CC BY
21
Научная жизнь The Scientific Life
DOI 10.26105/SSPU.2020.69.6.017 УДК 94(571.12):502:001 ББК 20.18г(253) ю
Т.Н. РАКОВ А.В. ВИНОГРАДОВ Е.И. ГОЛОЛОБОВ ЮА ЛАЙУС Е.А. КОЧЕТКОВА Р. ГИЛЬМИНТИНОВ Э. БРУНО М. КОСЬКИНА
ПЕРЕХОДЯ ГРАНИЦЫ ПРИРОДЫ: ЛЕТНЯЯ ОНЛАЙН-ШКОЛА И КРУГЛЫЙ СТОЛ ПО ЭКОЛОГИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ1
TRANSCENDING NATURE: ONLINE SUMMER SCHOOL AND ROUNDTABLE ON ENVIRONMENTAL HISTORY
R. GILMINTINOV A. BRUNO M. KOSKINA
T.N. RAKOV A.V. VINOGRADOV E.I. GOLOLOBOV J.A. LAJUS E.A. KOCHETKOVA
В статье рассказывается об итогах летней школы, состоявшейся в Тюменском государственном университете в июле 2020 года, и излагаются основные тезисы круглого стола, в рамках которого ведущие и начинающие специалисты в области экологической истории из России и США обсудили актуальные вопросы развития дисциплины. Дискуссия строилась вокруг взаимоотношений между исторической наукой, сфокусированной на политических акторах и институтах, и экологической историей, включающей в свой анализ нечеловеческие, природные акторы. Исследователи предложили различные точки зрения на проблемы междисциплинарности и взаимодействия экологической истории со смежными отраслями научного знания.
The article describes the results of the summer school held at Tyumen State University in July 2020 and presents the materials of the roundtable, where leading and early career scholars in environmental history from Russia and the USA discussed current issues in the development of the discipline. The discussion was based on the relationship between «traditional» historical science, which focuses on
1 Мероприятие реализовывалось в рамках гранта Российского научного фонда - проект № 20-68-46044 «Воображаемый антропоцен: производство и трансферы знания об окружающей среде в Западной Сибири в ХХ-ХХ1 вв.» и гранта РФФИ - проект 19-59-22008 «Развитие Западной Сибири в XIX - начале XXI вв.: социально-экологические аспекты»
political actors and institutions, and environmental history, which includes non-human actors in its focus. The researchers offered different views on the issues of interdisciplinarity and the interaction of environmental history with related fields of scientific knowledge.
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: научная жизнь, круглый стол, летняя школа, экологическая история, антропоцен, окружающая среда.
KEYWORDS: academia, roundtable, summer school, environmental history, Anthropocene, environment.
С 27 по 29 июля 2020 года в Тюменском государственном университете состоялась летняя онлайн-школа «Переходя границы природы: антропоцен и окружающая среда в истории Северной Евразии», организованная Центром «Человек, природа, технологии» Тюменского государственного университета. Участниками школы стали молодые ученые из городов России (Томск, Санкт-Петербург, Москва), США и Австрии. За несколько дней работы в рамках Школы также были прочитаны лекции видными специалистами по экологической истории России и Восточной Европы Дэвидом Муном (Университет Йорка, Великобритания) и Виктором Палом (Университет Хельсинки, Финляндия). С лекцией о месте истории Сибири в экологической истории России выступил Михаил Рожанский.
Школа была посвящена проблемам изучения антропоцена и экологической истории в разнообразных аспектах. Доклады участников затрагивали широкий круг тем: от истории науки и ее пересечения с проблематикой экологии, советской и постсоветской индустрии и изучению ее с точки зрения гуманитарных дисциплин, заканчивая отражением вопросов экологии и антропогенного воздействия на природу в современном искусстве.
