Научная статья на тему 'Парадоксы историографии: Красная Армия в Болгарии осенью 1944 года'

Парадоксы историографии: Красная Армия в Болгарии осенью 1944 года Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
273
56
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Парадоксы историографии: Красная Армия в Болгарии осенью 1944 года»

Т. В. Волокитина

Парадоксы историографии: Красная Армия в Болгарии осенью 1944 года

This article strives to analyze the outcomes of the research pursued in the modern Bulgarian historical science on the Soviet military presence in Bulgaria in 1944, to specify the evolution of assessments and considerations, to define the circle of questions, which remain disputable.

Ключевые слова: Красная Армия; Германия; страна-сателлит; освобождение; оккупация; советизация; мифотворчество.

В марте 1944 г. Красная Армия вышла на западную границу Советского Союза. До победного мая 45-го ей предстояли упорные кровопролитные бои за пределами национальной территории, больше года колоссального напряжения физических и моральных сил, тяжкого разрушительного солдатского труда...

Длительное время в отечественной историографии, как и в историографии стран «социалистического лагеря», а затем «содружества», для оценки военных действий СССР в Европе использовались эмоционально окрашенные, идеологизированные понятия «освободительный поход» и «освободительная миссия», тесно связанные с дефиницией «интернациональный долг». (Не случайно на ум приходят строки известного чешского поэта Витезслава Незвала, увидевшего себя, молодого, в Праге 9 мая 1945 г. «возле танков, где на башнях едут пыльные мессии»1). Все вышеназванные термины обозначали особое предназначение советской страны как первого в мире социалистического государства по отношению к народам других стран. Именно с этих позиций обосновывалась «философия освобождения», включавшая в себя не только рассуждения о сущности, характере и диалектике мира и бытия, но и оценки практической деятельности людей на войне2.

После крушения коммунистических режимов лавина новых документальных материалов, в том числе и о советском военном присутствии в Европе, смела многие прежние официальные, односторонние и упрощенные представления. Но при этом критике и забвению подчас предавалось и то объективное, правдивое, что было накоплено предыдущими поколениями исследователей. Обществу была предложена «актуальная» интерпретация истории, новые, нередко жесткие по форме, оценки и выводы, прямо противоположные былым суждениям.

В интересах справедливости следует признать, что этот процесс во многом облегчался отсутствием глубоких, аргументированных научных исследований. Да и в наши дни действия Красной Армии за рубежом все еще не получили всестороннего объективного освещения и, увы, остаются в числе проблем, деформирующих общественное сознание и подпитывающих напряженность в отношениях между странами бывшего «социалистического лагеря».

Сегодня вряд ли кто возьмется всерьез оспаривать, что научный подход к факту вступления и присутствия Красной Армии в Европе требует изучения всех сторон действий советского государства и его вооруженных сил за пределами СССР в 1944-1945 гг., анализа военной, политико-дипломатической, экономической, международно-правовой и иных составляющих действий Советского Союза и его армии. Не менее важно исследовать конкретную ситуацию в странах Европы, в частности, разобраться с имевшим место хронологическим совпадением и объединением двух разных процессов - освобождением от фашистской оккупации, в одних случаях, и устранением союзных Германии правительств, в других. Все еще не теряет актуальности и проблема соотношения военной необходимости вступления Красной Армии в Европу и политических целей Москвы, связанных с воздействием «советского фактора» на страны региона, решением проблемы территориальных приращений, в том числе и военными средствами, и пр. Эти вопросы ныне в числе тех, что испытывают на себе прямое воздействие политической конъюнктуры и процесса нового мифотворчества.

