CC BY
57Т.А. Листова
Институт этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН,
(г. Москва)
Отражение представлений о загробном
V / V
мире в похоронной одежде (российско-украинское-белорусское пограничье)
В статье рассмотрены специфика и трансформация похоронной одежды региона российско-украинско-белорусского пограничья. Показана связь обрядовой одежды с представлениями о загробном мире. Ключевые слова: загробный мир, одежда, представления, похороны, обряд.
T.A. Listova The Russian Academy of Sciences N.N. Miklouho-Maklay Institute of Ethnology and Anthropology (IEA) (Moscow)
Reflection of the afterlife notions in funeral clothing (Russian-Ukraine-Belarus border region.)
The paper discuss the character and transformations of funeral clothing of the Russian-Ukraine-Belarus border region. The materials collected, shows the correspondence of ritual clothing with the notions of afterlife. Keywords: afterlife, clothing, rituals, funeral,
concepts.
Похоронно-поминальной обрядности, как не раз отмечали этнографы, присуща наибольшая временная устойчивость, в результате чего она и по сей день представляет собой не отрывочный набор обрядовых сюжетов, как это свойственно, например, современной свадьбе, а достаточно цельный обрядовый комплекс, позволяющи делать выводы как относительн ее неизбежной трансформации, так и о причинах происходивших перемен мировоззренческого и социально-экономического характера. Тем не менее, не все составляющие этого комплекса в равной степени сохраняют традиционную стабильность. К числу обрядовых сюжетов, активно изменяющихся в течении XX в.,
рядческого населения, консерватизм обрядовых традиций которых не исключает, как мы увидим, внесения новых элементов в материальное оформление похорон. Третьей особенностью пограничья является своеобразие религиозной ситуации на белорусских территориях,
а именно: длительное и активное ияние униатства и католициз-а на местное население, что привело к появлению некоторых обрядовых особенностей в куль-
туре белорусов. Основой написания статьи стали собственные полевые материалы, собранные
за последние 20 лет.
-Обмывание. Приготовление
умершего к похоронам начиналось с обмывания тела, что со-
вершали обычно часа через два-
относится обязательный этап три после наступления смерти.
ритуальной подготовке к захоронению, включающий обмывание тела и одевание умершего, которые и стали объектом нашего исследования. Территориально статья ограничивается регионом российско-белорусско-украинского пограничья1, представляющего собой зону этнокультурного перехода, выявить особенности которого позволяют исследования не только в региональном, но и локальном вариантах. Спецификой региона является также длительное проживание в пограничных областях
1 Материалы собирались в Псковской, Смоленской и Брянской областях России, в Могилевской, Витебской и Гомельской областях Белоруссии, а также в Городнянском и Щор-совском районах Черниговской области Украины.
Для проведения этой процедуры предпочитали приглашать посторонних лиц одного пола с умершим, по возможности, этого правила придерживаются и сейчас. В некоторых местах, особенно в Псковской обл., а также у старообрядцев, к обмыванию допускались лишь женщины, не живущие половой жизнью. До недавнего времени в ряде сел сохранялась практика передачи всей подготовки и проведения похорон специальным людям: их деятельность, как и деревенских повивальных ба-
государственным, ни даже обычным правом, тем не менее, в сельском обществе они имели всем известный статус специалистов проведения всех похоронно-поминальных практик. Сейчас
малочисленность жителей
в сельской местности, отсутствие постоянных обмывальщиц стали причиной специального приглашения к умершему для проведения положенных процедур кого-либо из односельчан, за это им платят деньгами и зовут на поминальный обед. Женщины старшего поколения, знающие друг друга с детства, вместе выросшие и состарившиеся, часто заранее обсуждают между собой будущие похороны и соучастие в них своих подруг. «Могут и при жизни попросить кого из соседей: "Смотри, я умру, ты меня помой"» (агрогородок Холоме-рье Городокского р-на Витебской обл., 2015).
В похоронно-поминальном ритуале особенно сказывались сложности взаимоотношений православных и старообрядцев, соседствующих в течение многих лет, но еще в первой пол. XX в., во всяком случае до ВОВ, избегавших смешения. С одной стороны, у последователей старообрядчества сохранялось желание соблюсти чистоту веры, проявить уважение к своим умершим предкам, сохраняя традиционный порядок всех этапов проводов. С другой стороны, сказывались объективные факторы: отсутствие собственных наставников или священников как следствие гонений в советское время, малочисленность, постепенная размытость всего уклада жизни, что стало причиной включения православных в исполнение различных положенных действ. Во взаимоотношениях последователей двух конфессий со временем складывался своего рода регламент возможных, в том числе религиозных контактов, основные принципы которого имели локальное своеобразие. Так, по словам одной из старообрядок г. Ветка «старообрядцы ходят в православную церковь, но крестик купить или хоронить - это уж в Гомель в свою. А так - за святой водой, например, ходим
в православную. Была бы своя, ходили бы в нее» (Гомельская обл., 2008).
В практике проведения похорон вынужденные контакты с православными максимально ограничивались, допуская соучастие последних лишь в актах, не касающихся вопросов веры и своих традиций. «Бывало так, что их (в данном случае последователей Древлеправославной Церкви. - Т.Л.) хоронили православные. Но это - грех. Если древлеправославный умирает, православных не зовут обмывать, это - грех. Читают только свои. Но сейчас это уже пошло, так как не хватает [своих], сейчас не вникают» (г. Злынка Брянской обл., 2008). В свою очередь и старообрядцы, особенно старшее поколение, допускали ограниченную возможность соучастия в похоронах никониан. «(К православным, когда те умирали, ходили?) Да, если они общались, но они не очень ладили. Обмывать православного, рабская, наверное бы, не пошла Но моя бабушка не стала рабской. Да сейчас и рабов уже нет» 2 (г. Злынка Брянской обл., 2008).
