CC BY
12
ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2009. № 5
ПЛЕНАРНЫЕ ДОКЛАДЫ И ВЫСТУПЛЕНИЯ В. Гладров (Германия)
ОТРАЖЕНИЕ ЯЗЫКОВОЙ СИТУАЦИИ В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЕ РОССИИ, ЧЕХИИ И БОЛГАРИИ
1. Близкородственные славянские языки (например, русский, чешский и болгарский) различаются в настоящее время не только их лексическим составом и грамматическим устройством, но и в отношении распределения и функционирования форм их существования. Центральным при сопоставительном рассмотрении различных форм существования языков (или языковых подсистем) является понятие языковой ситуации. Это понятие было разработано в 1970-е гг. прежде всего чешским лингвистом А. Едличкой с учетом трех критериев: 1) взаимоотношение форм существования этноязыка; 2) функционирование отдельных форм существования в определенных коммуникативных ситуациях и 3) отношение носителей языка к отдельным подсистемам [1еёНска, 1978: 35-37]. В России, в отличие от Чехии и Болгарии, языковая ситуация осложняется тем, что существуют не только подсистемы русского языка, но и языки других субъектов Федерации, например татарский, удмуртский и др. Взаимодействие различных этноязыков в рамках одной коммуникативной общности я оставляю, однако, вне поля зрения моего исследования.
Языковая ситуация как в России, так в Чехии и Болгарии отличается специфическим взаимоотношением кодифицированного литературного языка и некодифицированного разговорного языка. В то время как литературный язык в этих трех странах характеризуется кодифицированностью нормы, облигаторностью употребления, дифференцированностью по функциональным регистрам и поливалентностью функционирования во всех общественных сферах [ЯеЬёег, 1995; 1зза1зсЬепко, 1974; Виноградов, 1978], разговорные разновидности русского, чешского и болгарского языков различаются по характеру варьирования. Поэтому я ставлю перед собой задачу рассмотреть специфические черты и место разговорного языка среди форм существования этноязыков в России, Чехии и Болгарии.
Чтобы сопоставить разговорный язык и его функционирование в этих странах, следует прежде всего определить точку отсчета для сравнения, отражающую существенные признаки разговорного языка. Это, во-первых, комплекс факторов, детерминирующих коммуникативную ситуацию употребления разговорного языка.
Во-вторых, это обозначение пространственного распространения разговорного языка и, в-третьих, характеристика его носителей. Эти критерии соотносятся с предложенными в свое время Э. Косериу тремя основными экстралингвистическими измерениями формы существования языка - его диафазическим, диатопическим и диа-стратическим аспектами [Coseriu, 1979].
Рассмотрим подробнее каждое из данных измерений. Диафа-зический аспект, характеризующий коммуникативную ситуацию, касается трех факторов общения, отмеченных исследовательским коллективом, возглавляемым Е.А. Земской. Имеются в виду непринужденность речевого акта, связанная с неофициальными отношениями между партнерами по коммуникации, неподготовленность общения и непосредственное участие собеседников в общении. Первичные и обязательные признаки коммуникативной ситуации можно дополнить и другими важными, но факультативными критериями: устная форма реализации разговорного языка, привлечение элементов ситуации общения, использование невербальных средств выражения (мимика, жестикуляция) и, что очень важно, диалогическое протекание разговора со сменой ролей слушающего и говорящего [Земская, 1987: 12]. В романистике в этой связи говорят о так называемой коммуникативной ситуации близости [Koch, Oesterreicher, 1990]. Данные критерии являются идентичными в анализируемых странах.
Иначе дело обстоит с диатопическим измерением. С точки зрения географического распространения русского разговорного языка существенно, что он используется в России без серьезных различий в лексике и грамматике, например, в Москве, Нижнем Новгороде, Екатеринбурге и Новосибирске. Эта констатация относится, однако, только к жителям городов, т.е. к носителям языка, выросшим не в деревне, а в большом городе. В Чехии, напротив, наблюдаются определенные различия разговорных разновидностей в Центральной Чехии, с одной стороны, и на Мораве или же в Силезии - с другой. В Болгарии также встречаются различающиеся разговорные варианты, например в западной и восточной частях страны.
