CC BY
82
ЮГО-ВОСТОЧНАЯ АЗИЯ: АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ РАЗВИТИЯ _Выпуск XXVII (№ 27, 2015)_
© Буховец О.Г.
БГЭУ
ПЕРСПЕКТИВЫ УРЕГУЛИРОВАНИЯ СПОРОВ и СТАБИЛИЗАЦИИ ОБСТАНОВКИ в ЮВА в СВЕТЕ НОВЫХ ЯВЛЕНИЙ в МИРОВОЙ ПОЛИТИКЕ и ЭКОНОМИКЕ*
Ушедший в историю XX век характеризовался множеством конфликтов, основанных на территориальных спорах и претензиях различных стран или групп стран друг к другу. Интенции и планы территориальных переделов локального, регионального, субглобального и глобального масштаба сыграли роль важнейшей причины и поводов для развязывания Первой и Второй мировых войн.
Взаимные неурегулированные территориальные претензии приводили к полномасштабным вооруженным конфликтам и после Второй мировой войны. Достаточно упомянуть четыре уже войны между Израилем и его арабскими соседями, кровопролитные индийско-пакистанские войны из-за Кашмира и других спорных территорий, ожесточенную войну 1982 г. между Аргентиной и Великобританией за Фолклендские/Мальвинские острова, многолетнюю опустошительную Ирано-Иракскую войну 1980-1988 гг.
Все эти территориальные споры неразрешенными перешли и в XXI столетие. Кроме того, немалое число тлеющих территориальных конфликтов и ныне существует в различных регионах Европы, Азии, Африки, Латинской Америки и Океании. Причем серьезную дополнительную энергетику им сейчас придает происходящее в мире в последние полтора-два десятка лет обострение борьбы за различные возобновляемые и невозобновляемые природные ресурсы1.
Нельзя в связи с вышесказанным не отметить, что самые тугие в современном мире узлы территориальных споров и конфликтов по-прежнему приходятся на Дальний Восток, Юго-
* Доклад, представленный на II Международной конференции «Безопасность и сотрудничество в ЮКМ: актуальные проблемы и урегулирование конфликта», Москва, 18 июня 2015 г.
Восточную и Южную Азию. Односторонние, двусторонние и многосторонние претензии на те или иные территории, связывавшие в XX столетии «прочными узами» Японию, Россию, КНДР, Южную Корею, КНР, Вьетнам, Камбоджу, Тайвань, Филиппины, Бруней, Индонезию, Индию, Пакистан - не просто перешли в XXI век , но они, со всей очевидностью, проявляют в последнее время даже тенденцию к усилению. Нетрудно предположить, что отношения эти, вероятнее всего, и в дальнейшем будут периодически переживать фазы обострения. Причём не только вследствие роста ресурсной привлекательности спорных территорий, но и по геополитическим причинам.
Наиболее же высокая в современном мире «удельная плотность» неразрешенных территориальных претензий характеризует с начала XXI века регион Южно-Китайского (Восточного, по современной вьетнамской терминологии) моря. В эпицентре давних территориальных споров Вьетнама, КНР, Филиппин, Малайзии, Тайваня, Брунея находятся Парасельские острова и архипелаг Спратли Южно-Китайского моря. Главная причина этого - обнаруженные там нефтегазовые месторождения, объемы которых, по мнению некоторых экспертов, сопоставимы с ресурсами Кувейта или Объединенных Арабских Эмиратов3.