Крах социалистического общественного устройства в Восточной Европе вызвал волну критики действий советского политического руководства, в том числе и на рубеже войны и мира. В национальных историографиях стран бывшего советского блока дискутируется вопрос о необходимости продвижения частей Красной Армии за пределы СССР, «на штыках» которой якобы утвердились новые политические режимы. «Альтернативная» история предлагает читателю рассмотреть вариант «остановки» Красной Армии на западных рубежах СССР, уповая в дальнейшем на «естественный» ход событий. При этом Полностью игнорируется военная задача по разгрому немецкого военного потенциала, остававшегося к весне 1944 г. весьма значительным3. Достаточно сказать, что на территории Европы Красная Армия провела более десяти (!) стратегических наступательных операций. Советское руководство имело также и четкие обязательства перед антигитлеровской коалицией, закрепленные в Тегеране в 1943 г.4 Кроме того, огромное значение имел конкретный факт -наличие в Европе оккупированных народов и государств, по отношению к которым прекращение военных действий было бы противоестественным шагом. Напомним, что еще в выступлении по радио 3 июля 1941 г. Сталин определил цель всенародной Отечественной войны как «не только ликвидацию опасности, нависшей над нашей страной, но и помощь всем народам Европы, стонущим под игом германского фашизма»5. Не стоит при этом забывать и об историческом примере русских войск, завершивших освободительный поход против Наполеона в Париже. Остается лишь удивляться, насколько созвучным ситуации 1944-1945 гг. был приказ М.И. Кутузова от 21 декабря 1812 г., когда русская армия вышла на пограничные рубежи империи. «Храбрые и победоносные войска! - писал генерал-фельдмаршал. - Наконец вы на границах империи. Каждый из вас есть спаситель Отечества... Не останавливаясь среди геройских подвигов, мы идем теперь далее. Пройдем границы и потщимся довершить поражение неприятеля на собственных полях его. Но не последуем

примеру врагов наших в их буйстве и неистовствах, унижающих солдата. ... Будем великодушны, положим различие между врагом и мирным жителем. Справедливость и кротость в обхождении с обывателями покажет ясно, что не порабощения их и не суетной славы мы желаем, но идем освобождать от бедствия и угнетений даже самые те народы, которые вооружились против России» 6.

Советское руководство было убеждено, что фашистская военная машина, а вместе с ней и нацистский режим, должны были быть разгромлены там, где возникли, - в самой Германии. Однако общественные настроения были далеко не столь однозначными, как рисовалось ранее. Конкретные материалы свидетельствуют, например, о том, что от военных политорганов требовались определенные усилия, чтобы разъяснять личному составу необходимость ведения боевых действий за пределами СССР. Так, в преддверии боев на балканском направлении предстояло переломить настроения части красноармейцев, недоумевавших: «Почему мы идем в Румынию, когда нам говорили, что задача - изгнать противника со своей территории?».7 Вместе с тем многие документы отражают ясное представление личного состава частей и подразделений об особом, гуманном предназначении Красной Армии. Аналитические справки политуправления 3-го Украинского фронта, составленные перед болгарской наступательной операцией, свидетельствуют, что среди военнослужащих преобладало желание наказать болгарских «правителей-предателей» из династии Кобургов, помочь болгарскому народу обрести свободу и независимость, а настроения бойцов были в массе своей антинемецкими, а не антиболгарскими8.

Для отечественной историографии в целом характерны исследования советского военного присутствия в Европе на «макроуровне» - с точки зрения обеспечения военно-стратегических и политических интересов СССР в советской сфере влияния. Констатируется, в частности, что решение задачи обеспечения стабильности в восточноевропейском регионе, рассматривавшемся Москвой в перспективе как зона собственной безопасности, обусловило возникновение здесь при поддержке СССР коалиционных по форме и дружественных советской стране политических режимов, давших название целому этапу послевоенного развития Восточной Европы, - «народная демократия»9. Значительно более скромны результаты изучения пребывания советских воинских формирований в странах Восточной Европы на «микроуровне» - отношения советских военных властей с различными партиями и внутренними силами, представленными в политическом спектре конкретных стран, контакты военнослужащих с населением10. Восприятие советского солдата в освобожденной Европе - еще одна слабо изученная грань указанной проблемы.

В Болгарии, как и в других странах бывшего «социалистического содружества», проблема освобождения и советского военного присутствия приобрела особое значение на этапе посткоммунистического развития, хотя в целом традиции ее изучения в национальной историографии являются довольно прочными.

