CC BY
35
Новый филологический вестник. 2021. №4(59). --
Е.Р. Пономарев (Москва - Санкт-Петербург) ПЕРЕПИСКА БУНИНЫХ С ЗАЙЦЕВЫМИ. 1920-Е ГОДЫ*
Аннотация. Статья подготовлена на основе полного текста переписки И.А. Бунина и Б.К. Зайцева, а также их жен В.Н. Буниной и В.А. Зайцевой. Бунин и Зайцев дружили около 50 лет, их жены - еще дольше: Вера Муромцева дружила с Верой Орешниковой с ранней юности, знала ее первого мужа и сына от первого брака. Полный текст переписки крупнейших писателей эмиграции и живших исключительно их интересами жен («двух Вер») собирался по крупицам международным коллективом исследователей в течение многих лет и впервые будет напечатан в одной из книг 110 тома «Литературного наследства». Предваряя эту публикацию, автор статьи предлагает обзор писем «в обе стороны» за 1920-е годы. Начальный этап эмигрантской переписки дает нам широкий спектр жизни русского Берлина (в котором оказались Зайцевы после бегства из России) и русского Парижа (где жили Бунины, уехавшие из России несколько раньше). После того, как Зайцевы тоже поселились в Париже, переписка связывает Грасс, в котором подолгу живут Бунины, и Париж, где Зайцевы, как правило, проводят весь сезон. В те месяцы, когда обе семьи живут в Париже, переписка не ведется. Среди важных тем переписки - творческие взаимосвязи Бунина и Зайцева (в этот период Зайцев называет себя учеником и последователем Бунина); единый круг общения, в который входят обе семьи; общее отторжение советской культуры; обсуждение происходящего в Москве и судеб родственников и знакомых, оставшихся там; новый непривычный быт эмиграции. Особо обсуждается съезд русских писателей в Белграде в 1927 г.
Ключевые слова: Иван Бунин; Борис Зайцев; русская эмиграция; литература эмиграции; переписка; Вера Бунина; Вера Зайцева.
E.R. Ponomarev (Moscow - St. Petersburg) Correspondence of the Bunins and the Zaitsevs. 1920s**
Abstract. The article was prepared on the basis of the full text of the correspondence between I.A. Bunin and B.K. Zaitsev, as well as between their wives V.N. Bunina and V.A. Zaitseva. Bunin and Zaitsev were friends for about fifty years, with their wives
* Исследование выполнено в Институте мировой литературы им. А.М. Горького РАН при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 19-012-00290 «И.А. Бунин: Новые материалы и исследования (подготовка 3-й книги тома в серии "Литературное наследство")».
** The reported study was undertaken at A.M. Gorky Institute of World Literature of the Russian Academy of Sciences and was funded by RFBR, project number 19-012-00290 "I.A. Bunin: New Materials and Researches (preparation of the 3rd part of the volume series «Literaturnoe nasledstvo»)". 208
being friends even longer: Vera Muromtseva was friends with Vera Oreshnikova from early youth, she knew her first husband and the son from her first marriage. The full text of the correspondence of the major writers of the emigration and the wives absorbed completely in the interests of their husbands ("two Veras") has been collected bit by bit by an international team of researchers over the course many years and will be published for the first time in one of the books of the 110th volume of "Literary Heritage". In anticipation of this publication, the author of the article provides an overview of "back-and-forth" letters from the 1920s. The initial stage of the émigré correspondence gives us a broad overview of the life of Russian Berlin (in which the Zaitsevs found themselves after fleeing from Russia) and Russian Paris (where the Bunins lived, for they had left Russia earlier). After the Zaitsevs had also settled in Paris, correspondence links Grasse, where the Bunins lived for a long time, and Paris, where the Zaitsevs usually spent the entire season. There is no correspondence in the months when both families lived in Paris. Among the important topics in the letters, the creative relationships between Bunin and Zaitsev are highlighted (during this period Zaitsev called himself a disciple and a follower of Bunin). Other topics are: a shared social circle, where the two families are; a general rejection of Soviet culture; discussion of what is happening in Moscow and the fate of relatives and friends who remained there; a new unfamiliar household life in the emigration. The Congress of Russian Writers in Belgrade in 1927 is especially discussed.