Дабы начать урегулирование этих споров, страны-члены АСЕАН и КНР на саммите АСЕАН в 2002 г. подписали Декларацию о поведении сторон в Южно-Китайском море, согласно которой все действия заинтересованных сторон должны были быть направлены на мирное решение спорных проблем. Но несмотря на примирительный тон Декларации 2002 г., КНР де-факто продолжала и после ее подписания проводить линию, сформулированную в статье 14 Закона об исключительной экономической зоне, опубликованного 26 июня 1998 г. Данная статья гласит: «Положения этого закона не должны ставить под сомнение историческое право, которое осуществляла Китайская Республика» в омывающих ее морях4. Однако, первые лица китайского государства чаще всего предпочитали либо вообще не касаться территориальных споров с соседями КНР, либо, даже если и высказывались на данную тему, то использовали при этом только довольно абстрактные и туманные выражения неконфронтационного свойства. Вообще, следует это подчерк-
нуть, неизменным в их публичных выступлениях на щекотливую тему отношений Китая с соседями по региону ЮжноКитайского моря было и остается оптимистическое видение будущего.
Так, в совместном коммюнике, подписанном 1 июня 2008 г. по итогам очень успешного 4-х дневного визита Генерального секретаря Компартии Вьетнама в КНР подчёркивалось, что обе стороны договорились о развитии стратегического партнерства и всестороннего китайско-вьетнамского сотрудничества в соответствии с принципами «добрососедства, всестороннего сотрудничества, долговременной стабильности и хороших перспектив на будущее»5.
Но, парадоксальным внешне образом, параллельно с провозглашением руководством КНР столь обязывающих принципов добрососедства и стратегического партнерства укреплялся также курс на одностороннее решение в свою пользу территориальных споров с сопредельными странами. Не прошло и года после подписания указанного китайско-вьетнамского коммюнике, как Китай направил 7 мая 2009 г. ноту в Секретариат ООН о своих исключительных правах на Южно-Китайское море. В соответствии с провозглашенной им линией так называемых «9 тире» (или «коровьего языка») почти всё Южно-Китайское море
объявлялось подведомственной КНР территорией, входящей в
6
ее юрисдикцию .
У прибрежных стран - Вьетнама, Малайзии, Брунея, Филиппин и даже у более отдалённой Индонезии - линия «коровьего языка» отрезала огромные куски гарантированной Конвенцией ООН 1982 г. по морскому праву исключительной 200-мильной экономической зоны и континентального шельфа. Нота и последовавшие за ней действия китайских властей - сооружение на островах и рифах архипелага Спратли маяков и каменных знаков, свидетельствующих о принадлежности территории КНР, запреты в мае 2011 и 2012 гг. на рыболовство в ЮжноКитайском море, провокационный досмотр кораблей прибрежных стран, препятствование их геолого-разведочным работам и одностороннее объявление тендеров на разработку нефтегазовых месторождений шельфа - вызвали ответную реакцию7.
Последовали йоты протеста Вьетнама, Филиппин, Индонезии, Малайзии в ООН и китайскому МИД, митинги и манифестации, пресс-конференции, совместные заявления о свободе судоходства в Южно-Китайском море и даже демонстративные военно-морские манёвры8. В ответ на действия Китая, Вьетнам 13 июня 2011 г. обнародовал Указ премьер-министра Нгуен Тан Зынга о призыве военнослужащих в случае обострения конфликта с Китаем, а 21 июня 2012 г. Национальное собрание Вьетнама приняло «Закон о море», в котором Парасельские острова (Хоангша) и архипелаг Спратли (Чыонгша) определены как территории, находящиеся под суверенитетом и юрисдикцией Вьетнама9.
Подобно КНР, активнейшим образом использующей для обоснования территориальных претензий к соседям историческую картографию, Вьетнам, равно как и другие страны региона, обосновывая свой суверенитет над Парасельскими островами и архипелагом Спратли, также апеллирует к большой совокупности исторических данных. От навигационных карт западных мореплавателей XVI - XVIII вв. - до правоприемства данного суверенитета от Франции, чьей колонией до 1954 г. был Вьет-10
нам .
Поскольку ссылки на историческую картографию в территориальных спорах выступают основным доводом в обоснование прав на те или иные территории, то нельзя не отметить, что сами по себе карты - лишь один из 3-х международно-признанных критериев, позволяющих признать принадлежность конкретной морской территории той или иной стране. ООН в 1962 г. утвердила эти критерии:
1) фактический опыт управления определённой морской территорией;
2) его непрерывность;
3) отношение мирового сообщества к заявленным страной правам11.