Как и прежде, обмывать умершего положено теплой водой с мылом — «как следует». Все предметы, связанные с покойным, приобретают в глазах окружающих «нечистый», вредоносный характер, поэтому подлежат уничтожению. Воду от обмывания выливают или под «божий угол» снаружи дома или в специальное, известное всей деревне место, иногда куда-нибудь на дорогу, но так, «чтобы она не стояла, а пробегала» и чтобы никто, ни человек, ни животное, не могли наступить на нее. Горшок, из которого обмывали, разбивали. В наши дни
2 Категория рабских была особенно характерна для беспоповцев. Это обычно пожилые люди, прошедшие епитимью, то есть духовное очищение, и ведущие особо аскетический образ жизни.
Листова Татьяна Александровна,
к.и.н., старший научный сотрудник Отдела русского народа Институт этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН, (г. Москва)
используют таз, обычно стараются взять старый, поскольку затем его либо выкидывают, либо даже зарывают в землю. Если вода находилась в стеклянной посуде, то ее затем разбивают. Все предметы, употреблявшиеся при обмывании — солому, мыло, мочалку, и сейчас часто носят по обычаю вслед за похоронной процессией и сжигают на перекрестках — «крестах», или где-нибудь на обочине. Среди местных особенностей можно отметить следующее из дер. Старый Дедин: «Как помоют, вода должна переночевать. Нельзя сразу выливать. Переночевать - и на восходе солнца вылить где-то за пределами своей территории. А молодые... и так где-то [выливают]» (Климовский р-н Моги-левской обл., 2010). Негативный статус применявшихся при обмывании предметов позволял наделять их лечебными возможностями, вектор воздействия которых определялся свойствами мертвого тела: бесчувственность, безболезненность, тишина и т.д. При болях в руках использовали мыло, употреблявшееся при обмывании. Кроме того, считали, что если им мыть детей, то они становятся спокойнее. Указанные свойства соприкасавшихся с умершим предметов могли «снять» аналогичные по характеру заболевания живого тела. Поэтому, например, при онемении рук («руки мертвеют») рекомендовалось обвязывать их веревками, которыми были связаны руки умершего. Многие из этих суеверий сохраняются и сейчас.
Похоронная одежда. Массовый материал из разных областей пограничья позволяет говорить о том, что набор похоронной одежды в настоящее время, как и прежде, определяется представлениями о загробном существовании человека. Общим принципом в разных группах населения являлось предпочтение одежды не ношенной, как
говорят и сейчас «нужно все новое, это же на весь оставшийся век». Сейчас этого правила столь строго не придерживаются, отчасти из-за лишних расходов, но обязательными качествами похоронной одежды остаются чистота и аккуратность. Среди местных поверий, определяющих необходимость или, наоборот, исключение того или иного предмета одежды
из похоронного комплекса, можно отметить запрет надевать на умершего вещи, принадлежащие живому человеку. Здесь, безусловно, сказывается традиционное убеждение в сакрализованной связи человека и его носильной вещи, через которую может передаться смертоносный импульс, исходящий ото всего, что связано с миром мертвых. «Нельзя чужую одежду брать. Умер - надо все новое покупать или его же, но что-то нормальное. А если чья-то одежда подходит - нельзя никогда. Потому что, типа того, этот, кто отдал, вслед может уйти. Он отдает свою одежду, значит -за этим. Может быть, это в советское время родилось» (г. Климовичи Могилевской обл., 2010). Аналогичным образом остерегаются класть с умершим свое кольцо или фотографию живого человека.
Судя по дореволюционным источникам и по воспоминаниям лиц старшего поколения погребальная одежда шилась из холста, как правило с сохранением естественного белого цвета. На ноги надевали льняные самодельные тапочки или лапти, но «полегче, пореже, чтобы легче идти». Иногда эти лапти по плетению отличались от обычных. Так, на западе Смоленщины в тех случаях, когда подозревали, что покойный приходил домой, на пол сыпали муку и по отпечаткам обуви сразу отличали его следы: «обычно подошву подплетали в шашку, а сверху еще по косой подплета-
ли, а хоронили без подплетки» (с. Красное Краснинского р-на, 1986). Также поступали часто и соседи белорусы: «На ноги — недоплетенные лапти или чулки без лаптей, смотря
по завещанию. В других деревнях — лапти с онучами, а за неимением их — ноги обвязывают чистым холщевыми тряпками» (Горецкий у. Моги-левской губ.) [10, с. 561, 567].
На памяти наших собеседников старшего поколения похоронная одежда могла включать предметы, входившие
в повседневный костюм, это касалось не только православных, но и старообрядцев, в целом более устойчиво сохранявших традиционный минимализм в одежде. По словам престарелых старообрядок из д. Сафоно-во Великолуцкого р-на (попов-цы) еще в 1950-1960-е гг. «на смерть белая рубаха с длинными рукавами, сарафан и саван. Лицо совсем зарывают. Мужчины в кальсонах, сейчас костюмы. Тапочки из холста или коленкора» (Псковская обл.,1982 г.).
