CC BY
25
тии института выборов в России, превращении его в единственный легитимный механизм формирования представительных органов власти, укрепления российской многопартийности, переходе к избирательной системе, которая в меньшей степени искажает волю избирателей. Естественно, нельзя считать, что новая избирательная система совершенна. В частности, многие политологи отмечают, что в ней установлен достаточно высокий электоральный порог, не свойственный большинству стран новой демократии. По этой причине некоторые партии не смогли провести своих представителей в российский парламент. По нашему мнению, недостатки этой избирательной системы по выборам депутатов представительных органов власти связаны не столько с ней самой, сколько с общим институциональным дизайном всей политической системы, главной особенностью которого является сочетание сильного института президентства с менее авторитетными институтами парламентаризма и политических партий. Дальнейшее укрепление института демократии, как представляется, возможно путем совершенствования избирательного права, способствующего повышению представительности законодательных органов власти.
Литература
1. Алебастрова И. А. Конституционное право зарубежных стран. М., 2001.
2. Гельман В. Я. Институциональный дизайн: «создавая правила игры» // Первый электоральный цикл в России (1993-1996). М., 2000.
3. Голосов Г. В. Измерения российских региональных избирательных систем // Полис. 2001. № 4.
4. Дюверже М. Политические партии. М., 2000.
5. Иванченко А. В., Кынев А. В., Люба-рев А. Е. Пропорциональная избирательная система в России: история, современное состояние, перспективы. М., 2005.
6. Мишин А. А. Конституционное (государственное) право зарубежных стран. М., 1999.
7. Политология / под ред. В. Д. Ачкасова, В. А. Гуторова. М., 2006.
8. Сморгунов Л. В. Сравнительная политология. Теория и методология измерения демократии. СПб., 1999.
9. Таагепера Р., Шугарт М. С. Описание избирательных систем // Полис. 1997. № 3.
УДК 340.15 ББК 67.0
H. Н. Петрик
ПЕРСПЕКТИВЫ ПРАВОВОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ СВЕТСКОЙ И ДУХОВНОЙ ВЛАСТИ В РОССИИ
В статье рассматриваются самобытные черты симфонии властей и государственно-конфессиональных отношений в России. Автор считает, что к перспективам их развития относятся и правозащитная деятельность Русской православной церкви, и политическая субъектность конфессий, и роль их в жизни государства как институтов гражданского общества.
Ключевые слова: философия права и государства, нравственные и правовые традиции, государственно-конфессиональные отношения, политико-правовая самобытность России, симфония властей.
PERSPECTIVES OF LEGAL REGULATION OF INTERACTION OF SECULAR AND SPIRITUAL
POWER IN RUSSIA
In article original lines of a symphony of the authorities are considered and is state-konfessionalnyh relations in Russia. The author considers that among prospects of their development there is also a remedial activity ofRussian Orthodox Church, and political faiths, and their role as institutes ofa civil society in state life.
Keywords: legal philosophy and the states, moral and legal traditions, state and confessional relations, political and legal identity of Russia, symphony of the authorities.
В современной юридической литературе можно встретить различные подходы к проблеме взаимодействия духовной и светской власти.
Ряд ученых считает, что государство без помощи традиционных религий не в состоянии обеспечить религиозную безопасность нации и глав-
ное во взаимодействии духовной и светской власти - защиту национальной безопасности государства. Большинство ученых сходятся во мнении, что государство бессильно в организации религиозного образования, поддержания благочестивых и миролюбивых религиозных традиций, проведения религиозных праздников, богословских конференций и так далее [1, с. 51-57; 2, с. 7-15; 3, с. 91-96]. Именно вмешательство извне (например, сектантское или радикальное вмешательство в религиозную традицию) часто представляет угрозу национальной безопасности. В связи с тем, что одним из основных объектов защиты становится конфессиональная самобытность народов России, исторически сложившаяся в условиях многоконфессиональности и по-лиэтничности, взаимодействие духовной и светской власти приобретает особое значение.
В России особенности правового и политического менталитета таковы, что потеря авторитета традиционных религиозных организаций приводит к росту сект, увеличению конфессиональных конфликтов, нарушению религиозного мира, к пропаганде различных радикальных религиозных учений, расколам и экстремизму. Именно религиозные конфликты рассматриваются в качестве одного из самых уязвимых мест в системе национальной безопасности России [4, с. 98-101]. В условиях многоконфессионального государства религиозные конфликты являются благодатной почвой для организации цветных революций, чем разрушают фундамент государства. Неслучайно в Стратегии сказано, что укреплению национальной безопасности в сфере культуры будут способствовать сохранение и развитие самобытных культур многонационального народа Российской Федерации, духовных ценностей граждан [5, с. 11-16].