Диастратическое измерение касается носителей разговорного языка, их социального статуса, возраста, пола и т.д. Решающим критерием является владение нормой кодифицированного литературного языка, что чаще всего связано с тем, что носители разговорного языка имеют среднее или высшее образование [Koester-Thoma, Zemskaja, 1995: 18].
Цель нашего исследования заключается в анализе отражения языковой ситуации в художественной литературе. При этом, однако, необходимо иметь в виду, что тексты, содержащие элементы разговорного языка, не представляют собой аутентичный материал. Приведенные ниже отрывки из художественной литературы только ими-30
тируют устройство и функционирование разговорного языка. Кроме того, следует учитывать, что в этих текстах средства разговорного языка всегда выполняют и эстетическую функцию. Анализ данного материала одновременно показывает, что тексты художественной литературы в определенной степени наглядно передают взаимодействие разных подсистем этноязыка и отношение действующих лиц к языковым средствам отдельных форм существования языка.
В дальнейшем изложении я кратко остановлюсь на некоторых элементах разговорного языка, особенно ярко проявляющихся в отобранных мной для сопоставления текстах художественной литературы России, Чехии и Болгарии.
2. Отрывок текста из пьесы Е. Гришковца представляет собой полилог. Говорящее лицо ведет беседу одновременно со своим знакомым по телефону и со своей женой. Хотя оба собеседника действующего лица не выступают на сцене, можно предположить их непосредственное участие в общении. В тексте отсутствуют диалектные выражения. Лексический состав и грамматические формы указывают на то, что говорящий является носителем кодифицированного литературного языка. Одновременно текст отражает целый ряд элементов разговорного языка. (Разговорные элементы текста выделяются жирным шрифтом.)
Разговор первый (Он и Она)
Он (разговаривает по телефону). Хорошо, хорошо!.. Это понятно... да, знаю... Да знаю я, где это. И к кому там обратиться?.. Понятно, одну секундочку, это надо записать, секундочку. (Берет ручку, перебирает разные листочки, не может найти, на чем записать.) Секундочку. о. ч-черт... (Берет газету, начинает записывать с краю газеты.) Да, записываю. (Начинает писать, потом трясет ручкой, чиркает по бумаге, опять трясет.) Вот ч-черт. Ну, это как всегда! Извините. секундочку, в доме ни одной нормальной ручки, щ-щас, подождите. (Кладет трубку возле аппарата, отходит от телефона, громко зовет.) Таня, Танечка, где моя ручка? Таня, Таня! Ч-черт. (Ищетручку, находит несколько, пробует их. Ни первая, ни вторая не пишут. Бросает их. Только третья или четвертая пишет. Берет трубку.) Алле, извините, записываю. угу. угу. семьдесят шесть?.. угу, хорошо. ладно. Но на следующей неделе, боюсь, что не смогу. Нет, нет, просто другие планы. Нет, ничего такого (смеется). Хорошо, я ему позвоню. Нет, не нужно, у меня где-то записан его телефон, и домашний тоже где-то записан. Не волнуйтесь, я ему позвоню. хорошо, хорошо, щас найду и позвоню. угу, угу. Ну все тогда, пока. ага. (улыбается). угу... да. Ну, пока. (Кладет трубку, оглядывается по сторонам.) Танечка!.. Таня! Танечка! Ну что это такое?!.. Таня! [Гришковец, 2004: 94].
В плане произношения находим реализацию слова «сейчас» как «щас». Кроме того, с помощью графических средств в тексте имитируется усиление интенсивности произношения начальных согласных в речи мужчин, ср. форму ч-черт. В сфере словообразования можно отметить употребление диминутивной формы секундочку, выражающей не смысл уменьшительности, а особое прагматическое значение. С помощью данной формы говорящий хочет создать доброжелательную атмосферу коммуникации (контактоустанавливающая функция).