В рамках школы состоялся круглый стол «Anthropocene Now», в котором участвовали такие специалисты по экологической истории, как Евгений Гололобов из СурГПУ, Юлия Лайус и Елена Кочеткова из НИУ ВШЭ в Санкт-Петербурге, Энди Бруно из Северного Иллинойского Университета (США), Тимофей Раков и Андрей Виноградов из ТюмГУ, Мария Коськина из Университета штата Нью-Йорк и Роман Гильминтинов из Университета Дюка, США. Ниже мы предлагаем краткую расшифровку выступлений круглого стола.
Андрей Виноградов: Сегодня мы собрались здесь для того, чтобы провести круглый стол, посвященный проблемам изучения экологической истории, проблемам изучения антропоцена. Хотелось бы обсудить моменты, связанные с дисциплинарными аспектами изучения экологической истории. Мы все изучаем взаимодействие общества и окружающей среды в эпоху антропоцена, но в тоже время — может быть, это особенно ощущается в отечественной науке — исследования очень тесно связаны с государственными институтами и политической сферой. По-прежнему политическая история в пространстве исторической науки доминирует, и, как бы мы ни старались, мы не можем дистанцироваться от нее, когда изучаем историю взаимодействия человека с окружающей средой. Должны ли мы дистанцироваться от политической истории, если мы относим себя к числу экологических историков? Этот вопрос очень тесно связан со вторым смежным вопросом, касающимся того, как акцент на окружающей среде и эпохе антропоцена изменяет нашу профессию, как изменяются историки, когда они приходят в область изучения общества и окружающей среды. Как этот поворот к окружающей среде, поворот к не-людям в исторических исследованиях должен изменить нашу профессию, существуют ли некие специальные компетенции, которыми должен обладать экологический историк?
Евгений Гололобов: Экологическая история многообразна, как известно [1]. От истории окружающей среды, где нет человека, до истории экологических движений, где нет природы. В этом смысле там, где появляется человек, всегда есть политический компонент. А если говорить, собственно, о природе, особенно о природных ресурсах и их использовании, то здесь
будет и государство, по крайней мере, если речь идет о прошлых эпохах. Экологические вопросы становятся частью большой политики, и поэтому политические аспекты так или иначе изучать необходимо [5, c. 352].
Юлия Лайус: Вопрос даже не об экологической истории, а о том, что мы понимаем под «политическим», и конечно, ни один политический историк не скажет, что политическая история — это только про государство, это уже давно не так. Второй важный вопрос, это кого мы считаем или что мы считаем акторами и агентами истории. И по этому вопросу экологические историки очень сильно расходятся с «традиционными». Как только мы включаем в свой анализ «non-humans», природу в широком смысле, климат как движущие силы истории — тут же мы попадаем в область совершенно нового политического [3]. Есть много историков, полагающих, что так делать нельзя и что мы должны, вслед за Р.Дж.Коллингвудом [2], считать, что история — это только про людей, а остальное — это все факторы, природные, климатические факторы, то есть что-то такое влияющее, но не полноценные акторы истории. И вот это, мне кажется, основной вопрос, который мы должны для себя решить.
Энди Бруно: По моему мнению, резкого и непримиримого противоречия между этими вариантами истории здесь нет. В сущности, вопрос заключается в том, как использовать знание из других дисциплин, при этом не отходя от области истории. Как ученый, занимающийся гуманитарными науками, я бы не хотел становиться физиком или экологом, а хотел бы сохранить свой исторический взгляд на понимание экологических проблем.