Итак, в свете критериев ООН как международной организации с общепланетарной легитимностью, заявляемые КНР права на Южно-Китайское море в рамках линии «9-ти тире» и на острова в пределах данной линии, выглядят следующим образом. Действительно, на протяжении истории власти Китая осу-
ществляли управление некоторыми островами, однако управление это отнюдь не было непрерывным.
Второе. Управляя некоторыми островами, китайские власти при этом определённо не контролировали большую часть самого Южно-Китайского моря, вследствие чего свобода навигации и рыболовства для кораблей других стран не были в нём ограничены. Третье. Регулярные антикитайские протесты последних лет в целом ряде государств, вызванные действиями китайских властей, свидетельствуют о том, что для прибрежных государств осуществление заявленных КНР прав на суверенитет над большей частью Южно-Китайского моря и островами в его акватории - неприемлемо.
Следовательно, заявленные КНР права на свой суверенитет над Южно-Китайским морем и островами в его акватории по линии «9-ти тире», отвечают отчасти лишь первому из трёх основных критериев. Но, в то же время, двум другим критериям -они явно не отвечают.
Коль позиции сторон территориального спора не только не сближаются, но в последние годы - еще больше расходятся, то каким видится дальнейшее развитие событий в этом конфликтном регионе в средне - и долгосрочной перспективе?
Принимая во внимание как жёсткую неуступчивую позицию Китая, так и категорическое настаивание на своих законных интересах его контрагентов по территориальному конфликту, аналитическое сообщество и политики в общем-то весьма пессимистично смотрят на возможность решения этих давних споров, которое учитывало бы интересы всех участвующих в конфликте сторон. Что остается говорить, если, с одной стороны, высшее китайское руководство регулярно заверяет своих соседей о неизменности курса на поддержание с ними всесторонних отношений и дальнейшее их развитие по формуле «добрые соседи, добрые друзья, добрые товарищи и добрые партнёры»12. С другой же - КНР продолжает в то же самое время, в частности, сооружать ударными темпами мощную военную базу на архипелаге Спратли (о.Наньша). Невзирая на то, что он определяется вьетнамским «Законом о море» как «территория, находящаяся под суверенитетом и юрисдикцией Вьетнама»13.
Пессимизм аналитиков сам собою объясняется также и тем важным обстоятельством, что кроме китайских и вьетнамских военных подразделений, целый ряд спорных островов занимают также и подразделения Филиппин, Малайзии, Тайваня (один из островов не прочь был бы занять и Бруней)14. Понять здесь аналитиков можно: ведь согласно известному театральному поверью, ружьё, показанное в первом акте, в третьем - должно выстрелить ...
Теперь, что касается нашего видения возможных сценариев раскручивания спирали территориальных споров в рассматриваемом регионе. Прежде всего, как бы мы ответили на вопрос: «Какова вероятность, что «ружье», находящееся в нем - через какое-то время-таки выстрелит?». Нам это кажется маловероятным. Почему?
Выскажем наши соображения. Конечно, тамошняя ситуация и нам представляется весьма драматичной. Причём вероятность дальнейшего её обострения следует определить как достаточно высокую. Вместе с тем, «градус» драматизма при описании действий сторон конфликта некоторыми аналитиками, на наш взгляд, всё-таки серьезно завышается. В частности, явным преувеличением представляется употребление исследователями, при описании событий в Южно-Китайском море и на его островах, терминов «морские бои», «морские сражения» или же «морские баталии»15.
В самом деле, если бы описывались такие события (уже довольно давние), как вооружённые столкновения китайских и вьетнамских подразделений на Парасельских островах и у рифа Фаери Кросс в 1974 и 1988 гг., или же вытеснение китайскими военными филиппинцев с рифа Мисчиф в 1995 г., то употребление указанной терминологии было бы, пожалуй, объяснимо. Впрочем, американский специалист по Китаю профессор П. Даттон даже эти вооруженные столкновения назвал «серией инцидентов» 16.
