Отражение славянских обрядов и традиций в поэме А. С. Пушкина «Руслан и Людмила» Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

УДК 811. 161

ОТРАЖЕНИЕ СЛАВЯНСКИХ ОБРЯДОВ И ТРАДИЦИЙ В ПОЭМЕ А. С. ПУШКИНА «РУСЛАН И ЛЮДМИЛА»

© Я. А. Зорина

Башкирский государственный университет, Стерлитамакский филиал Россия, Республика Башкортостан, 453130 г. Стерлитамак, ул. 20 лет Октября, 91.

Тел.: +7 (3473) 43 73 29.

E-mail: [email protected]

Рассматривается отражение отдельных славянских обрядов и традиций в поэме А. С. Пушкина «Руслан и Людмила»: верования и традиции славянских народов, связанные с образом богини Лели, представленной в поэме в виде бога любви Леля; роль венка как обязательного предмета обрядовых игр весенне-летнего цикла; восточнославянские поверья, связанные с русалками. Проанализированы одни из наиболее значимых мифопоэтических символов славянского этноса - круг и символ мужского начала, мощи и силы - дуб.

Ключевые слова: языковая картина мира, этнос, образ Леля, венок, русалки, круг, дуб.

История славянского народа причудлива и полна загадок. Исследователи до сих пор не могут определить, каков был его единый праязык, откуда он пришел в Россию. Затруднения эти объясняются, прежде всего, тем фактом, что материальных свидетельств глубочайшей древности почти не сохранилось. Воссоздать языковой колорит и картину мира праславянского народа можно только посредством прочтения отдельных исторических источников и некоторых художественных текстов, в которых в той или иной форме отражаются элементы культуры славянского этноса. Ярким примером такого текста является поэма А. С. Пушкина «Руслан и Людмила», в которой поэт описал многие славянские обряды и традиции.

Так, например, в образе древнеславянского бога любви Леля (И славит сладостный певец / Людмилу-прелесть и Руслана / И Лелем свитый им венец) воплощен целый ряд верований. В славянской мифологии такого бога не было. На самом деле, как утверждают ученые, у древних славян была дочь, богиня с именем Леля. Она являлась богиней нежных, трепетных весенних ветерков, первых цветов, юной женственности. Славяне верили, что именно Леля заботится о первых, едва проклюнувшихся всходах - будущем урожае. Лелю-Весну торжественно «закликали» - приглашали в гости, выходили встречать ее с подарками и угощением. А прежде спрашивали разрешения у Матери Лады: отпустит ли дочь? Праздник «лельник» обычно праздновали 21 апреля, накануне Юрьева дня. Эти дни называли также «Красной горкой», поскольку местом действия становился холм, расположенный неподалеку от деревни. Там устраивали небольшую деревянную или дерновую скамью, на нее сажали самую красивую девушку, которая исполняла роль Лели. Справа и слева от девушки на холме на скамью укладывали приношения. По одну сторону размещался каравай хлеба, а с другой находились кувшин с молоком, сыр, масло, яйца и сметана. Вокруг скамьи раскладывали сплетенные венки [1].

Стоит отметить, что венок в обрядах и играх весенне-летнего цикла служил обязательным головным

славянские обряды и традиции, славянский

украшением девушек. Так, в восточнославянском обряде «проводов русалки» для ряженой «русалки» плели специальный венок с добавлением крапивы и делали много венков, надевая их ряженой на голову, шею, на руки, всю увешивая венками. Последующее уничтожение этих венков (выбрасывание их на кладбище, в воду, в костер и т.п.) символизировало акт изгнания «русалки» [2].

Присутствуют образы русалок и в анализируемой поэме (Там чудеса: там леший бродит, /Русалка на ветвях сидит). Русалка в восточнославянских поверьях - женский демонологический персонаж, пребывающий на земле в течение Русальной недели (неделя до или после Троицы).