Из грамматических средств бросается в глаза именительный падеж в высказывании Нет, нет, просто другие планы. Именительный падеж здесь передает целую ситуацию (У меня просто другие планы). Лексема просто при этом выступает в функции не наречия, а модальной частицы, выражающей определенный прагматический смысл: говорящий считает, что у него другие планы, являющиеся более естественными, чем те, которые имел в виду собеседник [Шимчук, Щур, 1999: 104]. Глагольная конструкция найти на чем записать является типом разговорной номинации, в котором именуемый предмет не назван. Конструктивное ядро высказывания - относительное местоимение на чем и глагол в неопределенной форме записать. Данная конструкция синонимична номинации предмета в кодифицированном литературном языке (лист бумаги). Расчлененное глагольное обозначение характерно именно для разговорного языка. Уже отмеченная выше диминутивная форма секундочку имеет незаполненную синтаксическую позицию: (Подождите) секундочку. В тексте находим целый ряд предложений, в которых отсутствует сказуемое или дополнение: Да знаю я, где это (находится); боюсь, что не смогу (прийти); щас найду (номер телефона). Кроме того, в тексте можно найти типичные для разговорного языка примеры бессоюзных сложных предложений, в частности в указаниях к действию: Берет ручку, перебирает разные листочки, (но) не может найти на чем записать.
Таким образом, приведенные специфические черты произношения, лексики, грамматики и языковой номинации иллюстрируют тот факт, что русский разговорный язык является системной разновидностью русского литературного языка [Земская, 1987: 3].
3. Перейдем теперь к рассмотрению чешского материала. В Чехии в ситуациях неофициального, неподготовленного общения образованных собеседников употребляется не разговорный литературный язык, а особая форма существования чешского языка, оЪеспа се&та. В этом и состоит основное различие между языковыми ситуациями в России и Чехии.
Причиной использования такой формы языка, как оЪеспа се§1та, является значительное функциональное расхождение между литературным языком и языком, удовлетворяющим потребности повседневного общения. Эти различия объясняются архаичной кодификацией чешского литературного языка, проведенной в первой половине XIX в. на основе чешского языка XVI в., а именно на основе языка Кралицкой Библии. В наши дни чешский литературный язык употребляется в основном в сфере образования и управления, а также в информационных программах средств массовой информации.
Как известно, современная форма существования оЪеспе севйпу развилась в первую очередь на основе широко распространенных
среднечешских диалектов. Параллельно с ней в Чехии в обиходном общении используются и другие интердиалекты - моравский и силезский.
По этой причине в Чехии не смогла сформироваться некоди-фицированная, используемая преимущественно в устном общении форма существования литературного языка. Относительно так называемого разговорного чешского языка (hovorová cestina) Ф. Данеш констатировал следующее: "Jak videt, nepocítám s existencí variety (ci útvaru) zvané "hovorová cestina", postulované nekterymi jazykovedci: její skutecná existence je podle mne chiméra ci zbozné prání" [Danes, 1999: 292]. Роль обиходного языка во многих регионах Чехии выполняет obecná cestina, которая, однако, не существует в чистом и статическом виде. Поэтому многие богемисты указывают на ее смешанный характер [Hoffmannová, Müllerová, 2000: 285; Danes, 1997: 14; Не-щименко, 2003: 212-214].
Современные художественные тексты, написанные на чешском языке, также часто имеют смешанный характер. Повседневная ситуация общения и в этом случае не может быть передана без использования элементов obecné cestiny. В следующем отрывке, несмотря на его диалогическую структуру, эти вкрапления встречаются не только в прямой, но и авторской речи [Mares, 2008].
"Uz jich asi moc nepríde..." ulehcuju to knihkupkyni Hance, s kterou se znám uz léta. "Müzem zavrít krám..."
"Pockej este chvíli. Tak pro koho sem kupovala ty chlebícky a piva? Co ted' budes psát? " zeptala se a podala mi dalsí plechovku.
"Vo fízlech... " odpovedel sem s plnou pusou vajícka z takovyho toho chlebícku, co na nej clovek potrebuje spís príbor.
"Vo fízlech?"
"No, byli sme s zenou v Pardubicích v tom archivu a tam me to napadlo. Rek sem si, ze bych se mel rozpomenout na nektery svy policajty fatal, policajty svyho zivota".
"Jeden müj bejvalej spoluzák je v Cibulkovejch seznamech..." rekla skoro septem, jako by se bála, ze nás nekdo uslysí.
