CC BY
75
Никакое политическое явление не может быть настолько творческим и настолько разрушительным, как национализм. Национализм может быть метафорой высшей правды, но также и аллегорией ностальгии по смерти. Никакая экзотическая страна, никакое золото, никакая женщина не может вызывать такой всплеск страсти, как Священная Родина. Вопреки Фрейду и его последователям, большее количество людей умерло, защищая свою Родину, чем честь своих женщин. Если мы предполагаем, что политическая власть наисильнейший возбудитель чувств, тогда национализм является пиком острых ощущений.
Томислав Сунич
Почему человек готов вновь и вновь умирать за национальные интересы? Каковы главные моральные ориентиры национализма? Как решаются ситуации, когда моральное предписание входит в противоречие с идеологией национализма?
Целью данного исследования является контекстуалистско-концептологический и интегративно-когнитивистский анализ всевозможных способов моральной мотивации идеологии национализма, выявление базовых концептов и моральных фреймов в идеологии национализма, обозначение ситуаций, в которых универсальные моральные ориентиры входят в противоречие с идеологией национализма, прогноз политической реальности на основе встроенных в идеологию национализма моральных фреймов с учетом их политической трансформации.
Если исходить из определения фрейма как перспективы восприятия, которое формально определяет ситуацию и основывается на доминирующих принципах организации и степени вовлеченности в со-бытие [1, с. 33], а также как перспективы восприятия знаний, как сочетания определенных элементов, их структуры, связанных отношениями долженствования (М. Минский), как единицы, организованной вокруг концепта, содержащей основную типическую информацию, которая ассоциируется с тем или иным концептом (Т.А. ван Дейк), то в идеологии национализма вокруг каждого концепта можно выделить ряд доминирующих суперфреймов, институционализированных фреймов, метафреймов и фреймов дискурса. Моральный фрейм в идеологии национализма - это признаваемый по умолчанию сценарий (рассыпанная на отрезки и фрагменты эмпирическая реальность - И. Гофман [1, с. 33]) должного развития политических событий, основанных на отношениях любви к нации и отечеству и на доминирующих сентенциях нации о самой себе.
В идеологии национализма можно обозначить два доминирующих концепта - нация и «patria», которые остаются неизменными по формулировке, но меняют свое содержание в зависимости от этапов развития национализма, форм его проявления, исторического контекста и пр. Для националиста (неважно: национал-либерала, национал-социалиста и т.д.) признание этих двух моральных ориентиров является критерием доминантной вовлеченности в национальную деятельность. Нация и «patria» задают и в то же самое время ограничивают восприятие политической реальности. Однако каждый из концептов имеет множество смысловых слоев (фреймов), которые отражают стремление националиста к должному через различное понимание преданности, гордости, уважения, любви к родине, самопожертвования во имя нации и родины и через различное понимание веры в собственную национальную и политическую миссию.
Противоречие универсальных моральных норм и идеологических ориентиров национализма является одним из источников фреймирования политической реальности, которое связано с трансформацией моральных фреймов политической идеологией. Моральные фреймы не всегда эксплицированы, но воспроизводят себя в разных исторических и культурных контекстах, через образы политических идеологий, ориентируя человека в политическом пространстве, создавая перспективу оценки политической реальности с точки зрения устоявшихся в обыденной жизни моральных ценностей и мотивируя политическую деятельность. Моральный фрейм, встраиваясь в политическую идеологию, с одной стороны трансформируется, подчиняясь ей, а с другой стороны,
становится основным источником, мотивирующим политическую деятельность, т.к. выражает уже устоявшиеся в обществе моральные практики.
Какова взаимосвязь концептов «нация» и «patria» с моральными фреймами национализма?
Концепты «patria» и «нация» объединены супрефреймами любви и веры, которые в свою очередь включают в себя фреймы верности, уважения, ответственности, самопожертвования, гордости и пр.
Националист часто в обыденном сознании воспринимается как фашист, и этот стереотип очень сложно разрушить, т.к. идеологии национализма, национал-социализма и фашизма очень близки. Однако необходимо отметить, «что "фобии" или "филии" присущи национализму как любой массовой идеологии» [2, с. 5] и не определяют его сущность. В идеологии национализма свобода понимается как возможность служения национальному идеалу, равенство наций как братство, ответственность как элитарность и т.д. Понимание отечества варьируется от восприятия его как молитвы (как правило, в контексте этнического национализма) до более рационального восприятия в рамках гражданского национализма.