Традиционно в России для обозначения взаимодействия церкви и государства использовался термин «симфония властей», как известно, пришедший из Византии. Византия являлась тем культурно-историческим типом, который вслед за Древним Израилем характеризуется столь же значительным, если не большим, развитием религиозности [6, с. 118]. Учение церкви, нормы канонического права имели в Византийской империи силу закона. Отсюда проистекала значимость для государства и общества в целом цер-ковно-государственных отношений, осознание которой проявилось в полной мере в возникновении такой концепции, как симфония властей. «Византия, безусловно, сказала новое слово в истории человечества, так как эта сфера была наиболее близка по духу византийской культуре, культуре христианской» [7, с. 45].
В основе исторической идеи симфонии властей лежит следующее убеждение: «прямое назначение церкви состоит в том, чтобы воздействовать на государство и общество в духе идей христианства и его требований» [8, с. 9]. Так и было в реальности: церковь в Византийской империи действительно осуществляла самое широкое воздействие на общество. Более того, две стороны сознания жителя Византии как «ромея» -римлянина и как православного христианина были неотделимы друг от друга; христианство пропитало собой «каждую клетку» Византии, было ее духом, основой, величайшей ценностью. Аналогично можно говорить и о любой другой европейской стране эпохи Средневековья. В Византии воздействие церкви на государство, общество и на каждого человека в отдельности, начиная с «порфирородного василевса» и заканчивая его рабом, получило свое наиболее законченное и яркое выражение [7, с. 45].
Если же говорить о России, то, по справедливому мнению ряда ученых, в ее истории «симфония» церкви и государства длится с момента принятия Русью христианства (988) до Реформации Петра I, то есть фактически - до смерти патриарха Адриана и прекращения деятельности Освященных соборов (1700), юридически - до отмены института патриаршества и учреждения Священного синода (1721) [9, с. 10-11]. До последнего момента представители духовной и светской власти мирились с притязаниями друг друга и шли на компромисс: церковь никогда не имела статуса государственного учреждения; вмешательство государства в церковные дела и имевшее место в отдельные моменты подчинение церкви царской воле никогда не основывалось на правовых нормах. Таким образом, от реформ Петра I и до настоящего времени условий для симфонического, гармоничного соотношения властей не было. Однако говорить о современных отношениях между церковью и государством как об отношениях «симфонии» нельзя: степень воцерковленности общества совершенно иная.
Именно в конце XX века, обернувшегося для Русской православной церкви (далее - РЦП) страшными потрясениями, возникли крайне благоприятные условия для самостоятельного и независимого от государства развития. В современной научной литературе встречаются различные формулировки: государственно-церковные, государственно-религиозные, государственно-конфессиональные отношения. Думается, понятие «государственно-церковные отношения» не вполне корректно с точки зрения многоконфессиональной России. В литературе справедливо под-
черкивается, что это «понятие недостаточно корректно применительно к объединениям мусульман, буддистов, иудаистов, последователей других религий, у которых нет понятия "церковь"» [10]. Государственно-религиозные отношения также не вполне удачно отражают специфику конфессионального многообразия, так как некоторые культы назвать религией нельзя (например, конфуцианство). Наиболее оптимальным видится термин «государственно-конфессиональные отношения», под которыми в современных условиях следует понимать деятельность и ее результат в сфере взаимодействия государственных органов и конфессиональных организаций, осуществляемую на основе государственного законодательства и с учетом канонических норм.
Принятие Федерального закона Российской Федерации от 26 сентября 1997 года «О свободе совести и о религиозных объединениях» остановило бесконтрольный въезд представителей религиозных организаций в Россию, деятельность которых носила сектантский характер. Однако ряд ученых критикует данный закон за то, что он породил новые вопросы: в его преамбуле закреплена «особая роль» православия в истории Российского государства. «Это привело к тому, что Русская православная церковь стала высказываться по некоторым политическим вопросам, стала демонстрироваться конфессиональная принадлежность высших государственных лиц страны, началось возрождение некоторых дореволюционных церковно-правовых институтов, например, церковных судов и так далее» [11, с. 34-37]. Так, исследователи негодуют по поводу усиления роли РПЦ в общественной жизни, забывая, что основы российской государственности были заложены при ее поддержке.
