CC BY
19УДК 902/904+7.031
DOI: 10.31250/2658-3828-2022-2-26-44
В.А. КИСЕЛЬ
Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН, Университетская наб., 3, Санкт-Петербург, 199034, Россия E-mail: kisel@kunstkamera.ru ORCID: 0000-0002-7498-4837
«ПАРАБОЛОИДЫ», «РЕШЕТЧАТЫЕ ФИГУРЫ» И «ШЕСТЫ С ПОЛОТНИЩАМИ» (ПЕТРОГЛИФИЧЕСКИЕ ОБРАЗЫ И ЭТНОГРАФИЧЕСКИЕ ПАРАЛЛЕЛИ)
АННОТАЦИЯ
статья посвящена исследованию геометрических петроглифов Южной Сибири и Монголии. Они отличаются наличием антропоморфных черт. Петроглифы подразделяются на три комплекса. Первый — параболы с углублением сверху и парой «ног» снизу. Второй — сочетание прямоугольников и трапеций с «ногами». Иногда у них показаны «головы», «руки» и «вульвы». Третий — жерди с перекладинами, на которых подвешены прямоугольные полотна с бахромой. По мнению археологов, первый комплекс относится к чемурчекской и кара-кольской культурам, второй — к афанасьевской и каракольской, а третий — к окуневской, которые датируются энеолитом — эпохой бронзы. Самый поздний, третий комплекс датируется
заключительным этапом окуневской культуры. Проведя сравнительный анализ с материалами этнографии, можно предположить, что петроглифы первого комплекса изображали людей, скрытых под побегами, травой или соломой. Эти ряженые во время проведения ритуалов представляли вегетативных духов. Петроглифы второго изображали чучела в виде женщин, отмечая таким образом праздники и обряды, связанные со сменой времен года. Петроглифы третьего передавали макеты покойных в виде крестовины с подвешенными саванами и имели поминальный характер. В целом все комплексы отразили разные варианты (стадии?) антропоморфного моделирования: ряженый—чучело/ кукла—макет.
Ключевые слова: геометрические петроглифы, эпоха бронзы, антропоморфное моделирование, календарные обряды, поминальный ритуал.
Для цитирования: Кисель В.А. «Параболоиды», «решетчатые фигуры» и «шесты с полотнищами» (петроглифические образы и этнографические параллели) // Camera praehistorica. 2022. № 2 (9). С. 26-44. DOI: 10.31250/2658-3828-2022-2-26-44.
V.A. KISEL
Peter the Great Museum of Anthropology and Ethnography (the Kunstkamera) of the Russian Academy of Sciences, Universitetskaya nab., 3, St. Petersburg, 199034, Russian Federation E-mail: kisel@kunstkamera.ru ORCID: 0000-0002-7498-4837
"PARABOLOIDS", "LATTICE FIGURES" AND "POLES WITH CANVASES" (PETROGLYPHIC IMAGES AND ETHNOGRAPHIC PARALLELS)
The article is focused on the study of the geometric petroglyphs of Southern Siberia and Mongolia. All of them are characterized by the presence of anthropomorphic features. The petroglyphs were divided into three complexes. The first complex is a parabola with a recess at the top and a pair of "legs" at the bottom. The second one is a combination of rectangles and trapezoids with "legs". Sometimes they have "heads", "hands" and "vulvas". The third one is poles with crossbars, on which rectangular canvases with fringe are suspended. According to archaeologists, the first complex dating back to the Eneolithic — the Bronze Age belongs to the Chemurchek and Karakol cultures, the second to the Afanasiev and Karakol cultures, and the third to the Okunevo culture. The latest is the third complex,
which belongs to the final stage of the Okunevo culture. Based on the results of a comparative analysis of ethnographic materials, it can be assumed that the petroglyphs of the first complex depicted people hidden under shoots, grass or straw. These mummers during the rituals represented vegetative spirits. The petroglyphs of the second complex, which were characteristic attributes used on holidays and rituals associated with the change of seasons are presented by dummies in the form of women. The petroglyphs of the third complex had a memorial character, depicting models of the deceased in the form of a cross with suspended shrouds. In general, all the complexes reflected different variants (or stages?) of anthropomorphic modeling: a mummer—a dummy (doll)—a model.
Key words: geometric petroglyphs, Bronze Age, anthropomorphic modeling, calendar rites, funeral ritual.
For citation: Kisel V.A. "Paraboloids", "lattice figures" and "poles with canvases" (petroglyphic images and ethnographic parallels). Camera praehistorica. 2022, no. 2 (9), pp. 26-44. DOI: 10.31250/2658-3828-20222-26-44 (in Russian).
ВВЕДЕНИЕ
Древнее наскальное искусство Южной Сибири и Монголии отличается доминированием анималистических и антропоморфных образов. При этом известен целый ряд фигур, имеющих четко геометрические очертания. Нередко такие рисунки дополнены изображениями основных частей человеческого тела. В целом петроглифы группируются в три комплекса.
Первый комплекс представлен параболами с углублением на вершине, снабженными парой Г-образных «ног» [Кубарев и др. 2005: прил. II, рис. 69; Кубарев 2009: рис. 149: 3-6, 161: 1, 4; Ковалев 2012: рис. 4: 7-10; Ковалев, Мунхбаяр 2015: рис. 70; Ковалев 2021: рис. 1-11; Тербат 2019: зур. 6-10] (рис. 1). Сравнительно часто на фигурах нанесены одна, две, четыре наклонные линии («перевязи», по A.A. Ковалеву). Когда число линий четное, они обычно зеркально
/М/
i
JU»
Рис. 1. Петроглифы «параболоиды» с памятников Монголии:
1-3, 7-9 — Цаган-Сала; 4-6, 11 — Бага-Ойгур; 10 — Хулагаш (по: [Ковалев, Мунхбаяр 2015]) Fig. 1. "Paraboloids" petroglyphs from the Mongolia sites:
1-3, 7-9 — Tsagan-Sala; 4-6, 11 — Baga Oygur; 10 — Hulagash (after: [Kovalev, Munhbayar 2015])
симметричны. Нередко у парабол показаны парные дуговидные или прямые «рога» («антенны», по A.A. Ковалеву). «Рога»/«антенны» могут быть изогнуты внутрь или наружу. Порой они сочетаются с подпрямоугольными «головками». Изредка внутри парабол разме-
щается фронтальный силуэт человека с разведенными руками и дана проработка точками, кружками либо окружностями с точкой. В единичных случаях к фигурам примыкают изображения топоров [Ковалев 2021: 123; Молодин и др. 2021: рис. 1].
3
8
9
Рис. 2. Петроглифы «решетчатые фигуры» с памятника Калбак-Таш Республики Алтай: А — группа I; B — группа II; С — группа III (по: [Кубарев 2010])
Fig. 2. "Lattice Shapes" petroglyphs from the Kalbak-Tash site from Altai Republic:
A — group I; B — group II; C — group III (after: [Kubarev 2010])
Второй комплекс исследователи обычно называют «решетчатыми фигурами» [Кубарев 2010: рис. XIV: 6-22, прил. III, 47-49: 1-6, 50, 54; Чере-мисин 2015: рис. 1-4, 8-14] (рис. 2). В.Д. Кубарев и Д.Г. Савинов разделили его на несколько иконографических схем [Кубарев 2010: 47; Савинов 2011: 81]. На основании этих разработок в одну группу можно включить прямоугольники и трапеции с вертикальной и горизонтальной штриховкой (рис. 2A). Другую группу составляют штрихованные прямоугольники, увенчанные треугольником или овалом, иногда с выступами: сверху — в виде развилки, по бокам — в виде рук (рис. 2B). В последнюю группу входят услов-
ные изображения женщин, скомбинированные из узких и широких штрихованных прямоугольников или овалов, имеющих округлые либо ромбические «головы», согнутые и поднятые «руки» и треугольные «вульвы» (рис. 2С). Изредка фигуры отделаны бахромой.
