CC BY
339
ление смягчить это неравенство (это явилось характерным и для деятелей Французской революции) [14].
Во-вторых, рост производительных сил весьма значительно повлиял «на внутренние отношения передовых европейских обществ», в том числе и на Францию. Благодаря этому, третье сословие стало играть в жизни обществ несравненно более важную роль, чем прежде. Но поскольку новой роли не соответствовали старые общественные отношения, то оно (третье сословие) «захотело уничтожить их» [15]. Это стремление способствовало выработке освободительной философии XVIII в. Её представителями были поставлены вопросы о том, каковы должны быть отношения между людьми с точки зрения разума.
Гегель назвал эпоху Французской просветительской философии величественным восходом солнца. Она призывала на суд разума все старые верования, предания и учреждения. И хотя разум, по словам Плеханова, не выходил за пределы «буржуазного кругозора», тем не менее, «мир проникся энтузиазмом духа» [16]. Просветители Вольтер, Дидро, Руссо, Монтескье и др стали защитниками всех тех, кого угнетал старый порядок. Идеи французских просветителей о методах переустройства общества, о необходимости защиты интересов человека, о его месте в системе общественных отношений стали проникать в Россию, способствуя формированию отечественного просветительства.
Таким образом, анализ работ Г.В. Плеханова по вопросам развития русской общественной мысли свидетельствует о том, что автор достаточно подробно и с научной добросовестностью показал причины и факторы, повлиявшие на ее возникновение. При этом он первостепенную роль отводит «петровской реформе», хотя и не умаляет значения эпохи Просвещения.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. История ВКП (б). Краткий курс ВКП (б). ОГИЗ. Госполитиздат. 1946. С. 97.
2. Григорьева Е.А. У истоков теории и практики российских «марксистов» // Вопросы истории. 2004. № 7.
3. Орлов Б.С., Тютюкин С.В. Г.В. Плеханов и современная Россия // Отечественная история. 2006. № 6.
4. Левин Ш.М. Г.В. Плеханов как историк революционно-народнического движения 70-х гг. // Вопросы историографии и источниковедения СССР. Труды ЛОИИ АН СССР. М.-Л., 1963; Вып. 5. Филиппов Р.В. Не уходим ли от исторической правды? // Вопросы истории КПСС. 1987. № 6. и др.
5. Полевой Ю.З. Начало русской марксистской историографии // Очерки истории исторической науки в СССР. Т. II. М., 1960; Шапиро А.Л. Русская историография в период империализма. Л., 1962.
6. Плеханов Г.В. Соч. М.-Л., 1923. Т. I. С. 7. (Предисловие редактора).
7. Плеханов Г.В. Соч. М.-Л., 1925. Т. XXI. С. 5.
8. Там же. С. 5.
9. Там же. С. 5.
10. Зеньковский В.В. История русской философии. Введение // О России и русской философской культуре. М., 1990. С. 390.
11. Там же. С. 390.
12. Федотов Г.П. Трагедия интеллигенции // О России и русской философской культуре. М., 1990. С. 421.
13. Плеханов Г.В. Соч. Т. XXII. С. 5.
14. Там же. С. 8.
15. Там же. С. 26.
16. Плеханов Г.В. Соч. Т. XXII. С. 13.
Е.В. Ромащенко
ПЕРСОНАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ: МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ1
1 Предлагаемый текст представляет собой историографической обзор материалов конференций, проведенных Ростовским региональным отделением Общества интеллектуальной истории, опубликованных в сборниках научных статей «Человек второго плана в истории» в 2004 и 2005 гг.
Особенности культурно-исторической и историографической ситуации нынешнего времени предопределили особый интерес к человеческому содержанию истории и способствовали перенесению центра тяжести гуманитарных, в том числе исторических, исследований с социальных на гуманитарные проблемы, непосредственно на человека. Сегодня речь идет не просто об углубленном изучении неповторимого и уникального в судьбах конкретных людей, но и о выработке понимания многогранных зависимостей между человеком и обществом, сложных путей взаимовлияния человека и социальной среды, и, следовательно, о новом разрешении традиционных проблем роли и места человека в истории.
Общая методологическая установка «персональной истории» состоит в том, что реконструкция личной жизни и судьбы отдельных исторических индивидов, изучение формирования их внутреннего мира, всех сохранившихся «следов» их деятельности рассматривается не только как главная цель исследования, но и как адекватное средство познания того исторического социума, в котором они жили и творили, мыслили и действовали [1]. Иными словами, речь идет об изначально заданной принципиальной установке на выявление социального контекста, на выход в макроисторическое пространство.