Еще в довоенное время при похоронах лиц старшего поколения в православных селах часто использовали традиционный костюм данной местности, который в повседневной жизни часто выходил из употребления или одевался лишь стариками. Так, жительница с. Хохлово Смоленского р-на вспоминала, что ее бабушка в 1930-м гг. была похоронена в сарафане и рубашке с поликами. В таких случаях сказывались локальные отличия традиционной одежды.
По словам жительницы с. Уриц-кое Великолуцкого р-на 1907 г.р. «здесь носили сарафаны и кокошники. Мать умерла ей кокошник и сверху платок. Кокошник мягкий, то же что повойник» (Псковская обл., 1983). На западе Смоленской обл., как и в соседних белорусских районах в погребальный наряд входили характерные для
этих мест андараки и кабат (жилетка). О включении традиционных для смоленско-белорусского приграничья элементов одежды, не характерных для более восточных районов Смоленской обл., писали и дореволюционные исследователи. Вот как выглядел похоронный костюм крестьянина из Горецкого у. Могилевской губ.: «Одевают в белую холще-вую рубаху и штаны, в жилет, если он есть» [10, с. 561]. Данная ситуация, то есть возвращение к традиционной одежде при сборах умершего в последний путь была характерна для похоронной традиции восточных славян в эти годы [5, с. 98-99].
Вместе с тем, с достаточной степенью уверенности можно сказать, что в смежных русско-белорусских районах раньше, чем на территории Севера и центра России вышло из обыкновения употреблять традиционную одежду в качестве похоронной. На востоке Смоленской обл. этот обычай сохранялся несколько дольше. В некоторых местах, например в с. Хмелита Вяземского р-на еще в 1950-60-х гг. пожилых женщин хоронили в обычных сарафанах и кофтах.
В Смоленской и Псковской областях уже в к. XIX — нач. XX в. саван на умершего надевали далеко не везде. По-видимому, в течение XX в. он постепенно выходил
из обрядового употребления. Во всяком случае, как показали опросы, местные жители на всем русско-белорусском приграничье не только не включают его в комплект похоронной одежды, но, в основном, даже не имеют представление о том, что это такое. Более традиционен саван был для обрядности восточной части Смоленщины, где он был обязательной составляющей похоронного саряжения еще в 1950-1960-е гг., а местами и позже: «Саваны были, еще моя сестра в саване. Раньше много
в саванах. Не сшивной, немного присборен» (с. Хмелита Вяземского р-на, 1996).
К сожалению, в нашем распоряжении слишком мало сведений о традиционной похоронной одежде населения данного региона и нам трудно судить о том, насколько в прошлом саван в его классическом варианте был характерен для здешних мест. В подробном описании обычаев Себежского у. из РГО, относящимся к середине XIX в., саван в качестве обязательной похоронной одежды не назван. Автор лишь подчеркивает простоту одежды и преобладание белого цвета: «Умершего обмывают, одевают в белую чистую рубаху, белые штаны, женщину — в юбку, на ноги одевают преимущественно новые легкие ла-зовые лапти» [11, с. 10]. Как конфессиональную особенность своих соседей - старообрядцев наличие савана отмечают жители с. Рыкалево Невельского р-на Псковской обл. «саван -то только у староверов» (2007). Записанные во время экспедиций реальные ситуации, связанные с оформлением похорон, показывают приверженность старообрядцев традициям предков даже в тех случаях, когда они уже отошли
от старообрядческого уклада жизни вплоть до допущения молитв в православных храмах. В их консерватизме сказывается не только боязнь оскорбить традиции предков, но и страх отвечать в загробном мире за измену своей вере. По воспоминаниям пожилой жительницы г. Ново-зыбкова ее бабушка была из старообрядческой семьи, но ходила в православную церковь и старообрядцев называла раскольниками. Тем не менее, готовясь в последний путь, она приготовила себе рубаху, сарафан на пуговках и лестовку, правда, не включила в данный набор саван (2010).
К сожалению, неясность терминологии не всегда позволяет определить, идет ли речь в источнике о наиболее характерном для русской традиции саване - мешкообразной одежде, полностью закрывающей человека, или имеется ввиду просто покрывало. Последний вариант принят в церковных руководствах по погребальному убранству, причем в изданиях не только советского
и постсоветского времени,
но и в дореволюционных.
«Саван - это холст редкой ткани с изображенным на нем черной краской распятием с предстоящими, а вокруг изображения молитва "Святый Боже"». В цитируемом руководстве указано, что данный погребальный атрибут запрещен Указом Святого Синода от 30 июня 1886 г. (№ 2373) к продаже, поскольку «на умерших не должны быть возлагаемы саваны
со священными изображениями» [9, с. 221]. В современном издании Смоленской епархии дается следующее определение: «Саван - белый покров без священных изображений. В руки икона или крест» [7, с. 26].
При очевидном сходстве похоронных обычаев смежных русско-белорусско-украинских территорий, государственно-административная граница показывает отличия в некоторых деталях снаряжения умершего, в том числе в порядке покрытия тела. Эти отличия имеют, по-видимому, характер давних устоявшихся традиций, связанных с историей регионов, испытывавших влияние разных религиозных культур. Реальное видение человека в загробном мире, что особенно присуще представлениям белорусов, в том числе и современным, становится причиной оставления у умерших открытыми ног и лица, у украинцев чаще одного лица. Обычное объяснение - умершему нужно ходить и видеть «там».
