CC BY
103
Н.А. Гончарова
Барнаул
«Овидиев текст» в поэтике М. Цветаевой (Эвридика)
«Овидиев текст» в поэтике М. Цветаевой [1] представлен, на наш взгляд, несколькими стихотворениями, по форме напоминающими «Героиды» Овидия; циклом «Сивилла», связь которого с овидиевой традицией очевидна; трагедией «Федра» и «Ариадна», а также лирический цикл «Провода», хронологически примыкающим к «Героидам» Цветаевой.
Начало «Овидиевому тексту» Цветаевой было положено в августе 1922 г., когда был написан цикл «Сивилла», состоявший из трех стихотворений. Это начало было подхвачено «Плачем цыганки по графу Зубову» (19 февраля 1923), потом послание «Офелия -Гамлету» (28 февраля 1923 г.), далее - «Офелия - в защиту королевы» (28 февраля 1923 г.). В марте был написан цикл «Федра» (два стихотворения от 7 и 11 марта соответственно), с 17 марта по 11 апреля 1923 г. - цикл «Провода». Послание «Эвридика - Орфею» датировано 23 марта 1923 г.; два стихотворения, составляющие цикл «Ариадна» - 14 и 21 апреля. В октябре 1924 г. Цветаева закончила работу над трагедией «Ариадна». Драма «Федра» (1927 г.) -последние страницы «Овидиевого текста», который организует идея страсти, рвущейся через все запреты жизни и смерти.
Биографы Цветаевой находят объяснение этой страсти в отношениях с Б. Пастернаком. Эпистолярный роман поэтов начался в 1922 г., достиг апогея в 1923 и завершился в июне 1931 г. Весь «Овидиев текст» представляет собой, таким образом, лирический дневник «невстречи наяву» Цветаевой и Пастернака [2].
Весь «Овидиев текст» объединен лирическим героем Цветаевой. Различие персонажи - Офелия, Сивилла, Федра, Ариадна (а также мужские персонажи) есть отдельные лики, отдельные воплощения души лирического героя. Так, Офелия - это чисто земная страстная душа, Тесей и Ариадна воплощают драму отказа от «земного»; Гамлет, Ипполит и Артемида - исходное бесстрастие. Позы и маски лирического героя скрывают единую сущность, сохраняющуюся и появляющуюся вновь в уже ином образе, в другом персонаже.
Определим круг мотивов, которые составляют «Овидиев текст» и сопровождают- жизнь земной души лирического героя Цветаевой. Основным здесь является ощущение греховности и низости земной любви [3], мотив разрозненной пары и стремление
переступить через себя, преодолеть границы пола и земного существования - с тем, чтобы соединиться в «жизни вечной», в инобытии. В этом заключается коренное отличие концепции любви Цветаевой от Овидиевой: у Овидия это чувство понимается как высокая страсть, внушенная богами и толкающая любящего на героические деяния.
Отношения лирического героя Цветаевой с «этим» миром складываю
так, что «здесь», на земле, гармония и покой оказываются невозможны. Жизнь разъединяет с любимым, обрывает связь, разбивает пару: «обрывается связь» [4]. Возникает мотив борьбы, бега, непреодолимого расстояния: «меж мною и
тобою - мили» (II; 155), «уехал парный мой» (II; 169), красота Ипполита «от Федры бежит» (1; 174).
Разбивая пару, жизнь соединяет с «другим» или «другой», с «не тем»: « В час распавшихся объятий Ах, с другим, невеста, ляг!» (II; 2; 295), «другая с тобой» (I; 179), любящие засыпают «врозь» (I; 179). Героиня «уступлена», «оставлена», в то время как герой пребывает с «другой» или даже «другими».
Земная любовь противоречит жизни вечной души лирического героя Цветаевой, разлучает с высшим, истинным миром, более того, ведет к физической смерти героя. В цикле «Федра» страсть не случайно «опаляет», «сушит» «палит», то есть действует губительно на лирического героя, природу которого составляет акватическое начало.
