CC BY
52
Вестник Московского университета. Сер. 22. Теория перевода. 2016. № 3
Ю.А. Дымант,
преподаватель кафедры теории перевода и межкультурной коммуникации факультета романо-германской филологии Воронежского государственного университета; e-mail: yu.dymant@gmail.com
ПЕРВИЧНОСТЬ И ВТОРИЧНОСТЬ ТЕКСТА АВТОПЕРЕВОДА В СВЕТЕ ФУНКЦИОНАЛЬНОЙ МОДЕЛИ Р.О. ЯКОБСОНА
В статье рассматривается проблема соотношения категорий первичности и вторичности в текстах автопереводов, формальным критерием для квалификации которых являются функции языка. В основу данного исследования положена классическая функциональная модель Р.О. Якобсона, что позволяет соотнести элементы первичности и вторичности в тексте автоперевода с изменяющимся наполнением компонентов коммуникативной ситуации. На примере анализа реализации языковых функций в автопереводах В.В. Набокова продемонстрированы причины и характер введения первичных текстовых элементов во вторичный текст.
Ключевые слова: перевод, первичные и вторичные тексты, автоперевод, функции языка, компоненты коммуникативного акта, модель Якобсона, В.В. Набоков.
Yulia A. Dymant,
PhD Student, Lecturer at the Department of Translation Theory and Intercultural Communication, Faculty of Romance and Germanic Philology of Voronezh State University, Russia; e-mail: yu.dymant@gmail.com
ANALYZING PRIMARY AND SECONDARY TEXT FEATURES IN SELF-TRANSLATION THROUGH THE USE OF ROMAN JAKOBSON'S COMMUNICATION MODEL
The article reviews the problem of proportion of primary and secondary features in the text of self-translation. The author defines text elements as primary or secondary referring to their communication functions (functions of language). The analysis is based on Roman Jakobson's communication model, which allows the author to demonstrate that the number of primary and secondary elements in self-translated texts depends on the factors corresponding to each of the functions of language. Analysis of these functions in Vladimir Nabokov's self-translations helps to determine the nature of primary elements in secondary texts and the reason for introducing them.
Key words: translation, primary and secondary texts, self-translation, functions of language, factors of communication, Roman Jakobson's communication model, Vladimir Nabokov.
Первичность и вторичность — универсальные философские категории — в отношении текстов стали предметом специальных исследований сравнительно недавно и в настоящее время рассматриваются в русле проблемы типологии текстов [Полубиченко, 1991; Майданова, 1994; Вербицкая, 2000]. В литературе представлены
различные трактовки понятия вторичный текст, а также многочисленные типологии, основанные на функциональных, содержательных и формальных критериях и принципах. В самом общем смысле первичный текст представляет собой оригинальное, самостоятельное речевое произведение, в то время как текст вторичный является производным и создаётся путём модификации первичного текста в соответствии с целями и задачами автора. Предметом описания вторичного текста становится тот или иной аспект первичного текста (содержание, форма, стиль, функция, замысел автора).
Традиционно к категории вторичных текстов относят и перевод, так как он создаётся после оригинала и на его основе [Полу-биченко, 1991; Нестерова, 2005; Ионова, 2006; Мельник, 2012]. При этом отличительная особенность перевода по сравнению с другими видами вторичных текстов заключается в том, что он ориентирован не на какой-то один из аспектов исходного текста, а на текст в целом. Таким образом, перевод — это такой вторичный текст, который должен передавать содержание, форму, стиль и функцию исходного текста, то есть быть коммуникативной заменой оригинала [Егер, 1978; Швейцер, 1988]. Поскольку, следуя этой логике, текст перевода должен полностью соответствовать тексту оригинала, свойствами первичности он не обладает.
Однако обращение к материалу переводных текстов показывает, что, несмотря на существование весьма жёстких требований к переводу и переводчику в свете нормативной теории, далеко не всегда представляется возможным провести чёткую границу между первичностью и вторичностью в переводе, так как нередко в переводе обнаруживаются первичные элементы. Результаты подобного перевода невозможно отнести ни к категории вторичных, ни к категории первичных текстов в строгом смысле, и тогда мы, по всей видимости, сталкиваемся с феноменом, обозначенным В. Б. Кашки-ным как парадокс границы, который состоит «в постоянно возобновляющейся асимметрии, нечёткости, проходимости, перемещаемости границ, в каком-то смысле — в их отсутствии» [Кашкин, 2010: 335]. Стоит отметить, что в данном случае речь в первую очередь идёт о художественном переводе, где в наибольшей степени сказывается влияние личности переводчика.