Проблема места человека в историческом процессе имеет философскую, концептуальную и методологическую значимость. При ее разрешении сложились две основные точки зрения:
• Первая состоит в том, что признавалась первичность человека и решающее воздействие человеческого начала на общественное развитие (объяснительные модели исторического развития строились в зависимости от учета индивидуальных черт и качеств личности). Результатом стало распространение антропологического подхода к истории, а следствием -ограничение рациональных начал в историческом познании и нарастание иррационализма, стремление к пониманию явлений прошлого как феноменов культуры и духа, для осознания сущности которых имеет значение герменевтика личности.
• Вместе с тем утверждалась и вторая точка зрения, основанная на признании того, что сама личность является продуктом социокультурных отношений или первичности социума по отношению к индивиду. Такой подход оказался ближе к объяснительной модели, сложившейся в рамках классической историографии [2]. И если первая точка зрения способствовала утверждению с конца XX века постмодернистской парадигмы исторического исследования, то вторая вела к ее отрицанию и возникновению неоклассической парадигмы, воссоздававшей в конце XX века некоторые теоретико-методологические основы классической историографии.
Целью статьи можно считать выяснение содержания и критериев употребления понятия «человек второго плана» в истории в рамках антропологического подхода в историографии.
Задачами публикации являются:
• Обобщение материалов и подходов, предложенных в сборниках Ростовского регионального отделения общества интеллектуальной истории «Человек второго плана в истории» 2004 и 2005 годов издания и результатов общетеоретической дискуссии по соответствующей проблематике в ходе конференции 2005 года;
• На основании компаративного подхода дать определение, кого можно считать личностью «второго плана»;
• Сформулировать позицию о качестве предложенной дефиниции;
Обозначить наиболее употребляемые критерии для выделения личностей первого и второго плана.
Всем нам знакома теория героев и толпы, творцов истории и безмолвного большинства. Объективной ее основой является то положение, что историческая фигура первой величины - это яркая индивидуальность. Экстраординарность личностных качеств такого человека завораживает современников и потомков; создается представление об исключительности такой персоны. Личность первого плана действует, не сообразуясь с обстоятельствами, а преодолевая их, не подчиняясь исторической необходимости, а навязывая истории свою волю.
По мнению организаторов обсуждения [3], личности первого ряда неразрывно связаны с теми крупными историческими явлениями и процессами, которые в значительной мере зависели от их деятельности. Отделить в них исторического деятеля от человека, распознать их человеческие черты и качества вне связи с их публичной деятельностью, составить по источникам представле-
ние о них как об обыкновенных людях, а не как об исторических личностях далеко не всегда представляется возможным. Такие персонажи на протяжении многих лет развития историографии как на донаучной, так и на научной ее стадиях пользовались вниманием историков. Известно о них немало. Несомненно, такие личности не должны оставаться вне исследовательского внимания. Но, несомненно, и то, что в тени их не должен оставаться человек второго ряда, их современник, а иногда и близкий сподвижник, не столь избалованный вниманием историографии, но вполне заслуживающий его и представляющий интерес для исследователя, читателя и слушателя.
Человек второго плана не претендует не первые роли либо по сознательному выбору, либо по не зависящим от него обстоятельствам. Тем не мене вклад в историю таких людей значителен, они не затерялись в безликой толпе; потомки сочли этих людей достойными упоминания в анналах. Следовательно, они такие же творцы истории, или свита, которая делает короля. Одновременно личности второго плана более интегрированы в социальный контекст и поэтому они более наглядно отражают в характерных чертах своей натуры особенности эпохи и социальной среды, их породившей. Вне учета среды и повседневности полного представления о человеке получить невозможно.
Зачастую человек второго плана не является второстепенным или случайным лицом. Он достаточно заметен на исторической арене, роль его в том деле, с которым он связан, весьма значительна. Поэтому, по мнению профессора Н.А. Мининкова, для исследователя должно составить несравненно большую трудность отделение своего исторического героя, человека второго плана, не от незначительных, а от первых лиц, от наиболее существенных персоналий исторического действа. Выбор определяется как субъективным мнением исследователя, так и тем, как такой выбор будет воспринят исторической критикой.