На раннем этапе ее развития, в 50-е - 60-е гг. XX в., установочный характер приобрели выводы о Красной Армии-двойной освободительнице - от болгарского «монархо-фашизма» и гитлеровской оккупации - и гаранте «естественного развития народно-демократической революции», не подвластного влиянию чьего бы то ни было внешнего вмешательства и внешних сил11. Очевидно, что при таком подходе под внешним фактором понимались лишь западные державы. Отсюда проистекала следующая идеологическая установка периода эскалации холодной войны, согласно которой Красная Армия спасла Болгарию от новой, «англо-американской», оккупации, а народ - от «третьей национальной катастрофы»*12. Естественной видится при таком подходе и эмоциональная оценка некоторыми болгарскими учеными вступления Красной Армии в Болгарию как «счастья для болгарского народа»13.

Укоренение в массовом сознании тезиса о.Красной Армии-освободительнице в значительной мере обусловливалось исторической памятью народа о «первом» освобождении в результате Русско-турецкой войны 1877-1878 гг.

В 1970-е гг. развернутые позитивные характеристики роли Красной Армии получили окончательное закрепление в официозных изданиях. Исследователи подчеркивали, что одним своим пребыванием на болгарской земле, «не принимая непосредственного участия в классовой борьбе», Красная Армия «ошеломила» противника, «парализовала» силы фашизма и буржуазии, вызвав одновременно «волну безудержного восторга и подъема народа», «открыла простор его революционной энергии, усилила уверенность в неизбежной исторической победе». Медленное продвижение советских частей по болгарской земле дало возможность внутренним силам «выполнить свою роль» при захвате власти Отечественным фронтом. Отрицая популярный идеологизированный тезис западной историографии об «экспорте революции», болгарские авторы подчеркивали, что победа национальных демократических сил была достигнута прежде, чем Красная Армия продвинулась в глубь страны, и что она не вмешивалась во внутренние дела Болгарии14.

1980-е годы продемонстрировали некоторую подвижку в оценках, в первую очередь, в их тональности: наметился отказ от былой пафосности. Особое подчеркивание роли внутреннего фактора в развитии событий в Болгарии в сентябре 1944 г. сопровождалось явным приуменьшением роли Красной Армии. Болгарские авторы трактовали вступление советских частей в страну, прежде всего, как импульс для развития революционного процесса. Основная задача, решавшаяся и решенная Красной Армией, заключалась в изгнании гитлеровцев из страны15, в то время как новая, народная, власть была установлена в результате взаимодействия комитетов Отечественного фронта и Народно-освободительной повстанческой армии, а не «советскими штыками»16. Помощь Красной Армии при решении вопроса о власти не имела, следовательно,

* Под двумя национачьными катастрофами понимались поражение Болгарии во II Балканской (Межсоюзнической) и Первой мировой войнах, приведших, помимо прочего, к территориальным потерям.

определяющего значения. Иными словами, со своим «монархо-фашизмом» болгарский народ справился самостоятельно. На этом этапе установочный характер приобрела оценка, определившая фактическое «равновесие» роли внутреннего (вооруженная борьба народа под руководством коммунистов) и внешнего (вступление Красной Армии) факторов в развитии событий в стране17.

Постепенно в результате принципиальной переоценки вступление Красной Армии в Болгарию перестало символизировать освобождение страны. Да и само это слово, как и производные от него (освободительный поход, освободительная миссия, освобожденные страны), обрело новое написание - в кавычках, отразив тем самым понимание этих определений не в их обычном, прямом значении. На этом этапе болгарской «перестройки» отдельные историки заговорили о «духовном и физическом (!) геноциде, который ожидал все народы, оккупированные Красной Армией в конце Второй мировой войны»18. Другие, не довольствуясь болгарскими сюжетами, смело расширяли географический диапазон своих критических оценок, утверждая, в частности, что предшествовавшие наступлению на Берлин другие освободительные (разумеется, в кавычках) походы раскрыли «механизм формулы, примененной после Второй мировой войны в странах советской сферы влияния». Формула эта определялась не иначе, как «социалистическая колонизация» обширных территорий Восточной Европы19. Факт вступления Красной Армии на болгарскую территорию в сентябре 1944 г. все чаще стал оцениваться как «советская оккупация» и начало коммунистического тоталитаризма, приравниваться к «перелому позвоночника» болгарской истории. Не будет преувеличением считать, что подобные суждения отражали в первую очередь политические воззрения авторов-противников коммунизма20. Обрела второе дыхание дефиниция «третья национальная катастрофа», но теперь уже как состоявшийся исторический фаю; с которым связывалось отклонение страны от «естественного исторического пути», очередное попадание в лагерь побежденных и вытеснение из «новых [территориальных] пределов»21.