Повсеместно известны представления о принадлежности русалок к миру мертвых, ср. варианты названий русалки в разных славянских языках: «навки», «мавки» (от навь - «души умерших»), «мертвушки». Считалось, что русалками становились девушки, умершие до вступления в брак, особенно просватанные («зарученные») невесты, не дожившие до свадьбы; либо девушки и дети, умершие на Русальной неделе (в том числе и утонувшие в этот период); либо младенцы, умершие некрещеными. Исследователь славянского фольклора Т. А. Агапкина пишет: «Словом «русалка» жители полесских сел называли не только персонажей определенного класса демонов (тип леших, домовых и т.п.), но и конкретных умерших в селе людей. Часто говорили: «Вон у Данилихи в роду есть русалка, дочка ж ее, Нина, зарученная умерла». Соответственно необходимость соблюдать запреты на некоторые виды работ и выполнять поминальные обычаи в течение Русальной недели распространялась прежде всего на тех, чьи умершие родственники стали русалками. По поверьям, русалки появлялись на земле на Троицкой или Русальной неделях, когда зацветала рожь: «пакуль жито красуе (т.е. цветет), русалки у жите ходять». Кроме ржаного поля, их можно было увидеть у воды, на деревьях, в поле, в лесу, на перекрестках дорог, на мосту, на кладбище. Проникали они и в дома, где прежде жили, и там прятались за печью или в углах. Появляясь из мира мертвых, русалки «из воды вылазили», «с де-

474

ФИЛОЛОГИЯ и ИСКУССТВОВЕДЕНИЕ

ревьев спускались», «из-под земли или из могил выходили», «с неба слетали», а после отведенного им срока пребывания на земле вновь уходили на свое место: в воду, в море, в ирей, на кладбище, по деревьям на небо и т.п. Наиболее традиционные места их пребывания - вода и деревья - осмысляются в народной культуре как пути перехода из мира мертвых на землю и обратно [2].

В первой песне поэмы «Руслан и Людмила» можно встретить упоминание еще об одном распространенном явлении славянских верований и традиций - круге: У лукоморья дуб зеленый; / Златая цепь на дубе том: / И днем и ночью кот ученый / Все ходит по цепи кругом. Согласно данным этнолингвистического словаря «Славянские древности» под редакцией Н. И. Толстого [3], круг является одним из наиболее значимых мифопоэтиче-ских символов, отражающих представления о циклическом времени (круг жизни, годовой круг) и об основных формах структурирования пространства -деление на «свое» и «чужое», где круг выступает как граница замкнутого охраняемого пространства.

Идея круга реализуется в ряде обрядовых действий при помощи круговых движений и предметов, имеющих форму круга. Это обходы дома, хозяйственных построек, села, полей на Рождество, Чистый четверг, Пасху, Юрьев день, перед началом сева или в экстремальных ситуациях (засуха, эпидемия и т.п.), опахивание селения, оползание храма или опоясывание, обвязывание предметов и частей человеческого тела, пролезание или пронимание через круглые отверстия. Ритуальное доение овец на Юрьев день производится через кольцо, браслет, калач с отверстием посередине, камень с круглым отверстием (у южных славян). Чтобы куры не разбегались и неслись у себя во дворе, чтобы уберечь их от хищных птиц, на Рождество их кормили в обруче, в очерченном или сделанном из соломы, веревки, вожжей круге (восточные славяне, сербы); в Словении практиковалось ритуальное кормление домашней птицы и свиней «в кругу» на Масленицу и в Страстную пятницу.

Движению по кругу придается особый магический смысл: после свадьбы свекровь и молодая, войдя в дом, трижды обходят вокруг очага; роженицу обводят вокруг стола для облегчения мучений (восточные и западные славяне); после родов женщину с ребенком на руках трижды обводили вокруг стола - этот обряд предшествовал церковному обряду очищения (Моравия и горные районы Словакии); если хочешь что-то забыть, нужно обнаженным три раза обежать вокруг дома (Закарпатье). Для защиты от ведьм, отнимающих у коров молоко, гуцулы катали деревянный обруч, обвязанный сеном. Если в канун Рождества человек, раздевшись догола, трижды обежит вокруг своего дома, а потом заглянет в окно, он увидит судьбу каждого из домочадцев в будущем году (Закарпатье).

Круговое движение является важной составляющей народных медицинских практик. Напри-

мер, больного обводят вокруг дерева, знахари обводят больное место рукой, во время приступа лихорадки больной бегает вокруг церкви, могильных или придорожных крестов. По кругу исполняются обрядовые танцы (хоровод, хоро, коло), при этом значимым является направление круговых движений: слева направо - «по солнцу» и справа налево - «против солнца», ср. направление движения крестного хода соответственно в католической и православной традиции.