Формирование политической идентичности детерминировано суперфреймами, которые в отличие от моральных фреймов, являются более яркими и узнаваемыми, характеризирует сущность политической идеологии вне зависимости от ее соответствия политической практике.
К. Калхун утверждает, что национализм позволяет доносить на своих антинационально поступающих родителей, т.к. считается, что каждый индивид выводит свою идентичность из собственного членства в нации (скорее всего, любая идеология способствует созданию подобных ситуаций). Тем не менее любовь к нации и отечеству затмевает разделяемые в обществе моральные ценности, хотя, казалось бы, любовь к отечеству, родному дому, семье, родителям («родство», «родина») близки друг другу. Выбор между моральными ценностями, доминирующими в обществе, и моральными фреймами национализма происходит индивидуально (с нашей точки зрения, на основе нравственности), но это характеризует неснимаемое противоречие морали и политики.
Конечно, необходимо проводить различие между моралью и нравственностью как «должным» и «благим». Мораль выступает в качестве внешнего регулятора человеческих отношений и служит выражению высших ценностей долженствования личности и общества, нравственность больше ориентирована на внутренний мир человека, его убеждения. Любовь, изначально возникшая вне морали и вне нравственности, приобретает статус морального фрейма, т.к. в условиях сложившихся моральных практик и в рамках конкретной политической идеологии она становится моральной нормой и даже обязанностью. Однако ее возникновение вне нравственности и морали проявляет себя и в дальнейшем, когда вполне возможным становится нарушение субъектом политики моральной нормы (уровень должного) ради самой ценности любви, проявления которой различны («слепая любовь», «безумная любовь», «агрессивная любовь», «странная любовь» и пр.). Национализм как политическая идеология имеет непосредственное отношение к должному, а «благое» относится к сфере веры. Любовь и вера являются определяющими моральными суперфреймами национализма, поскольку они приближают к пониманию необъяснимого национального (племенного) чувства к родине и к нации. Любовь и вера - это два важнейших смысловых среза, отражающих отношение субъекта политики, находящегося в рамках идеологии национализма, к концептам «нация» и «patria».
Суперфреймы любви и веры не являются чем-то нормированным и, скорее, мотивируют политические действия на неформальном уровне. Невозможно обязать человека к любви, это чувство, как правило, естественно обретенное, необъяснимое, находящееся вне нравственного закона, но на политико-правовом и государственном уровне возникает требование исполнения долга патриота, и если оно нарушается, то субъект привлекается к ответственности и наказанию (за государственную измену, предательство интересов родины и нации и т.д.).
Концепт «patria» связан с чувством любви к отечеству, которое возникает вне нравственного закона, направлено на общий предмет любви, который не имеет аналогов в мире и объективно прекрасен. Особость предмета любви связана с чувственным восприятием родной земли, верой в общее родство, отождествлением себя с предметом любви. Только в случае отождествления субъекта любви с предметом любви возникает целостное постижение отчизны, однако путь ее постижения остается глубоко интимной тайной индивида, настолько сокровенным является это ощущение. Ни
одно исследование, посвященное изучению «patria» как метафизической основы идеологии национализма, не дает представления о причинах возникновения чувства любви к отечеству.
Поэтому одним из самых спорных моментов выступает вопрос о природе «patria», которая оказывается различной и может менять его содержательную значимость. В начале XX в. эта тема стала предметом аксиологических дискуссий в среде русской интеллигенции по поводу уточнения объема понятий «патриотизм» и «национальное самосознание», в результате которой определился интегративный государственно-политический характер патриотизма в противоположность дифференцирующему принципу национального самосознания и национализма. Речь шла о возможности совмещения российского патриотизма с малорусским, еврейским, польским и другим национальным самосознанием [3, с. 119-120]. Отсутствие единой терминологии приводит к тому, что патриотизм часто оказывается тождествен национализму.
Такая постановка вопроса в начале XX в. была связана со сложившимся настроем прогрессивной (левой) интеллигенции: «русская история может вызывать только смех и отвращение, да есть ли она вообще, была ли?»; «стыдно быть русским»; «нет никакой родины»; слово «патриот» в канун Первой мировой войны значило только «черносотенец» и ничего больше [4, с. 206].
Патриотизм был усвоен правыми националистическими политическими группами, так как для них он имел огромную ценностную значимость, а прогрессивная часть общества замерла в своем отрицании «черносотенного» патриотизма, не противопоставив ему ничего, кроме общечеловеческих идеалов [5, с. 101].