Пожалуй, одним из наиболее показательных и интересных примеров проявления парадокса границы является автоперевод. Если рассматривать саму ситуацию автоперевода, то, на первый взгляд, она исключает воздействие субъективного фактора переводчика-посредника и не предполагает существенных расхождений между текстом оригинала и текстом перевода. Однако проведённый нами анализ практического материала, а именно текстов трёх версий ав-
тобиографии русско-американского писателя В.В. Набокова: изначальной англоязычной версии "Conclusive Evidence: A Memoir", её перевода на русский, получившего название «Другие берега», а также дополненной и исправленной английской версии "Speak, Memory: An Autobiography Revisited" — показал, что в автопереводе как во вторичном по определению тексте обнаруживается довольно большое число первичных элементов, то есть элементов, отсутствующих в оригинале. В этом случае текст автоперевода невозможно однозначно отнести ни к категории вторичных, ни к категории первичных, так как речь идёт о взаимодействии первичных и вторичных элементов.
В нашем исследовании квалификация элементов текста как первичных и вторичных осуществляется с использованием таких формальных лингвистических параметров, как функции языка и способы их реализации в тексте. Возможность и целесообразность использования данных параметров мы связываем с тем, что особенность текста перевода заключается в его функциональной эквивалентности оригиналу [Егер, 1978]. Соответственно, использование функций языка, реализующихся в текстовых элементах с помощью разноуровневых языковых средств, как формальных индикаторов позволяет соотнести ненаблюдаемые непосредственно свойства текста с его лингвистическими характеристиками.
В рамках нашего исследования при анализе соотношения первичных и вторичных элементов в тексте и соответствующих им языковых функций мы опираемся на классическую функциональную модель коммуникативного акта Р.О. Якобсона, в соответствии с которой функции языка (референтивная, эмотивная, конативная, поэтическая, фатическая и метаязыковая) непосредственно связаны с параметрами коммуникативной ситуации (контекстом, адресантом, адресатом, сообщением, контактом и кодом) [Jakobson, 1960]. Выбор данной модели обусловлен её универсальным характером в связи с тем, что она отражает необходимый и достаточный для коммуникации набор функций и, таким образом, позволяет рассматривать функционирование языковых единиц в различных коммуникативных условиях и в зависимости от меняющихся компонентов речевого акта. Таким образом, исследование соотношения первичных и вторичных элементов в тексте автоперевода осуществлялось нами на основе анализа и сопоставления иерархии языковых функций в исходном и переводном текстах.
Текст представляет собой сложную систему, все элементы которой, так или иначе, взаимосвязаны. Существование иерархии языковых функций в тексте, доминирование какой-либо одной из них, предполагает и иерархию компонентов коммуникативного акта,
с которыми данные функции соотносятся. Следовательно, изменение какого-либо компонента влечёт за собой либо изменение других компонентов, либо модификацию средств, которыми выражены соответствующие языковые функции. Именно поэтому в нашем исследовании основное внимание уделяется взаимодействию компонентов коммуникативного акта и его влиянию на проявление языковых функций в первичном и вторичном текстах (тексте оригинала и тексте автоперевода).
Основываясь на модели Р.О. Якобсона, мы провели анализ коммуникативной ситуации, в которой создавались тексты В.В. Набокова с учётом цели их создания (адресант), ориентации на определённую аудиторию (адресат) и использования конкретных средств коммуникации (контекст, сообщение, код), а также времени и места коммуникации. Это позволило сделать выводы относительно иерархии компонентов коммуникативного акта и связанных с ними функций в трёх версиях текста: в первичном ("Conclusive Evidence") и двух вторичных текстах (автопереводе «Другие берега» и дополненной англоязычной версии "Speak, Memory").
Как и в любой ситуации общения, коммуникация протекает между двумя участниками (адресантом и адресатом). При этом инициатива исходит от адресанта, ему принадлежит замысел первичного текста, т.е. он определяет контекст, выражает своё отношение к нему, определяет форму сообщения и общую тональность текста. Следовательно, от адресанта зависит, как именно будут реализованы в первичном тексте референтивная, эмотивная и поэтическая функция.