Но если речь в действительности идёт о китайских катерах, которые перерезают кабели на вьетнамских кораблях, ведущих нефтеразведку в оспариваемом обеими странами районе, а также о досмотре китайцами задерживаемых в спорных водах вьетнамских рыболовецких судов, либо об аналогичном досмотре
филиппинцами судов китайских - то такие события на определение «морские сражения», ясно, не дотягивают. Для сравнения: военные действия 1982 г. Великобритании и Аргентины на Фолклендах/ Мальвинах - вот это и есть именно «морские сражения».
Стоит ли практиковать «терминологическую драматизацию», анализируя действительно весьма напряжённую обстановку в районе Южно-Китайского моря? Такая драматизация тоже ведь вносит определённый вклад в формирование, как у политического класса стран региона, так и у международного аналитического сообщества, сугубо пессимистического представления о возможности разрешения острейших территориальных споров здесь.
Автору этих строк кажутся вполне различимыми составляющие особого драматизма территориальных конфликтов между странами, прилежащими к Южно-Китайскому морю. Первое. Не должно быть никаких иллюзий по поводу вероятности прекращения руководством КНР деятельности по «закреплению» за Китаем морской акватории в рамках «линии 9 тире» и территорий, на которые он, в соответствии с нотой 7.05. 2009 г. в Секретариат ООН, распространил свой суверенитет. Между прочим, возможности для проведения в жизнь этого курса кардинально расширит и будущая мощная военная база на о. Наньша.
Главный мотив китайской политики «закрепления» - ресурсное обеспечение для быстрого экономического развития страны. Как показали проведенные в конце XX - начале XXI столетия геологические изыскания, рассматриваемый регион очень богат возобновляемыми и невозобновляемыми ресурсами, прежде всего, углеводородами.
В последние полтора-два десятилетия КНР вообще развернула активнейшую деятельность по экономическому закреплению во многих богатых минерально-сырьевыми ресурсами
17
странах . Складывается впечатление, что для властной элиты современного Китая экономическая экспансия по всем возможным азимутам - отнюдь не средство для дальнейшей инкорпорации той или иной страны, даже, когда речь идёт о его соседях, а самодостаточная цель. И не их территории сами по себе, как пишет известный российский экономист академик Н.П. Шмелёв,
интересуют Китай, «а во-первых, возможности укрепления его энергосырьевой и водной базы, включая активное участие в разработке ресурсов..., во-вторых, новые рынки для его традиционной, а теперь и высокотехнологичной продукции, в-третьих, облегчение условий, причём повсюду в мире, для миграции наиболее подвижной части его населения в поисках занятости и сфер приложения своих капиталов»18.
Методичность и последовательность китайцев в проведении взятого ими курса на расширение своего экономического присутствия в ресурсно-перспективных странах дали зримые и просто поразительные результаты в удивительно короткие, по меркам истории, сроки.
Как отмечает в своей статье исполнительный директор службы инвестиций агентства «Moody's» Л. Винас де Соуза, за период с 2004 по 2010 г. «Китай совершил скачок практически с нулевой отметки до почти 5% от совокупного притока прямых иностранных инвестиций (ПИИ) в Латинскую Америку (выделено мною - О.Б.)»19. Феноменально быстро продолжает расти и также и доля экспорта в КНР из этого огромного региона.
В западных странах уже с нескрываемым беспокойством воспринимают то, как КНР сумела, совершенно неожиданно для них, установить свой «мягкий» контроль над значительной частью минерально-сырьевой базы африканского континента. Ведь Китай сейчас стал даже «самым важным рынком для экспорта из стран Африки Южнее Сахары»20. В этот же регион
ПИИ Китая в период с 2004 по 2010 г. выросли в 3 раза, а в раз-
21
вивающиеся страны Азии - даже в 10 раз!
