CC BY
45
Стешич Елена Сергеевна
кандидат юридических наук, Ростовский юридический институт МВД России (e-mail: [email protected])
Оценка человеческой жизни в преступлениях, связанных с убийством:
проблемы и перспективы
Автор показывает, что законодательная и правоприменительная практика фактически нивелируют конституционную оценку значимости человеческой жизни. Причины такого положения заключаются в неверных стереотипах квалификации убийств по ч. 4 ст. 111 УК РФ, отрицании косвенной причинной связи, вследствие чего действия виновных квалифицируются по «льготным» статьям, а иногда и вообще не влекут ответственности. Автор считает, что риск наступления неблагоприяных последствий преступления должен быть возложен на виновного, и высказывает предложения, как этого добиться.
Ключевые слова: высшая ценность, жизнь, убийство, причинно-следственная связь, риск наступления неблагоприятных последствий.
E.S. Steshich, Candidate of Law, Rostov Law Institute of the Ministry of the Interior of Russia; e-mail: [email protected]
Evaluation of human life in crimes related to murder: problems and prospects
The author shows that the legislative and law enforcement practice actually neutralizes the constitutional assessment of the significance of human life. The reasons for such a situation are in the incorrect stereotypes of the qualification of murders in pt. 4 of а|1. 111 of the Criminal Code of the Russian Federation, the denial of an indirect causal link, as a result of which the actions of perpetrators are classified according to «privileged» articles, and sometimes do not entail responsibility at all. The author believes that the risk of the onset of adverse consequences of the crime should be placed on the guilty party, and makes suggestions on how to achieve it.
Key words: supreme value, life, murder, cause-effect relationship, risk of adverse consequences.
В последние годы в России наблюдается снижение почти всех видов преступности, в том числе и трехкратное уменьшение количества убийств (с 30994 в 2004 г. до 10444 в 2016 г.). Этому факту в криминологической литературе находится два основных объяснения. В основе первого лежит наблюдение о благоприятных тенденциях развития преступности во всем мире, которая, существуя по собственным законам, имеет волнообразную динамику [1, с. 54]. Большинство криминологов, однако, отмечают другую причину - значительный рост латентной преступности [2, с. 26-35; 3, с. 78-83, 123]. Любую тенденциозность и предвзятость данной точки зрения исключает тот факт, что негативные характеристики преступности отмечают коллективы ученых правоохранительных ведомств, по понятным причинам не заинтересованные в драматизации оценок. «Принимая во внимание усиление в стране негативных характеристик в социально-экономической, нравственно-психологической и иных сферах общественной
жизни, - пишут авторы научного доклада, подготовленного в 2015 г. на базе Академии Генеральной прокуратуры РФ, - представляется затруднительным объяснить причины такого снижения корыстно-насильственной преступности. Предположительно снижение числа зарегистрированных преступлений происходит из-за увеличения латентной части преступности...» [4, с. 85-86; 5, с. 105-125]. Авторы утверждают: несмотря на улучшение официальных показателей, криминальная нагрузка на население не снижается.
Сомневаются в положительных тенденциях динамики убийств опрошенные нами судьи. На вопрос: «Считаете ли Вы, что в стране число убийств ежегодно снижается?», утвердительно ответили 29,4% судей. По мнению остальных, снижается только статистика, а реальная преступность остается на высоком уровне. На вопрос: «Должным ли образом защищена жизнь человека от преступных посягательств?», утвердительно ответили только 15,8% опрошенных. Остальные 84,2% судей ответили: «Нет,
41
не защищена». Свой выбор они пояснили так: «фактически отсутствует профилактика преступлений», «уголовные наказания мягкие», «неотвратимость ответственности отсутствует», «несовершенные законы», «высокий уровень бедности, способствующий преступности», «равнодушие к судьбе других людей на всех уровнях социальных отношений и власти», «кроме уголовного наказания, защиты никакой нет», «преступники не боятся уголовной ответственности», «гарантии общественной безопасности отсутствуют» (опрос проводился в 2015-2016 гг. путем анкетирования, число респондентов - 316, судьи Челябинского, Ростовского, Воронежского, Смоленского областных судов, Ставропольского и Забайкальского краевых судов, Верховного суда Республики Удмуртия).
