"ПЕРЕХОДНЫЙ ПЕРИОД": ГЛАВНАЯ ОСОБЕННОСТЬ - "МИЛИТАРИЗАЦИЯ ПОЛИТИКИ". ЧАСТЬ 3 Текст научной статьи по специальности «Политологические науки»

УДК 327

«Переходный период»: главная особенность - «милитаризация»

политики*

Часть 3

Алексей ПОДБЕРЁЗКИН Ольга ПОДБЕРЁЗКИНА

Используя чрезвычайную самонадеянность Горбачёва и его окружения, в том числе и тех, кто откровенно занял проамериканскую позицию, мы добились того, что собирался сделать Трумэн с Советским Союзом посредством атомной бомбы. Правда, с одним существенным отличием - мы получили сырьевой придаток, а не разрушенное атомом государство, которое было бы нелегко создавать.

Б. Клинтон.. Выступление на совещании ОКНШ США

25 сентября 1995 г.

Вопрос о соотношении понятий «политика» и «война» в разные периоды времени и в разных странах решался по-разному.

ПОДБЕРЁЗКИН Алексей Иванович - доктор исторических наук, профессор МГИМО(У) МИД России, академик Академии Военных наук, директор центра Военно-политических исследований МГИМО и Концерна ВКО «Алмаз-Антей». Е-та&: podberezkin@gmail.com

ПОДБЕРЁЗКИНА Ольга Алексеевна - кандидат политических наук, помощник депутата ГД ФС РФ. Е-тай: podberezkina.olga@yandex.ru

Ключевые слова: государственный суверенитет, локальная человеческая цивилизация, политика «силового принуждения», политика сдерживания, США, Россия.

* Окончание. Начало см.: 0бозреватель-0bserver. 2019. № 4, 5.

Об этом говорит маршал Б. М. Шапошников в своей классической работе, где он анализировал состояние военной мысли и политики накануне Первой мировой войны. В частности, его внимание привлекает следующая мысль: «Милитаризируя, если можно так выразиться, политику, Мольтке-старший передал своим последователям борьбу за целомудренность "духа войны", исказив самого К. Клаузевица. Если последний считал, что военное искусство в своей высшей точке становилось политикой, то германский фельдмаршал, наоборот, выдвигал положение, что для "хода войны руководящими являются, главным образом, военные соображения, политические же постольку, поскольку они не требуют ничего с военной точки недопустимого"» [1].

Главной особенностью внешней и военной политики США и их союзников по коалиции в «переходный период» стала ставка на военную силу и военно-технологическое превосходство. Такой подход сделал неизбежным и переоценку роли военной силы в политике Запада, её места среди других силовых инструментов политики. По сути дела, произошло быстрое и неожиданное для многих возвращение к политике силы, существовавшей не только до горбачёвско-клинтовского периода прекращения военной конфронтации, но даже и до брежневско-ник-соновского периода разрядки напряжённости, наступившего после 1972 г., когда были подписаны фундаментальные соглашения по ограничению гонки вооружений и военной деятельности.

«Переходный период», наступивший после 2014 г., существенно отличался от периода холодной войны до 1972 г. даже с учётом огромного опыта корейских и вьетнамских войн США и их коалиции. Этот период характеризуется прежде всего сломом военно-стратегического равновесия (на всех уровнях, исключая ядерно-стратегический),

чья ценность стремительно девальвировалась не только в экономическом, технологическом и политико-дипломатическом, но и военном отношении: к 2014 г. соотношение сил между Россией и западной коалицией было настолько в пользу Запада, что Россия фактически могла лишь с большим трудом удерживать остатки суверенитета и национальной идентичности, которые продолжали таять после развала предыдущих десятилетий. В феврале 2019 г., описывая результаты военной реформы, С. Шойгу был вынужден косвенно признать, говоря об успехах реализации программ военного строительства (увеличении численности крылатых ракет (КР) в десятки и сотни раз, создании высокоточного оружия (ВТО) и пр.), что ко второму десятилетию нового века Россия пришла с разваленной армией и устаревшими вооружением, военной и спецтехникой (ВВСТ).

Именно это обстоятельство стало той вполне объективной основой, которая позволила США и их союзникам перейти к полному игнорированию интересов и ценностей, сохранившихся у России. Военная сила в этой политике Запада играла

1 Шапошников Б.М. Мозг армии. М.: Общество сохранения литературного наследия, 2017.