В нашем случае первичным текстом является первая версия автобиографии В.В. Набокова "Conclusive Evidence", вышедшая в формате мемуаров в 1951г. в США. Цель автора заключалась в том, чтобы поделиться своими воспоминаниями, зафиксировав их в тексте. Выбранная форма сообщения, мемуарный жанр, во многом предопределяет как содержание, так и форму текста: субъективное описание автором событий из собственной жизни на фоне культурно-исторического контекста эпохи. Данный жанр предполагает, что доминирующими языковыми функциями, реализуемыми в тексте, будут референтивная (описание событий, изложение фактов) и эмотивная (прямое или косвенное выражение авторского отношения к описываемым в тексте событиям).
Так как публиковаться на русском у Набокова возможности не было, то и первая книга воспоминаний была им написана на английском — языке, на который писатель перешёл в своём творчестве после переезда в Америку. Соответственно, в качестве адресата в данном случае выступают англоязычные читатели (в первую очередь в США), не знакомые с русским языком, историей и культу-
рой, то есть не обладающие достаточными фоновыми знаниями, необходимыми для полного понимания мыслей и эмоций автора в контексте описываемых событий. В связи с тем, что объём фоновых знаний у адресанта и адресата значительно расходится, Набоков считал необходимым вводить в текст культурологический комментарий, ориентированный на англоязычную аудиторию. Зачастую за счёт привлечения реалий, известных и понятных адресату, в тексте автобиографии наряду с референтивной реализуется также конативная функция: адресант апеллирует к опыту адресата, чтобы полнее раскрыть контекст.
Довольно большое количество авторских комментариев касаются также непосредственно языка: как русского, так и английского. Набоков часто рассуждает о субъективных ассоциациях с тем или иным словом, либо о непереводимости некоторых русских слов. Таким образом, в подобных комментариях находит выражение уже метаязыковая функция (в некоторых случаях в сочетании с эмотивной). Например, в следующем фрагменте Набоков, сохраняя в английском тексте русское слово, не только объясняет его значение, но и стремится передать форму, а также особенности фонетического оформления, которые это слово приобретало в произношении гувернантки-француженки.
Her Russian vocabulary consisted, I know, of one short word, the same solitary word that years later she was to take back to Switzerland, where she had been born of French parents. This word, which in her pronunciation may be phonetically rendered as "giddy-eh", (actually it is gde with e as in "yet") meant "Where?" [Набоков, 2004: 128]
В данном случае в тексте преобладает метаязыковая функция, которая дополняется конативной и поэтической. Так как речь идёт именно о единственном русском слове, которые знала его гувернантка, Набоков в англоязычном тексте прибегает к транскрипции с последующим переводом, за счёт чего реализуется метаязыковая функция. Поэтическая функция связана с имитацией произношения француженки: писателю важно передать, как именно звучало это слово. Аналогия с английскими словами и звуками, т.е. апелляция к опыту читателей, к тому, что им знакомо и понятно, является проявлением конативной функции. Необходимость такого комментария в тексте обусловлена ориентацией на аудиторию, не владеющую русским языком.
При анализе иерархии языковых функций во вторичном тексте (т.е. тексте перевода) мы исходили из предположения о том, что она должна совпадать с иерархией языковых функций первичного текста (оригинала). Как уже отмечалось выше, считается, что в переводе (в классическом понимании) не могут появляться первич-
ные элементы [Комиссаров, 1990, 2007; Латышев, 2003]. В рамках нормативного подхода допускается лишь один вид изменений при переводе — изменения на уровне языковых средств, вызванные несоответствием языковых систем и необходимостью адаптировать текст к другой культурной среде, т.е. к изменившимся коду и адресату. Соответственно, данные модификации направлены на сохранение в тексте конативной, фатической и метаязыковой функций за счёт использования наиболее адекватных средств в языке перевода и являются признаком вторичности текста. Те же случаи, когда модификация будет отражаться в референтивной, эмотивной и поэтической функциях, можно квалифицировать как проявление первичности, так как реализация этих функций напрямую зависит от адресанта. И если те случаи, когда переводчик сознательно модифицирует текст оригинала, являются проявлением или особого подхода к переводу, или каким-либо другим видом межкультурной коммуникации, то все неосознанные изменения связаны уже с герменевтическим аспектом, т.е. с проблемой понимания переводчиком текста оригинала.