Начиная с 1990-х гг. похороны обычно сопровождаются церковным обрядом, при этом священники пытаются добиться соблюдения православного порядка проводов умершего: после совершения таинства тело должно быть покрыто целиком. Но данный порядок противоречит видению загробной жизни украинцев и белорусов пограничного региона. Как сетовал священник из д. Столбун Ветков-ского р-на Гомельской обл.: «лицо открывают, потому что надо, чтобы ходил. Я говорю, он уже ходить не будет. Я говорю: покрывается полностью. Три книги принес показал, что полностью. Почему Вы не хотите»? - А так!» (2010). Нарушение традиции вызывает, по уверениям жителей, недовольство умерших, о чем, как это повсеместно распространено, сообщается во снах. «У нас принято лицо не закрывать. А маму мою похоронили. Батюшка сказал, чтобы лицо прикрыли. И сон: говорит: "Все мне жарко, но так мне трудно дыхать". Вот, воздуху не хватае» (г. Семеновка Черниговской обл., 2009). Желая создать своим близким максимально комфортные условия пребывание на «том» свете, жители белорусского приграничья, даже не вступая в споры со священниками, тихо,
но упорно следуют своим традициям. «Священник отпевал и закрыл лицо. А у нас не закрывают. А потом уже открыли» (пос. Корма Добрушско-го р-на Гомельской обл., 2007).
Специфику покрытия тела как одно из отличий своих обычаев от смежных белорусов отмечают жители приграничных российских сел «Маму в Белоруссии хоронили, там сказали, что лицо не надо закрывать. А у нас закрывают» (с. Алушково Краснинского р-на Смоленской обл. 2015).
Православные священники, по-видимому, не без основания
приписывают обычаи жителей белорусских районов влиянию католичества, по канонам которого тело можно не покрывать. По словам священника из г. Се-меновка Черниговской обл. «лицо надо закрывать. Это знаменует, что умерший всю жизнь находился под покровом церкви. Еще и саван его называют. Это и в книге, и по терминологии сейчас. А люди не называют так. Люди не покрывают, это больше католический обычай. Это больше не к Богу, а к людям, к сожалению. Приоритет человека перед Божьим» (2009).
Не меньшее значение имеет и длительное нахождение белорусов и, в меньшей степени, украинцев, на периферии влияния православной церкви, сохранение униатства до 1839 г. Переход из одной религии в другую (православие - униатство (или католичество) - православие), маргинальное положение по отношению к религиозным центрам, регулирующим жизнь своей паствы -все то позволяло сохраняться и развиваться собственным религиозным традициям. Покрытие тела полностью по-прежнему принято у старообрядцев по обе стороны границы, а также и у православных жителей пограничных российских районов, традиции которых складывались под более регулярном и контролирующим воздействием православной церкви.
При нераспространенности традиции одевания савана в регионе пограничья, сходная по типологии, завершающая этап одевания умершего, одежда, существовала и здесь. В этой связи нам кажется интересным подробное описание похоронной одежды Поречского у. Смоленской губ.: «Поплакав, сын и три старика соседа раздели умершего и стали мыть его теплой водой, затем надели белые порты, завернули ноги в белые онучи, поверх лапти новые с тонкими
веревочными оборками, на тело новую холстинную рубаху, опоясанную красной тесемкой, а поверх рубахи натянули короткую чухменьку (белая кофта без складок сзади) и в таком наряде оставили на той постели, где лежал, будучи больным. Лет 10 назад на голову умершего надевали еще колпак, который шился из треугольного плата, длинной стороной которого охватывалась голова, противоположный конец откидывался на подушку,
к концу приделывалась кисточка, на лбу вышивался крест красными шерстяными нитками. (Судя по описанию данный «колпак» сходен с куколем — погребальным головным убором, специфичным, по мнению
Г.С. Масловой для Русского Севера [5, с. 90]. Поверх рубахи надевали длинный холст без складок сзади, который назывался носовом. На умершую женщину надевали длинную рубаху, сарафан, фартук, пояс, на шею повязывали ситцевый платок, сложенный на угол. Поверх сарафана — чухменька, только со складками назади, а раньше вместо него длинный халат, тоже со складками; голову замужней женщины обвязывали так, как она ходила при жизни, а девушкам обыкновенным образом на голову платок» [13, с. 20]. По данным петербургских исследователей, аналогично выглядел завершающий элемент похоронного костюма
и в пограничном Себежском р-не Псковской обл: «Шили асобен-ный такой халат, адевали этыт халат. Называли насов. А при мне уже адевали так, как и живой хадил. Насов называли такой — ну, он целиком такой халат, с капишоном» [9, 584]. Одежда под названием носов (насов) была широко распространена в Белоруссии и на белорусско-русском погра-ничье. «Старинная одежда для умерших - насов - как халат с капюшоном» [10, с. 584]. Как
знаковый признак покойника эта одежда использовалась во время святочных ряженей. «На новый год рядились. Делали мужика: белое одеваешь (насо-вик был и платок белый) - как покойник». (с. Лабынщина Усвятского р-на Псковской обл) [2, с. 155]. По данным известного дореволюционного исследователя культуры белорусов И.И.Носовича носов представляет собой «нечто вроде рубахи из холста, которую крестьяне надевают поверх одежи» [4, с. 712]. По данным энциклопедии «Этнография Белоруссии» носов - верхняя одежда из белого домотканного полотна, похожа на халат. Данный тип одежды был распространен в Витебской губернии, на севере Минской и Могилевской областей, а также на западе Смоленщины и Псковщины. По-видимому близок, как к носову, так и савану тот вариант завершающей похоронной одежды в Витебской губ, о котором писал белорусский этнограф
П.В. Шейн: умершего одевали «в полную летнюю одежду, то есть поверх нижнего белья в балахон (который
и перепоясывается) на голову большую шапку» [10, с. 518].