Key words: Ivan Bunin; Boris Zaitsev; Russian emigration; émigré literature; correspondence; Vera Bunina; Vera Zaitseva.
Переписка И.А. и В.Н. Буниных с Б.К. и В.А. Зайцевыми - важнейший источник для изучения литературы и культуры русской эмиграции первой волны. Публикация этой огромной переписки, которая - учитывая ее невероятный объем (Бунин и Зайцев дружили около полувека, а их жены - еще дольше) - не сохранилась полностью, была начата еще самим Б.К. Зайцевым в 1967 г. (Зайцев продолжил публиковать письма в 1968-1970 гг.). Следующим шагом в 1978-1980 гг. стала первая научная публикация части переписки «в одну сторону»: Александр Звеерс напечатал в «Новом журнале» 122 письма И.А. Бунина к Б.К. Зайцеву и В.А. Зайцевой. Вскоре были опубликованы и письма «в обратную сторону»: в том же «Новом журнале» в 1980-1983 гг. М.Э. Грин напечатала 129 писем Б.К. Зайцева к И.А. Бунину и В.Н. Буниной. Эти публикации долгие годы были единственными источниками для изучения взаимоотношений двух крупнейших писателей эмиграции.
В начале 2000-х гг. письма Зайцева к Бунину были перепечатаны в России в составе собрания сочинений Б.К. Зайцева, выпущенного издательством «Русская книга».
В настоящее время бунинская группа ИМЛИ РАН готовит к научной публикации полный свод сохранившейся переписки И.А. и В.Н. Буниных с Б.К. и В.А. Зайцевыми. Эта публикация откроет новый этап изучения жизни и творчества писателей, а также литературного быта и повседневной жизни парижской эмиграции. Помимо того, что многие тексты будут
опубликованы впервые, а в большинстве известных ранее писем будут исправлены опечатки и неточности, восстановлены сокращения первых публикаторов, письма будет удобно читать, поскольку они восстанавливают переписку «в обе стороны»: вопросы, заданные в письмах Буниных, получают ответы в письмах Зайцевых и наоборот. Письма снабжены археографическими справками и впервые научно прокомментированы. Для того чтобы такая публикация стала возможной, потребовалось около двух десятилетий, содействие Русского архива в Лидсе (Великобритания), Бах-метевского архива (США), а также семьи Сологубов-Зайцевых (Франция). Тексты писем тщательно готовились по рукописям международным коллективом, в состав которого входят (или входили на более ранних этапах) Р. Дэвис, Г. Брэдли, Д. Риникер, Б. Каретник, О.А. Ростова. Окончательную отделку и комментирование писем выполняют Р. Дэвис, Т.М. Двинятина, С.Н. Морозов и автор этих строк.
В настоящей статье речь пойдет о переписке Буниных и Зайцевых за 1920-е гг. - чрезвычайно продуктивном и напряженном времени жизни всей русской эмиграции, принципиально новом этапе творчества для Бунина и Зайцева. Основные темы переписки писателей и их жен позволяют по-новому осветить некоторые биографические моменты, восстановить творческий диалог двух основных писателей эмиграции, а также понять специфику быта и формирующейся культуры первой волны эмиграции в Берлине и Париже.
Первое эмигрантское письмо Зайцева Бунину (из публикуемого корпуса писем) написано 26 июня 1922 г. в Берлине, где Зайцевы оказались «после четырехлетнего русского сиденья». Бунины, как известно, эмигрировали ранее и с марта 1920 г. жили в Париже. В.Н. Бунина рассказывает в своих письмах о парижском быте и немного о быте французской провинции (летом 1922 г. Бунины вместе с Мережковскими поехали в Амбуаз, где задержались до глубокой осени), В.А. Зайцева много пишет подруге о берлинской повседневности и об отдыхе на море (с конца июля до конца сентября они провели на курорте Миздрой - ныне называется Мендзыздрое и принадлежит Польше). Берлин в целом - «бездарный город». Кроме того, жизнь в нем начинает напоминать только что покинутую Москву: бешеное подорожание всего, немцы ведут громкие разговоры о революции.