Третий, самый немногочисленный, комплекс представляют «шесты с полотнищами» (рис. 3). Эти рисунки передают вертикально установленные жерди с перекладинами, к которым прикреплены прямоугольные полотна, отороченные бахромой. Иногда на жердях висят восьмерко-образные предметы, а в одном случае — сложный лук [Савинов 2004: рис. 1-5].
Среди геометрических петроглифов выделяется группа изображений, совместившая элементы всех трех комплексов (рис. 4). Ее можно считать связующим звеном между ними. Группу составляют прямоугольные фигуры (обычно штрихованные) с Г-образными «ногами». Часто от верхней стороны прямоугольников отходят
Рис. 3. Петроглифы «шесты с полотнищами» с памятников Хакасии:
1 — Кызласский чаатас; 2 — левобережье р. Аскиз; 3 — окрестности о. Белё (по:[Савинов 2004]) Fig. 3. "Poles with canvases" petroglyphs from the Khakassia sites:
1 — Kyzlas Chaatas; 2 — the left bank of the river Askiz; 3 — the vicinity of the lake Bieleo (after: [Savinov 2004])
Рис. 4. Петроглифы смешанной группы с памятников Бага-Ойгур (1), Хар чулуут (2), Монголия (по:[Ковалев, Мунхбаяр 2015]) и Калбак-Таш (3-7), Республика Алтай (по: [Кубарев 2010])
Fig. 4. Petroglyphs of the mixed group from the Baga Oygur site (1), Khar chuluut (2), Mongolia (after: [Kovalev, Munhbayar 2015]) and Kalbak-Tash (3-7), Altai Republic (after: [Kubarev 2010])
два выступа-штриха, видимо имитирующих перекладину Порой вверху показана подпря-моугольная «головка» (изредка с «рогами»), а внизу — бахрома [Кубарев 2010: рис. XIV: 13, 14, прил. II, рис. 187-189, 195, 225, 306, прил. III, рис. 50: 7-11, 13-15; Ковалев, Мунхбаяр 2015: рис. 26-28]. Известны случаи, когда внутри прямоугольника показан силуэт человека и выполнена проработка точками [Кубарев 2010: рис. XIV: 5, прил. II, рис. 323, 340, прил. III, рис. 7, 8; Ковалев, Мунхбаяр 2015: рис. 33: 1].
3
4
5
6
7
«Параболоиды» и «решетчатые фигуры» были распространены на обширных пространствах Монголии и Горного Алтая*. В отличие от них «шесты с полотнищами» известны только в Хакасско-Минусинской котловине. Обнаружение таких изображений на плитах погребально-поминальных памятников позволило связать их с определенными археологическими культурами и датировать. Так, «параболоиды» были отнесены к чемурчекской и каракольской культурам, «решетчатые фигуры» — к афанасьевской и каракольской, а «шесты с полотнищами» — к окуневской, то есть все три комплекса охватывали значительный отрезок времени: энеолит — эпоха бронзы. Самыми поздними оказываются «шесты с полотнищами», которые причислены к заключительному этапу окуневской культуры.
интерпретации геометрических петроглифов
до сих пор у исследователей не сложилось общего мнения относительно интерпретации этих рисунков. В.д. Кубарев трактовал «параболоиды» как «образ женщины-шаманки и владычицы зверей», укрытой накидкой [Кубарев и др. 2005: 74; Кубарев 2009: 54-55]. A.A. Ковалев же указал на синтетический характер изображений, видя в них «эманацию божества в теле низшего порядка» [Ковалев 2021: 123].
За «решетчатыми фигурами» в научной литературе закрепились наименования «прародительниц» и «матерей-родоначальниц». Именно так предлагали определять их Э.А. Новгородо-ва, М.А. Дэвлет, Ю.М. Ладыгина [Новгородова 1989: 96-97; Дэвлет 1992: 30-32; Ладыгина 2018: 54, 146]. Е.А. Окладникова, не отвергая антропоморфного образа, видела в «решетчатых фигурах» срубные постройки, загоны, ловчие сети, волокуши. Правда, позднее она остановилась на
* В последнее время появились сведения о находках «параболоидов» в Тибете (Ладак: Домкхар и Мурги-Токпо; Верхний Тибет: Гокра) [Тербат 2019: зур. 11: 8; Ковалев, Мунхбаяр 2021: 55-56, рис. 6].
обобщенной трактовке — «женщина, возрождение жизни (животных), храм, сакральный ландшафт» [Окладникова 2011: 122, 125].
A.M. Смирнов, проведя исследование выбивок на энеолитических стелах Северного Причерноморья, пришел к выводу о сходстве некоторых из них с мотивом тростниковой хижины — хлева/овчарни, представленным на памятниках искусства Месопотамии, в первую очередь на цилиндрических печатях, и являвшимся символом храма шумерско-аккадской богини Нинхурсаг. При этом исследователь отметил близость рисунков со стел с «решетчатым» образом, в частности с пятиугольными «щитами» на оленных камнях [Смирнов 2000: 574-576; Смирнов 2010: 173, 175-176] (хотя по абрису полусферический хлев больше напоминает параболу) (рис. 5).
Гипотезу A.M. Смирнова поддержал Д.Г. Савинов, который расширил доказательную базу за счет происходящих из Юго-Восточной Европы энеолитических моделей домов-святилищ, увенчанных женскими бюстами. Ученый охарактеризовал геометризованные женские изображения как «женщину-дом», связав их с идеей реинкарнации [Савинов 2011: 86].
Д.В. Черемисин развил тему вероятных контактов Месопотамии с Южной Сибирью и Центральной Азией. По его мнению, прототипом «решетчатых фигур» могли явиться каменные статуэтки в каунакесах Бактрийско-Маргианского археологического комплекса, культурно близкого государствам Шумера и Элама [Черемисин 2015: 90-91].
Сравнительно слабо изученными оказались «шесты с полотнищами». Тем не менее несколько предположений было высказано. Э.Р. Рыгды-лон и Л.Р. Кызласов усмотрели в композициях с «шестами» сцены ритуального освящения животных. Правда, первый ученый называл полотнища боевыми доспехами, а восьмеркообразные фигуры — колчанами, второй же — «хоругвями» и приталенными жреческими накидками [Рыг-дылон 1959: 201; Кызласов 1986: 255-258]. Иное мнение высказал Д.Г. Савинов, согласно которому эти петроглифы «явно антропоморфны» и, видимо, «представляют собой не каких-то
1 < i f1
Ч I I (
1 —
]
4 ДШ
I III №11
Рис. 5. Изображения хижины-храма с памятников Месопотамии:
1 — рельеф желоба из Урука; 2 — рельефный фриз вазы из Хафаджи; 3-5 — оттиски печатей (по: [Смирнов 2010]) Fig. 5. Images of the hut-temple from the Mesopotamia sites:
1 — relief of the gutter from Uruk; 2 — relief frieze on the vessel from Hafaje; 3-5 — seal prints (after: [Smirnov 2010])
2
мифологических персонажей, а являются изображением ритуальных объектов, посвященных этим персонажам» [Савинов 2004: 251]. В том же русле рассуждает Ю.Н. Есин, хотя и отметил, что изображения «шестов» «скорее, образы умерших, созданных для целей проведения погребально-поминальных обрядов» [Есин 2018: 104].
Каждая из перечисленных гипотез по-своему интересна, но требует корректировки или пояснений.
Отождествление храма с женским божеством вполне реально, что и было продемонстрировано месопотамской глиптикой. однако декор цилиндрических печатей отразил мировоззрение преимущественно высших социальных
слоев. В.К. Афанасьева подчеркивала, что даже мастера-изготовители не воспринимали всю глубину символики сцен, представленных на печатях. Она писала: «...эти изображения для большей части жителей Двуречья имели другой смысл, более близкий и доступный, а о сложном философском подтексте они и не догадывались — он был создан искусственно и был им чужд» [Афанасьева 1979: 68]*.