Елена Кочеткова: Действительно, когда мы пытаемся понять, что такое политика, нам очень важно децентрализовать государство, потому что очень часто мы говорим о советском государстве как о единственном и очень авторитарном институте, акторе, которым принимаются решения. В своих материалах я вижу, что не только государство (если мы имеем в виду центральный уровень), не только такие органы, как ЦК КПСС диктовали всем свою волю. Мы наблюдаем разные силы, не обязательно строго политические, мы можем видеть даже научно-исследовательские институты, которые приобретают некоторую силу, и могут на определенном уровне влиять на разные вопросы. Я основываюсь на исследованиях байкальской темы, в частности, на истории разработки очистных сооружений, развитии технологий биологической отчистки в контексте строительства Байкальских предприятий. Читая документы, отчеты инженеров и локальных акторов, институтов, я все время пыталась понять границы влияния: можем ли мы говорить о том, что у нас есть государство, некие постановления, которые диктуют эту историю, или все-таки можем и должны смотреть снизу, например, на деятельность инженеров, которые принимают технические решения, к которым могут прислушаться и которые могут влиять или не влиять на решения политические? Другое соображение, с которым я пришла на этот круглый стол и с которым все время сталкиваюсь, это междисциплинарность. Сложно говорить о выделении политического как строго отграниченной сферы. Многие из нас работают в междисциплинарных полях. Можно понимать междисциплинарность как комплекс аналитических инструментов и совмещение проблематик из экологической, технологической, политической истории.
А.В.: Я бы хотел задать вопрос, который помог бы оформить дискуссию. Как изменения, о которых мы говорили, меняют нашу профессию? Видим ли мы какие-либо изменения, происходящие в последние годы, которые заставляют нас трансформироваться в профессиональном плане, приспосабливаться к тем тенденциям, изменениям, которые существуют в современной науке?
Тимофей Раков: Я бы заострил вопрос: «Требует ли та междисциплинарность, о которой говорила Елена, изменения наших профессиональных навыков?Хотим ли мы получать «традиционную» подготовку историков или стоит сразу воспитываться как мультидисциплинарные ученые?»
Е.Г.: Историки должны оставаться историками, просто расширять свое предметное поле, включая в него и природу. И, естественно, ставить вопрос о междисциплиннарности, потому что сама проблематика выходит за рамки какого-то отдельного научного предмета, вопросы взаимодействия природы и человека — это целый спектр различных направлений, и здесь само собой предполагается взаимодействовие гуманитарного и естественно-научного знания. И мы должны к этому стремиться, оставаясь историками.
Т.Р.: Но как быть с разграничением с другими гуманитарными дисциплинами, например, с антропологией? Или как мы отстаиваем свою дисциплинарную позицию, особенно в экологической истории, где речь часто идет о процессах или периодах, например, антропоцене, не завершенных? Должны мы включать в свои исследования современность или поступать, как более классические историки — изучать законченный период времени и на этом ставить точку?
Е.К.: Вопрос сложный, на самом деле. История — это действительно та дисциплина, которая занимается закончившимися событиями, и такой взгляд довольно распространен в российской академии. В то же время сейчас популярность приобретают исследования девяностых, совсем недавнего прошлого. И в экологической, и технологической истории есть тенденция выхода на современные проблемы. Нам, как историкам, стоит думать об актуальности истории для современности, ведь если мы говорим об антропоцене, то это незавершенный [этап]. Что нас отличает и от антропологов, и от социологов — это внимание к контекстам, комплексу условий, факторов, которые мы изучаем. Мы говорим сейчас про сопряжение исторической дисциплины с другими дисциплинами в рамках междисциплинар-ности, историки — антропологи, историки-социологи, при этом такой парадокс, что есть некоторый скептицизм внутри исторических исследований по отношению друг к другу, потому что есть политические историки, которые не очень понимают, чем занимаются экологические историки или чем занимаются технологические историки.
Ю.Л.: С одной стороны, это очень простой путь — пытаться размыть дисциплинарные рамки, проводить исследования, не задумываясь о своей дисциплинарной принадлежности. Это понятный, но несколько опасный путь: получается, что экологической истории как дисциплины вообще нет, а это не так. Наша проблема в том, что мы нигде не учим экологических историков в России, или почти нигде. Это начинают делать в РГГУ [1], может быть, в Тюмени что-то получится. Однако пока нигде нет целенаправленного обучения, и поэтому мы пытаемся выстраиваться как междисциплинарная область, но это не только сила, это еще и слабость. Поэтому мне кажется, что нам важно укреплять экологическую историю как дисциплину со своей тематикой, со своим сообществом, со своими институциями, может быть, в перспективе со своим журналом в России.
