Научная статья на тему '"ПЕРЕХОДНЫЙ ПЕРИОД": ЭВОЛЮЦИЯ ПОЛИТИКИ ВОЕННО-СИЛОВОГО ПРОТИВОБОРСТВА ЗАПАДНОЙ ВОЕННО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ КОАЛИЦИИ (2010-2024 ГГ.)'

"ПЕРЕХОДНЫЙ ПЕРИОД": ЭВОЛЮЦИЯ ПОЛИТИКИ ВОЕННО-СИЛОВОГО ПРОТИВОБОРСТВА ЗАПАДНОЙ ВОЕННО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ КОАЛИЦИИ (2010-2024 ГГ.) Текст научной статьи по специальности «Политологические науки»

CC BY
172
48
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ПЕРЕХОДНЫЙ ПЕРИОД / ТЕХНОЛОГИЧЕСКОЕ СОПЕРНИЧЕСТВО / ВПК / ПОЛИТИКА СИЛЫ / ВООРУЖЁННЫЙ КОНФЛИКТ / ВВСТ / "РАЗОРУЖАЮЩИЙ" УДАР / СТРАТЕГИЧЕСКАЯ СТАБИЛЬНОСТЬ

Аннотация научной статьи по политологическим наукам, автор научной работы — Подберёзкин Алексей Иванович

Стратегия западной военно-политической коалиции во главе с США претерпевает серьёзные изменения. Этот период, начавшийся во втором десятилетии XXI в., будет характеризоваться эскалацией силовой политики Запада по отношению к новым центрам силы и отдельным государствам, которые пытаются защитить свой суверенитет и национальную идентичность. Особенное значение в такой силовой политике принадлежит невоенным инструментам, которые будут применяться в комплексе с военной силой более часто, масштабно и эффективно.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

"TRANSITIONAL PERIOD": EVOLUTION OF THE POLICY OF MILITARY-POWER CONFRONTATION OF THE WESTERN MILITARY-POLITICAL COALITION (2010-2024). PART 2

The strategy of the western military-political coalition with the leading role of the United States of America is undergoing significant changes over the last decade. It can be named as «transitional period». Possibly, this period will be finished not earlier than by the mid of the next decade. And this period will become the escalation of military tensions towards new centers of force and power - Russia, China, Iran and some others.

Текст научной работы на тему «"ПЕРЕХОДНЫЙ ПЕРИОД": ЭВОЛЮЦИЯ ПОЛИТИКИ ВОЕННО-СИЛОВОГО ПРОТИВОБОРСТВА ЗАПАДНОЙ ВОЕННО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ КОАЛИЦИИ (2010-2024 ГГ.)»

УДК 327(470+73)

«Переходный период»: эволюция политики военно-силового противоборства западной военно-политической коалиции (2010-2024 гг.)*

Часть 2

Алексей ПОДБЕРЁЗКИН

В прошлом военная подготовка и военная теория строились на основе тщательного изучения всего лишь одной или двух кампаний. ...В физической области единственным неизменным фактором является то, что средства и условия непрерывно меняются.

Бэзил Лиддл Гарт. Стратегия непрямых действий

Западная военно-политическая коалиция во главе с США с 2010 г. по настоящее время находится в постоянно и быстро меняющихся условиях формирования международной и военно-политической обстановки (МО и

ПОДБЕРЁЗКИН Алексей Иванович - доктор исторических наук, профессор МГИМО(У) МИД России, академик Академии военных наук, директор Центра военно-политических исследований МГИМО - Концерна ВКО «Алмаз-Антей». E-mail: podberezkin@gmail.com

Ключевые слова: «переходный период», технологическое соперничество, ВПК, политика силы, вооружённый конфликт, ВВСТ, «разоружающий» удар, стратегическая стабильность.

* Продолжение. Начало см.: Обозреватель-Observer. 2019. № 4. С. 5-26.

ВПО). Ни НАТО, ни более широкая проамериканская коалиция не застыли в своём развитии. На этом отрезке «переходного периода» формирование как блока, так и всей коалиции шло очень быстрыми темпами, хотя для внешних наблюдателей присутствовала одна проблема - «расширение НАТО на Восток».

Весьма значимых особенностей в развитии коалиции и всей политики было несколько. Среди них можно выделить главное отличие «переходного периода» от других периодов в развитии военно-политической обстановки в мире (накануне Первой и Второй мировых войн, в годы холодной войны и «однополярного мира»), заключающееся в том, что чрезвычайно быстрая и качественная смена поколений вооружений и военной техники (ВВСТ) и, как следствие, способов их использования создаёт иллюзию (а отчасти даже и реальность), что с помощью прямого физического применения военной силы можно решить - быстро и радикально, но, главное, относительно безопасно - накопившиеся международные проблемы. Военная политика США в новом столетии в это время стала чётко ориентироваться на прямое использование военной силы против широкого круга государств, включая «технологически развитые» [1].

Этот вывод, однако, разделяется далеко не всеми политиками и экспертами, но нельзя не обратить внимание, что чем ближе хронологически эти оценки к сегодняшнему дню, тем больше у них сторонников. Условно можно считать, что начало процессу «возвращения роли военной силы» было положено в начале 90-х годов с исчезновением Организации Варшавского договора (ОВД) и СССР. Так, стремление применить прямо вооружённое насилие и быстрое развитие военно-политической обстановки (ВПО) в этом направлении привело к первой послевоенной бомбардировке европейского государства - Югославии, обеспечило победу в Афганистане США за два месяца, а в Ираке и в Ливии - за месяц*.