Много обсуждается культурная и писательская жизнь. Зайцевы рассказывают о прибывших в Германию на философском пароходе высланных из советской России, из которых выделяют московских знакомых - Н.А. Бердяева, М.А. Осоргина с женой (драма Рери Осоргиной, которую вскоре бросит муж, - отдельный сквозной сюжет переписки «жен»). В Берлин приезжают и самостоятельно покинувшие Россию - это прежде всего общий московский знакомый П.П. Муратов, знаменитый искусствовед. Рассказывают и о жизни «Дома писателей» (т.е. «Дома искусств», организованного в Берлине в 1921 г. по образцу петроградского «Дома искусств»), жизнь которого стала интереснее благодаря освоившимся в Берлине высланным и прибывшим из России интеллектуалам: «Устроили мы тут клуб
писателей, по понедельникам слушаем более или менее гениальные произведения. Состав: Муратов, Осоргин, Бердяев, Айхенвальд, Белый, Ремизов и т.д., но без сменовеховцев, разумеется. Большая комната в кафе, опять-таки пиво, дым - но ходит, все-таки, порядочно народу, ибо одиноко, ведь и... вообще мало-радостно» (письмо Б.К. Зайцева к И.А. Бунину от 28 января 1923 г.). В письмах много рассказов об А.Н. Толстом: он к этому моменту уже переехал из Парижа в Берлин (снял квартиру на год, ехать в Россию пока не собирается), а лето 1922 г. проводил с Н.В. Толстой тоже в Миздрое. Зайцевы пишут, что стараются с Толстыми не видеться.
В.Н. Бунина, в свою очередь, сообщает старой подруге о парижской жизни. Это прежде всего новый круг общения, весьма разнообразный (публицисты, бывшие министры, символисты Мережковские и Бальмонт, с которыми в России Бунины не общались). Проходит формирование эмигрантских землячеств (через Московское землячество Бунина хочет послать посылку в Москву для родителей Веры Зайцевой, та очень благодарна). Начинается первый литературный сезон - писательские вечера: «Эта зима пройдет по-иному. Начинают собираться в пользу то землячеств, то в пользу Комит<ета> пис<ателей> и уч<еных>. Плата за вход низкая, 3 фр<анка>. Приманка - писатель. Как-то выступали Гиппиус (стихи), Мережк<овский -> речь, Куприн - речь и Бальмонт <-> стихи» (письмо В.Н. Буниной к В.А. Зайцевой от 22 ноября 1922 г.).
Личные отношения И.А. Бунина и Б.К. Зайцева в этот момент еще весьма формальны. В начале переписки они обращаются друг к другу «на вы» (обе Веры, разумеется, «на ты»). В середине 1920-х гг. Бунин иногда позволяет себе пропускать отчество Зайцева (пишет просто «Борис»), Зайцев всегда обращается к Бунину по имени-отчеству (иногда сокращая их до первых букв: И.А.). Иногда полусерьезно-полушуточно обращается к Бунину по-французски или по-итальянски: «maître» и «maestro». Впервые Бунин пишет Зайцеву «ты» в письме от 28 июня 1927 г. Летом 1927 г. и Зайцев начинает отвечать «на ты». При этом Зайцев не устает подчеркивать писательское первенство Бунина, считает его своим учителем. В одном из первых эмигрантских писем он пишет и о том, что мелкие разногласия не смогут поколебать их общего духовного родства (это особенно интересно в свете будущей размолвки 1947 г., которая омрачит все последние годы жизни Бунина): «Нет, я не верю, чтобы наши пути разошлись. Не найдешь двух самостоятельных людей, которые бубнили бы слово в слово одно и то же, и возможны между нами мелкие разномыслия, но в основном, в главном - мы родственные, конечно. Да прибавьте еще братствен-ность страданий, нами перенесенных <...>, да еще то, что в моей жизни Вы, конечно, большее место занимали, чем я в Вашей (отношение ученика к учителю, образцу, и т.п.). За нами ровно двадцать лет, а новые дружественные связи не являются, и чем дальше, тем для этого шансов меньше» (письмо Б.К. Зайцева от 7 июля 1922 г.). Показательно и письмо Зайцева от 8 мая 1924 г.: «Странная вещь: когда я был моложе, я иногда фуфы-рился по отношению к Вам. Как раз теперь, более зрелым, когда обычно
человек хочет сказать, что он "и сам с усам", я внутренно почтительнее к Вам, и в 1924-м я скорей и легче скажу, что считаю себя Вашим учеником, чем в 1904. Годы делают и надменнее, и скромней. Я был всегда надменен, а теперь стал к одним еще надменнее, а пред другими я скромнее (из живущих - пред Вами; перед своим сердцем, пред искусством, а перед базаром - злее)». Бунин ответил 12 мая с искренним чувством: «Дорогой друг, сейчас Ваше письмо. Очень тронут им и обнимаю Вас за него очень крепко, с теми нежными чувствами и к Вам, и к Вашему таланту, которые уже давно и верно храню в душе».