В условиях критического состояния современного уголовного законодательства повышается значение иных регуляторов общественных отношений, в частности судебной практики, которая, как правильно отмечает И.В. Чечель-ницкий, является важнейшим механизмом установления справедливости в условиях, когда действующее законодательство «молчит» или противоречит ее требованиям [6, с. 14].
Анализ следственно-судебной практики выявил ряд дополнительных признаков неудовлетворительного состояния уголовно-правовой защиты человека. Во-первых, несмотря на рекомендации высшей судебной инстанции, до сих пор отсутствует единый подход к разграничению преступлений против жизни, сходных по объективной стороне. В основе этого, по мнению 68,4% опрошенных нами судей, лежит трудность разграничения ч. 4 ст. 111 УК РФ и ст. 109 УК РФ со ст. 105 УК РФ.
Между тем, если принимать во внимание, что убийство может быть совершено как с прямым, так и с косвенным умыслом, и четко следовать законодательной формуле видов вины, то многие «трудности» оказываются надуманными и вызванными столь же устойчивыми, сколь и неверными стереотипами, сложившимися в правоприменительной практике. «Большая группа ошибок в квалификации, - пишет Г.Н. Борзенков, - связана либо с забвением этого, либо с игнорированием косвенного умысла или неумением его установить по обстоятельствам дела... но отсутствие желания (или неустановление его по материалам дела) не равнозначно отсутствию умысла. Косвенный умысел, по определению закона (ст. 25 УК РФ), как раз и предполагает, что лицо не желало предвидимых последствий, но сознательно
допускало эти последствия либо относилось к ним безразлично» [7, с. 17].
В 87,2% из 265 изученных нами материалов уголовных дел по ч. 4 ст. 111 УК РФ есть все основания для вывода об умышленном отношении виновного к наступившим последствиям, что следовало из совокупности объективных и субъективных признаков деяния. Особенно наглядно это в тех случаях, когда способ совершения преступления однозначно свидетельствует о безразличном отношении к жизни жертвы. Так, считаем, что установление особой жестокости в механизме причинения смерти является признаком убийства и исключает любую иную квалификацию. В приговорах 4,4% изученных нами дел по ч. 4 ст. 111 УК РФ фигурировал исследуемый признак (множественные удары по голове, в том числе престарелым лицам, длительное групповое избиение с последующим поджогом вещей, надетых на потерпевшего, и т.п.), а в приговоре стандартно указывалось: «...проявляя особую жестокость, не имея умысла на убийство...». За рамками оценки остается понимание того, что особая жестокость сопровождается желанием причинить максимально возможную боль. В сочетании с умышленным причинением вреда здоровью, опасного для жизни (тяжкого), наступление смерти фактически неизбежно. Виновный, несомненно, осознает это, допускает наступление смерти или относится к этому безразлично.
Аналогично обстоит дело с «трудностями» при разграничении умышленных преступлений с составом ст. 109 УК РФ. Идеальным примером оценки по ст. 109 УК РФ является небрежное обращение с огнестрельным оружием, повлекшее смерть, причинение смерти вследствие ненадлежащего исполнения профессиональных обязанностей и т.п. Варианты квалификации множатся, если к потерпевшему применялось насилие. В 2/3 изученных уголовных дел падение потерпевшего в результате насильственных действий и получение смертельной травмы (от удара головой о пол, землю, бетон, предметы и пр.) оценивалось как причинение смерти по неосторожности.
Так, суд переквалифицировал деяние с ч. 4 ст. 111 УК РФ на ст. 109 УК РФ, указав следующее: «...конфликт между К. и В. длился менее двух минут, при этом в результате ударов рукой К. не были причинены тяжкие телесные повреждения, явившиеся причиной смерти. Эти повреждения возникли в результате неоднократного падения К. и удара об асфальтовое покрытие, что подтверждается видеозаписью
42
камеры наблюдения и заключением комиссионной судебно-медицинской экспертизы» [8]. Из судебного решения следует, что виновный к причинению тяжкого вреда здоровью якобы непричастен, с чем трудно согласиться, ибо возникает вопрос: а кто же виновен в причинении конечного результата? В описанной криминологической ситуации действуют две стороны, и, снимая вину с причинителя вреда, суд фактически перекладывает ее на потерпевшего, который неосмотрительно «неоднократно упал на асфальтовое покрытие». Анализируя этот пример, можно обнаружить, что «смягченная» квалификация в этом и аналогичных делах вызвана искусственным усечением линии развития причинно-следственных связей, начатых преступным деянием и развивающихся до наступления преступного результата [9, с. 39].