Надевание шапки
на мужчину в гроб не было в целом характерно для русской традиции, но имело, по-видимому, распространение на Смоленщине, как и в соседней Белоруссии. Данные об этом есть из разных белорусских губерний. По сообщению П.В. Шейна крестьяне Минской губ так объясняли этот обычай: «В гроб на голову новую шапку, в руки платочек — для того, чтобы он на том свете не встретился с покойниками с голой головой и руками» [10, с. 534]. Явление умершего на тот свет верующими людьми воспринималось как явление к «Богу», и потому логичным, казалось бы, соответствие ситуации с головным убо-
ром умершего порядку пребывания мужчины в храме, то есть без головного убора. Повседневный головной убор на умершем являлся отступлением от церковной традиции. Но, видимо, живые собирали умершего, имея ввиду не только то, в чем он предстанет перед Всевышним, но и в чем он будет продолжать свое существование. В.Н. Добровольский приводил следующий комментарий крестьян по поводу «неправильности» своего обычая: «Сымай колпак, коли хошь, а мы ня будим. Он нам так приказал» [1, с. 307].
Компромиссным вариантом было положение шапки, как и других необходимых для будущей жизни вещей, в гроб. Этот обычай, также не находивший поддержки церкви, входил в практику обряживания умершего и в XIX в. «При погребении простолюдинов с боку умершего полагают шапку им ношеную, а скрывают от священника,
в голову умершего ставят с водкою бутылку, это делают незаметно, и тем только, которые отличались при жизни постоянным пьянством» (Окрестности г. Суража Витебской губ.) [12, с. 4]. В настоящее время на белорусской и украинской территории пограничья при похоронах мужчины головной убор, как правило, кладут просто в гроб. Независимо от времени похорон это обычно кепка. Никаких более-менее внятных обоснований по поводу данного обычая местные жители обычно не дают. Приведу одно из немногих: «Мужчине шапку или шляпу рядом. (Зачем?) Может присниться, что я здесь голый хожу. Тогда ходят и зарывают» (с. Шептаки Новго-род-Северского р-на Черниговской обл., 2009). Данный порядок снаряжения мужчины в гроб в настоящее время столь обязателен, что отсутствие по каким-то причинам головного убора
приводит к остановке процедуры захоронения для исправления ситуации, что мы и наблюдали в 2015 г. в Костюковичском р-не Могилевской обл. Данный обрядовый элемент входит в современную традицию жителей западной части российского пограничья. По прежнему головной убор не фигурирует в порядке сборов мужчины в гроб у старообрядцев, что, по их мнению, является одним из отличий их традиций
от традиций окружающих никониан: «Мужчинам православные шапку кладут, мы - нет» (д. Ого-родня Гомельская Добрушского р-на Гомельской обл., 2012).
Сейчас пожилые люди, особенно женщины, заблаговременно готовят себе сами одежду «на смерть», обычный набор ее соответствует повседневной. Она шьется из покупных материй различных цветов, на молодых принято надевать одежду «поярче», на пожилых — потемнее, но в черной одежде, женщин, как правило, не хоронят. В связи с этим можно привести существующее сейчас на смежной территории невельско-городокского (Псков-ско-Витебского) пограничья видение последствий захоронения в одежде черного цвета. В соответствии с наиболее распространенным вариантом контактов с «тем светом», сведения предаются через сонные видения. Приведу информацию, полученную от жительницы с. Ми-шутино Городокского р-на: «Одна женщина рассказывала. Похоронили одну. Не знаю в каком возрасте. И одели на нее черное платье. Вот она приснилась. Как будто она идет, а та, умершая, стоит под дождем. Говорит: "Ты чего тут стоишь?" А она рыдает, говорит: "Да вот вы мне сделали. Я теперь всю жизнь буду стоять под дождем, пока не будет на мне одето светлое платье или кофта с юбкой". Это я слышала в деревне» (Витебская обл.,
2002). Еще более определенно ситуация обозначена в рассказе женщины из Невельского р-на: «Не надо черного. А то, как она туда входит, то будет вставать под воротами, пока все это черное с нее не смоется» (дер. Пу-гачиха, Усть-Далысская вол.) (Псковская обл., 2002). Рассказы такого рода несут некую дидактическую нагрузку, они должны напоминать о том, что отправление на тот свет, то есть к Богу, для самого умершего не может быть знаком траура, а царство Божие не может ассоциироваться с черным цветом. Их появление, скорее всего, результат оживления религиозной жизни и характерной для народного православия передаче христианских идей через понятные «зримые» сюжеты. Для нас не менее интересным является наличие подобных представлений, не встретившихся в других местах, на смежных территориях, что, скорее всего, свидетельствует о постоянном обмене ин-формациями, в том числе и информациями религиозного характера.
В качестве локального варианта можно отметить запрет на употребление красного цвета в похоронной одежде в пос. Андраны Мстиславльского р-на. По словам пожилой женщины, переселившейся сюда
из чернобыльской зоны Чири-ковского р-на «здесь красного не вяжут, платка красного не вяжут на смерть. Я себе купила красненький на смерть, а мне сказали, что не надо - "тады скоро будет покойник из своего роду. Кровный свой"» (Могилев-ская обл., 2012). Аналогичное поверие существовало
и в соседней Гомельской области [8, с. 67].