Использование ВКС России в Сирии фактически подтвердило эту закономерность как достаточно универсальное явление, плодами которого, однако, стали пользоваться прежде всего США.

Приход к власти в США Д. Трампа ещё больше закрепил эту тенденцию, сделав её после 2014 г., по сути, безальтернативной: технологическое лидерство в военной области, всегда бывшее приоритетом для США (даже при политике стратегического сдерживания), стало формально закреплённой целью внешней и военной политики [ 2]. Так, в новой концепции развития ПРО (декабрь 2018 г.) стратегическое сдерживание не упоминается вообще ни разу, а ядерные силы достаточно откровенно ориентируются на нанесение первого «разоружающего» удара.

1 Подберёзкин А. И., Подберёзкина О. А. Политика санкций как часть политики «силового принуждения» // 0бозреватель-0bserver. 2018. № 11. С. 7-8.

2 Подберёзкин А. И., Жуков А. В. Оборона России и стратегическое сдерживание средств и способов стратегического нападения вероятного противника // Вестник МГИМО-Универси-тет. 2018. Т. 43. № 6. С. 142-143.

* Если полученный результат можно считать победой.

Такой «технический» результат вновь поставил не новый в политике классический вопрос о соотношении основных понятий «война» и «политика», которые, как казалось многим в 80-е годы прошлого века, были решены достаточно определённо в пользу «бессмысленности применения военной силы», чему были посвящены тысячи работ [3]. Модная тогда мысль о том, что «военная сила потеряла своё значение», повторялась многократно и на всякие лады самыми разными политологами (во многом под влиянием политики «безответственного романтизма» М. Горбачёва), которые забывали, что она была справедлива только при определённых условиях, которые, как говорил 100 лет тому назад Б. Л. Гарт, «непрерывно меняются».

Именно такое очередное и радикальное изменение внешних условий произошло в XXI в., когда ВПО в мире стало формироваться во многом под влиянием одного из цивили-зационных лидеров, превратившегося в новом столетии в безусловного военно-технологического лидера - США. При этом общее правило военной науки, когда средства и способы военных действий зависят от уровня развития экономики (и технологий) и общества, в полной мере проявляются и в настоящее время: мы ежедневно становимся свидетелями достижений военно-технической революции, которые качественно меняют наши представления о средствах и способах ведения войн и конфликтов (только

за последнее десятилетие появились крылатые ракеты (КР) большой дальности и точности, гиперзвуковые летательные аппараты (ЛА), ударные беспилотники, роботизированная бронетехника и т. д.). Но это общее правило во многом реализуется именно под влиянием США и их союзников, которые заняли лидирующие позиции в наращивании военных потенциалов в новом столетии, задавая темп производством и торговлей ВВСТ.

США только в 2018 г. заключили сделки на поставку вооружений на сумму 55,6 млрд долл., что на 33% больше, чем в 2017 г. Это стало возможным благодаря либерализации экспорта оружия администрацией Трампа.

По данным SIPRI, в период с 2014 по 2018 г. экспорт США по сравнению с российским был на 75% выше, т. е. разрыв был гораздо значительнее, чем в предыдущий пятилетний период (более 85% мирового производства и торговли) [ 4].

Уже с первого десятилетия нового века эти процессы привели к переосмыслению основных положений внешнеполитической и военной стратегии и военного искусства, когда традиционные представления о роли военной силы стали уступать новым концепциям. «Переходный период» - это период смены как материальной базы войны, так и радикальных изменений в способах применения новых вооружений, военной и специальной техники (ВВСТ), превращение их в банальные («используемые») военные средства политики.

3 Шапошников Б.М. Мозг армии. М.: Общество сохранения литературного наследия, 2017. С. 653.

4 Бершидский Л. В мировой торговле оружием Трамп одерживает победу, Путин проигрывает // Блумберг. 2019. 13 марта.

К концу второго десятилетия у ведущих стран мира появилось огромное количество качественно новых вооружений.

Только в США более 3500 крылатых ракет морского базирования, сотни новых аэробаллистических ракет, ударных беспилотников, которые по своей эффективности превосходят фронтовую авиацию, и т. д.).

Массовые достижения в области робототехники привели к созданию автономных беспилотных летательных аппаратов, которые начинают вытеснять пилотируемую авиацию, а в танкостроении -все виды бронетехники.

Началась качественная гонка вооружений во всех областях военной деятельности. Период 2010-2025 гг. является для России не просто очередным периодом реализации Государственной программы вооружений, но и периодом, когда в массовом порядке на вооружение будут поступать совершенно новые виды и системы оружия и военной техники, которые в 2019 г. уже превысили в некоторых видах и родах войск 50%, а в военном искусстве происходит принципиальное переосмысление основных положений. Россия вынуждена участвовать в этом ускоренном наращивании военных потенциалов. 11 марта 2019 г. глава Минобороны генерал армии С. К. Шойгу заявил, что «принятые меры позволили к 2019 году увеличить количество носителей высокоточного оружия большой дальности наземного, морского и воздушного базирования более чем в 12 раз, а высокоточных крылатых ракет -более чем в 30 раз». Он также отме-

тил, что ещё в 2012 г. в вооружённых силах практически не было высокоточного оружия большой дальности, в частности, было 30 исправных самолётов-носителей и 37 авиационных крылатых ракет» [5].