В юридической литературе можно встретить и иные аргументы противников сближения церкви и государства. Например, С. Е. Проле-тенкова считает, что применительно к противодействию религиозному экстремизму существенными недостатками президентской деятельности, а также деятельности органов государственной власти всех уровней, серьезно осложнившими межконфессиональные отношения в стране, являются: во-первых, недостаточное внимание к сложной этнонациональной и религиозной ситуации в стране в период 19911995 годов, граничащее с утратой контроля в этой сфере; во-вторых, реализуемая в последующие годы политика явных конфессиональных предпочтений [12, с. 41-43]. Если с первым обвинением нельзя не согласиться, то второе вызывает недоумение. Между тем «свет-
ская власть» к концу 2000-х годов перешла от публичной демонстрации своего вероисповедания к институциональным преференциям - реституции церковной собственности и введению в учебный процесс дисциплины «Основ религиозной культуры» (в последнем случае подразумевается, что в абсолютном большинстве будет выбрана православная культура). При этом С. Е. Пролетенкову пугает, что патриарх Московский и всея Руси Кирилл, предстоятель Русской православной церкви, сразу после интронизации заявил о стремлении к «симфонии» церковной и светской власти. Фактическим подтверждением этого процесса является резкое ускорение сближения органов государственной власти с московским патриархатом в публичной сфере, которое наблюдалось в 2011-2012 годах, накануне и во время федеральных предвыборных кампаний. Публичное выражение собственных религиозных взглядов руководителями высших органов государственной власти и представителями политической элиты приводит к тому, что подобным же образом ведут себя министры и главы субъектов Российской Федерации, полномочные представители Президента РФ в округах, главы администраций всех уровней и так далее, причем в мусульманских регионах происходят аналогичные процессы демонстрации соответствующей религиозной принадлежности. Похожей точки зрения придерживается Ю. А. Дмитриев: «Русская православная церковь, при определенном попустительстве власти светской, занимает резко наступательную позицию в вопросах распространения веры, возвращения церковных ценностей и собственности, вмешивается в политическую, законодательную, образовательную сферы жизни общества. Такую деятельность нельзя назвать соответствующей Конституции и закону» [13, с. 90].
Между тем Основы социальной концепции РЦПсодержат большое количество положений, которые невозможно не поддержать даже человеку исключительно светских взглядов. В этой концепции намечены основные перспективы развития государственно-конфессиональных отношений.
Во-первых, на сегодняшний день Русская православная церковь является крупнейшим институтом гражданского общества в России. П. П. Баранов полагает, что современное состояние российского общества требует от государства принципиально иной законодательной политики в области конституционно-правового регулирования деятельности православной церкви, учитывающей ее особый статус [1, с. 56]. Ученый предлагает принять федеральный закон «О Рус-
ской православной церкви в Российской Федерации», который закрепит статусные нормы, учитывающие особую роль православия в истории России, в становлении и развитии ее духовности и культуры. Разработка реальных юридических механизмов участия РЦП в общественно-политической жизни государства и народа позволила усилить роль гражданского общества в государственном управлении. П. П. Баранов предлагает предоставить ей в лице патриарха и Священного синода право законодательной инициативы с соответствующим изменением ст. 104 Конституции РФ.
Во-вторых, важным перспективным направлением государственно-конфессиональных отношений следует считать правозащитную деятельность РПЦ. Церковь как институт гражданского общества может и должен вмешиваться и воздействовать на власть (в противном случае его роль и значение для общества не понятны), так как деятельность институтов гражданского общества связана с государством (его уполномоченными органами); они противостоят государственному насилию по отношению к личности или коллективу, защищают и отстаивают интересы различных социальных слоев населения [14, с. 130]. Отсюда пристальное внимание к церкви со стороны некоторых правозащитных позиций представляется ученым вполне естественным. Церковь всегда выполняла важную роль в защите прав человека, особенно это касалось вдов, сирот, заключенных, больных и инвалидов. Современной попыткой возрождения этого института в Русской православной церкви можно считать появление вероучительного документа «Социальная концепция РПЦ». В нем говорится именно о деятельности церкви в этой области: «Традиционной областью общественных трудов православной церкви является печалование перед государственной властью о нуждах народа, о правах и заботах отдельных граждан или общественных групп. Такое печалование - долг церкви, осуществляемым через устное или письменное обращение к органам государственной власти».
Протоиерей Тимофей Фетисов пишет, что правозащитную миссию церкви необходимо рассматривать не как общественно-политическую активность, а как одно из направлений социального служения милосердия. Если целью служения является приведение людей к Богу, то основой ее правозащитной деятельности выступает не гуманизм [15].
В-третьих, различные конфессии могут и играют роль политических субъектов. Следует отдельно остановиться и на политическом значе-
нии государственно-конфессиональных отношений. Ряд ведущих конституционалистов подчеркивает необходимость создания духовно-нравственных опор для российского парламентаризма. В основе политической истории российского народа лежат идеи, определяющие духовно-нравственные ориентиры исторического пути нашего государства и общества. К этим идеям относятся, в частности, симфония властей и соборность как духовно-нравственные начала функционирования власти, ее взаимодействия с народом. Однако современная конституционная теория и практика парламентаризма недооценивают эти фундаментальные устои под тем предлогом, что они представляют собой устаревшие, не отвечающие вызовам нового времени принципы и воззрения, угасающие традиции. Именно преодоление недооценки роли конфессий в политической жизни -важная перспектива развития государственно-конфессиональных отношений.