В подготовке одежды в настоящее время, как и прежде, главную роль играют представления о характере загробного существования, важное значение имеют также обще-
принятые в каждой местности стандарты и даже личные вкусы и предпочтения в тех случаях, когда речь идет о женском костюме. В целом можно отметить интересную деталь, характерную не только для данного региона. На смену общепринятому
в каждой отдельной местности похоронному костюму, главными чертами которого были традиционность, строгость, употребление белой домотканной одежды, что соответствовало «белым ризам» Христа (аналогично этому при крещении употреблялись белые пеленки — «ризки»), пришел костюм, состоящий, в основном, из тех же элементов одежды, что и обычный наряд человека определенного пола и возраста.
На комплектование похоронного костюма в традиционной культуре влияло убеждению в том, что лишь душа предстанет перед Богом, тогда как тело необходимо подготовить
к тлению, в данном контексте холщевая одежда наиболее соответствовала возвращению в природный мир. Этот явно христианизированный подход к пониманию функции похоронной одежды сменился большей заботой о внешнем виде, что свидетельствует о том, что себя в загробном мире люди склонны видеть именно в той одежде, в которой они были захоронены. В связи с этим при подготовке имеет значение и внешний вид одежды, и ее удобство. «Мама все приготовила. Ну, домой человек собирается, поэтому она и хочет быть красивой. И платок у нее красивый с блестками» (г. Лиозно Витебской обл., 2005); «У меня такое представление, как наряжусь, так и пойду домой» (Там же). В качестве примера приведу довольно типичный набор похоронной одежды, приготовленный жительницей с. Каспля Смоленского р-на: платье шелковое («говорят, в шелковом нехорошо, нужно
шерстяное, чтобы потеплее, но мне захотелось»), комбинация шелковая, кофта шерстяная, чулки, тапочки, покрывало -«все шила на машинке, а раньше на руках из свойского холста». Ее маму в 1960-е годы хоронили «в кофте с юбкой. Платочек на голову белый». Шерстяная кофта - практически обязательный элемент похоронной одежды приблизительно с 1960-1970-х гг., особенно при похоронах женщин среднего и пожилого возраста. Отчасти это объясняется тем, что мир мертвых ассоциируется с холодом. В то же время хорошая шерстяная кофта и сейчас входит в понятие «приличного» костюма пожилой женщины. Для ношения вне дома. Как пояснила жительница пос. Андраны «кофту шерстяную на женщин [в гроб] одеют, и летом, и в жару тоже. Как-то неприлично без кофты, даже если и платье с длинными рукавами» (Мстиславльский р-н Мо-гилевской обл., 2005).
Параллельно, хотя и менее распространено, представление о том, что на тот свет человек отправится в той одежде, в какой его застала смерть. Беседы с женщинами пожилого возраста показывают, что кроме представлений о загробном мире и уважения к родным, действиями родных при одевании и снаряжении умерших руководит и задача не вызвать осуждение общества. «(В какой одежде положат, в той и придешь туда?) Нет, говорят, в какой умрешь, в тый одежде душа и будет. (А зачем тогда хорошая одежда для похорон?) Ну, как ты будешь лежать на куте и приятно будет, что люди будут видеть, як же ты хоронишь, что одето. Человек же жил, и ты не жалей ему» (г. Лиозно Витебской обл., 2015).
Трансформации в наборе предметов «смеретной» одежды определялись изменениями в костюме в целом,
По многочисленным воспоминаниям пожилых женщин включение в набор женского белья трусов (штанов) медленно, но окончательно привело
к включению данного элемента и в одежду на смерть. Распространению данной практики способствовали, как и в других случаях, рассказы о сонных явлениях тех, кто не захотел нарушать старые традиции. «Одна тут умирала и просила: "только трусы мне не одевайте". Так и сделали. И еще до 40 дней. снится, говорит: "О, дочечка, мне так холодно. Ты мне трусы не одела. Все в трусах, а я без трусов". Я ей посоветовала закопать в могилу, она так и сделала. И перестала снится». (с. Тимоно-вичи Семеновского р-на Черниговской обл., 2012).
Один из наиболее часто и многофункционально использовавшихся обрядовых атрибутов региона - полотенце (рушник), разнообразно и его использование в похоронной обрядности, в том числе и в одевании женщин в гроб. В данном случае не приходится говорить о какой-либо устоявшейся общей традиции, но лишь о локальных особенностях. Так, в д. Варваровка Хотимского р-на Могилевской обл. «как умрет женщина ей полотенце вешают на левую руку в гроб. Она встанет, умыет-ся - и цап - полотенцем утрется. Вышиванное» (2004). Более сложно, с явной христианской сакрализацией умершего тела, мотивируют порядок своих действий жители с. Старая Гута Унечского р-на Брянской обл.: «Рушник на руку и еще обряжи-вали рушником гроб внутри: середину белую - где голова, а вышитые части по бокам. Как икону делали. Потом умершего так, чтобы рушник по бокам» (2013).