"Jeden bejvalej spoluzák? Tak to más celkem dobry".
"Stejne." rekla Hanka, "stejne mi nejde do hlavy, jak to nekdo z nich moh podepsat".
"Sou lidi, co podepísou cokoliv. Treba i smlouvu s dáblem, protoze na nej stejne neverej. Neverej na to, ze peklo má zdi tlusty ctyricet tisíc kilometrü a plane v nem oheü bez svetla. "
"Coze? "
"To sem nekde vycet."
"Hele, vsad se, ze támhlety dve slecny si k tobe dou pro autogram", septala povzbudive, a kdyz nad dverma klinknul zvonek, zesiroka se na ne usmála.
"Komu?" zeptal sem se.
"Mne", rekla jedna z nich a podala mi knízku.
"Vy byste mohla bejt Markétka, takhle nejak si predstavuju Markétku".
"Prominte, já sem Lucie."
"Hele, a dou dalsí.!" septala mi Hanka.
"Komu?"
"Ivete. a moh byste mi tam napsat k narozeninám?"
3 ВМУ, филология, № 5
"Milé Ivetè k narozeninám srdecnè a uprimnè, a estè pridèlâme kyticku, a ne jenom jednu, ale protoze má narozeniny, tak to musej bejt rovnou tri—" mlel sem, aniz bych zved oci, a pak sem natáh ruku pro dalsí knízku [Sabach, 2006, 176-177.
К вкраплениям obecné cestiny относятся здесь такие лексические элементы, как существительное krám в предложении Müzem zavrít krám в значении obchod (магазин), а также фатическое слово hele, которое употребляется два раза в начале высказывания. Протетиче-ское v в vo fízlech также является фонетическим сигналом этой формы существования языка точно так же, как и утрата начального j в Sou lidi вместо Jsou lidé и в a dou dalsí вместо a jdou dalsí. Сочетание звуков ej вместо у наблюдается в bejvalej spoluzák (лит. byvyly), а также в musej bejt (лит. musí byt). Здесь наблюдается использование формы 3-го лица мн. числа, ср. также nevërej вместо nevën. Утрату l в форме прошедшего времени иллюстрируют две формы, а именно moh и natáh в авторской речи.
Рассмотренный отрывок из современной чешской художественной литературы показывает, что в Чехии обиходный язык основывается не на кодифицированном литературном языке, а на особой форме существования чешского языка obecná cestina, которая связана со среднечешским интердиалектом.
4. По сравнению с другими славянскими языками болгарский язык был кодифицирован сравнительно недавно. Здесь расхождения между непринужденным обиходным языком и кодифицированным литературным языком (книжовен език) не настолько значительны, как в случае с языковой ситуацией в Чехии [Ницолова, 1981: 264]. Однако, в отличие от русского, где разговорный язык свободен от диалектизмов, болгарский некодифицированный разговорный язык вобрал в себя региональные интердиалектные элементы. Гутшмидт говорит поэтому о «коллоквиальной форме существования языка с чертами литературного языка и диалекта» [Gutschmidt, 2002: 233]. При этом большое значение имеет тот факт, что в настоящее время в связи с географическим положением столицы страны, Софии, за-падноболгарские диалекты рассматриваются как более престижные, нежели восточноболгарские диалекты, которые еще до середины прошлого века оказывали существенное влияние на формирование болгарского литературного языка [более подробно об этом см.: Ви-денов, 1993, 1994; Ангелов, 1999]. Ср. следующие отрывки:
(1) "Ами, тъй и тъй - вика оня, - аз ще поливам!.. " "Хубаво - вика Нерадко Минев и пита втория, - ми ти к'во можеш и к'во ще правиш?" "Ами, айде, и аз ще поливам—" - вика вторият. "Хубаво - вика пак Нерадко Минев. - Ми ти бе, младеж? Ти к'во ще правиш?" - пита, значи, и третия. "Ми то, май (хъката-мъката), май и аз само т'ва мога— - вика и третият, - да поливам—" [Карастоянов, 2004: 68].
Первый отрывок содержит целый ряд случаев фонетической редукции при произношении местоимений и частиц в разговорном
языке: к'во вместо какво, т'ва вместо това, тъй вместо така, ми вместо ами. К разговорным маркированным выражениям относится также хъката-мъката.