До сих пор именно концепт «patria» имеет наибольшую значимость для националистов, при этом неважно, к какой нации они себя относят. «Patria» изначально имеет смысл «принадлежащий отцам, отеческий». «Ubi bene ibi patria» - латинское выражение, означающее «Где хорошо, там родина». Эта поговорка получила различную коннотацию, но независимо от этого, вполне отражает позитивное эмоциональное восприятие отчизны как единственного родного дома. В идеологии национализма концепт нации является определяющим, но очевидна тесная взаимосвязь нации и «patria» как определенной национальной общности с конкретным местом, пространством, временем и культурой, с неким неуловимым и необъяснимым чувственным ощущением отчизны, которая является для нации местом ее рождения.
В основе концептов «patria» и нация находятся суперфреймы любви к отчизне и нации и веры в них. Суперфрейм, в данном случае отражает отношение субъекта к концептам и имеет приоритетный статус в иерархии моральных фреймов национализма. «Патриотизм» вызывает определенную ассоциацию с родиной, ее константным образом, вне зависимости от государственных и политических ликов. Здесь необходимо проводить различие между родиной, отечеством и властью, страной, государством. В последнем случае иногда сложно вести речь о любви к стране или власти, если на уровне государственной политики не выражены интересы нации.
В рамках идеологии национализма концепт патриотизма всегда имеет определенную направленность, отражая специфику любви к родине, ее особый неповторимый характер.
Родственность понятий «национализм» и «патриотизм» приводила исследователей к путанице. К примеру, аксиологическая трактовка русского национализма Д. Муретова основывается на двух критериях: характере возникновения патриотизма (естественный или обязательный) и его направленности (общей или частной), при этом различается патриотизм (национализм) моральный (обязательный) и эстетический (личный, интимный). В основе обязательного патриотизма лежат принципы ответственности, долга, необходимости защиты родины, обусловленные предписанием нравственного закона.
Любовь к своему народу и отечеству в рамках морали представляется равной такому же чувству любого другого народа к своей родине, т.е. это любовь к общему в предмете пристрастия. Любовь эстетическая (личная) характеризуется ее направленностью на конкретную индивидуальность родины и народа - на единичное в общем. Такое чувство, по Д. Муретову, неповторимо, используя платоновское наследие, он определяет национализм (личный патриотизм) как «национальный эрос» и придает ему значение гения творчества. Автор убежден в невозможности обязать человека к испытанию (обретению) личного патриотизма, т.к. его природа иррациональна. Национальный эрос
слеп, но это интимная и живая страсть любви, которая лежит вне плоскости нравственного и безнравственного. Моральный патриотизм предстает в форме обязательной нормы поведения, но, по Д. Муретову, он исторически бессилен, поскольку любовь есть не просто факт влечения к своему (одинаковая для любого народа), а «единственное, неповторимое в сущности своей отношение, носящее ценность само по себе» [6, с. 170].
Когда речь идет о сравнении патриотических чувств разных народов, необходимо соблюдать одно условие. Рассуждать о равенстве этих чувств возможно только в том случае, если мы имеем в виду наличие или проявление патриотизма как интегративного фактора любого общества, но не его особенности. Качество, особые признаки любви к отечеству отражают национально-культурную ориентацию патриотизма, неповторимую, единичную в своем проявлении.
Таким образом, концепт патриотизма является метафизическим основанием идеологии национализма, т.к. связан с чувством любви к родине и нации, ее волей и политическим действием, приобретая значение эстетической ценности. Моральное предписание, которое обязывает к испытанию чувства любви к родине, может иметь силу только в случае обретения субъектом любви чести, долга, ответственности, способности к самопожертвованию как естественного состояния души и мысли.
В концепции Д. Муретова личный национализм (патриотизм) предвосхищает обретение человеком обязательного патриотизма, но их взаимодействие и отождествление на определенном этапе создает единое неразрывное смысловое содержание исследуемого концепта патриотизма.
Человек, испытавший личную любовь к родине («национальный эрос»), ощущает потребность в подтверждении своего чувства на уровне государства и общества. Общественно-государственное проявление патриотизма приобретает признаки навязываемого морального предписания, но в действительности выражает интимную любовь к родине, что доказывает глубинный естественный характер обязательного патриотизма. Д. Муретов недооценивает взаимодействие и единство морального патриотизма и национального эроса. Таким образом, концепт «patria» в идеологии национализма может быть определен через формы проявления интимной любви к родине и нации, которая после своего возникновения превращается в моральное обязательство и воспринимается как естественно обретенное.