Что касается автоперевода, то здесь, казалось бы, иерархия функций тем более должна соответствовать таковой в оригинале, так как отправитель сообщения остаётся прежним и, создавая текст (первичный и вторичный), преследует те же цели, а также в связи с отсутствием барьера в понимании между автором и переводчиком. Тем не менее, результаты проведённого сопоставительного анализа текстов В.В. Набокова позволяют сделать вывод о том, что данное предположение не всегда подтверждается. В нашем случае, каждый последующий вторичный текст (т.е. «Другие берега» и "Speak, Memory") подвергается модификации, которая представляет собой результат адаптации текста к меняющимся условиям коммуникативной ситуации. Изменение компонентов коммуникативной ситуации приводит к изменению иерархии языковых функций, то есть появляются элементы, которые невозможно объяснить исключительно ситуацией перевода. На этом основании данные элементы квалифицируются нами как первичные.
Рассмотрим, каким образом изменились условия коммуникации при создании текста автоперевода, который по формальным критериям (хронологически, генетически) представляет собой вторичный текст.
Автоперевод книги "Conclusive Evidence" на русский язык, получивший название «Другие берега», был впервые опубликован в 1954 г. в США. Цель создания русскоязычной версии автобиографии совпадает с целью написания изначального варианта ("Conclusive Evidence"). Неизменным остаётся и жанр (форма сообщения) —
автобиографический роман. Установление контакта с читателем в данном случае также является неотъемлемым компонентом коммуникации. Отметим сразу, что в русскоязычном тексте Набоков обращается напрямую к читателям гораздо чаще, что свидетельствует о различном подходе автора к написанию текста, предназначенного для англоязычных получателей с одной стороны, и для читателей в России — с другой.
Хотя автор один и тот же, в силу того, что работа над текстом оригинала и автоперевода шла не параллельно, и между созданиями всех трёх версий есть значительная временная дистанция, речь идёт уже не только об адаптации текста к другому адресату и коду (к другой принимающей культуре), но и об адаптации текста к новому самому себе. При этом Набоков ставил перед собой задачу не просто перевести свою автобиографию на русский язык, но и доработать её. Таким образом, изменяются как минимум три компонента коммуникативной ситуации: адресант, код и адресат. Контекст, то есть описываемые события, на первый взгляд, не может быть другим, если речь идёт о переводе как о вторичном тексте. Однако при том, что общий замысел книги, структура и содержание сохраняются, новая версия содержит значительное количество изменений и дополнений. В плане содержания эти изменения касаются отдельных деталей повествования, дат, имён, событий, а также семейной истории и генеалогии. В плане языкового выражения основные отличия заключаются в том, что русскоязычная версия ориентирована в большей степени на воздействие, более эмоциональна, передаёт личные переживания автора, в то время как английская — на сообщение, в ней представлено скорее описание событий и пояснения контекста для англоязычных читателей. Проиллюстрировать это можно следующим примером.
Presently the valet would come to Приходил камердинер, звучно включал элек-
drop the blue voluminous blinds and тричество, неслышно опускал пышно-синие
draw the flowered window draperies шторы, с перестуком колец затягивал цвет-
[Набоков, 2004: 116] ные гардины и уходил [Набоков, 2004: 117]
В русской версии Набоков не просто нейтрально описывает происходящее, он стремится к тому, чтобы читатель сам увидел и услышал, почувствовал всё, о чём он ему рассказывает. Таким образом, если в первичном тексте в данном случае доминирует ре-ферентивная функция, то во вторичном тексте наравне с ней выступают также конативная и поэтическая, причём данная модификация связана уже со сменой адресата и кода, а также с самим адресантом: Набоков в данном случае, выступая как носитель русского языка, пишет на русском языке для русскоязычных читате-
лей, чем отчасти обусловлена разница при описании контекста и смена тональности.