до определённого времени вполне подчинённую роль. Россия вплоть до начала военной реформы после российско-грузинского конфликта (август 2008 г.) не представляла сколько-нибудь серьёзной проблемы уже не только политически и экономически, но и в военном отношении [ 2]. Соответственно, и «дожимание» нашей страны (окончательная потеря суверенитета и территориальной целостности) предусматривалось Западом в наиболее безопасной (политико-дипломатической, информационно-когнитивной и экономической) форме и такими же средствами, где военная сила играла важную, но дополнительную роль - гарантировала эффективность применения невоенных средств. Причём эти невоенные средства, сконцентрированные в политике новой публичной дипломатии, доказали свою высокую эффективность не только в развале ОВД и СССР, но и в дальнейшей деградации России [ 3].

Естественно, что особенной необходимости для использования и даже наращивания военной силы у США и их союзников в эти годы не было, что вполне ясно соответствовало динамике финансирования военных расходов США, Германии, Великобритании и других членов коалиции; в последний период администрации Б. Обамы эти расходы были существенно сокращены, а учитывая, что значительная их часть шла на «заморские операции», можно говорить, что, исключая военные НИОКР («священную корову»

Минобороны США), эти расходы были резко сокращены.

Вся внешняя и военная политика СССР, а затем и России все последние десятилетия была направлена для защиты от военных угроз. К сожалению, акцент на защиту от военных угроз позже был заменён на защиту от террористических угроз, а иногда даже (с конца 80-х годов) отрицалась сама возможность внешних угроз для России. Защите от невоенных, прежде всего информационно-когнитивных и идеологических, угроз внимание фактически не уделялось со времени прихода к власти Горбачёва и вплоть до самого недавнего времени, когда невоенные угрозы были выделены в Стратегии национальной безопасности России.

Зту принципиальную установку на защиту от военной угрозы (возможной глобальной войны) не изменил даже абсолютный провал такой политики, который привёл в конце 80-х годов к развалу ОВД и СССР. И причиной ему, как известно, была не военная агрессия, а эффективное использование против СССР и России невоенных средств, а в целом всей политики новой публичной дипломатии. Соответственно, и стратегическое сдерживание рассматривалось прежде всего как сдерживание от ядерного нападения, а не нападения с помощью всего спектра силовых (военных и невоенных) средств политики Запада.

2 Подберёзкин А. И. Современная военная политика России в 2 томах. Т. 2. М.: МГИМО-Уни-верситет, 2017.

3 Публичная дипломатия: Теория и практика: Научное издание / под ред. М. М. Лебедевой. М.: Аспект Пресс, 2017.

Эта трактовка существует до настоящего времени: концепция стратегического сдерживания находится в основе политики безопасности России, точнее, её политики военной безопасности, которой даётся вполне конкретное определение в Военной доктрине: «Военная безопасность Российской Федерации - состояние защищённости жизненно важных интересов личности, общества и государства от внешних и внутренних угроз, связанных с применением военной силы или угрозой её применения, характеризуемое отсутствием военной угрозы либо способностью ей противостоять» [4]. Она рассматривается прежде всего в качестве «деятельности... по сдерживанию и предотвращению военных конфликтов» [4, разд. III]. Это положение является, безусловно, слабым местом в Военной доктрине, потому что:

- не учитывает значение неядерных сил, в особенности ВТО (например, КРМБ);

- не считается с силовыми, но невоенными средствами нападения.

Надо признать, к сожалению, что подобный подход вполне устраивал долгие годы США и их союзников, фактически ограничивая возможности стратегической обороны и сдерживания использованием только ядерного потенциала. Это положение во многом сохраня-

ется и сегодня, когда мы подчёркиваем, что ответные действия России с помощью ядерного оружия могут быть только в ответ на ядерное нападение (как об этом заявил, например, в марте 2019 г. посол России в США А. Антонов [ 5]).

Таким образом, настоящее, а тем более будущее стратегическое сдерживание только в одной своей, а именно военной части определяется способностью Вооружённых сил России предотвратить вооружённое (и в ещё меньшей степени - ядерное) нападение, которое до настоящего времени традиционно считается главной функцией стратегического сдерживания «в рамках реализации военной политики страны» [6].