Не менее красноречивым примером результативности китайской стратегии экономического проникновения может служить освоение минерально-сырьевой базы Монголии. После распада Советского Союза эта страна, предоставленная сама себе, вынуждена была переориентироваться на всестороннее сотрудничество с бурно развивающимся Китаем. Последний, в считанные годы становится, без преувеличения, эксклюзивным партнёром Монголии, развернувшим её внешнеторговый вектор в противоположном направлении. Потенциал монгольских недр - исключительно высок: более чем 800 месторождений примерно 80-ти с лишним видов полезных ископаемых, среди которых
и самое большое в мире месторождение высококачественного каменного угля.
Впечатляюще быстро происходила массированная китайская экономическая экспансия также в экс-советские государства Центральной Азии и Казахстан. На очереди - выходящая из изоляции и обладающая богатыми минерально-сырьевыми ресурсами Мьянма.
Важно отметить, что по результатам финансово-экономического проникновения Китая в ресурсно-перспективные страны - не он единственный становится бенефициаром. В действительности, то, что группу «заинтересованных» в разработке минерально-сырьевых ресурсов пополняют, начиная с 1990-х гг., государства бывшего «второго» (т.е. социалистического) и «третьего» мира - повышает уровень конкурентности в данной сфере. Это, в результате, обеспечивает развивающимся странам более приемлемые для них варианты взаимовыгодной разработки их полезных ископаемых22. Следовательно происходит преодоление прежней «классической» модели неоколониального проникновения экс-метрополий в бывшие колонии.
Далее, принципиальное значение в этом контексте имеет и то, что у правящих элит и населения «принимающих государств» в отношении к таким странам бывшего «второго» и «третьего» мира, как Китай, нет постколониального синдрома. Кроме того, набирающая силу общемировая тенденция к плюрализации путей экономического, политического и социального развития уже сама по себе ведёт к увеличению набора более выгодных для развивающихся ресурсно-перспективных стран вариантов освоения их недр.
Второе. 10 лет назад автор этих строк, анализируя через призму геополитики и демографии «синдром китаебоязни», отчётливо проявившийся уже тогда в России и во многих других странах23, образно охарактеризовал экономическое освоение китайцами мира «перековкой мечей на орала»24. Поясним, что употребление такого образа было тогда продиктовано тем, что, наряду с форсированным проникновением на мировые рынки, КНР к тому времени уже более 10 лет не прибегала к примене-
нию грубой военной силы в отношении своих соседей (как это имело место в конце 1960-х и 70-е гг., в 1988 и 1995 гг.)
Истёкшее десятилетие показало, что китайское экономическое чудо смогло обеспечить не только собственно экономический рывок страны, но и начать широкомасштабное перевооружение НОАК. Образно выражаясь, и «перековку» старого, и «ковку» нового. Как собственными силами, так и оплату «ковки» импортируемых вооружений (главным образом, из России).
Трудно, в связи с этим, удержаться от вопроса: не является ли все это проявлением столь ругаемого руководителями КНР гегемонизма? На наш взгляд, определённо не является. Прагматическое видение мира современным китайским руководством подсказывает ему, что в нынешней полицентричной системе международных отношений одна лишь экономическая мощь не в состоянии гарантировать той или иной стране уважение другими странами или союзами ее национальных интересов. Обеспечить таковые может только сочетание высокого уровня экономики с военно-политическим потенциалом. За конкретным примером Китаю ведь далеко ходить не надо: соседка Япония, будучи экономическим гигантом, играет весьма скромную и просто подчинённую роль в системе международных отношений (несмотря даже на то, что она входит в «семёрку» и в «двадцатку»).
Третье. Официальная военная доктрина КНР, представленная совсем недавно мировым масс-медиа, сформулирована как сугубо оборонительная. В ней применение китайских вооружённых сил допускается только в случае военного нападения на КНР другой страны. Понятно, что при этом трактовать те или другие действия другого государства можно достаточно произвольно. К примеру, в случаях, когда и одно и другое настаивают на своём суверенитете над спорной территорией.