Хотя временная дистанция между англоязычной ("Conclusive Evidence") и русскоязычной версиями не столь велика (3 года), она всё же есть и, как показало наше дальнейшее исследование, за это время произошли некоторые изменения, касающиеся как воспоминаний автора, так и его отношения к происходящему. Наглядным примером могут служить комментарии, касающиеся происходившего с автором, возможно, уже после написания первой версии книги. Так, в следующем фрагменте, описывая картину с изображением волшебного леса, где в детстве ему так хотелось оказаться, Набоков в последующих версиях добавляет комментарий, относящийся, по всей видимости, уже ко взрослому периоду его жизни: ему всё-таки удалось попасть в этот зачарованный лес.
While I knelt on my pillow in a mist of drowsiness and well-being, half sitting on my calves and rapidly going through my prayer, I imagined the motion of climbing into the picture above my bed and plunging into that enchanted beechwood [Набоков, 2004: 110]
...мальчик в сказке перенесся на такую нарисованную тропинку прямо с кровати и углубился в глушь на деревянном коньке; и, дробя молитву, присаживаясь на собственные икры, млея в припудренной, преддрёмной, блаженной своей мгле, я соображал, как перелезу с подушки в картину, в зачарованный лес — куда, кстати, в свое время я и попал [Набоков, 2004: 111]
Т.е. в данном случае наблюдается расширение контекста, в котором реализуется референтивная функция. Комментарий, которым дополняется текст, также можно отнести к разряду внутренних диалогов автора, что позволяет говорить о появлении фатической функции, причём специфика её реализации в данном случае заключается в том, что адресант и адресат совпадают.
Поскольку адресатом новой версии автобиографии являются русскоязычные читатели, носители одного с автором языка и культуры, то очевидна адаптация текста с расчётом на новую аудиторию: в частности, Набоков убирает пояснения, избыточные для русского читателя и, наоборот, там, где это необходимо, добавляет новые. Так, в следующем примере в тексте автоперевода опущены подробные пояснения, касающиеся литературных направлений в России.
Two years later, that trite deus ex machina, the Russian Revolution, came, causing my removal from the unforgettable scenery. In fact, already then, in July, 1915, dim omens and backstage rumblings, the hot breath of fabulous upheavals, were affecting the so-called symbolist school of Russian poetry — especially the verse of Alexander Blok [Набоков, 2004: 318]
Двумя годами позже, пресловутой перемене в государственном строе предстояло убрать знакомую, кроткую усадебную обстановку, — и уже погромыхивал закулисный гром в стихах Александра Блока [Набоков, 2004: 319]
В англоязычной версии Набоков упоминает русского поэта А. Блока, и в связи с этим считает необходимым пояснить, что тот принадлежал к числу поэтов-символистов. При переводе мемуаров на русский язык автор опускает комментарий относительно символизма и оставляет только имя поэта. Таким образом, в русском тексте автобиографии реализуется конативная функция (апелляция к знаниям адресата, к общему литературному контексту), в то время как в англоязычных версиях доминирует референ-тивная (пояснение контекста, предоставление адресату необходимой для понимания информации). Со сменой адресата связано также отсутствие в русском тексте фразы на латыни, хотя в оригинале она есть, а также косвенное упоминание революции (пресловутая перемена в государственном строе), в отличие от прямого указания в английском варианте (the Russian Revolution). Последний пример представляет собой намеренно выбранный способ номинации, позволяющий выразить отношение автора к этому явлению.
Таким образом, с одной стороны, «Другие берега» — это текст вторичный, и в предисловии Набоков прямо говорит о том, что «основой и отчасти подлинником этой книги послужило её американское издание, "Conclusive Evidence". С другой стороны, приступив к работе, автор, по его собственным словам, понял, что точный перевод этого произведения невозможен. Это связано в первую очередь с тем, что книга "Conclusive Evidence" была рассчитана на англоязычную аудиторию. По причине смены адресата и соответствующей смены кода писателю пришлось модифицировать референтное пространство за счёт исключения избыточной и добавления новой информации, недостающей и значимой, по его мнению, для русской аудитории, а именно информации, касающейся уже английских традиций, литературы, быта, либо же дополнительных деталей, призванных оказать воздействие на получателя (т.е. деталей, в которых находит отражение конативная и фатическая функция). Интересно, что автор исключает из русскоязычной версии 11 главу, объясняя это тем, что подробно развил её тему в романе «Дар» и не видит смысла повторяться. Изменения такого рода не могут быть объяснены исключительно действиями переводчика и относятся уже к элементам первичного текста.