Надо признать, что подобная ситуация на определённом этапе (до «переходного периода») вполне устраивала США: Россия постепенно деградировала, уступая место и влияние западной коалиции шаг за шагом, а её контрнаступательные действия на Украине и в Сирии в конечном счёте не имели стратегического характера. На всём постсоветском пространстве, в мире, в международных институтах влияние России слабело, но не исчезло полностью. Более того, на определённом этапе произошла стабилизация, а именно в 20142018 гг., когда на Западе поняли, что без прямого использования военной силы «для окончательного

4 Военная доктрина Российской Федерации (утв. Президентом РФ 25 декабря 2014 г. № Пр-2976) // URL: https://base.garant.ru/70830556/

5 Антонов назвал условие применения Россией ядерного оружия // Russia Today // URL: https://russiaQ.rt.com/world/news/610237-aQtonov-yadernoe-oruzhie

6 Указ Президента РФ от 31 декабря 2015 г. № 683 «О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации» // URL: http://www.consultant.ru/document/cons_ doc_LAW_191669/

Таблица

Политика сдерживания западной ЛЧЦ в отношении СССР и России и политика «силового принуждения» западной ЛЧЦ в отношении России *

Политика сдерживания западной ЛЧЦ в отношении СССР и России Политика «силового принуждения» западной ЛЧЦ в отношении России

Главная цель Ограничить влияние ОВД и СССР в мире Главная цель Окончательно ликвидировать Россию

Задачи Не дать распространиться влиянию коммунизма за пределы ОВД и СССР; Ослабить влияние СССР в странах ОВД и в мире Задачи Ограничить и ликвидировать суверенитет; Ограничить и ликвидировать национальную идентичность

Средства Военно-технические, политические, экономические и гуманитарные Средства Силовые невоенные средства (информационные, культурно-образовательные, когнитивные), а также финансово-экономические и военно-технологические

Возможности компромиссов Допускаются Возможности компромиссов Допускаются только в качестве тактических приемов

По времени Оперативно-тактические По времени Стратегические, ценностные

решения вопроса» с Россией не обойтись. Одного косвенного использования военной силы будет уже недостаточно. Необходимо прямое физическое насилие. Это вытекало прямо из логической смены основной цели - ограничения влияния СССР/России на её развал и уничтожение.

Таким образом, «милитаризация» политики западной военно-политической коалиции стало за-

кономерным (почти естественным) продолжением курса Запада в отношении России, когда только косвенного использования военной силы стало уже недостаточно (табл.).

Проблема для России заключается в том, что подобная милитаризация искусственно не замечается многими представителями правящей элиты: прежняя трак-

* Источник: Подберёзкин А. И. Повышение эффективности стратегического сдерживания России до 2050 года как условие национального выживания // URL: http://eurasian-defence. ru/?q=node/42251

товка безопасности, стратегической стабильности фактически устарела ещё до принятия новой редакции Стратегии национальной безопасности России 31 декабря 2015 г. и вытекающих из неё Военной доктрины России (которая так и не скорректирована до сих пор) и Концепции внешней политики, которые лежат в основе внешней политики страны. Неслучайно в ней даётся устаревшая характеристика международной обстановки (МО) и военно-политической обстановки (ВПО): «Мировое развитие на современном этапе характеризуется ослаблением идеологической конфронтации, снижением уровня экономического, политического и военного влияния одних государств (групп государств) и союзов и ростом влияния других государств, претендующих на всеобъемлющее доминирование, многополярностью и глобализацией разнообразных процессов [4, разд. II].

Поэтому такая трактовка уже не может служить теоретической основой для будущего, а тем более лежать в основе политики безопасности и военного строительства России на долгосрочную перспективу, потому что объективный характер современной военно-силовой политики в мире фактически изменил все основные представления о международной обстановке.

Изменение характера современного противоборства между субъектами МО и ВПО в мире и особен-

ностей современной войны привело к тому, что поражение в современной войне, т. е. политической победы, можно обеспечить, нанеся противнику удар не только средствами вооружённого насилия, но и иными силовыми средствами без формального объявления войны и даже без массированного использования оружия [ 7]. Но это будет возможно только в случае, если в политике будут достигнуты два стратегических результата:

- политическая элита противостоящего государства будет вынуждена выполнять навязываемую ей внешнюю волю, т. е. будет утрачен в основном государственный суверенитет, а институты государства потеряют свою эффективность. При этом признания политического поражения может и не быть - правящая элита формально будет вполне суверенной. Это может стать результатом силового, но не военного принуждения, в котором решающую роль будут играть новейшие технологии [ 8];

- произойдёт значительная трансформация системы национальных ценностей, интересов и в конечном счёте национальной идентичности в пользу агрессора, даже если это и не будет признано формально, а будет обличено в иные формы [3, с. 36-37].

