значение имеет умение отстаивать свои жизненно важные интересы, укрепляя при этом внутреннюю социокультурную и межнациональную основу. Федеральные, региональные и местные органы власти ныне четко осознают угрозу безопасности для существования полиэтнического и поликонфессионального государства.
Современные геополитические процессы не обошли и Кавказ. Народы Кавказа - народы суши (гор, ущелий, долин), глубоко привержены традициям, составляющим фундамент их социокультурного бытия и ми-ровидения. Современные геополитические процессы, а также глобализация вызывают серьезную озабоченность, в определенной мере и сопротивление со стороны кавказского традиционализма. Нам представляется, что эта важнейшая политическая и культурологическая проблема в контексте геополитических трансформаций могла бы стать предметом более пристального исследовательского интереса.
Экономическое, политическое развитие Чеченской Республики, укрепление законности и правопорядка - существенные факторы, усиливающие геополитическую позицию российского государства на южных ее рубежах.
Кубанский государственный университет_
Думается, что настало время научной разработки современной геополитической концепции Российской Федерации, которая вобрала бы в себя те ценные идеи, которые наработаны отечественной геополитической мыслью.
Литература
1. Ильин И.А. Почему мы верим в Россию: Сочинения. М., 2006. С. 27.
2. Бжезинский З. Великая шахматная доска. Господство Америки и его геостратегические императивы. М., 1998.
3. Савицкий П.Н. Континент Евразия. М., 1997. С. 444.
4. Макиндер Дж. Хэлфорд. Географическая ось истории // Классика геополитики, ХХ век. М., 2003. С. 27.
5. Савицкий П. Географические и геополитические основы евразийства // Русский мир. М., 2003. С. 808.
6. Столяров М.В. Россия в пути. Новая федерация и Западная Европа. Сравнительное исследование по проблемам федерализма и регионализма в Российской Федерации и странах Западной Европы. Казань, 1998. С. 290.
_6 декабря 2006 г.
© 2006 г. Т.Л. Воронько
ПАРТИИ И ПРЕДСТАВИТЕЛЬНАЯ ВЛАСТЬ НА МЕСТНОМ УРОВНЕ: НОВЫЕ ФОРМЫ СОТРУДНИЧЕСТВА И КОНФЛИКТОВ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ
Цель работы - анализ проявившихся в последние годы особенностей политического поведения депутатов - представителей политических партий,. Как известно, начиная с декабря 2003 г, в России региональные выборы проводятся по смешанным избирательным системам с использованием партийных списков, что в рамках политической реформы призвано повысить роль политических партий.
Однако на практике нами не выявлено пропорциональной зависимости между юридическим и фактическим возрастанием значения партий в организации политической жизни общества. Скорее необходимо вести речь о снижении доверия населения к партиям в целом и партийным функционерам в частности. Наряду с этим наблюдается рост авторитета несистемных политиков, участвующих в организации и проведении протестных акций, зарабатывающих авторитет популистскими лозунгами и уличающих представительную власть во всяческих нарушениях, чему во многом способствует манипулятивно-декоративный характер деятельности представительной власти. Указанной точки зрения придерживается и ряд других отечественных политологов. По мнению А.Н. Кулика, сегодня, в соответствии с действующим законодательством, партии являются исключительными участниками политического процесса: они обладают монополией на выдвижение кандидатов на выборах в федеральные органы государственной власти и органы государственной власти субъектов федерации; по партийным спискам
формируется весь состав Государственной Думы и не менее половины состава региональных законодательных собраний. Казалось бы, такое развитие многопартийности должно свидетельствовать об успехе демократического транзита.
Однако, комментируя результаты второго избирательного цикла (1999-2000), исследователи Московского центра Карнеги приходят к выводу, что им завершился переход России от «советской декоративной демократии к российской манипулятивно-декоративной». После следующего избирательного цикла (2003-2004) аналитики «Дома свободы» в ежегодном обзоре состояния демократии за 2004 г. относят Россию к категории несвободных стран [1].
В свою очередь, Г.Г. Дилигенский отмечает: «Демократизации мало способствовала и вся экономическая и политическая обстановка в стране. Экономический кризис, больно ударивший по широчайшим слоям населения, вынуждал людей больше думать о своем выживании, индивидуальной адаптации к новой ситуации, чем об участии в каких-либо политических акциях. Деинституционализация, слабость центральной власти, растущая коррупция государственного аппарата и правоохранительных органов, рост преступности, невыплаты зарплаты и пенсий, события, связанные с войной в Чечне, угроза терроризма выдвинули проблему восстановления элементарного порядка в стране в ранг первоочередной общественной потребности. Эта приоритетная задача настраивала общественное мне-
ние в пользу ужесточения власти и стимулировала тем самым авторитарные тенденции» [2].