Роман Гильминтинов: Один из способов определить нашу дисциплину — это некая «ме-жметодолгическая» всеядность, отсутствие методологии. Мне кажется, что нас все-таки отличает такая всеядность и возможность брать идеи от других дисциплин, и когда наша дискуссия начиналась, я вдруг понял, что абсолютно не имею представления, к какой дисциплине относятся люди, с которыми мое нынешнее исследование находится в диалоге. Оказалось, что часть — географы, хотя я не знал, что они относятся именно к этой дисциплине, просто они обсуждают процессы антропоцена и капиталоцена [6], применяют интересные теоретические и практические методы. Мне представляется, что экологические исследования имеют очень важный потенциал работы с архивами. Экологические вопросы позволяют брать методы у естественных историков, у географов для того, чтобы не только воспроизводить какой-то государственный проект и его логику, но, если мы возьмем методы экологической истории и покажем внутренние противоречия и разрывы этой логики, которую архив пытается воспроизвести, то, мне кажется, это самое ценное, что мы можем здесь почерпнуть.
Ю.Л.: Мне понравилось то, что говорил Роман. Тут я еще раз хотела бы вернуться к вопросу: «Кто у нас акторы нашей истории?» Потому что именно чтение архивов «против шерсти», включение в наши нарративы других акторов, которых обычные историки не включают,—мне кажется, и составляют основы нашей методологии.
Мария Коськина: Междисциплинарность для меня больной вопрос. И часто он меня посещает во время конференций. Часто я подвергаюсь очень острой критике со стороны людей, которые занимаются собственно историей, экологией, географией, биологией, и например, когда я говорила о некоем медиамоменте в прошлом году на конференции, когда люди в России начали протестовать против безответственности по отношению к пожарам в Сибири, географы просто мне сказали, что пожары — это нормально, и эти активисты просто не правы, поэтому они не имеют права быть освещенными в моем исследовании, с чем я была совершенно не согласна. С другой стороны, у междисциплинарности для меня лично есть свои плюсы. Я, скорее всего, не относила бы себя к антропологам, но говорила бы об этнографии. Потому что, если бы я не занималась историей окружающей среды, я бы не стала, например, брать интервью.
А.В.: Безусловно, нельзя исключать из исследования точку зрения активистов, если она «неправильная». Любая точка зрения имеет право на жизнь, и она должна быть исследована, если мы хотим понять активистов, а не игнорировать факт их существования — это во-первых. И во-вторых, мне совсем непонятна логика, что если что-то было в прошлом, то это нормально сейчас. Действительно, раньше имели место естественные пожары, точно так же, как и естественная детская смертность в крестьянской среде, которая могла достигать 50%. Теперь мы вряд ли считаем это нормальным, и не будет правильным утверждать, что не нужно вмешиваться в эти нормальные естественные процессы. Мир меняется, меняются наши представления, и если у нас есть механизмы регулирования окружающей среды, то мы должны ими пользоваться — не только преследуя свои экономические цели, но в том числе и для охраны биологических видов.
Е.К.: Мне кажется, что если мы говорим об активизме как о социально-историческом феномене, то здесь выступают на сцену наши компетенции как исследователей, потому что мы изучаем, по большому счету, не только протест активистов против лесного пожара как явление, ведь за этим всегда стоит еще что-то. И вот тут подключается наша компетенция как историков, которые знают контекст и которые видят взаимосвязи, потому что нас интересует не собственно лесной пожар, а почему лесные пожары происходят так часто, являются они естественными или нет. Может быть эти пожары в длительной перспективе влияли на местное сообщество и власти бездействовали. Появляется целых комплекс вопросов. Мы смотрим на эти контексты, на более широкий спектр вопросов, и это, наверно, и есть то различие, та междисциплинарность, в рамках которой мы в том числе работаем.