Иными словами, за шесть лет Россия была вынуждена создать фактически второй, более совершенный военный потенциал, что, естественно, требует не менее глубоких изменений в политике и военном искусстве.

Неслучайно, что ежегодные конференции, проводимые Генеральным штабом и Академией военных наук, показали, что военная мысль в России пытается осознать эти новые реалии и сделать соответствующие выводы.

Ситуация обостряется тем, что стремительное усложнение военно-политической обстановки в «переходный период» 2010-2024 гг. превратило эти годы в серьёзное испытание для экономики и военной промышленности страны, жизненно важный период осознания реальности и даже вероятности войны, своего рода «точку бифуркации», которая очень вероятно может завершиться прямым и масштабным военным столкновением, когда стороны будут преследовать самые решительные и бескомпромиссные цели. Это наиболее вероятный вариант развития военно-силового сценария, который (уже значительно менее вероятно) может иметь и более мягкий вариант, когда России удастся сохранить интенсивность противоборства на нынешнем военно-силовом уровне, не переходя гра-

5 Шойгу о 30-кратном росте числа высокоточных крылатых ракет // URL: https://www.rbc. m/poUtics/n/03/2019/5c8630839a79474155eae6eb?utm_source=yxnews&utm_medium=desktop

ницы, ведущей к прямому военному столкновению.

Важно в этой связи отдавать отчёт, что итог этого военно-силового столкновения ещё до 2024 г. во многом будет предопределяться соотношением уровней развития информационных, социально-когнитивных и иных технологий [6], который уже не может быть компенсирован простыми военно-техническими модернизациями систем ВВСТ, насчитывающих (как основные российские системы) 50 и даже 70 лет. Качественно новые системы ВВСТ в информационно-когнитивной области (киберкомандование, искусственный интеллект, социальные сети и самые различные средства радиоэлектронной борьбы) уже до завершения «переходного периода» фактически определят будущего победителя [2].

Из этого следует, что принципиально важно попытаться определить будущую краткосрочную и среднесрочную перспективу военно-политической обстановки в мире и политику западной коалиции, так как способность противодействия России наиболее вероятным угрозам, которые возникнут в эти годы, будет достаточно трудно обеспечить, учитывая крайнюю ограниченность по времени и имеющимся в России военно-техническим возможностям [7].

Так, принятый военный бюджет США на 2019 финансовый год в совокупности превышает 900 млрд долл., а вместе с другими союзниками -более 1300 млрд, что позволяет западной коали-

ции развивать все основные направления военно-технического прогресса и технологии. Нетрудно прогнозировать, что суммарные масштабы военных расходов западной коалиции будут ежегодно увеличиваться до 2021 г. как минимум на 70-80 млрд долл.

Например, следует ожидать не только быстрого роста военных расходов США (в том числе на прямое противоборство с Россией, как это сделал Д. Трамп в марте 2019 г.), но и стран - членов НАТО (вероятно, уже не только до 2% ВВП, но в будущем и больше), Японии, Австралии, Саудовской Аравии.

Таким образом, общие военные расходы западной коалиции на развитие военной промышленности и технологий в «переходный период» возрастут как минимум до 900 млрд долл. Учитывая сохраняющееся технологическое отставание России и финансовые возможности (в 2025 раз меньше, чем Запада), становится понятным, что решения по разработке и созданию сил и средств силового противодействия должны приниматься чрезвычайно точно и своевременно [2].

Суммируя имеющуюся на середину 2019 г. информацию и известные прогнозы, можно с высокой степенью вероятности предположить, что в качестве наиболее вероятного варианта сценария будущего развития МО и ВПО предлагается гипотеза неизбежности глобального военно-силового противоборства западной локальной человеческой цивилизации (ЛЧЦ) с китайской и рос-

6 Законы истории. Математическое моделирование и прогнозирование мирового и регионального развития / отв. ред. А. В. Коротаев, Ю. В. Зинькина. М.: Изд-во ЛКИ, 2010.

7 Мир в XXI веке: прогноз развития международной обстановки по странам и регионам: монография / А. И. Подберёзкин, М. В. Александров, О. Е. Родионов [и др.]; под ред. М. В. Александрова, О. Е. Родионова. МГИМО(У) МИД Российской Федерации, Центр военно-политических исследований. М.: МГИМО-Университет, 2018.

сийской ЛЧЦ [8]. Эта гипотеза основывается не только на заявлениях Д. Трампа и представителей его администрации о готовности использовать эскалацию силовой политики до степени применения военной силы, но прежде всего на анализе реальных намерений, интересов и ведущейся материально-технической подготовке [9].

Все эти признаки указывают на стремление США в «переходный период» подойти вплотную к применению самого широкого спектра сил и средств силовой политики, включая военную силу. «Вплотную» - означает попытку использования военной силы против России на отдельных ТВД в региональных конфликтах на Украине, Кавказе и в Средней Азии.