* Сходное наблюдение сделал М.И. Ростовцев относительно духовной жизни индийцев первой половины XX в.: «И глубокие мыслители йоги, и мужики Индии ходят в те же храмы и признают одних и тех же богов. Но как разны их религиозное миросозерцание и их религиозная философия» [Ростовцев 2004: 259].
В отличие от продукции, предназначенной для ближневосточной элиты, петроглифы, созданные непрофессионалами, адресовались обычным людям. Они запечатлели представления простого народа, его мифы, былички, бывальщины. Поэтому вряд ли в наскальных геометрических рисунках стоит видеть хлев-храм. Кроме того, азиатский «параболический» образ отличается от ближневосточного мотива: «параболоиды» выделяются углублением на вершине, «ногами», топором и парой, а не множеством «рогов»/«антенн». Пожалуй, к хлеву-храму ближе ритуальные рисунки 5-3-го тыс. до н. э. из франции, Германии, Италии, о чем и писал A.M. Смирнов (см. [Смирнов 2000: рис. 5: 2-10; Ковалев 2021: рис. 12, 14-23]).
ЭТНОГРАФИЧЕСКИЕ ПАРАЛЛЕЛИ
Представляется правдоподобным предложение A.A. Ковалева считать «параболоиды» слиянием двух различных художественных объектов. Думается, такими объектами явились абстрактный символ и условно-реалистическое антропоморфное изображение. При этом символ передавал облик неодушевленного предмета. Судя по абрису параболы, им могли быть копна сена, ворох соломы, связка снопов. Наличие наклонных линий/«перевязей» позволяет предполагать обвязку травяной массы веревками.
При обращении к этнографическим материалам легко отыскиваются аналоги. В земледельческих культурах было распространено представление, что дух плодородия скрывается в снопе или пучке пшеницы, ржи, ячменя, маиса, риса (наиболее популярном из возделываемых растений), который убирался с поля в первый, а чаще в последний день жатвы. Эти снопы и пучки именовались матерью хлеба, зерна, пшеницы и прочего, девой, невестой, старой женушкой, старухой, житной бабой, ведьмой, полевым дедом, а также по-другому. нередко их обматывали жгутами соломы, кусками ткани, деталями одежды, превращая в куклу. Считалось, что такие антропоморфные чучела разнополы [Со-
колова 1978: 50; Фрэзер 1983: 374-393; Фрэзер 2014: 326-330; Сумцов 1996: 211, 236-237; Терещенко 2014: 398-399].
В крестьянской среде Германии и Польши сохранился более ранний вариант моделирования, когда человека заворачивали в сноп или привязывали к нему [Фрэзер 1983: 377, 379-380, 383]. Подобные «натуральные макеты» были известны многим народам, даже не земледельческим. В календарных мистериях и инициациях роль растительного божества либо духа играли ряженые (мужчины и женщины), целиком укрытые зеленью, травой, соломой и тем самым преображенные в скирду или куст (рис. 6, 7). Подобные персонажи встречались во всем мире. В Европе они носили имена: король/королева мая, господин/госпожа мая, жених/невеста мая, зеленый Джек, зеленый Юрий, король листьев, лиственный человечек и другие [Веселовский 1894: 312; Календарные обычаи... Европы 1973: 69, 144-145, 154, 167, 174, 222, 227; Календарные обычаи. Европы 1977: 35, 160, 171-172, 179, 186-187, 204, 212, 223, 228, 266, 307; Календарные обычаи. Европы 1978: 158, 182; Смирнов 1981: 67-68; Фрэзер 1983: 127-134; Элиаде 1999а: 291, 295, 297; Токарев 2012: 62-64].
Нередко эти ряженые исполняли магические обряды по вызыванию дождя (рис. 7С). Наглядным примером служат обычаи, зафиксированные на Балканах, Кавказе, в Полесье. У южных славян таких персонажей называли додола, пе-перуда, чароица, бабаругэ [Календарные обы-
Рис. 6. Персонажи маланки, Украина. Из открытых интернет-источников Fig. 6. Malanka characters, Ukraine. From open Internet sources
чаи. Европы 1978: 201, 224, 244-245; Толстые 1978: 116-117; Ильясов 2014: 96].
Перечисленные этнографические данные позволяют предположить, что «параболоиды» изображали человека, скрытого под ворохом побегов различных растений, травы или соломы, превратившегося на время ритуала в вегетативного духа.
В сравнении с «параболоидами» «решетчатые фигуры» представляют собой жесткую конструкцию, состоящую преимущественно из
прямоугольных элементов. Благодаря этой геометрии создается впечатление, что фигуры воспроизводят не самого человека, а его модель (по крайней мере, вторая и третья группы комплекса). В реальности «решетчатые» конструкции, судя по величине изображений людей и животных, входящих с ними в композиции, были внушительных размеров.
Как демонстрируют письменные источники, такие сооружения использовались уже в Античности. Например, римляне во время праздника
Рис. 7. Ряженые во время обрядовых праздников:
А — Зеленый Джек, Великобритания. Гравюра И. Крукшенка (?), 1795; B — 1 мая на улицах Оксфорда. Фото Т. Хили; C — Обливание Додолы. Рисунок У. Предича из журнала «Орао», 1892. Из открытых интернет-источников Fig. 7. Mummers during ceremonial holidays:
A — Jack in the Green, Great Britain. The engraving by I. Cruikshank (?), 1795; В — May 1 on the streets of Oxford. Photo by T. Healy; С — pouring of Dodola. The picture by U. Predich from "Orao" magazine, 1892. from open Internet sources
Рис. 8. Масленица в российских регионах:
А — Пермский край; B — Екатеринбург; C — Ленинградская область. Из открытых интернет-источников Fig. 8. Maslenitsa in Russian regions:
A — Perm Krai; B — Yekaterinburg; C — Leningrad region. from open Internet sources
кибелы и Аттиса обвивали срубленную сосну шерстяными повязками и украшали фиалками, превращая в подобие покойника, подготовленного к погребальной церемонии [Акимова 2009: 42, прим. 13]. Наиболее же выразительные параллели дают этнографические материалы. Согласно им, фигуры человека, изготовленные из палок, веток, соломы и облаченные в одеяния, бытовали повсеместно (рис. 8). Возможно, антропоморфные модели стали продолжением «натурального макета», то есть ряженого, укрытого травой или ветками. Эти изделия фигурировали в наиболее значимых календарных ритуалах и именовались зима, лето, смерть, масленица, кострома, ко-струб, купало, карнавал и другие*. Их применяли и при вызывании дождя [Соколова 1978: 50-51; Календарные обычаи. Европы 1983: 188; Календарные обычаи. Азии 1985: 55, 100, 215; Элиаде 1999а: 295-301; Терещенко 2014: 303, 353, 357, 824, 830; Зельницкая 2021: 139].
Важное место эти изделия занимали в родильной и поминальной обрядности. Например,
в Средневековье датчанки, собравшись в доме роженицы, делали крупную соломенную куклу, с которой устраивали танцы [Элиаде 1999Ь: 120]. А эвенки и нанайцы еще сравнительно недавно для поминок делали из травы и дерева чучела покойных, достигавшие человеческого роста [Липский 1956: 56-58; Линденау 1983: 91].
Важной чертой ритуалов, использовавших подобные сакральные объекты, была эротическая составляющая. Примеров этому множество. Широко известно об оргиях, происходивших во время древнегреческих адоний — празднеств в честь бога Адониса, русальной недели, святок, похорон костромы, марены, купалы и ярилы [Ве-селовский 1894: 290-291, 310-316; Пропп 1995: 141-142]**. В Испании на Новый год перед сожжением чучел девушки таскали куклы, изображающие мужчин, а юноши — женщин, обмениваясь при этом скабрезными шутками [Календарные обычаи. Европы 1973: 60]. В России в празднование Масленицы проводились обряды столбы и целовник, сопровождавшиеся
* Кстати, A.M. Смирнов, рассматривая кавказские дольмены в русле семантического ряда хлев—храм—uterus, упоминал кострому [Смирнов 2010: 176].