Э.Б.: Я бы добавил небольшую реплику об антропоцене как о понятии, позволяющем мыслить о человеке как одновременно о глобальной силе и как просто о человеке. Такой взгляд тоже предполагает междисциплинарность, антропоцен объединяет эти два взгляда на человека.
Т.Р.: Если подводить итог круглого стола, то я бы отметил следующие тезисы. Первый: экологическая история меняет наше представление о том, что такое история через включение нечеловеческих акторов в исторический процесс. Понятие антропоцена, как заметил Энди, позволяет историкам взглянуть на человека как одновременно геологическую силу и как на «маленького человека». Второй тезис состоит в том, что экологическим историкам приходится много думать над междисциплинарностью и развивать ее, поскольку само поле наших исследований лежит на стыке политической, социальной истории и требует применения разнообразных методов и подходов.
ЛИТЕРАТУРА
1. Валерий Дурновцев: «Экологическая история — одно из перспективных направлений в мировой историографии». URL: https://fondpotanin.ru/activity/stipendialnaya-programma-vladimira-potanina/history/ valeriy-durnovtsev-ekologicheskaya-istoriya-odno-iz-perspektivnykh-napravleniy-v-mirovoy-istoriograf (дата обращения: 11.6.2020).
2. Коллингвуд Р.Д. Идея истории. Автобиография. Москва: Наука, 1980. 486 с.
3. Латур Б. Политики природы. Как привить наукам демократию.Москва: AdMarginem, 2018. 336 с.
4. МакНилл Дж. О природе и культуре экологической истории // Человек и природа: экологическая история / Под ред. Д.А.Александрова, Ф.-Й. Брюггемайера, Ю.А.Лайус. СПб.: Алетейя, 2008. С. 23-83.
5. Радкау Й. Природа и власть. Всемирная история окружающей среды. М.: Издательский дом Высшей школы экономики, 2014. 472 с.
6. Moore J.W. Capitalism in the web of life: ecology and the accumulation of capital.— New York: Verso Books, 2015. 313 p.
REFERENCES
1. Valerij Durnovcev: «Jekologicheskajaistorija — odnoizperspektivnyhnapravlenij v mirovojistoriografii» [Valery Durnovcev: "Environmental history is one of perspective directions in the world historiography]. URL: https://fondpotanin.ru/activity/stipendialnaya-programma-vladimira-potanina/history/valeriy-durnovtsev-ekologicheskaya-istoriya-odno-iz-perspektivnykh-napravleniy-v-mirovoy-istoriograf (data obrashcheniya: 11.12.2020). (In Russian).
2. Kollingvud R.D. Idejaistorii. Avtobiografija [Idia of history, Authobiography]. M.: Nauka, 1980. 486 s. (In Russian).
3. Latur B. Politikiprirody. Kakprivit' naukamdemokratiju[Politics of nature. How to instil democracy in the sciences]. M.: Ad Marginem, 2018. 336 s. (In Russian).
4. MakNillDzh. O prirodeikul'turejekologicheskojistorii[On nature and culture of environmental history] // Chelovekipriroda: jekologicheskajaistorija[Human and nature. Environmental history] / Ed. By D.A. Aleksandrov, F.-J. Brjuggemajer, J.A.Lajus. SPb.: Aletejja, 2008. S. 23-83. (In Russian).
5. Radkau J. Prirodaivlast'. Vsemirnajaistorijaokruzhajushhejsredy [Naure and power. Global environmental history].— M.: Izdatel'skijdomVysshejshkolyjekonomiki, 2014. 472 s. S. 352. (In Russian).
6. Moore J.W. Capitalism in the web of life: ecology and the accumulation of capital. New York: Verso Books, 2015. 313 p. (In Inglish).