Огонь, являющийся в поэтическом мире Цветаевой символом движения и жизни [5], приобретает в контексте данного цикла противоположное значение.
Защитой от опаляющей страсти (от гибели) является «бесстрастие душ», бесплотность «заоблачного содружества», девственность и «любвеупорность». Хор юношей в трагедии «Ариадна» прославляет «...лилею, Риз белых ни разу Не мрачившу любовною скверною: Артемиду каменносердую» (II; 2; 302). Однако право на суд дается только обожженным страстью персонажам: «Принц Гамлет! Довольно царицыны недра порочить... Не девственным - суд Над страстью» (I; 171). Лирический герой парадоксально признает губительность любви и страсти - и жаждет ее, обнаруживая таким образом свою двуединую сущность.
Послание Эвридики Орфею предваряет цикл «Ариадна», однако, на наш взгляд, именно оно ставит точку в «Овидиевом тексте» Цветаевой. Душа лирического героя, завершив свое земное существование, перемещается в «призрачный дом», в царство теней.
Сохраняя ядро мифа об Орфее и Эвридике [6], Цветаева добавляет в него оригинальные черты. Если для Овидия Эвридика - второстепенный персонаж, для Цветаевой именно ее фигура становится ключевой. Земная жизнь Эвридики заканчивается - по Овидию - с «змеиным укусом». Начинается жизнь вечной души, которая в поэтическом мире Цветаевой мечется между Аидом, где она обрела забвение, и землей, где осталась ее земная любовь. Ядро Овидиевого и Цветаевского мифа составляет мотив нарушение запрета. У Овидия Орфей оглядывается вопреки запрету, у Цветаевой само явления героя в Аиде есть «превышение всех полномочий» (I; 183). Появление Орфея
растревоживает якобы бесстрастную Эвридику, которой еще «нужен покой Беспамятности» (I; 183) от не до конца пресеченной женской страсти. Отсюда запрет и ее заклинательное «не надо». Происходит своеобразная переоценка ценностей. Если Федра с болью умоляет Ипполита «утоли», «спрячь», «сумей» (I; 173), то Эвридика с той же страстностью отказывается от любимого, вообще вся их любовь оставляется Орфею [7].
Эвридика отказывается не только от чувства. Она переводит отношения мужа и жены в отношения брата и сестры: «Не надо... братьям тревожить сестер» (I; 183), пытаясь таким образом преодолеть плотское начало в себе, усмирить «зверя плотской страсти».
Мотив преодоления плотского начала и телесности является определяющим в «Овидиевом тексте» Цветаевой. Можно сказать, что в определенных частях тела лирического героя заключена его душа, в первую очередь речь идет об органах говорения: «Нельзя, не коснувшись уст, Утолить нашу душу! Нельзя, припадя кустам, не припасть и к Психее, порхающей гостье уст!» (I; 173). Бестелесность Эвридики - «ни уст, ни ланит... ни рук» (I; 173) говорит о невозможности для героев соединиться в этом мире, что воспринимается как беда, но в то же время указывает на преодоление в себе пола, на победу над «земным» собой. Вообще рождения в пол, только мужской или женский, воспринимается Цветаевой как ущербность, ограниченность [8]: «рождение - паденье в любовь ив прах» (I; 138). Отказ от любви и преодоление пола является в поэтическом мире Цветаевой более ценным для тех персонажей, которые искушены в любви, ведают страсть.
Неистовая страсть Эвридики дана ретроспективно, в прошедшем времени: «Вспомяни мои крики» (I; 173). Громкий голос здесь - голос вопиющий плоти, противопоставленный божественному голосу Орфея, обладающему спасительной силой, как и пророческий
голос Сивиллы. Орфей, спускающийся в Аид, есть уступка земному, низшему себе. Однако его голос сохраняет магическую силу, предстает голосовой дорогой, божественной лестницей вверх, к свету: «Если б Орфей не сошел в Аид Сам, а послал бы голос Свой, только голос послал во тьму, Сам у порога лишним Встав, - Эвридика бы по нему Как по канату вышла...» [9].