Этому способствует не только наращивание их военной мощи, но и в немалой степени то, что процесс потери ими контроля над развитием ВПО в мире приобрёл определённое ускорение, которое может подтолкнуть их к выходу политики США к 2021 г. в зону бифуркации, когда они захотят перейти от силовой политики к военно-силовой [2]. Попытка «решительных» действий против России должна стать сигналом того, что США не допустят выхода развития ВПО из-под их контроля.

В силу именно этих обстоятельств развитие ВПО в «переходный период» будет реализовываться в трёх возможных вариантах одно-

го-единственного (наиболее рационального) военно-силового сценария:

- оптимистическом - когда военно-силовые элементы не будут доминировать над другими инструментами (невоенными) насилия в политике;

- реалистическом - когда будет происходить достаточно быстрое усиление доли военных инструментов в общем наборе силовых инструментов политики;

- пессимистическом - когда станут доминировать военные инструменты насилия [10].

В зависимости от военно-технической готовности правящих кругов США и их союзников к ведению военных действий, той роли, масштабов и способов использования ими военной силы среди других инструментов насилия, которые представляются им в данный период наименее опасными и наиболее эффективными, будет реализовываться один из этих вариантов одного сценария. Иными словами, если степень военно-технической готовности к войне к 2021 г. у США будет очень высокая, а России и КНР - низкая, то они, вероятнее всего, будут принимать решение об использовании военной силы по «пессимистическому» варианту сценария. Если же вероятные ответные действия России или Китая смогут увеличить до неприемлемого риски применения военной силы, то будут использованы нево-

8 Summary of the 2018 National Defense Strategy of The United States of America. Washington, January 18.

9 Выступление начальника Генерального штаба ВС России В. Герасимова 2 марта 2019 г. в Академии Генерального штаба ВС РФ // ИТАР-ТАСС. 2019. 2 марта.

10 Подберёзкин А. И., Жуков А. В. Стратегия «силового принуждения» в условиях сохранения стагнации в России // Обозреватель-Observer. 2018. № 4.

енные инструменты насилия (санкции, кибероперации, информационно-психологические и когнитивно-идеологические меры).

Такие варианты сценария периодически становятся известными и регулярно просчитываются по заказу Министерства обороны США в различных (нередко альтернативных) организациях, например, ежегодно в RAND Corporation, как это произошло в марте 2019 г. (когда был сделан вывод о том, что США понесут огромные потери в случае прямого военного конфликта).

Несколько лет назад в работе «Вероятный сценарий развития международной обстановки после 2021 года» была сделана попытка обосновать в качестве такой версии наиболее вероятный сценарий развития ВПО и стратегии США, а также рассмотрены некоторые, самые вероятные, его варианты [11]. Последующие четыре года, в принципе, подтвердили эту логику развития военно-силового сценария и его варианта преимущественно в крайне опасном, «реалистическом», исполнении. Его главная опасность заключается в избранном стратегическом планировании, которое во многом автоматически влияет на военную политику США и формирование ВПО, т. е. прогноз, сделанный в 2014 г., оказался верен, а основан он был именно на предположении о начале «переходного периода» в развитии ВПО.

В настоящее время в этот вариант

и сам сценарий вносятся некоторые коррективы, не меняющие, од-

нако, общего стратегического прогноза и базовой гипотезы, но подтверждающие их реалистичность. Модель такой гипотезы, основанной на возможной концепции противоборства западной ЛЧЦ в 20212025 гг., исходя из всей истории и логики развития ВПО в 20152021 гг., в несколько упрощённом виде дан на рис. 1. Эта модель, по сути, новый этап «переходного периода» к открытым военным действиям.

Как видно из рис. 1, к 2021 г. США должны взять под полный контроль развитие ВПО в мире, что неизбежно предполагает решение следующих наиболее важных и критически рискованных задач:

- пересмотра отношений в рамках западной военно-политической коалиции в пользу США для повышения возможностей (политических, военных, экономических, информационных и пр.) использования в своих интересах не только своих союзников по НАТО, но и всей широкой коалиции. Требования повысить военные расходы, консолидирование политики, участия в совместных операциях и т. д. будут до 2021 г. возрастать до степени, когда США смогут быть уверены в лояльности своих союзников, численность которых в Европе и мире должна существенно вырасти. Фактически систему союзов и партнёрств необходимо трансформировать на основе двусторонних договорённостей из коалиционной, даже союзной, в верхушечно-подчинённую США, которым уже не будет необходимости согласовывать свои действия [1].

11 Подберёзкин А. И. Вероятный сценарий развития международной обстановки после 2021 года. М.: МГИМО-Университет, 2015.

Рис. 1. Модель гипотезы информационно-когнитивного варианта сценария международной обстановки «Глобальное военно-силовое противоборство западной локальной цивилизации» с 2021 до 2025 г.