Возьмём, в частности, о. Наньша, на котором КНР сооружает свою военную базу, совершенно игнорируя давно уже заявленные Вьетнамом права на него. Вполне ведь можно представить, что определённые действия Вьетнама в этом районе могут спровоцировать китайцев на силовые действия, способные перевести этот давний конфликт из «холодной» в «горячую» фазу.
Думается, однако, что Китай на это всё-таки не пойдёт. Во-первых, прагматичный подход к международной политике нынешних руководителей КНР получил уже очень широкое признание в мире, и они весьма дорожат тем новым международным экономическим климатом, который сложился благодаря заслугам их страны в обеспечении эффективной стратегии «догоняющего развития». Во-вторых, это маловероятно и потому, что именно Вьетнам является главным контрагентом Китая по территориальным спорам в регионе Южно-Китайского / Восточного моря. Ведь на протяжении XX века Вьетнам сумел трижды продемонстрировать, можно сказать, хрестоматийную несгибаемость: и перед французами, и перед американцами и перед теми же китайцами. На войну образца 1979 г. против Вьетнама Китай уже не пойдет.
1 Буховец, 2014.
2 Причем, нелишне в связи с этим подчеркнуть, что Япония имеет территориальные споры вообще со всеми своими соседями...
3 Нгуен Куок Хунг, 2013.
4 Ge'ne'ral Daniel Schaeffer, 2013. С. 245,251.
5 Ge'ne'ral Daniel Schaeffer, 2013. C. 249.
6 «Cow-Tongueline» - Anirrational Claim, 2013. C. 164.
7 Нгуен Куок Хунг, 2013.
8 Нгуен Куок Хунг, 2013; Hguyen Hong Thao, 2013. C. 311 -332.
9 Нгуен Куок Хунг, 2013.
10 Vietnam's Soveregnity...2013. P. 53 - 96; Ge'ne'ral Daniel Schaeffer, 2013. C. 251.
11 Erik Franckx, Marko Benatar, 2013. C. 182.
12 Ge'ne'ral Daniel Schaeffer, 2013. C. 250.
13 Нгуен Куок Хунг, 2013.
14 Ge'ne'ral Daniel Schaeffer, 2013. C. 252 - 253.
15 Нгуен Куок Хунг, 2013.
16 Peter Dutton, 2013. C. 209.
17 Очень важно в связи с этим отметить, что в опубликованной на днях (26.05.2015) «Белой книге по обороне КНР» усиление борьбы за ресурсы в мире определено как одна из трех вероятных причин возможного начала третьей мировой войны
[www.fmprc.gov.cn/rus/wwfw/fyrth/.../t1269200.shtmll.
18 Шмелёв, 2006. С. 12 - 13. Правда, Шмелёв делает при этом одну очень существенную для рассматриваемой нами темы оговорку. Говоря о том,
что исторически Срединной империи не было свойственно стремление к собственно территориальной экспансии, он отмечает, что единственным исключением является политика Китая к Индокитаю [Шмелёв, 2006. С. 12]. Ниже мы выскажем наше мнение по поводу этой оговорки.
19 Л. Винас де Соуза, 2013.С. 79.
20 Л. Винас де Соуза, 2013.С. 78.
21 Л. Винас де Соуза, 2013.С. 79.
22 Хорошей на этот счёт иллюстрацией может служить, в частности, недавний пересмотр в пользу Габона и Камеруна условий разработки их полезных ископаемых китайскими горнодобывающими компаниями.
23 На «круглом столе» телеканала РБК, состоявшемся в начале июня 2015 г. и посвящённом Центральной Азии, китайский аналитик Ян Чэнь признал, что в настоящее время страхи по поводу Китая - вообще весьма распространённое в мире явление.
24 Буховец, 2006. С. 40.