По другому похожему делу суд апелляционной инстанции не согласился с оценкой действий осужденного по ч. 1 ст. 112, ч. 1 ст. 109 УК РФ и переквалифицировал их на ч. 4 ст. 111 УК РФ, обоснованно указав, что «падение потерпевшего произошло из-за физического воздействия на него Б., наносившего ему неоднократные удары, что свидетельствует о том, что осужденный, нанося в ограниченном пространстве дома удары потерпевшему, находившемуся в состоянии опьянения, не оказывавшему сопротивления, предвидел и сознательно допускал как падение потерпевшего, в том числе на предметы окружающей обстановки, так и получение при этом любого вреда здоровью, в том числе и тяжкого. Все это свидетельствует о том, что Б. осознавал общественную опасность своих действий, предвидел возможность причинения потерпевшему тяжкого вреда здоровью и сознательно допускал такие последствия, то есть действовал с косвенным умыслом» [10].
Крайне сомнительной и оскорбительной для родственников лиц, погибших от насильственных преступлений (террористический акт, захват заложников, похищение человека, изнасилование, разбой и пр.), является формулировка обвинения о том, что деяние «повлекло по неосторожности смерть потерпевшего». Не только простому человеку, но и специалисту бывает трудно понять, как можно агрессивные насильственные действия, повлекшие смерть, сопряженные с лишением свободы передвижения и принятия решений, необходимых для поддержания жизни, пищи, тепла, лекарств и пр., увязывать с неосторожностью в отношении тяжких последствий. Ведь логика и здравый смысл подсказывают, что преступник прекрас-
но понимает: своими действиями он ставит под угрозу жизнь человека. Однако некритичное отношение следственно-судебной практики к показаниям обвиняемых, принятие мотивировки (самооправдания) за мотив действия позволяют оценивать реальные убийства как причинение смерти по неосторожности, что не имеет ничего общего со справедливостью. Так, Г. осужден по ч. 4 ст. 162 УК РФ, ч. 4 ст. 111 УК РФ за то, что в ходе разбоя нанес спящей потерпевшей в возрасте 70 лет не менее 5 ударов в область головы, а затем металлической тростью - не менее 5 ударов по различным частям тела, в частности причинив открытую черепно-мозговую травму, ушибленно-рваные раны на голове, перелом скулового отростка правой височной кости с кровоизлиянием в мягких тканях, оскольчатый перелом костей свода и основания черепа с распространением трещин по своду черепа, единичные разрывы твердой мозговой оболочки, соответствующие переломы костей свода черепа, множественные косо-поперечные переломы ребер (справа - полные 7-11-го, 8-го с повреждением париетальной плевры; слева - полные 3, 7, 11-го), контактный неполный перелом грудины, разрыв ткани нижней доли правого легкого; обширные субплевральные кровоизлияния в области корней обоих легких. От полученных повреждений потерпевшая умерла на месте преступления [11]. Учитывая престарелый возраст потерпевшей, которая практически не ходила самостоятельно, и характер причиненных повреждений, преступник не мог не осознавать высокую вероятность наступления смерти, а следовательно, действовал с умыслом на убийство.
По данным проведенного исследования, в 54 из 84 уголовных дел, связанных с причинением смерти якобы по неосторожности в ходе разбоя, вымогательства, изнасилования, похищения человека и незаконного лишения свободы, на самом деле есть все основания говорить об умышленном лишении жизни.
Считаем, что при обстоятельствах, когда один человек противоправно, умышленно и насильно вовлекает другого в сферу своей преступной власти, фактически лишая его естественных прав и свобод, гарантированных государством, он автоматически принимает на себя бремя ответственности за любые наступившие с судьбой потерпевшего неблагоприятные последствия, спектр которых он, безусловно, осознает.