В новейшей болгарской историографии наличествуют разные оценки вступления Красной Армии в Болгарию. Для одних исследователей аксиоматический характер приобрело определение «оккупация»22, по мнению других, рассмотрение стран советской сферы влияния, в том числе Болгарии, как сугубо «пассивных объектов», что сопрягается с оккупационным статусом, не совсем корректно. Добиваясь большей точности, исследователи ввели в научный обиход такие понятия, как «военно-политическое влияние и контроль СССР в Болгарии», страна-«субьект с ограниченным суверенитетом»23. Известна и своего рода промежуточная оценка, отраженная в определении «символическая оккупация»24.

Анализируя оккупационный статус Болгарии, исследователи обратились к вопросу о характере капитуляции болгарской армии - была ли она безоговорочной? Этот вопрос также приобрел ранг дискуссионного. Если одни авторы считали, что многие статьи Соглашения о перемирии (28 октября 1944 г.) фак-

тически основывались на принципе безоговорочной капитуляции25, то другие напоминали о том, что болгарская армия не только не была разоружена и демобилизована, но и сразу же вошла в оперативное подчинение командования : 3-го Украинского фронта и в его составе участвовала в боевых действиях против Германии. Это обусловило возникновение особого, «промежуточного», ' статуса страны, который еще раньше, в британских подготовительных мате-■ риалах к Московской конференции министров иностранных дел в октябре 1943 г., определялся как возможная «частичная оккупация»26. Показательно, что сторонники этих разных точек зрения сходятся в одном: по своему содержанию советско-болгарские отношения указанного периода выходили далеко за рамки формулы «победитель-побежденный», что подтверждалось, в частности, некоторыми особенностями деловых контактов болгарского правительства с СКК.

Заметим, что для российского читателя восприятие термина «оккупация», кстати, не только применительно к Болгарии, затрудняется исторической памятью населения о времени немецко-фашистской оккупации части территории Советского Союза: на первый план, безусловно, выступают собственный национальный опыт и его эмоциональная составляющая.

Современное состояние болгарского общества таково, что оно слабо приемлет промежуточные, сделанные с разных ракурсов оценки и подходы. Как и у нас, в России, там с трудом воспринимается рассмотрение того или иного явления на основе принципа «с одной стороны» - «с другой стороны». Уставшее от недоговоренностей, тайн и откровенных фальсификаций общество тяготеет к однозначной категоричности. Тем сложнее положение исследователей, которые предлагают рассматривать советское военное присутствие в Восточной Европе как весьма сложное, многоаспектное явление, с учетом следующих подходов:

- «общецившизационного», предполагающего адекватную оценку исторического факта разгрома гитлеровской Германии Красной Армией и силами союзников и освобождения Европы от фашизма;

- формационного, отражающего формирование в конце 1940-х годов в Восточной Европе политических левототалитарных режимов советского типа и, как «зеркальный» процесс, - восстановление «правоавторитарных монархических режимов» в условиях британского военного присутствия в Греции и Бельгии;

- конкретно-юридического, призванного оценить наличие в Болгарии вплоть до декабря 1947 г. Союзной контрольной комиссии и военных комендатур, что свидетельствует о военной оккупации страны-сателлита гитлеровской Германии27.

Подобный подход, предполагающий разграничение предусмотренной соглашениями в рамках антигитлеровской коалиции военновременной оккупации стран-сателлитов гитлеровской Германии, в том числе и Болгарии, и политических и идеологических последствий вступления Красной Армии

в Восточную Европу, видится справедливым. Трактуемое же с позиций якобы имевшей место послевоенной советской оккупации и колонизации стран региона установление социалистического режима («советизация») вряд ли можно рассматривать иначе, как результат процесса нового мифотворчества, отражающий очередной виток политизации исторических исследований.

Примечания

1 Витезслав Незвал. Знамена девятого мая (перевод К. Симонова) // Константин Симонов. Стихи. Поэмы. Вольные переводы. 1936-1961. М.,1963. С. 386.