В эти же годы США смогут использовать либо даже дезинтегрировать те союзы, организации и договорённости, которые могут препятствовать этой цели (ТПП*, ТАП**, ЮНЕСКО, ООН и пр.);

- до 2021 г. США и их союзники попытаются взять под свой контроль оставшиеся вне его страны и регионы (Иран, КНДР, Россия и др.) либо максимально дестабилизировать в них внутриполитическую ситуацию, внести хаос и лишить их способности к самостоятельной внешней политике;

- по отношению к ЛЧЦ и новым центрам силы будет продемонстрирована максимальная способность и готовность применения силовых

(прежде всего невоенных - информационных и иных) средств и мер, чтобы принудить их следовать курсу западной коалиции [12];

- по отношению к России, как наиболее актуальному противнику, будет полностью завершена подготовка перехода от силовой политики к военной политике: создана соответствующая военно-техническая база, подготовлены «облачные противники» и союзники, дестабилизирована внутриполитическая ситуация (в том числе с помощью санкций) и т. д. [ 13].

Главное при анализе этих вариантов - попытка определения объективными средствами степени их

12 Долгосрочное прогнозирование развития отношений между локальными цивилизациями в Евразии / А. И. Подберёзкин [и др.]. М.: Международные отношения, 2017.

13 Подберёзкин А. И. Третья мировая война против России: введение к исследованию. М.: МГИМО-Университет, 2015.

* ТАП - Трансатлантическое партнёрство (Transatlantic Trade and Investment Partnership).

** ТТП - Транстихоокеанское партнёрство (Trans-Pacific Partnership).

вероятности. Следует понимать, что такой сценарий развития ВПО и отношений с Россией до 2021 г. и дальше предполагает возможность реализации по нескольким направлениям.

С точки зрения использования военных инструментов насилия среди всего набора силовых инструментов американской внешней политики это означает, что вероятность реализации того или иного варианта этого сценария будет зависеть от многих факторов и тенденций, в том числе и выходящих за пределы стратегического планирования США. Однако роль собственно правящей элиты США в принятии решения об использовании военной силы нельзя недооценивать. Поэтому можно предположить с высокой степенью вероятности, что наименее вероятный - «оптимистический» вариант сценария - самый «мягкий» вариант военно-политических отношений, который предполагает, что и после 2021 г. силовое противоборство не будет формально и массово переходить границ и превращаться в прямое и открытое вооружённое противостояние. Иными словами, этот вариант допускает продолжение противоборства на уровне 20142018 гг.

Этот вариант допускает, что США, как и прежде, могут использовать военные и вооружённые инструменты политики в отношении России в ограниченных масштабах и не формально, не публично, сохраняя политические и дипломатические отношения на официальном низком уровне.

В «переходный период» наиболее вероятен «реалистический» вариант сценария, когда военно-силовое противоборство с Россией получит дальнейшее развитие даже по сравнению с 2018 г. (что уже находит своё подтверждение в начале 2019 г.), и не только в области санк-ционной политики, но и прямого вооружённого противостояния в отдельных регионах, а именно:

- во-первых, будет сопровождаться активными действиями экстремистских, террористических и иных организаций при поддержке западных сил специальных операций на различных ТВД (прежде всего юго-западном (украинском), кавказском, среднеазиатском);

- во-вторых, когда силовое противоборство перерастёт в противоборство на новых ТВД (в киберпро-странстве, космосе, социальных сетях и пр.);

- в-третьих, «пессимистический» вариант, когда силовое противоборство превратится в масштабное военное противоборство на разных ТВД и на разных уровнях военного конфликта либо войны, вполне допускается, хотя военно-политические риски его реализации и крайне опасные последствия будут заставлять относиться к нему с осторожностью [14].

Во многом решающее значение при выборе того или иного варианта из этого сценария будет иметь политика правящей элиты США, которая в 2016-2019 гг. продемонстрировала свою крайнюю агрессивность. Но не только от неё будет зависеть реализация того или иного

14 Подберёзкин А. И. Состояние и долгосрочные военно-политические перспективы развития России в XXI веке. М.: Международные отношения, 2018.

варианта этого сценария. Это будет зависеть от самых различных внешних факторов, причём не только политических или военных, но и социальных, технологических, информационно-когнитивных и пр., формирующих ВПО. В этом смысле полезно ещё раз вернуться к структуре современной МО и ВПО, проанализировав все основные факторы и тенденции, влияющие на их формирование. В особенности те из них, которые прямо не зависят от правящих кругов США.

Применительно к возможным решениям правящей элиты США необходимо помнить, что, учитывая высокую степень риска применения вооружённого насилия, военные средства и способы (в особенности массового поражения) будут использованы в следующих условиях:

- при высокой степени гарантии сохранения контроля над эскалацией силового противоборства, когда ситуация не должна выходить из-под политического контроля, т. е. всегда должен присутствовать момент и возможность «сделать шаг назад» в эскалации. Иными словами, в правящей элите США всегда будет присутствовать опасение «автоматической» эскалации военного конфликта и его самостоятельного повышения на новые уровни. Это объясняет, например, крайнюю озабоченность сохранением собственных систем боевого управления, связи и разведки и стремлением в первую очередь уничтожить аналогичные системы вероятного про-

тивника, нанести «обезглавливающий» удар;

- когда приоритет сознательно отдаётся силовым, но не военным инструментам политики (даже при условности их деления, например, в области киберопераций), когда результат может быть достигнут без массового применения ВС;

- когда используются в качестве «облачных противников» неформальные акторы либо союзники по коалиции, а не собственные ВС.