Политическое поражение, например, понёс СССР, где правящая элита потеряла основную политическую и экономическую власть, территории, ограничила свой су-

7 Кравченко С. А, Подберёзкин А. И. Динамика знания о насилии: военные и социокультурные аспекты // Гуманитарий Юга России. 2018. № 3.

8 Законы истории: Математическое моделирование и прогнозирование мирового и регионального развития / отв. ред. А. В. Коротаев, Ю. В. Зинькина. М.: ЛКИ, 2014.

веренитет и влияние, наконец, передала под внешний контроль собственные материальные и природные ресурсы. При этом военное поражение он так и не понёс, хотя справедливости ради следует признать, что развал вооружённых сил и оборонно-промышленного комплекса (ОПК), потеря союзников и роспуск Организации Варшавского договора (ОВД) вполне можно рассматривать как самое серьёзное (но так до сих пор и не признанное) военно-политическое поражение СССР и как его преемницы - России.

Современная политическая оценка состояния международной и военно-политической обстановки должна формироваться исходя не из традиционных оценок характера войны, которые в основном сводятся к наличию крупномасштабных военных действий, а из оценки характера ведущейся силовой борьбы и её политических результатов, т. е. результатов силового противоборства, которое может осуществляться как вооружёнными, так и невооружёнными средствами и методами [ 9].

Соответственно, успешное противодействие этому силовому противоборству становится в конечном счёте критерием эффективности не только вооружённой, но и в целом силовой борьбы, что неизбежно ведёт, в свою очередь, к пересмотру критериев эффективности всей политики стратегического

сдерживания (в том числе используемых средств и способов ведения вооружённой и силовой борьбы).

Так, в последней редакции Национальной оборонной стратегии США, конкретизирующей Стратегию национальной безопасности с точки зрения применения вооружённого насилия, в качестве основного вывода предлагается считать, что военная мощь страны должна «обеспечить безопасность, увеличить влияние США в мире, сохранить доступ к рынкам, увеличить качество жизненных стандартов, укрепить союзнические и партнёрские отношения» [ 10].

Другими словами, чисто военных задач перед Вооружёнными силами Соединённых Штатов Америки вообще не ставится, все они в конечном счёте сводятся к политическим и экономическим приоритетам, которые должны быть обеспечены, в том числе и с помощью военной силы.

Ярким примером этого тезиса стало фактическое поражение России в конфликте за Украину (который был самым важным приоритетом в политике США с 1991 г. по отношению к России), где Западу с помощью самых разных силовых средств и методов удалось создать враждебное Москве государство и плацдарм для политического и военного противоборства. С геополитической точки зрения приход к власти в 2014-2018 гг. на Украине откровенно русофобских и ан-

9 Подберёзкин А. И. Стратегия национальной безопасности России в XXI веке. М.: МГИМО-Университет, 2016.

10 Summary of the 2018 National Defense Strategy of The United States of America. Washington. 2018. 3 July // URL: http://pentagonus.rU/load/3/strategii_i_koncepcii/national_defense_ strategy_2018/31-1-0-1835

тироссийских сил означает только одно - самое серьёзное политическое поражение России после развала ОВД и СССР.

Причём полученный политический результат - создание враждебного России политического и военного плацдарма вдоль наиболее важных границ - был достигнут в результате реализации последовательных мер стратегии «силового принуждения» украинской и российской правящих элит. Это, как известно, в минимальной степени включало в себя собственно военные меры (подготовку кадров службы безопасности и Министерства обороны Украины, развитие мощной резидентуры, вербовку правящей элиты, установление средств военно-технического контроля, совместные манёвры, работу инструкторов и т. д.), но в гораздо большей степени - самый широкий спектр силовых средств принуждения, которые традиционно пока что не относятся к военным в:

- области культуры (смена культурно-исторического кода);

- образовании (воспитание в антироссийском духе);

- создании враждебных Российской Федерации институтов гражданского общества, включая полувоенные и военизированные организации и т. д. [ 11].