** М. Элиаде писал: «Оргии составляли часть бытия в „другом мире", где не действуют человеческие законы» [Элиаде 1999Ь: 183].
поцелуями и нескромными шутками [Максимов 1903: 361, 364]. Упоминавшийся датский родильный ритуал включал, помимо танцев, похотливые жесты и, видимо, фривольные песни. Эротические элементы обрядов, очевидно, нашли отражение и в наскальных композициях. Зафиксирован ряд сцен, в которых «решетчатые» модели соседствуют с итифаллическими героями [Кубарев 2010: прил. III, рис. 54: 1-3, 7, 8; Че-ремисин 2015: 88] (рис. 9).
По всей видимости, петроглифы с «решетчатыми фигурами» фиксировали празднества, в которых важное место занимали чучела, изображавшие женщин. Большинство приведенных этнографических аналогов были связаны со сменой времен года. Наверное, петроглифические образы тоже имели отношение к календарной символике.
Иные функции исполняли «шесты с полотнищами». Их облик напоминает распялки с развешанными вещами. Вполне убедительно предположение Ю.Н. Есина, что это условные изображения умерших. как можно заключить по этнографическим источникам, поминальный ритуальный комплекс прошел две главные стадии. При его формировании важнейшей церемонией являлось непосредственное «общение» родственников и соплеменников с самим покойным [Оля 1976: 109; Геннеп 1999: 147-150]. Позднее же на поминках стал использоваться двойник умершего — антропоморфная модель. В этом качестве выступали не только куклы, но и макеты, обряженные в одежду покойного и окруженные его вещами. Такие сакральные объекты дожили до наших дней. Например, у осетин спустя неделю после Нового года устраивалась баданта — поминки, на которых центральное место занимала крестовина из палок, прикрепленная к скамье и облаченная в одежду умершего (рис. 10). Вокруг конструкции раскладывались бытовые вещи и оружие покойного [Чибиров 2008: 40-41]. Аналогичную жердь с перекладиной, укутанную в одеяния, осетины устанавливали на могиле человека, убитого молнией. кроме того, на поминках мужчин исполь-
Рис. 9. Эротические сцены (1-8). Петроглифы Калбак-Таша (по: [Кубарев 2010]) Fig. 9. Erotic scenes (1-8). Petroglyphs of Kalbak-Tash (after: [Kubarev 2010])
2
4
3
5
6
7
Рис. 10. Баданта. Рисунок М. Джикаева (по: [Бесолова 2008])
Fig. 10. Badanta. The picture by M. Dzhikaev (after: [Besolova 2008])
зовались траурные знамена — алам и тырыса, представлявшие собой крестовины с подвешенными на них кусками материи, нитями, фруктами, сладостями, орехами [Бесолова 2008: 34-35, 124-125; Дарчиева 2015: 66-70].
Сходный обычай бытовал у тюркских народов. Киргизы и казахи, поминая умершего мужчину, устанавливали деревянную крестовину. Ее оборачивали тканью или одевали в лучшую одежду покойного. Порой вместо нее применяли пику либо шест с флагом, которые водружали в юрте, пропустив через отверстие свода. Нередко возле пики (шеста) раскладывались вещи умершего [Абрамзон 1971: 328-331; Шишло 1975: 249; Левшин 1996: 340, Фиель-струп 2002: 129-130].
Нельзя не упомянуть и ритуал народов Нуристана (область на востоке Афганистана), посвященный особо авторитетному, заслуженному воину. Во время похорон героя и на больших праздниках в его честь изготавливалась деревянная крестовина, которую облачали в красную рубаху. Крестовину носили по поселку и танцевали с ней [Йеттмар 1986: 174-175].
Очевидно, «шесты с полотнищами» стали заключительным этапом в антропоморфном моделировании. Это, в частности, подтверждается хронологией, поскольку такие петроглифы известны не ранее 2-го тыс. до н. э.
стоит обратить внимание на полотнища с бахромой. Кроме «параболоидов», их изображения присутствуют во всех собраниях геометрических петроглифов. При изучении древних памятников искусства возникает ощущение, что прямоугольник, обрамленный штрихами, являлся сквозным мотивом Евразии. должно быть, он имел единую символику для многих культур неолита — раннего железного века. По крайней мере, отчетливо прослеживается связь мотива с оружием, женскими божествами, героями и погребальным обрядом. Так, на ритуальном сосуде халафской культуры из Телль-Арпачии (Ирак) (6-5-го тыс. до н. э.) изображено полотнище с бахромой, удерживаемое двумя женщинами, стоящими за спиной мужчины, сражающегося с кошачьим хищником [Антонова 1998: рис. 3, 7]. Другой пример — роспись новосвободненской гробницы из кур-
гана 28 могильника Клады (Адыгея) (вторая треть 4-го тыс. до н. э.), где в сходном одеянии показан безголовый трехпалый антропоморф, расположенный возле «роженицы», сложного лука, колчана (?) и щита (?) [Резепкин 1987: 27, 29, рис. 1: 2; Кубарев 2009: 78-79]. Следующий образец — выбивки на менгирах из Валь-Камоники и Вальтеллины (Италия) (конец 4-го — 3-е тыс. до н. э.), представляющие собой некие полотнища, людей, оружие и животных [Casini 2015: 102, fig. 12]. Прямоугольные куски ткани со свисающими нитями или шнурами имели важное значение и в древнегреческой культуре. Это демонстрирует вазопись. Полотнища входят в сцены оплакивания и транспортировки покойного, а также служат дополнительной деталью к щитам*. Часто они украшались шахматным орнаментом, вероятно передававшим космический дуализм [Акимова 1988].
По всей видимости, полотнища с бахромой являлись загробными одеяниями — саванами. Находки 2-го тыс. до н. э. из Синьцзяна подтверждают это предположение. Мумии, обнару-
* Материя, прикрепленная к нижней части щита, защищала ноги воина. Но этой утилитарной задачей не объясняется наличие бахромы.
женные близ Лоуланя и Турфана, были завернуты в сходные предметы [Mai et al. 2016: fig. 2а]. Очевидно, «шесты с полотнищами» изображали крестовины с подвешенными саванами. А наскальные композиции с такими петроглифами имели поминальный характер.
ВЫВОДЫ
Подводя итог, заметим, что ряд геометрических образов древнего петроглифического искусства Южной Сибири и Монголии можно связать с календарной обрядностью и погребально-поминальной практикой. При этом «параболоиды», «решетчатые фигуры» и «шесты с полотнищами» отразили разные варианты (или стадии?) антропоморфного моделирования: ряженый—чучело/кукла—макет. Этнографические материалы позволяют провести параллель между «параболоидами» и такими персонажами народных празднеств, как мать хлеба, полевой дед, зеленый Джек, король листьев и подобных, а «решетчатые фигуры» сопоставить с масленицей, Костромой, костру-бом, карнавалом и прочими. В отличие от них «шесты с полотнищами» выступали двойниками умерших, сооружавшихся при проведении поминальных ритуалов.
список ЛИТЕРАТУРЫ
Абрамзон 1971. Абрамзон С.М. Киргизы и их этно-генетические и историко-культурные связи. — Л.: Наука, 1971. — 403 с.
Акимова 1988. Акимова Л.И. К проблеме «геометрического» мифа: шахматный орнамент // Жизнь мифа в античности. Материалы науч. конф. «Вип-перовские чтения — 1985». Ч. I. — М.: Советский художник, 1988. — С. 60-97. (Жизнь мифа в античности. Вып. XVIII).
Акимова2009. Акимова Л.И. Марс и март: мартовские боги // Мартеница. Магй^ог. Март';. Verore... Материалы Круглого стола 25 марта 2008 года. — М.: Институт славяноведения РАН, 2009. — С. 30-47.
Антонова 1998. Антонова Е.В. Месопотамия на пути к первым государствам. — М.: Восточная литература, 1998. — 223 с.