Литература
1. Баранов П. П. Совершенствование конституционно-правовых основ функционирования Русской православной церкви и гражданского общества // Философия права. 2012. № 4 (53).
2. Овчинников А. И., Фоминская М. Д. Религиозная безопасность России и роль права в ее обеспечении // Северо-Кавказский юридический вестник. 2014. № 3.
3. Овчинников А. И., Фатхи В. И. Национальная безопасность: политико-правовые средства обеспечения // Философия права. 2014. № 6 (67).
4. Овчинников А. И. «Управляемый хаос» как основная угроза национальной безопасности России // Философия права. 2014. № 3 (64).
5. Фадеев В. И. О духовно-нравственных основах народного представительства в России // Конституционное и муниципальное право. 2014. № 3.
6. Данилевский Н. Я. Россия и Европа. М., 2003.
7. Новиков О. А. Византийская концепция «симфонии властей»: историко-политический аспект // Право и политика. 2007. № 7.
8. Лебедев А. П. Очерки внутренней истории Византийско-восточной церкви. СПб., 1998.
9. Салтыкова С. А. Реализация православного идеала «симфонии» Церкви и царства: византийская и русская исторические формы церков-но-государственных отношений // История государства и права. 2009. № 21.
10. Лопаткин Р. А., Овсиенко Ф. Г. Вероисповедная политика Российского государства. М., 2003.
11. Дорская А. А. Эволюция понятия «государственно-конфессиональные отношения» в контексте правового развития России // История государства и права. 2012. № 3.
12. Пролетенкова С. Е. Проблемы деятельности высших органов государственной власти в сфере противодействия религиозному экстремизму в России // Юридический мир. 2013. № 6.
13. Научно-практический комментарий к
Конституции Российской Федерации / под общ. ред. проф. Ю. А. Дмитриева. М., 2007.
14. Грудцына Л. Ю. Адвокатура, нотариат и другие институты гражданского общества в России / под ред. Н. А. Михалевой. М., 2008.
15. Фетисов Т. Историко-канонические основания правозащитной миссии Церкви. URL // http:// rostoveparhia.ru/ stati/28499/
УДК 342.72 ББК 67.99
К. И. Тимошенко
АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ РЕАЛИЗАЦИИ КОНСТИТУЦИОННОГО ПРАВА ЧЕЛОВЕКА НА САМОЗАЩИТУ
В статье анализируются современные проблемы реализации конституционного права человека на самозащиту. Выделяются перспективы развития правового регулирования самозащиты в современной России с учетом особенностей переходного периода, относительной неустойчивости национальной правовой системы. Автором подчеркивается актуальность рассматриваемой темы в контексте предметной области науки конституционного права и юридической практики.
Ключевые слова: конституционное право человека на самозащиту, пределы права, самоуправство, злоупотребление правом.
CURRENT PROBLEMS OF IMPLEMENTATION OF PERSON'S CONSTITUTIONAL RIGHT
TO SELF-DEFENSE
This article analyzes the modern problems of realization of the constitutional right to self-defense. Are the prospects of development of legal regulation of self-defence in modern Russia, taking into account the characteristics of the transition period, the relative instability of the national legal system. The work emphasizes the relevance of the topic in the context of the science of constitutional law and legal practice.
Keywords: constitutional right of the person on self defense, law boundaries, arbitrary, abuse of right.
Трансформация взаимоотношений человека и власти, происходившая на протяжении последних десятилетий и обусловленная проведением в России целого ряда демократических реформ, привела к изменению правового статуса личности в обществе и государстве. С этим связана актуализация исследований в области прав и свобод человека и гражданина, в частности, в сфере конституционного права личности на самозащиту. Ведь именно для тех случаев, когда представители органов государственной власти не могут в силу различных причин осуществлять функцию по защите прав граждан, за последними российской Конституцией закреплено право самостоятельно защищать собственные права и свободы всеми способами, не запрещенными законом.
Реализация на практике конституционного права человека на самозащиту прав и свобод неразрывно связана с поиском ответов на следующие вопросы:
1) как определить возможность использования в конкретной ситуации того или иного способа самозащиты субъективного права или свобод;
2) каковы пределы действий (бездействия), направленных на самозащиту права или свобод;
3) как соотносится понятие «самозащита» со смежными с ним правовыми категориями (например, самоуправством).
Проблема поиска ответов на указанные вопросы является злободневной и интересует как специалистов в области юриспруденции, так и российское общество в целом.
Термин «самозащита» в науке конституционного права стал употребляться сравнительно недавно - с середины 90-х годов XX века, возможно, поэтому единое понимание права на самозащиту до сих пор не сформировалось. Ряд правоведов (Е. А. Лукашева, А. В. Малько, М. В. Баглай, Ю. И. Стецовский), не форму-