4 июля 1922 г. Бунины обвенчались в Париже. Зайцевы сожалеют, что не смогли присутствовать на этом важном событии - ведь Иван Бунин и Вера Муромцева познакомились именно в их доме.
Если от Алексея Толстого Зайцевы все более и более отдаляются (весной 1923 г. они пишут о приезде Горького в Берлин, с ним тоже принципиально не встречаются; в письме от 6 мая 1923 г. сообщают, что Толстой наконец отправился в Москву), то по их письмам видно, как постепенно складывается новый эмигрантский круг общения, который на долгие годы станет общим для Зайцевых и Буниных. Это сестры Левины, оказавшиеся в Берлине, очень любящие Буниных (сын одной из этих сестер - Александр Бахрах, при разном к нему отношении Ивана Алексеевича и Веры Николаевны в разные годы, станет своим в бунинской семье). А также Тэффи, переехавшая на некоторое время из Парижа в Берлин. Когда вскоре многие берлинские друзья, как и сами Зайцевы, окончательно поселятся в Париже, этот круг общения станет очень прочным. В письме от 24-25 мая 1927 г. В.А. Зайцева уже так пишет о Тэффи: «Тэффи мне очень скрашивает жизнь, и я без нее сиротею. Такая она моя - точно сестра». Важны, конечно, и старые московские знакомые: «Здесь у меня почти никого нет любимых. Один Павел Павл<ович> Муратов, да с Айхенвальдом душу отвожу, вспоминая прежнюю Россию и обкладывая матом наших правителей» (письмо В.А. Зайцевой к В.Н. Буниной от 11 января 1923 г.; гибель Ю.И. Айхенвальда в Берлине 17 декабря 1928 г. отзовется болью в сердце обоих друзей и их жен: все четверо искренне любили выдающегося критика).
Интересно, как прорывается неприятие всего советского в отчетах о культурной жизни. В.Н. Бунина рассказывает в письмах о гастролях Художественного театра в Париже в конце 1922 г. - первых гастролях советского периода: «Мы раз были на "Царе Федоре" <спектакль - визитная карточка МХТ. Трагедией А.К. Толстого «Царь Федор Иоаннович» театр отрылся в 1898 г. - Е.П.>. Раз были с ними на встрече у Цетлиной и раз слушали их чтение в пользу журналистов»; «А Качалов все читает Ясени-на <так!> и Маяковского. Нам даже пришлось уйти с одного ужина, ибо выше сил слушать бездарные вирши, годные в "Стрекозу" или "Будильник" <петербургские сатирические журналы. - Е.П.>, этих негодяев» (письмо В.Н. Буниной к В.А. Зайцевой от 2 января 1923 г.). Ей вторит В.А. Зайцева: «Недавно Борис, говоря с Эренбург<ом> о Маяковском, спросил его (это
было в клубе писателей) серьезно ли он считает поэтом этого хама? На что Эренб<ург> ответил, что Есен<ин> и Маяк<овский> величайшие поэты» (письмо В.А. Зайцевой к В.Н. Буниной от 11 января 1923 г.). Забавно, что этот разговор Б.К. Зайцев завел с И.Г. Эренбургом - едва ли не первым советским писателем, получившим советский заграничный паспорт. Живущий в Берлине Эренбург (высланный из Франции, а затем Бельгии) кажется эмигрантам менее советским, чем А.Н. Толстой.