Афанасьева 1979. Афанасьева В.К. Гильгамеш и Эн-киду. Эпические образы в искусстве. — М.: Наука, 1979. — 192 с.
Бесолова2008. Бесолова Е.Б. Язык и обряд: Похоронно-поминальная обрядность осетин в аспекте ее текстуально-вербального выражения. — Владикавказ: ИПО СОИГСИ, 2008. — 406 с.
Веселовский 1894. Веселовский А.Н. Гетеризм, побратимство и кумовство в купальской обрядности (Хронологические гипотезы) // Журнал
Министерства народного просвещения. — 1894. — Ч. CCXCI. — С. 287-318.
Геннеп 1999. Геннеп А., ван. Обряды перехода. Систематическое изучение обрядов. — М.: Восточная литература, 1999. — 198 с.
Дарчиева 2015. Дарчиева М.В. Лексические единицы, обозначающие атрибуты осетинского погребального обряда зазхжссжн // Родной язык. — 2015. — № 1 (3). — С. 60-83.
Дэвлет 1992. Дэвлет М.А. Древнейшие антропоморфные изображения Южной Сибири и Центральной Азии // Наскальные рисунки Евразии. Первобытное искусство. — Новосибирск: Наука, 1992. — С. 29-43.
Есин 2018. Есин Ю.Н. Об истоках иконографии оленных камней // Древние культуры Монголии, Байкальской Сибири и Северного Китая. Материалы IX междунар. науч. конф. (Красноярск, 3-7 октября 2016 г.). Т. I. — Улан-Удэ: БНЦ СО РАН, 2018. — С. 103-108.
Зельницкая2021. Зельницкая (Шларба) Р.Ш. Об одном из коллективных обрядов вызывания дождя у абхазов и кабардинцев в конце XIX — начале XX в. // Кунсткамера. — 2021. — № 4 (14). — С. 133-140.
Ильясов 2014. Ильясов Л. Петроглифы Чечни. — М.: Дизайн Хаус, 2014. — 336 с.
Йеттмар 1986. Йеттмар К. Религии Гиндукуша. — М.: Наука, 1986. — 524 с.
Календарные обычаи... Азии 1985. Календарные обычаи и обряды народов Восточной Азии. — М.: Наука, 1985. — 264 с.
Календарные обычаи... Европы 1973, 1977, 1978, 1983. Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы. Конец XIX — начало XX в. т. 1-4. — М.: Наука, 1973. — 351 с.; 1977. — 357 с.; 1978. — 295 с.; 1983. — 222 с.
Ковалев 2012. Ковалев А.А. Древнейшие статуи Че-мурчека и прилегающих территорий. — СПб.: ЛД-ПРИНТ, 2012. — 160 с.
Ковалев 2021. Ковалев А.А. Параболические и прямоугольные антропоморфы в древнем искусстве Монгольского Алтая, западной Европы и Тибета // Археологические памятники Южной Сибири и Центральной Азии: от появления первых скотоводов до эпохи сложения государственных образований. Материалы Междунар. науч. конф. (Санкт-Петербург, 19-21 апреля 2021 г.). — СПб.: ИИМК РАН, 2021. — С. 122-127.
Ковалев, Мунхбаяр 2015. Ковалев А.А., Мунхбаяр Ч. Чемурчекский ритуальный комплекс Хар Чулуут 1 в истоках реки Ховд (Кобдо) (Предварительное сообщение) // Древнейшие европейцы в сердце Азии: че-мурчекский культурный феномен. Часть II. Результаты исследований в центральной части Монгольского Алтая и в истоках Кобдо; памятники Синьцзяна и окраинных земель. — СПб.: МИСР, 2015. — С. 155-214.
Ковалев, Мунхбаяр 2021. Ковалев А.А., Мунхбаяр Ч. Плита с антропоморфным изображением из ограды чемурчекского ритуального комплекса Хула-гаш 1-1: особенности рисунка, аналогии и вопросы семантики // Известия Лаборатории древних технологий. — 2021. — Т. 17. — № 1. — С. 47-62.
Кубарев 2009. Кубарев В.Д. Памятники каракольской культуры Алтая. — Новосибирск: ИАЭТ СО РАН, 2009. — 264 с.
Кубарев 2010. Кубарев В.Д. Петроглифы Калбак-Та-ша I (Российский Алтай). — Новосибирск: ИАэТ СО РАН, 2010. — 444 с.
Кубарев и др. 2005. Кубарев В.Д., Цэвээндорж Д., Якобсон э. Петроглифы Цагаан-Салаа и Бага-Ойгура (Монгольский Алтай). — Новосибирск: ИАэТ СО РАН, 2005. — 640 с.
Кызласов 1986. Кызласов Л.Р. Древнейшая Хакасия. — М.: МГУ, 1986. — 295 с.
Ладыгина 2018. Ладыгина Ю.М. Сцены с женскими персонажами в наскальном искусстве Саяно-
Алтая в исторической ретроспективе. Дис____канд.
ист. наук. — Кемерово, 2018. — 248 с.
Левшин 1996. Левшин А.И. Описание киргиз-казачьих или киргиз-кайсацких орд и степей. — Алматы: Санат, 1996. — 656 с.
Линденау 1983. Линденау Я.И. Описание народов Сибири (первая половина XVIII века): Историко-этнографические материалы о народах Сибири и Северо-Востока. — Магадан: Книжное изд-во, 1983. — 176 с.
Липский 1956. Липский А.Н. Некоторые вопросы таштыкской культуры (II в. до н. э. — Iv в. н. э.) в свете сибирской этнографии // Краеведческий сборник. № 1. — Абакан: Хакасское книжное изд-во, 1956 — С. 9-92.
Максимов 1903. Максимов С.В. Нечистая, неведомая и крестная сила. — СПб.: Товарищество Р. Голике и А. Вильборг, 1903. — 529 с.
Молодин и др. 2021. Молодин В.И., Черемисин Д.В., Ненахова Ю.Н., Батболд Н. Святилище чемур-
чекской культуры на северо-западе Монголии // Археологические памятники Южной Сибири и Центральной Азии: от появления первых скотоводов до эпохи сложения государственных образований. Материалы Междунар. науч. конф. (Санкт-Петербург, 19-21 апреля 2021 г.). — СПб.: ИИМК РАН, 2021. — С. 127-130.
Новгородова 1989. Новгородова Э.А. Древняя Монголия. — М.: Наука, 1989. — 383 с.
Окладникова 2011. Окладникова Е.А. Решетчатые фигуры на горе Калбак-Таш (Горный Алтай) // АЭАЕ. — 2011. — № 3 (47). — С. 120-127.
Оля 1976. Оля Б. Боги Тропической Африки. — М.: Наука, 1976. — 286 с.
Пропп 1995. Пропп В.Я. Русские аграрные праздники: Опыт историко-этнографического исследования. — СПб.: Терра-Азбука, 1995. — 176 с.
Резепкин 1987. Резепкин А.Д. К интерпретации росписи из гробницы майкопской культуры близ станицы Новосвободная // КСИА. — 1987. — Вып. 192. — С. 26-33.
Ростовцев 2004. Ростовцев М.И. Miscellanea: Из журналов Русского зарубежья (1920-1939). — СПб.: Изд-во СПбГУ, 2004. — 312 с.
Рыгдылон 1959. Рыгдылон Э.Р. Писаницы близ озера Шира // СА. — 1959. — Т. XXIX-XXX. — С. 186202.
Савинов 2004. Савинов Д.Г. О стиле «тощих быков» в окуневской изобразительной традиции // Изобразительные памятники: стиль, эпоха, композиции. Материалы тематич. науч. конф. (Санкт-Петербург, 1-4 декабря 2004 г.). — СПб.: Изд-во СПбгу, 2004. — С. 246-254.