Ослепленность страстью не позволяет герою расслышать спасительный голос, лишает его дара внутреннего зрения, ведет к атрофии всех чувств, гибели земной души и физической смерти героя. Примечания
1. «Овидиев текст» в поэтике М. Цвеїаевсй пснимаеіся нами как система знаков, реконструированная из «Метаморфоз» и лирики Овидия и реализованная Цветаевой. См. подробнее о такого рода текстах Топоров В. Н Петербург и «Петербургский текст русской литературы»// Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. Исследования в области мифспаэтическага. М, 1995. С. 259-368.
2. См. об этом: подробнее: Айзенштейн Е. «Построен на созвучьях мир...». - СПб.;2000.
3. См.: Гончарова Н А. «Овидиев текст» в поэтике М. Цветаевой // Филология: XXI век Барнаул, 2003 (в печати).
4. Тексты воех писем, статей и стихотворения указаны по изданию: М. Цветаева. Собр. соч.: в 7 т. М, 1997. Номер тома, полутома и страницы указаны в скобках сразу после цитаты.
5. Огонь в поэтическом мире Цветаевой - не только символ движения и жизни, но и стихия, наиболее адекватная лирическому «Я», единственная среда, являющаяся проводником человеческого голоса:
((Птица - Феникс я только в огне пою!» (1/ 2; 111).
6. В «Метаморфозах» Овидия Орфей - сын фракийского речного бога Эагра, славился как певец и музыкант, наделенный магической силой искусства, которой поклонялись, не только люди, но и боги, и даже природа. Орфей участвует в походе аргонавтов, игрой на форминге и молитвами усмиряя волны и помогая гребцам корабля «Арго». Орфей женат на Эвридике и, когда она умирает от укуса змеи, отправляется за ней в царство мертвых. Пес Аида Кербер, Эринии, Персефона и Аид покорены игрой Орфея, ему обещают вер нуть Эвридику на землю, если он не взглянет на жену прежде, чем войдет в дом. Счастливый Орфей возвращается, но нарушает запрет, обернувшись к Эвридике. Она тут же исчезает в царстве мертвых. Только после смерти тень Орфея спускается в Аид и там соединяется с Эвридикой (См.: Мифы народов мира: В 2 т. Т.2. М, 1988. С. 262).
7. Светлана Ельницкая, анализируя черновики Цветаевой, пишет: «В рукописном варианте строфы 1 читаем: «О, как бы мы вас ни любили, Нам нужен, нам нужен покой!» (3, 448). В беловике Цветаева приглушает тему потребности в окончательном покое («нужен» по является лишь один раз). Кроме того, Эвридикино «мне нужен» вместо «нам нужен снижает обобщенность: вместо «всех нас», включая лирическое «Я», остается лишь частный случай Эвридики. Приглушается и упоминание Эвридикиной любви (подразумеваемой в «как бы мы вас не любили»). Подробнее: Ельницкая С. Поэтический мир М. Цветаевой. Wien, 1990. С. 196. В «Проводах» Эвридика и Ариадна схожи нескрываемой болью от разлуки с любимыми: «Ариаднино: ве-ер-нись... Эвридикино: у-у-вы» (I; 175), выраженной в умоляющих, плачущих интонациях. Однако в окончательный вариант Цветаевского мифа и в том, и в другом случае входит не жалобный, а отрешающийся персонаж. Цветаева сознательно предпочитает возвышенный вариант своих героев.
8. Не только лирика, но и эпистолярное наследие поэта дает основательный материал для такого вывода. См.: Гончарова Н. А. Указ. соч.
9. См. об этом: Ельницкая С. Указ. соч. С. 234.