Важную роль в переписке жен играет бытовая тема. Ведение хозяйства собственными силами - то новое, что открылось в эмиграции писательским женам. В.Н. Бунина пишет В.А. Зайцевой 7 ноября 1923 г.: «К Фондаминскому приехала жена, и представь, я кормлю всех, стряпая сама. Вот метаморфоза! Я смотрю на себя и удивляюсь, как это у меня выходит что-то съедобное. И всему этому я научилась в Париже, а в Одессе у нас была прислуга. До сих пор горюю, что мы не взяли ее с собой, чудесная была девушка и очень любила нас. Уж очень у меня душа не хозяйская. Ну да что, у всех теперь это...». 13 апреля 1925 г. В.Н. Бунина пишет из Грасса: «Не сразу ответила потому, что я пользуюсь всякой минутой, чтобы пожить прежней жизнью, т.е. заняться любимым делом, своим собственным. Ведь в Париже, в хозяйстве нет возможности сосредоточиться, уйти в себя. Подумать свое, пописать, попереводить, почитать серьезную книжку». В.А. Зайцева точно так же жалуется в своих письмах: «Я пишу полумертвая от усталости. Стирала сегодня» (письмо к В.Н. Буниной от 13 октября 1927 г.). Или в письме от 9 января 1929 г.: «А я готовлю, мою, стираю, читаю и т.д. Хам de ménage нет». Последний каламбур (от французского femme de ménage - домработница) станет в переписке подруг постоянным.
После того, как Зайцевы окончательно поселятся в Париже (осенью 1923 г. они уехали из Германии в Италию, а летом 1924 г. оказались в Париже), активный обмен письмами начинается тогда, когда Бунины живут на юге (часто долго задерживаются после лета), а Зайцевы в Париже. В летнее время Зайцевы тоже выезжают из Парижа. Так, летом 1925 г. две семьи обменялись визитами: Бунины съездили к Зайцевым в деревню Пю-жет (недалеко от городка Торонэ, департамент Вар, где те гостили у общих знакомых Эльяшевичей), Зайцевы посетили Буниных в Грассе.
Зайцевы живут в эти годы бедно, Бунины в первой половине 1920-х гг. несколько лучше. Во второй половине 1920-х и Бунины начнут экономить на всем. Длительная жизнь Буниных в Грассе, включая зимы, вызвана в первую очередь тем, что она дешевле парижской. Однажды Бунина слегка пожалуется подруге: «Я нахожу, что и нам 10 месяцев жить без Парижа немного слишком...» (письмо от 13 января 1929 г.).
Постоянная тема переписки - происходящее в Москве, где у обеих Вер остались родители, родственники, друзья. Именно Зайцевы расскажут Бунину подробности о смерти его старшего, горячо любимого брата Юлия (умер во сне, совершенно не страдал). Затем начинают пересказывать письма, приходящие оттуда, - аресты, изъятие собственности (отнимают
квартиры в Москве: сначала «уплотняют», потом вовсе гонят со двора; заставляют отдать государству имения в Подмосковье), вопиющая нищета - не сравнимая с эмигрантской. А также советская перестройка Москвы - с разрушением монастырей и осквернением кладбищ. Много раз В.А. Зайцева с болью повторяет в письмах, что на месте могилы ее сына Леши (арестован и убит большевиками) устроили футбольный стадион для школьников. Смерти близких людей (мать Веры Николаевны скончалась в Москве в начале 1923 г.) вызывают общую скорбь.
Творческие связи Бунина и Зайцева тоже хорошо видны по этой переписке. Зайцев восхищен «Митиной любовью» (1925), первыми газетными публикациями «Жизни Арсеньева» (с 1927 г.), а затем напечатанными в «Современных записках» книгами романа и отдельным изданием (1930), включающим четыре первые книги. Так, 16 апреля 1928 г. Зайцев пишет Бунину: «Очень жду "Арсеньева" - это прелестно и по газ<етным> отрывкам». Бунин отвечает ему 17 апреля: «Спасибо за "Арсеньева". Истинно рад, что могу ответить с полной искренностью на твое доброе слово: "Св<ятой> Николай" так хорош, что прочитал три раза». Вероятно, речь идет о сборнике рассказов Зайцева «Улица святого Николая» (Берлин, 1923). После поездки Зайцева на Афон весной 1927 г. Бунины будут хвалить появляющиеся в печати его путевые очерки. «Анну», вышедшую в 1929 г., похвалит В.Н. Бунина.