Савинов 2011. Савинов Д.Г. «Женщина-дом» (интерпретация одного из петроглифических сюжетов Калбак-Таша, Горный Алтай) // Вопросы археологии Урала. Сборник науч. трудов. Вып. 26. — Екатеринбург; Сургут: Магеллан, 2011. — С. 80-89.
Смирнов 2000. Смирнов А.М. Сюжет «загон для скота и животные» на энеолитических стелах Причерноморья: Вариант аналогий и интерпретации // Stratum plus. — 2000. — № 2. — С. 571-583.
Смирнов 2010. Смирнов А.М. Пустой дольмен: утрата источника или норма погребальной практики // Stratum plus. — 2010. — № 2. — С. 169-186.
Смирнов 1981. Смирнов В.А. Обряд «крещения» и «похорон кукушки» и купальская обрядовая поэзия восточных славян // Фольклор и историческая
действительность. — Л.: Наука, 1981. — С. 62-70. (Русский фольклор. T. XX).
Соколова 1978. Соколова В.К. Масленица (ее состав, развитие и специфика) // Славянский и балканский фольклор. Генезис, архаика, традиции. — М.: Наука, 1978. — С. 48-70.
Сумцов 1996. Сумцов Н.ф. Символика славянских обрядов: Избранные труды. — М.: Восточная литература, 1996. — 296 с.
Терещенко 2014. Терещенко А.В. Быт русского народа. Т. 2. — М.: ИРЦ, 2014. — 864 с.
Токарев 2012. Токарев С.А. Религиозные верования восточнославянских народов XIX — начала XX века. — М.: Книжный дом «Либроком», 2012. — 168 с.
Толстые 1978. Толстые Н.И. и С.М. Заметки по славянскому язычеству. 2. Вызывание дождя в Полесье // Славянский и балканский фольклор. Генезис, архаика, традиции. — М.: Наука, 1978. — С. 95130.
Фиельструп 2002. Фиельструп Ф.А. Из обрядовой жизни киргизов начала XX века. — М.: Наука, 2002. — 300 с.
Фрэзер 1983. Фрэзер Д.Д. Золотая ветвь. Исследование магии и религии. — М.: Политиздат, 1983. — 703 с.
Фрэзер 2014. Фрэзер Д.Д. Золотая ветвь. Новые плоды (исследование магии и религии). — М.: Академический проект, 2014. — 407 с.
Черемисин 2015. Черемисин Д.В. Об интерпретации одного сюжета в петроглифах Алтая эпохи бронзы («женщина-дом» и «одноногий» у порога) // Искусство Бронзового века. Материалы междунар. симпозиума (Штральзунд, Германия, 15-19 апреля 2013 г.). — Новосибирск: Изд-во НГУ, 2015. — С. 79-93.
Чибиров 2008. Чибиров Л.А. Традиционная духовная культура осетин. — М.: РОССПЭН, 2008. — 711 с.
Шишло 1975. Шишло Б.П. Среднеазиатский тул и его сибирские параллели // Домусульманские верования и обряды в Средней Азии. — М.: Наука, 1975. — С. 248-260.
Элиаде 1999а. Элиаде М. Избранные сочинения. очерки сравнительного религиоведения. — М.: Ладомир, 1999. — 488 с.
Элиаде 1999b. Элиаде М. Тайные общества. Обряды инициации и посвящения. — М.; СПб.: Университетская книга, 1999. — 356 с.
Casini 2015. Casini S. The Valtellina and Valcamonica Statue-menhirs: their Characters, Chronology and
Contexts // Искусство бронзового века. Материалы междунар. симп. (Штральзунд, Германия, 1519 апреля 2013 г.). — Новосибирск: Изд-во НГУ, 2015. — С. 94-114.
Mai et al. 2016. Mai H., Yang Y., Abuduresule I., Li W., Hu X., Wang Ch. Characterization of cosmetic sticks at Xiaohe Cemetery in early Bronze Age
Xinjiang, China // Scientific Reports. — 2016. — No. 6. — P. 1-9.
Тврбат 2019. Тербат Ц. Хэмцэгийн соёлын хадны зураг (2015 оны егуулэл) [Наскальная живопись культуры хемцег (статья 2015 года)] // Археологийн судлал [Археологические исследования]. — 2019. — Т. XXXVIII. — No. 1. — Х. 5-16. (на монг. яз.).
REFERENCES
Abramzon, S.M., Kirgizy i ikh etnogeneticheskie i istoriko-kul'turnye sviazi [Kyrgyz and their Ethnogenetic and Historical-Cultural Ties], Leningrad: Nauka Publ., 1971, 403 p., (in Russian).
Afanas'eva, V.K., Gil'gamesh i Enkidu. Epicheskie obrazy v iskusstve [Gilgamesh and Enkidu. Epic Images in Art], Moscow: Nauka Publ., 1979, 192 p., (in Russian).
Akimova, L.I., K probleme "geometricheskogo" mifa: shakhmatnyi ornament [To the Problem of the "Geometric" Myth: Chess Ornament], in: Zhizn mifa v antichnosti. Materialy nauchnoi konferenzii "Vipperov-skie chteniia - 1985", vol. 1 (Zhizn' mifa v antichnosti, vol. XVIII), Moscow: Sovetskii khudozhnik Publ., 1988, pp. 60-97, (in Russian).
Akimova, L.I., Mars i mart: martovskie bogi [Mars and March: The Gods of March], in: Martenicza. Marti^or. MapT'q. Verore... Materialy Kruglogo stola 25 marta 2008 goda, Moscow: Institut slavianovedeniia RAN Publ., 2009, pp. 30-47, (in Russian).
Antonova, E.V., Mesopotamiia na puti k pervym go-sudarstvam [Mesopotamia on the Way to the First States], Moscow: Vostochnaia literatura Publ., 1998, 223 p., (in Russian).
Besolova, E.B., Iazyk i obriad: Pokhoronno-pominal'naia obriadnost' osetin v aspekte ee tekstual'no-verbal'nogo vyrazheniia [Language and Rite: Funeral and Memorial Rites of Ossetians in the Aspect of its Textual and Verbal Expression], Vladikavkaz: IPO SOIGSI Publ., 2008, 406 p., (in Russian).
Casini, S., The Valtellina and Valcamonica Statue-menhirs: their Characters, Chronology and Contexts, in: Iskusstvo Bronzovogo veka. Materialy mezhdunarodno-go simpoziuma (Shtral'zund, Germaniia, 15-19 aprelia 2013 g.), Novosibirsk; NGU Publ., 2015, pp. 94-114.
Cheremisin, D.V., Ob interpretatsii odnogo siuzheta v petroglifakh Altaia epokhi bronzy («zhenshchina-dom» i «odnonogii» u poroga) [On the Interpretation
of One Plot in the Petroglyphs of the Altai Bronze Age ("Woman-House" and "One-Legged" at the Doorstep)], in: Iskusstvo Bronzovogo veka. Materialy mezh-dunarodnogo simpoziuma (Shtral'zund, Germaniia, 15-19 aprelia 2013 g.), Novosibirsk: NGU Publ., 2015, pp. 79-93, (in Russian).
Chibirov, L.A., Traditsionnaia dukhovnaia kul'tura osetin [Traditional Spiritual Culture of Ossetians], Moscow: ROSSPEN Publ., 2008, 711 p., (in Russian).
Darchieva, M.V., Leksicheskie edinitsy, oboznachaiush-chie atributy osetinskogo pogrebal'nogo obriada zaz-khffiss^n [Lexical Units Indicating the Aattributes of the Ossetian Funeral Rrite Zazkh^ss^n], in: Rodnoi iazyk, 2015, no. 1(3), pp. 60-83, (in Russian).
Devlet, M.A., Drevneishie antropomorfnye izobrazhe-niia Iuzhnoi Sibiri i Tsentral'noi Azii [The Oldest Anthropomorphic Images of Southern Siberia and Central Asia], in: Naskal'nye risunki Evrazii. Pervobytnoe iskusstvo, Novosibirsk: Nauka Publ., 1992, pp. 29-43, (in Russian).