Известно, что при самом лучшем стратегическом планировании остаётся до конца недооценённое влияние двух групп факторов [14]:

- во-первых, объективных факторов и тенденций;

- во-вторых, субъективных, личностных факторов, связанных с психическими и иными способностями лиц, принимающих решения. Так, среди объективных факторов наиболее влиятельным является технологический фактор. Например, как считает РШ, среди объективных факторов могут быть следующие пять основных, которые неизбежно окажут влияние на развитие политики отдельных ЛЧЦ, центров силы, их коалиций и отдельных государств:

- развитие технологий;

- демографические изменения;

- сдвиги в расстановке экономических сил;

- изменения в области климата и ресурсов;

- ускоряющиеся процессы урбанизации (рис. 2) [15].

Не ясно влияние экологического фактора на развитие ВПО, хотя пред-

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

15 Tech breakthroughs megatrend: how to prepare for its impact / Tech breakthroughs mega-trend.pdf // URL: www.pwc.com/gx/en/issues/technology/tech-breakthroughs-megatrend.html. P. 1 // URL: https://docviewer.yandex.ru/view/35247875/?

][ГТСЧЮ1 га. ОЮЪйСЕА Кет •/. 1 кииу

Рис. 2. Пять наиболее важных трендов, которые будут влиять в мире

положений, в том числе футуристических, множество. Очевидно также, что появление технологий гиперзвука и беспилотных летательных аппаратов откровенно провоцирует государства на ведение военных действий. Не менее провокационны и изменения в соотношении экономической мощи, которые ведут к радикализации не только экономических, но и торговых и политических отношений: «торговые войны» Д. Трампа в 2018 г. с КНР и другими странами прямо провоцируют обострение политических отношений в мире.

Но важны также и субъективные, в особенности информационные и когнитивные особенности подготовки и принятия политических решений.

Так, если речь идёт об информационных технологиях и социальных сетях, то яркие примеры -попытки обвинить Россию во влиянии на выборы

в США и Германии, в поддержке радикальных групп и прочие действия в киберпространстве, что стало фоном всей внешней политики США и Запада в 2016-2019 гг.

Следует особо отметить, что во всех возможных вариантах предложенного сценария отношений западной ЛЧЦ с другими ЛЧЦ усиливается силовой (в особенности информационный и кибернетический) и военно-прикладной компоненты, доля которых среди других средств взаимодействия неуклонно растёт. Это хорошо видно даже на краткосрочной динамике отношений США с Россией и Китаем в 2018 г. Достаточно привести примеры с регулярными попытками США обвинить российских и китайских хакеров во «взламывании» информационных ресурсов, публикации «специальных» докладов и других информационных действиях.

Информатизация экономики и политической жизни привела к тому, что именно эта тенденция стала отражать прежде всего общую направленность развития МО и ВПО в мире, которую можно коротко охарактеризовать как «эскалацию» информационной политики «силового принуждения» США [16]. Эта силовая политика постепенно легализовалась в политике «новой публичной дипломатии», где собственно политико-дипломатические меры зачастую заменяются информационно-силовыми и даже информационно-военными.

Информационно-силовая политика изменила и свой пространственный охват. В последние два десятилетия отмечается резкий всплеск военных конфликтов низкой и средней интенсивности, которые несут в себе не только потенциальную угрозу перерастания в крупные, глобальные конфликты. Примечательно, что все без исключения международные конфликты и войны последних лет имели перед своим началом фазу «информационных войн».

Особенно заметным это стало перед бомбардировкой Югославии, когда США и НАТО создали специальный комитет по информационной подготовке к войне. В дальнейшем эта практика стала принципом действий западной военно-политической коалиции, выделяя следующие подготовительные этапы, которые отчётливо прослеживаются во всех конфликтах США:

- этап критики существующего правящего режима в стране;

- этап поддержки недовольных;

- этап официальной информационно-пропагандистской поддержки;

- этап информационно-политической поддержки (включая международные организации);

- этап военно-информационных действий.

Всё это хорошо видно на примере политики США по отношению к Венесуэле и её законному правительству, когда самый последний этап начался с провокаций на границе и нарушения работы электрических сетей.

Эта внешнеполитическая практика США, естественно, отразилась на общем состоянии в мире, когда ВПО стала характеризоваться наличием большого числа постоянно существующих и новых конфликтов и войн.

Так, в докладе «Глобальный барометр 2012» подтверждаются следующие тенденции, из которых видно, что конфликты «низкой» и «средней» интенсивности существенно увеличились в последние годы (рис. 3) [17].

Увеличение численности, интенсивности и длительности конфликтов резко возросло после 1990 г., когда, многим казалось, что закончилась холодная война, исчезли идеологические противоречия и мир превратился в «однополярную» структуру, которую полностью контролировали США.

Умиротворения и всеобщего благоденствия, как и отказа от полити-

16 Подберёзкин А. И. Взаимодействие официальной и публичной дипломатии в противодействии угрозам России // Публичная дипломатия: теория и практика / под ред. М. М. Лебедевой. М.: Аспект Пресс, 2017.

17 Conflict Barometer. 2012. Heidelberg Institute for International Conflict, 2013. P. 2.

Рис. 3. Глобальные конфликты низкой, средней и высокой интенсивности с 1945 г.