(2) Наско се върна намръщен.
- Какаво са ме зяпнали всички?
- Не зная, миличък - Мария се бе отпуснала съвсем от уискито. - Не им об-ръщай внимание.
- Гледат ме, като че ли съм виновен за нещо.
- Виновен ли? Има си хас! За какво?
- Нямам представа. Станало ли е нещо?
- Глупости! Някакво маце отсреща се беше нафиркало. И си го изкара на сервитьора. Но не вярвам да е заради тебе [Златков, 1999: 189].
Во втором отрывке формы глаголов зяпнали и нафиркало, а также существительное маце вместо момиче являются разговорными лексемами, как и возмущенное восклицание Има си хас!
(3) - Гадове с гадове! - изпъшка тя и закова на едно място като побита. - Още ли ги нема, а? Сигурно си маат белот на последните спирки, а ти си чааакай, ако си немаш работа. [Златков, 1999: 135].
В третьем отрывке дважды употребленное нема или немаш вместо няма (ш) является результатом влияния западноболгарских диалектов на разговорный язык.
(4) - А защо не основи, строеж и въобще каквото е нужно. По проект. Мерак-лийска история!
- Ти знаеш ли колко ти е заплатата, бе? - стрелна го под вежди Пешева. - Ами моята? Хората си вдигат това-онова, ама с пари. То ако беше с мерак. [Златков, 1999: 81].
Хотя носители болгарского литературного языка избегают употребления турцизмов в ситуациях повседного общения, в этом отрывке встречаются два турцизма: мерак и мераклийска.
(5) - Бе то - отряза ги опозицията в лицето на дъщеря им Емилия (кандидат-студентка втора година). - На някои явно им избиват чивиите. Те вместо да го ударят на лайф. [Златков, 1999: 80].
- Дребна работа - скромно го даде момчето. - Но поне е веднъж в годината.
- О'кей! До скоро тогава. Смятай, че сме се договорили [Златков, 1999: 108].
Заимствования из английского языка типа лайф и о'кей в последнем отрывке отражают активный процесс современной разговорной болгарской речи, отмечаемый, как известно, и в разговорных разновидностях русского и чешского этноязыков.
Как показывает материал из болгарской художественной литературы, передача разговорного языка свидетельствует о том, что он основывается на болгарском литературном языке и характеризуется фонетическими и лексическими диалектными особенностями.
5. Итак, краткий анализ отрывков из художественной литературы последних двух десятилетий показывает, что данные тексты адек-
ватно и наглядно передают характерные черты разговорного языка. При сравнении разговорного языка в России, Чехии и Болгарии выделяется целый ряд особенностей языковой ситуации этих стран. В России средством коммуникации в ситуациях неофициального, неподготовленного и непосредственного общения служит некоди-фицированный разговорный литературный язык, в целом свободный от диалектизмов. Особенностями этой формы существования языка являются определенные редукции при произношении, специфические черты номинации предметов и ситуаций, особые черты лексики и грамматики, а также характерные способы словообразования. Языковая ситуация в Чехии характеризуетсят тем, что на большей части ее территории в качестве обиходного языка используется obecnä cestina, которая основывается на среднечешском интердиалекте и в значительной степени отличается от литературного языка особыми фонологическими чередованиями и морфологическими формами. В Болгарии в ситуациях неофициального, неподготовленного и непосредственного общения используется некодифицированный разговорный язык, обнаруживающий близость к болгарскому литературному языку, который, однако, в отличие от разговорного языка в России, не свободен от диалектных и иноязычных влияний.
Список литературы
Ангелов А. Правилата на езика в столичния квартал. София, 1999. Андреева С.В. Речевые единицы устной русской речи. Система. Зоны употребления. Функции. М., 2006. Борисова И.Н. Русский разговорный диалог. Структура и динамика. М., 2005.