Кроме того, исследователь может столкнуться с тем, что определенный исторический персонаж меняет свой статус, иногда - весьма стремительно. Откуда происходит само выражение «человек второго плана»? Понятно, что из художественной культуры и, прежде всего, из драматических, театральных произведений, а также из изобразительного искусства. Кроме этого, А.Е. Иванеско говорит о литературоведении и фольклористике. Но, в отличие от произведений литературы и фольклора [4], театральных подмостков и живописных полотен, где первый и второй планы четко обозначены и разграничены, в истории ни одна фигура первого плана не является ею изначально. Даже если человек родился « с серебряной ложкой во рту», ему далеко не сразу, да и то не всегда удается пробиться на авансцену истории. Но, помимо искусства, есть еще такой раздел физики как оптика, и именно ее термины и законы часто употребляются гуманитариями для своих аналогий, причем не всегда корректно. Вопрос состоит в том, как применять в истории законы оптики и возможно ли это вообще? Часто мы употребляем выражение «масштаб личности». Но масштаб всегда зависит от точки зрения, от конкретного человека, дающего оценку или делающего выбор. Соответственно, может различаться видение личности современниками и потомками, историками и неисториками и т.д. Обращение к анализу опыта личностей первого и второго плана происходит с учетом значимости для современности достигнутых ими результатов. Хотелось бы привести в качестве дополнительного аргумента позицию известного исследователя Ю.Л. Бессмертного: «Неверно сводить микроисторию к относительно малой величине исследуемого объекта, позволяющей изучать его предельно интенсивно, со всеми возможными подробностями, во всех его возможных связях и взаимодействиях... Речь идет не об истории малого, а истории в малом, то есть истории индивидуального опыта конкретных участников исторического процесса, а не условий их деятельности» [5]. Поэтому термины оптики, такие как «использование микроскопа», «сужение поля наблюдения», «уменьшение масштаба», «сокращение фокусного расстояния» некорректны.
Решение исследовательской проблемы « человек второго плана» лежит в плоскости уяснения тех критериев, которые позволяют отделить исторические индивидуальности первого плана от личностей второго плана и единиц исторического фона. Приходиться признать, что на современном этапе эти критерии намечены лишь пунктирно.
Историческими личностями первого плана можно с оговорками признать те, в судьбах которых реализуются или отражаются переломные моменты истории; иными словами те, которые, как казалось современникам, творили историю. Но масштаб личного вклада в истори-
ческий процесс - это в значительной степени оценочное понятие, а потому такой взгляд всегда субъективен.
В качестве искомого критерия можно рассматривать и объем совокупной информации об исторической личности. Но всегда ли количество данных, которыми располагает историк о некоей персоне, прямо пропорционально объективной исторической роли? Вероятно, нужно оценивать не столько количество информации, сколько качество.
Также критерием выделения исторической личности первого плана может быть готовность современников и потомков формировать на ее основе коллективный образ прошлого. В соответствии с таким подходом индивидуальность первого плана определяется не объективной ролью в истории, а местом в исторической памяти, то есть способностью быть ядром исторического мифа. Но в этом случае уместно говорить об историческом образе, а не об исторической личности того или иного плана.
Человек второго плана также может являться яркой и незаурядной личностью, но не всегда он располагает теми средствами и возможностями для самореализации, которые превращают личность в творца истории. То есть разница между личностями первого и второго планов не в яркости талантов, а в умении создавать благоприятные обстоятельства для самореализации (то есть в уровне и степени активности, упорстве других личностных характеристиках).
Историческая персона первой величины принимает решения о том, какие действия следует предпринимать и в какой последовательности. А вот способы, посредством которых осуществляются на практике эти действия, определяются людьми второго плана. Они вовсе не лишены самостоятельности: они имеют свои интересы, привычки, идеалы. Являясь характерными представителями своей эпохи, того общества, в котором они живут, они во многом определяют специфику тех событий, в которых принимают участие.
Занятие высших руководящих, официальных, государственных должностей, то есть официального статуса не может являться критерием для выделения персон первого и второго плана. Более определенным считается общечеловеческий, национальный или региональный (локальный) характер деятельности личности.
Также для определения разницы между категориями персональной истории предлагалось использование англоязычных выражений: leading rool - supporting rool.
Таким образом, «человек второго плана» в современном социо-гуманитарном познании занимает место между «безмолвствующим и безымянным большинством», типичным человеком, и акторами, творцами истории. В результате сам калибр исторической индивидуальности - понятие, обуславливаемое социальным и культурным контекстом. В конечном итоге, человек второго плана - это научная метафора, призванная полемически артикулировать предметное поле новой биографической истории.
Тем не менее, «отцы - основатели» сделали попытку предложить свои промежуточные критерии для выделения человека второго плана, разбив материалы конференции, предложенные для публикации по следующим разделам:
• в тени великих (сподвижники);
• серые кардиналы (сознательный выбор личности); из вторых в первые (временной критерий);
• герои местного значения;
• почему не первые? (неудавшаяся попытка)1.