Моральное предписание общего плана может входить в противоречие с идеологическим, и здесь очень важным является обязательное нормирование в морали националиста готовности к смерти, когда любое продолжение жизни будет являться предательством. Именно это позволяет национализму как идеологии концентрировать вокруг себя множество соратников, потому что «в современной жизни не так уж много ситуаций, где люди могут проявить свои моральные качества» [1, с. 51]. Редкость пограничных ситуаций в повседневной жизни, требующих моральной мотивации, делает привлекательной идеологию национализма, в которой честь, долг, ответственность, самопожертвование определяют ее образ и сущность. Игровое восприятие политической реальности, вступление в борьбу с вымышленными или реальным врагом нации (оппонентом) придает реальности онтологическое значение и участие в подобной игре становится доступным для каждого, кто принимает за основу идеологию национализма.
К примеру, заслуживает внимания концепция К. Калхуна, который, анализируя английский национализм, в качестве примера упоминает Фолклендскую войну [7, с. 28], победа в которой послужила укреплению государственного суверенитета и мощи Великобритании (символичным стал парад Победы 12 октября 1982 г.), в то время как для Аргентины поражение в этой войне было мощным ударом по национальной гордости. Суперфрейм любви к родине и нации в данном случае выражает себя в способности жертвовать собой - «Люди умирают, но Англия будет жить вечно», фрейм контекста (статус Великобритании в послевоенный период) усиливает значимость победы в войне, способствуя росту патриотизма английской нации.
Каким образом возникает национальная солидарность и национализм?
К. Калхун обозначает механизмы формирования национальной идентичности в контексте создания государства - войны, рынки, транспортные коммуникации, но не сводит дискурс национализма только к государственным институтам [7, с. 41].
Вопрос о первичности идеологии национализма над существующими моральными практиками не всегда находит подтверждение. Иногда идеология национализма действительно опережала реальность, но обычно это касалось гражданского национализма, например, «Италию мы уже создали, теперь нам предстоит создать итальянцев» (Массимо д' Азельо). Если же речь шла об этническом национализме, то скорее реальность способствовала созданию идеологии национализма, т.к. на нее был общественный запрос.
К. Калхун подчеркивает, что «мы замечаем национализм только тогда, когда он проявляется в виде конфликтов между государствами и теми, кто стремится к изменению границ или системы правления» [7, с. 25].
Национализм и заявления о готовности умереть за свою страну, нацию проявлялись в разных исторических обстоятельствах, но «все они объединялись общей риторикой» [7, с. 60]. Стоит прислушаться к тезису Э. Ренана: «единство всегда создается жестокостью». Единство французской нации было достигнуто не столько образовательными реформами, сколько завоевательными войнами. «... Если Жанна готова была умереть за то, чтобы Франция могла быть более французской и более католической, многие ее соотечественники готовы были убивать во имя той же цели» [7, с. 172]. Одна и та же мотивация, связанная с любовью к отчизне и нации, приводит к совершенно различным политическим действиям. Калхун отмечает, что одной из первых попыток преодолеть жестокую религиозную борьбу во Франции (известные события Варфоломеевской ночи) ради национального единства было объявление Королевы (матери Людовика IX): «Французы не должны считать других французов турками» [7, с. 172]. Здесь речь идет о необходимости искусственного разрушения национального и религиозного стереотипа, который обостряет отношения внутри государства и создания нового.
Люди, по Калхуну, оказываются восприимчивы к посланиям (от флагов и церемоний до прямых призывов взяться за оружие и убивать во имя наших стран [7, с. 43]), которые отражают их национальную идентичность, и неважно, формируют они ее, укрепляют или создают новую.
Литература
1. Гофман И. Анализ фреймов. Эссе об организации повседневного поведения. М., 2003.
2. Дегтярев А.Н. Идеология национализма: социокультурный подход: Автореф. дис. ... д-ра филос. наук. Ростов н/Д, 1998.
3. Могилянский М. Национальное самосознание и патриотизм // Национализм. Полемика. 1909— 1917. М., 2000.
4. В историческом пространстве хватит места для всех. Дискуссии по книге А.И. Солженицына «Двести лет вместе». М., 2001.
5. Национализм. Полемика. 1909-1917. М., 2000.
6. Муретов Д. Борьба за Эрос. Письмо П.Б. Струве по поводу письма к нему князя Е.Н. Трубецкого // Национализм. Полемика. 1909-1917. М., 2000.
7. Калхун К. Национализм / Пер. А. Смирнова. М., 2006.