2 Подробнее см.: Философия освобождения, Коллективная монография. М., 2005. С.5.

3 Золотарев В.А. К читателю // Русский архив. Вып. 14. Великая Отечественная. М., 2000. С.8.

4 Переписка председателя Совета министров СССР с президентами США и премьер-министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны. 1941-1945 гт.: в 2-х томах. Т.1. М., 1976. С.267.

5 Сталин И.В. О Великой Отечественной войне Советского Союза. М., 1950. С. 16.

6 Цит. по: Владимир Муравьев. Московские слова, словечки и крылатые выражения. М., 2007. С. 186.

7 Центральный архив Министерства обороны РФ. Ф. 243. Оп. 100198. Д. 1. Л. 77.

8 Там же. Оп. 2914. Д. 61. Л. 219-220.

' См., например: Волокитина Т.В., Мурашко Г.П., Носкова А.Ф. Народная демократия: миф или реальность? Общественно-политические процессы в Восточной Европе. 1944-1948 гг. М., 1993. 10 Например: Сенявская Е. С. Союзники Германии в мировых войнах в сознании российской армии и общества // Вопросы истории. 2006. № 11; Волокитина Т.В. «Друзья» и «враги» в советской пропаганде военных лет: балканское измерение // Россия - Болгария: векторы взаимопонимания. 18-21 вв. Российско-болгарские научные дискуссии. М., 2010.

" Горненски Н. Въоръжената борба на българския народ за освобождение от хитлеристката оку-пация и монархофашистката диктатура (1941-1944). София, 1956. С, 287-288. 12 Социалистическата революция в България. София, 1965. С. 172-173. " Горненски Н. Указ. соч. С. 317.

14 История на антифашистката борба в България. 1939-1944. Т. 2. София, 1976.

15 СирковД. Антифашистката борба в България по време на Втората световна война (1939-1944). София, 1980. С. 48-49.

16 Исусов М. Сталин и България. София, 1991. С. 132.

17 Димитров И. Тодор Живков за Деветосептемврийската социалистическа революция // Исторически преглед. 1985. Кн. 9-10. С. 14-15.

18 Цветков П. Руската и съветската имперска сисгема // България между Европа и Русия. Научна конференция. 10-11 октомври 1997 г. С. 91.

" Богданова Р. Лошата слава на най-верния сателит. Българо-сьветски политически отношения след Втората световна война // България и Русия: между признателността и прагматизма. София, 2008. С. 500,552; она же. Политическа иконография на «социалистического строителство» // Известия на Българското историческо дружество. Т. 40. София, 2008. С. 391.

20 См..например: Божилов И., Мутафчиева В., Косев К., Пантев А., Грънчаров Ст. История на България. София, 1998. С. 499 (автор соответствующего раздела - Ст. Грынчаров); Луджев Д. Град на две епохи. История на обществените групи в бьлгарските градове в средата на XX век. София, 2005. С. 7,217.

21 Марков Г. Българската история вкратце. София, 1992. С. 269-271.

22 Пинтев Ст. Выступление в дискуссии на «круглом столе» «Сьветскияг фактор в развитието на България след 9 септември 1944 година» (София, април 1997 г.) // България в сферата на сьветски-те интереси. София, 1998. С. 243, 248; Спасов Л. България и СССР. 1917-1944 (Политико-дипломатически отношения). Велико Търново, 2008. С. 486^-487.

" Богданова Р. Лошата слава... С. 552.

24 ЗафироеД. Проникване на съветското влияние в &ьлгарското военно изкуство (1945-1960 г.) // България в сферата на съветските интереси... С. 96.

!! Пинтев Ст. Выступление в дискуссии на «круглом столе» «Съвстският фактор в развитисто на България след 9 септември 1944 година» (София, април 1997 г.) // България в сферата на съветските интереси. София, 1998. С. 243, 248.

® Тошкова В. Выступление в дискуссии на «крутом столе» «Сьветският фактор в развитието на България след 9 септември 1944 година»... С. 248.

27 Баев Й. Проблеми на българо-съветските военнополитически отношения (септември 1944 -декември 1947) // България и Русия през XX век. Българо-руски научни дискусии. София, 2000. С. 310-311.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.