Желание выглядеть на том свете красиво определяет не только выбор одежды, но и обуви. Причем, как прави-
ло, женщины преклонного возраста, гардероб которых пополняется за счет подарков или покупок чем-то новым и особенно красивым, эти вещи часто не носят, а оставляют их «на смерть». Поскольку сельские жительницы начинают готовить такую одежду где-то с начала пенсионного возраста,
то в дальнейшем «смеретный» комплект не единожды дополняется и обновляется в соответствии с материальными возможностями хозяйки, увеличением ассортимента одежды в продаже. Так, по словам одной из наших собеседниц «раньше тапки одевали на ноги, а сейчас что-то получше. Я и то тапки выкинула. Мне родственница из Швейцарии привезла такие хорошенькие тапочки - как туфельки, с бантиками, с подошвой. Я их отложила» (пос. Андраны Мстислальского р-на Могилевской обл., 2005). Желание видеть себя красивой не только на этом, но и на том свете подчас вступает в противоречие с рассуждениями старых, руководящих похоронами людей, стремящихся сохранить старый и, по их мнению, разумный порядок. В таких случаях, обычно, выбирают компромиссный вариант. «В гроб что - это зависит от человека. Моя тетя очень любила косметику, любила краситься. И мы ее хоронили, положили ей косметику. И она когда болела, приготовила себе все, и туфли на высоком каблуке. А когда бабушки пришли: "Зачем Вы положили ее в туфлях на каблуках?!" Ну, купили тапочки и просто в гроб положили» (с. Новый Ропск Климовско-го Брянской обл., 2008).
В последнее время распространился обычай класть в гроб запасные предметы одежды, чаще всего еще один головной платок, а мужчинам рубашку — «чтобы там переодеться можно было». Интересно то, что иногда
дополнительные предметы
одежды укладывают в гроб особым образом, как бы имитируя человека, что, возможно, должно фиксировать сохранение, хотя бы символически выраженной, телесной сущности умершего. «В гроб все, чем пользовался. Чтобы мог переодеться: трусы, маечка, трико. Головной убор в изголовье - кепка. Брючки, рубашка. Это все укладывают на дно, так же, как человек лежит, как одевают. Затем сверху материей. Затем человека одетого. (Зачем?) Чтобы мог переодеться. И женщине также. То есть, как одеваетесь с головы до ног, так и укладывают. На ноги туфельки, а для замены тапочки. Женщине платочек и на замену. Девушке - либо без головного убора, либо шарфик» (г. Спас-Деменск Калужской обл., 2010).
Как правило, и сейчас одежда на смерть - аккуратно и продуманно собранная лежит в шкафах пожилых женщин. Не изгонять мысль о смерти, но заранее подготовиться к ней -это традиционное правило жизни и сейчас характерно для женщин пенсионного возраста, особенно в сельской местности. Как правило, они без какого-либо стеснения или суеверного опасения, а отчасти и с чувством гордости, показывают ее при этнографических изучениях похоронной обрядности, нередко готовы даже сразу примерить похоронный наряд. Встречаются и локальные поверия, смысл которых, по-видимому, актуализация статуса приготовленной одежды - как одежды для загробного мира, что уместно и логично в самую большую поминальную субботу в храме - как пространстве, соединяющим земной и небесный мир. По воспоминаниям пожилой женщины с. Хмелита Вяземского р-на Смоленской обл. ее «мама говорила, что раз в год на Духовскую субботу одевали
в церковь смеретную одежду» (1987).
Локально бытующие рассказы с сюжетами о специфике пребывания на том свете служат своего рода инструкцией для живых, давая наказ предусматривать при снаряжении умершего все «особенности» жизни за гробом. В качестве примера приведу сообщение из дер. Пу-гачиха Невельского р-на Псковской обл.: «А еще говорят, что, если уши проколоты, это мне одна старуха в Устье сказала, и когда умрешь, нужно обязательно сережки. Если у тебя не будет сережек, то на том свете тебе втянут змею в уши, будут змеи в ушах» (2010).
Как и повсюду, умерших до замужества девушек местные жители одевают в свадебный костюм. Это не новый обычай, и в XIX в. из разных губерний приходили сообщения
с описанием проводов неженатой молодежи - организации так называемых свадеб-похорон, обрядовое наполнение которых, в том числе и похоронная одежда, имели локальные отличия [5, с. 92-93]. По сведениям из Юхновского у. Смоленской губ., относящемуся к концу XIX в. «девушек хоронят как к венцу, во всем белом, голова платком перевязана, полотенцем покрыта. Девки несут, перевязанные под руку через плечо утиральниками, как дружки свадебные, на дугу лошади красные платки» [14, 16]. После 1950-х годов на всей территории бывшего советского Союза утвердился единый свадебный вариант -белое платье, этот вариант одновременно стал и похоронной одеждой девушек. Именно так их одевали на памяти пожилых женщин в 1950-1960-е годы, сохраняя при этом девичий головной убор: «девушку - как невесту, в белое платье. Сейчас фату, раньше только платок по-девичьи» (с. Самолва Гдовского р-на Псковской обл. 1986).
Символический смысл ритуального оформления статуса невесты с течением времени также претерпел некоторые изменения. Согласно учению церкви, нашедшему подтверждение в обширной житийной литературе, исключенность интимных отношений, тем более добровольное безбрачие, становились залогом девичьей чистоты, давали основание наделять умерших девушек статусом «Христовых невест» с последующим, соответственно, нахождением их среди святых в небесном мире. Но еще и в дореволюционных материалах можно встретить указания на то, что в народных представлениях присутствовали и более конкретные, земные картины «брачной» жизни умерших до замужества девушек [3, 298299]. Современные комментарии по поводу символики свадьбы-похорон еще более однозначны и конкретны: девушка не вышла замуж здесь, на земле, то есть не получила, в соответствии с традициями земной жизни, своей пары. Следовательно, она выйдет замуж «там». Однако определение этого пространственно-временного «там» варьирует от полной неопределенности до перенесения земной жизни в мир загробный. Можно добавить, что свадебные атрибуты невинности - белое платье и фата никак не соотносятся с реальной ситуацией, имеет значение лишь молодой возраст умершей и отсутствие официальной регистрации брака.