Очерчивание магического круга на земле железным предметом (ножом, косой, топором), мелом, углем, красной краской, осыпание освященным маком, круговое окуривание, сопровождаемое произнесением заговоров, защищают человека от нечистой силы, ходячих покойников и ведьм.

Упоминаемый в этих же строках пушкинской поэмы образ дуба также связан с языковой картиной мира славянского народа. Он символизировал мужское начало, мощь, силу, твердость, был связан с образом громовержца Перуна, служил местом и объектом жертвоприношений. У балтийских славян дуб или священная роща, в которой преобладали дубы, считались местом пребывания божества. «По сообщению немецкого автора Герборда, в городе Штетине в земле поморян (начало XII века) был «огромный густолиственный дуб, под которым протекал приятный источник; простой народ почитал дерево священным и оказывал ему большое чествование, полагая, что здесь обитает какое-то божество». Немецкий хронист Гельмольд рассказывает о священной роще в земле вагров, одного из племен полабских славян: здесь среди очень старых деревьев росли «священные дубы, посвященные богу этой земли Прове ... Здесь был и жрец, и свои празднества, и разные обряды жертвоприношений. Сюда каждый второй день недели имел обыкновение собираться весь народ с князем и жрецом на суд» [2].

Интересен факт, что кое-где у старообрядцев-беспоповцев культовое значение дуба сохранилось вплоть до середины XIX века, когда брачный союз заключался следующим образом: парень, сговорясь с девицей, отправлялся вместе с ней к заветному дубу и объезжал его три раза кругом. В Воронежской губернии пользовался уважением древний дуб: выйдя из церкви после венчания, молодые направлялись к нему и трижды объезжали вокруг.

Наиболее раннее свидетельство о языческом жертвоприношении у дуба относится к X веку. Константин Багрянородный в трактате «Об управлении государством» сообщает о том, что на острове св. Григория (Хортица) росы (русь) «совершают свои жертвоприношения, так как там растет огромный дуб. Они приносят в жертву живых петухов, кругом втыкают стрелы, а иные приносят куски хлеба, мясо и что имеет каждый, как требует их обычай». На культовую роль дуба указывают и археологические находки: в 1975 г. со дна Днепра подняли древний дуб, в ствол которого было вставлено 9 кабаньих челюстей; в 1910 г. подобный дуб извлекли со дна

Десны (по-видимому, эти деревья использовали при совершении жертвоприношений).

Хорошим помощником дуб являлся и в народной медицине, к нему прибегали при зубной боли, грыже, грудной жабе и других заболеваниях. В конце XVIII века в Пронском уезде пользовался большим уважением толстый старый дуб со сквозным отверстием, через которое протаскивали по три раза детей, больных грыжей, после чего дерево перевязывали поясом или кушаком. В Воронежской и Саратовской губерниях больных детей носили в лес, раскалывали там надвое молодой дубок, трижды протаскивали через него ребенка, а затем связывали дерево ниткой.

Общеизвестно, что древняя языческая религия славян, отражающая особенности их мировосприятия, охватывала всю сферу духовной культуры и значительную часть культуры материальной, вернее производственной, охотничьей и собира-

тельской. Эта культура вся была проникнута убежденностью ее носителей в постоянном присутствии и участии сверхъестественных сил во всех трудовых процессах. Эту тенденцию пытался отразить в своей поэме и А. С. Пушкин, воссоздавший отдельные реалии и предметы обрядов и верований славянского народа, и тем самым отчасти восстановивший фрагменты праславянской картины мира, или, как характеризовал пространство анализируемого произведения сам поэт: Там русский дух ... там Русью пахнет!

ЛИТЕРАТУРА

1. Лель. URL: http://myiholo-gy.narod.ru/gods/slavyans/lely.html

2. Энциклопедический словарь / Под ред. Т. А. Агапкиной и др. Институт славяноведения и балканистики Российской АН. М.: ЭЛЛИС ЛАК, 1995. 416 с.

3. Этнолингвистический словарь в 5-и т. / под. общ. ред. Н. И. Толстого. Т. 3. М.: Международные отношения, 2004. С. 11-12.

Поступила в редакцию 12.04.2013 г.