На наш вопрос о том, допустимо ли презю-мирование вины лица в умышленном лишении жизни, если оно было совершено до, в про-
43
цессе или после, например, изнасилования, вымогательства, разбоя, незаконного лишения свободы, 66,4% судей ответили: «Да, допустимо, поскольку оно сопряжено с агрессивным нападением на личность, а виновный, безусловно, предвидит разнообразный ход развития событий, в том числе смерть потерпевшего, и относится к этому безразлично, т.е. действует с косвенным умыслом. Поэтому смерть, причиненная в результате совершения другого насильственного посягательства, должна признаваться совершенной умышленно»; другие 33,6% респондентов ответили: «Нет, недопустимо, ибо это объективное вменение». При анализе полученного ответа становится понятным, что здравые оценки судей идут «вразрез» с судебной практикой. Следует отметить, что в отечественной уголовно-правовой доктрине, наряду с широкой критикой оценочной теории вины, ее противники признавали и «рациональное зерно» включения в содержание вины общественной оценки преступления [12, с. 45].
В том или ином виде презюмирование вины в отношении смерти допускается в странах романо-германской правовой семьи. Упреч-ность в голландском уголовном праве презю-мируется, если жертва умирает в результате незаконного лишения свободы (ст. 282 УК Голландии), физического насилия (ст. 300 УК Голландии), вооруженного разбоя (ст. 312 УК Голландии). Обвиняемый должен доказать отсутствие вины, которая ставится ему в упрек [13, с. 76]. По уголовному праву Франции уголовная ответственность не исключается в тех случаях, когда более значительный вред исполнитель вообще не мог предвидеть (прете-ринтенциональные деликты) [14, с. 336, 477].
Не только законодательство, но и судебная практика некоторых европейских государств очень чувствительна к требованиям общественности по защите от криминальных угроз. Красноречивым примером тому является недавний приговор в Берлине двум стритрейсе-рам, осужденным к пожизненному заключению за убийство с косвенным умыслом: «хотя обвиняемые не хотели никого убивать, они принимали в расчет возможность такого исхода их гонки» [15]. Следует обратить внимание, что, судя по сообщению, столкновение допустил один из водителей, а другой осужденный, управлявший своим автомобилем и не совершивший наезд, признан соучастником убийства. Кроме того, суд не счел возможным назначить им лишение свободы на определенный срок, а применил самое строгое наказание. Не смягчила участь осужденных ни их молодость, ни преклонный
возраст погибшего, ни то, что был убит один человек. Тем самым суд, не дожидаясь массовых случаев смерти от аналогичных действий, в своем решении показал равное уважение к ценности жизни каждого человека и готовность противодействовать новым криминальным вызовам всеми необходимыми средствами.
О том, что некоторые аварии с тяжкими последствиями являются не чем иным, как убийством, совершенным с косвенным некон-кретизированным умыслом, высказывали мнение очень авторитетные ученые [16, с. 49; 17, с. 247; 18, с. 135; 19, с. 33-35]. Таким убийствам предшествуют тараны машин и автобусных остановок, высокоскоростная езда по улицам города, тротуарам, проезд на запрещающий сигнал светофора лицами, лишенными водительского удостоверения, в пьяном виде и пр. Во всех этих случаях речь не идет о «нарушении правил дорожного движения», которыми виновный дерзко и вызывающе пренебрегает. Здесь наблюдаются гедонистические мотивы, мотивы самоутверждения, доминирования, которые проявляются в демонстрации мощности своей машины, собственной исключительности, удали и веры во вседозволенность. При этом виновный (если он вменяем, а так бывает в 100% случаев) не может не предвидеть возможности смертельного травмирования других лиц, но относится к этому с безразличием. И когда такое травмирование происходит, то это никакое не нарушение правил движения, а убийство с косвенным умыслом. Нарушение правил безопасности дорожного движение является лишь «формой» преступления.
Следует заметить, что в европейских государствах уровень убийств существенно ниже, чем в нашей стране (в России в 2015 г. - 8,2 на 100 тыс. населения, в Германии - 0,4, во Франции - 0,6). В Европе более благоприятны тенденции отклоняющегося поведения (коэффициент самоубийств и намеренных повреждений в России - 19,8, в Германии - 9,9, Франции - 13,3) и, что принципиально важно, лучше социально-экономическая ситуация, минимизирующая криминальные риски (например, коэффициент Джинни, показывающий степень расслоения доходов, во Франции - 29,2, в Германии - 30,7, в России - 41,6; расходы на здравоохранение (% от общегосударственных расходов по оценкам ВОЗ) во Франции - 15,7, в Германии - 19,7, в России - 9,5; проценты населения, имеющего доступ к улучшенным санитарным удобствам, в Германии - 99,2, во Франции 98,7, в России - 72,2; ожидаемая про-
44
должительность жизни в Германии - 81,3, во Франции - 82,6, в России - 70 лет) [20].