Среди российских и зарубежных политологов распространено мнение, что «партийная демократия» в России не имеет будущего. Характерно в этой связи высказывание одного из исследователей российской партийной системы А.Н. Кулика, считающего, что «актуальной проблемой политической науки становится не гадание, сколько мест в Думе получит та или иная из не пользующихся доверием общества партий на очередных выборах в режимной системе, а оценка - на основе сложившихся на Западе критериев - перспективности самой партийной демократии на культурно-исторической почве России и в ее современном контексте. Вполне может оказаться, что историческое время для становления демократии в России по этому пути истекло и должны появиться какие-то новые модели политического посредничества между обществом и государством» [3]. Это мнение он обосновывает не только оценкой нынешнего места партий в российской политической жизни, сводящейся к роли второстепенной подпорки режима, но и ссылками на падение значимости партий как политического института на Западе, утрату ими позиций в обществе [3]. В подкрепление своей позиции он ссылается на авторитет видного американского политолога Ф. Шмиттера, утверждающего: «В прочно укоренившихся западных демократиях природа и роль партий претерпели за прошедшее время существенные изменения, и было бы анахронизмом думать, что партиям нынешних неодемократий предстоит повторить все стадии развития своих предшественниц, выполняя при этом все их функции» [4].
Не может не вызывать тревоги восприятие общественным мнением депутатской деятельности как связанной не со служением интересам народа, а как в значительной мере криминализированной. Наряду с вышесказанным кризис партийной модели демократии демонстрирует практика функционирования партийных структур в регионах России. К примеру, в Ростовской области, по данным областного избиркома, из 35 зарегистрированных региональных отделений федеральных партий реально действуют 23 [5]. Координаты 12 отделений партий даже не удалось обнаружить, их юридические адреса не соответствуют заявленным, представители не приходят на семинары и не сдают финансовые отчеты.
Вдобавок по решению суда закрыты отделения 7 партий, среди которых, например, отделения Народной партии, Интернациональной партии, Народной республиканской партии «За Русь святую» и другие. Что касается более известных партий, то, как показали прошедшие в октябре 2006 г. дополнительные и повторные выборы в Ростовской области, они значительно снизили свою активность. Не проявили ожидаемой активности ЛДПР, СПС и «Яблоко» и в ходе муниципальных избирательных кампаний. Выступая на совещании перед представителями региональных отделений политических партий, председатель Ростовской областной избирательной комиссии Сергей Юсов даже выразил недоумение: «Почему партии, которые находят силы для того, чтобы участвовать в выборах в Госдуму РФ,
не принимают участия там, где куется победа будущих выборов, то есть в выборах муниципальных?» [5].
Такого рода вопросами задаются не только представители региональной элиты, но и изучающие политический процесс в России зарубежные политики. К примеру, участвовавший в работе прошедшего в октябре 2006 г. в Москве форума «За будущее демократии» генеральный секретарь Совета Европы Терри Дэвис заметил: «Политические партии должны быть не ресурсом власти для своих руководителей, а свободным объединением людей». На вопрос об отношении к современному партстроительству в России, он ответил: «Наличие множества мелких партий затрудняет выбор избирателей». Тем не менее особо подчеркнул: «Партии должны вырасти снизу», при этом употребил англоязычный термин grassroots - дословно переводимый как «корни травы». Это можно перевести на русский язык и как «местную инициативу», «общественность» или «землячество». То есть речь идет о проявлении активности гражданского общества. «У демократической партии всегда есть корни в народе», - развил ботаническую аналогию Дэвис [6].
В приведенной цитате мы видим двойственность оценок западных политиков ситуации с развитием политической системы современной России. С одной стороны, они осуждают монополизм провластных партий и приветствуют плюрализм политической жизни, а с другой - ведут речь о сложности выбора избирателей и необходимости монополизации. Заметим, что именно монополизация политического пространства является характерной чертой провластных партий.
Особенности, о которых идет речь, невозможно понять без учета исторического контекста, в котором сформировались и функционируют региональные политические режимы. «Часть региональных политических режимов еще с середины 1990-х гг. носит монополистический характер. Все политические структуры (включая, естественно, «Единую Россию») находятся под контролем губернаторов, полностью управляющих электоральным процессом. В таких регионах «Единая Россия» получает более 50 % голосов по партийным спискам, а остальное добирает в одномандатных округах, где побеждают в основном ее представители. В итоге законодательное собрание становится почти однопартийным. В Липецкой области у «Единой России» - 73,2 % мест в региональном парламенте, в Чувашии - 70,5, а в Еврейской автономии - 68,8 %. Участие в выборах других партий носит более или менее декоративный характер. «Сбросить пар» недовольным избирателям позволяет КПРФ, которая в таких регионах обычно пользуется успехом на выборах.