Очень важно дать максимально точную оценку именно современного этапа военно-политического противоборства, которое характеризуется достаточно медленным восстановлением российского

государства и его институтов, что позволяет уже говорить о некоем сознательном стратегическом планировании: к 2000 г. правящей элите России удалось сохранить только часть исторической территории, часть государственного суверенитета, но главное всё-таки то, что удалось сохранить национальную идентичность и остатки государства [7, с. 40-41]. Эта оставшаяся «часть», как предполагали на Западе в конце 90-х годов, в течение короткого времени окончательно деградирует, и Россия превратится в лучшем случае в слабую конфедерацию на территории РСФСР, которая будет подконтрольна внешнему управлению. По некоторым оценкам экспертов США из RAND, на это могло уйти до 5-7 лет, после чего США, как мировой лидер, могли бы распределить сферы влияния на российской территории между теми, кто будет соответствовать американским требованиям [2].

Период президентства В. В. Путина стал, таким образом, мучительным периодом восстановления (иногда медленного, сопровождающегося кризисами и стагнацией) и возвращения всех атрибутов государственного суверенитета и национальной идентичности, который в целом закончился с восстановления экономики и относительной мощи государства только во втором десятилетии нового века, когда в мире обострилась борьба между новыми и старыми центрами силы и стоящими за ними локальной человеческой цивилизации

11 Подберёзкин А. И. От «стратегии противоборства» к «стратегии управления» // Вестник МГИМО-Университета. 2017. № 4. С. 211-213.

(ЛЧЦ) и военно-политическими коалициями.

Эта борьба приобрела острые силовые формы прежде всего в отношениях между западной и исламской, а затем и российской ЛЧЦ, потому что на повестке дня встал вопрос о сохранении или изменении сложившейся системы МО и ВПО, что, как следствие, неизбежно ставило вопрос о самых решительных политических целях -существовании государств, наций и цивилизаций.

Изменение характера современной политики, и в частности военной политики, в XXI в. радикально повлияло на процессы формирования МО и ВПО, а также средства и способы «силового принуждения». Прежде всего «силового принуждения», или (используя традиционное выражение) политики силы, но не только средств и способов этого «силового принуждения», которые претерпели в последние два десятилетия радикальные изменения в мире, затронувшие буквально все страны [12].

Так, появление высокоточного оружия (ВТО), роботизированных систем, средств космического наблюдения и т. п. стало общемировой нормой, а не преимуществом отдельных государств. У боевиков в Сирии, например, обнаружены самые современные беспилотные летальные аппараты (БПЛА), противотанковые средства, тяжёлая техника и средства связи, вполне

сопоставимые по своей эффективности со средствами развитых государств.

Поэтому при разработке политики эффективного стратегического сдерживания в России необходимо учитывать, что эта новая военно-силовая политика Запада (политика «силового принуждения») [13] в своей основе исходит из нескольких принципиально новых базовых положений, которые не только качественно отличаются от традиционных представлений военной науки, но и выходят далеко за границы собственно политики безопасности и компетенции Сов-беза, МО, МИД и других ведомств, отвечающих за разработку стратегического сдерживания, а именно:

- самых решительных политических целей, предполагающих в конечном счёте разрушение суверенитета и национальной идентичности России, что изначально не предполагает поиск компромиссов и «поля для сотрудничества», когда переговоры и компромиссы теряют самостоятельное политическое значение и могут быть использованы только в качестве тактического приёма (по аналогии с Договором по ПРО 1972 г., действовавшим только на период проведения соответствующих НИОКР США);

- формирования и совершенствования самой широкой военно-политической коалиции во главе с США, в основе которой лежит си-

12 Подберёзкин А. И., Жуков А. В. Факторы безопасности для российской нации, государства и общества: угрозы силового использования социальных сетей // Обозреватель-Observer. 2017. № 9. С. 24-25.