Значит, отмечаемое ослабление толерантности к преступникам в европейских странах, более жесткий и менее гуманный подход, вследствие которого «в уголовной политике возобладал "новый реализм'', основанный на признании того факта, что попытки улучшить преступников и ресоциализировать заключенных... оказались иллюзорными» [21, с. 469], связан не столько с ухудшением криминальных реалий, сколько с усилением предупредительной функции уголовного права, направленной на профилактику, «опережение» действий преступников, максимальное снижение рисков от насильственной преступности, соблюдение прав и законных интересов в первую очередь потерпевшего.
Эту прогрессивную тенденцию наш законодатель не анализирует (теория причинности, оценка косвенного умысла), обращая внимание на институты, более либеральные по содержанию, в частности институт уголовных проступков (Германия, Франция, Италия, Испания). Идея сама по себе неплохая, однако она должна быть тщательно проанализирована специалистами. В условиях невысоких результатов борьбы с преступностью, низкого качества уголовного законодательства и практики его применения мы рискуем получить результат, прямо противоположный ожидаемому.
Учитывая изложенное, с сожалением отмечаем, что ч. 4 ст. 111 УК РФ стала, во-первых, «удобной» формулой квалификации убийств, сопряженных с другими преступлениями, совершенных несовершеннолетними, в сфере быта и досуга. Даже по резонансному факту смертельного избиения женщины в г. Орле после того, как сотрудница полиции отказалась принять сообщение, уголовное дело было возбуждено не по ст. 105 УК РФ, а по ч. 4 ст. 111 УК РФ, хотя во время разговора по телефону шла речь именно об угрозе жизни и женщина-полицейский пообещала, что, когда потерпевшую убьют, полиция приедет и зафиксирует происшедшее [22]. Кстати, сама полицейская дама объективно выступила в роли пособницы преступника, хотя сведений о правовой оценке ее действий в печати так и не появилось.
Что же тогда говорить о менее резонансных делах, в оценке которых по ст. 105 УК РФ заинтересованных, кроме семьи погибшего, фактически нет. По сути, квалификация умышленного лишения жизни по ч. 4 ст. 111 УК РФ выступает не только негласным средством статистического снижения уровня убийств, но и
способом облегчения работы органов предварительного расследования, ибо известно, что требования у судов субъектов Федерации к качеству расследования на порядок выше, чем у судов района. Для следствия важно, чтобы рассмотрение дела завершилось обвинительным приговором, а в областном суде, особенно с участием присяжных, шансы значительно снижаются. Вот и получается, что все уровни правоохранительной системы заинтересованы не в «чистоте» уголовно-правовой оценки преступления, а в массе иных сопутствующих обстоятельств.
Очень точно особенности квалификации преступлений в современной следственно-судебной практике отметила Т.В. Кленова: «Как представляется, в настоящее время в государственном управлении уголовный закон признается именно услугой, а не социальной силой. Поощряется рациональная мотивация принятия решений по уголовным делам, базирующаяся на принципе политической и экономической целесообразности» [23, с. 40].
Следственно-судебная практика абсолютизирует экспертное заключение и полностью ориентируется на установленный экспертом вид причинной связи, в связи с чем судебно-медицинская оценка, по существу, предопределяет правовую. Такое положение ошибочно. Нельзя отождествлять виды причинной связи в судебной медицине и в уголовном праве, т.к. они отражают причинность в явлениях разной природы. Судебная медицина исследует механизм (цепи) причинения в тканях, органах и системах живого организма, а уголовное право -причинение на социально-правовом уровне.
Таким образом, полагаем, что перенос риска неблагоприятных последствий с потерпевшего на преступника в гораздо большей степени отвечает принципу справедливости и приоритета охраны жизни и здоровья граждан, установленному Конституцией Российской Федерации. Из норм уголовного закона не вытекает, что один вид причинной связи имеет уголовно-правовое значение, а другой не имеет. Следовательно, требования следствия и суда по установлению «прямой» причинной зависимости незаконно и необоснованно. Считаем, что так называемая нетипичная, случайная, косвенная причинная связь, обусловленная особенностями организма потерпевшего или его физиологическим состоянием, повлиявшим на исход, не исключает и не прерывает течение причинности. Поэтому каузальную зависимость как признак объективной стороны преступления следует считать
45
установленной, если в конкретном событии она имеется в любом виде: прямая (необходимая) или косвенная (случайная).