по 2012 год

ки силы, не произошло. Произошло обратное: господство США усилило напряжённость и интенсивность применения военной силы. Более того, перенесло эту напряжённость из области идеологии в область меж-цивилизационных отношений, о которых ещё З. Бжезинский говорил как о более конфликтных и бескомпромиссных. По сути дела, современная политика в мире, но особенно в Евразии, больше цивили-зационно-ценностное мировое противоборство, всё более приобретающее уже не только силовые, но и вооружённые черты, а не простое соперничество государств, о котором в своё время говорили достаточно много [18].

Неслучайно и то, что число конфликтов высокой интенсивности

«растёт медленнее», чем другие конфликты. Военные и экономические риски становятся в XXI в. слишком высоки, а их эффективность - сомнительна. Поэтому предпочтение отдаётся «гибридным» войнам - прежде всего сетевым и сетецентриче-ским, proxy, война, когда собственно агрессор скрывается за спиной управляемых им субъектов МО - как государств, так и негосударственных акторов. Кроме того, относительное равновесие военных сил в мире, сложившееся ещё в ХХ в., оказывало сдерживающее влияние на политику США. Последние войны в Ираке, Афганистане, Сирии, Йемене 2012-2018 гг. ясно показывают, что эффективность выше, когда воюют «союзники» западной коалиции. Именно такой подход характерен

18 Подберёзкин А. И, Боришполец К. П., Подберёзкина О. А. Евразия и Россия. М.: МГИМО-Университет, 2014. С. 22.

и для развития конфликта на Украине в 2014-2018 гг. Если бы, допустим, в него прямо вмешались вооружённые силы США и НАТО, то они

получили бы решительный отпор внутри самой Украины, а русофобская политика превратилась бы в антиамериканскую.

Итак, изменение направления в развитии сценариев или их вариантов МО имеет для эволюции ВПО и планов военного строительства в России до 2021 г. очень важное, даже приоритетное значение, ибо отражает коренные изменения не только в фундаментальном характере МО и ВПО, но и в военной организации, военном планировании и военном строительстве. Такие изменения можно отчасти предусмотреть и даже запланировать, если внимательно анализировать эволюцию развития международной обстановки, а также пытаться прогнозировать её последствия.

Неслучайно, что ещё в феврале 2015 г. Б. Обама, презентуя конгрессу США новый вариант Стратегии национальной безопасности, подчеркнул смещение акцентов в военной политике страны с сухопутных крупных операций на другие формы использования военной силы: неудачи в военной области потребовали корректив во внешнеполитической стратегии. Это пример того, как не только изменения в МО воздействуют на ВПО, но и наоборот - изменения в ВПО и даже конкретной стратегической обстановки влияют на международную обстановку в глобальном масштабе. Д. Трампу потребовалось время, чтобы избавиться от этого «синдрома Б. Обамы» в отношении военной силы.

Вот почему необходимо тщательно следить за развитием других возможных сценариев развития МО и вытекающих из них вариантов ВПО, которые неожиданно могут превратиться в наиболее вероятный сценарий, конкретизированный применительно к отдельной стране. То, что он пока что остаётся гипотетическим, не должно вводить в заблуждение: смена технологических парадигм, особенно в области информатики и связи, может неожиданно, вдруг, привести к появлению нового варианта или даже сценария развития ВПО.

Как показывает история, нельзя совершенно точно прогнозировать развитие отношений между государствами с совпадающими стратегическими интересами и близкими социально-политическими системами. Так, Китай, помогавший Северному Вьетнаму в войне с США, уже через несколько лет напал на своего союзника, развернув полномасштабную войсковую операцию, а бывшие страны Социалистического содружества перешли из категории «союзники» в категорию «противники». Необходимо помнить, что политические намерения меняются значительно быстрее, чем интересы, а тем более «потенциалы».

Библиография • References

Бершидский Л. В мировой торговле оружием Трамп одерживает победу, Путин проигрывает // Блумберг. 2019. 13 марта.

[Bershidskij L. V mirovoj torgovle oruzhiem Tramp oderzhivaet pobedu, Putin

proigryvaet // Blumberg. 2019. 13 marta] Выступление начальника Генерального штаба ВС России В. Герасимова 2 марта 2019 г. в Академии Генерального штаба ВС РФ // ИТАР-ТАСС. 2019. 2 марта. [Vystuplenie nachal'nika General'nogo shtaba VS Rossii V. Gerasimova 2 marta

2019 g. v Akademii General'nogo shtaba VS RF // ITAR-TASS. 2019. 2 marta] Долгосрочное прогнозирование развития отношений между локальными цивилизациями в Евразии / А. И. Подберёзкин [и др.]. М.: Международные отношения, 2017. - 357 с.

[Dolgosrochnoe prognozirovanie razvitiya otnoshenij mezhdu lokal'nymi civHizaciyami v Еvrazii / A. I. Podberyozkin [i dr.]. M.: Mezhdunarodnye otnosheniya, 2017. - 357 s.] Законы истории. Математическое моделирование и прогнозирование мирового и регионального развития / отв. ред. А. В. Коротаев, Ю. В. Зинькина. М.: ЛКИ, 2010. - 344 с.

[Zakony istorii. Matematicheskoe modelirovanie i prognozirovanie mirovogo i regional'nogo razvitiya / otv. red. A. V. Korotaev, YU. V. Zin'kina. M.: LKI, 2010. - 344 s.]