Dzharylgasinova, R.Sh., Kriukov, M.V. (eds.), Kalen-darnye obychai i obriady narodov Vostochnoi Azii [Calendar Customs and Rites of the Peoples of East Asia], Moscow: Nauka Publ., 1985, 264 p., (in Russian).
Eliade, M., Izbrannye sochineniia. Ocherki sravnitel'nogo religiovedeniia [Selected Writings. Essays on Comparative Religious Studies], Moscow: Ladomir Publ., 1999, 488 p., (in Russian).
Eliade, M., Tainye obshchestva. Obriady initsiatsii i pos-viashcheniia [Secret Societies. Initiation and Initiation Rites], Moscow; St. Petersburg: Universitetskaia kniga Publ., 1999, 356 p., (in Russian).
Esin, Yu.N., Ob istokakh ikonografii olennykh kamnei [On the Origins of Iconography of Deer Stones], in: Drevnie kul'tury Mongolii, Baikal'skoi Sibiri i Sever-nogo Kitaia. Materialy IX mezhdunarodnoi nauchnoi konferentsii (Krasnoiarsk, 3-7 oktiabria 2016 g.), vol. 1,
Ulan-Ude: BNTs SO RAN Publ., 2018, pp. 103-108, (in Russian).
Fiel'strup, F.A., Iz obriadovoi zhizni kirgizov nachala XX veka [From the Ritual Life of the Kyrgyz at the Beginning of the 20th Century], Moscow: Nauka Publ., 2002, 300 p., (in Russian).
Frezer, D.D., Zolotaia vetv'. Issledovanie magii i religii [The Golden Bough: A Study in Magic and Religion], Moscow: Politizdat Publ., 1983, 703 p., (in Russian).
Frezer, D.D., Zolotaia vetv'. Novye plody (issledovanie magii i religii) [The Golden Bough. New Fruits (A Study in Magic and Religion)], Moscow: Akademicheskii proekt Publ., 2014, 407 p., (in Russian).
Gennep, A., van, Obriady perekhoda. Sistematicheskoe izuchenie obriadov [Rites of Passage. Systematic Study of Rites], Moscow: Vostochnaia literatura Publ., 1999, 198 p., (in Russian).
Il'iasov, L., Petroglify Chechni [Petroglyphs of Chechnya], Moscow: Dizain Khaus Publ., 2014, 336 p., (in Russian).
Jettmar, K., Religii Gindukusha [The Religions of the Hin-dukush], Moscow: Nauka Publ., 1986, 524 p., (in Russian).
Kovalev, A.A., Drevneishie statui Chemurcheka i pri-legaiushchikh territorii [The Oldest Statues of Che-murchek and Surrounding Areas], St. Peterburg: LD-PRINT Publ., 2012, 160 p., (in Russian).
Kovalev, A.A., Parabolicheskie i priamougol'nye antro-pomorfy v drevnem iskusstve Mongol'skogo Altaia, zapadnoi Evropy i Tibeta [Parabolic and Rectangular Anthropomorphs in the Ancient Art of Mongolian Altai, Western Europe and Tibet], in: Arkheolo-gicheskie pamiatniki luzhnoi Sibiri i Tsentral'noi Azii: ot poiavleniia pervykh skotovodov do epokhi slozheniia gosudarstvennykh obrazovanii. Materialy Mezhduna-rodnoi nauchnoi konferentsii (Sankt-Peterburg, 19-21 aprelia 2021 g.), St. Petersburg: IIMK RAN Publ., 2021, pp. 122-127, (in Russian).
Kovalev, A.A., Munkhbaiar, Ch., Chemurchekskii ritual'nyi kompleks Khar Chuluut 1 v istokakh reki Khovd (Kobdo) (Predvaritel'noe soobshchenie) [Chemurchek Ritual Complex Har Chuluut 1 at the Headwaters of the Hovd River (Kobdo) (Preliminary Report)], in: Drevneishie evropeitsy v serdtse Azii: chemurchekskii kul'turnyi fenomen. Chast'II. Rezul'taty issledovanii v tsentral'noi chasti Mongol'skogo Altaia i v istokakh Kobdo; pamiatniki Sin'tsziana i okrainnykh zemel', St. Petersburg: MISR Publ., 2015, pp. 155-214, (in Russian).
Kovalev, A.A., Munkhbaiar, Ch., Plita s antropomorfnym izobrazheniem iz ogrady chemurchekskogo ritual'nogo kompleksa Khulagash 1-1: osobennosti risunka, analogii i voprosy semantiki [Plate with an Anthropomorphic Image from the Fence of the Chemurchek Ritual Complex Hulagash 1-1: Features of the Drawing, Analogies and Questions of Semantics], in: Iz-vestiia Laboratorii drevnikh tekhnologii, 2021, vol. 17, no. 1, pp. 47-62, (in Russian).
Kubarev, V.D., Pamiatniki karakol'skoi kul'tury Altaia [Monuments of Karakol Culture of Altai], Novosibirsk: IAET SO RAN Publ., 2009, 264 p., (in Russian).
Kubarev, V.D., Petroglify Kalbak-Tasha I (Rossiiskii Altai) [Petroglyphs Kalbak-Tasha I (Russian Altai)], Novosibirsk: IAET SO RAN Publ., 2010, 444 p., (in Russian).
Kubarev, V.D., Tseveendorzh D., Yakobson, E., Petroglify Tsagaan-Salaa i Baga-Oigura (Mongol'skii Altai) [Petroglyphs of Tsagaan-Salaa and Baga-Oygur (Mongolian Altai)], Novosibirsk: IAET SO RAN Publ., 2005, 640 p., (in Russian).
Kyzlasov, L.R., Drevneishaia Khakasiia [Oldest Khakas-sia], Moscow: MGU Publ., 1986, 295 p., (in Russian).
Ladygina, Yu.M., Stseny s zhenskimi personazhami v naskal'nom iskusstve Saiano-Altaia v istoricheskoi retrospektive [Scenes with Female Characters in the Rock Art of Sayano-Altai in a Historical Retrospective], Dissertatsiia na soiskanie uchenoi stepeni kandidata istoricheskikh nauk, Kemerovo, 2018, 248 p., (in Russian).
Levshin, A.I., Opisanie kirgiz-kazach'ikh ili kirgiz-kaisat-skikh ord i stepei [Description of the Kyrgyz-Cossack, or Kyrgyz-Kaisatsky, Hordes and Steppes], Almaty: Sanat Publ., 1996, 656 p., (in Russian).
Lindenau, Ya.I., Opisanie narodov Sibiri (pervaia polovi-na XVIII veka): Istoriko-etnograficheskie materialy o narodakh Sibiri i Severo-Vostoka [Description of the Peoples of Siberia (the First Half of the 18th Century): Historical and Ethnographic Materials About the Peoples of Siberia and the North-East], Magadan: Knizh-noe izdatel'stvo Publ., 1983, 176 p., (in Russian).
Lipskii, A.N., Nekotorye voprosy tashtykskoi kul'tury (II v. do n. e. - IV v. n. e.) v svete sibirskoi etnografii [Some Issues of Tashtyk Culture (2 Century BC -4 Century AD) in the Light of Siberian Ethnography], in: Kraevedcheskii sbornik, vol. 1, Abakan: Khakasskoe knizhnoe izdatel'stvo Publ., 1956, pp. 9-92, (in Russian).
Mai, H., Yang, Y., Abuduresule, I., Li, W., Hu, X., Wang, Ch. Characterization of Cosmetic Sticks at Xiaohe
Cemetery in Early Bronze Age Xinjiang, China, Scientific Reports, 2016, no. 6, pp. 1-9.
Maksimov, S.V., Nechistaia, nevedomaia i krestnaia sila [Unclean, Unknown and Godpower], St. Petersburg: Tovarishchestvo R. Golike i A. Vil'borg Publ., 1903, 529 p., (in Russian).