Но с точки зрения интересов федерального партийного руководства все не так однозначно. Люди, которых губернатор под флагом «Единой России» проводит в законодательное собрание, почти ничем не обязаны партии и почти всем - губернатору. Поэтому на самом деле «Единой России» предпочтительно, чтобы региональная организация партии имела определенную автономию от губернатора, но при этом последний удерживал бы контроль над ситуацией в регионе, обеспечивая нужные результаты выборов» [7].
Таким образом, можно вести речь об излишне высокой роли субъективного фактора в сфере доведения партийных доктрин до уровня муниципальных и аналогичных им выборных структур представительной демократии. С теоретической точки зрения такой дискурс характерен практически для всех стран с транзитивными демократиями и Россия не является исключением. «В переходном обществе часто проявляется процесс доминирования субъективных факторов. Этот процесс также наблюдается в формировании и становлении политических партий. Ведущую роль здесь играет лидерство. Харизма лидеров, их участие в политическом процессе, методы и принципы руководства во многом определяют политическую судьбу той или иной партии. В ведущих партиях между лидерами часто проявляется политическая конкуренция, которую регулируют партийные уставные механизмы, а также неформальные этические принципы и нормы поведения» [8].
Тем не менее ряд политологов стараются не замечать тенденции, о которых идет речь, хотя и фиксируют нарастание протестных настроений в депутатской среде. К примеру, Александр Архангельский последовательно проанализировал события «путинской пятилетки». То, что происходило в политической, экономической и культурной жизни России в течение четырех лет - с 11 сентября 2001 г. до годовщины Беслана в 2005-м. Когда, говоря словами указанного исследователя, законно избранная и чувствующая страну власть пассивного большинства в какой-то момент демонстративно сбросила со счетов активное свободомыслящее меньшинство, перестала с ним взаимодействовать, предпочла создавать бюрократические муляжи отсутствующих гражданских институтов, демократических процедур, судебной системы. А обиженное активное меньшинство охотно сдалось на милость победителя, смирилось с участью политически маргинальной, общественно ничтожной, культурно невлиятельной группы [9].
Борис Грызлов на заседании Всероссийского совета местного самоуправления 13 ноября 2006 г. с сожалением был вынужден констатировать, что сегодня «Единая Россия» не в полной мере является партией власти, поскольку есть некий разрыв между государственной и народной властью, которую представляет местное самоуправление. Тревожным сигналом для медведей стал отказ мэра Нижнего Новгорода Вадима Булавинова возглавить региональное отделение «Единой России» - он, по всей видимости, посчитал эту почетную должность неперспективной [10].
Организационным инструментом решения указанной проблемы, к примеру, в Свердловской областной
Северо-Кавказская академия государственной службы
думе стало создание в ноябре 2006 г. института кураторов управленческих округов, выбранных из числа депутатов-единороссов. Их основная задача - контролировать исполнение наказов избирателей. Депутаты будут выезжать в область и рассказывать населению о проделанной ими работе по выполнению наказов избирателей.
Сегодня ясно, что становление представительной власти на местном уровне не может происходить с опорой исключительно на федеральный ресурс политических партий. Избирателям необходимы ответы на волнующие их региональные проблемы, и если этого не происходит по причине формального отношения лидеров федеральных партий к разъяснительной работе на местах, а представители партийных структур на местах уповают лишь на харизму партийного лидера, то провал неизбежен.
Литература
1. Кулик А.Н. Российская многопартийность: институт консолидации демократии или политическая технология власти? // Новые политические процессы на постсоветском пространстве. СПб., 2006.
2. Дилигенский Г.Г. Демократия на рубеже тысячелетий / Политические институты на рубеже тысячелетий. XX-XXI в. Дубна, 2001. С. 42.
3. Кулик А. Политические партии постсоветской России: опора демократии или костыль режимной системы? // МЭиМО. 1998. № 12. С. 57-58.
4. Шмиттер Ф. Размышления о гражданском обществе и консолидации демократии // Полис. 1996. № 5. С. 18-19.
5. Цит. по: Шаповалов А. На Дону пришли к двухпартийной системе. В Ростовской области о себе напоминают только партия власти и коммунисты // Независимая газета. 2006. 17 окт.
6. Цит. по: Мошкин М. Вершки и корешки демократии // Независимая газета. 2006. 19 окт.
7. Голосов Г. Репетиция или спектакль? // Эксперт. Северо-Запад. 2006. 23 окт.
8. Бэгзсурэнгийн О. Политическая культура и становление многопартийной системы в Монголии (Сравнительный анализ политических культур: парадигмы и перспективы. Материалы "круглого стола" аспирантов кафедры политических наук Российского университета дружбы народов) // Вестн. Российского университета дружбы народов. Сер. Политология. 2000. № 2. С. 129.
9. Архангельский А. Гуманитарная политика. М., 2005.
10. См.: Романов И. Мэров приняли в клуб. Борис Грызлов не скупился на обещания, призывая градоначальников к лояльности // Независимая газета. 2006. 14 нояб.
6 декабря 2006 г.