Мир в XXI веке: прогноз развития международной обстановки по странам и регионам: монография / А. И. Подберёзкин, М. В. Александров, О. Е. Родионов [и др.]; под ред. М. В. Александрова, О. Е. Родионова. МГИМО(У) МИД Российской Федерации, Центр военно-политических исследований. М.: МГИМО-Университет, 2018. - 768 с. [Mir v XXI veke: prognoz razvitiya mezhdunarodnoj obstanovki po stranam i regionam: monografiya / A. I. Podberyozkin, M. V. Aleksandrov, O. Е. Rodionov [i dr.]; pod red. M. V. Aleksandrova, O. Е. Rodionova. MGIMO(U) MID Rossijskoj Federacii, Centr voenno-politicheskih issledovanij. M.: MGIMO-Universitet, 2018. - 768 s.] Подберёзкин А. И, Боришполец К. П., Подберёзкина О. А. Евразия и Россия. М.:

МГИМО-Университет, 2014. - 517 с. [Podberyozkin A. I., Borishpolec K. P., Podberyozkina O. A. Еvraziya i Rossiya. M.:

MGIMO-Universitet, 2014. - 517 s.] Подберёзкин А. И. Вероятный сценарий развития международной обстановки после 2021 года. М.: МГИМО-Университет, 2015. - 325 с. [Podberyozkin A. I. Veroyatnyj scenarij razvitiya mezhdunarodnoj obstanovki posle

2021 goda. M.: MGIMO-Universitet, 2015. - 325 s.] Подберёзкин А. И. Взаимодействие официальной и публичной дипломатии в противодействии угрозам России // Публичная дипломатия: теория и практика / под ред. М. М. Лебедевой. М.: Аспект Пресс, 2017. С. 36-53. [Podberyozkin A. I. Vzaimodejstvie oficial'noj i publichnoj diplomatii v protivodejstvii ugrozam Rossii // Publichnaya diplomatiya: teoriya i praktika / pod red. M. M. Lebedevoj. M.: Aspekt Press, 2017. S. 36-53] Подберёзкин А. И. Состояние и долгосрочные военно-политические перспективы развития России в XXI веке. М.: Международные отношения, 2018. - 1596 с. [Podberyozkin A. I. Sostoyanie i dolgosrochnye voenno-politicheskie perspektivy

razvitiya Rossii v XXI veke. M.: Mezhdunarodnye otnosheniya, 2018. - 1596 s.] Подберёзкин А. И. Третья мировая война против России: введение к исследованию. М.: МГИМО-Университет, 2015. - 169 с. [Podberyozkin A. I. Tret'ya mirovaya vojna protiv Rossii: vvedenie k issledovaniyu. M.:

MGIMO-Universitet, 2015. - 169 s.] Подберёзкин А. И., Жуков А. В. Оборона России и стратегическое сдерживание средств и способов стратегического нападения вероятного противника // Вестник МГИМО-Университет. 2018. Т. 43. № 6. С. 141-158.

[Podberyozkin A. I., ZHukov A. V. Oborona Rossii i strategicheskoe sderzhivanie sredstv i sposobov strategicheskogo napadeniya veroyatnogo protivnika // Vestnik MGIMO-Universitet. 2018. T. 43. № 6. S. 141-158] Подберёзкин А. И., Жуков А. В. Стратегия «силового принуждения» в условиях сохранения стагнации в России // Обозреватель-Observer. 2018. № 4. С. 22-34. [Podberyozkin A. I., ZHukov A. V. Strategiya «silovogo prinuzhdeniya» v usloviyah

sohraneniya stagnacii v Rossii // Obozrevatel'-Observer. 2018. № 4. S. 22-34] Подберёзкин А. И., Подберёзкина О. А. Политика санкций как часть политики «силового принуждения» // Обозреватель-Observer. 2018. № 11. С. 6-26. [Podberyozkin A. I., Podberyozkina O.A. Politika sankcij kak chast' politiki «silovogo

prinuzhdeniya» // Obozrevatel'-Observer. 2018. № 11. S. 6-26] Шапошников Б. М. Мозг армии. М.: Общество сохранения литературного наследия, 2017. - 824 с.

[SHaposhnikov B. M. Mozg armii. M.: Obshchestvo sohraneniya literaturnogo naslediya, 2017. - 824 s.]

Шойгу о 30-кратном росте числа высокоточных крылатых ракет // URL: https:// www.rbc.ru/politics/11/03/2019/5c8630839a79474155eae6eb?utm_source= yxnews&utm_medium=desktop [SHojgu o 30-kratnom roste chisla vysokotochnyh krylatyh raket // URL: https:// www.rbc.ru/politics/11/03/2019/5c8630839a79474155eae6eb?utm_source= yxnews&utm_medium=desktop] Conflict Barometer. 2012. Heidelberg Institute for International Conflict, 2013. Summary of the 2018 National Defense Strategy of The United States of America.

Washington, January 18. Tech breakthroughs megatrend: how to prepare for its impact / Tech breakthroughs megatrend.pdf // URL: www.pwc.com/gx/en/issues/technology/tech-breakthroughs-megatrend.html. P. 1 // URL: https://docviewer.yandex.ru/ view/35247875/?

Статья поступила в редакцию 13 марта 2019 г.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.