Проведённый анализ показывает, что при автопереводе изменяются не только адресат и код, но и такие элементы коммуникативной ситуации как контекст, меняется отношение автора, а также художественная насыщенность текста. Последние в свою очередь связаны с адресантом и происходящими с ним изменениями.
В случае со следующей версией книги (англоязычной) "Speak, Memory", опубликованной в 1966 г. в США, цель автора заключалась в доработке уже существующего варианта автобиографии, о чём свидетельствует и подзаголовок — an autobiography revisited. Необходимо подчеркнуть, что основой для "Speak, Memory" служит как англоязычный оригинал ("Conclusive Evidence"), так и русскоязычная версия («Другие берега»). Набоков продолжает работу над книгой, уточняет детали, связанные с именами, датами, событиями, фрагментами семейной истории, развивает некоторые темы, например, более подробно рассказывая о своих увлечениях энтомологией и шахматами, а также добавляет новую информацию. К последнему относятся довольно объёмные биографические дополнения, встречающиеся по всему тексту книги. При этом расширение содержания влечёт за собой появление в тексте дополнительных языковых функций, так как автор не только описывает какие-либо события из жизни, но и выражает своё отношение, даёт оценку, а также нередко включает в текст пояснения культурно-исторического контекста, предназначенные для англоязычных читателей.
Многие текстовые фрагменты, в которых находят выражение доминирующие в данном тексте функции языка — референтивная и эмотивная, — свидетельствуют о том, что за 16 лет, прошедшие с момента выхода первой версии, произошли определённые изменения и в самом авторе, его отношении к событиям, как прошлого, так и настоящего. Так, например, рассказывая о судьбе одного из знакомых отца, генерала Куропаткина, её причудливых проявлениях в собственной жизни, Набоков упоминает случай, когда после революции они, направляясь в Крым, случайно столкнулись с генералом. Для Набокова этот эпизод имеет композиционное значение, так как в данном случае, как отмечает сам автор, получает логическое развитие история с тем же генералом Куропаткиным, произошедшая десятью годами раньше: во время русско-японской войны генерал на спичках показывал юному писателю, как проходят боевые действия на море, однако до конца показать не успел, так как вынужден был срочно уйти. Во время революции же, направляясь в Крым, отец Набокова встретил Куропаткина в дороге, и тот попросил у него спичек. Именно это развитие темы спичек интересует писателя в изначальной версии автобиографии и её русском варианте, а дальнейшая судьба генерала его не слишком-то волнует. По всей видимости, со временем отношение Набокова несколько изменилось, так как в последней версии он всё же выражает надежду на то, что Куропаткину удалось избежать ареста, хотя опять же «тематический узор» оказывается для писателя важнее.
Whether or not old Ku-ropatkin, in his rustic disguise, managed to evade Soviet imprisonment is immaterial. What pleases me is the evolution of the match theme... [Набоков, 2004: 22]
Дело не в том, удалось ли или нет опростившемуся Куропат-кину избежать советского конца (энциклопедия молчит, будто набрав крови в рот). Что любопытно тут для меня, это логическое развитие темы спичек [Набоков, 2004: 23]
I hope old Kuropatkin, in his rustic disguise, managed to evade Soviet imprisonment, but that is not the point. What pleases me is the evolution of the match theme... [Nabokov, 1989: 15]
Таким образом, эмотивная функция в данном случае находит отражение во всех трёх текстах, но представлена по-разному.
Весьма ощутимо сказывается на содержании текста "Speak, Memory" и временная дистанция: некоторые реалии или события прошлого теперь, по мнению автора, требуют пояснений, так как могут быть незнакомы или непонятны новому поколению англоязычных читателей. Это может быть проиллюстрировано следующим примером.