Интересно письмо В.Н. Буниной к В.А. Зайцевой от 13 января 1929 г.: «Мы были на панихиде по Ник<олаю> Ник<олаевичу> у него на вилле. Впечатление потрясающее. Ян все время плакал. Мы точно хоронили нашу Россию. Все заболели душевно, а потому больше и не ездили, да и денег не было <...>. До сих пор под этим впечатлением». Как известно, именно это впечатление легло в основу финала «Жизни Арсеньева» в версии 1930 г. Когда четвертая книга, завершающая первый том, будет напечатана, В.А. Зайцева отметит «гениальность» ее концовки.
В письмах отразилась и история появления Г.Н. Кузнецовой в жизни В.Н. Буниной. Из этой переписки мы можем узнать то, что не попало в дневники Веры Николаевны и другие источники: она думает о том, чтобы уйти от мужа. В письме, написанном В.А. Зайцевой в конце мая - начале июня 1925 г., сказано: «.я высказываю желание уехать, мотивируя, что ему будет лучше, спокойнее без меня». Уехать В.Н. Бунина планируется в Пюжет - в дом Ф.О. Эльяшевич, своей давней подруги; в этом доме проводили лето 1925 г. Зайцевы. Но Бунин не отпускает ее. Интересна и реакция Кузнецовой. Вера Николаевна продолжает: «Она очень испугалась, когда я сказала, что уеду к Ельяшевич<ам>. "А кто-о бу-удет вести хозяйство?" "Вы". "Ах, нет! Я не умею".».
Но уже через год, летом 1928 г., Вера Николаевна начинает передавать поклоны Зайцевым от Галины (ранее она именовала ее «Тр.» - Третья?). Зайцевы тоже кланяются ей в каждом письме. Отмечают и ее писательские успехи. 19 июля 1928 г. В.А. Зайцева пишет: «Скажи Галине Н<иколаевне>, что ее рассказ отличный, и это общее мнение». А Б.К. Зайцев, посетив
Грасс один, без жены и дочери, писал 12 августа 1928 г.: «Часто, оч<ень> часто вспоминаю Вас, мои дорогие, весь Ваш писательский питомник -дай Бог здоровья и процветания вилле Бельведер. Мне у Вас было чудесно». В «писательском питомнике» еще не было Зурова (он приедет в Грасс в конце 1929 г.), Н.Я. Рощин всегда приезжал в Грасс ненадолго, так что весь «питомник» на тот момент - это Бунин, его жена и Кузнецова. Зайцев, судя по формулировке, принял официальную точку зрения, предложенную Буниными эмигрантскому обществу: Кузнецова - ученица Бунина.
Еще один важный сюжет переписки - съезд русских писателей в Белграде в сентябре 1928 г., организованный королем Югославии. Из писем двух друзей четко видно, почему Бунин не поехал на съезд. Он был захвачен работой над «Жизнью Арсеньева», сентябрь для него - наиболее плодотворный месяц; Бунин не захотел прерывать работу ради представительской «мишуры». По возвращении из Белграда в Париж Зайцев подробно рассказывал Бунину, не выезжавшему из Грасса, подробности съезда: «Было очень парадно, шумно, приветливо. Съели мы массу белградских стерлядей, задали большую работу смокингам, выпивали, слушали, "отвечали", и т.п. Жизнь была ничего, веселая. Короли, министры, епископы, дамы, фотографы, интервьюеры, автографы (в невероятном количестве!), опять выпивка, автомобили - чего ж тебе еще?» (письмо Б.К. Зайцева к И.А. Бунину от 13 октября 1928 г.). Самым почетным гостем был Д.С. Мережковский, но наибольшие симпатии простой сербской публики снискал А.И. Куприн. Русские писатели были награждены югославскими орденами, что произвело в Париже сенсацию. Не получившие приглашения на съезд (а таких в Париже было множество), завидуя, особенно попрекали побывавших на съезде этими орденами. Например, Дон Аминадо, жалуется Зайцев в том же письме, бранит участников съезда в газете «Последние новости». В письме Зайцева от 12 ноября сюжет продолжается: «Талин <журналист-меньшевик. - Е.П.> на общ<ем> собрании <Союза русских писателей и журналистов в Париже. - Е.П.>предложил считать Съезд как бы не бывшим!». А В.Н. Бунина, в свою очередь, рассказывает В.А. Зайцевой в письме от 25 октября 1928 г., как Бунины встретились с Мережковскими: «Они парят, бредят Сербией, их чествование приравнивают к мировому событию, но мне кажется, что это чуть-чуть слишком. Д<митрий> С<ергеевич> все повторял, что такой орден только еще у одного сербского писателя, а об Немировиче молчит...».