Особенность непрямой каузальной связи (в отличие от прямой зависимости) заключается лишь в том, что она может приниматься во внимание для смягчения наказания за причинение смерти (вреда здоровью).
Если в ходе совершения насильственного преступления разворачивается «запущенная» виновным цепь причинных событий, влекущая
1. Гилинский Я. И. Социальное насилие. СПб., 2013.
2. Лунеев В. В. Теории права и криминальные реалии // Криминология: вчера, сегодня, завтра. 2015. № 1(36). С. 26-35.
3. Афанасьева О. Р. Теоретические основы криминологического исследования и минимизации социальных последствий насильственной преступности: дис. ... д-ра юрид. наук. М., 2014.
4. Законность: состояние и тенденции в 2010-2014 гг. Деятельность прокуратуры по ее обеспечению: науч. докл. / под общ. ред. О. С. Капинус. М., 2015.
5. Теоретические основы исследования и анализа латентной преступности / под ред. С.М. Иншакова. М., 2013.
6. Чечельницкий И. В. Справедливость в правотворчестве: теоретико-правовое исследование: автореф. дис. . канд. юрид. наук. М., 2014.
7. Борзенков Г. Как применять ч. 4 ст. 111 УК РФ // Уголовное право. 2009. № 5. С. 14-20.
8. Приговор Пролетарского районного суда г. Ростова-на-Дону от 27 апр. 2011 г. в отношении А.
9. Корецкий Д.А., Стешич Е.С. Анализ причинно-следственной связи при разграничении неосторожности и косвенного умысла // Уголовное право. 2014. № 4. С. 37-42.
10. Приговор № 10-513/2017 от 9 февр. 2017 г. по делу № 10-513/2017. Челябинский областной суд (Челябинская область) // Судебные и нормативные акты РФ. URL: http:// sudact.ru/regular/doc/MOFV503mW5Jw/
11. Приговор № 1-268/2015 от 3 сент. 2015 г. по делу № 1-268/2015. Октябрьский районный суд г. Ростова-на-Дону (Ростовская область). URL: http://sudact.ru/regular/doc/ LKTmmR82QilO/
12. Злобин Г.А. Виновное вменение в историческом аспекте // Уголовное право в борьбе с преступностью. М., 1981.
смерть потерпевшего, то следует исходить из того, что действия виновного совершались с косвенным умыслом на причинение смерти потерпевшему.
Предложенный подход не имеет целью усиление карательной практики. Мы исходим из требований оценки человеческой жизни в соответствии с ее конституционной значимостью, без чего не может быть достигнута социальная справедливость в преступлениях, связанных с убийством.
1. Gilinsky Ya.I. Social violence. St. Petersburg, 2013.
2. Luneev V. V. Theories of law and criminal realities //Criminology: yesterday, today, tomorrow. 2015. № 1(36). P. 26-35.
3. Afanasyeva O.R. Theoretical bases of a criminological research and minimization of social consequences of violent crime: diss. ... Dr of Law. Moscow, 2014.
4. Legality: state and tendencies in 2010-2014. Activities of prosecutor's office for it providing: sci. rep. / gen. ed. by O.S. Kapinus. Moscow, 2015.
5. Theoretical bases of a research and analysis of latent crime / ed. by S.M. Inshakov. Moscow,
2013.
6. Chechelnitsky I.V. Justice in law-making: theoretical and legal research: auth. abstr. . Candidate of Law. Moscow, 2014.
7. Borzenkov G. How to apply the pt. 4 of art. 111 of the Criminal Code of the Russian Federation // Criminal law. 2009. № 5. P. 14-20.
8. Sentence of Proletarian district court of Rostov-on-Don d.d. Apr. 27, 2011 in the relation of A.
9. Koretsky D.A., Steshich E.S. The analysis of relationship of cause and effect at differentiation of imprudence and indirect intent // Criminal law.
2014. № 4. P. 37-42.