13 Gompert D. C, Binnendijk H. The Power to Coerce. Cal., RAND. 2016 // URL: https://www. rand.org/pubs/research_reports/RR1000.html

стема ценностей западной локальной человеческой цивилизации и в которой в той или иной форме периодически участвуют порядка 60 государств, т. е. создания единого фронта противоборства с Россией в форме широкой и контролируемой США коалиции;

- слабости коалиционных (особенно военно-политических) возможностей России, которые ограничены отсутствием общей идеологической и политической платформы, а также перспективами развития ОДКБ и широких «клубных» коалиций типа БРИКС и ШОС;

- крайне невыгодного соотношения сил между Россией и западной коалицией, которое может соотноситься как 1: 25 - если речь идёт о ВВП, 1: 50 - если речь идёт о соотношении СМИ и других инструментов «мягкой силы», и 1: 75 и более - если речь идёт о новейших технологиях;

- сохраняющихся последствиях тяжёлого социально-экономического кризиса 90-х годов, которые удалось в итоге преодолеть только к 2018 г., но которые отражаются ещё на отсутствии в России достаточно эффективного государственного управления, слабой правящей элите (часть которой ориентирована на Запад), нарастающем социально-экономическом неравенстве и напряжении в обществе, что в совокупности создаёт условия для внутриполитической дестабилизации страны [7, с. 40-41].

Современное эффективное стратегическое сдерживание предполагает способность нации вообще и российского государства

в частности противодействовать политике «силового принуждения», реализуемой в самых разных формах и разными способами. Оно не определяется компетенцией только президента России, Совбеза, МИД и других силовых ведомств, а является предметом внимания всей нации и общества, т. е. является общенациональной стратегией.

Это обстоятельство в полной мере относится к средствам и способам силовой политики, в том числе - и чаще всего - военно-силовым, но далеко не всегда военными средствами, против которых военная сила часто бывает бесполезна.

Так, отказ от возможности долгосрочных финансовых займов, а тем более аресты депозитов и активов не могут быть предотвращены вооружённым насилием, так же как и ограничения на участие в международных обменах и мероприятиях. Но прежде всего противодействие информационно-когнитивному и цивилизационному воздействию не может быть нейтрализовано военной силой.

В конечном счёте всегда необходимо помнить, что развал ОВД и СССР был результатом не военного поражения, а проигрышем на других полях противоборства - концептуально-когнитивного, идеологического, информационного, экономического и социального.

Те средства и способы силового принуждения, которые разрабатываются сегодня в США и странах - союзниках по военно-политической коалиции, представляют собой, как правило, принципиально новые способы «силового принуждения» России, её правящей элиты к политической капитуля-

Рис. 1. Расширение спектра сил и средств публичной и официальной дипломатии в XXI в. (на примере МИД и МО РФ)*

ции, которая в конечном счёте должна привести к национальной и государственной катастрофе. Поэтому необходимо сделать как минимум вывод о том, что средства и способы противодействия со стороны России должны быть такими же бескомпромиссными и эффективными (рис. 1).

В целом разработка и внедрение таких эффективных средств и способов противодействия политике силового принуждения Запада и представляет собой суть понятия «эффективное стратегическое сдерживание», которое значительно шире, чем традиционное (и упрощённое) восприятие политики «ядерного сдерживания» («устрашения») [7, с. 40-41].

Таким образом, новая задача, стоящая перед политикой стратегического сдерживания России, заключается в поиске эффективных средств противодействия политике «силового принуждения» Запада в новых условиях формирования МО и ВПО, а также оперативной разработке новых способов их применения.

Так, если, как известно, в Сирии было апробировано более 200 новых типов и систем оружия, то гораздо менее известно, что в это же время были использованы и многочисленные новые политико-дипломатические (центры примирения, конференция в Сочи и т. д.) и информационные (СМС-сообщения, перехват радиопереговоров и теле-

* Источник: Подберёзкин А. И. Несоответствие российской политики стратегического сдерживания политике «новой публичной дипломатии» западной ЛЧЦ в XXI веке // URL: http:// eurasian-defence.ru/?q=node/38562

фонные конференции, дискуссии в социальных сетях и пр.) средства.

На Западе признают, что в России несколько лет назад начался пересмотр важнейших положений военного искусства, который они связывают с начальником Генерального штаба Вооружённых сил России В. Герасимовым.

Так, один из исследователей, М. Маккью, пишет: «В феврале 2013 года генерал Валерий Герасимов - начальник российского Генерального штаба, что примерно соответствует американской должности главы Объединённого комитета начальников штабов, опубликовал в российской отраслевой газете "Военно-промышленный курьер" статью размером в 2000 слов под заголовком "Ценность науки - в предвидении". Герасимов взял тактику, разработанную в Советском Союзе, смешал её со стратегическими военными идеями о тотальной войне и сформулировал новую теорию современной войны, предполагающую скорее не прямую атаку на противника, а "взлом" его общества. Сами "правила войны" существенно изменились. Возросла роль невоенных способов в достижении политических и стратегических целей, которые в ряде случаев по своей эффективности значительно превзошли силу оружия... Всё это дополняется военными мерами скрытого характера» [ 14].