По-видимому, выражение «человек второго плана» имеет право на существование не только как научная метафора. Мы, так или иначе, используем такие или сходные оценки в собственных интеллектуальных построениях. Поэтому здесь более правомерно говорить все - таки о формирующемся понятии. Думается, будет более правильным при употреблении соответствующих дефиниций обязательно давать указание на социальный, профессиональный или культурно-исторический контекст, в котором существовала рассматриваемая персона.
Критерии определения «калибра», статуса личности зависят напрямую от того, кто делает выбор или дает оценку: историк, философ, политолог, студент или академик, рабочий, служащий
1 Содержание // Человек второго плана в истории: Сб. науч. ст. Ростов-н/Д., 2005. Вып. 2. С. 325-326.
или президент. Таким образом, необходимы универсальные критерии, общие для социально-гуманитарного знания в целом.
Необходимо определиться с тем, сколько планов вообще стоит выделять: первый и второй или больше? Какая градация здесь уместна? Вероятно, может закрепиться уже традиционное деление на творцов истории или акторов, личностей второго плана и единицы исторического фона.
В целом же понятие «человек второго плана» носит компаративистский характер и порождено проблемами взаимоотношения историка и источника.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Мининков Н.А., Кореневский А.В., Иванеско А.Е. Человек второго плана в контексте современной историографии // Человек второго плана в истории: Сб. науч. статей. Ростов-н/Д., 2005. Вып. 2. С. 4-5.
2. Мининков Н.А. Донские атаманы XVII в: смена поколений и идей (в свете метода поколений Х. Ортеги -и - Гассета) // Человек второго плана в истории: Сб. науч. статей. Ростов-н/Д., 2005. Вып. 2. С. 246-247.
3. Мининков Н.А., Кореневский А.В., Иванеско А.Е. Человек второго плана в контексте современной историографии // Человек второго плана в истории: Сб. науч. статей. Ростов-н/Д., 2005. Вып. 2. С. 3.
4. Иванеско А.Е. Нартовский Сырдон - персонаж «второго плана»: Сб. науч. статей. Ростов-н/Д., 2004. Вып. 1. С. 48.
5. Бессмертный Ю.Л. Историк в поиске: Микро- и макроподходы к изучению прошлого. М., 1999.
Н.В. Селюнина
ОРГАНИЗАЦИОННО-МАССОВАЯ РАБОТА ПРОФСОЮЗОВ ВОДНОГО ТРАНСПОРТА
РОССИИ В 1941-1945 гг.
В период Великой Отечественной войны профсоюзы являлись важным составным элементом политической системы страны. На морском и речном транспорте страны действовали отраслевые профсоюзные структуры, занимавшие отведённое им правящей партией место в системе управления.
Тревожная весть о вероломном вторжении гитлеровцев в пределы нашей страны застала многих работников водного транспорта в рейсах, командировках, на отдыхе. Судьба изменила жизнь людей, разделив её на до и после 22 июня 1941 г. Одним предстояло влиться в вооружённые силы и защищать Родину от вражеского нашествия, другим пришлось срочно эвакуироваться подальше от огненных всполохов, в глубь страны и там крепить её оборонную мощь, третьим предстояло испытать на себе все невзгоды прифронтового лихолетья, а затем и вражеской оккупации, четвёртым выпало на долю оказаться в неприятельском плену или погибнуть на поле брани.
В черноморском, балтийском и северном бассейнах, на речных прифронтовых магистралях вражеская авиация нанесла удары по наиболее важным транспортным узлам, кораблям и различным объектам. Морской и речной транспорт понесли первые потери. Это было началом неисчислимых бед, которые принесли завоеватели в нашу страну.
На второй день войны центральная газета «Правда» опубликовала три указа Верховного Совета Союза ССР, узаконивших применение жестких мер мобилизационного характера на территории всей страны, а в 24 регионах было введено военное положение. Особенностью введения этого положения было то, что абсолютную власть командующие военными округами так и не получили, она сохранилась за областными, краевыми, республиканскими партийными органами в решении мобилизационных проблем. Даже введение военного положения не изменило сложившейся в предвоенные годы структуры политической системы, ядром которой оставалась правящая партия.
Сохранив за собой лидирующие властные позиции, партийные органы требовали от руководителей всех составных элементов управленческой системы перестройки работы с учётом военных реалий и повышения авангардной роли в решении мобилизационных задач. Руководство страны требовало от профсоюзов «возглавить трудовой героизм рабочих и служащих, помочь им как можно лучше справиться со стоящими перед ними задачами, образцово выполнять все без исключения заказы фронта, удовлетворять нужды Красной Армии во всём, что необходимо для ус-