10. Sentence № 10-513/2017 d.d. Febr. 9, 2017 in the case of № 10-513/2017. The Chelyabinsk regional court (Chelyabinsk region) // Judicial and regulations of the Russian Federation. URL: http:// sudact.ru/regular/doc/M0FV503mW5Jw/
11. Sentence № 1-268/2015 d.d. Sept. 3, 2015 in the case № 1-268/2015. October district court of Rostov-on-Don (Rostov region). URL: http:// sudact.ru/regular/doc/LKTmmR82Qil0/
12. Zlobin G.A Guilty imputation in historical aspect // Criminal law in fight against crime. Moscow, 1981.
13. The Criminal Code of the Holland / transl. from English by I.V. Mironova; sci. ed. by B.V. Volzhenkin. 2nd ed. St. Petersburg, 2001.
46
13. Уголовный кодекс Голландии / пер. с англ. И. В. Мироновой; науч. ред. Б. В. Волжен-кин. 2-е изд. СПб., 2001.
14. Уголовное право зарубежных стран. Общая и Особенная части: учеб. / под ред. И.Д. Козочкина. М., 2010.
15. Берлинских стритрейсеров приговорили к пожизненному сроку. URL: http://www. dw.com/ги/берлинских-стритрейсеров-приго-ворили-к-пожизненному-сроку/а-37730241
16. Антонян Ю.М. Психология убийства. М, 1997.
17. Лунеев В. В. Истоки и пороки российского уголовного законотворчества. М., 2014.
18. Милюков С.Ф. Отзыв официального оппонента на диссертацию «Преступления с двумя формами вины», представленную Никитиной Н.А. на соискание ученой степени кандидата юридических наук (специальность 12.00.08) // Уголовное право. 2012. № 2. С. 134-138.
19. Прохоров Л. А. Актуальные вопросы противодействия преступным нарушениям правил дорожного движения в России // Рос. следователь. 2012. № 23. С. 33-35.
20. Основные показатели здоровья в Европейском регионе ВОЗ: доклад. 2016. URL: http://www. who.int/ru/
21. Ведерникова О.Н. Уголовно-правовые проблемы борьбы с преступностью в европейских странах // Уголовное право. Актуальные проблемы теории и практики: сб. очерков / под ред. В.В. Лунеева. М., 2010.
22. Если вас убьют, мы обязательно выедем, труп опишем. URL: http://www.newsru. com/crime/25nov2016/polinterstbodyorl.html
23. Кленова Т. В. Квалификация преступлений как предмет культурно-правового анализа // Уголовная политика и культура противодействия преступности: материалы Междунар. науч.-практ. конф., 30 сент. 2016 г.: в 2 т. / редкол.: К.В. Вишневецкий, И. А. Паршина, И. В. Танага, П. В. Максимов, А.З. Хун. Краснодар, 2016. Т. I. С. 38-45.
14. Criminal law of foreign countries. The General and Special parts: textbook / ed. by I.D. Kozochkin. Moscow, 2010.
15. The Berlin street racers were sentenced to a life term. URL: http://www.dw.com/ru/berlin-streetracing-sentenced-to-life-term/a-37730241
16. Antony an Yu.M. Murder psychology. Moscow, 1997.
17. Luneev V.V. Sources and defects of the Russian criminal lawmaking. Moscow, 2014.
18. Milyukov S.F. Review of the official opponent on the thesis of «A crime with two forms of fault» submitted by Nikitina N.A. for a degree of Candidate of Law (specialty 12.00.08) // Criminal law. 2012. № 2. P. 134-138.
19. Prokhorov L.A. Topical issues of counteraction to criminal traffic offenses //Russian investigator. 2012. № 23. P. 33-35.
20. The main indicators of health in the European region of WHO: the report. 2016. URL: http://www.who.int/ru/
21. Vedernikova O.N. Criminal and legal problems of fight against crime in the European countries // Criminal law. Urgent problems of the theory and practice: coll. of sketches / ed. by V.V. Luneev. Moscow, 2010.
22. If you will be killed, we will surely leave, we will describe a corpse. URL: http://www.newsru. com/crime/25nov2016/polinterstbodyorl.html
23. Klenova T.V. Qualification of crimes as subject of the cultural and legal analysis //Criminal policy and culture of counteraction of crime: proc. of Intern. sci.-pract. conf., Sept. 30, 2016: in 2 vol. / ed. board: K. V. Vishnevetsky, I.A. Parshina, I.V. Tanaga, P.V. Maximov, A.Z. Hun. Krasnodar, 2016. Vol. I. P. 38-45.
47