Molodin, V.I., Cheremisin, D.V., Nenahova, Yu.N., Batbold, N., Sviatilishche chemyrchekskoi kul'tury na severo-zapade Mongolii [Sanctuary of Chemurchek Culture in Northwestern Mongolia], in: Arkheologi-cheskie pamiatniki Iuzhnoi Sibiri i Tsentral'noi Azii: ot poiavleniia pervykh skotovodov do epokhi slozheniia gosudarstvennykh obrazovanii. Materialy Mezhduna-rodnoi nauchnoi konferentsii (Sankt-Peterburg, 19-21 aprelia 2021 g.), St. Petersburg: IIMK RAN Publ., 2021, pp. 127-130, (in Russian).
Novgorodova, E.A., Drevniaia Mongoliia [Ancient Mongolia], Moscow: Nauka Publ., 1989, 383 p., (in Russian).
Okladnikova, E.A., Reshetchatye figury na gore Kalbak-Tash (Gornyi Altai) [Lattice Figures on Mount Kal-bak-Tash (Gorny Altai)], Arkheologiia, etnografiia i antropologiia Evrazii, 2011, no. 3 (47), pp. 120-127, (in Russian).
Olia, B., Bogi Tropicheskoi Afriki [Gods of Tropical Africa], Moscow: Nauka Publ., 1976, 286 p., (in Russian).
Propp, V.Ya., Russkie agrarnye prazdniki: Opyt istoriko-etnograficheskogo issledovaniia [Russian Agrarian Holidays: Experience of Historical and Ethnographic Research], St. Petersburg: Terra-Azbuka Publ., 1995, 176 p., (in Russian).
Rezepkin, A.D., K interpretatsii rospisi iz grobnitsy maikopskoi kul'tury bliz stanitsy Novosvobodnaia [To the Interpretation of the Painting from the Tomb of the Maikop Culture Near the Village of Novosvo-bodnaya], in: Kratkie soobshcheniia Instituta arkheo-logii, 1987, vol. 192, pp. 26-33, (in Russian).
Rostovcev, M.I., Miscellanea: Iz zhurnalov Russkogo zarubezh'ia (1920-1939) [Miscellanea: From the Journals of the Russian Abroad (1920-1939)], St. Petersburg: SPbGU Publ., 2004, 312 p., (in Russian).
Rygdylon, E.R., Pisanitsy bliz ozera Shira [Pisanitsy Near Lake Shira], Sovetskaia arkheologiia, 1959, vol. 29-30, pp. 186-202, (in Russian).
Savinov, D.G., O stile «toshchikh bykov» v okunevskoi izobrazitel'noi traditsii [About the Style of "Skinny Bulls" in the Okunev Pictorial Tradition], in: Izobrazitel'nye pamiatniki: stil', epokha, kompozitsii. Materialy tematicheskoi nauchnoi konferentsii (Sankt-
Peterburg, 1-4 dekabria 2004 g.), St. Petemburg: SPbGU Publ., 2004, pp. 246-254, (in Russian).
Savinov, D.G., «Zhenshchina-dom» (interpretatsiia od-nogo iz petroglificheskikh siuzhetov Kalbak-Tasha, Gornyi Altai) ["Woman-House" (Interpretation of One of the Petroglyphic Plots of Kalbak-Tasha, Gorny Altai)], in: Voprosy arkheologii Urala. Sbornik nauch-nykh trudov, vol. 26, Ekaterinburg; Surgut: Magellan Publ., 2011, pp. 80-89, (in Russian).
Shishlo, B.P., Sredneaziatskii tul i ego sibirskie paral-leli [Central Asian Tul and its Siberian Parallels], in: Domusul'manskie verovaniia i obriady v Srednei Azii, Moscow: Nauka Publ., 1975, pp. 248-260, (in Russian).
Smirnov, A.M., Siuzhet «zagon dlia skota i zhivotnye» na eneoliticheskikh stelakh Prichernomor'ia: Variant analogii i interpretatsii [Plot "Cattle Pen and Animals" on the Eneolithic Stelae of the Black Sea Region: Variant of Analogies and Interpretations], Stratum plus, 2000, no. 2, pp. 571-583, (in Russian).
Smirnov, A.M., Pustoi dol'men: utrata istochnika ili norma pogrebal'noi praktiki [Empty Dolmen: Loss of Source or Norm of Burial Practice], Stratum plus, 2010, no. 2, pp. 169-186, (in Russian).
Smirnov, V.A., Obriad «kreshcheniia» i «pokhoron kukushki» i kupal'skaia obriadovaia poeziia vostoch-nykh slavian [The Rite of "Baptism" and "Funeral of the Cuckoo" and the Kupol Ritual Poetry of the Eastern Slavs], in: Fol'klor i istoricheskaia deistvitel'nost' (Russkii fol'klor, vol. 20), Leningrad: Nauka Publ., 1981, pp. 62-70, (in Russian).
Sokolova, V.K., Maslenitsa (ee sostav, razvitie i spetsi-fika) [Maslenitsa (Its Composition, Development and Specificity)], in: Slavianskii i balkanskii fol'klor. Ge-nezis, arkhaika, traditsii, Moscow: Nauka Publ., 1978, pp. 48-70, (in Russian).
Sumtsov, N.F., Simvolika slavianskikh obriadov: Izbran-nye trudy [Symbols of Slavic Rites: Selected Works], Moscow: Vostochnaia literatura Publ., 1996, 296 p., (in Russian).
Terbat, Ts. Khemtsegiin soelyn khadny zurag (2015 ony egyylel) [Rock Paintings of the Hemtseg Culture], Arkheologiin sudlal, 2019, vol. 38, no. 1, pp. 5-16, (in Mongolian).
Tereshchenko, A.V., Byt russkogo naroda, T. 2 [The Life of the Russian People. Vol. 2], Moscow: IRTs Publ., 2014, 864 p., (in Russian).
Tokarev, S.A. (ed.), Kalendarnye obychai i obriady v stra-nakh zarubezhnoi Evropy. Konets XIX - nachalo XX v., vol. 1-4 [Calendar Customs and Rites in Countries of
Foreign Europe. The End of the 19 - Beginning of the 20 Century], Moscow: Nauka Publ., 1973, 351 p., 1977, 357 p., 1978, 295 p., 1983, 222 p., (in Russian).
Tokarev, S.A., Religioznye verovaniia vostochnoslavian-skikh narodov XIX — nachala XX veka [Religious Beliefs of the East Slavic Peoples of the 19 - Early 20 Centuries], Moscow: Knizhnyi dom "Librokom" Publ., 2012, 168 p., (in Russian).
Tolstoi, N.I., Tolstaia, S.M., Zametki po slavianskomu iazychestvu. 2. Vyzyvanie dozhdia v Poles'e [Notes on Slavic Paganism. 2. Causing Rain in Polesie], in: Slavi-anskii i balkanskii fol'klor. Genezis, arkhaika, traditsii, Moscow: Nauka Publ., 1978, pp. 95-130, (in Russian).
Veselovskii, A.N., Geterizm, pobratimstvo i kumovstvo v kupal'skoi obriadnosti (Khronologicheskie gipotezy) [Heterism, Twinning and Nepotism in Kupan Rituals (Chronological Hypotheses)], in: Zhurnal Minis-terstva narodnogo prosveshcheniia, 1894, vol. CCXCI, pp. 287-318, (in Russian).
Zel'nitskaia (Shlarba), R.Sh., Ob odnom iz kollektivnykh obriadov vyzyvaniia dozhdia u abkhazov i kabardint-sev v kontse XIX - nachale XX v. [About One of the Collective Rites of Causing Rain Among Abkhazians and Kabardians in the Late 19 - Early 20 Centuries], in: Kunstkamera, 2021, no. 4 (14), pp. 133-140, (in Russian).
Статья поступила в редакцию: 6.03.2022 Рекомендована в печать: 6.09.2022 Опубликована: 28.12.2022
Submitted: 6.03.2022 Accepted: 6.09.2022 Article is published: 28.12.2022