Эту статью многие считают самым ясным выражением современной российской стратегии, опирающейся на идею тотальной войны и помещающей политику и войну в одну плоскость как с философской, так и с технической точки зрения.

Такой подход подразумевает партизанскую войну, ведущуюся на всех фронтах с использованием широкого спектра союзников и инструментов: хакеров, СМИ, бизнеса, «сливов», фальшивых новостей, а также обычных и асимметричных военных методов. Благодаря Интернету и социальным сетям стали возможны операции, о которых советские специалисты по психологической войне могли только мечтать. Теперь можно перевернуть в стране у противника всё вверх дном исключительно с помощью информации.

Доктрина В. Герасимова подводит под применение этих новых инструментов теоретическую базу и провозглашает невоенную тактику не вспомогательным элементом при силовых методах, а предпочтительным путём к победе. Фактически она объявляет именно это настоящей войной. «Кремль стремится создавать хаос - недаром Герасимов подчёркивает важность дестабилизации вражеского государства и погружения его в постоянный конфликт», - пишет М. Маккью.

Вместе с тем коренного пересмотра Стратегии национальной безопасности России и Концепции стратегического сдерживания пока не произошло. Тактические перемены в политике безопасности отражают ре-

14 Маккью М. Доктрина Герасимова // ВПК. 2017. 9 июля // URL: https://inosmi.ru/politlc/ 20170907/240217819.html

акцию правящей элиты на происходящее, но недолгосрочное планирование операций, а тем более несистемное развитие России в условиях усиления неблагоприятной ВПО. Складывается впечатление, что руководство страны остановилось в размышлениях об основных направлениях дальнейших реформ в области безопасности, но не решается пойти на серьёзные изменения. Другими словами, можно сказать, что мы стоим перед очевидной необходимостью внесения корректив в Стратегию национального развития, но так и не выбрали конкретного пути движения.

Последовательность решения этой проблемы должна быть следующая:

- выдвижение максимально конкретной идеи и обоснование прикладной стратегической концепции обеспечения опережающего развития и обеспечения именно национальной безопасности (а не только государственной безопасности, как сегодня), в основе чего лежит долгосрочный прогноз развития МО и ВПО в мире и России;

- формулирование прикладной политической и военной стратегии (по аналогии с американской стратегией «силового принуждения»), способной нейтрализовать внешнее давление на Россию в ближайшие годы, которое будет развиваться по эскалации; определение основных целей; уточнение объёма и качества национальных ресурсов и разработка новых способов достижения сформулированных целей;

- политическое и законодательное оформление стратегического плана противодействия политике силового принуждения Запада в соответствующих правовых и нормативных документах и решениях, выделение конкретных задач, сроков и ответственных исполнителей;

- обеспечение повседневной реальной политической управленческой деятельности по организации выполнения сформулированной стратегии, включая прикладное административное, правовое, идеологическое и нормативное регулирование.

Библиография • References

Антонов назвал условие применения Россией ядерного оружия // Russia Today // URL: https://russian.rt.com/world/news/610237-antonov-yadernoe-oruzhie

[Antonov nazval uslovie primeneniya Rossiej yadernogo oruzhiya // Russia Today //

URL: https://russian.rt.com/world/news/610237-antonov-yadernoe-oruzhie] Военная доктрина Российской Федерации (утв. Президентом РФ 25 декабря

2014 г. № Пр-2976) // URL: https://base.garant.ru/70830556/ [Voennaya doktrina Rossijskoj Federacii (utv. Prezidentom RF 25 dekabrya 2014 g.

№ Pr-2976) // URL: https://base.garant.ru/70830556/] Законы истории: Математическое моделирование и прогнозирование мирового и регионального развития / отв. ред. А. В. Коротаев, Ю. В. Зинькина. М.: ЛКИ, 2014. - 344 с. [Zakony istorii: Matematicheskoe modelirovanie i prognozirovanie mirovogo i regional'nogo razvitiya / otv. red. A. V. Korotaev, YU. V. Zin'kina. M.: LKI, 2014. - 344 s.]