He frankly preferred to drive the hardy convertible Opel we used in the country during three or four seasons, and would do so at sixty miles per hour: indeed, the very essence of summer freedom — schoolless un-townishness — remains connected in my mind with the motor's extravagant roar that the opened muffler would release on the long, lone highway [Набоков, 2004: 256]
Этой драгоценной городской машине он откровенно предпочитал красный, с красными кожаными сиденьями, «Торпедо-Опель», которым мы пользовались в деревне; на нём он возил нас по Варшавскому шоссе, открыв глушитель, со скоростью семидесяти километров в час, что тогда казалось упоительным, и как гремел ветер, как пахли прибитая дождем пыль и тёмная зелень полей, — а теперь мой сын, гарвардский студент, небрежно делает столько же в полчаса, запросто катя из Бостона в Альберту, Калифорнию или Мексику [Набоков, 2004: 259]
He frankly preferred to drive the hardy convertible Opel that we used in the country during three or four seasons, and would do so at sixty miles per hour (to realize how dashing that was in 1912, one should take into account the present inflation of speed): indeed, the very essence of summer freedom — schoolless untown-ishness — remains connected in my mind with the motor's extravagant roar that the opened muffler would release on the long, lone highway [Nabokov, 1989: 83]
Как видим, текст «Speak, Memory» практически полностью совпадает с изначальной версией «Conclusive Evidence». Единственное различие между английскими текстами состоит в том, что в последнем Набоков, обращаясь к адресату, поясняет, насколько высока была скорость автомобиля. Появление такого комментария в тексте обусловлено значительной временной дистанцией. В данном случае во второй версии («Другие берега»), в отличие от более нейтрального исходного текста, появляется конативная функция (автор стремится как можно более понятно объяснить
читателям происходящее). В "Speak, Memory" конативная функция сохраняется, но наряду с ней в тексте реализуются также фа-тическая функция (прямое обращение к читателю: to realize how dashing that was in 1912, one should take into account the present inflation of speed). Разница между комментариями относительно скорости в «Других берегах» и "Speak, Memory" связана с адресантом и временной дистанцией: на момент написания "Speak, Memory" сын писателя уже не был студентом Гарварда, то есть авторское замечание в «Других берегах» было актуально только во время создания русскоязычной версии.
Таким образом, в случае с последней версией происходит ещё одна смена составляющих коммуникативной ситуации: изменившийся код (относительно русскоязычной версии), изменившийся адресант, изменившийся адресат, изменившиеся время и место коммуникации. Это в свою очередь приводит к модификации текста и изменению иерархии языковых функций.
Приведённый в статье анализ иерархии языковых функций в каждом из текстов позволяет продемонстрировать наличие первичных элементов во вторичном тексте, появление которых обусловлено воздействием изменяющихся параметров коммуникативной ситуации. Модификация текста, осуществляемая в процессе автоперевода, представляет собой результат адаптации текста к меняющимся условиям коммуникативной ситуации. При этом меняется не только адресат и код, что вполне очевидно, но происходят изменения и в самом адресанте, что в свою очередь влияет на такие компоненты коммуникативного акта, как контекст и способ описания ситуации. Сопоставительный анализ языковых функций, реализующихся в каждом из таких случаев, позволяет выявить соотношение первичных и вторичных элементов в тексте автоперевода.
Список литературы
Вербицкая М.В. Теория вторичных текстов (на материале современного английского языка) / М.В. Вербицкая. М.: Издательство МГУ, 2000, 220 с.
Verbickaja, M.V. Teorija vtorichnyh tekstov (na materiale sovremennogo anglij-skogo jazyka) [Theory of secondary texts (based on contemporary English)], Moscow: Izdatel'stvo MGU, 2000, 220 p. (in Russian). Егер Г. Коммуникативная и функциональная эквивалентность // Вопросы теории перевода в зарубежной лингвистике. М.: Международные отношения, 1978. С. 137-156. Eger, G. Kommunikativnaja i funkcional'naja jekvivalentnost' [Communicative and functional equivalence], Voprosy teoriiperevoda vzarubezhnoj lingvistike, Moscow: Mezhdunarodnye otnoshenija, 1978, pp. 137-156 (in Russian).
Ионова С.В. Аппроксимация содержания вторичных текстов: монография / С.В. Ионова. ВолГУ; науч. ред. В.И. Шаховский. Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2006, 380 с.
Ionova, S.V. Approksimacija soderzhanija vtorichnyh tekstov: monografija [Approximation of secondary texts' content], VolGU; nauch. red. VI. Sha-hovskij, Volgograd: Izd-vo VolGU, 2006, 380 pp. (in Russian).
Кашкин В.Б. Парадоксы границы в языке и коммуникации (монография). Серия «Аспекты языка и коммуникации». Выпуск 5 / В.Б. Кашкин. Воронеж: Воронежский государственный университет; Издатель О.Ю. Алейников, 2010. 382 с.
