A., Travers P., Walport M., Schlomchak D. "tte immune system in helf an disease. 5th ed. L.; N. Y., 2001. 740 p.

41. Гельман К. Я. Диагноз сапа посредством подкожного вспрыскивания вытяжки из сапных бацилл // Вестник общественной ветеринарии. 1891. № 5. С. 67-70.

42. Ефременко А. А. Возникновение и деятельность Петербургской пастеровской станции / Роль первых бактериологических учреждений в развитии микробиологии и эпидемиологии в России (материалы симпозиума). Рига, 1963. С. 11-13.

43. Владимиров А. А. Памяти К. Я. Гельмана. СПб., 1902. 11 с.

44. Андрюшкевич Т. В. Становление микробиологических школ Института экспериментальной медицины и их влияние на развитие научных исследований в России: дис. ... канд. биол. наук. СПб.: 2004. 192 с.

45. Мечников И. И. Воспоминания о последних года жизни Пастера // Страницы воспоминаний. М.: Изд-во АН СССР, 1946. С. 87-98. (Впервые опубликовано в газете «Русское слово» № 7 от 10 января 1915 года.)

46. Реальная энциклопедия медицинских наук: медико-хирургический словарь (статья «Институт экспериментальной медицины»). СПб.: Изд-во В. С. Эттингера, 1893. Т. 7. С. 707-708.

47. Беляков Н. А., Михайлович В. А., Хмельницкий О. К., Щербо А. П. Императорский клинический институт Великой княгини Eлены Павловны. Российская школа усовершенствования врачей (18851917 годы). СПб.: СПбМАПО, 1999. 384 с.

48. Голиков Ю. П., Ланге К. А. Краткий очерк жизни и деятельности И. П. Павлова // И. П. Павлов: Pro et contra. Антология. СПб.: Изд-во РХГИ, 1999. С. 545-648.

49. Гуреева Н. М. К истории организации института экспериментальной медицины // Eжегодник. Институт экспериментальной медицины АМН СССР. Отчет о научно-исследовательской работе института за 1956 год. Л.: 1957. С. 628-637.

50. Хроника и мелкие известия // Врач. 1890. № 39. С. 1593.

51. Реестр книг о медицине, физиологии и проч. Выписаны по повелению Ero Высочества Принца Александра Петровича, из общего каталога для Института изучения заразных болезней. Научная библиотека ФГБУ «НИИЭМ» СЗО РАМН. Рукопись. 21 с.

52. Орбели Л. А. Воспоминания. М.; Л.: Наука, 1966. 122 с.

53. Мечников И. И. Как и почему я поселился за границей // Страницы воспоминаний. М.: Изд-во АН СССР. 1946. С. 77-86. (Впервые опубликовано в газете «Русские ведомости» № 239 от 18 октября 1909 года.)

54. Временный устав Императорского Института Экспериментальной Медицины. СПб., 1891. 19 с.

55. Лихачев Д. С. О петербургской культуре начала XX века // Петербург. Художественная жизнь 1900-1916. Фотолетопись. СПб.: Искусство-СПб, 2001. С. 5-9.

56. Из Русского Общества Охранения Народного Здравия (Общее заседание 11 марта). // Врач. 1891. № 12. С. 319.

57. Васильев К. Г. Методологические вопросы изучения истории отечественный эпидемиологии // Журнал микробиол., эпидемиол., иммунол. 1980. № 4. С. 114-116.

58. Андрюшкевич Т. В. Иммунологические исследования в Санкт-Петербурге: начало пути // Мед. иммунология. 2002. Т. 4, № 2. С. 226-227.

59. Ульянкина Т. И. Зарождение иммунологии: автореф. дис. ... докт. биол. наук. М., 1997. 60 с.

60. Якобсон Ю. О. Задачи изучения истории микробиологии в Латвии // Роль первых бактериологических учреждений в развитии микробиологии и эпидемиологии в России (материалы симпозиума). Рига, 1963. С. 18-22.

61. Тобольд А. Руководство к ларингоскопии и местному терапевтическому лечению при болезнях гортани / пер. с нем. д-р Л. Маровский. СПб.: Тип. Я. Трея. 1866. 127 с.

62. Дяченко С. С. О. О. Мочутковский и его героические опыты // Врачебное дело (Киев) 1954. № 2. С. 38-41.

63. Волкович А. Ю. Свято-Троицкая община сестер милосердия // Трансфузиология. 2004. № 4. С. 104-120.

64. Notice sur l indicateur de la morbidité et de la mortalité dressé par le Dr Ed. Sperk. Paris: Octave Doin, 1898. 25 p.

65. Sperk E. L. Œuvres completes. T. I. Syphilis, prostitution. Paris, 1896. 706 p.

66. Ефременко А. А., Левтова К. З. Об открытии Самарской пастеровской станции // Журнал микр., эпидемиол., иммунол. 1960. № 5. С. 83-85.

67. Голиков Ю. П., Сапронов Н. С. Попечитель Императорского Института экспериментальной медицины принц Александр Петрович Ольденбургский. СПб.: Изд-во «Росток», 2010. 239 с.

68. Биология в Санкт-Петербурге. 1703-2008: энциклопедический словарь / отв. ред. Э. И. Колчин-ский / сост. Э. И. Колчинский, А. А. Федотова. СПб.: Нестор-История, 2011. 568 с.

Статья поступила в редакцию 15 августа 2013 г.