Виденов М. Към типологията на езиковата ситуация на някои съвременни
славянски столици // Славянска филология. 1993. № 21. ВиденовМ. Маркеры «разговорности» софийской речи // Sprachlicher Standard und Substandard in Südosteuropa und Osteuropa / N. Reiter, U. Hinrichs, J. van Leeuwen-Turnovcovä (Hrsg.) Berlin, 1994. 320-330 (Osteuropa-Institut der Freien Universität Berlin. Balkanologische Veröffentlichungen. 25). Виноградов В.В. Литературный язык // Виноградов В.В. Избранные труды:
История русского литературного языка. М., 1978. Земская Е.А. Русская разговорная речь: лингвистический анализ и проблемы
обучения. М., 1987. Земская Е.А. Язык как деятельность. Морфема. Слово. Речь. М., 2004. Земская Е.А., Китайгородская М.В., Ширяев Е.Н. Русская разговорная речь.
Общие вопросы. Словообразование. Синтаксис. М., 1981. Нещименко Г.П. Языковая ситуация в славянских странах. Опыт описания.
Анализ концепции. М., 2003. Ницолова Р. Некоторые особенности языковой ситуции в Народной Республике Болгарии // Zeitschrift für Slawistik. 1981. № 26. Проблеми на българската разговорна реч. Велико Търново. 1-4. 1991-1998.
Шимчук Э.Г., Щур М.Г. Словарь русских частиц. Frankfurt am Main, 1999.
Coseriu E. System, Norm und Rede // Coseriu E. Sprache - Strukturen und Funktionen. Tübingen, 1979.
Danes F. Situace a celkovy stav dnesni cestiny // Danes F. a kolektiv: Cesky jazyk na prelomu tisicileti. Praha, 1997.
Danes F. Pojem "spisovneho jazyka" v dnesnich spolecenskych podminkäch // Jazyk a text. I. Vybor z lingvistickeho dila Frantiska Danese. Praha, 1999.
Gladrow W. Umgangssprache im Russischen und Deutschen. Prämissen zu einem typologischen Vergleich // Das Bild der Gesellschaft im Slawischen und Deutschen. Typologische Spezifika / W. Gladrow (Hrsg.). Frankfurt am Main, 2004 (Berliner Slawistische Arbeiten. 25).
Gutschmidt K. Bulgarisch // Lexikon der Sprachen des europäischen Ostens / M. Okuka (Hrsg.). Klagenfurt/Celovec, 2002 (Wieser Enzyklopädie des europäischen Ostens. 10).
Havränek B. Ukoly spisovneho jazyka a jeho kultura // Spisovnä cestina a jazykovä kultura. Praha, 1932.
Havränek B. K funkcnimu rozvrstveni spisovneho jazyka // Casopis pro moderni filologii. 1942. N 28.
Hoffmanovä J., Müllerovä O. Zur Variation von Schriftsprachlichkeit und Nichtschriftsprachlichkeit im heutigen Tschechischen // Sprachwandel in der Slavia. Teil 1 / L.N. Zybatow (Hrsg.). Frankfurt am Main, 2000. (Linguistik International. 4).
Issatschenko A. Vorgeschichte und Entstehung der modernen russischen Literatursprache // Zeitschrift für slavische Philologie. 1974. N 37.
Jedlicka A. Spisovny jazyk v soucasne kommunikaci. Praha, 1978.
Koch P., Oesterreicher W. Gesprochene Sprache in der Romania: Französisch, Italienisch, Spanisch. Tübingen, 1990.
Koester-Thoma S., Zemskaja E.A. Russische Umgangssprache. Berlin,1995.
Mares P. Mezi spisovnou a obecnou cestinou: K uziväni jazyka v soucasne ceske proze // Slavia. 2008. N 77.
Nicolova R. Die Varietäten des Bulgarischen und die bulgarischen Printmedien nach 1989 // Sprachwandel in der Slavia. Teil 1 / L.N. Zybatow (Hrsg.). Frankfurt am Main, 2000.
Rehder P. Standardsprache. Versuch eines dreistufigen Modells // Die Welt der Slaven. 1995. N 40.
Источники
Гришковец Е. Зима. Все пьесы. М., 2004.
Златков З. Невъзможната спирка от неговия живот. София,1999.
КарастояновХ. La Vie en Rose и други такива. Пловдив, 2004.
Sabach P. Obcansky präkaz. Praha, 2006.