На съезде возникла идея русского литературного журнала, который готовы были спонсировать власти Югославии. Журнал тоже обсуждается в переписке. Однако сразу возникли трения по вопросу о главном редакторе (П.Б. Струве или Мережковский), а также о концепции журнала. Точное суждение по этому поводу звучит в письме Зайцева от 12 ноября: «Деньги есть, желание есть, нету варяга? Ну, посмотрим. Раздорами своими чрезвычайно мешаем и портим себе же самим». То же самое Зайцев мог бы повторить о русском издательстве в Белграде, которое было учреждено во время съезда. Руководили его политикой Мережковские, это, разумеется,
не нравилось многим эмигрантам. Зайцеву так и не удалось издать там свою книгу. А вскоре и издательство прекратило свою деятельность. В письме от 9 декабря 1928 г. Зайцев продолжает тему издательства не менее точным суждением: «Впечатление мое - все там идет кое-как, деньги есть, но дело чиновничье, т.е. довольно безнадежное».
Интересно, что один из организаторов белградского съезда - выдающийся сербский лингвист Александр Белич (учившийся в России и еще до революции ставший членом-корреспондентом Петербургской Академии наук), специально приезжавший к Бунину в Грасс накануне съезда, понял его отказ (так пишет В.Н. Бунина В.А. Зайцевой в письме от 8 сентября 1928 г.) и обещал пригласить в Белград индивидуально, чуть позднее, зимой. Вероятно, по тем же организационным причинам приглашение так и не было послано, хотя Бунин его ждал.
История белградского съезда, равно как и реакция на него той части эмиграции, которая не попала в Югославию, раскрывается в переписке во многих подробностях. Переписка дает и исчерпывающий ответ на вопрос о том, почему на съезде отсутствовал Бунин.
Одним словом, переписка Буниных и Зайцевых подробно раскрывает, чем живет писательский круг русских эмигрантов во Франции, включая многие бытовые детали жизни обоих писателей и их жен. Видно, насколько творчески близки Бунин и Зайцев. Зайцев неоднократно и подчеркнуто называет себя учеником и последователем Бунина. Эта расстановка сил в начальный период эмиграции очень интересна в свете того, как будут развиваться отношения писателей в дальнейшем.
Соединение в единый текст переписки Бунина и Зайцева с перепиской их жен предоставляет исследователю исключительные возможности: то, что не проговаривается в мужской переписке, договаривается в дублирующей ее женской.
Пономарев Евгений Рудольфович, Институт мировой литературы имени А.М. Горького РАН; Российский государственный педагогический университет им. А.И. Герцена.
Доктор филологических наук, профессор. Научные интересы: русская литература, творчество И.А. Бунина, литература русской эмиграции, литература путешествий, русская литература XX века, история преподавания литературы.
E-mail: eponomarev@mail.ru
ORCID ID: 0000-0001-5508-6532
Evgeny R. Ponomarev, A.M. Gorky Institute of World Literature of the Russian Academy of Sciences (Moscow); The Herzen State Pedagogical University of Russia (St. Petersburg).
Doctor of Philology, Professor. Research interests: Russian literature, Ivan Bunin's works, the literature of Russian emigration, travel literature, Russian literature of the 20th century, history of teaching literature.
E-mail: eponomarev@mail.ru
ORCID ID: 0000-0001-5508-6532