В качестве дополнения к характеристике современного отношения к загробной участи девушек приведу рассказ молодой жительницы Россонского р-на Витебской обл. Сюжет данного рассказа делает очевидным реалистическое видение загробной жизни, как бы дублирующей или замещающей земную. «Девушка умерла, подруга. В обязательном порядке нужно хоронить в свадебном платье,
а ее похоронили без свадебного. Снится она матери и говорит: "Мама, что же? Я нашла себе здесь мальчика, мы полюбили друг друга, я собираюсь за него замуж выходить. Но у меня нет свадебного платья. Что же мне делать?" И так три раза. В деревне умер парень, утонул. Завтра его хоронят. И вот в эту ночь снится: "Он завтра ко мне придет, передай ему платье". Его хоронят, рядом с ним ложат платье. И все. И в эту ночь сон: "Мама, я благодарю тебя, раз ты передала мне платье, значит ты меня благословила"» (2000).
Обычаи окружающего православного мира влияют на обрядовую практику староверов, показывая и неизбежные заимствования (особенно
у поповцев Белоруссии) и, одновременно, устойчивость их собственных похоронных традиций. Как обычно, именно во снах иной мир дает возможность увидеть и понять печальные результаты отхода от своих традиций. Приведу рассказ пожилой староверки из д. Огород-ня Гомельская Добрушского р-на о своей умершей внучке-подростке, в нахождении которой среди ангелов она, как женщина верующая, не сомневается. Однако полному благополучию внучки в загробном мире мешает ее похоронный наряд. «Вот так все маленькие. Так сказали, что она у ангелов. И владыка говорил, она уже ангел. Нашу Иру одели как на свадьбу, даже в фате. И мне сон. Тапочки ей положили и платочек положили, а так в туфлях. И в трусиках. И сон мне: фата, труси, а тут ничего. Я тогда говорю: девки, идьте на базар, куп-ляйте рубашку, купляйте чулки и везите - Ирка голая лежит -в трусиках. Так они поехали, купили рубашку длинную с длинными рукавами и чулки, раскопали могилку, сбоку все это закопали» (2010).
Реальность бытия
в загробном мире особенно очевидна в поступающих от умерших просьбах о передаче тех или иных вещей, отсутствие которых делает пребывание в загробном мире некомфортным. И, прежде всего, такие просьбы касаются одежды или обуви. Чаще всего это жалобы на то, что холодно или неудобно ходить. Иногда, предвидя данную ситуацию, молодым женщинам надевают на ноги выходные туфли, но дополнительно кладут и удобные тапочки. Испрошенные предметы передают, как правило, с ближайшим покойником, о кончине которого с указанием адреса сообщает через сонное видение сам умерший. Данную практику можно считать сейчас повсеместно принятой на всем пограничье. Из многочисленных рассказов на данную тему хотелось бы привести один, в котором для нас интересны два момента. Во-первых, небольшие нюансы пребывания на том свете, на которые жалуется умершая, подчеркивают «земной» характер загробного бытия, и, во-вторых, обоснованность и эффективность отправления необходимой вещи полностью признается и поддерживается
общественным мнением. «У соседки умер муж. И как мужа ее хоронили, прибежала женщина с халатом. Умершая дочь приснилась, просила халат: "а то что-нибудь начну делать, а я во всем чистом". И сказала, куда отнести. Но почему-то хозяйка не захотела положить. Та плакать, а соседи отвели ее в сторону, говорят: "вечером придете, сделайте ямочку и халат туда"» (пос. Андраны Мстиславского р-на Могилев-ской обл., 2005).
Мы охарактеризовали общие особенности похоронного костюма русско-белорусского-украинского пограничья.
К сказанному можно добавить, что сопоставление русской, белорусской и украинской обрядовой культуры показывает единый, при некоторых локальных отличиях, путь трансформации похоронной одежды, что определяется единой логикой иррационального видения жизни за гробом.
Литература:
1. Добровольский В.Н. Смоленский этнографический сборник. Ч.П. — СПб., 1894.
2. Ивлева Л.Н. Представления восточных славян о нечистой силе и контактах с ней. — СПб., 2004.
3. Листова Т.А. Мир святости в народном понимании. // Святыни и святость в жизни русского народа. — М., 2010
4. Маслова Г.С. Народная одежда русских, украинцев и белорусов в XIX - начале XX в. // Восточнославянский этнографический сборник. / Труды Института этнографии. Т. XXXI. — М., 1956.
5. Маслова Г.С. Народная одежда в восточнославянских традиционных обычаях и обрядах XIX — нач. XX в. — М., 1984.
6. Народная традиционная культура Псковской области. Т. II. — СПб-Псков. 2002.
7. Обряды русской православной церкви. Погребение. Б/г, Смоленск.
8. Седакова О.А. Поэтика обряда. Погребальная обрядность восточных и южных славян. — М., 2004.
9. Сильченков Н. Практическое руководство при совершении приходских треб. — СПб., 1994. (репринт изд-я 1888 г.).
10. Шейн П.В. Материалы для изучения быта и языка русского населения Северо-Западного края. Т. I. Ч. I. — СПб., 1887.
11. Архив Русского Географического общества (далее АРГО). Р. 5. Оп. 1. Д. 7.
12. АРГО. Р. 46. Оп. 1. Д. 18.
13. Архив Российского этнографического музея. Ф. 7. Оп. 1. Д. 1644.
14. АРГО. Ф. 12. Оп. 1. Д. 20.