Кравченко С. А., Подберёзкин А. И. Динамика знания о насилии: военные и социокультурные аспекты / / Гуманитарий Юга России. 2018. № 3. С. 40-45. [Kravchenko S. A., Podberyozkin A. I. Dinamika znaniya o nasilii: voennye i sociokul'turnye aspekty // Gumanitarij YUga Rossii. 2018. № 3. S. 40-45] Маккью М. Доктрина Герасимова // ВПК. 2017. 9 июля // URL: https://inosmi.

ru/politic/ 20170907/240217819.html [Makk'yu M. Doktrina Gerasimova // VPK. 2017. 9 iyulya // URL: https://inosmi.

ru/politic/ 20170907/240217819.html] Подберёзкин А. И. Несоответствие российской политики стратегического сдерживания политике «новой публичной дипломатии» западной ЛЧЦ в XXI веке // URL: http://eurasian-defence.ru/?q=node/38562 [Podberyozkin A. I. Nesootvetstvie rossijskoj politiki strategicheskogo sderzhivaniya politike «novoj publichnoj diplomatii» zapadnoj LCHC v XXI veke // URL: http://eurasian-defence.ru/?q=node/38562] Подберёзкин А. И. От «стратегии противоборства» к «стратегии управления» //

Вестник МГИМО-Университета. 2017. № 4. С. 211-213. [Podberyozkin A. I. Ot «strategii protivoborstva» k «strategii upravleniya» // Vestnik

MGIMO-Universiteta. 2017. № 4. S. 211-213] Подберёзкин А. И. Повышение эффективности стратегического сдерживания России до 2050 года как условие национального выживания // URL: http://eurasian-defence.ru/?q=node/42251 [Podberyozkin A. I. Povyshenie effektivnosti strategicheskogo sderzhivaniya Rossii do 2050 goda kak uslovie nacional'nogo vyzhivaniya // URL: http://eurasian-defence.ru/?q=node/42251] Подберёзкин А. И. Современная военная политика России в 2 томах. Т. 2. М.:

МГИМО-Университет, 2017. - 987 с. [Podberyozkin A. I. Sovremennaya voennaya politika Rossii v 2 tomah. T. 2. M.:

MGIMO-Universitet, 2017. - 987 s.] Подберёзкин А. И. Стратегия национальной безопасности России в XXI веке.

М.: МГИМО-Университет, 2016. С. 73-76. [Podberyozkin A. I. Strategiya nacional'noj bezopasnosti Rossii v XXI veke. M.:

MGIMO -Universitet, 2016. S. 73-76] Подберёзкин А. И., Жуков А. В. Факторы безопасности для российской нации, государства и общества: угрозы силового использования социальных сетей // Обозреватель-Observer. 2017. № 9. С. 23-40. [Podberyozkin A. I., ZHukov A. V. Faktory bezopasnosti dlya rossijskoj nacii, gosudarstva i obshchestva: ugrozy silovogo ispol'zovaniya social'nyh setej // Obozrevatel'-Observer. 2017. № 9. S. 23-40] Публичная дипломатия: Теория и практика: Научное издание / под ред.

М. М. Лебедевой. М.: Аспект Пресс, 2017. - 272 с. [Publichnaya diplomatiya: Teoriya i praktika: Nauchnoe izdanie / pod red.

M. M. Lebedevoj. M.: Aspekt Press, 2017. - 272 s.] Указ Президента РФ от 31 декабря 2015 г. № 683 «О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации» // URL: http://www.consultant.ru/ document/cons_ doc_LAW_191669/ [Ukaz Prezidenta RF ot 31 dekabrya 2015 g. № 683 «O Strategii nacional'noj bezopasnosti Rossijskoj Federacii» // URL: http://www.consultant.ru/ document/cons_ doc_LAW_191669/] Шапошников Б. М. Мозг армии. М.: Общество сохранения литературного наследия, 2017. - 824 с.

[SHaposhnikov B. M. Mozg armii. M.: Obshchestvo sohraneniya literaturnogo naslediya, 2017. - 824 s.]

Gompert D. C., Binnendijk H. The Power to Coerce. Cal., RAND. 2016 // URL:

https://www.rand.org/pubs/research_reports/RR1000.html Summary of the 2018 National Defense Strategy of The United States of America. Washington. 2018. 3 July // URL: http://pentagonus.ru/load/3/strategii_i_ koncepcii/national_defense_strategy_2018/31-1-0-1835

Статья поступила в редакцию 17 марта 2019 г.