Kashkin, V.B. Paradoksy granicy v jazyke i kommunikacii (monografija). [Boundary paradox in language and communication], Voronezh: Voronezhskij gosu-darstvennyj universitet; Izdatel' O.Ju. Alejnikov, 2010, 382 pp. (in Russian).
Кашкин В.Б. Введение в теорию коммуникации: Учеб. пособие / В.Б. Кашкин. Воронеж: Изд-во ВГТУ, 2000. 175 с.
Kashkin, V.B. Vvedenie v teoriju kommunikacii: Ucheb. posobie. [Introduction to communication theory], Voronezh: Izd-vo VGTU, 2000, 175 pp. (in Russian).
Комиссаров В.Н. Теория перевода (лингвистические аспекты): Учеб. для ин-тов и фак. иностр. яз. / В.Н. Комиссаров. М.: Высш. шк., 1990. 253 с.
Komissarov, V.N. Teorija perevoda (lingvisticheskie aspekty): Ucheb. dlja in-tov i fak. inostr. jaz. [Theory of translation — linguistic aspects], Moscow: Vyssh. shk., 1990. 253 pp. (in Russian).
Комиссаров В.Н. Лингвистика перевода / В.Н. Комиссаров. 2-е изд., доп. М.: ЛКИ, 2007. 151 с.
Komissarov, V.N. Lingvistika perevoda [Linguistics in translation], 2-e izd., dop. Moscow: LKI, 2007, 151 pp. (in Russian).
Майданова Л.П. Речевая интенция и типология вторичных текстов // Человек. Текст. Культура. Екатеринбург: АО «Полиграфист», 1994, С. 81—104.
Majdanova, L.P. Rechevaja intencija i tipologija vtorichnyh tekstov [Speech intention and types of secondary text], Chelovek. Tekst. Kul'tura. Ekaterinburg: AO «Poligrafist», 1994. pp. 81-104 (in Russian).
Мельник Н.В. Дериватологическая интерпретация вторичных текстов разных типов // Вестник Челябинского государственного университета. Филология. Искусствоведение. Выпуск 65. Челябинск, 2012. № 13 (267), с. 69-73.
Mel'nik, N.V. Derivatologicheskaja interpretacija vtorichnyh tekstov raznyh tipov [Derivational approach to secondary texts of various types], Vestnik Cheljabinskogo gosudarstvennogo universiteta. Filologija. Iskusstvovedenie. Vy-pusk 65, Cheljabinsk, 2012, No 13 (267), pp. 69-73 (in Russian).
Набоков В. Другие берега: Мемуары: Vladimir Nabokov, Conclusive Evidence / В.В. Набоков. М.: Захаров, 2004. 448 с.
Nabokov, V. Drugie berega: Memuary [Other Shores: A Memoir], Moscow: Za-harov, 2004, 448 pp. (in Russian).
Нестерова Н.М. Вторичность как онтологическое свойство перевода: дисс. ... д-ра. филол. наук: 10.02.19 / Нестерова Н.М. Пермь, 2005, 368 с.
Nesterova, N.M. Vtorichnost' kak ontologicheskoe svojstvo perevoda [Translation as an ontologically secondary text]: diss. ... d-ra. filol. nauk: 10.02.19, Nesterova N.M., Perm, 2005, 368 pp. (in Russian).
Полубиченко Л.В. Филологическая типология: теория и практика: дисс. ... д-ра филол. наук: 10.02.19 / Полубиченко Л.В. М., 1991, 729 с.
Polubichenko, L.V. Filologicheskaja tipologija: teorija i praktika [Philological typology — theory and practice]: diss. ... d-ra filol. nauk: 10.02.19, Polubichenko L.V, Moscow, 1991, 729 pp. (in Russian).
Швейцер А.Д. Теория перевода: Статус, проблемы, аспекты / А.Д. Швейцер. М.: Наука, 1988. 215 с.
Shvejcer, A.D. Teorija perevoda: Status, problemy, aspekty [Theory of translation — status, problems, aspects], Moscow: Nauka, 1988, 215 pp. (in Russian).
Jakobson, R. Linguistics and Poetics. T. Sebeok, ed., Style in Language, Cambridge, MA: M.I.T. Press, 1960, pp. 350-377.
Nabokov, V. Speak, Memory: an Autobiography Revisited, V Nabokov. New York: Random House, Inc., 1989. 142 pp.
